316-я стрелковая...

Ташкент. Типично восточный город с узкими улочками в обрамлении пирамидальных тополей, быстрыми арыками на обочинах. Высокие глинобитные ограды домов, сливающиеся по уличному порядку в оплошную, будто крепостную, стену.

Но это на окраинах. В центре над этим заметно довлеет современный архитектурный стиль. Здесь уже широкие, схожие с московскими улицы, зеленые скверы, фонтаны, кварталы многоэтажных домов.

До штаба округа добрался полупустым в этот час полуденной жары трамваем. Дежурный по штабу, подтянутый командир со шпалой в петлицах, прочитав мое предписание и внимательно изучив удостоверение, тем не менее счел нужным еще раз уточнить:

— Майор Марков? Из Москвы?

— Так точно.

Капитан вернул документы, козырнул:

— Вас, товарищ майор, ждет начальник артиллерии округа генерал Рябов. Его кабинет на втором этаже, пятая дверь слева по коридору.

Поднимаюсь на второй этаж, нахожу нужную мне дверь. На ней табличка: «Генерал-майор П. С. Рябов».

Постой-ка! Рябов, Рябов... К тому же и эти инициалы... Уж не Петр ли Сергеевич? Не может быть! Хотя... Генерал... А почему бы и нет? Ведь столько лет прошло. Рябов... Да нет, случайное совпадение. А если...

Волнение схватывает горло. Неужели это все-таки тот Петр Сергеевич Рябов, командир дивизиона из артполка 37-й стрелковой дивизии? Тот самый капитан, у которого я, тогда еще носивший лишь по два кубика в петлицах, служил начальником разведки?

Одернул сам себя: «Спокойнее. Сейчас все прояснится. К тому же... Если это и в самом деле твой бывший командир дивизиона, [170] так что из того? Он сейчас высота, начальник артиллерии округа! Так что...»

Решительно открыл дверь генеральского кабинета. Шагнул вперед и... Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы убедиться: он! И как ни готовил внутренне себя там, за дверью, растерялся. Запинаясь, выдавил:

— Разрешите... товарищ генерал?

Он почти не изменился за те десять лет, что мы с ним не виделись. Те же черные, без намека на седину волосы. Открытое, чисто русское лицо. Тот же добрый прищур глаз. Только вот на высоком лбу вроде бы прибавилось морщинок. А может быть, просто старые, в свое время и не замечаемые, сейчас углубились, обрели четкость.

В ромбовидных петлицах — по две звездочки. Генерал-майор. Что ж, за такого человека можно только порадоваться!

Было видно, что и Петр Сергеевич рад этой встрече. Встал из-за стола (высокий, по-прежнему суховатый), шагнул вперед, обнял.

— Ну, здравствуй, Виталий Иванович. Сколько лет, сколько зим! А я-то поначалу подумал: он — не он? Личное дело открыл, убедился — ты. Дежурных вот уже несколько дней предупреждаю: появится майор Марков, сразу ко мне.

Выходит, личное дело меня опередило?

Между тем Петр Сергеевич увлек меня к столу, усадил. Сам опустился в кресло напротив. Не попросил, потребовал:

— Ну, рассказывай, где тебя все эти годы носило? Что сейчас из академии — знаю. А до этого где служил? Помнится, что из Клинцов тебя в Бобруйск перевели? Если не ошибаюсь, помначштабом артполка по оперативной части, так?

— Так точно, товарищ генерал.

Рябов поморщился. Потом, слегка пристукнув по столу ладонью, сказал:

— Вот что, Виталий Иванович, ты эту официальщину оставь. Разговор у нас с тобой сейчас внеслужебный, дружеский. Ну, а уж когда по службе столкнемся, — не обессудь. Сам небось помнишь мой принцип: с друзей и знакомых — спрос вдвойне. Не забыл?

— Помню... Петр Сергеевич.

Мне с трудом давался предложенный генералом тон разговора. Но Петр Сергеевич, вроде бы и не замечая моих трудностей с перестройкой, снова ухватился за ниточку прерванного было разговора:

— Значит, в Бобруйск. А оттуда куда? Или до самой академии там прослужил? — Пояснил: — Ты не удивляйся моему неведению. Я ведь лишь в начало да в конец твоего личного дела заглянул. Все дела да заботы. Это вот сейчас, к счастью, свободный часок выдался. Так что...

— Да нет, Петр Сергеевич. — Сейчас с такой формой обращения [171] у меня вышло уже свободнее. — В Бобруйске я прослужил года два, не больше. Затем перевели в Смоленск. Помощником начальника штаба округа по кадрам.

— Понятно. А оттуда уже в академию.

— Нет, не оттуда. Из штаба округа попал в Витебск, начальником отдела кадров армейской группы.

— Ого! — удовлетворенно кивнул головой Рябов. — Неплохо! Выходит, опыта штабной работы тебе не занимать. Теперь понятно, почему тебя прислали именно на должность начальника штаба артиллерии дивизии.

— Это-то так, Петр Сергеевич, но... до этого мне все-таки по другим профилям приходилось идти: оперативная работа, кадры. А вот теперь...

— Ничего, Виталий Иванович, — подбодрил Рябов. — Не боги горшки обжигают. Втянешься. А кто такой начальник штаба? Это тот же кадровик плюс оперативник плюс... Словом, справишься. К тому же и академия у тебя за плечами. Хоть и два года ты в ней проучился, но все же... Жалко, конечно, что недоучился, но... — Встал, заложил руки за спину, начал мерять шагами кабинет, продолжая на ходу: — Не у одного у тебя учеба прервалась. Эта война миллионам людей планы порушила, жизнь исковеркала. Но ничего. Придет время, доучишься. Если живым, конечно, останешься. Потому как — в этом я нисколько не сомневаюсь — испытания нас ждут впереди и долгие, и тяжкие, Всякое может случиться, — Остановился передо мной, качнулся с пяток на носки и закончил убежденно: — А фашистов мы разобьем! И мокрого места от них не останется, вот увидишь! Ну, а пока... Ты слышал, что гитлеровцы уже к Днепру подошли?

— К Днепру?! — даже привстал я от изумления. — Нет, не слышал. Да и откуда? Ведь с восьмого июля в дороге. Неужели к Днепру?

— Больше того, — Рябов снова усадил меня на стул, — по последним данным, десятого июля их танковые дивизии в нескольких местах форсировали реку. Но, — поднял вверх указательный палец. Повторил с ударением: — Но! Форсировать-то форсировали, но прорвать оборону наших войск на левом берегу так пока еще и не могут. Что из этого следует? А то, что тормозить начинает фашистская военная машина, пробуксовывать. Зарвались господа гитлеровские генералы, силы свои переоценили. Думали, что и здесь их нечто похожее на увеселительную прогулку ждет. Нет уж, господа фашисты! Ошибаетесь!

Петр Сергеевич снова прошел к своему креслу, сел. С минуту, хмурясь, молчал, о чем-то сосредоточенно думая. Но вот словно бы очнулся, ударил ладонью по подлокотнику, улыбнулся:

— Ну да ладно об этом. В кои веки встретились, а разговор ведем... Оно и понятно. У кого чего болит, тот о том и говорит. — [172] И тут же, без перехода, спросил: — Семья-то в Москве осталась или как?

— Да нет, не в Москве. Перед самым отъездом сюда я ее В Пензенскую область отправил. В Кузнецк, есть там такой городок, Думаю, теперь уже и на месте должны быть. Времени-то уже больше недели прошло.

— Там что, родственники какие-нибудь?

— Нет. Просто несколько семей моих сокурсников туда отправилось.

— Понятно, — кивнул Рябов. Пояснил: — Ну а мои здесь, со мной. Неплохо б было сейчас домой заскочить. Тем более что и жена тебя помнит. Но... — взглянул на часы, — мне через полчаса на доклад к командующему. Когда освобожусь, неизвестно. А твой поезд в шестнадцать тридцать отходит. То есть уже через два часа.

— Снова ехать? А куда?

— В Алма-Ату. Там триста шестнадцатая стрелковая дивизия формируется. С этой минуты, считай, твоя родная.

— Ясно, — поднялся я. — Тогда разрешите мне отправиться, Петр Сергеевич? Ведь пока до вокзала доберусь, пока...

— Не спеши, — остановил Рябов, — успеешь. До вокзала, на моей машине подъедешь, я распоряжусь. Документы на тебя — вот они, два дня как заготовлены. И если б ты вовремя приехал...

— Но ведь это от меня не зависело, — начал оправдываться я. — Поезд-то на каждой почти станции застревал. Все воинские эшелоны пропускали.

— Знаю. Но я не про то. Просто жалею, что ты двумя-тремя сутками раньше не появился. Тогда б я тебя, глядишь, и задержал бы здесь на денек. Но сейчас, к сожалению, не могу. В дивизии-то уже артполк начал формироваться, матчасть потоком идет. А артиллеристов дивизионного управления — ноль без палочки. Ни начальника артиллерии дивизии, ни его начштаба, ни даже помначштаба нет. Правда, теперь-то хоть начальник штаба артиллерии появился. Ты. Вот почему и спешка такая. К тому же я слово комдиву дал: как только кто-либо из артиллеристов появится, сразу — к нему.

— Но о чем разговор, Петр Сергеевич? Конечно же я немедленно еду в дивизию.

— Ну вот и хорошо. — Генерал встал, протянул на прощание руку: — Езжай, Виталий Иванович. — Но тут же спохватился: — Да, вот еще что. Коль ты пока в дивизии будешь, так сказать, главным артиллерийским начальником, един в трех лицах, то на тебя и ляжет обязанность ежедневно — повторяю, ежедневно! — информировать меня о состоянии дел в триста шестнадцатой. Разумеется, в плане нас с тобой касающемся. Понятно?

— Ясно.

— Вот теперь иди. Машина будет ждать тебя у подъезда. [173]

Военком был хмур и, видимо, смертельно устал, но тем не менее очень внимательно прочитал поданное мной предписание, кивнул гладко выбритой головой:

— Понятно. — Повернулся к сидящему у настежь открытого окна другому военному, сказал, ткнув в мою сторону зажатым в пальцах предписанием: — А вот вам и попутчик, товарищ батальонный комиссар. Майор Марков тоже в триста шестнадцатую.

— Серьезно?! — обрадованно воскликнул тот, вскакивая со стула. Быстро подошел, протянул руку. Представился: — Александр Фомич Галушко. Назначен начальником политического отдела дивизии.

— Майор Марков, — в свою очередь назвался и я, — Виталий Иванович. Прибыл на должность начальника штаба артиллерии дивизии.

— Рад, очень рад! — тряхнул мою руку Галушко. — Ну-у, теперь и ожидание не в тягость. А то сижу тут, скучаю. Товарищу военкому конечно же не до меня. К нему то и дело звонки, звонки. Трубка небось уже нагрелась.

— Ну так что же вы тогда тут сидите? — недоуменно посмотрел я на батальонного комиссара. — Давно бы уже и штаб дивизии разыскали.

— Как же, разыщешь, — бросил тот косой, но совершенно не сердитый взгляд на военкома. — Этот капитан на меня, можно сказать, арест наложил. Я уж к нему и так, и эдак. Не говорит, где штаб дивизии расположился, и все тут! Напускает таинственность, велит, видишь ли, машину ждать. А ее, как я понимаю, на волах тянут. Уже битых полчаса здесь околачиваюсь. Да за это бы время... Не барин, и пешком бы дотопал.

— Опять вы за свое, товарищ батальонный комиссар, — устало улыбнулся военком. — Сказал же, сейчас прибудет машина. Колесо у нее спустило, камера-то латка на латке.

— «Сейчас», — добродушно буркнул Галушко. — Как бы не так!

Сухопарый, чуть выше среднего роста и, видимо, большой непоседа, батальонный комиссар откровенно тяготился вынужденным бездельем.

— Но что я могу поделать? — виновато развел руками военком. — Пустить вас одних на поиски штаба дивизии? Не имею права. Я уже объяснял вам, товарищ батальонный комиссар, что у меня приказ — командиров и политработников дивизионного звена доставлять в штаб только на машине. Она ж специально для этого и выделена. И если б не эта история с баллоном...

— Приказ, приказ, — хмуря аккуратные, слегка выгоревшие брови, пробурчал Галушко. Но тут же повеселел, спросил военкома: — Приказ-то вашего начальства, так? Ну а мы с майором Марковым...

— Да нет, товарищ батальонный комиссар, — снова улыбнулся тот, — не только моего начальства, но и вашего. Приказ-то отдал [174] генерал Панфилов, командир триста шестнадцатой дивизии. Он ведь одновременно является и начальником гарнизона. А не выполнить приказ Ивана Васильевича...

— Ну, если так... — заметно стушевался А. Ф. Галушко. Откинулся на спинку стула, добавил: — Это совершенно меняет дело. Тогда ждем. — Но через секунду снова подался вперед, пытливо спросил военкома: — Что, крут наш комдив?

— Да как вам сказать, товарищ батальонный комиссар, — пожал плечами тот. — Не так чтобы и крут, но в то же время... Приказ такого человека не выполнить совесть не позволит. Я ведь Ивана Васильевича не первый год знаю. Да и только ли я? Почитай, вся среднеазиатская военкоматовская братия его знает.

— Вон даже ка-ак! — удивленно вскинул брови Александр Фомич. — Это почему же у нашего комдива такая известность?

— А как же, — заметно оживился военком. И даже серое от систематических недосыпаний лицо его слегка порозовело. — Во-первых, прежде чем получить назначение на вашу дивизию, Иван Васильевич долгое время был военкомом Киргизии. Ну, а во-вторых... Он ведь герой гражданской войны, чапаевец. Награжден двумя орденами Красного Знамени! Да за таким человеком...

Телефонный звонок прервал его на полуфразе. Взяв трубку, капитан внимательно выслушал чей-то короткий доклад, удовлетворенно кивнул головой и, дав отбой, весело сообщил нам:

— Машина у подъезда, товарищи командиры.

— Вот це добре! — перешел на смешанный русско-украинский говорок батальонный комиссар, вскакивая. Бросил мне: — Едем, Виталий Иванович. Ну, а с вами, товарищ военком... до побачення, як кажуть украинци.

Мы вышли из кабинета.

* * *

Машина, постукивая изношенными клапанами, то и дело чихая, тем не менее довольно ходко катила нас по широкой (не то что в Ташкенте) алмаатинской улице. Александр Фомич, в кабинете военкома такой шумливый и непоседливый, теперь притих, уйдя в какие-то одному ему ведомые думы. Но вот не выдержал, повернулся с переднего сиденья ко мне, поделился волновавшими его мыслями:

— А я вот все размышляю, Виталий Иванович. По всему видать, комдив наш — человек и в самом деле незаурядный. А коли так, то какими же тогда должны быть мы, помощники его? Вам-то, естественно, легче. За плечами — годы службы, почти, как вы только что сказали, законченная академия. А мне... Вот сейчас сижу и сам себя по косточкам перебираю. Как-никак, а начальником политотдела в дивизию еду. Справлюсь ли? Ведь кто я такой? Когда-то, конечно, служил. Когда-то... Да от этого [175] у меня, считайте, одни лишь воспоминания остались. Последние годы в обкоме партии работал. И тут — на тебе! — война! Все кувырком. Пошел в военкомат. А перед этим еле свое начальство уломал. Не отпускали. Но все-таки добился, призвали. Навесили шпалы в петлицы. Шпалы... Да мне б и кубарей достаточно. Пойти бы политруком роты, глядишь, в самый раз было бы. Так нет, военком пояснил: номенклатура, мол, у тебя, Александр Фомич, более высокого ранга. Начальником политотдела дивизии пойдешь. А какой из меня начальник политотдела? Если б, к примеру, в эмтээс — справился бы. А в дивизии... Тут, согласитесь, специфика.

— Так и мне ж, Александр Фомич, никогда раньше не приходилось начальником штаба артиллерии быть, — решил хотя бы этим подбодрить я Галушко. — Тоже вот еду и гадаю: с чего начать? И справлюсь ли?

— Правда? — вроде бы даже повеселел тот. — Значит, тоже страшновато?

— Страшновато.

— Ну тогда еще куда ни шло. — Галушко облегченно вздохнул. Признался: — А то уж я подумывать начал, что один такой... в себе неуверенный. А вам, дескать, армейцам, все нипочем.

Машина резко затормозила.

— Что, уже приехали? — пригнулся к боковому стеклу Галушко.

— Так точно, товарищ батальонный комиссар, — ответил ему шофер. — Штаб дивизии аккурат в этой вот школе и располагается.

— Ну что ж, Виталий Иванович, — засуетился Александр Фомич и вытянул из-под ног свой небольшой чемоданчик. — Как говорится, станция Березай, хочешь не хочешь, а вылезай. Шагнем навстречу неизвестности, а?

— Да уж придется, — в тон ему ответил я, открывая машинную дверцу.

У здания школы, хотя здесь и располагался штаб формируемой дивизии, в этот утренний час — а было что-то около восьми утра — царило безлюдье. И лишь у главного входа, чуть в стороне от часового, стояло двое военных, судя по наплечным ремням — командиры. Мы смело направились к ним. Но на полпути А. Ф. Галушко, шедший несколько впереди меня, неожиданно замедлил шаг, сказал вполголоса:

— А ведь один из них генерал, Виталий Иванович. Уж не сам ли Панфилов?

— Не знаю. Я ведь его тоже ни разу в глаза не видел.

Стоявшие на крыльце заметили нас, прервали разговор, обернулись. У того, что постарше, сутуловатого, до шоколадного цвета загоревшего, и в самом деле по две звездочки в петлицах. Панфилов? Не может быть. Из рассказа военкома я уже успел мысленно набросать портрет своего будущего комдива. Как мне [176] казалось, он должен бы быть эдаким бравым, ширококостным богатырем. И обязательно с пышными, как у Буденного, усищами. А этот... среднего роста, да и вообще склада совершенно не героического. Прищур глаз узкий, монгольского типа. На слегка удлиненном лице — квадратные, далеко не буденновские, черные усики!

Нет, это не Панфилов. Наверняка какой-нибудь генерал из штаба округа, инспектирующий.

Батальонный комиссар тем временем уже подошел к крыльцу и, неумело прищелкнув каблуками, вскинул руку к головному убору. Обратился тем не менее правильно, по-уставному:

— Товарищ генерал, разрешите обратиться? Батальонный комиссар Галушко.

— Слушаю вас, товарищ батальонный комиссар. — Генерал слегка расправил свои сутуловатые плечи. Монгольский прищур глаз стал еще заметнее.

— Нам нужен командир триста шестнадцатой стрелковой дивизии генерал-майор Панфилов.

— Я Панфилов.

— Вы?.. — Галушко обернулся ко мне, будто ища поддержки. Но тут же сам справился с секундной заминкой, закончил, снова обращаясь к Панфилову:

— Прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы.

— А на какую должность, товарищ батальонный комиссар?

— Начальником политического отдела дивизии, товарищ генерал.

— Выходит, вам пополнение, Сергей Александрович, — взглянул на стоявшего рядом с ним старшего батальонного комиссара Панфилов. — Знакомьтесь. — И первым протянул Галушко руку. — С благополучным прибытием, товарищ батальонный комиссар. Кстати, как ваше имя и отчество?

— Александр Фомич, товарищ генерал.

— Так вот, Александр Фомич, знакомьтесь с вашим непосредственным начальником. — Отступил в сторону, показал рукой на коренастого, круглолицего, с правильными чертами лица старшего батальонного комиссара: — Сергей Александрович Егоров, комиссар дивизии. — Перевел взгляд в мою сторону, опередил вопросом официальное представление: — И вы к нам, товарищ майор? — Скользнул взглядом по петлицам и, как показалось, радостно вскинул брови: — Артиллерист? Уж не долгожданный ли начальник артиллерии?

— Никак нет, — козырнул я. И запоздало представился: — Майор Марков. Прибыл на должность начальника штаба артиллерии дивизии.

— Ну да все равно, — сжал мою руку И. В. Панфилов. — Главное — артиллерист! Вы мне, батенька, как воздух нужны. — Испытующе смерил меня с ног до головы. И неожиданно сказал: [177] — Поедете сейчас вместе со мной. Как, в состоянии? Или устали с дороги?

Что ответить? Сказать генералу, что буквально валюсь с ног от усталости, что за плечами семь суток вымотавшей нервы езды от Москвы до Ташкента, а потом еще и от Ташкента до Алма-Аты? Но кого сейчас этим удивишь? Война! Устал? Ну а он, генерал? Хоть и выбрит гладко, и. подворотничок нашит белее снега, но глаза, лицо красноречивее всяких слов говорят о том, что их хозяин тоже давно забыл, что такое нормальный человеческий сон. Оно и понятно: идет формирование дивизии. А это дело даже в мирное время сопряжено со многими треволнениями. Сейчас же и подавно. Значит...

Ответил как можно бодрее:

— Никак нет, товарищ генерал, не устал.

— Вот и хорошо, — потеплел глазами Панфилов. — Значит, едем! Вон уже и машина моя подошла.

* * *

Дорогой И. В. Панфилов вводит меня, выражаясь военным языком, в обстановку. А она такова: артиллерийского полка, в который мы сейчас едем, по сути дела, еще и нет. Есть лишь его номер — 857-й — да едва ли один дивизион личного состава. Правда, матчасть уже получена. Орудия новые, будто только что с завода.

— Но пока все это, к сожалению, стоит без движения, — вздыхает комдив. — Неувязки буквально на каждом шагу. Вот хотя бы в этом случае. Матчасть прислали, а конский состав еще только обещают. Да и людей в полку, как говорится, кот наплакал. Сейчас бы расчеты, взводы, батареи сколачивать, практические занятия проводить, а как? Времени впустую убитого жалко, ведь его, думается, нам будет отведено не так-то уж и много.

— А в стрелковых полках как с артиллерией, товарищ генерал?

— Вот там с этим делом гораздо лучше, — оживляется Панфилов. — Укомплектованность батарей полная, занятия идут по расписанию.

— В полку, значит, артбатарея? А почему не дивизион?

— Дивизион... — нахмурился комдив. — Поначалу так нам и было спущено: в стрелковом полку формировать артдивизион. Но только принялись за дело, бац — новое штатное расписание: в полку — батарея. На том пока и остановились.

Некоторое время ехали молча. Вот уже и городская окраина осталась позади. По обе стороны дороги тянулись фруктовые сады. Густой аромат спелых яблок проникал даже в машину. Невольно вспомнилось, что со вчерашнего полузавтрака-полуобеда на ташкентском вокзале у меня еще не было во рту ни [178] крошки. И чтобы отвлечься от ненужных воспоминаний о еде, спросил командира дивизии:

— А как в артполку с командным составом, товарищ генерал? Прибывает?

— Вот-вот, — повернулся ко мне Панфилов. — Своевременный вопрос, Виталий Иванович. Я только что хотел поговорить с вами на эту тему. Дело в том, что командно-политический состав прибыл туда уже полностью. Но по должностям так до сих пор еще и не распределен. Командир полка объясняет это отсутствием личного состава. Но, думается, пора уже повернуться к этому вопросу лицом. Посему ваша первейшая задача на сегодня — помочь командиру восемьсот пятьдесят седьмого разобраться в штатах, определить, кто из командиров на что годится. Предупреждаю: задача эта не такая уж и простая, какой может показаться на первый взгляд. Учтите, подавляющее большинство командиров прибыло в полк из запаса. Вот и поищите среди них толковых, знающих людей. Особое внимание, естественно, обратите на кадровых командиров. Такие тоже есть. На кубари да шпалы в петлицах не смотрите. Толковый, скажем, лейтенант. Смело выдвигайте его не только на батарею, но и на дивизион. — Генерал помолчал. Но потом снова заговорил. Теперь уже о самом командире полка: — Кстати, несколько слов о подполковнике Курганове. Георгия Федоровича я знаю давно, когда-то вместе басмачей громили. Волевой командир, прекрасный организатор. Но учтите, что в прошлом Курганов — зенитчик. А на этой должности... Словом, ему нужна помощь.

— Понятно, товарищ генерал.

Продолжить разговор нам не удалось. Дорога, вильнув круто влево, открыла взору довольно обширную поляну с рядами таких знакомых мне еще по академическим выездам в лагеря брезентовых палаток.

— Ну вот мы и приехали, — сказал Панфилов, жестом руки приказав водителю съехать на обочину и остановить машину. — Тут-то и располагается наша ударная сила — артполк. Количество палаток пусть вас не смущает. Добрых две трети из них пустые. Пока пустые.

Он первым вышел из машины. Я последовал за ним. Придерживая рукой шашку, к нам уже подбегал какой-то командир с красной повязкой на рукаве. Метрах в пятнадцати от машины он перешел на четкий строевой шаг и, приблизившись к Панфилову, вскинул руку к головному убору.

— Товарищ генерал...

— Вольно, товарищ лейтенант, — остановил дежурного комдив, разглядев у того в петлицах по два перламутровых кубика. — Молодец, хорошо несете службу! Командир полка на месте?

— Так точно, товарищ генерал. Подполковник Курганов... Да вон он и сам поспешает, — оглянулся через плечо лейтенант. [179]

Подполковник Г. Ф. Курганов шел скорым шагом, на ходу расправлял под ремнем складки гимнастерки.

— Что, Георгий Федорович, — упреждая его доклад, улыбчиво спросил Панфилов, первым протягивая руку для приветствия, — потревожил я тебя? Но ничего, ведь по делу. Вот, знакомьтесь, — кивнул головой в мою сторону. — Майор Марков, начальник штаба артиллерии дивизии. Только что прибыл и, как говорится, — с корабля на бал. Так что прошу любить и жаловать.

— Подполковник Курганов, — суховато представился Курганов, окидывая меня коротким, оценивающим взглядом. — Командир артиллерийского полка.

Обмениваясь с подполковником рукопожатием, я одновременно с любопытством рассматривал его. Невысокого роста, сухощавый. Глаза неулыбчивые, холодновато-спокойные. Невольно подумалось: «Да-а, трудновато мне будет с ним. Ведь если такой упрется...»

Но, забегая несколько вперед, должен признать, что это мое опасение оказалось, к счастью, ошибочным. Те полгода с небольшим (в феврале 1942 года в бою под СоколовоГеоргий Федорович был тяжело ранен и больше не вернулся в нашу дивизию), что мы провели вместе (по роду службы мне, естественно, больше всего приходилось работать в артиллерийском полку), выявили в Курганове и покладистость, и способность трезво, с партийных позиций подходить к оценке любого своего решения.

Но, повторяю, это выявится со временем. А пока же...

Представив нас друг другу, генерал И. В. Панфилов, взглянув на часы, совершенно неожиданно предложил:

— Ну вот что, товарищи артиллеристы. Давайте-ка договоримся так. В артполку мне, полагаю, пока что делать нечего. К тому же и вас теперь двое. Знакомьтесь дальше, решайте вопросы, какие сочтете нужными. Кстати, дорогой мы с Виталием Ивановичем уже кое-какие из них наметили. Вот и действуйте. Ну а я... Я, как пехотный генерал, с вашего позволения пехотой и займусь. Возражений нет?

— Никак нет, — почти в один голос ответили мы с подполковником Кургановым.

— Вот и хорошо. Тогда до вечера. Где-то часам к девятнадцати я снова подъеду к вам.

Панфилов уехал. Мы остались одни. Минуты две длилось какое-то неловкое молчание. Первым нарушил его Г. Ф. Курганов. Все с тем же непроницаемым лицом он указал рукой в сторону палаток:

— Прошу, товарищ майор, — и сам пошел первым. Я последовал за ним.

У палатки с дощечкой над входом «Штаб полка» на столе, сбитом из полуоструганных досок, совсем по-домашнему пыхтел пузатый самовар, вразброс лежали сухари, галеты, куски сахара. [180]

Тут же, источая головокружительный аромат, стояла алюминиевая миска, доверху наполненная каким-то вареньем.

— Не желаете? — кивнул на все это богатство Курганов.

— С удовольствием, — согласился я. Снова вспомнилось, что почти уже двое суток ничего не ел.

Сели за стол. Подполковник налил себе и мне по объемистой пиале крепчайшего чаю. Я запротестовал:

— Чай в такую жару?! Нет уж, увольте, товарищ подполковник. Вот если только кое-что всухомятку перекусить...

— Зря, — слегка улыбнулся Г. Ф. Курганов. — Сразу видно, что вы в Средней Азии не служили, товарищ майор. Иначе б знали, что именно в жару чай — единственное спасение. Ничто другое не утоляет так жажду, как он.

— Серьезно? Что ж, можно попробовать...

Но не успели мы выпить и по первой пиале обжигающего рот напитка, как к столу подошел среднего роста, подтянутый батальонный комиссар. Увидев меня, он радостно проговорил:

— О, да у нас пополнение?! Уж не будете ли вы, товарищ майор, нашим долгожданным начальником штаба?

— Начальник штаба, да не тот, — отпарировал ему Курганов. И — мне: — Знакомьтесь, товарищ майор. Мой комиссар полка батальонный комиссар Скоробогат-Ляховский.

— Александр Иванович, — назвался батальонный комиссар, цепко обхватив мою руку узковатой, но до неожиданности сильной ладонью.

— Виталий Иванович Марков, — представился я. — Начальник штаба артиллерии дивизии.

— Ого! — удивленно вскинул брови Скоробогат-Ляховский. Но тут же снова рассмеялся: — Выходит, Виталий Иванович, я взял да своей комиссарской властью и понизил вас в должности? Но ничего. Как говорится, виноват, исправлюсь.

Странное дело, но приход этого веселого батальонного комиссара сразу как-то разрядил несколько скованную обстановку за столом. И даже подполковник Курганов, совсем не грозно супя брови, заметил ему подтаявшим голосом:

— И все-то у тебя, Александр Иванович, хиханьки да хаханьки. И когда ты у меня только серьезным станешь? Ведь комиссар полка, а как мальчишка, честное слово!

— Вот именно — комиссар! — поднял вверх указательный палец Скоробогат-Ляховский. Повторил: — Ко-мис-сар! А каким он должен быть, Георгий Федорович? Сухарем, буквоедом? Не-ет, дорогой мой командир! В нашем деле и веселое слово нужное дело делает.

— Да уж ладно, ладно, — отмахнулся от него Курганов, — Начнешь теперь демагогию разводить. — И вдруг пристукнул по столу кулаком, спросил строго: — Ты мне вот что, комиссар, скажи. Почему сегодня утром опять сухомяткой обошелся? Язву желудка себе хочешь нажить? Хоть бы чаю попил перед уходом. [181]

— Ну вот в этом виноват, признаю, — смущенно развел руками Скоробогат-Ляховский. — Торопился, Георгий Федорович. Все дела да заботы. Но вот в следующий раз...

Слушая командира и комиссара, я с удовольствием отметил у, казалось бы, не очень-то к этому предрасположенного Курганова: заботлив. И уже несколько по-иному начал смотреть на него.

* * *

Генерал И. В. Панфилов не появился ни в девятнадцать часов, как обещал, ни даже в двадцать ноль-ноль. И лишь когда заходящее солнце уже коснулось своей остывающей нижней кромкой Алатауских хребтов, от дороги послышались хрипловатые гудки автомобильных сигналов.

— Комдив, — первым высказал догадку Г. Ф. Курганов, вскакивая. Он, Скоробогат-Ляховский и я вышли из палатки штаба, в которой до этого подводили итоги сделанного за день. На дороге действительно стояла эмка Панфилова. Но генерал почему-то не выходил из машины. Вместо этого его водитель, заметив нас, снова дважды кряду требовательно просигналил.

— Видимо, комдиву некогда заходить в полк, — прокомментировал эти сигналы Скоробогат-Ляховский. — Поторопимся, товарищи.

Мы прибавили шагу.

Панфилов действительно торопился. Заметно уставший, но в то же время чем-то явно довольный, он сразу же пригласил меня в машину. Курганову же пояснил:

— Заходить не буду, недосуг. К тому же и незачем. Начштаба артиллерии дивизии мне по дороге все и доложит. — И не в силах больше сдерживать довольную улыбку добавил: — А ты готовься, Георгий Федорович. Завтра к тебе народ валом повалит. И конский состав прибудет. Серебряков меня по телефону у Елина разыскал, доложил. Так что жди.

— Спасибо за приятную новость, товарищ генерал, — сдержанно поблагодарил тот.

Мы тронулись.

— Ну докладывайте, Виталий Иванович, — повернулся ко мне Панфилов, едва палатки артполка скрылись за поворотом дороги. — Что успели сделать, что нет?

— Да все, что и намечалось, товарищ генерал, — ответил я. — Осмотрели артпарк. Пушки прекрасные, семидесятишестимиллиметровые. У гаубиц тоже калибр приличный — стадвадцатидвух.

— Командиров артдивизионов подыскали? — нетерпеливо перебил меня комдив.

— Так точно. Двое из них — старшие лейтенанты Анохин и Гвоздецкий — кадровые артиллеристы, прибыли в полк из академии. Так же, как и у меня, ускоренный выпуск. Ну а третьим [182] командиром дивизиона... Здесь мы единогласно сошлись на кандидатуре лейтенанта Петрашко. Он хоть и из запаса, но толковый, знающий командир. В этом я лично убедился.

— Беседовали с ним?

— Не только беседовал, но даже и проэкзаменовал по некоторым вопросам, товарищ генерал. Уверен, с дивизионом справится.

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул головой И. В. Панфилов. И вдруг спросил: — Ну а командир полка как вам показался? Только честно. Как думаете, справится на этой должности?

— Георгий Федорович? Что ж, если положа руку на сердце... Честно скажу, вначале я даже не знал, как себя с ним вести. Своеобразный человек. Улыбку из него, наверное, и клещами не вытащишь. Что же касается деловых качеств... Думаю, с полком справится.

— Понятно, — слегка врастяжку произнес Панфилов. Подтвердил: — Да, Георгий Федорович человек своеобразный. Оно и в самом деле, если со стороны посмотреть, то будто б только одним собой и живет человек. Но поверьте моему слову, Виталий Иванович, Курганов не такой. Я-то его лучше знаю. К примеру, если что для дела или людей нужно, он и карьеру свою не пожалеет, в заклад поставит.

«Что ж, — подумалось, — поживем, увидим. Нам ведь с Кургановым не один день вместе быть».