Врезался в землю...
Сегодня вылетов больше не будет, а на завтра готовься, — сказал Архипенко Чугунову в тот же день, когда Евгений сбил «раму». — Пора и тебе за ум браться, хватит сачка давить.
Он все еще надеялся отучить от трусости, заставить воевать человека, на которого в эскадрилье уже махнули рукой...
Утром всех разбудил глухой гул, доносившийся с запада. Это шла артиллерийская подготовка, которая возвещала начало наступления на Кировоград.
— Ну, сегодня придется подраться, держись только! — говорили летчики по дороге на аэродром и тут же прикидывали, кто в составе какой группы будет летать.
Ты с кем пойдешь, Эней? — спросил Виктор. — Федор говорил, что возьмет тебя.
— С кем пошлют, с тем и полечу, — огрызнулся Чугунов.
Он стоял у самой кабины трехтонки, глядя в сторону и загородившись от встречного ветра поднятым воротником летной куртки.
— Так сегодня же бои будут дай боже!
Чугунов ничего не ответил. Он и сам прекрасно знал, что начало активных действий наземных войск означает и начало больших воздушных боев. Наверняка, гитлеровцы бросят всю свою авиацию, чтобы сорвать наступление советских войск. «Опять «худых» куча будет... — думал он. — Нет чтобы всегда так, как вчера у Женьки: встретил одну «раму», сбил, и все!..» Он не стал задерживаться на стоянке — благо своего самолета у него не было, — а сразу прошел в землянку, затопил печку. Вскоре сюда пришли и остальные летчики.
— А, затопил уже печку. Молодец, только место мое не занимай.
Чугунов молча уступил место у дверцы Бургонову. Он о чем-то упорно думал и не следил за общим — разговором. Только приход Архипенко вывел его из оцепенения. Тревога промелькнула в его глазах, когда он взглянул на командира. Что-то он скажет? [80]
— Чего, Чугунов, смотришь? Ничего, здеся, не выйдет... Может, на второй вылет только, а сейчас Бобров нашу эскадрилью поведет. Сам подобрал группу...
Чугунова как подменили. Только что он с отсутствующим видом, сгорбившись сидел рядом с Бургоновым, а тут разом выпрямился, глаза его засверкали.
— Опять?! Так никогда летать не придется! Вы ж обещали!
— А что я мог сделать? Во второй вылет обязательно возьмем.
Подполковник Бобров любил иногда водить группы на задания, летал с разными эскадрильями. В этот раз он решил пойти с первой эскадрильей и повел восьмерку прикрывать наземные войска, ведущие наступление юго-восточнее Кировограда. Последние дни в воздухе было спокойно, но сегодня можно было ожидать встречи с противником. Было бы чудом, если бы встреча эта не состоялась. И действительно, еще на подходе к линии фронта все услышали по радио, что туда приближаются бомбардировщики. Вскоре показались и они сами — тридцать два Ю-87 под прикрытием четырех ME-109 и двух ФВ-190.
Фашисты были ниже наших истребителей и только подходили к линии фронта со стороны солнца. Благодаря преимуществу в высоте создавались все условия для успешной атаки.
Бобров качнул крылом — сигнал «внимание». Истребители пошли в атаку из очень невыгодного положения — под ракурсом четыре четверти, то есть под углом в девяносто градусов к линии пути бомбардировщиков.
Ястребки проскочили «мессеров» и «фоккеров» так, что те не успели ничего предпринять. Но атака не дала результатов. Слишком уж невыгодно было положение для стрельбы. «Лаптежники» как ни в чем не бывало шли своим курсом.
Для второй атаки положение создалось удобное — истребители оказались сзади и выше «юнкерсов». Но правильно говорили всегда на разборах Архипенко, Виктор и другие опытные летчики, что самая эффективная всегда первая атака...
На этот раз первой атаковала пара Королева. Евгений шел метров на сто пятьдесят сзади Виктора. Он видел, что строй бомбардировщиков сомкнулся за это время, ведущий «юнкерсов» построил маневр так, чтобы дать своим стрелкам возможность вести огонь. От «лаптежников» в сторону ястребков потянулись дымные трассы. Виктор пока не стрелял, шел на сближение. Ближе, ближе. Вот из носа его самолета брызнул сноп огня и потянулся к крайнему Ю-87. Тот загорелся и сразу же разломился пополам. Куски самолета, окутанные пламенем и дымом, посыпались на землю.
На большой скорости Виктор пронесся над строем бомбардировщиков и с левым разворотом стал набирать высоту для повторной атаки. Вслед за Королевым, заходя ему в хвост, начал разворачиваться ведущий «юнкерсов»... [82]
«У «лаптя» две пушки по тридцать миллиметров и пулеметы... Собьет сейчас...» — мелькнуло в голове У Евгения. Он даже не дал очереди по бывшему в прицеле бомбардировщику, а бросился к тому, ведущему.
— Витька! Круче вверх!
Огонь они открыли одновременно. Но Виктор был вовремя предупрежден о нежелательном «ведомом», а фашист — тот просто перестал существовать. Он как-то моментально исчез внизу, под самолетом Евгения.
Но он не видел, как упал «юнкерс». Не до того было. Частый сухой треск пулевых попаданий и разрывов снарядов вплелся в ровный рев мотора — по фюзеляжу и хвосту его ястребка ударила длинная очередь.
Самолет вздрогнул, его резко бросило влево, и он перешел в отвесное пикирование. Попытки вывести его не давали результатов: не хватало силы рулями высоты преодолеть сопротивление развороченного снарядом и загнувшегося стабилизатора.
Две тысячи метров... Полторы... Ястребок пикирует все так же отвесно. Евгений обеими руками тянет ручку управления на себя. Безрезультатно... «Триммер!» — мелькнула мысль, и он стал быстро вращать на себя штурвальчик триммера руля высоты, чтобы снять нагрузку с рулей. Пятьсот метров... Слишком низко. Он снова обеими руками тянет ручку. Самолет дрогнул, нос его, направленный до этого в одну точку на земле, стал потихоньку передвигаться. Под капот заскользила белая снежная степь. «Снегу сколько! — пришла ненужная мысль. — Вчера под Кривым Рогом совсем почти не было...» Очень медленно... Так не хватит высоты. Он посильнее уперся ногами в педали и изо всех сил потянул ручку. Казалось, такого напряжения не выдержит металл, согнется, сломается ручка... Но вот самолет быстрее стал выходить из пикирования. [83] Еще, еще... С катастрофической скоростью приближалась земля. Прыгать поздно... Евгений уже ясно видел место, куда должен врезаться самолет...
Только над самой землей ему удалось вырвать ястребок из пикирования. Туча снега, поднятого с земли винтом (он все-таки задел лопастями за снег) и воздухом, сжатым крыльями самолета, на миг заслонила все вокруг. Но ястребок тут же вырвался из этого облака и пошел вверх, туда, где еще продолжался воздушный бой.
Впрочем, продолжался он недолго. А то бы, наверное, плохо пришлось Евгению на его почти неуправляемом ястребке. Но вид фашистских бомбардировщиков и «мессеров», которые догорали на земле, пятная хлопьями черной копоти свежую белизну снега, сделал свое дело. Остальные «юнкерсы», сбрасывая бомбы на свои же войска, поодиночке удирали из боя. «Мессеры» и «фоккеры» проделали этот маневр гораздо раньше.
Восьмерка ястребков возвращалась домой. Семь из них шли в строю, а восьмой тянулся далеко сзади — Евгений никак не мог пристроиться к группе. На его счастье, фашистских истребителей поблизости не было...
Бобров и все остальные успели сесть и зарулить на стоянки, когда Евгений еще только подходил к аэродрому. Он сразу выпустил шасси, щитки и зашел на посадку...
Королев выключил мотор, расстегнул лямки парашюта, открыл дверцу и нехотя вылез на крыло. В его глазах все еще стояла картина взрыва на том месте, где его ведомый врезался в землю. Парашютистов в воздухе не было. Ни наших, ни немцев. Значит, все... [84]
Все прилетевшие самолеты моментально окружили механики, мотористы, оружейники. И у его ястребка собрался весь экипаж.
А рядом стоянка Евгения. Пустая. И никогда больше там не будет стоять его ястребок. И он сам не будет идти после вылета сюда с радостным или хмурым — в зависимости от результатов проведенного вылета — лицом. Вместо него оттуда идет Волков. Что ему сказать?.. Виктор печально опустил голову.
— Товарищ лейтенант, а где мой?
— Там... — Королев махнул рукой в сторону линии фронта, тяжело вздохнул и добавил: — Врезался в землю...
Самолет сильно «висел» на ручке: все время стремился опустить нос и перейти в пикирование, хотя триммер был выбран полностью. «Ничего, еще немножко, сяду...» Но со старта одна за другой взвились несколько красных ракет — запрещение посадки. «В чем дело?! Расчет правильный». — Евгений решил не обращать внимания на ракеты и садиться. Больше бороться со своим отяжелевшим ястребком он не мог.
Приближается земля, выравнивание... Через несколько секунд колеса коснутся заснеженной поверхности летного поля и самолет покатится по аэродрому. Евгений взглянул на посадочное «Т» — нужно уточнить расчет. Возле черных полотнищ на снегу лежал человек. Он зачем-то задрал ноги вверх, хлопал по ним руками, потом вскочил и выстрелил из ракетницы почти прямо в самолет.
«Шасси!..» — догадался Евгений, и рука сама в тот же миг двинула сектор газа вперед. Мотор взревел, и ястребок пошел на второй круг. Тут только летчик посмотрел на лампочки сигнализации шасси. [85]
Горели красные огоньки. «Шасси не вышло... Нужно выпускать вручную...»
Два круга пришлось сделать над аэродромом. Пот заливал глаза, лицо, струйками пробегал по спине и груди. По мере выхода шасси ястребок все больше «висел» на ручке. Руки от напряжения противно дрожали. Но наконец загорелись зеленые огоньки — шасси выпущено!
Еще в начале пробега самолет сильно повело влево. Даже правый тормоз не помогал. О рулежке не могло быть и речи. Скатившись с посадочной полосы, обозначенной редкими вешками, влево, Евгений выключил мотор. Он открыл дверцу, приподнялся, но тут же снова сел. Все тело болело, стало каким-то непослушным... Наконец кое-как сумел выбраться из кабины и почти упал на землю. Оперся о крыло, стоял, отдыхая и наслаждаясь холодным ветерком, приятно овевающим разгоряченное лицо, мокрую от пота гимнастерку.
Минут через пять подбежали Волков, Ананьев, Карпушкин. Некоторое время летчик молча смотрел на улыбающееся лицо Николая с искрящимися радостью светло-голубыми глазами. До Евгения не сразу дошел смысл того, что говорил Николай.
«Врезался в землю... Взорвался... Кто врезался?»
— Товарищ командир, так что же случилось?
— Что?
— Мне сказали, что вы врезались в землю, самолет взорвался... Ой, что это я?! Вы ж замерзнете! — Волков, обрадованный возвращением командира, только сейчас заметил, что тот, мокрый от пота, все еще стоит раздетый на морозе и его гимнастерка уже покрылась инеем. — Возьмите мою куртку! — Он стал снимать свою недавно полученную новенькую и поэтому еще чистую техническую куртку. [86]
Евгений не обратил внимания на предложение одеться.
— Ни черта я не врезался. Видишь, прилетел...- Он посмотрел на хвост самолета. Там не было половины руля высоты, а левая сторона стабилизатора как-то уродливо выгнулась. — Прилетел... А где остальные?
Николай понял, что командир спрашивает о летчиках.
— На КП все, обедать пошли.
— Ну и я пойду на КП. Куртку туда пришли. — Евгений пошел поперек посадочной полосы.
— Товарищ командир, возьмите пока мою куртку!
— Тут недалеко, так дойду...
— Женька?! Ты откуда взялся?! — встретил его у входа в КП заместитель начальника штаба полка Земляченко. — А я только что в дивизию передал, что ты сбил одного и сам врезался в землю.
— Ну и как, похож я на покойника?
— Почему же тогда Бобров говорил?
— Я и сам думал, что врежусь. Давай звони в дивизию, пускай воскрешают обратно.
— Придется... Да ты иди обедай, замерз. Почему без куртки?
— На стоянке еще не был. Самолет вон где пришлось бросить, — Евгений указал на ястребок, одиноко стоящий на летном поле, и начал спускаться в землянку КП.
При появлении его в помещении, где обедали летчики, на минуту воцарилось молчание. Потом все вскочили и бросились к дверям.
— Женька?!
— Пришел?!
— Когда успел?! — О возвращениях летчиков, считавшихся погибшими, все прекрасно знали. [87] Это бы никого не удивило. Многие «погибшие» возвращались в полк. Но еще не было случая, чтобы летчик возвращался так быстро. Ведь только-только успели передать сообщение о его гибели!
— Ладно вам, вон Цыгана два раза хоронили, а ему хоть бы что! Смотрите лучше за своим компотом! — остановил их Евгений.
У стола, оставленного летчиками, орудовал под шумок известный любитель компота адъютант второй эскадрильи Воравко. Он допивал четвертый стакан и тянулся за пятым.
— Ну-ну-ну, только без рук! — крикнул Бургонов. Он вспомнил, как однажды Воравко решил выпить компот за всех летчиков своей эскадрильи, а чтобы у него не отобрали, он обмакнул палец в каждый стакан, приговаривая: «А ну, посмотрим, горячий он или
холодный!»
После обеда на стоянку возвращались все вместе.
— Виктор, а как вылет у второй эскадрильи прошел?
— Ну, им потруднее, чем нам, досталось... Гулаев четверкой дрался против двадцати семи «юнкерсов», шестнадцати «мессеров» и четырех «фоккеров». Гулаев «юнкерса» и «фоккера» завалил, Букчин, Никифоров и Горбунов по одному «юнкерсу» сбили...
По пути Королев принял озабоченный вид, а когда подошел к ястребку ведомого, совсем «рассердился». Он молча обошел самолет, посчитал пробоины, осмотрел места, где разорвались снаряды, удивленно покачал головой и повернулся к Евгению. Ему хотелось улыбнуться, обнять ведомого, поздравить его с удивительным спасением, но он по молодости боялся проявить свои чувства, считал, что он, более опытный летчик, должен всегда учить напарника, ругать его за промахи. [88]
— Сколько можно приходить с пробоинами? — начал он сердито. — Пора самому сбивать и оставаться целым!
— Так я же сбил «юнкерса»!
— Знаю. А тебя кто?
— Не видел... Вроде бы никого сзади не должно быть. Бобров там парой шел...
— Ну вот, прозевал!
— Некогда было смотреть. И видел бы, все так же было бы. Мне нельзя было уходить. Ты сбил одного, выходишь из атаки, а за тобой ведущий «юнкерс» подворачивает. Сбил бы, сволочь!
— Передал же по радио. Я бы вывернулся. И сам хвост не подставил бы.
— Вывернулся... У «лаптя» тоже маневренность будь здоров.
Виктор не знал этих подробностей. Бобров рассказал, что Евгений погнался за «юнкерсом», хотя у самого в хвосте был «худой». Он, Бобров, сбил «шмита», но и тот успел сбить Евгения. Чтобы разобраться во всем, нужно расспросить остальных летчиков, которые, наверно, все видели. А пока Королев решил перевести разговор на другое.
— Волков! — окликнул он механика. — Когда готов будет?
— Стабилизатор и остальное сегодня заменим. А вот масляный бак... В нем пробоина есть. Даже горел немного, потом потух... К утру, может, подлатаем.
— Давайте побыстрее разбирайтесь. А то летать не на чем. Пошли, Женька.
Они снова разговорились о бое, о том как Евгению удалось вывести самолет из пикирования. [89]
— Ишь как разворотили тебе хвост! Никогда не думал, что немецкие пушки так дают. На «шмитах» все пушки маленького калибра. Может, тебе «юнкерс» засадил?
— Черт его знает... Может, два или три снаряда попали в одно место?
— Так не бывает, хотя... — что «хотя», Виктор не уточнил. Он просто не знал, как можно объяснить такие результаты огня МЕ-109.
Пока они разговаривали, стоя у дверей землянки, сюда подошли остальные летчики. Они успели осмотреть подбитый ястребок, радовались тому, что товарищ вернулся невредимым, но грубоватым подтруниванием скрывали свои истинные чувства.
— Ну что, познакомился с немцем? Или от старого знакомого привет получил? — спросил Ипполитов, намекая на пробоину, которую Евгений привез в одном из первых своих вылетов на Днепре.
— Нет, он просто хотел испытать самолет на прочность. Узнать, сколько он снарядов может выдержать, — «возразил» Лусто.
— Ну и как, узнал?
Евгений знал, что в таких случаях лучше молчать. Сам не раз участвовал в подобных подначках. Возражения всегда еще больше подзадоривали летчиков. К тому же он замерз в своем мокром от пота обмундировании и хотел побыстрее уйти в землянку, к печке. Возможно, еще долго бы продолжалось беззлобное подшучивание, но его выручил Архипенко.
— Хватит! — оборвал он подначки. — Быстренько готовьтесь, сейчас опять полетим. Ты, — он повернулся к Евгению, — не пойдешь, — Чугунов слетает.
— Где он?
Ни на стоянке, ни в землянке Чугунова не оказалось...