У Теруэля и под Мадридом

Командир был немногословен:

— Противник сосредоточил значительные силы и стремится вернуть отбитый у него Теруэль. Республиканская пехота занимает оборону на рубеже каменистых высот. Наша задача поддерживать ее огнем с места и решительными контратаками.

Я стоял в строю среди товарищей-танкистов и смотрел вперед, туда, где в складках местности накапливались для атаки франкисты. Всего несколько дней назад, в начале января 1938 года, республиканцы, сосредоточив под Теруэлем значительные силы, окружили мятежников и овладели городом. Враг не смирился с поражением. Начались яростные контратаки. Для поддержки республиканцев прибыли наши танкисты, в числе которых был и я, механик-водитель Т-26.

Первый для меня бой должен был начаться буквально через несколько минут. О чем думал я тогда, ожидая встречи с лютым и коварным врагом, глядя на замаскированную за выступом скалы свою машину? Нет, мыслей об опасности, о возможной гибели в бою у меня не было. Я смотрел на местность, сильно пересеченную, сложную для действий танков, и волновало меня только одно: как я проведу по каменистому склону высоты свою машину, когда прозвучит сигнал контратаки, а в том, что он скоро прозвучит, никто из нас не сомневался. Рядом стояли товарищи, на их мужественных лицах отражались решимость и уверенность. Большинство из них были моими сверстниками, представителями поколения, на долю которого выпала нелегкая и в то же время героическая, полная революционной романтики судьба. [313]

Нам, молодым людям тридцатых и сороковых годов, пришлось овладевать знаниями и трудиться на стройках первых пятилеток, возводить гиганты индустрии и с оружием в руках защищать завоевания социализма от врагов. Теперь, спустя десятилетия, мысленно оглядывая свой путь, я хочу сказать, что не в обиде на свою судьбу. Напротив, если бы довелось прожить все сначала, я бы выбрал ту же самую дорогу, по которой прошел, и не захотел бы никакой иной доли, кроме той, которая выпала мне, как и многим моим сверстникам, родившимся незадолго до Октябрьской революции и начавшим сознательную жизнь уже при Советской власти.

Моя молодость — это участие в боях Испании в 1938 году, в разгроме японских милитаристов у реки Халхин-Гол летом 1939 года; освободительный поход в Западную Белоруссию осенью 1939 года; война с Финляндией зимой 1939/40 года и, наконец, Великая Отечественная война 1941–1945 годов против злейшего врага человечества — германского фашизма.

Но все это было потом, а в тот день я стоял на каменистой высоте близ Теруэля и смотрел вперед, туда, куда предстояло вести свой танк. И знал, что пойду в бой не только за свободу и независимость испанского народа, что буду драться с фашизмом и за счастье своей Родины. И о доме своем я тоже думал перед тем первым боем...

Родился я в Запорожье, в красивом украинском городе на берегу Днепра, На всю жизнь остались в памяти спускавшиеся к реке тихие улицы, белые домики, утопавшие в зелени садов. По утрам людей будили заводские гудки, и рабочие толпами спешили туда, где дымились высокие трубы заводов.

Я зачитывался книгой Н. В. Гоголя «Тарас Бульба» и в мечтах видел себя сильным и смелым, а враги, с которыми сражался Тарас Бульба, отождествлялись с теми, с кем в годы гражданской войны боролся в рядах Красной Армии мой отец. Вернувшись с фронта с тяжелым ранением, он немало рассказывал о боях с гайдамаками, петлюровцами, махновцами. И я гордился своим отцом и хотел быть похожим на него.

В старших классах, уже будучи комсомольцами, мы сдавали нормы на значки «ГТО», «ПВХО», «Ворошиловский стрелок». Я часто посещал тир при учебном пункте военкомата и стал обладателем значка «Ворошиловский стрелок» сначала 2-й, а потом и 1-й степени. А когда над миром стали сгущаться грозовые тучи, когда все ощутимее стала угроза со стороны империалистических агрессоров, мы поняли, что настал наш черёд готовиться и, если надо, встать на защиту Родины.

Первичные военные навыки я, как и мои сверстники, получил в кружках Осоавиахима, в процессе допризывной подготовки. Я мечтал стать танкистом, и моя мечта сбылась: призывная комиссия определила в танковые войска. В этом немалую роль сыграла моя любовь к технике, а также хорошее физическое развитие. Итак, я стал воином-танкистом. Было это в 1937 году. [314]

Попал служить в 21-ю механизированную бригаду, дислоцировавшуюся в Белоруссии. На первых порах приходилось трудно — надо было в короткое время овладеть сложной машиной, научиться водить танк на любой местности и в любых условиях. Но упорство и настойчивость приносили свои плоды. Когда меня определили в боевой расчет танкового экипажа механиком-водителем, я считал, что в этом мое настоящее воинское призвание.

Не забыть мне первого самостоятельного выезда на боевой машине. Танки вывели из военного городка в поле, где обычно проводились занятия по практическому вождению. На пути к месту занятий за рычагами Т-26 сидел инструктор. В поле он передал управление мне. Моя машина оказалась в хвосте. Поле было неровным, песчаным. Сначала шел спуск к оврагу, по которому тянулось русло пересохшего ручья, а затем начинался подъем, хотя и пологий, но с неровностями — ямами, грудами камней. Я вначале волновался, но, почувствовав, что машина повинуется мне, стал обретать уверенность. Вот и русло ручья позади; переключил передачу, прибавил обороты и стал взбираться на подъем. Тут-то и случилось непредвиденное. Правая гусеница попала в яму, танк накренился, и двигатель заглох. Запустить мне его удалось только с помощью инструктора. Я ужасно огорчился. Боялся, что больше не допустят до вождения, однако инструктор, видя мое состояние, с улыбкой произнес:

— Не расстраивайся. Поначалу часто так бывает. Все образуется, научишься. Ты парень, вижу, старательный.

Однажды вечером мы, как всегда, собрались в ленинской комнате послушать последние известия. Диктор рассказывал об ожесточенных боях с мятежниками, о героических действиях республиканцев. Любой, даже небольшой, успех республиканских войск вызывал восторг, близко к сердцу принимались неудачи.

— Ясное дело, республиканцам нелегко, — заметил мой приятель красноармеец Павел Новицкий. Он отличался ровным и степенным характером, рассуждал обдуманно, не горячась. — Фашисты снабжают Франко техникой и оружием, у мятежников самолеты, танки, а у республиканцев только винтовки и гранаты.

— Да они и с этим оружием здорово бьют мятежников, — возразил я и пересказал содержание только что прочитанной в «Правде» статьи Михаила Кольцова, в которой сообщалось о том, как республиканцы разгромили крупное подразделение франкистов.

— Хорошо бы помочь братьям по борьбе, — вставил кто-то из бойцов.

— В помощи испанским патриотам недостатка, конечно, не будет, — сказал присутствовавший здесь же командир взвода Максим Новицкий.

Павел и Максим были родными братьями и служили в одном [315] подразделении. Старший, Максим, командовал танковым взводом, а младший, Павел, служил заряжающим в нашем расчете. На службе между ними поддерживались строго официальные отношения, а в свободное время их часто видели вместе.

— Наши бы танки туда, — мечтательно произнес Павел.

Максим посмотрел на него внимательно, но сказал:

— Мы должны быть всегда готовы к бою.

Как-то в бригаде возник разговор, что начнется отбор добровольцев для какого-то важного дела. А вскоре командир роты на построении объявил о наборе желающих поехать в командировку. Чувствовали мы, что не простая это будет командировка... Охотников нашлось много, но взяли лишь двадцать человек. В числе добровольцев оказались оба Новицких и я.

Приехали поездом в Мурманск. Здесь в порту стояли суда, на которые грузилась боевая техника. Мы помогали грузить на большой транспорт танки Т-26, боеприпасы. Нас тоже разместили на этом судне. Лишь когда вышли в море, сообщили, куда направляемся. Было сказано, что Советское правительство посылает в помощь Испанской республике боевую технику и специалистов-танкистов. Сообщение всех привело в восторг.

— Вот и мы идем на настоящее дело! — взволнованно воскликнул Максим Новицкий и посмотрел на брата, вспомнив, вероятно, ту давнюю беседу в ленинской комнате.

Прибыли мы в испанский порт Бильбао, выгрузились и на боевых машинах направились в Барселону. Прошли в колоннах по улицам города. Жители встречали восторженно, махали платками с балконов, бросали цветы, кричали «Но пассаран!» — «Они (т. е. фашисты Франко) не пройдут!». Нас приветствовал генеральный консул СССР в Барселоне В. А. Антонов-Овсеенко, о котором мы много слышали как о герое Великой Октябрьской революции и гражданской войны.

А вскоре мы и были направлены под Теруэль, город, расположенный в отрогах Иберийских гор, где теперь ждали первого боя.

* * *

Республиканская пехота удерживала важный рубеж по грядам каменистых высот. Эти высоты были очень удобны для обороны, ибо господствовали над всей близлежащей местностью. Пехотинцы укрылись в глубоких окопах и траншеях и держали под прицельным огнем подступы к высотам. И вот по распоряжению командира взвода Максима Новицкого мы заняли свои места. Я приник к смотровой щели, вглядываясь в полосу желтоватой земли, полого поднимавшейся к гребню высоты. Ни одна цель, появившаяся в этом секторе, не могла остаться не замеченной нашим экипажем.

Ждать пришлось недолго. Где-то вдали прогрохотали артиллерийские залпы, и задрожала высота от частых разрывов, [316] по броне застучали осколки, камни. Вряд ли мог видеть враг умело замаскированные танки, скорее, он вел огонь по траншеям республиканцев. Почти одновременно с довольно мощным огневым налетом в воздухе появились вражеские самолеты. Они бомбили и обстреливали из пулеметов боевые порядки республиканцев. И вдруг стало тихо. Я посмотрел в смотровую щель и увидел врага. Вслед за танками шли на нас цепи пехоты. Но оборона республиканцев молчала. Безлюдными казались высоты.

Я понимал, что обороняющиеся подпустят врага поближе, но, признаюсь, волновался, глядя на эту безмолвную картину. Когда же вражеская пехота приблизилась метров на триста, с высот раздались дружные винтовочные залпы, застрочили пулеметы. Наш танк тоже открыл огонь. Цепи мятежников редели, но уцелевшие упрямо карабкались вверх. Я увидел прямо перед собой тупоносую вражескую машину. Заметил ее и командир экипажа. И как только танк противника стал обходить валуны и подставил борт, наш командир сразу же послал в него снаряд, затем второй. Вражеская машина вздрогнула, остановилась и окуталась черным дымом. На поле боя дымилось еще несколько танков. Пехота стала пятиться назад, а потом покатилась вниз по склону.

В этот момент над нашими позициями взвилась ракета, и республиканцы поднялись в контратаку. Ринулись вперед, стреляя на ходу, и наши танки. Я вел машину на предельной скорости. Сначала мы настигли группу фалангистов. Расстреляв и рассеяв ее, помчались дальше. Но вот командир экипажа указал новую цель — пулеметное гнездо. Я развернул танк и раздавил его. И тут же ощутил удар по броне. К счастью, вражеский снаряд срикошетил. Пушка оказалась в кустарнике. Не сразу удалось разглядеть ее. Все решали секунды. Я направил танк на кустарник и подмял пушку вместе с расчетом. Потом мы обнаружили танк противника, обстреливавший контратакующие цепи республиканцев. Трех снарядов хватило на то, чтобы вражеская машина запылала. Другой танк тоже подбили танкисты взвода Максима Новицкого. Разгромленные в этом бою фалангисты долго потом не возобновляли попыток вернуть потерянные позиции.

Первый бой памятен особо. А потом уж много было жарких схваток с противником. Однажды перед нами поставили задачу овладеть укрепленным пунктом мятежников. Первая атака республиканцев не удалась. Сильным оказалось сопротивление франкистов, которые располагали значительным количеством артиллерии. Да и авиацию они в тот день использовали довольно активно. Над нашими боевыми порядками почти непрерывно кружили их бомбардировщики и истребители.

Через два часа республиканцы атаковали вновь. Впереди пехоты двинулись танки с десантом на броне.

Находясь в резерве и с нетерпением ожидая своего часа идти [317] в бой, мы наблюдали за развернувшейся схваткой. Вот танки республиканцев приблизились к проволочному заграждению и прорвали его.

— Ну что же они! — воскликнул наш командир. — Спешиваться, спешиваться пора!

Однако республиканская пехота оставалась на броне. Танки продвигались в глубину обороны врага.

И тогда мятежники открыли ураганный пулеметный и артиллерийский огонь. Десантники стали падать с машин. Я видел, как скатился с танка молодой парень, который в начале атаки на моих глазах вскарабкался на броню. Танки открыли огонь вдоль вражеских окопов. Мятежники стали разбегаться, но к ним подошло подкрепление. Огонь по республиканцам усилился. Лишь немногим пехотинцам удалось просочиться в район вражеской обороны, и они теперь дрались вместе с танками в кольце. Мы помогали им огнем. Бой разгорелся уже на широком фронте.

В этот день успеха добиться так и не удалось. Танки стали прорываться из огненного кольца к своему сборному пункту. Однако три танка не могли пробиться. Два из них загорелись. Третий же продолжал вести огонь, пока не стемнело. Ночью его экипаж выбрался к своим.

Наутро бой возобновился и снова шел весь день. А вечером мы узнали о судьбе экипажа еще одного из подбитых врагом республиканских танков, сутки сражавшегося во вражеском окружении.

Подбив танк, фашисты окружили его и хотели пленить экипаж. Однако республиканцы ответили огнем. Экипаж отстреливался в течение целого дня. Подобравшись к машине, фашисты забросали ее гранатами. Однако и это не помогло, герои продолжали отстреливаться. Фашисты забрались на броню, пытались открыть люк, предлагали сдаться. И в это время вокруг машины стали рваться снаряды. Артиллерия республиканцев пришла на помощь танкистам. Мятежники отошли от танка и залегли. Воспользовавшись этим, экипаж решил покинуть машину. Командир танка выпустил по врагу последние снаряды, затем снял замок у пушки, передал его командиру башни и приказал пробиваться к своим. Фашисты открыли по нему огонь, но танкист успел скрыться за пригорком. Потом командир отправил к своим механика-водителя и последним выбрался сам. Ровно сутки продолжался их неравный поединок с врагами.

Такие примеры мужества испанских патриотов мы встречали во множестве.

Довелось нашим экипажам участвовать и в боях под Мадридом. Жаркими были эти схватки. С обеих сторон действовали танки. Много живой силы и боевой техники врага удалось нам уничтожить, но и мы понесли потери. Несколько наших танков подбили фашисты. В одном из боев был ранен Павел [318] Новицкий, но остался в строю и воспользовался услугами медиков лишь после того, как враг бежал.

Надо отметить, что воинам-республиканцам и иностранным добровольцам активную помощь оказывало местное население. Жители помогали, чем могли: подносили боеприпасы, снабжали продовольствием, перевязывали раненых, а когда надо было — брали винтовки и сражались с нами в одном строю.

Мне запомнилась молодая женщина-испанка, которая приносила бойцам воду и пищу. Однажды в перерыве между боями мы собрались пообедать в местной харчевне. Все обратили внимание на красивую женщину, которую называли Глорией. Нам рассказали, что Глория — вдова известного тореадора Рикардо Хуэнтиса, погибшего на корриде. Глория проворно сновала между столиками, разнося еду и бутылки с искристым вином. Она что-то беспрерывно говорила и улыбалась. Мы не понимали ее речь, запомнили лишь одно слово по-испански: «грасиас» (спасибо). Потом говорили его Глории, когда она ставила на столик новое блюдо. Позже, во время боев в городе, Глория часто пробиралась к нам на позиции и приносила танкистам воду в небольших судках. И снова мы повторяли «грасиас» и пили воду, которая казалась удивительно вкусной. Находившиеся вместе с нами испанцы говорили, что она часто рассказывала про своего покойного мужа. Она не сомневалась: если бы его не проткнул рогами разъяренный бык, Рикардо тоже сейчас защищал республику. Как впоследствии нам стало известно от знакомых испанских патриотов, мятежники, ворвавшись в город, повесили у дверей харчевни красавицу Глорию и ее маленького сына Хуана. Это было одно из тех многочисленных кровавых зверств, которые чинили фашисты Франко над патриотами.

Советские добровольцы оказали большую помощь республиканской Народной армии в борьбе с мятежниками. Как я потом узнал, за все время войны в Испании на стороне республиканцев сражались и трудились около трех тысяч советских добровольцев. Они сражались мужественно и показывали образцы героизма и отваги. 59 из них были удостоены звания Героя Советского Союза. Немало наших добровольцев погибли в боях за республику. В «Истории Коммунистической партии Испании» с большой теплотой говорится о деятельности героических советских добровольцев, прибывших в Испанию, чтобы обучить солдат и молодых командиров Народной армии обращению с новейшими оружием и боевой техникой, а также военному искусству.

Бои в Испании, совместные действия с республиканскими патриотами были для нас, тогдашних молодых воинов, серьезной школой боевого мастерства. Там мы впервые столкнулись лицом к лицу с фашистами — злейшими врагами человечества. Мы познавали их низкие повадки, коварную тактику и учились противопоставлять им воинское умение, свой героизм и стойкость. [319] Все это пригодилось нам в последующих схватках с империалистическими агрессорами, особенно в период Великой Отечественной войны.

Весной 1938 года наша группа добровольцев-танкистов вернулась домой. Я по-прежнему продолжал службу в 21-й мехбригаде.

Однако недолго довелось заниматься мирной учебой. Союзники германских и итальянских фашистов по антикоминтерновскому пакту — японские милитаристы нагло пытались прощупать крепость наших дальневосточных границ, захватить советские земли и территорию дружественной нам Монгольской Народной Республики. В 1938 году они напали на наши пограничные заставы у озера Хасан, но получили достойный отпор. А летом 1939 года японские агрессоры вторглись на территорию Монголии. Там развернулись ожесточенные бои советских и монгольских войск против захватчиков. Туда была переброшена и наша часть.

Началась для меня вторая военная кампания.