Через Неман

Наша дивизия участвовала в операции «Багратион».

Правда, орудийный расчет воевал опять в обновленном составе. Перевели в разведку дивизиона полюбившегося всем Бориса Нифонтова. А там он получил ранение в переносицу.

Место наводчика орудия занял Василий Василенко. За это время он возмужал. Выработался у него хороший глазомер. Стало привычным видеть худощавое, смуглое лицо Василенко рядом с панорамой. Ящичным вместо него пришел Салих Зезелендинов, сельский житель из Татарии. Он уже повоевал в другом артиллерийском расчете и быстро пришелся всем по душе — старательный, исполнительный, с ровным, добрым характером.

В одном из боев поредел орудийный расчет моего друга Серова. Ему на подмогу мы с разрешения командира батареи послали Семена Резябкина. Когда он уходил от нас, то достал из кисета кресало и огниво Сергея Ивановича Горбунова, высек искру для своей цигарки, передал все Калянову, сказав:

— Пусть огонек бати тут останется. Где был...

Заряжающим вместо Резябкина назначили молодого сибиряка Кулагина. Помню, прозвали его Ермаком Тимофеевичем. Видный [97] парень, про край свой сибирский любил рассказать, про то, какая там красота.

Вот в таком составе, разместившись на зарядных ящиках, мы и двигались вперед, на запад. Наблюдатель Василенко зорко караулил небо. В пути находилось время и для разговора. А разговор шел все о том, как возросла сила Советской Родины, о Красной Армии и о том, что надо еще крепче бить фашистов.

Пленные гитлеровцы под конвоем встречаются нам все чаще. В одном селении в расположение нашего дивизиона вдруг влетела вражеская машина, на ней — два старших офицера. Один тут же застрелился. Второй поднял руки, вытаращил глаза, посинел от испуга. За городом Борисов мы захватили еще около сорока фашистов, купавшихся в озере. Немало было случаев, когда местные жители вылавливали и передавали нам фашистских ставленников — чинов жандармерии, изобличая их в кровавых преступлениях.

Колонна останавливается в небольшом редком ельнике. Это уже земля Литвы.

Через несколько минут по цепочке передается команда:

— Макарова и Серова к командиру дивизиона!

Дивизионом в ту пору командовал майор Николай Захаров — смелый и решительный человек. Мы знали, что у него был особый счет к фашистам — они в Бресте убили его жену и малых ребят. Видим, майор стоит около своего «виллиса», ведет какой-то разговор с командирами батарей.

Тут же, увидев нас, майор подал команду:

— В машину!

В ней уже двое разведчиков. Сам майор сел за руль. Рывком трогаемся в путь, а дивизион пока остается на месте. Вскоре нас обступил темный лес с мшистыми елями и соснами. Внимательно глядим по сторонам. Автоматы наизготовку. На широких колеях дороги — свежие следы машин. По рубцам видно — не наши.

— Хороши места, — говорит майор, — курортные. Запах-то какой! После войны можно приезжать сюда на отдых.

Лес редеет. В конце его, у кустов можжевельника, остановка. Выходим, раздвигаем кусты. Перед нами — широкая, полноводная река, каких мы еще ни разу не преодолевали. За рекой — береговой подъем с кустами. И совсем уж вдали синеет кромка леса. Дорога, по которой только что ехали, уперлась в реку. Не видно ни парома, ни моста.

Майор воскликнул:

— Ну вот и Неман! Теперь недалеко граница. Мы дошли!

Постояли молча. Потом мы с Серовым стали прикидывать, как переправу с этого места огоньком поддержать. Оказалось, вместе с саперами, разведчиками и стрелковым взводом мы скрытно, ночью будем форсировать реку, а затем помогать другим подразделениям переправляться на западный берег. По данным разведки, противник закрепляется на том берегу. Но где? До наступления [98] темноты мне и Серову приказано оставаться здесь, вести наблюдение, попытаться выявить, какие огневые средства противника сможем подавить, чтобы обеспечить переправу.

Поставив задачу, майор Захаров определил время подхода орудийных расчетов и вместе с разведчиками вернулся к дивизиону. Прояснить обстановку помогли пехотинцы, занявшие оборону вдоль лесной опушки. Командир стрелкового взвода, предупрежденный о нашем появлении, охотно показывает:

— Видите перед хлебным полем ивовые кусты? Здесь на ночь фашисты выставили боевое охранение. Правее — бугорок. Там станковый пулемет держит оба берега под обстрелом.

Дорога поднимается перед нами на взгорок, теряется в желтеющей ниве. Рядом с дорогой хлеба помяты. Видно, шли с машинами, пушками. Раздумываем, в каком именно месте нам следует переправляться.

— Вон там, где крутой изгиб реки, — говорю Серову.

— Почему?

— По своей Оке сужу. Когда ветка или щепка у изгиба о наш берег ударится, ее быстро несет к середине реки, словно что-то отталкивает. Так и плот получит отсюда толчок водного потока. Скорее и с меньшим сносом окажемся на том берегу.

— Догадлив, — радуется Серов.

— Не догадлив, а опытнее стал.

Самая большая забота для нас — это подготовить к переправе орудийные расчеты. В сумерках встречаем артиллеристов на лесной опушке. Бойцы перемахивают через борта машин, по лафетам пушек сбегают на землю и устремляются к нам.

— Готовить огневые позиции?

Замечаю, что все оживились — Неман рядом. Примостились кто где, тут же оружие чистят, затворами щелкают. Замечаю, что Калянов подает свою масленку Василенко.

— А твоя где же? — спрашиваю у Василенко.

— При мне, товарищ сержант. Вот она. — Василенко постает масленку из кармана.

Что-то легковата. Отвинчиваю крышку.

— Это что такое? — спрашиваю строго.

— Махорка.

— Вижу, что махорка.

— В кисете может намокнуть. А как без махорки на том берегу?

— Эдак в чехол для прицела махорки насыпем.

— Виноват, товарищ сержант.

А я про себя думаю: настроились, значит, на рывок через Неман.

Вместе с бойцами тщательно проверяю каждый автомат, диск, пушечный механизм.

Когда совсем стемнело, на опушку осторожно выдвинулись два грузовика с разведчиками и саперами. С ними понтоны, шесты, [99] дощатые сходни. Все бесшумно сгрузили. Подошел стрелковый взвод из состава, воинской части, занявшей рубеж по опушке леса. Пехотинцы помогут нам погрузить пушки и снаряды, поднять их на береговую крутизну. За каждым орудийным расчетом закреплено по десять бойцов. Наш выбор места, с которого будем отчаливать, командир взвода одобрил. Кто-то негромко спросил:

— Кому из ваших шестом приходилось править?

— Мне, — отвечаю. — Вырос на Оке.

— Поможешь.

Условились о сигналах, порядке следования, направлении движения на западном берегу. В пойменной низине квакали лягушки. «Как у нас на Оке», — подумалось мне. Впереди резанула затяжная пулеметная очередь. Невидимые перед тем просветы опушки слабо обозначились, их пронизывали трассирующие пули. Раз, другой... Заметили нас?

Слышим негромкий голос командира дивизиона:

— Пора!

Тихие звуки шагов, всплески воды. Теперь эти всплески становятся как бы ориентиром в густой темноте. Шуршат маскхалаты. Тесним друг друга, подкатывая пушки, нащупываем руками края только что положенного помоста, чтобы колеса с него не соскользнули.

Длинный шест в моих руках. Опять шепот:

— Пошли!

Дно реки становится глубже. Все звучнее журчание воды, рассекаемой плотом. Второй плот с орудийным расчетом Серова идет следом.

Стараюсь держаться заданного направления. Не забываю и того места, где притаился вражеский пулемет. Шест все глубже погружается в воду и вот уже еле достает твердое дно. Тише журчит вода. Толща ее кажется нам бездонной. Но самое трудное впереди. Темнота словно ощупывает тебя настороженно, угрожающе. Почему фашисты не пускают осветительных ракет? Думают, что оторвались от нас, или ждут, когда подойдем поближе? Жутковато, конечно, что там говорить. Как-то не верится порой, что нас не обнаружили.

Все меньше становится глубина реки, шест устойчивее отталкивается ото дна. Опять звучнее зажурчала вода. Проходим невидимую грань, за которой напряжение перерастает в острое желание действовать, чувствовать землю под ногами.

Толчок — берег. Разведчики с понтона ринулись по крутизне. Остальные красноармейцы вместе с нами с большим усилием тянут пушки, тащат снаряды.

Быстро раздвигаем станины. Сам вращаю маховик грубой наводки, поднимаю ствол на сорок градусов. Клацает затвор. В стволе — осколочный снаряд. Ждем. Задача разведчиков — бесшумно снять боевое охранение противника и красной ракетой указать направление дальнейшего движения. [100]

Ракета прорезает темноту метрах в двухстах от нас. Значит, течение реки не отнесло нас далеко. Сразу же оба расчета открывают беглый огонь. Сверкнула трасса вражеского пулемета. Верхний срез берега надежно защищает нас от огня.

Ракеты освещают глубину лежащего перед нами пространства. Они вспыхивают в отдалении, у кромки леса. Там же заговорили орудия и минометы, оттуда ударили пулеметы.

Первоначально задача наших орудийных расчетов как раз и состояла в том, чтобы беглым огнем возвестить противнику о своем появлении на западном берегу Немана, чтобы гитлеровцы раскрыли свои огневые средства.

— Вперед! — командую товарищам, и расчет сорокапятки занимает новый рубеж. Теперь мы стараемся бить по вспышкам вражеских орудий и пулеметов.