Сердца слиты воедино

Тринадцатого марта 1944 года я прибыл в бригаду «Дяди Коли». Пригревало солнышко, струились прозрачные ручейки. Пришла весна! Мы с работниками штаба расположились на полянке и вели неторопливый разговор. Все понимали: весна прибавит хлопот. Разольются реки, наполнятся талой водой болота. Маневрировать будет труднее. Но командиры говорили о предстоящих трудностях хладнокровно, как о само собой разумеющемся.

— Нам будет трудно, но ведь и противнику не легче, — резюмировал командир бригады Лопатин. — Бояться нечего. Переживем.

В это время мимо нас пробежал мальчишка лет пятнадцати. Глаза его радостно сияли, лицо расплылось в широкой улыбке.

— Ты чего, Леонид? — остановил его Лопатин. — Зазнаваться стал? Даже не хочешь со старшими здороваться.

— Виноват, товарищ командир, — звонким голосом отчеканил паренек. — Бегу в отряд. Радость у меня: в комсомол приняли!

— Ну, поздравляю, товарищ Рабцевич! — Лопатин по-отечески обнял его и слегка потрепал по плечу. — Ты теперь отвечаешь за свои дела не только перед командиром, но и перед комсомолом. Спрос с тебя будет вдвойне!

— Не беспокойтесь, товарищ комбриг. Краснеть за меня не придется! — И мальчик, попросив разрешения идти, вприпрыжку побежал по дороге.

...Война застала Леню в Минске, куда он приехал из Могилева к дедушке на летние каникулы. Мальчик попытался было пробраться к родителям, но это ему не удалось. Пришлось жить у дедушки. Леня познакомился с соседкой — шестнадцатилетней Нилой Хабенко.

— Давай пойдем в партизаны, — предложил ей Леонид.

— Что ты, Ленечка! — воскликнула от удивления Нила. [394] — Во-первых, нам не найти партизан, мы с голоду в лесу умрем. А во-вторых, как ты стрелять будешь — тебе и винтовки не поднять...

Вскоре Нила подружилась с женщиной, проживавшей в полуразвалившемся домике по Беломорской улице. В разговоре та похвалила уличных ребятишек за то, что они собирают патроны и прячут их в укромных местах.

— А для чего им нужны патроны? — спросила Нила.

— Патроны не пропадают. Добрые люди передают их в партизанский отряд, — пояснила женщина.

— И я бы хотела помогать партизанам, — заявила девушка.

— Это хорошо, — похвалила женщина. — Если найдешь патроны или винтовку где подберешь, лекарства достанешь или бинты — приноси вечерком ко мне. Только будь осторожна...

Нила взяла себе в помощники Леонида. Они ходили вдвоем по городу, осматривали развалины, бывали в пригородных лесах и собрали несколько сот патронов, шестнадцать гранат, три винтовки, свыше десятка пакетов бинтов. Все это они незаметно доставили в домик по Беломорской улице.

По совету Нилы Леня Рабцевич в январе 1943 года устроился учеником в мастерские при станкостроительном заводе, где изготовлялись оси для телег и другие хозяйственные принадлежности. Весной 1943 года была арестована, а затем отправлена в Германию его боевая подруга Нила Хабенко. Это был тяжелый удар для Лени. Он решил уйти в партизаны, чтобы с оружием в руках мстить фашистам за Нилу.

Подпольщики, работавшие на заводе, поддержали стремление мальчика, познакомили его со связной отряда «Коммунар» бригады «Дяди Коли». Женщина привела хлопца в деревню Шпаковщина Смолевичского района, где находились партизаны.

Так Леня Рабцевич стал партизаном отряда «Буря». В составе отделения В. Смирнова он ходил на задания и проявил себя смелым и находчивым в боях. Вскоре из числа подростков Смирнов создал молодежную группу подрывников во главе с Леней Рабцевичем. В нее вошли Миша Коваленко, Володя Мытник и Леня Шабалин. Под руководством своего командира отделения хлопцы старательно изучали минное дело, учились, как лучше подходить к железной [395] дороге, применяться к местности. В один из октябрьских дней 1943 года группа Рабцевича получила разрешение впервые самостоятельно выйти на автомагистраль для нападения на проходящие автомашины.

Ребята, радостные и возбужденные, отправились на боевое задание и заняли позиции в районе поселка Новая Жизнь. Им хотелось скорее и как можно лучше выполнить приказ командира. Но в тот день, как назло, по шоссе двигались только большие автоколонны. Однако у юных партизан хватило выдержки. Хоть и продрогли они, но дождались одиночной машины. Леня первым заметил легковой автомобиль, мчавшийся с большой скоростью, и крикнул: «Ребята, приготовьтесь!» Все вскинули автоматы и, как только машина подошла на близкое расстояние, открыли по ней огонь. Автомобиль запетлял и остановился. Хлопцы подбежали к нему и увидели, что сидевший на заднем сиденье офицер убит, а шофер ранен. Юные партизаны сели в автомашину и прикатили на ней в деревню Шпаковщину, передав трофеи командиру.

Окрыленные первым успехом, ребята через несколько дней снова вышли на автомагистраль и замаскировались в кустах неподалеку от деревни Червоная Криница. Не успели они как следует осмотреться, как со стороны Борисова показалась грузовая автомашина, в кузове которой сидели немецкие солдаты. Партизаны встретили грузовик длинными автоматными очередями. И на этот раз ребятам сопутствовала удача.

В начале декабря 1943 года группа юных подрывников решила попробовать свои силы на железной дороге. Они успешно справились с заданием. Вот как это было.

...Ребята приблизились к железнодорожной магистрали около деревни Плисса Смолевичского района, спрятались в защитной полосе ельника и установили наблюдение. По полотну непрерывно курсировали патрули. Это огорчило хлопцев. Неужели придется возвращаться домой ни с чем? Леонид много слышал о том, что опытные подрывники в таких случаях ставят мины непосредственно перед приближающимся эшелоном. Ребята так и поступили. Когда послышался шум поезда, Леня Рабцевич и Миша Коваленко подползли к самой насыпи. Патруль сошел с полотна, уступая дорогу мчавшемуся составу. Этим и воспользовались ребята. Мгновенно они оказались на полотне железной дороги, положили ящик, в котором находилось 8 килограммов [396] тола и мина, в чеку которой был вставлен шомпол, и кубарем скатились вниз. Такая операция связана с огромным риском, но зато неизменно приводит к успеху. Дело в том, что подрывникам в этот момент некогда наблюдать за патрулями, некогда вступать с ними в схватку; бойцы какую-то долю минуты остаются беззащитными. Но уж если мина поставлена, то катастрофу предотвратить невозможно. Если даже машинист и заметит подозрительные действия людей на полотне, остановить поезд он не сможет — слишком мало расстояние до мины.

Едва успели Рабцевич и Коваленко скатиться с насыпи и скрыться в придорожном ельнике, как раздался взрыв. Паровоз накренился и свалился набок, несколько вагонов полетели под откос. Охрана эшелона открыла огонь из пулеметов и автоматов, но партизан и след простыл.

Хорошее начало!

Через три дня юные подрывники снова отправились в путь. Бушевала метель. Луна скрылась за тучами. Но партизаны радовались такой погоде — в снежную завируху мины можно поставить под самым носом у гитлеровцев. Ребята выбрались на полотно неподалеку от деревни Подыгрушье, раскопали снег и балласт между шпалами, заложили и замаскировали мину, а от ее чеки протянули «удочку». Потом быстро отошли за торфяной карьер и залегли под густой елкой. Метель оказалась весьма кстати — она скрыла место минирования и следы партизан.

К утру ветер утих, выглянуло солнце. Прошел патруль, внимательно оглядывая полотно и местность, прилегавшую к насыпи.

Ребята терпеливо выжидали, не обращая внимания на холод. Вот в сторону Минска проследовал эшелон с закрытыми товарными вагонами, потом прошел второй с подбитыми танками, пушками и покореженными автомашинами. «Где-то был сильный бой», — смекнули ребята и от души порадовались за наших фронтовиков, перемоловших в бою столько грозной техники.

Началось движение и в сторону Борисова. Прогрохотал длинный состав, по-видимому, с продовольствием, так как охраны на нем не было. К полудню из Смолевичей показался паровоз с двумя платформами — «проверочник». Он двигался медленно, словно и в самом деле проверял, прощупывал каждый метр пути. Леня слегка толкнул в бок Леонида Шабалина, который застывшим пальцем держал [397] конец «удочки»: «Не зевай! Сейчас должен появиться важный эшелон. «Проверочника» зря фашисты не пускают...»

Ребята замерли в ожидании. Каждая минута казалась часом. Но вот он, долгожданный состав с танками и артиллерией! В голове и хвосте эшелона были товарные и пассажирские вагоны — там, видимо, находятся танкисты и артиллеристы.

Леня Шабалин в этот миг чувствовал только прикосновение шпагата к пальцу и до предела напряг слух. Можно понять волнение хлопца, если учесть, что это был его первый подрыв.

— Давай! — Голос командира группы показался Лене слишком громким, хотя Рабцевич скомандовал почти шепотом, прямо на ухо другу.

Шабалин дернул за «удочку». В тот же миг из-под колес высоко в небо взметнулось пламя и пепельное облако взрыва, состоящее из снега, песка и гравия. Локомотив чудом удержался на рельсах, зато несколько вагонов и платформ свалились набок.

Ребята вернулись в отряд. Майор Феденко горячо поздравил их с победой и в торжественной обстановке, перед строем, вручил каждому по автомату. Ребята были героями дня. Взрослые партизаны стали относиться к ним с уважением, охотно брали с собой на боевые задания. К мальчишкам пришла боевая зрелость.

Леонид Рабцевич участвовал еще в одной операции по подрыву железнодорожного эшелона. Ходил в засады на автоколонны, участвовал в бою с вражеским гренадерским полком, встречал и сопровождал связных, приходивших в бригаду из Минска. В одной из схваток с гитлеровцами 21 января 1944 года Леонид был вторично тяжело ранен (пуля пробила ему грудь), однако продолжал стрелять по врагу, пока не обессилел от потери крови. Полтора месяца пролежал он в бригадном госпитале, а потом снова вернулся в строй. Вот что писала 15 мая 1944 года газета «Красный партизан» об этом отделении в статье «Комсомольцы в боях»:

«Почти беспрерывно две недели отряд «Буря» вел бои с захватчиками. И все это время в жестоких схватках участвовало комсомольское отделение. Однажды оно вместе с другими партизанами девять часов держало оборону возле деревни Заценье, отбивая яростные атаки оккупантов, И только по приказу командования отряда отошло на второй [398] оборонительный рубеж. Особую стойкость в том бою проявили Мытник Владимир, Рабцевич Леонид и другие...

Несколько комсомольцев отделения еще до начала этих боев были посланы командованием на диверсию. Выполнив с честью свое задание, они пришли в отряд и сразу же пошли в бой. Такой высокий патриотизм проявили комсомольцы Коваленко, Козловский, Кулинкович и другие. В бою около деревни Мрай комсомольское отделение участвовало в смелой атаке вражеского обоза и артиллерийского расчета. Мытник и Коваленко из автоматов в упор расстреливали фашистов. Среди противника началась паника. В этом бою Михаила Коваленко тяжело ранило. Товарищи подхватили его. У них на руках он и умер, не приходя в сознание. Смерть товарища вызвала у бойцов комсомольского отделения еще большую ненависть к врагу. На следующий день молодые партизаны с невиданным упорством дрались с противником возле деревни Уборок и вынудили его повернуть вспять. Высокую оценку получили комсомольцы отделения за свои боевые дела».

Читая донесения о боевых делах комсомольского отделения, я всегда с гордостью думал: ни в одной капиталистической стране нет и не может быть таких героев, как у нас! Мы, представители старшего поколения, очень довольны своей сменой. В свое время Коммунистическая партия направила нас на верный путь служения народу, сейчас она проявляет такую же заботу о молодежи. Партия вселила мужество в сердца и стариков, и юных. Эти сердца слиты воедино с партией и народом, поэтому в боях с врагом советские люди не знают страха.

Коммунисты! Изучая историю партии, я восторгался донесением Сергея Мироновича Кирова об обороне Астрахани в годы гражданской войны. Киров, как известно, решительно заявил тогда, что, пока жив хотя бы один коммунист, устье реки Волги было, есть и будет советским. Какой же колоссальной силой воли должен обладать член партии, чтобы влиять на многотысячные массы и вести их за собой к победе, наперекор всем трудностям! А в годы жестоких сражений с фашизмом я и сам в этом убедился. Командование соединения, бригад, отрядов, разрабатывая планы боевых операций, наиболее трудные задачи и участки всегда доверяло коммунистам. Члены партии с готовностью брались за дело, проявляя в бою смелость, выдержку, находчивость, разумную инициативу. [399]

...Группа партизан из бригады «Железняк» во главе с коммунистами Калашниковым и Соболем возвращалась с задания. Бойцы устали, передвигались с большим трудом. Хотелось поскорее добраться до базы, чтобы отдохнуть и восстановить растраченные силы. Но вот в лесу партизаны случайно встретили своих бригадных разведчиков. Те сообщили, что в Докшицах остановилась вражеская автоколонна, которая готовится отбыть в Лепель.

— Предлагаю устроить засаду, — обратился к партизанам Калашников. — Мы не можем упустить удобный случай расправиться с врагом. — Командир обвел взглядом утомленных бойцов и добавил: — Я знаю, все мы чертовски устали, свое задание выполнили. Никто не обвинит нас, что пропустим колонну. Но совесть наша не будет чиста. Поэтому за мной, друзья! Родина требует от нас еще одного усилия!

На рассвете 18 февраля 1944 года партизаны заняли боевую позицию, хорошо замаскировались в кустах, занесенных снегом. Вскоре послышался гул моторов. Мимо засады проскочили мотоциклисты.

— Приготовиться! — передал по цепи Калашников.

Подпустив врага на близкое расстояние, партизаны открыли по машинам огонь в упор. Два грузовика сразу же запылали. Спасаясь от партизанских пуль, гитлеровцы в страхе выпрыгивали из машин в снег. Один из офицеров пытался организовать бой, кричал, подавал команды, но вскоре был убит. Это усилило замешательство среди неприятеля. Пулеметчик комсомолец Зикрацкий из ручного пулемета открыл огонь по гитлеровцам, засевшим под машинами. Автоматчики Астапкович, Власов и Чурко во главе с командиром отделения Загорским окружили заднюю машину и уничтожили засевших за ней фашистов. Младшие командиры Богданов, Леончик и Скоромник подняли подчиненных в атаку на другие машины.

Все семь грузовиков сгорели. Было уничтожено свыше сотни солдат и офицеров противника, захвачены богатые трофеи.

Когда партизаны отошли в лес, Зикрацкий сказал Калашникову:

— Гитлеровцев было в три раза больше, чем нас. Вы подали команду открыть огонь, когда машины оказались рядом с нами. Если бы противник не растерялся, он бы смял нас... [400]

— Сколько твой расчет уничтожил гитлеровцев? — спросил Калашников.

— Не считал. Но думаю, что не меньше двадцати.

— Вот поэтому я и не побоялся завязать ближний бой с превосходящими силами противника, — улыбнулся коммунист.

Так действовали наши коммунисты и комсомольцы. Кипучей энергией, деловитостью, личным мужеством они многое делали для поддержания высокой боеготовности отрядов и бригад.

По инициативе членов партии среди партизан был популярен боевой лозунг: «Достойно встретим VI сессию Верховного Совета БССР!» В отрядах стали готовить рапорты высшему органу государственной власти республики. Право первыми подписать эти рапорты предоставлялось самым активным бойцам. Бригады соединения Борисовско-Бегомльской зоны в марте совершили семь нападений на гарнизоны противника, отбили более десятка вылазок врага на населенные пункты, контролируемые партизанами. Группа народных мстителей из отряда «За Отечество» бригады «Штурмовая» разгромила гарнизон Зеленый Луг, что в двух километрах от Минска. Операция была осуществлена настолько быстро, что гитлеровцы даже не успели вызвать на помощь подкрепление из города. Партизаны захватили семь лошадей и сорок голов крупного рогатого скота, которые были розданы населению. Бригада «Железняк» разгромила гарнизоны противника в местечке Вязынь и в деревнях Ольховка и Шимковщизна Вилейской области.

Вечером 15 марта четыре молодых партизана-комсомольца во главе с Сергеем Колескиным возвращались с задания в отряд. Впереди за перелеском показалась деревня Заря Смолевичского района.

— Давайте остановимся в Заре, отдохнем малость, — предложил Сергей.

Партизаны подошли к сараям, прислушались. Кругом тишина. Постучали в дверь крайнего дома, из трубы которого поднимался дымок.

— Заходите, пожалуйста. Только будьте осторожнее, в деревне сегодня остановились немцы, — приветливо встретил хлопцев глубокий старик — хозяин хаты. Посреди комнаты стояла печка-буржуйка, в ней ярко горели дрова. Не успел Колескин выставить пост, как в сенях что-то загрохотало, [401] дверь с шумом распахнулась и в комнату ворвались немецкий офицер и солдат-автоматчик.

— Руки вверх! — на ломаном русском языке заорал фашист.

Колескин не растерялся — быстро развернулся и дал длинную очередь по гитлеровцам. Офицер тотчас же свалился у порога. Солдат бросил автомат и, дико вскрикнув, пустился наутек.

— На улицу! — скомандовал Сергей друзьям. Те ринулись в дверь.

— Уходите и вы. В лес! — приказал командир группы старику.

В тот же миг Сергей в окно увидел нескольких гитлеровцев, пробиравшихся вдоль забора. На улице затрещали выстрелы — это товарищи Колескина завязали бой. Сергей полоснул по фашистам длинной очередью, а сам устремился ко второму окну, выходившему во двор. Партизан вышиб ногой раму и спрыгнул на землю. В этот момент мимо окна, согнувшись, бежал немецкий солдат. Колескин в упор выстрелил в гитлеровца и бросился к погребу, находившемуся рядом с домом.

Где-то в стороне, за сараями, прогремели взрывы гранат, трещали автоматные очереди. В небо взвилась белая ракета. Слышались крики немецких солдат.

«Там наши», — решил Сергей. Его уже не могла удержать у погреба никакая сила. Он вскочил и бросился на помощь товарищам. Добежав до сарая, дал очередь в темноту — туда, где угадывались вражеские фигуры. Фашисты замялись, открыли стрельбу в его сторону. Это только и надо было Колескину; он понял — теперь товарищи благополучно дойдут до леса.

Командир группы, изредка отвечая на огонь гитлеровцев, быстро отходил от деревни. Над ним с треском взорвалась ракета, мертвенным светом озарившая снежное поле. Колескин упал и притаился возле сугроба. Гитлеровцы стреляли наобум. Но вот со стороны леса послышались очереди, — это партизаны поддерживали огнем своего командира. Сергей преодолел открытое поле и догнал друзей, залегших в кустарнике.

— Теперь все в порядке, — сказал Колескин, еле отдышавшись. — Фашисты ночью в лес не пойдут.

И действительно, гитлеровцы побоялись сунуться в лес, прекратили преследование. В жарком бою, разыгравшемся [402] в деревне Заря, партизаны нанесли противнику значительные потери.

Велик был в те дни боевой подъем в отрядах. Партизаны отметили 26-ю годовщину Красной Армии и Военно-Морского Флота. Всюду горячо обсуждался праздничный приказ Верховного Главнокомандующего.

На митинге личного состава отряда имени Чапаева бригады «Дяди Коли» командир подрывной группы коммунист Михаил Тубалец заявил:

— Мы усилим диверсионную работу. «Пошел на задание — не уходи от железной дороги до тех пор, пока не опрокинешь фашистский эшелон под откос» — вот наш боевой девиз.

Так бойцы и поступали. Сразу же после митинга группа коммуниста Тубальца направилась к железной дороге. Подрывники провели на снегу почти без сна трое суток, но слово свое сдержали: выждали удобный момент для минирования и подложили под рельсы крупный заряд. Наши «удочники» пропустили несколько составов, направлявшихся в сторону Минска. Но вот к фронту на большой скорости шел длинный эшелон с танками и солдатами. Тубалец дернул за шпагат в тот момент, когда паровоз подходил к мине... Это был восьмой эшелон, подорванный группой бесстрашного коммуниста Михаила Тубальца.

Группа подрывников коммуниста Вершинина из бригады имени Кирова в марте спустила под откос два вражеских эшелона. Коммунист Ящук из отряда имени Чкалова бригады «Смерть фашизму» только в течение марта уничтожил 4 автомашины и 2 танкетки противника.

Партизанский связной Мозоль, житель деревни Стайки Борисовского района, подложил магнитную мину под паровоз и вывел его из строя.

Таких примеров было много. О них с гордостью говорилось на партийных, комсомольских и общеотрядных собраниях, обсуждавших приветственное письмо VI сессии Верховного Совета БССР. В этом письме партизаны и партизанки Борисовско-Бегомльской зоны, в частности, писали:

«Дорогие товарищи депутаты — избранники белорусского народа! Шлем наш боевой партизанский привет и желаем новых успехов в вашей плодотворной работе на благо нашей социалистической Родины, на благо нашего свободолюбивого народа.

Мы твердо уверены, что славное, народом избранное [403] правительство, под руководством партии Ленина примет все меры к тому, чтобы быстрее освободить нашу Родину, наш многострадальный белорусский народ, стонущий под фашистским сапогом.

Кровь стынет в жилах, сердца кипят ненавистью, когда смотришь на залитую кровью фашистскими варварами белорусскую землю, на разрушенную ими ранее цветущую Беларусь, превращенную фашистскими варварами в груду развалин, тюрьму для народов.

Потоки невинной крови льются там, где ступает нога фашистского зверя. В огне пылают белорусские города и села. В районах нашей зоны сожжено 320 деревень, 11 065 хозяйств; немецкими душегубами расстреляно, повешено и заживо сожжено более 32 тысяч стариков, женщин и детей. Угнано на фашистскую каторгу в Германию 17 тысяч человек. Невинно пролитая кровь 82-летнего старика Чижика Евдокима, 80-летней Лихтарович Марии и грудного шестимесячного ребенка Лойко Николая (Смолевичский район), 40 детей, брошенных живьем в колодец (дер. Ухвалы Крупского района), и неисчислимое количество других жертв немецких разбойников призывают нас к беспощадной мести немецко-фашистским извергам.

Ни дикие зверства, ни насилия, ни кровавый террор не сломили белоруса. Не согнул он спину перед немецкими захватчиками и не стал слугой немцев, а взял оружие в руки и поднял знамя партизанской борьбы. На многочисленные призывы немецкого холуя Островского о создании «Белорусской краевой обороны» белорусы отвечают срывом мобилизации и уходом в ряды партизан.

Бесстрашные партизаны и партизанки всемерно помогают наступающей Красной Армии и мстят врагу за его чудовищные злодеяния. Только за последние 5 месяцев партизанами нашей зоны пущен под откос 201 вражеский эшелон, при этом разбито 166 паровозов, 443 вагона с живой силой, 337 вагонов с различным военным грузом. Разбито и повреждено 1233 автомашины, 16 бронемашин, 31 танк, 7 самолетов, сожжено 1750 тонн горючего, разрушено 426 километров линии связи.

Под обломками вагонов, в боях и диверсиях уничтожено около 18 тысяч гитлеровцев.

От рук белорусского народа нашли себе бесславную могилу кровавый палач Кубе и его лакеи Козловский, Ивановский и другие. [404]

Неоценимо велика помощь народа партизанам в борьбе с фашистской сворой. Родина-мать требует от нас свято выполнять свой долг: усилить помощь Красной Армии, нападать на штабы и гарнизоны противника, громить его коммуникации, лишать возможности подтягивать резервы.

Клянемся вам, избранники народа, что не пощадим ни крови своей, ни самой жизни в героической борьбе за великое дело освобождения нашей Отчизны от немецко-фашистских захватчиков, отомстим за все — за расстрелянных, сожженных и замученных людей, за кровавую расправу, за бомбежку и разрушение наших родных сел и городов.

Смерть немецким оккупантам!

Да здравствуют наши избранники-депутаты!

Да здравствует наша доблестная Красная Армия!»

Письмо подписали командование зоны, командиры и комиссары партизанских бригад и отрядов, секретари райкомов партии. В обсуждении рапорта участвовало 10 340 человек.

Приятно было узнать, что избранники белорусского народа горячо встретили письмо партизан и партизанок, единодушно одобрили их смелые действия, пожелали новых успехов в борьбе с заклятым врагом.

Это были незабываемые дни. Наши радисты едва успевали записывать сводки Совинформбюро и сообщения «В последний час». Каждая весть с фронта немедленно передавалась в отряды и бригады, а также во многие деревни зоны. Партизаны и крестьяне с ликованием встретили известие о разгроме вражеских группировок под Корсунь-Шевченковским, Звенигородкой и Уманью, об освобождении Криворожского железорудного бассейна и значительной части Молдавии. Большим праздником для нас всех стало 26 марта 1944 года, когда мы узнали о том, что советские войска, громя вражеские полчища, вышли на границу с Румынией.

В обстановке огромного политического подъема партизаны и жители Борисовско-Бегомльской зоны встретили весну 1944 года. [405]

Разведка уходит на задание

Разведчики вышли на край леса. Под ними не хрустнула ни одна сухая ветка. Даже сорока — осторожная, чуткая птица, сидевшая на сосне, не заметила людей, застывших внизу, в кустарнике. Бойцы устремили свой взгляд вперед, на пригорок, где раскинулась деревня Роговая. Там — вражеский гарнизон. Через несколько дней бригада «Штурмовая» должна его разбить. И успех операции во многом будет зависеть от того, насколько правильно сумеют они, разведчики, определить силы и укрепления врага. Это партизаны хорошо понимают. Недаром они так сосредоточены, до боли в глазах всматриваются в даль, не обращая внимания на сырой утренний холодок, зябко пробирающийся под пальто.

— Товарищ командир, смотрите! Немец пулеметные ленты понес. Наверно, у них огневая точка там, — шепчет на ухо Алексею Клюю щупленький паренек, кивая головой в сторону крайнего дома, за углом которого скрылся гитлеровский солдат.

— Продолжай наблюдение! — приказал Алексей и почувствовал, как у самого больно защемило сердце. В который уже раз испытывает это неприятное ощущение заместитель командира бригады по разведке. «Эх! — с горечью думает Алексей Максимович, стиснув зубы, чтобы не выдать волнения. — Разведчик видит, а я-то ничего не вижу!» В одной из боевых операций Алексей едва не лишился зрения: потерял левый глаз, а правый, чудом уцелевший при взрыве снаряда, стал видеть совсем плохо. Возвратившись из партизанского госпиталя, Клюй больше всего боялся, что его спишут по чистой. Но руководство бригады чутко отнеслось к боевому товарищу.

— Мы понимаем тебя, Максимыч, — тепло, по-отечески сказал Илья Мартынович Федоров. — В подрывную группу тебе идти нельзя, а в хозвзводе сам не усидишь. Иди-ка ты [406] к разведчикам, будешь у них заместо политрука. Работать с людьми тебе, бывшему директору школы, не привыкать. Будешь беседы проводить, о сводках Совинформбюро рассказывать...

Алексей Максимович поблагодарил руководителей бригады за доверие, с трудом удержав слезу. Разведчикам он пришелся по душе. Алексей водил бойцов на задания, проявляя смелость и решительность, умел в трудную минуту поддержать партизан, прийти на выручку. Он сплотил взвод в дружный коллектив, где каждый боец до тонкостей знал свои обязанности, понимал командира с полуслова. А душой этого коллектива был Алексей Клюй.

Все это учло командование бригады, назначив Алексея Максимовича заместителем командира по разведке.

Разведгруппа провела возле вражеского гарнизона весь день. Партизаны тщательно изучили подступы к нему, выявили несколько огневых точек, обнаружили три поста охраны. Алексей Максимович тщательно проанализировал сведения, добытые разведчиками, доложил данные командиру бригады. А на следующее утро разведчики снова лазили под Роговой, снова пристально вели наблюдение.

— По-моему, разведданных вполне достаточно, — сказал Клюю начальник штаба Фогель.

— Надо кое-что уточнить на западной окраине Роговой, — доложил Алексей Максимович. — Мне еще не совсем ясно, можно ли при необходимости обойти вон тот дзот, что стоит возле дороги. — И Клюй показал пальцем место на карте.

Разведчики снова в пути. Алексей Клюй не считается с тем, что он сам и его подчиненные устали, недосыпают и недоедают в последние дни. У него одна цель — не упустить в разведке фашистского гарнизона ни одной мелочи.

Но вот разведгруппа закончила свою работу. Командованию бригады была представлена точная схема оборонительных укреплений врага и подступов к его гарнизону. Алексей Клюй обстоятельно доложил о численности и вооружении гарнизона, о расположении постов охраны и их смене, о порядке движения патрулей. Все это было использовано при разработке плана операции по разгрому роговского гарнизона.

В одну из последних августовских ночей 1943 года отряды «Штурм» и имени Фрунзе скрытно расположились на подступах к гарнизону. Командиры произвели последние [407] уточнения. И вот уже по цепям из уст в уста полетел сигнал «Вперед!». Враг обнаружил партизан лишь тогда, когда они проникли в деревню. В предрассветное небо взвилась ракета. Но было уже поздно. Партизаны забросали гранатами дзоты, дома, в которых расположились гитлеровцы, перебили охрану концентрационного лагеря для советских военнопленных. Оставшиеся в живых гитлеровцы, не выдержав дружного натиска партизан, отступили, оставив на поле боя свыше сорока трупов солдат и офицеров. Потерь у партизан не было — лишь одного бойца задела шальная пуля.

После этого немецкое командование больше уже не восстанавливало в Роговой ни своего гарнизона, ни концентрационного лагеря. Бригада «Штурмовая» получила свободный доступ к железной дороге Минск — Молодечно.

— Спасибо вам, друзья! — поблагодарил разведчиков комиссар бригады Федоров. — Вы во многом обеспечили успех боя.

— Постараемся действовать еще лучше, — заверил комиссара Алексей Максимович.

«Еще лучше!» Эти слова были девизом партизана Клюя, который отдавался делу всей душой.

Когда в начале войны фашисты оккупировали Заславский район, директор Тресковской средней школы А. М. Клюй не растерялся, не стал искать себе укромного места. Он встретил своего товарища Семена Кулаковича и сказал:

— Надо бороться с врагом.

— Вдвоем? — удивился Семен.

— Да, пока вдвоем, — спокойно ответил Алексей Максимович.

Клюй и Кулакович поначалу собирали на местах недавних боев винтовки, гранаты, патроны, толовые шашки. Друзья бесстрашно выходили на дороги, убивали одиночных гитлеровских солдат и офицеров, обстреливали вражеские автомашины. В апреле 1942 года Алексей и Семен вступили в партизанский отряд «Штурм».

— У нас есть небольшой запас тола и капсюлей-взрывателей, — сказал командиру отряда Алексей Максимович. — Разрешите мне создать группу подрывников. Будем устраивать диверсии на железной дороге.

Командир согласился с предложением партизана. Так с первых же дней пребывания в отряде Алексей Клюй стал [408] подрывником и возглавил диверсионную группу, в состав которой вошли такие же, как и он, храбрецы — Семен Кулакович, Геннадий Тригубов и Михаил Ковалев. В мае 1942 года Клюй и его друзья подобрались к железной дороге возле деревни Швали и подорвали эшелон с цистернами спирта. Вскоре после этого они спустили под откос еще один воинский поезд возле деревни Петрашки на перегоне Заславль — Радошковичи.

К сентябрю 1942 года подрывная группа Клюя израсходовала весь припасенный ранее тол. Было спущено под откос девять вражеских эшелонов с живой силой, техникой и боеприпасами. Командир отряда «Штурм» Василий Худяков приказал партизанам использовать все возможности для того, чтобы добывать взрывчатое вещество и капсюли-детонаторы. А подрывники об этом заботились больше всех. Однажды Алексей Клюй и его товарищ Николай Соловьев были посланы в разведку в районный центр Заславль. Выполнив задание, они возвращались на партизанскую базу. У деревни Дехновки бойцы заметили подбитую немецкую пушку.

— Давай обследуем артиллерийские позиции. Может, что и найдем, — предложил Алексей.

Партизаны обнаружили возле пушки два снаряда, которые были доставлены в отряд. В тот же день подрывники отправились на железную дорогу. Вышли к магистрали возле деревни Липени, разведали местность и на рассвете 19 сентября подложили снаряд под полотно, поставив капсюли-взрыватели на колесный замыкатель. Бойцы аккуратно замаскировали место минирования, отползли от насыпи в кустарник и стали ждать. Вдали загрохотал эшелон противника. Поезд приближался. До мин осталось двести, сто, пятьдесят метров... Но что это? Паровоз прошел над снарядами, но взрыва не последовало. Эшелон скрылся за поворотом пути.

— Что бы это такое? — удрученно произнес Кулакович.

— Лежи! Дождемся еще одного эшелона, — приказал Клюй.

Но вот и второй эшелон промчался мимо, а взрыва снова не произошло.

Клюй выполз на полотно и стал осторожно разминировать снаряды. Вдруг грянул взрыв, вверх взметнулось жгучее пламя. Алексея взрывной волной отбросило далеко в [409] сторону. Только в бригадном госпитале, куда его доставили товарищи, он пришел в сознание. Началось длительное лечение. Алексей Максимович сильно переживал, что ему больше не придется занять место в строю бойцов. Но, как уже говорилось выше, командование бригады «Штурмовая» с пониманием отнеслось к переживаниям партизана и разрешило ему остаться в рядах народных мстителей.

Алексей Максимович проявил незаурядные способности в организации бригадной разведки. Хорошо зная повадки врага, он проводил смелые разведывательные операции. Особенно ярко проявился талант Алексея Максимовича при организации разведки железнодорожной магистрали Минск — Молодечно в дни подготовки «рельсовой войны». Разведчики во главе с Клюем представили командованию бригады ценные сведения о подходе к железной дороге и расположенных вдоль нее вражеских гарнизонах и укреплениях. Бригада успешно выполнила намеченный план разрушения полотна железной дороги от Минска до Молодечно, не потеряв при этом ни одного человека.

...На базе бригады всегда можно застать партизан. Но почти никогда не встретишь разведчиков. На вопрос, где они, следовал неизменный ответ:

— Разведка ушла на задание. [410]

В одном строю

Когда главарь «беларускага урада» Островский спросил у гауляйтера Вильгельма Кубе, нужно ли создавать при органах «самоуправления» — городских и районных управах отделы образования, тот ответил: «Не возражаю», но тут же пояснил: «Только с нашей программой, под нашим контролем». Предатель верноподданнически склонил голову, поблагодарил за «понимание нужд белорусской нации и уважение к самостоятельности правительства». Гитлеровцы, разумеется, ни о каком образовании белорусского народа и не помышляли. По их злодейским планам, белорусы в большинстве своем должны были быть физически уничтожены, а те, кто останется, превращены в рабов немецких колонистов. Спрашивается, зачем же учить рабов и их детей?

Почти все школы были сожжены и разрушены, а в уцелевших фашисты устроили казармы, конюшни, склады, концлагеря для советских военнопленных. И все же часть школ была открыта. К примеру, в Копыльском районе, где до войны занятия велись в 107 школах, в период оккупации работало только две: в самом Копыле и в деревне Васильчицы. Так обстояло дело и в других районах.

Гитлеровцы ставили перед собою цель онемечить белорусов, вдолбить в их головы фашистские идеи. Каждый день школьникам рассказывалось о Гитлере и «великой Германии», о боевых успехах «доблестных немецких войск». Основное внимание уделялось овладению немецким языком: его изучали по семь часов в неделю. Буквари для белорусских школ печатались латинским шрифтом. Не только русский, но и белорусский языки фактически исключались из учебного плана.

В отделы образования городских и районных управ поступило распоряжение: в тех школах, которые открыты, должен быть полный набор учащихся. Фашисты рассчитывали [411] подготовить кадры для националистической молодежной организации, полиции, армии «самообороны». Кое-где детям выдавались бесплатные завтраки, иногда устраивались экскурсии в Германию, предпринимались попытки завязать переписку между белорусскими и немецкими школами.

Но и политика «пряника» не приносила успеха. Родители не пускали детей в школу, а те, которым разрешали, пропускали занятия. В городском поселке Уречье Слуцкого района до войны работало две средние школы и одна семилетняя. Только в одной белорусской средней школе обучалось свыше 800 детей. Немцы открыли в Уречье школу на сорок учащихся. Но посещаемость уроков была крайне низкой. В старшие классы по неделям не приходило ни одного ученика. Характерно, что «прогуливали» даже дети полицаев. На стенах часто появлялись написанные мелом и углем лозунги: «Долой Гитлера!», «Долой фашистскую школу!».

В Повстынской школе Слуцкого района учебный год начался 1 марта 1942 года. Однако уже в мае занятия пришлось прекратить, так как никто из учеников на уроки не являлся. Аккуратно приходили на работу лишь учителя, иначе их лишали заработной платы и продовольственного пайка (6 килограммов отрубей в месяц на семью). Когда в школе повесили портрет Гитлера, дети тут же выкололи ему глаза. Когда в классах зачитывались сводки немецкого военного командования, ученики выкрикивали: «Хлусня!», «Неправда!». В 1942/43 учебном году Повстынская школа работала всего лишь 18 дней.

И такое в Минской области было обычным явлением. Убедившись, что в расставленные ими идеологические сети почти никто не попадается, оккупанты прибегли к угрозам. В ряде населенных пунктов власти совершили чудовищные злодеяния. В деревне Домановичи Старобинского района, например, озверевшие гитлеровцы согнали в школу 246 «непокорных» детей и сожгли их. Из деревни Баяничи Любанского района были угнаны в рабство на далекую чужбину десятки мужчин и женщин; их детей — 70 мальчиков и девочек — заперли в двух хатах и собирались сжечь. К счастью, подоспел партизанский отряд, который спас детей от мучительной смерти.

Дети не хотели учиться в фашистских школах; мало находилось желающих и преподавать в этих школах. Учителей [412] в оккупированных районах оставалось мало, многие из них в свое время эвакуировались на восток, ушли на фронт. А сотни учителей, оставшихся в тылу врага, стали партизанами, подпольщиками. Только из одного Любанского района в партизанские отряды пришло более 160 преподавателей школ. Директор школы Антон Тимофеевич Минович стал комиссаром партизанской бригады имени Фрунзе, директор школы И. И. Пузевич — начальником особого отдела бригады имени Суворова, учитель Я. Я. Жуковский — командиром отряда имени Чапаева. Учитель Н. П. Тумилович работал секретарем Узденского подпольного райкома ЛКСМБ, учитель П. Довнар возглавлял диверсионно-подрывную группу...

Сердце позвало в бой с врагом и многих учителей Заславского района. Вдоль шоссе Вильнюс — Минск раскинулась деревня Роговая. Директором средней школы здесь работал Максим Филиппович Соболев — энергичный, живой человек, хотя и инвалид (у него одна нога была короче другой). Максим Филиппович с женой и дочерью жил в домике неподалеку от школы. Когда фашисты оккупировали Заславский район, они устроили в школе лагерь для советских военнопленных. Каждый день здесь за колючей проволокой умирали десятки наших людей.

Невдалеке от лагеря, около кладбища, по приказу оккупационных властей был вырыт длинный и глубокий ров, к которому каждое утро приводили десятки ослабевших военнопленных и расстреливали. Когда ожидалась новая партия военнопленных, то просто объявлялось, что в лагере вспыхнула чума; всех людей выгоняли и расстреливали, а лагерь заполнялся новыми пленными.

— Я не могу больше видеть, как фашисты истребляют красноармейцев, — сказал Максим Филиппович жене.

— Что же ты можешь сделать? Ведь ты же калека.

— Надо бороться...

Соболев стал усиленно искать встреч с коммунистами, которые бы могли подсказать, как вести борьбу против оккупантов. Вскоре он установил связь с жителем деревни Кисели Роговского сельсовета Семеном Кулаковичем.

— Тебе же ходить трудно? — спросил он.

— А дома сидеть мне просто невозможно, — ответил Максим Филиппович.

Учитель получил первое задание — собирать в лесах оружие. В Роговой и других деревнях часто видели хромого [413] человека в поношенном пальто с корзинкой, который потихоньку ковылял по дороге в лес. Люди знали, что школа превращена в концлагерь и безработному учителю ничего не оставалось делать, как собирать грибы и ягоды. Без подозрений относилось к Максиму Филипповичу и «местное начальство». Он не раз бывал в Заславле и спрашивал, когда переведут концлагерь в другое место и откроют школу. В ответ бургомистр лишь посмеивался.

— Молчи уж. А то, чего доброго, немцы рассердятся и выгонят тебя из квартиры.

Соболев целыми днями пропадал в лесах. До первого снега он вместе с бывшими учениками-комсомольцами своей школы сумел собрать и спрятать в укромных местах 250 винтовок, 5 станковых и 7 ручных пулеметов, 11 ящиков патронов. Часть этого оружия была передана группе заславских подпольщиков, возглавляемой бывшим заместителем редактора районной газеты «Колхозник Заславщины» Ермолкевичем, а остальное передано партизанам отряда «Штурм».

После того как была создана бригада «Штурмовая», Соболев стал одним из активных партизанских связных. Имея на руках немецкий пропуск, дававший право свободно передвигаться по захваченной гитлеровцами территории, он выполнял ответственные задания командования бригады и секретаря подпольного райкома партии Ивана Федоровича Дубовика. Наиболее трудными и опасными были поездки в Минск, но для Максима Филипповича они стали привычным делом. Он запрягал коня, взваливал на телегу или в сани мешок картошки и отправлялся в путь. Немецким патрулям и охранникам на дорожных контрольных пунктах он показывал пропуск и, кивая на мешок, говорил, что едет в город, чтобы на картошку выменять одежду жене и детям. Он поддерживал связь с минскими подпольщиками, бывал на конспиративных квартирах, доставляя в бригаду разведданные о гарнизоне столицы, привозил вату, марлю, медикаменты; нередко приводил с собой городских жителей, которых подпольные группы направляли в партизаны. Однажды Максим Филиппович доставил в бригаду важные немецкие документы, выкраденные подпольщиком Нехаем в гебитскомиссариате, где он устроился на работу по заданию подпольной группы. Среди документов оказались план карательной экспедиции против партизан Борисовско-Бегомльской зоны и топографическая карта с нанесенными [414] на ней условными обозначениями расположения вражеских частей и укреплений вокруг Минска.

Эти документы были немедленно доставлены в штаб нашего соединения. Отважный патриот привез однажды из Минска в бутылках шрифт и создал типографию, в которой издавалась комсомольская газета «Партизан-комсомолец».

Хотя Соболев действовал смело, хитро и осторожно, все же он вызвал подозрение у Заславской военной комендатуры. Только случай помог связному избежать ареста. Комиссар бригады Федоров разрешил ему оставить свой пост и перейти в лес, к партизанам. Вскоре Соболев отличился в бою и был назначен помощником комиссара бригады по комсомолу и вторым секретарем райкома комсомола. Его приняли в партию.

В числе партизан бригады «Штурмовая» были десятки учителей из Заславского, Радошковичского, Минского и других районов. Среди них — комиссар Илья Мартынович Федоров, бойцы Михаил Мурков, Лариса Короткая, Михаил Шейбак, Василий Мартишонок, Константин Коровко, Василий Трич, Федор Янковский, Илья Савостьянов, разведчик Смирнов и многие другие. Почти все учителя были агитаторами; многие из них стали политработниками, возглавляли партийные и комсомольские организации. Немало педагогов находилось также в других отрядах и бригадах соединения.

Вот один из них. Сын новгородского крестьянина из деревни Барадиха П. А. Семенов в 1939 году окончил Ленинградский учительский институт и работал директором неполной средней школы. Незадолго до Великой Отечественной войны он был призван в Красную Армию и направлен в 121-ю стрелковую дивизию, дислоцировавшуюся в городе Бобруйске. В первый день войны дивизия ушла на фронт. Мужественно отражая натиск гитлеровских полчищ, 10 августа 1941 года в районе Верхутино соединение попало в окружение. После упорных и кровопролитных боев некоторым бойцам и командирам удалось вырваться из окружения. Среди них был и Петр Семенов. 20 августа он встретился с партизанами отряда А. Далидовича, которые уже действовали в Любанском районе Минской области, и присоединился к ним. Сначала был рядовым партизаном, затем его назначили командиром отделения, а потом командиром взвода. За мужество и отвагу, проявленные в боях, в январе 1943 года Петр Андреевич Семенов был назначен [415] заместителем командира бригады, где также проявил свои незаурядные способности.

Оккупационные власти сначала полагали, что «русская интеллигенция», как и в прошлом, далека от народа, поэтому легко воспримет идеи «новой Европы», «нового порядка». Фашисты пытались использовать учителей, научных работников, преподавателей вузов, врачей, работников литературы и искусства в своих подлых целях — превратить в проводников своей политики. Не случайно в начале войны за теми учителями, врачами, артистами, которые оставались на оккупированной территории, сохранялись прежние должности, им выдавались заработная плата и продовольственный паек. В пропагандистских целях гитлеровцы устроили несколько поездок «представителей белорусской интеллигенции» в Германию, а потом все это широко рекламировали в печати и кино.

Но уже к началу 1942 года мнение фашистов о «русских интеллигентах» резко изменилось. Враг своими глазами увидел, что нашлась лишь жалкая кучка предателей, согласившихся служить Гитлеру; все остальные интеллигенты оказались пламенными патриотами Родины. Чиновники, несомненно, докладывали гауляйтеру, сколько учителей, врачей, артистов, научных работников ушло в партизанские отряды. Разгневанный подобными известиями, «белорусский диктатор» не раз называл наших интеллигентов «большевистскими выкормышами, поголовно связанными с коммунистами». Фашисты стали с подозрением относиться даже к той части интеллигенции, которая легально проживала на оккупированной территории. В каждом учителе, враче они видели пособника партизан и подпольщиков. И это соответствовало действительности. Представители нашей славной интеллигенции совершили немало замечательных подвигов, внесли свой вклад в дело разгрома ненавистного врага. [416]