Необычное задание
Неподалеку от Минска, в поселке Семков Городок, до войны был детский дом. Здесь воспитывалось около трехсот сирот. Дети учились в школе, работали в мастерских, занимались спортом, участвовали в кружках художественной самодеятельности, ездили на экскурсии в Минск.
В начале войны обстоятельства сложились так, что органы народного образования не смогли эвакуировать детский дом на восток. С приходом гитлеровцев часть детей старшего возраста разбежалась по окрестным деревням и нашла приют у колхозников, 276 воспитанников остались на месте.
Директором детдома назначили некоего Генералова — верного гитлеровского прихлебателя. Под стать ему были и так называемые воспитатели. У детей началась жизнь, полная тревог и лишений. Из скудного пайка, который выделяли фашистские «благодетели», детям почти ничего не оставалось; они голодали, ходили раздетыми и разутыми. Школа была закрыта.
Так продолжалось до 1942 года — до тех пор, пока созданный в Заславском районе партизанский отряд «Штурм» не окреп и не стал представлять собой внушительную силу. Однажды к комиссару отряда Федорову пришел посетитель, который назвал себя воспитателем детского дома.
— Не могу больше видеть страданий детей, — сказал он. — Прошу вас взять дом под свою защиту.
— На кого мы можем опереться? — спросил Федоров.
— Среди преподавательского и технического персонала несколько человек являются настоящими советскими патриотами. Думаю, что они помогут партизанам.
В тот же день Федоров направил в детский дом группу вооруженных бойцов. Те встретились с директором Генераловым. [343]
— Детский дом принадлежал и принадлежит Советской власти, поэтому мы требуем от вас строжайшего выполнения законов нашего государства о воспитании детей, — заявили партизаны.
— Но, простите, — удивился предатель, — я подчиняюсь Минской городской управе...
— Мы не признаем управу, — сказали партизаны. — Просим выполнять следующие требования советских законов: немедленно прекратите избиение детей, обеспечьте выдачу им довольствия в полной норме, изгоните из числа воспитателей и технического состава тех, кто будет злостно нарушать советские законы, запретите антисоветскую и религиозную пропаганду среди детей. Каждый месяц вы лично будете отчитываться перед партизанским отрядом, который осуществляет полномочия Советской власти в районе.
— В моем положении это сделать невозможно, — развел руками Генералов.
— Не сделаете — будете нести строгую ответственность перед нашим народом, — предупредили партизаны.
Директор пообещал. Но стоило партизанам уехать, как он собрал воспитателей и набросился на них с площадной бранью, стал угрожать им тюрьмой за связь с партизанами. Генералов съездил в Минск, выпросил у оккупантов оружие — автомат, парабеллум и несколько коробок патронов.
Обо всем этом стало сразу же известно в партизанском отряде. На этот раз группа наших бойцов приехала в детский дом не вечером, как несколько дней назад, а в полдень, когда Генералов меньше всего ожидал их визита. Предатель испугался до полусмерти, вытащил из сейфа оружие и «преподнес» его партизанам.
Разговор с Генераловым был решителен и строг.
— Вы по-прежнему грубо нарушаете советские законы, — заявили народные мстители. — Командование отряда отстранило вас от должности директора. Убирайтесь из детского дома немедленно. Если появитесь здесь еще раз, будете преданы суду.
Генералов, обрадованный тем, что партизаны не арестовали его, умчался в Минск. Что он там говорил — неизвестно, только через несколько дней на его место прибыл новый директор — Коньков. Он заверил партизан, что будет добросовестно выполнять все их требования. И действительно, в детском доме была создана более или менее нормальная [344] обстановка. Избиения детей прекратились. За хищение продуктов были уволены некоторые воспитатели. Коньков не стремился к прямой связи с партизанами, но и не мешал работникам и детям общаться с ними.
Бойцы из отряда «Штурм», а потом из бригады «Штурмовая» и работники Заславского подпольного райкома партии были частыми посетителями детского дома. Они привозили детям продукты питания, одежду, обувь, рассказывали о нашей Родине, о победах Красной Армии на фронте, о партизанской жизни, снабжали воспитателей и воспитанников газетами, листовками. Некоторые работники дома и дети постарше с охотой выполняли задания партизан: ездили в Минск, вели разведку, распространяли в городе листовки, поддерживали связь с подпольщиками.
Директор часто получал нагоняи от оккупационных властей, однако не обращал на это внимания, заботясь о том, чтобы в детдоме выполнялись требования командования партизанского отряда.
Но весной 1943 года над детдомом нависла грозная опасность. Партизанам стало известно, что под видом прививок от дизентерии гитлеровцы хотят испытать на детях какое-то новое лекарственное средство, изобретенное в Германии. Было ясно, что, поскольку немецкие врачи не испытывают это средство в своих детских клиниках, оно представляет большую опасность для жизни детей. Партизаны решили сорвать гнусное намерение гитлеровских медиков. Они рассказали детям о замысле фашистов и рекомендовали не позволять делать уколы.
В один из апрельских дней в детский дом приехало свыше десяти немцев в белых халатах. Врачи разложили инструменты, собрали детей и стали уговаривать их сделать безболезненные уколы. Ни один ребенок не подошел добровольно к врачам. Тогда фашистские «лекари» стали хватать ребятишек и насильно делать им уколы. Дети в страхе сгрудились в углах большого зала, кричали: «Лучше убейте нас, но уколы делать не дадим!» Врачебная комиссия не выдержала дружного отпора и уехала ни с чем.
В начале января 1944 года партизаны узнали, что фашисты хотят вывезти воспитанников детского дома в Германию. Как предотвратить это? Было над чем задуматься секретарю райкома Ивану Федоровичу Дубовику и командованию бригады «Штурмовая». Возникла смелая мысль — вывезти детей в расположение партизанских отрядов. [345]
Заславский райком партии поручил осуществление этой операции командованию бригады «Штурмовая». Каждый отряд выделил по 10–15 санных подвод, заготовил необходимое количество одеял, шуб, валенок, платков. Для охраны обоза назначили специальный отряд во главе с командиром роты И. Батяном.
Под утро в деревню Середняя въехал длинный обоз. В санях, возле которых шли вооруженные партизаны, находились укутанные в шубы, одеяла, платки ребятишки. Лица у всех радостные, озорные.
В морозной тишине прозвучал четкий рапорт Ивана Батяна:
— Товарищ секретарь райкома партии! Ваше задание по вывозке детей из Семков-Городокского детского дома выполнено. Вывезено 276 ребят. При выполнении задания потерь не имели.
Детей распределили по деревням. Так малыши были избавлены от фашистского рабства. [346]
Дружно — не грузно
Каждый день с фронта приходили вести одна, радостнее другой. В середине февраля 1944 года Красная Армия нанесла крупное поражение гитлеровским войскам южнее озера Ильмень. Наши воины вышли к границам Прибалтики. Все мы жили известиями о ходе наступательных боев на северозападном театре военных действий. Развернулась невиданная по масштабам битва за Правобережную Украину. Наступление повели четыре Украинских фронта — от устья Днепра до Припяти. По всему чувствовалось, что скоро придут в движение и Белорусские фронты. Наша разведка сообщала о нервозности командования центральной группировки фашистских войск.
Такая обстановка требовала особенно четкой координации действий всех партизанских сил, расположенных в области. Морозным зимним днем я направился на юг Минщины, в подпольный обком. Мне предстояло преодолеть свыше двухсот километров в один конец и такое же расстояние проехать обратно. Кони у нас были резвые, выносливые. Рассчитывали управиться за неделю.
Путь предстоял не особенно сложный. Был ведь не сорок первый год, когда приходилось таиться возле каждого перекрестка, возле каждой деревни, пережидая, пока пройдут фашистские войска. Сейчас наша дорога шла в основном через территории, освобожденные или контролируемые партизанскими отрядами. И я снова и снова с гордостью думал о том, как много было сделано Красной Армией и народными мстителями за два с половиной года войны. Эти мысли прервал мой неизменный спутник во всех походах — автоматчик Николай.
— Зря, товарищ полковник, дали самолет разобрать. А то бы мы уже через час чаек попивали с Василием Ивановичем и Иосифом Александровичем. Лететь безопасно — кругом своя земля... [347]
— Да разве я разрешал? Всего лишь на час опоздал, а то был бы у нас самолет, — ответил я.
И смешно и грустно вспоминать об этом самолете. Однажды в нашей зоне — Плещеницком районе — опустился двухместный немецкий самолет. Партизаны во главе с инструктором подпольного райкома партии Кульгавым издалека открыли стрельбу по машине. Летчики, которые попытались было устранить неисправность, бросились наутек, но были пойманы нашими бойцами. Доложили о том, что захвачен вражеский самолет, и мы немедленно выехали к месту посадки. Но, к большому огорчению, увидели лишь один голый остов.
— Мы боялись, товарищ командир, — виновато объяснил Кульгавый. — Думали, что могут нагрянуть фашисты и увезут машину. А тут хоть добро не пропало — снятые пулеметы нам пригодятся, а из алюминия и плексигласа вещичек хороших наделаем...
Ну, что с ними было делать! Пожурили мы партизан, сказали, что у нас есть свои партизанские летчики и машина нам была бы весьма кстати.
И вот вместо самолета приходится ехать на лошадке. Правда, в этом была и своя прелесть: путь долог и нетороплив, можно о многом подумать наедине, подготовиться к докладу в обкоме партии. Ведь там наверняка спросят товарищи: «А что вы сделали?»
Рассказать есть о чем. И о том, что в начале 1944 года были созданы две новые бригады — «Большевик» и имени Калинина, и о подвигах партизан. В первую очередь, само собой понятно, о подрывнике-»удочнике» Владимире Абрамчике, высоком, задорном парне из деревни Агарки Заславского района.
...В канун 26-й годовщины Красной Армии Владимира вызвал комиссар бригады «Штурмовая» Илья Мартынович Федоров и спросил его:
— Какой собираешься преподнести подарок Родине в честь праздника?
Абрамчик рассказал о своем плане подрыва вражеского эшелона на железнодорожном мосту через шоссейную дорогу в районе деревни Селедчики.
— Как же ты снимешь охрану моста? — спросил Федоров, не скрывая своего удивления.
— Не беспокойтесь, товарищ комиссар. Все подходы разведаны. У моста стоит один часовой, остальные караульные [348] отдыхают в это время в бункере. Сниму фашиста за милую душу, не крякнет даже, — уверенно произнес Владимир.
Группа подрывников, захватив с собой 32 килограмма взрывчатки, скрылась в ночи. Минеры и сопровождавшие их автоматчики до тонкостей знали свои обязанности. Абрамчик проводил операции обычно без команд и сигналов — был уверен, что каждый сделает то, что ему положено. Так оно всегда и бывало. На этот раз подрывникам и вовсе повезло. По пути они встретили железнодорожника, который проживал в домике неподалеку от моста. Мужчина был чем-то сильно расстроен. Еле владея собой, он рассказал партизанам, что немецкий часовой покинул пост, ворвался в дом, выгнал хозяина, а сам стал приставать к жене, угрожая ей автоматом. Обезумевший от негодования железнодорожник шел, сам не зная куда, гонимый желанием кому-нибудь пожаловаться. Он очень обрадовался встрече с партизанами и знакомой тропинкой привел их к дому. Гитлеровца бойцы взяли без труда. Не теряя ни секунды, подрывники устремились к мосту. Группа автоматчиков во главе с Леонидом Терлецким — таким же бесстрашным храбрецом, как и Абрамчик, — бесшумно подкралась к бункеру, но спавших там гитлеровцев решили не трогать, чтобы не подымать шума.
Абрамчик с товарищами заминировал мост, привязал к чеке мины шнур и отполз по снегу с насыпи метров на сто. Отползли в условленные места и остальные партизаны. Минут через двадцать показался эшелон, следовавший на Минск. Когда паровоз въехал на мост, Володя потянул шнур, однако взрыва не произошло. В чем дело? Абрамчик бросился к мине. Оказалось — шпагат порвался, не выдернув чеки. Подрывник мгновенно устранил повреждение и снова залег в свой снежный окопчик.
Не прошло и получаса, как со стороны Молодечно появился новый эшелон. Володя по привычке слегка потянул «удочку», проверяя натяжение шнура. Прошло несколько томительных минут. Вот уже колеса локомотива гулко застучали по мосту. Володя дернул шнур. Мощный взрыв далеким эхом раскатился окрест, и мост взлетел на воздух. В провал, зиявший над шоссе, полетели, громоздясь одна на другую, платформы с танками, автомобилями и пушками. Выполнив задание, подрывники зашли в домик железнодорожника, посоветовали ему уходить подальше, забрали [349] с собой сидевшего под стражей горе-часового и благополучно вернулись на свою базу.
— С праздником и с победой вас, друзья! — поздравил партизан комиссар Федоров.
Пять дней понадобилось, чтобы расчистить дорогу от обломков разбитых вагонов и военной техники и навести временный мост.
А какими словами рассказать об отважном пулеметчике из отряда «Штурм» Александре Емелине, бесстрашном минере из отряда имени Чкалова комсомольце Сергее Ковалевском! Существуют два подхода к оценке жизни. Одни восторгаются возрастом, другие — делами человека: что он сумел за свою жизнь доброго сделать, какую память по себе оставил? И это, по-моему, правильно. Иное полено неделю протлеет, но над ним и портянки не высушишь, а другое ярким пламенем всего лишь пяток минут горит, зато десяток продрогших партизан высушит и обогреет. Так и жизнь: она красна не годами, а делами...
Емелина в отряде любовно называли «Саша-пулеметчик». Это имя к нему так же крепко пристало, как в кинофильме «Чапаев» к Анке-пулеметчице. Саша и в самом деле был духовным внуком чапаевской Анки. До войны он десятки раз смотрел на экране «Чапаева», и Анка была его кумиром. В годы войны Саша не расставался со своим другом — «максимом». И подвиг совершил, похожий на Анкин. Емелин участвовал в боевой разведке возле местечка Радошковичи. Партизаны неожиданно встретились с превосходящими силами противника. Гитлеровцы, увидев перед собой горстку советских бойцов, атаковали их.
— Отходи! — крикнул Александр и сам лег за пулемет.
Огненной струей он обдал фашистов и прижал их к земле. Александр оглянулся назад и улыбнулся: товарищи подползали к лесу.
Гитлеровцы снова бросились в атаку на пулеметчика с криками: «Рус, сдавайся!» Александр нажимал на гашетку и по-чапаевски ободрял себя: «Врешь, не возьмешь! Пока я жив и есть патроны, ко мне не подойдете!» Саша был тяжело ранен, но не оставил пулемета. Свыше пятнадцати трупов уже валялось на снегу, однако враг не приблизился к Сашиной позиции ни на шаг. Партизан сражался до последнего патрона. Фашисты ворвались на позицию, когда Саша был уже мертв. [350]
Товарищи из отряда «Штурм» продолжали числить его в боевом строю, открыв на героя-пулеметчика счет убитых фашистов. Пусть больше Сашины руки не сжимали рукоятки пулемета, но его «максим» работал на святое дело освобождения Родины от врага.
Короткой, но яркой жизнью вошел в бессмертие и партизан Сергей Иванович Ковалевский из отряда имени Чапаева бригады «Смерть фашизму». Он остался для нас живым примером непоколебимой боевой стойкости. 16 января подрывник поставил мину-авиабомбу на магистрали Минск — Москва. Увлеченный работой, партизан не заметил, как был окружен немецкой охраной. Завязалась перестрелка. Сергей выпустил из автомата все патроны.
— Взять живым! — скомандовал немецкий офицер.
Гитлеровцы взяли бойца в кольцо, однако приближались к нему с опаской. Когда они были уже совсем рядом и Сергей видел их звериный оскал, он крикнул: «Смерть фашизму!» — и дернул за шнур мины-авиабомбы. Герой погиб при взрыве; вместе с ним погибли и 10 гитлеровцев, набросившихся на партизана-подрывника.
В бою под деревней Боровуха Холопеничского района был ранен партизан из бригады имени Кирова Павел Купин. Израсходовав все патроны, он пополз по снежному полю к лесу. Партизана заметил фашист. Видно, горяч был бандит, если побежал за партизаном, забыв, что у самого ни одного патрона не оставалось. Павел, превозмогая боль, привстал на колени и бросил под ноги гитлеровцу гранату. Но она не взорвалась. Гитлеровец навалился на партизана, прижал его к земле и выхватил нож. Кунин, собрав последние силы, вцепился зубами в руку врага и, отняв нож, прикончил его. Кунин, весь залитый кровью, нашел в себе силы доползти до леса, где и был подобран товарищами.
Доброй славой пользовалось в бригаде «Дяди Коли» имя партизана-подрывника Анатолия Шимановича. В июне 1941 года он закончил Плисскую среднюю школу Смолевичского района и мечтал поступить в летное училище. Война расстроила планы юноши. Вскоре в родную деревню ворвались фашисты. Анатолий сначала прятался от гитлеровцев, а потом ушел в партизаны. Под руководством опытного подрывника Александра Гормозы Шиманович изучил минное дело и 17 октября 1942 года во главе группы вышел на первое самостоятельное задание. Сначала Анатолий [351] потерпел неудачу: мина не взорвалась, так как шнур зацепился за ветку дерева. Подрывник быстро исправил ошибку, и второй эшелон полетел под откос. Было разбито более двух десятков вагонов с живой силой противника.
Боевое крещение было удачным. Анатолий Шиманович со своей группой часто выходил на железную дорогу и к началу 1944 года подорвал 14 вражеских эшелонов, девятнадцать раз перерезал подземный кабель Берлин — Восточный фронт, неоднократно участвовал в штурме вражеских гарнизонов.
...Мои воспоминания прервали голоса, доносившиеся из перелеска. Я оглянулся и увидел группу вооруженных партизан, помогавших сдвинуть сани, тяжело нагруженные дровами. Крики раздавались на русском, белорусском и еще на каком-то незнакомом мне языке. Подъехав к группе, я заметил в ней двух парней, одетых в немецкую форму; шапки-ушанки на них были наши, даже с красными звездочками.
— Кто это? — Поинтересовался я.
— Французские камерады, — бойко ответил ездовой, державший вожжи. — Вы же сами, товарищ командир, давали разрешение принять их в нашу бригаду.
«Это французы Иоганн Винклер и Альберт Барбиш», — догадался я.
Французы заулыбались, подошли ко мне и стали что-то говорить. Я пожал плечами: дескать, не понимаю.
— Мы тоже их не понимаем, разговариваем на пальцах, — пояснил ездовой. — Но хлопцы хорошие, воюют здорово.
Мне вспомнилось, как недавно читал газету «Котовец» бригады «Народные мстители».
В своем письме «Вместе с русскими» французы писали:
«Мы французы. Немцы насильно загнали нас в свою армию. Мы находились в Логойске в отряде СС. Мы не могли равнодушно смотреть, как немецкие изверги истребляют мирное население, поэтому и перешли на сторону партизан. Сейчас мы вместе с русскими боремся против немецко-фашистских оккупантов. На нашем боевом счету уже больше десятка уничтоженных гитлеровцев, четыре взорванные автомашины и три танка.
Мы клянемся, что и впредь будем беспощадно бить гитлеровцев до полного их уничтожения». [352]
Я пожал руки французским товарищам. Вроде бы и не применял силы при рукопожатии, но француз согнулся и крикнул: «Ой!»
— Что он, ранен? — спросил я партизана.
— Нет, — засмеялись те. — Мозоли сейчас набил. Топор держит не по-нашему, рубит, словно воробей клюет. Научится!
Француз догадался, о чем идет речь, и в знак согласия закивал головой. Я пожелал боевым друзьям успехов, очень сожалея, что не знаю ни одного слова по-французски. Выручил находчивый и дотошный Николай. Он подошел к французам и сказал:
— Камрад... Париж... Морис Торез... «Юманите»... Во! — После этого он показал большой палец и закончил по-немецки: — «Гут!»
Французы остались довольны речью Николая и, обняв его за плечи, произнесли ответную речь:
— Москва... Ленин... Карашо!
Поговорив с партизанами, мы двинулись дальше. Слева от нас, за дальним лесом, угадывался Логойск — районный центр, который фашисты превратила в крупный гарнизон. Мне припомнилось, что возле этого городка 15 июня 1943 года была схвачена смелая партизанка Лариса Матюшко, руководившая подпольной комсомольской организацией на Болотной станции в Минске. В тот летний день Лариса с двумя немцами-антифашистами Францем Гиршем и Мартином (имя неизвестно) наскочила на вражескую засаду. В неравном бою Матюшко и ее товарищи погибли. В дикой злобе каратели искололи тело отважной партизанки штыками.
Проезжая логойскими лесами, я думал и о том, что где-то здесь воюет с оккупантами чешский патриот Франц Горак, член Коммунистической партии Чехословакии с 1934 года. Он не раз арестовывался, больше года просидел в пражской тюрьме. Горак возмущался насильственной мобилизацией чехов и словаков в гитлеровскую армию, помогал товарищам доставать подложные медицинские справки о непригодности к службе. Но вот мобилизовали его самого. С полным безразличием надел он немецкую форму, без боязни ехал на советско-германский фронт. Франц был себе на уме. Он устроился шофером-механиком авторемонтных мастерских в Минске. Сразу же связался с коммунистическим подпольем города и партизанами Логойского [353] района. Вскоре он передал подпольщикам два пулемета, автомат, винтовку, пять пистолетов, много гранат и патронов, сообщал разведданные о немецко-фашистских воинских частях.
Неоднократно Горак просился в партизанский отряд. Ему отвечали: пока ты нужнее в Минске. И только тогда, когда гитлеровцы начали подозревать Франца в связях с подпольщиками, он прибыл в партизанский отряд на легковой машине «мерседес», принадлежавшей гитлеровскому генералу Шарфу.
Бесстрашный чех сразу же пришелся по душе партизанам, и они охотно брали его на любые операции. Франц принимал участие в одной из засад на шоссейной дороге между Острошицким Городком и Логойском; в другой раз группа во главе с Гораком совершила нападение на гараж противника в Острошицком Городке. Партизаны сожгли пять автомашин и склад с горючим. В одной из схваток в деревне Совденичи чех был ранен, но не покинул поле боя до тех пор, пока задача не была выполнена.
Однажды Горак с несколькими партизанами находился в разведке. Выполнив задание, разведчики возвращались на свою базу. В пути они заметили группу советских военнопленных, которых сопровождал сильный конвой. Франц предложил напасть на фашистов. Партизаны поддержали его и устроили засаду у деревни Околица. Бой был непродолжителен. Немецкие конвоиры не ожидали нападения и растерялись. Партизаны расстреливали их в упор. Народные мстители захватили тогда три автомата, пять винтовок, два пистолета. Оружие тут же было вручено военнопленным, которые влились в партизанский отряд.
Франц Горак в боях лично уничтожил 49 гитлеровцев, сжег девять автомашин, а две автомашины привел в партизанский отряд. Командование бригады «Большевик» высоко оценило его боевые заслуги — он был назначен командиром отряда «Спартак». Здесь в полной мере раскрылись незаурядные способности Горака. Он умело руководил боевыми операциями. Отряд «Спартак» участвовал в разгроме вражеских гарнизонов в деревнях Эйнаровичи, Зыково, Селище и других. Только в бою за Эйнаровичи партизаны под командованием Горака уничтожили свыше тридцати солдат и офицеров противника, 17 гитлеровцев захватили в плен. Было захвачено два пулемета, пять автоматов, [354] пятнадцать винтовок и большое количество патронов.
Я представлял, с каким восторгом воспринимает наш чехословацкий друг сообщения Совинформбюро об успешном наступлении советских войск на Правобережной Украине. Он наверняка подсчитывает, сколько километров осталось до его любимой родины. Считай, дорогой товарищ, и помни — в этом победном марше участвуешь и ты! Убитые тобой на белорусской земле фашисты никогда не преградят дорогу советским воинам, несущим долгожданное освобождение порабощенным Гитлером народам Европы. Скоро знамя свободы взовьется и над златой Прагой!
Забегая вперед, скажу, что после соединения партизан, с Красной Армией Горак продолжал борьбу с гитлеровцами в армии генерала Людвика Свободы. В боях на территории Чехословакии Горак был тяжело ранен.
Пролетарский интернационализм — великое чувство. Оно привело в наши ряды и группу польских товарищей, насильно мобилизованных в фашистскую армию, но не пожелавших бороться против братского советского народа.
...Это было зимой 1942/43 года. Разведка отряда «За Родину», где командиром был Федор Семенович Харланов, а комиссаром Иван Артемьевич Бессмертный, установила, что в крупский гарнизон на охрану железной дороги прибыла польская рота. Командование отряда сразу же стало искать способы установления связи с поляками.
Помог случай. В канун нового, 1943 года партизанский пост, стоявший на окраине деревни Робск, задержал женщину.
— Куда идешь? — спросили ее партизаны.
— Я полька. Приехала из Вильнюса. Иду в деревню Сивый Камень. Хозяева послали, дочь их надо привезти, — ответила незнакомка.
Объяснения женщины показались бойцам подозрительными, и они отправили ее в штаб отряда. Там с ней повели разговор Харланов и Бессмертный.
— Зовут меня Анеля, — представилась женщина. — Вы спрашиваете, как я сюда попала? Сейчас объясню все по порядку. Мои хозяева, у которых я работаю, до революции жили под Холопеничами в деревне Сивый Камень, а потом уехали в Вильнюс. Дочку же свою маленькую оставили в деревне у родных. И теперь вот вспомнили о ней. Меня послали. Помоги, говорят, ей до нас добраться. — [355] Полька показала пропуск, выданный крупским комендантом.
— Мы вам разрешим побывать в Сивом Камне, — сказал Ф. С. Харланов. — Но сначала хотелось бы, чтобы вы выполнили одну нашу просьбу.
— Какую же? — полюбопытствовала она.
— Видите ли, — не совсем уверенно начал командир отряда, внимательно присматриваясь к женщине и решая, выполнит она поручение или нет. — В Крупках, у гитлеровцев, служат ваши соотечественники. Там целая рота, командует ею Кароль Лесек. Вот ему мы и хотели бы передать через вас наше письмо...
— Вы говорите — поляки служат у гитлеровцев? — переспросила она и вспыхнула от стыда. — Я таких соотечественников не признаю. Настоящий польский патриот помогать врагу славянских народов не будет.
— Но пока мы не знаем, как поляки оказались в Крупках, — пояснил Бессмертный. — Может быть, их фашисты принудили к этому под угрозой оружия?
— Тогда другое дело. Я передам ваше письмо, — — согласилась Анеля.
— Но должны вас предупредить, — сказал Харланов, вручая ей письмо. — Задание очень опасное. Если письмо попадет к гитлеровцам, вам несдобровать.
— Не беспокойтесь. Я всегда рада помочь русским, — сказала Анеля.
В партизанском письме говорилось, что русские и поляки — братья-славяне, что в борьбе против общего врага — германского фашизма — им нужно стоять вместе, плечом к плечу. Письмо заканчивалось призывом к полякам переходить на сторону партизан и указывалось, как это можно сделать.
Через четыре дня Анеля вернулась в отряд, радостная и возбужденная.
— Кароль Лесек сначала напугал меня, — рассказывала она. — Он прочитал письмо и сказал, что за такое дело положена смертная казнь. Но я ему ответила, что передо мной сидит не фашист, а поляк. Тогда он улыбнулся, и я сразу поняла, что Кароль — хороший человек.
— Что нам написал в ответ Кароль Лесек? — спросил Харланов.
— Ответ он передаст позже. А пока велел сказать, что его рота воевать с партизанами не будет. Если и придется [356] с вами встретиться, то поляки будут стрелять для вида, вверх.
Командование отряда поблагодарило польскую патриотку и помогло ей добраться до деревни Сивый Камень. Там Анеля встретилась с нужной женщиной, но та наотрез отказалась ехать в Вильнюс, к своим родителям. Русская женщина сказала Анеле: «Передайте им: к старому мне возврата нет!»
Ответ командира польской роты принес солдат Роман Петрушко. Лесек сообщал, что в одну из ближайших ночей рота будет поднята по тревоге и при полном вооружении выведена из гарнизона в партизанскую зону.
К сожалению, Лесеку не удалось полностью осуществить свой замысел. После исчезновения польского солдата Романа Петрушко гитлеровцы заподозрили неладное и расформировали роту. Кароль Лесек сумел собрать лишь десять человек и с ними перешел к партизанам. В отряде под его командованием было создано польское боевое отделение.
Польские партизаны вместе с русскими, белорусскими и украинскими товарищами ходили в разведку, устраивали засады, участвовали в «рельсовой войне», подрывали вражеские железнодорожные эшелоны, смело отбивали атаки противника, пытавшегося прорваться в партизанскую зону. 19 июня 1943 года во время прорыва вражеской блокады смертью храбрых погиб Кароль Лесек. Он похоронен в братской могиле у деревни Пострежье.
Польские товарищи проявляли в боях выдержку и инициативу. В сентябре 1943 года Антон Высоцкий ушел в разведку в гарнизон противника, расположенный в деревне Блонь Борисовского района. Он тщательно разведал вражеские укрепления, установил численность гарнизона, вооружение, местонахождение постов. Высоцкий вернулся в отряд и доложил собранные данные командованию.
На следующий же день отряд «За Родину» нанес неожиданный удар по гарнизону и разгромил его. В бою отличились польские товарищи Роман Петрушко, Генрих Габрич, Владислав Петровский и другие.
...Мне приятно было думать о боевых друзьях — в думах не замечалось долгого пути. Мы благополучно обогнули Минск, пересекли железные дороги, побывали в бригадах имени Рокоссовского и «Буревестник», оставили [357] позади Варшавское шоссе и направились на Старобинщину.
Через сутки я встретился с Василием Ивановичем Козловым и с другими членами обкома партии. Доложил об обстановке в Борисовско-Бегомльской зоне, о составе и расположении бригад и отрядов, настроении личного состава, боевых операциях, о работе райкомов партии и партийных организаций. Товарищи в свою очередь сообщили мне, что вся Минская область включена гитлеровским командованием в прифронтовую зону, а это вносило существенные изменения в формы руководства партизанским движением со стороны обкома партии.
— Это не формальный акт, — сказал В. И. Козлов, — он отражен не только на боевых картах. Меняется боевая обстановка. Вся власть на местах принадлежит военным. По полученным нами последним агентурным данным, Берлин потребовал от военных властей проведения широких боевых действий, охватывающих всю прифронтовую полосу, с тем чтобы очистить тылы гитлеровских армий от партизан и большевистского подполья.
— Мне недавно доложили об увеличении численности гарнизонов в Минске, Борисове, Смолевичах, Дзержинске, — подтвердил я мысль Козлова.
— Тотальная мобилизация в Германии, — продолжал Василий Иванович, — дала возможность сформировать немало новых частей. Некоторые из них уже заменили ряд боевых дивизий во Франции и в самой Германии. Благодаря этим дивизиям увеличила свой резерв и группа «Центр». Командованию группы разрешено использовать этот резерв для борьбы с партизанами. Таким образом, мы будем теперь иметь дело не только с охранными войсками и полицией, а в первую очередь с частями регулярной армии, располагавшей большим количеством авиации, танков, артиллерии. Фашисты наверняка попытаются навязать нам бои на широком фронте. Мы должны быть готовы и к этому. Нельзя допускать шаблона в ведении боевых операций, нужно всячески изматывать противника, наносить по нему неожиданные удары.
Василий Иванович сообщил: Центральный Комитет партии и Белорусский штаб партизанского движения считают, что и в условиях прифронтовой полосы основным видом партизанской тактики должен быть смелый маневр, причем теперь этот маневр должны осуществлять не только [358] командиры отрядов и бригад, но и штабы соединений. Поэтому очень важно наладить четкое взаимодействие и между зонами.
В дверь постучали. В комнату вошел незнакомый мне капитан и подал Козлову записку. Василий Иванович внимательно прочитал ее и сказал мне:
— Вот видишь. Германское командование от слов переходит к делу. В последние дни мы получили уже несколько донесений о том, что производятся сосредоточение и перегруппировка фашистских войск в Минском, Гресском, Червенском, Узденском, Копыльском и Пуховичском районах. У нас не остается сомнений в том, что враг готовит блокаду этой обширной территории. Мы привели бригады и отряды в полную боевую готовность — я вчера как раз по этому вопросу ездил на Копыльщину...
Василий Иванович информировал меня о последнем заседании обкома. Было решено вести всю политическую работу под знаком достойной встречи VI сессии Верховного Совета БССР, назначенной на конец марта, с тем чтобы доложить верховному органу власти республики о возросшей боевой и политической активности партизан и населения. На заседании обкома речь шла и о том, чтобы немедленно развернуть подготовку к весеннему севу.
— Посевная кампания 1944 года — особенная кампания, — подчеркнули товарищи. — Центральный Комитет дал указание засеять как можно больше посевных площадей. Это знаменательный факт! Дело идет к тому, что урожай будем собирать уже на освобожденной земле.
Я пробыл в обкоме партии весь день. Были детально обсуждены все важнейшие задачи. Поздно вечером я сказал Козлову:
— Пойду малость посплю перед дорогой.
— А ты что, уже обратно? — удивился Василий Иванович.
— Да, дел на севере так же много, как и на юге, — отшутился я.
— Ты прав, пожалуй. Не держу. Кстати, по дороге загляни в бригады Филипских и имени «Правды».
Едва я добрался до своей Борисовско-Бегомльской зоны, как командир бригады «Штурмовая» сообщил, что в южных районах области гитлеровцы начали крупную карательную экспедицию. Узденщина, Копыльщина и некоторые другие районы заполыхали огнем. Блокировка продолжалась [359] целую неделю — с 27 февраля по 6 марта. Противник бросал в бой одновременно по 15–20 тысяч солдат регулярных войск, которые вели наступление при поддержке танков и артиллерии. Партизаны сражались мужественно. Врагу не удалось сломить сопротивление наших бригад и отрядов. Понеся большие потери в живой силе и технике, гитлеровцы вынуждены были прекратить наступление и убраться в свои гарнизоны. Территория, контролируемая партизанами, не уменьшилась ни на один квадратный метр.
Наше соединение в феврале 1944 года спустило под откос 67 вражеских эшелонов. При этом разбито: паровозов — 62, вагонов с живой силой — 137, платформ с военной техникой — 147 и 193 вагона с другими военными грузами. Кроме того, из ПТР выведено из строя 33 паровоза. На шоссейных дорогах уничтожено и подбито 194 автомашины, четыре танка и одна бронемашина.
При встречах с секретарями подпольных райкомов партии, командирами и комиссарами отрядов мы вели разговор об усилении руководства партизанским движением в условиях прифронтовой полосы и подчеркивали необходимость еще более четкого взаимодействия всех партизанских формирований. Чем выше наша сплоченность и организованность, тем успешнее борьба с заклятым врагом. Правильно в народе говорится: дружно — не грузно. [360]
Рокоссовцы
Юго-западнее Минска, неподалеку от районного центра Дзержинск, раскинулся станьковский лес. Он простреливался вражеской артиллерией вдоль и поперек. Массив прорезали дороги, по которым немецкие танки могли проникать почти во все стороны. И все же здесь с первых дней войны и до прихода Красной Армии в 1944 году активно действовали партизаны. Сначала это были отряды, которыми командовали Н. М. Никитин, И. И. Апарович, а затем крупная партизанская бригада имени Рокоссовского. По окраинам леса располагались четырнадцать вражеских гарнизонов, которые закрывали партизанам все входы и выходы. И когда в Минском подпольном обкоме получали донесения о боевых делах рокоссовцев, то мы относились к ним с особым вниманием, а про наших Дзержинских друзей говорили: «Молодцы, ребята! Находятся в невероятно трудных условиях, буквально под прицельным огнем врага, а как здорово действуют!»
Ларчик между тем открывался просто. Пожалуй, ни одна бригада нашей области не имела такого широко разветвленного подполья, такой хорошо налаженной разведки, как дзержинская.
— Мы и дня не проживем, если не будем ежечасно, ежеминутно знать, что делается вокруг, — говорил комиссар бригады, секретарь подпольного райкома партии Петр Григорьевич Мартысюк, один из первых организаторов партизанского движения в районе.
Это хорошо понимал и командир бригады Николай Юльянович Баранов, в недавнем прошлом лейтенант-артиллерист, родом из местечка Песочное Копыльского района. И командование не жалело сил для создания надежной связи и для ведения усиленной разведки. Партизаны были связаны со всеми подпольными группами, действовавшими в районе. Не было на Дзержинщине такой деревни, но [361] было ни одного вражеского гарнизона, где бы бригада не имела своих связных. Рокоссовцы поддерживали постоянную связь с соседними бригадами: узденской имени Ворошилова, копыльской имени Чапаева и краснослободской имени Александра Невского. Были свои люди у бригады и в Дзержинске, и в Минске. Можно смело утверждать, что на одного партизана-рокоссовца приходилось не менее пяти связных. Командование своевременно предупреждалось обо всех замыслах противника; не было случая, чтобы враг заставал рокоссовцев врасплох. В этом была их сила.
В деревне Озеро, расположенной на шоссе Слуцк — Минск, бухгалтером в бывшей МТС работал Емельян Матвеевич Курбыко. Каждое утро аккуратно приходил на работу, целый день просиживал за бумагами, а вечером возвращался домой. Дела свои он держал в ажуре, — ни одна, даже самая строгая комиссия не могла к нему придраться. Немец — шеф станции, превращенной в ремонтные мастерские, иногда с улыбкой говорил Емельяну Матвеевичу:
— Ты бы и в Германии был на хорошем счету.
Этот «аккуратист», не раз получавший благодарности от оккупантов за образцово налаженный бухгалтерский учет, руководил в деревне Озеро крупной подпольной организацией, выполнявшей ответственные задания командования бригады имени Рокоссовского. Кроме Емельяна Матвеевича в подпольной организации состояли: его жена Стефанида Никитична, бывший работник райисполкома Иван Антонович Лукашевич, Наполеон Фелицианович Ридевский и другие. Однажды подпольщики получили задание провести разведку в гарнизоне Королево, где находился крахмальный завод. Емельяну Матвеевичу не стоило труда упросить оккупационные власти о включении его в комиссию по проверке бухгалтерии предприятия. Такого придирчивого, дотошного ревизора было поискать. Он изучал каждую бумажку, пересчитывал цифры на счетах, допоздна засиживался в Королеве, а нередко и оставался там ночевать. По «делам службы» ходил на дом к рабочим и служащим завода. Доставали пропуска в Королево и приезжали на завод за крахмалом Стефанида Никитична, Иван Антонович Лукашевич. Подпольщики переслали командованию отряда имени 25-летия Октября точную схему укреплений и сторожевых постов вражеского гарнизона, график смены караулов; сообщили, в каких домах живут гитлеровцы, сколько их, какое у них оружие. Все это дало [362] возможность партизанам нанести мощный удар по королевскому гарнизону. При этом было уничтожено свыше пятидесяти гитлеровцев, взорван завод, а крахмал роздан местному населению. Начальник штаба отряда И. Ф. Егоров, руководивший боем, прислал Емельяну Матвеевичу Курбыко записку: «Благодарим за помощь».
Группа Курбыко была связана и с минским подпольем. Емельян Матвеевич, его жена Стефанида Никитична и другие члены организации часто бывали в Минске. Это они установили связь с братьями Мартыновскими, которые работали в фотографии, принадлежащей «генеральному комиссариату Белорутении». Через озерских подпольщиков Мартыновские передали в бригаду десятки фотографий немецких чиновников и предателей, снимавшихся на различные удостоверения и пропуска. Фотоснимки с подробным описанием, где тот или иной оккупант работает, пересылались в органы нашей контрразведки.
Однажды в Москву из партизанской зоны прибыл самолет с необычным грузом — мешками, наполненными советскими и немецкими деньгами, облигациями займов, банковскими бумагами. Все это было доставлено из Дзержинского банка. Смелую операцию по изъятию ценностей провели партизанские связные, которым удалось привлечь на свою сторону бывшего управляющего банком Бондаренко. Партизаны произвели настоящий переполох не только в Дзержинске, но и в Минске. В районный центр понаехало много ответственных чиновников из «генерального комиссариата», полицейских. Немало местных гитлеровских чиновников были смещены со своих постов и в наказание направлены на фронт.
Бывший управляющий банком Бондаренко, оказавший содействие партизанским связным, пришел в отряд и хорошо зарекомендовал себя в боях. Он был назначен командиром взвода.
Агентурной разведкой руководил особый отдел во главе с Александром Пупейко. Смелый и отважный чекист, он умело подбирал людей, расставлял их на важнейших участках, сам нередко пробирался во вражеские гарнизоны. В Москву регулярно шли радиодонесения об обстановке в районе, о перебросках немецких войск по железной дороге Брест — Москва.
В бригаде существовало правило: «Каждый командир ведет разведку». Разведчиков высылали отделения, взводы, [363] роты, отряды; при штабе бригады находились взводы пешей и конной разведки. За каждым из четырнадцати вражеских гарнизонов, окружавших станьковский лес, было установлено постоянное наблюдение. Стоило фашистам предпринять вылазку в соседние деревни с целью грабежа, как об этом тотчас же доносилось в отряды. Партизаны быстро давали отпор грабителям.
Искусным разведчиком зарекомендовал себя молодой партизан Илья Прокопенко. Хорошо владея немецким языком, он переодевался в форму гитлеровского солдата и уходил на задания. Илья неизменно приносил важные сведения. Как-то командованию бригады потребовалось достать «языка». Сделать это вызвался Прокопенко. Переодевшись в немецкую военную форму, он с пятью партизанами ночью вышел к станции Фаниполь. Бойцы незаметно подобрались к вражескому дзоту, прикрывавшему подступы к железной дороге. Возле дзота взад-вперед прохаживался часовой. Прокопенко поднялся с земли и окликнул солдата по-немецки: «Как пройти поближе к станции? Заблудился, черт возьми». Потом смело приблизился к огневой точке. Илья о чем-то переговорил с часовым, попросил у него закурить и, улучив удобный момент, прикончил гитлеровца кинжалом. Партизаны ворвались в дзот. Там спали четыре солдата. В штаб бригады были доставлены четыре «языка» и их оружие. За этот подвиг Илья Николаевич Прокопенко был удостоен ордена Красной Звезды.
Не уступал в смелости Прокопенко и другой разведчик-партизан Бурак, местный житель, который знал в районе каждую тропинку, каждый кустик. У этого бесстрашного бойца в любой деревне находились знакомые. Выполняя задания, он иной раз пропадал по трое-четверо суток, обходил до десятка деревень и рассказывал обо всем виденном и слышанном с такими подробностями, что у командира после беседы с разведчиком возникало чувство, словно он сам только что объехал весь район. Рокоссовцы — связные и разведчики часто навещали и соседние районы.
Командир бригады Николай Юльянович Баранов был постоянно связан с командирами бригад имени Ворошилова — Василием Григорьевичем Еременко и имени Чапаева — Николаем Анисимовичем Шестопаловым, обменивался с ними оперативными разведданными. Дзержинская, узденская и копыльская бригады нередко помогали друг [364] другу, наносили совместные удары по врагу. Они вместе действовали на железной дороге во время «рельсовой войны», сообща громили крупные вражеские гарнизоны, нападали на автоколонны противника. Минский обком поддерживал их боевую инициативу, одобрял планы совместных операций.
Очень удачно провели бой эти бригады на шоссе Минск — Слуцк 14 декабря 1943 года. Накануне связные доставили сообщение о том, что из Минска в Слуцк собирается выехать автоколонна в сопровождении двух броневиков. Баранов, Шестопалов и Еременко в тот же день встретились и решили общими силами организовать на шоссе мощную засаду. К утру 14 декабря партизаны замаскировались в снегу у дороги. В десять часов показалась колонна из семидесяти грузовиков. Впереди и сзади ее шло по броневику. Партизаны не открывали огня до тех пор, пока вся колонна не втянулась в «огневой мешок». Первым ударил из противотанкового ружья по бронеавтомобилю Н. Ю. Баранов. Это был сигнал к открытию огня. В тот же миг заухали другие противотанковые ружья, затрещали пулеметы и автоматы, полетели гранаты. Запылали броневики и многие грузовые машины. Солдаты из охраны прыгали на землю и сразу же попадали под свинцовые очереди. Лишь немногим гитлеровцам удалось открыть ответный огонь. С криками «ура!» партизаны устремились к дороге и вскоре уничтожили всю охрану. На снегу осталось около сотни трупов вражеских солдат и офицеров. Были сожжены все автомашины.
В этом бою погиб командир роты Слицкий, который; первым поднялся в атаку, увлекая за собой остальных бойцов. Народные мстители с воинскими почестями похоронили отважного командира. В целом же наши потери были незначительными.
Бригада имени Рокоссовского располагалась невдалеке от железной дороги Брест — Москва, которую гитлеровское командование рассматривало как главную магистраль, питавшую всем необходимым группу армий «Центр». Это хорошо понимали и рокоссовцы. Наносить удары по дороге они считали одной из важнейших своих задач. В бригаде было около двадцати боевых диверсионных групп. Подрывники ни днем ни ночью не «слезали» с «железки». Бригада постоянно требовала у штаба соединения все новых и новых партий взрывчатки и приспособлений [365] для взрыва. Их просьбы, как правило, удовлетворялись. Обком и штаб соединения придавали исключительно важное значение подрывной работе на центральной белорусской магистрали.
Рокоссовцы по праву гордились многими подрывниками — настоящими мастерами минного дела. Одним из них был командир группы Бронислав Татаржицкий, уроженец деревни Шитковичи. Никто лучше его не знал подходы к дороге от станции Фаниполь до Негорелого. Про Татаржицкого партизаны говорили: «Бронислав с завязанными глазами выведет группу в любое место». Он спускал под откос вражеские эшелоны днем и ночью, был опытным «удочником», а когда требовалось, минировал железнодорожный путь перед самым носом приближающегося поезда.
Молва о бесстрашном подрывнике дошла и до противника. Гитлеровцы предпринимали все меры, чтобы поймать его, но он оставался неуловимым. Врагу удалось разузнать, что Бронислав Татаржицкий родом из Шитковичей, что там проживают его родители. Каратели ворвались в деревню, расстреляли отца и мать Татаржицкого. Но мужественный патриот стойко переносил тяжелое горе, не пал духом, продолжал выполнять боевые задания. В одну из очередных вылазок Бронислав заминировал полотно возле станции Негорелое. Под откос свалились паровоз и несколько платформ с танками. Фашисты немедленно перебросили к месту катастрофы крупные силы. Группа подрывников была окружена противником. Партизаны приняли неравный бой. Они бились до последнего патрона. Чтобы не попасть в плен врагу, Бронислав Татаржицкий, тяжело раненный и истекавший кровью, подорвал себя гранатой.
Среди подрывников было немало женщин, причем некоторые из них возглавляли диверсионные группы. Например, Зинаида Николаевна Жучкова со своими товарищами подорвала 11 эшелонов, Анна Ходаркевич — четыре, Бронислава Ридевская и Лидия Хорошева — по три. Всего рокоссовцы-подрывники пустили под откос 113 вражеских эшелонов.
Плечом к плечу со взрослыми дрались с врагом подростки, пионеры. Любимцем всей бригады был Марат Казей, юный разведчик. Сотни километров проскакал он на своем Орлике по партизанским тропам, доставляя в отряды пакеты [366] командира. Марат не раз участвовал в боях. Он мстил фашистским захватчикам за свою мать, партизанскую связную, повешенную в Минске.
8 марта 1944 года три отряда бригады расположились в деревне Румок Узденского района. Гитлеровцы сумели быстро перебросить к деревне крупные силы и на рассвете пошли в наступление. Партизанские засады и сторожевые посты старались подпускать врага на близкое расстояние и в упор расстреливали его. Но к месту боя подходили новые подкрепления; противник окружал деревню с трех сторон. Отряды отражали одну атаку за другой. Бой затянулся. Комбриг Баранов решил вызвать на помощь отряд имени Фурманова, располагавшийся километрах в семи от Румка. Посланные туда двое разведчиков с пакетом были убиты. Больше на командном пункте никого не было — все находились на передовой. При командире находился лишь четырнадцатилетний Марат. Но Николай Юльянович не решался пустить юного разведчика — уж очень опасен был путь. Требовалось проскочить широкое поле, которое простреливалось пулеметным огнем. Заметив, что командир взволнован, Марат обратился к нему:
— Разрешите, товарищ комбриг. Я проскочу.
Баранов колебался, но иного выхода не было. Он написал приказание и вручил его юному разведчику со словами:
— Передай командиру отряда имени Фурманова.
Комбриг обнял и поцеловал мальчишку. Марат вскочил на Орлика и с места перешел на галоп. Разведчик вихрем влетел на поле. И тут Баранов увидел, как упала лошадь, а от нее в сторону отлетел мальчишка. Николай Юльянович схватился за голову, закрыл глаза: «Убит Марат!» Но когда снова посмотрел на поле, то увидел, как юный разведчик подбежал к лошади. А уже через секунду он снова мчался на Орлике к лесу. К счастью, ни одна вражеская пуля не задела ни коня, ни всадника.
Пакет был доставлен по назначению. Отряд имени Фурманова быстро снялся с места, зашел в тыл противнику и смело вступил с ним в бой. После многих неудачных атак противник вынужден был отступить, оставив на поле боя большое количество убитых.
Пионер Казей еще не раз выполнял задания командира. 11 мая 1944 года начальник разведки бригады Владимир Ларин и Марат наткнулись на вражескую засаду. [367]
Первая же пулеметная очередь скосила Ларина и его коня. Вскоре рухнул на землю и Орлик, не раз выносивший юного разведчика невредимым из-под пуль врага. Марат добежал до кустов и залег, отстреливаясь от наседавших со всех сторон гитлеровцев. Немцы видели, что перед ними мальчишка, кричали ему: «Сдавайся! Бросай оружие!» Марат продолжал стрелять. Выпустив все патроны, он метнул во вражескую цепь гранату, а со второй бросился на фашистов сам. Раздался взрыв. Юный разведчик погиб. Вместе с ним остались лежать и несколько уничтоженных оккупантов.
Советское правительство высоко оценило подвиг юного разведчика: пионеру Марату Казею посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Рокоссовцы не давали врагу покоя ни днем ни ночью. Они участвовали в освобождении города Дзержинска, помогали армейским частям уничтожать окруженную группировку противника в районе Минска. Командующий 3-й армией генерал А. В. Горбатов за успешные боевые действия объявил личному составу бригады благодарность. [368]