В стане врага

В короткие минуты отдыха любил я прилечь где-нибудь в сторонке под кустиком и наблюдать за жизнью партизанского лагеря. Чудесная картина большой дружной семьи представала тогда перед глазами. Одни чистят оружие, другие стирают ветхое бельишко, штопают, зашивают порванные места, третьи о чем-то мирно беседуют. И у каждого — свой характер, свои заботы и думы. Но объяви тревогу, и картина мгновенно преображается: оставлены занятия, на полуслове оборвались разговоры, забыты еще минуту назад волновавшие думы. Люди стоят в строю, готовые к любому заданию, полные воли и решимости, И по велению совести они пойдут на подвиги, которых от них требует Родина: будут сидеть в засаде, поползут с толовой шашкой к железнодорожному полотну, бросятся в атаку на вражеский гарнизон, пойдут в дальнюю разведку...

Некоторые из них не вернутся, сложат свои головы на поле боя; других, истекающих кровью, принесут на руках товарищи; третьи придут в лагерь целыми и невредимыми. И опять мы увидим дружную, сплоченную семью, где все — русские и белорусы, украинцы и грузины, представители других народов нашей страны — товарищи, братья, друзья. Опять потекут мирные разговоры, послышатся шутки, польются задушевные мелодии любимых песен.

Это — герои. Но каким именем назвать тех, кто, выполняя боевое задание партийных органов, месяцами не видит друзей, живет в стане врага, не минуту, не час, а все время ходит по краю пропасти; тех, у кого жизнь постоянно висит на волоске. Я имею в виду наших подпольщиков.

Им приходилось очень трудно, но они, не считаясь ни с какими опасностями, выполняли боевые задания, вели [127] кропотливую работу среди советских людей, проживавших во вражеских гарнизонах.

Самый крупный на территории Белоруссии гарнизон гитлеровское командование создало в Минске. Здесь подпольщикам было труднее всего, но патриоты действовали активно.

В городе день ото дня росло и крепло партийное и комсомольское подполье.

В числе первых возникла подпольная парторганизация на железнодорожном узле. В нее входило 18 человек. Возглавлял подпольщиков Федор Спиридонович Кузнецов, бывший начальник Минского паровозного депо. На станции, в депо, в различных службах пути, кроме того, действовало несколько диверсионно-подрывных групп. Подпольщиками стали надежные и уважаемые люди: машинисты Афанасий Балашов, Юлик Крыжевец, Аркадий Корсеко, Иван Иващенок, Константин Павлечко, водоснабженцы Ф. Жевалев и М. Буримский, слесари И. Гомельский и Н. Шкляревский, стрелочники И. Юхович, В. Горовец, инженер Иосиф Степуро, Ольга Куприянова, Константин Хмелевский и другие. Подпольщики выводили из строя станочное оборудование и водоснабжение, часто выпускали на линию плохо отремонтированные локомотивы.

Боевая подпольная группа возникла и на вагоноремонтном заводе имени Мясникова. Здесь вожаком патриотов стал коммунист с 1923 года Кирилл Иванович Трус. В первые же дни вражеской оккупации была создана подпольная группа при инфекционной больнице. Эту группу возглавила секретарь парторганизации больницы Ольга Федоровна Щербацевич.

В палатах лежали больные и раненые воины, которых не удалось эвакуировать на восток. Фашисты обрекли этих людей на гибель: медицинская помощь им не оказывалась, кормили впроголодь. Если же человек начинал выздоравливать, его отправляли в лагерь военнопленных. Подпольщики заботились не только о выздоровлении воинов, но и о том, чтобы они не попали за колючую проволоку. Щербацевич и ее помощники знали, кто из раненых начал выздоравливать и самостоятельно двигаться. Они приходили к этому человеку и говорили:

— Приготовьтесь, сегодня вечером мы вывезем вас из больницы и поместим у надежных людей. Там вы долечитесь, [128] и мы поможем вам переправиться в партизанский отряд.

Ольга Федоровна и члены ее группы знали, что если гитлеровцы обнаружат побег раненого воина или заметят, что они помогают ему убежать, то расстреляют и их, и товарища, которого пытались спасти. Но ничто не могло остановить отважных медицинских работников. Чуть ли не каждый вечер они провожали раненых и больных на квартиры своих знакомых, и те с готовностью принимала бойцов. А когда люди окончательно выздоравливали, доставали для них гражданскую одежду, документы и помогали им связаться с партизанами.

В конце октября 1941 года подпольная деятельность группы Ольги Федоровны Щербацевич была раскрыта, и она вместе со своим 16-летним сыном Володей и другими патриотами Родины была казнена.

Немало подпольщиков гибло в неравной борьбе с врагом. Но на место павших вставали новые бойцы. Обком партии, находя все новые и новые связи с городским подпольем, принимал настойчивые меры к тому, чтобы в Минске росли и крепли подпольные организации и группы. Их активными участниками и организаторами выступили коммунисты Вячеслав Никифоров (Ватик), Николай Александрович Шугаев, Николай Евстафьевич Герасименко, Исай Павлович Казинец, Георгий Минович Семенов, Степан Иванович Заяц, Мария Борисовна Осипова, Варвара Феофиловна Матюшко, Ядвига Михайловна Савицкая, Константин Денисович Григорьев, Арсений Викентьевич Калиновский и многие другие. Подпольщики действовали на заводах, фабриках, железной дороге, в жилых кварталах, фашистских учреждениях.

Подпольные группы вначале не были связаны друг с другом, работали по собственной инициативе. Однако по мере расширения связей с подпольным обкомом партии и партизанскими отрядами и группами, располагавшимися вокруг Минска, в деятельности подпольщиков становилось больше организованности, боевитости, целеустремленности. Но как бы обширны и надежны ни были эти связи, их недоставало. Жизнь требовала создания общегородского партийного органа, который бы действовал на месте, объединял и сплачивал многочисленные подпольные группы, повседневно руководил ими, направлял их деятельность. [129]

В конце ноября — начале декабря 1941 года на одной из конспиративных квартир в Октябрьском районе Минска состоялось совещание представителей некоторых городских подпольных групп, которые образовали руководящий партийный орган — горком партии. В его состав вошли С. И. Заяц, И. П. Казинец, Г. М. Семенов и другие.

Горком возглавил партийное подполье и многое сделал для того, чтобы поднять трудящихся на активную борьбу против немецко-фашистских захватчиков. Подпольщики проводили политическую работу среди жителей города, печатали листовки и сводки Совинформбюро и распространяли их среди населения, спасали раненых воинов Красной Армии, организовывали побеги военнопленных из концлагерей, направляли своих людей в партизанские отряды, добывали для них оружие, боеприпасы и медикаменты. Подпольщики устраивали диверсии, уничтожали оккупантов, держали их в постоянном страхе. Так, подпольщики железнодорожного узла зимой 1941/42 года разморозили и вывели из строя 50 паровозов. Подпольная парторганизация узла через Александра Макаренко связалась с логойским партизанским отрядом «Народные мстители», в который за короткий срок было направлено 130 железнодорожников. Когда возникла необходимость, в этот же отряд с группой товарищей в марте 1942 года ушел и секретарь подпольной парторганизации Ф. С. Кузнецов.

Бесстрашно действовали в подполье кандидат медицинских наук хирург Дмитрий Савельевич Рыдлевский и врач профессор Евгений Владимирович Клумов, имевший нелегальную кличку Самарин. Они не только лечили советских патриотов, но в широких масштабах организовали снабжение городского партийного подполья, многих партизанских отрядов ценнейшими медикаментами, хирургическими инструментами, препаратами. Когда речь шла о спасении жизни раненого партизана или подпольщика, они шли на любой риск.

Активная деятельность подпольщиков всполошила оккупантов. Начались облавы, аресты. В марте 1942 года гитлеровцы арестовали многих подпольщиков, в том числе членов горкома партии: С. И. Зайца, И. П. Казинца, Г. М. Семенова и других. После жестоких допросов большая группа советских патриотов была казнена. [130]

Рано утром 9 мая 1942 года в городском парке против здания окружного Дома Красной Армии каратели повесили И. П. Казинца и Н. Г. Демиденко; у бетонного моста — Н. И. Толкачева, бригадного комиссара, депутата Верховного Совета РСФСР Н. Ф. Герасимовича, Г. В. Глухова, И. С. Ковалевского и Е. К. Горица. Напротив здания института физкультуры (ныне площадь Я. Коласа) были повешены М. Л. Екельчик, А. К. Никифоров, П. С. Алейчик; у Червенского рынка, на Комсомольской и Цнянской улицах были повешены З. М. Окунь, М. Б. Чипчин, А. Л. Зубкович, И. И. Вербицкий и А. А. Арндт. В отчете № 5 СД докладывало в Берлин своим хозяевам, что 9 мая 1942 года ими было казнено через повешение 28 и расстрелян 251 партизан (минских подпольщиков. — Р. М.).

Но никакие репрессии неспособны были запугать патриотов. Борьба продолжалась с неослабевающей силой. Минский подпольный городской комитет партии пополнился новыми коммунистами.

В первой половине мая 1942 года на квартире Варвары Феофиловны Матюшко (ул. Добролюбова, 1) состоялось заседание подпольного горкома КП (б) Б, на котором присутствовали И. К. Ковалев, Д. А. Короткевич, В. В. Никифоров, В. С. Омелъяшок, Н. Шугаев, К. Хмелевский, М. Думбра, И. Кабушкин, В. Матюшко, Я. Савицкая, И. Будаев. На этом, одном из самых расширенных своих заседаний горком рассмотрел важнейшие вопросы: о создании городских подпольных райкомов партии; о создании партийных и комсомольских организаций; об оказании помощи семьям погибших подпольщиков; о выпуске газеты «Звязда» и листовок; о подборе конспиративных квартир; об отправке в партизаны некоторых подпольщиков и убежавших из лагеря военнопленных.

Выполняя принятые решения, минские подпольщики создали пять городских райкомов КП(б)Б, каждый из которых состоял из секретаря и двух-трех членов — заместителей секретаря. Расширилась сеть подпольных партийных и комсомольских организаций. Важное событие произошло в июне 1942 года — тогда был отпечатан первый номер подпольной газеты «Звязда».

Примечательно и то, что действовавшие возле Минска партизанские отряды и группы все настойчивее стремились проникать в город с целью разведки и организации диверсий. Посланцы партизан в первую очередь искали и [131] устанавливали связи с коммунистами, комсомольцами и беспартийными патриотами, помогали им укреплять партийное подполье, усиливать удары по врагу. В то же время городские подпольщики сами шли в деревни и леса для налаживания контактов с партизанами и населением. Процесс этот происходил одновременно. Связь партизан с подпольщиками, а тех и других — с населением сливала различные формы борьбы в единую, общенародную и усиливала удары по гитлеровским оккупантам.

В 1942 году на Минск начали активно работать все наши межрайонные и районные комитеты партии и партизанские бригады, разведывательно-диверсионные группы и особенно таких районов, как Дзержинский, Заславский, Логойский, Плещеницкий, Бегомльский, Борисовский, Смолевичский, Минский, Руденский, Узденский. Можно сказать, что подпольщики города и партизаны Минщины действовали по общему плану ЦК и обкома КП(б)Б и вели борьбу с врагом плечом к плечу.

Находившиеся в Минске оккупанты не знали покоя ни днем ни ночью. Все здания в городе, занимаемые оккупантами, были обнесены колючей проволокой, окна нижних этажей заложены кирпичом, по углам каменных домов стояли железобетонные огневые точки. Минск все время находился на осадном положении. Не было того дня и ночи, чтобы подпольщики не наносили удары по противнику.

Сила городского партийного подполья состояла в том, что оно непрерывно пополнялось новыми бойцами, поддерживалось жителями города, имело тесные связи с партизанами, населением области. В 1942 году связь минского подполья с обкомом КП(б)Б значительно улучшилась. Горком специально направил в областной партийный комитет коммунистов Анну Езубчик, Хасю Пруслину и Марию Батурину, которые, преодолев трудности многокилометрового перехода, благополучно прибыли к нам. В беседе с секретарями обкома в присутствии секретаря ЦК КП(б)Б И. П. Ганенко они подробно рассказали о делах минских подпольщиков, разведчиков и диверсантов. Связным А. Езубчик и X. Пруслиной было поручено передать горкому партии указания обкома о дальнейшей работе.

Я проводил подпольщиц в обратную дорогу. На прощание сказал им:

— Расскажите минчанам обо всем, что вы видели здесь, и пусть они знают, что вся Белоруссия героически [132] сражается с фашистскими захватчиками. Белорусский народ оказывает огромную помощь Красной Армии в борьбе с оккупантами. Мы делали и делаем все для того, чтобы те гитлеровцы, которые следуют на Восточный фронт, нашли себе могилу на белорусской земле. Этого ждем и от минских подпольщиков. Верим, что они оправдают наши надежды.

Следует отметить, что на связь с партизанскими отрядами и бригадами ходили члены подпольного горкома партии, секретари городских райкомов, многие другие участники минского подполья. Среди них Николай Шугаев, Вячеслав Никифоров, Иван Кабушкин (Жан), Лариса Матюшко, Ядвига Савицкая, Александр Дементьев, Иосиф Будаев.

После сентябрьского (1942 года) провала городского подполья уцелевшие от ареста коммунисты, советские патриоты не сложили оружия, продолжали самоотверженно сражаться с оккупантами.

В борьбе с врагом к подпольщикам приходил боевой опыт. Инициатива патриотов рождала все новые и новые формы работы. Некоторые подпольные группы стали засылать самых смелых и бесстрашных подпольщиков в полицию, в оккупационные учреждения, чтобы вести там разведку, устраивать диверсии. Вот один из многочисленных примеров.

Начальник Любанско-Стародорожского межрайонного отделения НКВД Евстрат Денисович Горбачев хорошо знал комсомольца Владимира Раменьчика. Тихий, застенчивый по натуре, он совершенно преображался, когда видел, что хулиганы затевают драку в клубе или на улице либо пристают к женщине. Раменьчик смело прекращал драку, унимал хулиганов и отправлял их в милицию. Случалось, Раменьчику попадало от них. Но это его не останавливало. Через работников милиции с Раменьчиком познакомился и Горбачев, у них завязалась деловая дружба. Когда началась война, Раменьчик сразу узнал, что Евстрат Денисович ушел в лес для борьбы с врагом. Володя быстро нашел своего друга.

— Принимай к себе, — спокойно сказал он Горбачеву. — Будем воевать вместе против фашистов.

— Очень хорошо, — похвалил комсомольца Евстрат Денисович. — Считай, что ты уже партизан. — Горбачев задумался, внимательно посмотрел на паренька и добавил: — [133] Но работать будешь не в отряде. Хочу дать тебе другое задание...

— Какое же? — нетерпеливо спросил Владимир.

— Возвращайся в Любань и поступай добровольцем в полицию. Так и скажи оккупантам, что пришел к ним добровольно...

— Как же так, Евстрат Денисович?! — удивился Раменьчик. — Ведь я — советский человек, разве могу я изменить Родине?

— Вот поэтому и посылаем тебя в самое пекло, в логово врага...

Владимир понял не сразу. Горбачеву пришлось долго убеждать, пока тот согласился.

— Трудная выпала тебе доля, — сказал ему на прощание Евстрат Денисович. — Будешь ходить между двух огней. За малейшее подозрение тебя немедленно повесят гитлеровцы. Но и нашим я не могу сказать, что ты свой. Может случиться так, что тебя подстережет и партизанская пуля. Жители Любани, советские патриоты, не зная, кто ты есть на самом деле, будут плевать полицаю Раменьчику в лицо, проклинать его, называть предателем, фашистским псом. Ты все должен стерпеть и вынести. Ты нужен нам там. Очень нужен...

С тем Владимир и ушел. Вскоре он появился на улицах Любани с повязкой полицая на рукаве. Нет ничего труднее, чем работать в стане врага! Ты ненавидишь фашистов, но обязан им улыбаться, угодливо вытягиваться в струнку, выполнять их приказания, ездить на задания и делать вид, что стараешься поймать партизан, стрелять по ним. Днем и ночью ты должен быть в постоянном напряжении, внимательно следить за каждым шагом врага, чтобы самому не оступиться, не попасть впросак.

Приближался праздник — 24-я годовщина Великого Октября.

— У нашего народа есть славная традиция — встречать революционные праздники хорошими делами, — сказал на заседании обкома партии В. И. Козлов. — Война не должна нарушить эту традицию. Мы давно уже с вами поговаривали о разгроме гарнизона противника в Любани. Давайте приурочим эту операцию к знаменательной дате, чтобы по-боевому отметить день рождения Советского государства. [134]

Обком принял решение о разгроме немецко-полицейского гарнизона в районном центре Любань. Мы поручили Е. Горбачеву провести разведку и подготовить план операции. Он сразу же взялся за дело. Через наших людей — «полицейского» В. Раменьчика и «начальника полиции» А. Гидрановича — Горбачев получил необходимые данные о численности, вооружении и укреплениях гарнизона и вскоре представил обстоятельный план на рассмотрение обкома. Мы внесли в него небольшие поправки и утвердили. Планом предусматривалось совершить нападение на любанский гарнизон в ночь с 6 на 7 ноября 1941 года. К участию в операции привлекались отряды А. И. Далидовича, партизанские группы Н. Розова, А. Патрина, Г. Столярова и А. Милевича (Милановского).

...Вечер шестого ноября. Наступил долгожданный час выхода на задание. Все заметно волновались, и не только потому, что это была первая крупная операция с участием нескольких партизанских групп и отряда. Главное, что нас тревожило, — правильны ли наши расчеты, учли ли мы все данные, которые передали Раменьчик и Гидранович. Но, кажется, все было предусмотрено.

Партизаны отправились в путь. Две боевые группы со станковыми пулеметами выдвинулись вперед, чтобы заблаговременно перерезать дороги из Любани на Уречье и Старобин, Погост — Слуцк. Эти же группы перерезали телефонные провода, связывавшие Любань с другими гарнизонами.

Пять наших разведчиков пробрались в районный центр. Они бесшумно сняли нескольких часовых в тех местах, откуда можно было обнаружить подход партизан к городу. Разведчики, хорошо зная расположение постов и график смены часовых, действовали смело и решительно.

Самым трудным участком был мост через реку Орессу, который охранялся часовыми. Но автоматчики, возглавляемые Дмитрием Гуляевым, бесшумно сняли часовых. Это дало возможность нашим ударным группам незаметно подойти к зданию райисполкома, в котором фашисты устроили свою комендатуру и расположились сами. В окна полетели гранаты. Партизаны ворвались внутрь помещения и в упор расстреливали обезумевших от неожиданного удара оккупантов. Некоторым из них удалось выскочить на улицу, но и там они попадали под партизанские пули. [135]

Бой продолжался около двух часов. Партизаны разгромили вражеский гарнизон, захватили много оружия, боеприпасов, продуктов и одежды. Наши потери были невелики: один боец убит, а другой тяжело ранен.

Закончив бой, партизаны отправились на свои базы. В деревне Редковичи они остановились на короткий отдых. Там их догнала группа бойцов одной из застав, охранявших подход к гарнизону противника во время операции. Они привезли на телеге связанного полицейского. Бойцы то и дело зло бросали ему:

— Отвоевался, гадина! Вздернем сейчас на осине!

— Не вздернете, — смело отвечал тот. — Без распоряжения командира не имеете права...

Это удивило партизан, сопровождавших повозку. Они доложили о странном полицейском Горбачеву. Евстрат Денисович, подойдя к телеге, улыбнулся:

— Володя! Ты жив! Молодец! А я за тебя так волновался!..

— Это наш, подпольщик, — поняли партизаны, с гордостью глядя на своего незнакомого боевого товарища.

Раменьчик подробно рассказал о своих действиях в любанском бою.

— Я, как и было условлено с товарищем Горбачевым, в два часа ночи снялся с поста и пробрался в комендатуру, попросил у караульных стакан воды и сигаретку. Больше всего боялся, как бы не нарваться на своего разводящего или начальника караула — тогда беды не миновать: за уход с поста наверняка посадили бы в кутузку. Но черт с ней, с кутузкой! Не удалось бы мне тогда выполнить задание Евстрата Денисовича. — Владимир тепло поглядел на нас, затянулся дымком и улыбнулся: — Все, однако, обошлось благополучно. В комендатуре не оказалось ни разводящего, ни начальника караула. Спали, видно, где-то. Вскоре на минутку отлучился во двор и дежурный радист. Я и воспользовался этим: вывел из строя рацию, а сам спрятался в сарае. А тут вскоре и вы подоспели...

— Тебя же могли убить наши? — сказал Иосиф Александрович Бельский.

— Могли, — спокойно, как само собой разумеющееся, ответил он. — Вот видите, бока намяли, хотя я сам к партизанам подошел... — Он о чем-то подумал и продолжал: — Конечно, кому хочется умирать, особенно от пули товарища. [136] Но я уже привык ходить между двух огней. Раз надо — значит, надо...

Немалую помощь партизанам в разгроме любанского гарнизона оказал «начальник полиции» Гидранович. Он сделал все так, что полицейские не вступили в бой с партизанами и не оказали оккупантам помощи, когда их громили партизаны.

Вот таких людей — простых, скромных, неприметных, но до конца преданных Родине — мы и старались посылать на самые опасные участки. И люди шли, хотя знали, что в стане врага им каждую минуту будет грозить смертельная опасность, шли с одной мыслью, с одним стремлением — сделать все возможное для того, чтобы быстрее освободить родную землю, разгромить фашистских захватчиков. Пойти в логово зверя, оказаться один на один с противником, выполнить боевую задачу в сложнейших условиях — это патриоты рассматривали как выражение высшего доверия партийных органов и партизанского командования. И это доверие они с честью оправдывали на деле. [137]

«Эхо на Полесье»

Утром 22 сентября 1942 года из ЦК КП(б)Б была получена радиограмма: «Василию Ивановичу Козлову прибыть в Москву для доклада о ходе борьбы в тылу немецко-фашистских оккупантов. Самолет посылаем сегодня ночью на ваш аэродром».

Не успели члены обкома собраться, как налетела вражеская авиация и подвергла наш остров бомбежке.

— Давайте-ка отойдем с «Доброго» в сторонку, — предложил Василий Иванович членам обкома. — Надо поговорить в более спокойной обстановке.

Мы отошли с полкилометра, выбрали сухое возвышенное место и расположились на траве под березами. Козлов открыл заседание обкома и сказал:

— Как долго я пробуду в Москве — неизвестно. Поэтому надо решить, кто в это время будет возглавлять областной комитет партии и партизанское соединение. — Он подумал немного и предложил: — Я думаю, что исполнение обязанностей первого секретаря обкома и командира партизанского соединения следует возложить на товарища Мачульского.

Все согласились с этим предложением. Я поблагодарил товарищей за доверие.

На заседании встал вопрос о том, чтобы разрешить вылететь в Москву Алексею Георгиевичу Бондарю и генералу Михаилу Петровичу Константинову. Алексей Георгиевич был ранен, не получал квалифицированной медицинской помощи, и раны у него гноились. Его необходимо было госпитализировать. А Михаил Петрович не раз высказывал желание продолжать борьбу с врагом на фронте, в рядах Красной Армии, считая, что там он принесет больше пользы общему делу. Члены обкома решили отправить в Москву вместе с Василием Ивановичем также Бондаря и Константинова. [138]

Были рассмотрены и другие организационные вопросы. Заместителем командира соединения по оперативной части был назначен Иван Михайлович Куликовский, заместителем по разведке и контрразведке — Роберт Борисович Берензон, начальником штаба соединения — Павел Михайлович Коновалов.

— Центральный Комитет партии, — сказал В. И. Козлов, — будет интересоваться не только тем, что мы сделали, но и планами обкома и штаба соединения на будущее.

— С кем в Москве придется беседовать, мы не знаем, — сказал я. — Но независимо от того, на каком уровне тебя будут принимать, ты должен сказать, что партизанское движение на территории Белоруссии настолько развилось и окрепло, что может проводить самые сложные боевые операции. Для этого нужно только усилить материальную помощь с Большой земли. Что касается наших конкретных планов на ближайшее будущее, то следовало бы вернуться к вопросу, который я предлагал обсудить еще весной. Речь идет о взрыве железнодорожного моста на реке Птичь. Если раньше кое-кто сомневался в успешном проведении этой операции, то сейчас положение совершенно иное: у нас есть все необходимое для ее осуществления — и силы, и средства.

После обмена мнениями было решено: железнодорожный мост через реку Птичь на магистрали Брест — Калинковичи около станции Птичь длиною более 150 метров взорвать в канун праздника 25-й годовщины Великого Октября; операции дать кодовое название «Эхо на Полесье». Это будет нашим подарком Родине в честь годовщины Великого Октября и конкретной помощью войскам Красной Армии, которые в то время вели героические бои у стен Сталинграда.

Мы обстоятельно говорили о том, что следовало бы отразить в отчете ЦК партии, определив наши крайние нужды.

Незаметно прошел день. Вечером мы ушли на аэродром. Расставаться с боевыми товарищами было грустно. Неизвестно, доведется ли еще встретиться. Но вот прибыл самолет. Последние напутствия, последние рукопожатия» Самолет с ревом пронесся мимо нас и взмыл в ночную темень. Прощайте, друзья! Счастливого пути!

Партизаны погасили сигнальные костры. [139]

Возвращаясь с аэродрома, я думал о том, что обком партии доверил мне ответственный участок. Он надеется, что наши удары по врагу не только не ослабнут, а будут день ото дня возрастать. Надо во что бы то ни стало оправдать это доверие.

За год работы в подпольном обкоме я прошел большую школу борьбы, приобрел опыт организаторской работы в массах в сложных условиях вражеской оккупации. Все это, разумеется, поможет мне выполнить обязанности первого секретаря обкома и командира соединения. Особенно ободряло то, что рядом, плечом к плечу, находились боевые товарищи, умудренные большим жизненным опытом, — члены обкома, командиры и комиссары отрядов, секретари подпольных райкомов партии и первичных партийных организаций, закаленные и мужественные партизаны. Почаще советоваться с ними, внимательно прислушиваться к их голосу — и дело пойдет наверняка.

25 сентября 1942 года я вызвал к себе командиров подрывных групп из отряда Михайловского — Григория Токуева и Илью Герасименко, а также партизана-подрывника Василия Митрофановича Будовича, жителя поселка Млынок, расположенного неподалеку от железнодорожного моста. Дал задание Токуеву и Будовичу произвести тщательную разведку вражеского гарнизона станции Птичъ: установить его состав, вооружение, расположение огневых точек; до мелочей изучить правую сторону реки от поселка Млынок до моста, выяснить, как охраняется мост; точно определить огневые точки и наличие минных полей на подходах к нему.

Группе Ильи Герасименко было приказано тщательно обследовать левый берег реки, найти брод для переправы партизан, разведать наиболее выгодный рубеж обороны, заняв который можно было бы задержать противника в случае, если он направит подкрепление из гарнизона Мышанка.

Четверо суток разведчики провели в районе моста и блестяще справились с заданием. Собранные ими сведения укрепили нашу уверенность в том, что подрыв железнодорожного моста вполне осуществим. Я предложил своему заместителю Куликовскому, начальнику штаба Коновалову и инструктору подрывного дела Шимченку немедленно приступить к разработке плана операции, причем всю подготовительную работу вести в строжайшем секрете. [140]

1 октября состоялось совещание командиров и комиссаров отрядов, секретарей партийных и комсомольских комитетов. Выступавшие говорили, что партизаны должны равняться на мужественных защитников Сталинграда, что надо неустанно улучшать партийно-комсомольскую работу в отрядах и всей силой своего влияния увлекать людей на подвиги.

Диверсионно-подрывная работа на железнодорожных магистралях заметно активизировалась. Так, 7 октября группа партизан из отряда Болотникова (Глушко) во главе с Г. П. Быковским между станциями Старушки — Копцевичи подорвала воинский эшелон с войсками. Под откос свалились паровоз и двенадцать вагонов. На этом же участке сразу после того, как фашисты отремонтировали путь и восстановили движение, отделение Петра Андреевича Семенова из отряда Далидовича произвело крушение эшелона с живой силой и техникой противника. Операция была выполнена на редкость удачно — вышли из строя паровоз и вагоны. Несколько автомашин и десятки подвод двое суток вывозили раненых и убитых, извлекая их из-под обломков вагонов.

17 октября отряды имени Гастелло, Глушко и Шваякова совершили совместный налет на железную дорогу между станциями Старушки — Копцевичи. Бойцы подорвали путь и обстреляли эшелон противника. Подрывники Николай Тарасов, Федор Чернобровкин, Виктор Трапезников 20 октября заминировали путь на перегоне Осиповичи — Татарка. В подорванном вражеском эшелоне было разбито двенадцать вагонов с боеприпасами и 3 платформы с техникой. 21 октября группа подрывников из отряда Далидовича во главе с командиром взвода Михаилом Лагуном спустила под откос железнодорожный состав с оружием и боеприпасами. Всего за период с 20 сентября по 1 ноября 1942 года партизанским соединением южных районов Минской и северных районов Полесской областей было спущено под откос 49 эшелонов противника.

К концу первой декады октября план операции «Эхо на Полесье» был готов, и я доложил об этом ЦК КП(б)Б и ЦШПД. Попросил прислать необходимое количество взрывчатки, детонирующего и бикфордова шнура, капсюлей-детонаторов, винтовочных и автоматных патронов. [141]

Для последнего уточнения плана операции я с небольшой группой работников штаба выехал на рекогносцировку. Остановились в прибрежных кустах ивняка. В широкой пойме реки стояло несколько стогов сена. Вдали виднелись ажурные фермы железнодорожного моста. В восьмистах метрах от него, в поселке и на станции Птичь, располагался вражеский гарнизон, насчитывающий 750 гитлеровцев. Охрана моста — два взвода по 30 человек — занимала четыре хорошо оборудованных дзота с пулеметами; имелись противотанковые пушки. Поддерживалась связь не только с гарнизоном станции Птичь, но и с крупными гарнизонами, расположенными в Мышанке, Копаткевичах и Петрикове. Враг мог подбросить подкрепление также из Калинковичей и Копцевичей. Таким образом, против партизанских отрядов, занятых в операции по взрыву моста, противник мог немедленно бросить свыше пяти тысяч солдат и офицеров.

— С такой силой нам не справиться, — говорили некоторые работники штаба, — можно оставить людей на поле боя и не выполнить задачи.

Я твердо подчеркнул, что вопрос о проведении операции по взрыву железнодорожного моста давно решен и обсуждению не подлежит, и тут же дал указание начальнику штаба П. М. Коновалову срочно вызвать в штаб соединения командиров тех отрядов, которые по плану привлекались к операции. Вскоре они прибыли. Я сказал, что их отряды примут участие в операции по разгрому крупного и сильно укрепленного гарнизона противника; о времени и объекте нападения будет сообщено дополнительно. В. Шимченку, К. Пущину и А. Титову поручил скомплектовать группу подрывников, подготовить толовые заряды и отработать приемы минирования, которые понадобятся при действиях на мосту.

Секретарь обкома Иосиф Александрович Бельский и секретарь ЦК ЛКСМБ Кирилл Трофимович Мазуров провели в отрядах политическую работу, рассказали бойцам о положении на фронтах и особенно о героической борьбе воинов Красной Армии под Сталинградом, сделав упор на необходимость более активных боевых действий партизан.

30 октября мы получили от секретаря ЦК КП(б)Б П. К. Пономаренко радиограмму о том, что к нам вылетает самолет с необходимым грузом. [142]

Выехали на аэродром. Вскоре прибыл самолет. Партизаны быстро разгрузили его. Я глядел на ящики с боеприпасами и от души радовался.

Приняв груз, мы к утру прибыли с ним в Двесницу — штаб соединения. Тут же мною было отдано распоряжение начальнику штаба: вызвать отряды, участвующие в операции, в пункты сосредоточения — деревни Комаровичи и Заполье. От подрывников Шимченка, Пущина и Титова потребовал подготовить пакеты взрывчатки в таком виде, в каком они должны быть уложены на мосту.

2 ноября в 11 часов в деревне Комаровичи состоялось совещание командиров и комиссаров отрядов, на котором был доложен план захвата и взрыва моста. Отряды Макара Бумажкова и Дмитрия Гуляева должны были разрушить железнодорожное полотно и связь между станциями Муляровка и Коржовка (в тринадцати километрах западнее станции Птичь) и занять там оборону с тем, чтобы в случае отправки подкрепления из гарнизона Копцевичи навязать ему бой и задержать хотя бы часа на два. Группе партизан в количестве 250 человек из бригады Павловского поручалось разрушить железнодорожное полотно и связь в шести километрах восточнее моста, занять удобный рубеж для обороны и не допустить подкрепления из мышанского гарнизона. Отряд Патрина получил приказание перерезать возле деревни Ивашковичи дорогу Копаткевичи — Птичь и, если возникнет необходимость, смело вступить в бой с подразделениями противника, перебрасываемыми из Копаткевичей. На отряды Далидовича и Розова, в которых насчитывалось 350 человек, возлагалась наиболее трудная задача. Они должны были отрезать поселок и станцию Птичь от железнодорожного моста, взять вражеский гарнизон в клещи и ураганным огнем сковать его силы. Специальная группа в составе 300 партизан из отрядов Жигаря, Пакуша и Кравца должна была захватить мост, уничтожить его охрану и обеспечить безопасность для минирования моста. Выполнение задачи по минированию и взрыву моста возлагалось на группу подрывников из 45 человек, составленную в основном из минеров московского комсомольского отряда имени Гастелло и некоторых лучших специалистов этого дела из других отрядов. Отряд Столярова в количестве ста человек оставался в резерве. К шести часам утра каждый отряд должен быть готовым по условленному сигналу (две [143] красные ракеты) приступить к выполнению боевой задачи.

В двенадцать часов 2 ноября отряды вышли из района сосредоточения. До железнодорожного моста через реку Птичь было 55 километров. Это расстояние требовалось преодолеть за 18 часов. Вроде не так много — 3 километра в час. Но, пройдя половину пути, мы убедились, что допустили серьезную ошибку. Пошел дождь, дорога раскисла, идти стало тяжело. Если бы мы к утру и сумели занять исходные позиции, все равно начинать бой было бы нельзя: измученные тяжелым переходом люди не смогли бы выполнить столь ответственную задачу.

Что же делать? Подойти к Птичи и остановиться на отдых — значит, сорвать операцию, так как крупные партизанские силы от разведки не скроешь. Немецкое командование могло легко разгадать наш замысел и усилить не только охрану моста, но и гарнизон на станции Птичь. Я посоветовался с И. Бельским, К. Мазуровым и И. Куликовским. Как быть? Положение казалось безвыходным — двигаться дальше нельзя и отложить операцию тоже нельзя.

После тщательного обсуждения было принято решение отклониться от намеченного маршрута — вплотную подойти к районному центру Копаткевичи и создать видимость, будто готовимся напасть на этот гарнизон. А потом, отдохнув, оставить небольшие группы партизан маячить в виду районного центра, главные же силы быстро перебросить в район станции Птичь и быть готовыми к выполнению операции в 6 часов утра 4 ноября 1942 года.

Этим отвлекающим маневром мы ввели противника в заблуждение. Наши отряды подошли к Копаткевичам и расположились в деревнях на отдых. Движение партизан, естественно, сразу же было замечено противником.

— Что вы делаете? — с возбуждением спросил Павловский, войдя в дом, где располагался штаб. — В Копаткевичах тревогу играют! Напрасно подошли так близко, под прямой удар противника отряды поставили...

— Не горячись, — спокойно возразил я ему. — Пока гитлеровцы решат, что предпринять: то ли обороняться, то ли наступать, нас здесь уже не будет.

Все получилось именно так, как мы и предполагали. Противник не сумел быстро сообразить, в чем дело, и дал [144] нам возможность хорошо отдохнуть, привести себя в порядок и подготовиться к броску на Птичь. Оставив небольшие заслоны, мы отошли от Копаткевичей и около пяти часов утра 4 ноября вышли на исходные рубежи для выполнения операции «Эхо на Полесье».

В пути, когда партизаны группы Павловского подошли к реке, оказалось, что разведчики не попали на обнаруженный ранее брод. В поисках брода можно потерять драгоценное время. Тогда Маханько — комиссар бригады Павловского — смело спустился к реке и вошел в ледяную воду, поднял над головой автомат и тихо сказал:

— За мной, товарищи!

Партизаны, не задумываясь, пошли за комиссаром. Холодная вода обжигала тело: на середине реки она доходила до груди. Некоторые партизаны, натыкаясь на камни и коряги, падали. Их тут же подхватывали товарищи и помогали встать на ноги. Мокрые, дрожащие от холода бойцы выбрались на левый берег и, прибавив шагу, двинулись к железной дороге.

Я шел во главе штурмовой группы, которая двигалась по правому берегу реки к мосту. В этой группе находились секретарь ЦК ЛКСМБ К. Т. Мазуров и мой заместитель И. М. Куликовский. Отряды Далидовича и Розова устремились к поселку и станции Птичь. Секретарь обкома партии И. А. Бельский, работники штаба Михаил Голиков и Павел Жуковский пошли с отрядами Далидовича и Розова.

На рассвете, обходя плесы, преодолев немалые трудности, мы подошли почти к самому мосту: до него оставалось всего лишь 70–80 метров. Было слышно, как гитлеровцы неторопливо прохаживаются по настилу, переговариваясь друг с другом. Это хорошо! Раз охрана ведет себя спокойно, значит, она ничего не подозревает о нападении.

Ровно в 6.00 издалека, с западной стороны, донесся приглушенный расстоянием звук тяжелого взрыва. Почти в ту же минуту слева, за рекой, раздался второй взрыв — это начали действовать Бумажков и Маханько. Я немедленно выпустил две красные ракеты — условный сигнал к штурму моста и открытию ураганного огня по гарнизону Птичь. В тот же миг заработали пулеметы и автоматы, Их треск смешался с могучим «ура!». Вперед устремились штурмовые группы. За несколько минут охрана моста [145] была уничтожена, и подрывники приступили к минированию.

Гарнизон в поселке и на станции Птичь в первый момент был ошеломлен нашим нападением. Но гитлеровцы быстро пришли в себя и, разгадав наш замысел, открыли сильный минометный и артиллерийский огонь по мосту. Среди минеров-партизан появились раненые и убитые. Минутная заминка. В этот момент слышу голос Казимира Францевича:

— Ребята! Еще пару минут, и все будет в порядке!

Партизаны действовали самоотверженно, укладывая последние толовые заряды возле ферм и опор, точно придерживаясь схемы минирования. Даже раненые не прекращали работу. Наконец Шимченок крикнул:

— Пакеты уложены! Шнур подведен! Все — с моста!

Я подошел к Шимченку и Пущину. Только они вдвоем должны были остаться на мосту и поджечь шнур.

— Братцы, еще раз проверьте, все ли в порядке. Ошибки не должно быть!

— Все будет в порядке, не беспокойтесь, Роман Наумович! — сказал Пущин. — Если потребуется, сапогом капсюль разобьем, но взрыв будет!

В воздух взлетели две белые ракеты — сигнал к общему отходу.

Партизаны устремились к поселку Млынок — месту нашего сбора. Я отошел от моста метров сто пятьдесят и остановился, ожидая взрыва. Вдруг в предрассветном тумане показались два силуэта. Я сразу же их узнал — это бежали Володя и Казимир. «Сюда, сюда!» — крикнул я им. В этот момент воздух дрогнул от мощного взрыва. Ввысь взметнулся огромный столб яркого пламени. Мост рухнул. Над полями и лугами, лесами и болотами прокатилось громкое эхо. Я верил, что так именно и будет. Недаром мы назвали операцию «Эхо на Полесье». Слушайте, фашисты, его раскаты!

Я смотрел на Шимченка и Пущина, усталых, взволнованных, и испытывал чувство необыкновенной гордости за своих товарищей. Они готовы были погибнуть, но завершить боевую операцию.

Народные мстители собрались в поселке Млынок. Остановка была короткой, только для того, чтобы перевязать раненых, уложить на подводы убитых и удостовериться, все ли бойцы собрались, не остался ли кто на поле боя. [146]

До рассвета надо было пройти открытую местность и скрыться в лесу.

Как только последние партизаны, охранявшие колонну сзади, вошли в лес, в воздухе появились фашистские самолеты. Они долго кружили, выискивая партизан, но ничего не обнаружили и улетели.

В лесу, на развилке дорог, наша колонна встретилась с разведкой противника. Увидев большие силы партизан, гитлеровцы растерялись и пытались спастись бегством, но копали под наш дружный огонь. В итоге 27 солдат было убито, трое взято в плен. К вечеру мы прибыли в деревню Новоселки, где остановились на отдых до следующего дня.

Утром 5 ноября партизаны построились на опушке леса в районе Новоселок. Я сообщил первые итоги операции. От имени обкома партии и штаба соединения объявил бойцам благодарность и поздравил их с наступающим праздником — 25-й годовщиной Великого Октября.

Взрывом моста на реке Птичь была выведена из строя на 18 суток железная дорога, питавшая юго-западную группировку гитлеровской армии. При этом было убито большое количество оккупантов. Наши потери: 7 убитых (среди них комиссар отряда Алексей Тарасов, партизаны Федор Говоровский, Павел Ющенко) и 13 раненых. Если учесть, что до взрыва моста магистраль ежедневно пропускала по 25–30 эшелонов с живой силой, техникой и боеприпасами противника, то за 18 суток враг не смог отправить фронту 450–540 эшелонов. Это была существенная помощь войскам Красной Армии, когда они перемалывали фашистские полчища на подступах к Волге. Позднее мы с радостью узнали от железнодорожника А. Шкаля о том, что в результате взрыва моста была сорвана и отправка тысячи советских юношей и девушек на каторжные работы в Германию, намечавшаяся на 4 ноября.

Успех операции «Эхо на Полесье» окрылил партизан. Как только гитлеровцы наладили движение по железной дороге, мы начали готовить операцию по подрыву моста на реке Бобрик между станциями Копцевичи — Муляровка. Этот мост, хотя и меньше птичского, также имел важное значение. Если его подорвать, то движение по дороге прекратится минимум на неделю.

Нам было известно, что ближайший от моста гарнизон расположен в десяти километрах, на станции Копцевичи. Там размещались батальон 101-го словацкого полка, рота [147] мадьяр, около сотни немецких жандармов, полиция и некоторые другие мелкие подразделения. Для охраны моста назначался караул из 36 человек. Имелось четыре дзота с пулеметами. В километре от реки, на разъезде, находилась группа противника численностью до взвода. Все эти данные раздобыли разведчики из отряда Глушко, которые облазили всю местность, прилегающую к мосту. Командир отряда Иосиф Никифорович Глушко обстоятельно, со знанием дела доложил разведданные штабу соединения. После этого мы разработали план операции. Взрыв моста намечалось произвести в ночь с 8 на 9 декабря 1942 года. Поздно вечером 8 декабря мы выехали из деревни Бобрик. Как было ранее договорено, в два часа ночи в сопровождении связного Кирилла Шамрило к нам приехал начальник штаба 101-го словацкого полка Ян Налепка. Встреча состоялась в лесу между деревнями Оголичи и Сотничи, в трех километрах от бобрикского железнодорожного моста, В ту ночь я немало переволновался. Шел сильный мокрый снег. «Приедут ли в такую погоду офицеры 101-го полка?» — не давала покоя мысль. Изредка посматривал на своих товарищей — Бельского, Мазурова, Куликовского, Жигаря, Глушко, Пущина, Шимченка. Они чаще обычного поглядывали на часы — тоже, разумеется, волновались. Но вот ровно в два часа ночи прибыл Налепка с нашим связным и одним из своих офицеров. Мы тепло поздоровались.

— Кажется, не опоздали, — улыбнулся он.

— Нет. Прибыли вовремя, — подтвердил Иосиф Александрович Бельский.

После короткой беседы я сказал словацким командирам, что через 30 минут мы приступим к взрыву моста через реку Бобрик, и спросил их:

— Чем вы можете нам помочь?

— Я очень сожалею, что о вашей операции узнал только сейчас, — ответил Ян. — Можно было бы на сегодняшнюю ночь назначить на охрану моста словаков, в которых я уверен. Тогда вы смогли бы подойти к нему без единого выстрела. Но сейчас мост охраняют не известные мне солдаты, и сменить их я не могу.

— Нам нужны гарантии, что, когда мы начнем операцию, словаки не будут брошены против нас, — сказал я.

— Хорошо, — согласился Ян. — Я приму все зависящие от меня меры. Прошу только отложить начало операции [148] на два часа. За это время я должен вернуться в гарнизон, чтобы не вызвать своим отсутствием подозрения у немцев. Обещаю, что после объявления тревоги в гарнизоне вы не увидите моих подчиненных на поле боя.

Налепка уехал в Копцевичи. Наши отряды начали выдвижение на исходные позиции. Ровно через два часа, как и было договорено с Налепкой, партизаны приступили к осуществлению намеченной операции. Отряд Далидовича оседлал железную дорогу около деревни Оголицкая Рудня, разрушил полотно, линию связи и расположился в засаде. Вторая группа этого отряда устроила засаду на дороге Оголичи — Петриков. Отряд Глушко атаковал железнодорожный разъезд, что западнее моста, и уничтожил фашистскую охрану. Группа партизан во главе с командиром отряда Жигарем разрушила железную дорогу в направлении станции Птичь и в двух километрах от моста заняла оборону. Отряд имени Гастелло и часть партизан из отряда Бумажкова по сигналу устремились на штурм моста, уничтожили охрану и захватили его. В наших руках оказалось 13 пленных гитлеровцев.

Подрывники во главе с работником штаба Владимиром Шимченком и командиром отряда Казимиром Пущиным быстро установили крупные толовые заряды. Через несколько минут мост взлетел на воздух. Эта операция была проведена успешно, противник был застигнут врасплох и по существу не смог оказать сопротивления. В бою погиб один партизан.

Отряды начали организованный отход. Хорошо возвращаться домой с победой! По-моему, нет у человека более приятного чувства, чем чувство исполненного долга перед Родиной. Это и радость, и гордость, и сознание правоты нашего общего дела, и уверенность в своих силах. Ты устал, хочется отдохнуть, но пошли тебя сейчас на более трудное и опасное задание — и ты с готовностью ответишь: «Есть!» Такое чувство испытывал я, когда ехал из Бобрика. Хотелось петь, и я тихо насвистывал любимую мелодию: «Дан приказ: ему на запад...»

Вдруг ко мне подбежала группа партизан и остановила лошадь.

— Товарищ командир! — наперебой говорили они. — К нам пришел дед Талаш!..

— Где он?

— Там... Боковой дозор встретил... [149]

Мы остановились, ожидая прославленного партизана гражданской войны.

Перед нами предстал низенький, крепкий старичок с живыми, умными глазами и седой бородкой-клинышком. Василий Исакович Талаш был в поношенной шубе, в валенках и старой шапке-ушанке.

— Здорово! Ты, что ли. будешь командиром? — спросил он, протягивая мне сильную, мозолистую руку.

— Я, Василий Исакович. Садись в возок. Какими судьбами?

— Судьба у нас одна: бить надо фашистскую погань, чтобы не смердела на нашей земле, — говорил Талаш, поудобнее устраиваясь в возке. — Занедужил было, да вот, как видишь, поправился. Силенка еще есть. Дома сидеть негоже, к вам и подался...

Деду Талашу было уже около ста лет. Он прошел много десятков километров по лесам и болотам, по глубоким сугробам, пока добрался до нас. Нельзя было не позавидовать его силе и выдержке!

Мы догнали первую партизанскую колонну.

— Хлопцы! — крикнул я. — Вы деда Талаша знаете?

— А как же? Знаем!

— У Якуба Коласа читали!

— Слышали, как он в гражданскую прикурить пилсудчикам давал!..

— Так вот, поглядите: дед Талаш перед вами!

— Ура! — закричали партизаны. К Талашу потянулись руки. По колоннам понеслось: «Дед Талаш с нами!» Люди горячо приветствовали Василия Исаковича. Он расчувствовался и прослезился.

— Спасибо, родные! — говорил Талаш, кивая головой партизанам. — Вижу, не посрамили вы честь батьков и дедов своих!

Василий Исакович стал жить у меня.

— Для боя, пожалуй, староват. Глаза сдавать начали, слезятся, — сказал он мне. — Но посоветовать тебе, Романушка, смогу. Я вражеские повадки хорошо знаю...

Дед Талаш помогал нам своими советами, основанными на мудром житейском опыте.

Движение на железной дороге снова замерло. Противнику понадобилось семь дней для восстановления переправы через реку Бобрик. Это нас радовало. Значение взрывов на Птичи и Бобрике состояло не только в том, что железная [150] дорога дважды надолго выходила из строя и тем самым был нанесен огромный ущерб фашистам. Эти мощные взрывы имели и другое не менее важное значение. Люди гордились тем, что партизанское движение настолько окрепло, что ему стали под силу крупные и сложные операции.

«Эхо на Полесье» позвало многих жителей в ряды партизан. [151]

Ручьи сливаются в реки

Однажды — это было еще до войны — мне довелось повидать весенний разлив царицы Полесья — Припяти. Река превратилась в море. До самого горизонта сверкающая на солнце вода. Она затопила поля, луга, болота, кусты. Деревни — как маленькие островки. От села к селу можно добраться только на лодке. Тогда на утлой плоскодонке я и добирался к одному селу. Мой провожатый — широкобородый коренастый крестьянин — сидел на веслах и ловко работал ими, лавируя между кустами и деревьями. Мы вели неторопливую беседу. Я расспрашивал провожатого о колхозной жизни, об урожаях, трудоднях. Потом он сказал:

— Мужик убедился в выгоде колхозной жизни, потому теперь и стоит за нее горой. Один-то человек, бывало, и с полоской не управлялся, а вот когда в коллектив вступил, силу почувствовал. Говорят, скоро полесские болота начнем осушать, превратим их в сады и нивы. — Он поглядел на меня и спросил: — А что? Сил у нас на любое дело хватит. Вон Припять. Богатырь, силища огромная, а ведь из малых ручейков собирается. У людей то же самое. Если все вместе вздохнем, буря будет; если лопатами по разу копнем, горы своротим...

Я невольно вспомнил эти слова, когда в один из вечеров просматривал боевые донесения из отрядов. Отдельные бои, скоротечные схватки, неожиданные нападения из засад, взрывы на железных и шоссейных дорогах, покушения на оккупантов — все это ручейками сливалось в могучее половодье партизанского движения, во всенародную борьбу против фашистских захватчиков.

Вспомнилась операция по разгрому крупного вражеского гарнизона в деревне Ломовичи. Мы давно уже хотели уничтожить это звериное гнездо. Бригада Павловского дважды нападала на ломовичский гарнизон, и оба раза неудачно. Противник, защищенный деревянно-земляными [152] укреплениями, неизменно отражал партизанские атаки. Вскоре гитлеровцы сами стали делать вылазки против партизан.

— Надо проучить наглецов, — решил штаб.

В ночь на 24 ноября 1912 года партизаны направились на исходные рубежи для наступления. После небольшой оттепели ударил морозец. Дул порывистый северный ветер, на полях вихрилась колючая снежная пыль. В такую погоду фашисты любят отсиживаться в тепле. Было замечено, что нередко даже дозорные уходили с поста, чтобы хоть немножко обогреться в хате. Все это нам было на руку.

Первыми двинулись в путь отряды Бумажкова, Павловского и Чернышева. Выбрав удобные места, они залегли в засаде у дорог, связывающих Ломовичи с Грабье, Мушичами, Жуковичами и Хойно.

— Подкрепления к Ломовичам не пропускать. Держаться до последнего! — напомнил я перед выходом командирам отрядов.

Отряды Далидовича, Розова и имени Гастелло ночью заняли исходные позиции. Наступающих поддерживали три 76-миллиметровые пушки.

На рассвете орудия начали стрельбу прямой наводкой по огневым точкам противника и за несколько минут подавили некоторые из них. С криком «ура!» партизаны устремились на штурм и вскоре зацепились за крайние дома деревни. Туда же подтянули и пушки. В ходе боя было подавлено одиннадцать дзотов. Только один — самый большой, расположенный в центре деревни, на перекрестке улиц, — продолжал оказывать сопротивление. Партизаны несколько раз атаковали огневую точку, но безуспешно. При этом потеряли пять человек убитыми и до десяти ранеными.

Бойцы приготовились к новой атаке. Наши пулеметы стреляли по дзоту почти в упор, ослепляя своим огнем его амбразуры.

— Вперед, друзья! — скомандовал Александр Иванович Далидович.

Партизаны почти вплотную подползли к огневой точке, прикрываясь заборами и сугробами снега. Чувствовалось, что сопротивление гитлеровцев, засевших в дзоте, ослабевало. Но вдруг пулеметы застрочили с прежним остервенением. Среди партизан возникло замешательство, некоторые попятились назад. [153]

В этот решительный момент все увидели девушку с автоматом в руке. Она поднялась, устремилась вперед и тут же, схватившись за бок, упала в снег неподалеку от укрепления врага.

— Лежи! Не поднимай головы! — кричали ей товарищи.

Это была семнадцатилетняя комсомолка из Добруша Римма Шершнева, отважная партизанка. С отрядом автоматчиков имени Гастелло она прошла всю Белоруссию, наравне с мужчинами участвовала во многих схватках с противником, оказывала помощь раненым.

— Лежи и не шевелись, Римма! — с разных сторон раздавались голоса товарищей. Несколько храбрецов под огнем противника поползли к девушке. Но Римма вдруг приподняла голову, собрав последние силы, поднялась в полный рост, чтобы броситься к дзоту, но тут же была скошена вражеским огнем и упала около амбразуры. Пулемет на минуту замолчал. Этим воспользовались партизаны — они бросились в решительную атаку и захватили огневую точку.

Вражеский гарнизон был разгромлен и больше не восстанавливался. Партизаны оказали необходимую помощь тяжелораненой Римме, но спасти ее не смогли: через несколько дней она скончалась на руках у боевых товарищей. Народные мстители с почестями похоронили Римму в деревне Сосновка и поклялись над ее могилой сражаться с захватчиками до победного конца. После Великой Отечественной войны прах отважной партизанки был перенесен в районный центр Любань. Римма посмертно награждена орденом Красного Знамени.

7 декабря бригада «Дяди Коли» — Лопатина совершила нападение на гарнизон противника в местечке Зембин Борисовского района. Партизаны захватили несколько улиц, ворвались в волостную управу. Народные мстители истребили много гитлеровцев, сожгли гараж с семью автомашинами, три склада с горючим, зерном и солью. В бою погибло 12 партизан и шестеро было ранено.

А вот сообщения наших связных из Бобруйска. Гитлеровцы днем и ночью бдительно охраняют бобруйский аэродром. На подступах к нему располагаются искусно замаскированные огневые точки, установлены проволочные заграждения. Вокруг аэродрома так называемая зона неприступности: по всякому, кто здесь появлялся, охрана [154] стреляла без предупреждения. Но партизан никакие препятствия не могли остановить. В морозную вьюжную ночь народные мстители пробрались на аэродром и подожгли ангар с несколькими самолетами.

Партизаны отряда Н. Розова проникли во вражеский гарнизон, располагавшийся в Слуцке, и сожгли три склада с сеном и один с зерном. Бойцы из отряда А. Шубы вывели из строя в Старых Дорогах электростанцию, лесозавод и мельницу.

В начале 1943 года в штаб соединения приехал командир бригады Филипп Филиппович Капуста. Мы давно не виделись с ним, и оба были рады встрече. Он рассказал о делах копыльских партизан, познакомился с последними решениями подпольного обкома партии. К вечеру Филипп Филиппович начал было собираться домой, но я попросил его задержаться.

— Не спеши. Ты в свое время присылал нам донесения о боях в старицком и лавском лесах. Расскажи, пожалуйста, о них подробнее.

Филипп Филиппович остался. Он обстоятельно изложил ход боевых операций, рассказал о подвигах партизан, в том числе и командира отряда Ивана Николаевича Тараховича.

Я хорошо знал Тараховича еще до войны. В одном районе работали. Тяжело было слышать о его гибели.

— Это наш Чапаев, — с гордостью произнес Филипп Филиппович. — Боевой был командир. Василию Ивановичу Чапаеву наверняка бы по душе пришелся такой.

Вот что я узнал из рассказа комбрига Капусты.

...В старицком лесу, что на Копыльщине, располагались два партизанских отряда. Одним командовал И. Н. Тарахович (по кличке Дунаев), а вторым — Н. А. Шестопалов. В обоих отрядах было около пятисот человек. Они имели на вооружении пять станковых и 27 ручных пулеметов, 30 автоматов, две противотанковые пушки, один батальонный и два ротных миномета, около четырехсот винтовок.

Партизаны готовились отметить 25-ю годовщину Великого Октября. Вечером 6 ноября в отрядах должны были состояться торжественные собрания. И вдруг от разводчиков и связных начали поступать донесения: противник спешно концентрирует свои силы. В Слуцк, Греск, Копыль и в деревню Шищицы прибыли немецкие части. Вражеские [155] подразделения появились на окраинах старицкого леса — в деревнях Старица, Корзуны и других. К исходу 6 ноября командирам отрядов Дунаеву и Шестопалову стало известно, что противник сосредоточил против партиван до семи тысяч солдат. Пехота поддерживалась 12 средними и легкими танками, 8 бронемашинами, 8 дивизионными и противотанковыми пушками, 20 минометами разных калибров.

— Почти по полвзвода на каждого партизана приходится. Я уже не говорю о полном преимуществе гитлеровцев в артиллерии, танках и минометах, — подсчитал Дунаев — Тарахович.

— Что делать будем? — спросил его командир отряда имени Щорса Шестопалов. — Может, пока не поздно, сманеврируем и выйдем в велешинский лес?

— Чапаев никогда не отступал, — заявил Иван Николаевич.

Чапаев... Тарахович уже давно взял легендарного героя себе за образец. Еще будучи красноармейцем, Иван Николаевич перечитал все, что написано о Чапаеве Фурмановым, знал мельчайшие подробности из жизни знаменитого начдива. А сколько раз Тарахович смотрел фильм «Чапаев»! Иван Николаевич старался во всем походить на прославленного полководца гражданской войны. Он был требователен к партизанам и в то же время прост и доступен, умел с каждым поговорить по душам, а в свободную минуту любил спеть с бойцами любимую песню Чапаева «Черный ворон», выйти в круг и пуститься в пляс. Не много было в отряде равных Тараховичу по смелости и отваге. Со своими хлопцами он неожиданно нападал на гарнизоны противника, устраивал засады; в критическую минуту боя появлялся впереди бойцов, на самом трудном и опасном участке, и увлекал их за собой. По предложению Ивана Николаевича отряд был назван именем Чапаева.

Тарахович и Шестопалов решили дать фашистам бой. Отряды имени Чапаева и имени Щорса заняли оборону: первый — на южной окраине старицкого леса, второй — на восточной.

Наступило 7 ноября. Иван Николаевич прошелся по обороне и обратился к бойцам:

— Поздравляй нас с праздником! Будем же в бою достойны славы участников Октябрьского штурма! [156]

В 10.00 гитлеровцы начали артиллерийскую подготовку. Целый час снаряды рвались в районе партизанских оборонительных позиций. Но огонь противника не наносил почти никакого ущерба: партизан в это время в окопах не было. Тарахович и Шестопалов вывели бойцов с линии обороны, а как только артиллерия перенесла огонь в глубь леса, партизаны снова заняли окопы.

Враг бросил против партизан танки с десантом автоматчиков. Народные мстители подпустили машины на двести метров и открыли огонь из противотанковых пушек. Расчет командира орудия И. Бабкина из отряда имени Щорса первым же снарядом подбил головной танк. Партизаны роты С. Емельянова меткими очередями сбили десант с танков и бронемашин. Гитлеровцы залегли, прижатые к земле партизанским огнем. Танки тоже не отважились сунуться в лес и повернули назад.

Первая атака отбита. Гитлеровцы подбросили свежие подкрепления и снова пошли в наступление. Но и на этот раз их атака захлебнулась.

Двенадцать раз каратели атаковали позиции отряда имени Чапаева и неизменно откатывались назад ни с чем. Были моменты, когда казалось, что фашисты вот-вот ворвутся в партизанские окопы. И всегда в такие опасные минуты партизаны слышали голос своего командира:

— В контратаку! За мной, вперед!

Лейтенант Тарахович первым выскакивал из окопов и устремлялся на врага. По примеру командира партизаны дружно наваливались на фашистов, навязывали им рукопашную схватку и отбрасывали их назад. В одной из таких схваток командир отряда Иван Николаевич Тарахович погиб смертью храбрых.

— Не отступим ни на шаг, отомстим за командира! — поклялись чапаевцы. И они сдержали свою клятву: враг не прорвался на их участке. Не смогли гитлеровцы пробить брешь и в позициях отряда имени Щорса. К исходу дня 7 ноября каратели потеряли более сотни солдат и офицеров убитыми и ранеными. Партизаны подбили и сожгли 2 бронемашины, 3 танка.

В отрядах были на исходе боеприпасы. Командиры посчитали задачу выполненной, ночью снялись с занимаемых позиций и вывели партизан в велешинский лес. Противник, понеся большие потери, отказался от нового наступления и отвел потрепанные части в Минск и Слуцк. [157]

В начале декабря враг предпринял еще одну крупную карательную экспедицию против копыльских партизан, расположившихся в лавском лесу. Главные силы противника наступали со стороны Копыля. Командир отряда имени Котовского В. Г. Еременко решил устроить на подступах к партизанским оборонительным позициям засаду. Для этого он выслал в деревню Клетище восемнадцать добровольцев во главе с командиром взвода коммунистом Викентием Дроздовичем.

— Ваша задача — задержать противника как можно дольше, — сказал Еременко. — Без сигнала не отходить.

Бойцы отправились в путь. Самым старшим из них по возрасту был Николай Трофимович Тертычный — сын рабочего из города Тростенец Сумской области. Он воевал с фашистами в 1937 году в Испании. Отечественную войну Николай встретил военным летчиком. Много раз его бомбардировщик вылетал на задания, сбрасывал бомбы на вражеские колонны, железнодорожные эшелоны, станции, мосты. 29 июля 1942 года самолет Тертычного был подбит и упал на оккупированной территории. Николай спасся на парашюте. Через несколько дней он встретил партизан и присоединился к ним. Летчик мечтал о том времени, когда попадет на Большую землю и снова сядет за штурвал бомбардировщика, а пока не расставался со своим трофейным автоматом, беспощадно уничтожал врага. Не уступали в смелости Тертычному и два неразлучных друга — двадцатилетний Дмитрий Титко и девятнадцатилетний Павел Лыч из деревни Костеши Узденского района. Хлопцы вместе учились в школе, в партизанском отряде стали пулеметчиками. Дмитрий был первым номером, Павел — вторым.

Коммунист Викентий Дроздович и комсомолец Константин Шитько выросли на границе. Они вместе с другими жителями родных деревень Песочное и Новоселки помогали пограничникам вылавливать вражеских лазутчиков. Когда подросли, пошли служить в Красную Армию. Командование не раз отмечало старательных воинов. В армии они закалились, возмужали. Отслужив свой срок, Викентий и Константин вернулись домой. Но недолго пришлось им заниматься мирным трудом — грянула война. Ребята не успели эвакуироваться на восток. Вскоре они ушли в партизаны. Оба отличались хорошей боевой выучкой. Товарищи любили и уважали их, охотно ходили с ними на самые [158] опасные задания. Викентий был назначен командиром взвода и успешно справлялся со своими обязанностями.

Трудно сложилась жизнь у Алексея Короля из копыльской деревни Песочное. Он с малых лет мечтал быть военным, но его мечте не суждено было сбыться: парень заболел и в армию его не взяли. Долго не хотели брать его и в партизанский отряд.

— Ты болен, Леша, — сказал ему командир. — Побудь пока дома, подлечись. Мы решили оставить тебя нашим связным в Песочном.

С глубокой душевной болью вернулся комсомолец в деревню. Но вскоре почувствовал себя немного лучше и сразу же пришел в отряд. Алексей ходил в разведку, работал на кухне. Однако это не удовлетворяло его: он хотел участвовать в боях. Когда Викентий Дроздович стал подбирать добровольцев в засаду, первым вызвался пойти Алексей.

— Тебе будет тяжело, — сказал ему командир взвода.

— Я вас прошу не как партизан командира, — настаивал на своем Алексей, — а как комсомолец коммуниста. Вы должны понять меня.

Дроздович согласился.

Охотно вызвался пойти на опасное задание и односельчанин Короля Василий Астрейко. Тому в просьбе никак нельзя было отказать: командир знал, что фашисты зверски замучили мать Василия, и сердце паренька горело огнем беспощадной мести врагу.

В засаду пошли комсомольцы из деревни Могильно Узденского района Михаил Десюкевич и Иван Тумилович; сталинградский рабочий Сергей Петкевич; жители Дзержинского района молодой коммунист Иван Жигалкович и Сергей Духанов и их товарищи по отряду Эдуард Петрашевский, Франц Климович, Григорий Никанович, Александр Ясюченя, Николай Якимович. Самым младшим в группе был пятнадцатилетний Владимир Качановский из деревни Слобода-Кучинка. Он одолевал просьбами командира взвода, и тот в конце концов сказал:

— Хорошо, пойдешь. Будешь моим связным.

Володя и этому был рад.

Партизаны подошли к деревне Клетище, внимательно осмотрели местность. Дроздович решил, что удобнее всего сделать засаду на кладбище, — оно находилось возле дороги, на пригорке, поросшем сосняком. Партизаны выбрали огневые позиции: кто лег за могильным камнем, кто устроился [159] на корнях дерева. Трое партизан-пулеметчиков — Иван Жигалкович, Сергей Петкевич и Сергей Духанов — по приказу командира выдвинулись вперед и скрытно расположились на окраине деревни Клетище.

На рассвете Жигалкович заметил гитлеровцев, продвигавшихся густой цепью по полю. Противник полукольцом огибал деревню. Пулеметчики притаились. Когда вражеские солдаты были уже совсем близко, партизаны открыли по ним сильный огонь. Несколько гитлеровцев было убито, остальные залегли и стали отстреливаться. Возле пулеметчиков начали рваться мины. Тогда партизаны снялись с позиции и стали отходить к кладбищу. Но прорваться к товарищам им не удалось; они повернули к лесу и, отстреливаясь, сумели уйти от преследования.

Засада на кладбище молчала...

Вдруг в деревне снова раздалась сильная стрельба. Викентий Дроздович увидел на окраине двух человек, которые стреляли из автоматов по фашистам, а сами перебежками приближались к кладбищу. Одного из них настигла пулеметная очередь, а второй, запыхавшись, подбежал к кладбищу. Это был Александр Харитонович из отряда имени Буденного. Он сказал, что вместе со своим другом Александром Ждановичем выполнял боевое задание; на обратном пути зашли в Клетище переночевать.

— Ясно. Оставайся с нами, — приказал ему Дроздович.

Гитлеровцы решили, что путь к лавскому лесу свободен. Одни построились в колонну, другие разместились на санях. Вскоре все тронулись в путь.

— По дороге движется противник силой до батальона, — сообщил Дроздович и приказал партизанам приготовиться.

Каратели приближались к кладбищу. Вражеская разведка, шедшая впереди по дороге, уже обогнула его. Вот уже совсем близко и колонна. Гитлеровцы о чем-то спокойно переговариваются друг с другом. Наши бойцы замерли в ожидании, поглядывая на командира. Дроздович внимательно наблюдает за дорогой. Медленно идут томительные секунды ожидания. Наконец звучит команда: «Огонь!» На фашистов обрушился свинцовый шквал. Каратели всполошились: одни поползли к кладбищу, другие бросились к деревне. Испуганные лошади метались из стороны в сторону. [160]

А партизаны все стреляли и стреляли. На снегу уже чернели десятки вражеских трупов. Противник в панике отступил в Клетище. Там гитлеровцы установили пулеметы и минометы и начали усиленно обстреливать кладбище. Под прикрытием ружейно-пулеметного и минометного огня враг снова устремился в атаку, но и она была отбита. Несколько раз гитлеровцы пытались штурмовать позиции партизан, но безуспешно.

К полудню карателям удалось окружить кладбище. Наши бойцы сражались до последнего патрона, потом пустили в ход гранаты. А когда кончились и гранаты, оставшиеся в живых партизаны бросились на врага врукопашную.

Все восемнадцать героев погибли, преградив путь врагу. Храбрецы, задержав гитлеровцев на полдня у деревни Клетище, позволили бригаде добиться успеха на других участках и вывезти партизанский госпиталь в безопасное место. Когда каратели были выбиты бригадой из лавского леса, партизаны и местные жители пришли на кладбище, похоронили погибших героев и отдали им последние воинские почести. В снегу был найден пулемет Дмитрия Титко. В стволе оказалась записка, написанная рукой отважного пулеметчика: «Погибаем за Родину. Просим считать нас коммунистами и комсомольцами». Группа Дроздовича уничтожила на подступах к кладбищу 85 гитлеровцев, а всего в лавской операции партизаны бригады Капусты убили и ранили более сотни фашистов.

Подвиг коммунистов и комсомольцев отряда имени Котовского, отдавших жизнь за свободу и независимость Родины, народ никогда не забудет. Указом Президиума Верховного Совета СССР Викентию Дроздовичу было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. На месте боя установлен памятник погибшим партизанам.

К декабрю 1942 года Бегомльский район был полностью освобожден от оккупантов; оставался лишь крупный гарнизон противника в самом районном центре — городском поселке Бегомль, Подпольный райком партии и руководство бригады «Железняк» приняли решение разгромить и этот последний опорный пункт врага. Партийные организации и политработники бригады провели большую работу по подготовке к операции. В отрядах состоялись митинги и собрания. Коммунисты рассказывали о победном наступлении Красной Армии на Волге и на примерах героизма фронтовиков поднимали боевой дух партизан. Штаб бригады провел [161] тщательную разведку подступов к гарнизону; через подпольщиков, работавших в городском поселке, получал точные сведения о поведении оккупантов, расположении огневых точек, оборонительных укреплений.

Ночью с 17 на 18 декабря отряды бригады со всех сторон окружили гарнизон и по сигналу начали наступление. Смелым ударом гитлеровцы были выбиты с окраин поселка. Они укрылись в кирпичных зданиях райисполкома, школы, почты, маслозавода. Партизаны плотным кольцом обложили эти опорные пункты врага и непрерывно атаковали их. Третий отряд во главе с командиром Михаилом Афанасьевым и комиссаром Герасимом Шараевым решительным штурмом выбил фашистов с маслозавода. В уличных боях успеха добились партизаны отряда Семена Гунина.

Под прикрытием пулеметного огня устремились вперед партизаны. Натиск был так велик, что гитлеровцы были уже не в силах сдерживать его.

В ночь на 20 декабря партизаны захватывали одну огневую точку за другой. И к утру городской поселок Бегомль был полностью очищен от оккупантов.

Из погребов и подвалов выходили жители поселка, они обнимали и целовали своих освободителей. Возник митинг. Выступающие от всего сердца благодарили народных мстителей. Все, кто был способен носить оружие, влились в партизанские отряды. В бригаде образовался еще один — пятый отряд.

Успехи партизанского движения на Бегомльщине вынуждены были признать сами оккупанты. В одном из немецких документов сообщалось: «...Районное начальство вынуждено было оставить районный центр Бегомль, так как туда пришли партизаны, которые сожгли административные здания и другие постройки. Партизаны являются хозяевами этого района».

В районном центре, освобожденном от врага, был назначен партизанский комендант. Выбор пал на работника партийной организации Харитона Вашкевича, который немедленно приступил к восстановлению в Бегомле советских порядков. Вскоре неподалеку от Бегомля был открыт партизанский аэродром, на котором 16 марта 1943 года приземлился советский самолет. Этот день был праздником для партизан северных районов Минской области. С тех пор аэродром стал основным: местом, куда доставлялись военные грузы и люди с Большой земли не только для северных [162] районов Минской области, но и для некоторых районов Витебской и Вилейской областей.

22 декабря 1942 года был разгромлен вражеский гарнизон в районном центре Логойск. В бою принимали участие отряды «Штурм», «Грозный» и «За Отечество». Что обеспечило успех? Командир отряда «За Отечество» Владимир Захаров задолго до нападения на гарнизон установил связь с подпольной партийной организацией городского поселка, возглавляемой Афанасием Ивановичем Фурсом. Подпольщики Николай Дедюля, Петр Павловский, Борис Сосновский накануне боя уточнили размещение фашистских подразделений и огневых точек, постов охраны, составили схему укреплений противника и передали ее в штаб отряда. Вечером 22 декабря партийный вожак Афанасий Фурс вместе с Петром Апалинским и Николаем Лайковским пробрались в деревню Малиновку, что в нескольких километрах от Логойска, где встретились с партизанами и незаметно провели их в гарнизон. Фурс передал партизанским командирам вражеский пароль на ближайшие сутки.

Отряды наступали на городской поселок с трех сторон — через окраину Зеленый Луг, а также по Советской и Борисовской улицам. Зная пароль, партизаны беспрепятственно дошли до центра поселка. В короткой, но решительной схватке они разгромили полицейский участок, захватили банк, районную управу, продовольственные и фуражные склады, гараж и начали штурмовать здания, в которых располагались комендатура и жандармерия.

Партизаны вернулись на свои базы с богатыми трофеями. Они захватили десять лошадей с повозками, полмиллиона немецких марок, десять тысяч метров мануфактуры, важные документы районной управы и полиции. Через несколько дней подпольщики сообщили партизанам, что после боя гитлеровцы похоронили на окраине городка несколько десятков убитых солдат и офицеров.

27 декабря группа подрывников под руководством командира отряда М. П. Сезика спустила под откос вражеский эшелон, направлявшийся из Минска через Осиповичи — Жлобин на юго-западный участок фронта. При крушении были разбиты паровоз, два вагона с живой силой и двадцать платформ с танками и бронемашинами.

29 декабря подрывники из отряда Шваякова подложили под рельсы возле станции Татарка сильный заряд — 20 килограммов [163] тола. При взрыве было разбито несколько вагонов с техникой и боеприпасами. 31 декабря группа подрывников из отряда имени Гастелло, руководимая командиром извода Николаем Симоновым, спустила под откос восточнее станции Коржовка эшелон противника. При этом были выведены из строя паровоз и десять платформ с военной техникой.

Во второй половине декабря 1942 года состоялось расширенное заседание подпольного обкома партии. На нем было решено объединить отряды в бригады по 3–4 в каждой. Это давало возможность улучшить оперативное руководство боевыми действиями партизанских сил.

Создание бригад оказалось делом нелегким. Требовалось подобрать и правильно расставить руководящие кадры, определить места размещения бригад и отрядов, районы их боевых действий, наладить четкую оперативную связь штаба соединения со штабами бригад, командирами отрядов.

Подпольный обком партии и штаб соединения в конце декабря 1942 года и в январе 1943 года только в южных районах области создали более 10 бригад, определили места их дислокации и районы боевых действий. Во главе бригад были поставлены самые лучшие, смелые и мужественные командиры: Николай Николаевич Розов, Александр Афанасьевич Жигарь, Андрей Семенович Шашура, Александр Иванович Далидович, Макар Пименович Бумажков, Алексей Иванович Шуба и другие. На должности комиссаров были подобраны члены партии, обладающие организаторскими способностями, — Иван Васильевич Скалабан, Савелий Константинович Лещеня, Александр Александрович Боровик, Георгий Николаевич Машков, Алексей Васильевич Львов и другие. Из числа партизанских командиров, хорошо знающих боевую оперативную работу, назначили начальников штабов бригад. Большую работу провели по укомплектованию отрядов командными, политическими и штабными кадрами.

В январе 1943 года, в соответствии с решением обкома партии, все партизаны соединения Минской и Полесской областей приняли присягу, которая сыграла большую роль в цементировании партизанских формирований и активизации их боевых дел. Текст присяги зачитывался каждым партизаном перед строем отряда при развернутом красном знамени: [164]

«Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, верный сын героического белорусского народа, присягаю, что не пожалею ни сил, ни самой жизни для дела освобождения моего народа от немецко-фашистских захватчиков и палачей и не сложу оружия до тех пор, пока родная белорусская земля не будет очищена от немецко-фашистской погани.

Я клянусь за сожженные города и деревни, за кровь и смерть наших жен и детей, отцов и матерей, за насилия и издевательства над моим народом жестоко мстить врагу и беспрерывно, не останавливаясь ни перед чем, всегда и всюду смело, решительно, дерзко и безжалостно уничтожать немецких оккупантов.

Я клянусь всеми путями и средствами активно помогать Красной Армии повсеместно уничтожать фашистских палачей и тем самым содействовать быстрейшему и окончательному разгрому кровавого фашизма.

Я клянусь, что скорее погибну в жестоком бою с врагом, чем отдам себя, свою семью и белорусский народ в рабство кровавому фашизму.

Слова моей священной клятвы, произнесенные перед моими товарищами-партизанами, я подтверждаю собственноручной подписью и от этой клятвы не отступлю никогда.

Если же по своей слабости, трусости или по злой воле я нарушу свою присягу и изменю интересам народа, пускай умру я позорной смертью от рук своих товарищей».

На том же заседании подпольного обкома партии, где было принято решение о принятии всем личным составом соединения партизанской присяги, обсуждался вопрос и об организации боевой учебы в бригадах и отрядах. Конкретные планы этой учебы было поручено разработать начальнику штаба соединения, командирам бригад и отрядов.

У секретаря ЦК ЛКСМБ К. Т. Мазурова оказалось несколько экземпляров уставов Красной Армии — боевого, дисциплинарного, строевого, караульной и внутренней служб. Он передал их в отряды.

Как-то побывал я в отряде у Александра Ивановича Далидовича. Караулы и секреты на местах, бдительно несут службу охранения, а все остальные на занятиях. Одни изучают устав, другие — оружие, третьи отрабатывают строевые приемы, четвертые учатся окапываться и маскироваться. С одной группой партизан я и застал Александра Ивановича. [165]

— Хорошее это дело — учеба, — сказал Далидович во время перекура между занятиями. — Хлопцы подтянулись, вид у них стал бравый.

А я подумал про себя: «Ведь и ты, Александр Иванович, здорово изменился. Раньше у тебя самого не раз проявлялось стремление посвоевольничать, а теперь глубоко понял суть партизанской дисциплины, за нее горой стоишь, пример во всем подчиненным показываешь».

Боевая учеба положительно влияла на партизан. Свои знания они применяли в бою, легче переносили трудности походной жизни. Наши отряды и бригады стали сплоченнее и дружнее, день ото дня росла их боеспособность.

...Последние дни марта. Припекает солнце. Поля на пригорках обнажились, в низинах появилась талая вода. В затишке можно даже загорать. В такое время не хочется сидеть в хате. Я заметил, как на улицу вышел Иосиф Александрович Бельский. Он присел на завалинке, расстегнул пиджак и подставил лицо солнечным лучам. Я тоже вышел и подсел к Иосифу Александровичу.

— Здорово пригревает, — сказал он. — Весна берет свое. Быстро время летит: вот и вторую военную зиму проводили...

— Да, время идет быстро, дни не успеваешь считать. Давно ли, кажется, партийные собрания в отрядах проводили, о подготовке к зиме разговор вели? А вот уж и лето встречай...

Зима была богата событиями. В памяти одна за другой возникают картины пережитого.

Разве можно забыть февральские дни 1943 года! Радио донесло до нас весть о победе Красной Армии на Волге. Партизаны встретили эту весть с огромной радостью. В отрядах и деревнях повсеместно состоялись митинги. Люди с восторгом говорили о героях-сталинградцах, о разгроме 330-тысячной армии Паулюса, об успешном наступлении наших войск в донских степях. В разговорах только и слышалось: «Наша взяла!», «Молодцы!», «Здорово!».

Мы почувствовали, что в Белоруссии гитлеровцы забеспокоились. Перед немецким командованием встала неотложная задача: как можно сильнее укрепить свои тылы, чтобы задержать продвижение советских войск. В Белоруссию было спешно переброшено несколько крупных воинских формирований, в большинстве своем из Западной Европы. Вокруг нашей зоны, а также против Пинского [166] партизанского соединения были выставлены новые пехотные полки и батальоны, поддержанные танками и артиллерией. Увеличилось число подразделений СД, полевой полиции и жандармерии. Фашистские приказы (в который раз!) требовали «покончить» с партизанами и большевистским подпольем в Белоруссии.

Наша разведка донесла, что 12 февраля противник собирается выступить со станции Копцевичи и начать наступление в направлении деревни Грабово. Штаб соединения приказал отрядам Кравца и Папруги ночью занять эту деревню и любой ценой отстоять ее.

Отряды из бригады Далидовича заняли оборону в деревнях Забинье, Замостье и Белый Переезд. Бригада Жигаря выдвинулась вперед и закрепилась в деревнях Бобрик, Михедовичи, Бабуничи и Куритичи. В тот же район в качестве резерва были подтянуты несколько отрядов из других бригад.

Утром 12 февраля противник начал наступление на Грабово. Он открыл по нашим позициям сильный артиллерийский огонь. Через полчаса гитлеровцы пошли в атаку. Партизаны встретили вражеских автоматчиков дружным огнем. Понеся потери, враг откатился. Но через некоторое время после артиллерийской подготовки гитлеровцы снова предприняли атаку, и снова безуспешно. Так бой продолжался весь день. В деревне начались пожары. Огонь охватил все дома и постройки. Партизаны покинули строения, превращенные ими в опорные пункты, и заняли оборону в огородах, за снежными сугробами. На открытом месте обороняться было еще труднее. Штаб соединения, оценив обстановку, приказал отрядам отойти на более выгодные рубежи: одному — в деревню Белый Переезд, а другому — на дорогу Грабово — Ветчин и устроить на ней засаду.

На следующий день противник повел наступление на деревню Ветчин и был встречен сильным огнем из партизанской засады. Враг потерял много убитыми и ранеными. Гитлеровская часть откатилась назад, была пополнена новыми силами и через несколько дней, совершив глубокий маневр, ворвалась в деревню Ветчин с западной стороны, где партизан не было. К счастью, население успело убежать в лес. Но вскоре в Ветчине разыгралась страшная трагедия. Гитлеровцы подослали в лес несколько женщин — жен полицейских из этой же деревни. Те стали уговаривать односельчан вернуться домой; говорили, что немецкое [167] командование не тронет их, даст возможность мирно жить в деревне. Многие поверили этому, решив, что лучше жить дома, чем терпеть голод и холод в лесу. Но как только жители вернулись в деревню, гитлеровцы запили их в коровник и подожгли его. Сгорело более тысячи человек — в основном старики, женщины и дети. Сгорели и семьи полицейских — фашисты не пожалели даже своих подручных.

И это был далеко не единственный случай зверской расправы карателей с мирным населением, В течение февраля и первых дней марта противник сжег 28 деревень в Житковичском, Старобинском, Копаткевичском, Петриковском, Любанском районах. Погибло свыше пяти тысяч ни в чем не повинных людей, преимущественно стариков, женщин и детей. Каратели мстили мирным жителям за свои неудачи в борьбе с партизанами. Злодеяния следовали одно за другим. Ворвавшись в деревню Дяковичи Житковичского района, гитлеровцы сразу же приступили к поджогу домов. В деревне из 350 дворов уцелел только один. Было заживо сожжено и убито 1178 жителей. В деревне Червоное Озеро Старобинского района каратели сожгли 250 дворов, уничтожили 216 человек. Кровавый разбой учинили фашисты в деревне Селючицы Петриковского района. Бандиты хватали женщин и детей, бросали их в колодцы, а затем уничтожали гранатами.

В марте и апреле захватчики ежедневно посылали свои самолеты с бобруйского аэродрома для бомбардировки деревень нашей партизанской зоны. В результате деревни Зубаревичи, Зеленковичи, Альбинск, Загалье, Татарка были полностью разрушены и сожжены. От бомбардировок пострадали также деревни Живунь, Трайчаны, Яминск, Осовец и другие.

Штаб соединения, зная о злодеяниях гитлеровцев, дал отрядам строжайший приказ принять все меры для защиты и эвакуации населения деревень, подвергающихся вражескому нападению. Когда, например, после кровопролитных боев фашистам удалось захватить Большие и Малые Городятичи, они не нашли там ни одного человека. В слепой ненависти захватчики сожгли дотла эти населенные пункты.

Под натиском врага мы оставили деревни Комаровичи, Заполье и Фастовичи. Особенно тяжелые бои развернулись за деревни Бобрик и Михедовичи. Партизаны стойко оборонялись, а нередко и сами бросались в контратаку, шли врукопашную. [168] Противнику так и не удалось захватить эти села. В Калиновке гитлеровцы потеснили наших бойцов, ворвались на окраину села. Партизаны стремительной контратакой опрокинули врага и заставили его отступить. На поле боя осталось свыше сорока трупов карателей.

Почти целый месяц шли напряженные бои. Противник предпринимал наступление то в одном месте, то в другом, но всюду встречал организованное сопротивление партизан. Взаимодействуя друг с другом, мы атаковали врага и выбивали его из деревень. Захватчики несли большие потери. Немецкое командование, убедившись, что успеха не добиться, оттянуло потрепанные части на исходные позиции, а к концу марта вывело их из нашей зоны.

С наступлением погожих весенних дней Белорусский штаб партизанского движения прислал нам тол, капсюли-детонаторы, шнур. Мы сразу же приступили к подготовке взрыва моста через реку Орессу около станции Верхутино на железнодорожной линии Осиповичи — Слуцк. Длина моста 67 метров. По моему поручению исполняющий обязанности начальника штаба соединения Николай Куксов выехал в бригаду имени Чкалова и на месте разработал план операции. Его исполнение было возложено на Николая Николаевича Розова. 26 апреля бригада направилась к месту действия. На рассвете отряд имени Доватора вышел к магистрали, отрезал караул моста от гарнизона, располагавшегося на разъезде Пасека. А отряд имени Громова без задержки форсировал реку и, ведя огонь на ходу, устремился в атаку на гарнизон станции Верхутино. В это время отряд имени Железняка под командованием Анатолия Абабкова штурмом захватил мост. Группа подрывников во главе с бессменным участником всех операций по взрыву мостов, инструктором соединения по подрывному делу Владимиром Шимченком заминировала мост. По сигналу партизаны и подрывники ушли в укрытия. Шимченок и его друзья-подрывники Якименко и Цвирко подожгли шнур и примкнули к остальным партизанам.

На станции и разъезде шел бой, когда местность огласилась грохотом взрыва. Это мост взлетел на воздух. Железнодорожное сообщение было прервано на две недели.

Так закончилась у нас вторая военная зима. Партизанское соединение Минской и Полесской областей добилось в трудное зимнее время немалых успехов. За последние три месяца 1942 года и четыре месяца 1943 года был спущен [169] под откос 241 вражеский эшелон. При этом было разбито 192 паровоза, 1927 вагонов и платформ с живой силой, техникой, боеприпасами и продовольствием, сожжено 97 цистерн с горючим. Взорвано 19 железнодорожных мостов, разрушено 29 мостов на шоссейных и улучшенных грунтовых дорогах. Наши партизаны разгромили 10 крупных гарнизонов противника, уничтожили свыше 25 тысяч гитлеровских солдат и офицеров.

Крупных боевых успехов добились также партизанские отряды тех районов, которыми непосредственно руководили Слуцкий, Минский и Борисовский межрайонные комитеты партии.

Бои с оккупантами на всей территории Минской области не прекращались ни на один день. [170]