Иновроцлавское направление

В связи с подходом к Сохачеву передовых частей 47-й и 61-й армий 49-я танковая бригада по приказу командира корпуса передала им занимаемые позиции, а затем, совершив марш на юг, вышла в район сосредоточения главных сил корпуса. После трехдневных боев она была выведена во второй эшелон. В это время я находился в политотделе 12-го танкового корпуса. Сюда и прибыл начальник политотдела бригады полковник Д. И. Цыган, чтобы проинформировать меня и полковника А. А. Витрука об итогах боевых действий бригады по освобождению Сохачева.

Дмитрий Иосифович находился в возбужденном состоянии, говорил взволнованно. Видимо, в душе он еще переживал перипетии прошедших боев, потребовавших от всех высшего напряжения духовных и физических сил. Он рассказал о героизме, мужестве и мастерстве танкистов, ведущей роли коммунистов и комсомольцев в освобождении города.

Танкисты батальона, которым командовал майор А. Н. Кульбякин, и автоматчики роты старшего лейтенанта А. А. Дорожинского достигли юго-западной окраины Сохачева под вечер. Оценив сложившуюся обстановку, Кульбякин решил начать штурм города, не дожидаясь подхода главных сил передового отряда.

И вот в небо взвилась красная ракета. Одновременно устремились на врага боевые машины. Прикрываясь броней, в атаку пошли мотострелки. Танкисты и мотострелки открыли шквальный огонь. Уверенно действовала рота под командованием коммуниста старшего лейтенанта А. А. Аматуни. Пример инициативы и находчивости подавал экипаж, возглавляемый комсоргом роты лейтенантом О. П. Матвеевым. В этом бою он уничтожил две противотанковые пушки, зенитно-артиллерийскую установку, два шестиствольных миномета и более двадцати вражеских солдат. И Матвеев, [101] и другие танкисты широко применяли «карманную артиллерию»: прямо с машин бросали гранаты в подвалы зданий, где фаустники оборудовали свои позиции для стрельбы.

По экипажу комсорга роты равнялись и другие танкисты. На одном из перекрестков улиц скопились колонны грузовых, автомашин противника. Образовалась пробка. Выполняя приказ командиров танков, механики-водители Н. А. Дарбинян, С. С. Мацапура и другие с разных направлений атаковали эти колонны и разгромили их. Враг лишился здесь 110 автомашин.

В первых рядах штурмовавших город находились коммунисты и комсомольцы. Они появлялись там, где особенно упорно сопротивлялся враг, где складывалась наиболее опасная обстановка. Комсорг мотострелкового батальона младший лейтенант Ф. Г. Гладков шел в атаку вместе с бойцами одного из подразделений. Случилось так, что в разгар боя был тяжело ранен командир роты.

— Командование ротой беру на себя, — передал младший лейтенант Гладков командирам взводов.

Личный состав роты под командованием офицера Гладкова предпринял энергичный штурм железнодорожной станции. Вскоре мотострелки ворвались в станционное здание и выбили оттуда гитлеровцев.

Своим бесстрашием, горячим призывным словом увлекал воинов вперед и комсорг танкового батальона старший сержант Киреев. Он уничтожил трех гитлеровских офицеров и взял в плен 12 солдат. В ходе атак геройски погиб ветеран бригады командир танковой роты капитан Карпенко. Узнав об этом, Киреев подбежал к степе углового здания и написал крупными буквами: «Танкисты и автоматчика! Гитлеровцы убили нашего капитана Карпенко. Отомстим за смерть любимого командира!»

Мимо стены продвигалось подкрепление. И каждый воин поворачивал голову в сторону надписи. Простые, емкие слова звали в бой, наполняли сердца солдат и командиров гневом и решимостью одолеть врага. Механики-водители увеличивали скорость, шире становился шаг мотострелков. Их руки тверже сжимали оружие...

Старший сержант Киреев находился в первых рядах атакующих. Вскоре танкисты выполнили боевую задачу, но комсорга Киреева с ними уже не было: он пал смертью храбрых.

Свидетелем гибели коммуниста Киреева был командир взвода младший лейтенант Килшев. Перед боем подал он [102] заявление о приеме в ряды ВКП(б) и шел в атаку, считая себя коммунистом. Умело, расчетливо и грамотно руководил он действиями взвода, а в минуты затишья организовал выпуск боевого листка о подвиге старшего сержанта Киреева.

Подчиненные младшего лейтенанта уничтожили до двух десятков гитлеровцев, а четырнадцать взяли в плен. После боя отважный командир был единогласно принят кандидатом в члены ВКП(б).

* * *

В разгар наступления майор А. Н. Кульбякин получил донесение от разведчиков: в Сохачеве обнаружен концлагерь, в котором находится несколько сот советских военнопленных. Командир батальона знал, что гитлеровцы участили зверские расправы над советскими пленными. Он не стал медлить, тут же поручил своему заместителю капитану Ф. Ф. Гладушу захватить концлагерь и подчинил ему танковую роту старшего лейтенанта А. А. Аматуни и взвод автоматчиков.

Поставленная задача была выполнена в течение часа. Танки, которыми управляли С. С. Мацапура, Н. А. Дарбинян и другие механики-водители, в разных местах свалили столбы высокого проволочного заграждения и разбили железные ворота. Автоматчики быстро проникли на территорию концлагеря и уничтожили охрану. И вот уже в ярких лучах танковых фар видны изможденные лица узников, выбежавших навстречу освободителям. Из фашистских застенков было вырвано 250 военнопленных и 180 других советских граждан, угнанных оккупантами на каторгу.

Освобожденные окружили танкистов и автоматчиков, со слезами радости благодарили своих спасителей. Но торжествовать некогда: в городе еще хозяйничали гитлеровцы. Они пытались прорваться к лагерю. Капитан Гладуш организовал его круговую оборону.

* * *

В боях за Сохачев получил тяжелое ранение помощник начальника политотдела бригады по комсомольской работе старший лейтенант Векшин. Врачи корпусного медсанбата, куда он был доставлен, осмотрев рану, пришли к заключению: необходимо срочное переливание крови. Но, как назло, консервированной крови под рукой не оказалось, а нужная группа была лишь у старшей медсестры лейтенанта медицинской службы А. Ф. Логиновой. Хирург молча посмотрел [103] на девушку. Комсомолка Тоня Логинова двое суток не покидала операционную, она отдала Векшину 250 граммов крови — ровно столько, сколько нужно было, чтобы возвратить ему жизнь. Вопреки всем правилам, по которым ей полагался хотя бы короткий отдых, пошла к операционному столу. Поток раненых не прекращался.

* * *

Полковник Д. И. Цыган сообщил, какие меры принимаются политотделом бригады для популяризации героев боев, что делалось и делается в целях достижения высокого наступательного порыва личного состава. Он подчеркнул, что после изучения директивы Военного совета армии о борьбе с фаустниками воины стали увереннее и смелее вести атаки, своевременно обнаруживая и уничтожая вражеских истребителей танков. Улучшилось взаимодействие танкистов с воинами других родов войск в ходе наступления. Причем, командиры подразделений не прекращают поиск новых форм в этом деле. Так, организуя огневое и тактическое взаимодействие танкистов и мотострелков в уличном бою, они практикуют распределение между ними целей, подлежащих подавлению и уничтожению. В таких ситуациях мотострелкам ставится задача поражать огнем автоматов и забрасывать гранатами цели главным образом на первых этажах домов и в подвалах зданий, ближних к атакующим танкам. Экипажи боевых машин должны обстреливать вторые этажи и дальние цели, при подходе к перекресткам улиц вести огонь из танковых пушек в первую очередь по угловым зданиям.

— В результате, — закончил свой рассказ Д. И. Цыган, — создается такой плотный огонь, который не позволяет вражеским артиллеристам и фаустникам оказывать активное сопротивление.

Нас заинтересовало это сообщение Дмитрия Иосифовича. Полковник А. А. Витрук тут же поручил своему заместителю обобщить опыт танкистов 49-й бригады и довести его до остальных соединений корпуса. Следуя своей давней привычке вести короткие записи, я тоже взял на карандаш основные мысли, высказанные полковником Д. И. Цыганом.

* * *

Каждый час приносил известия об успехах войск нашей армии. Все корпуса успешно выполняли боевые задачи по. освобождению польских городов, причем в большинстве случаев их гарнизоны попадали в окружение. Благодаря [104] умелым действиям разведчиков, своевременно находивших слабые участки во вражеской обороне, танкисты смело охватывали города с флангов, обходили их с тыла и наносили противнику удары по самым уязвимым местам.

Так, например, был взят город Гостынин. Действовавшая в передовом отряде 50-я танковая бригада полковника И. Г. Черяпкина, выйдя под вечер к городу, с ходу связала боем с фронта и флангов упорно сопротивлявшиеся гитлеровские войска. А 65-я танковая бригада полковника И. Т. Потапова, которая вела параллельное преследование противника по северному маршруту, по приказу генерал-майора Н. Д. Веденеева была повернута на юг и нанесла удар по городу с тыла: Это в значительной мере ускорило разгром вражеского гарнизона и взятие Гостынина.

В боях за город противник оказал сильное сопротивление у железнодорожной станции. Как и раньше, он пытался спешно эвакуировать грузы. Однако мотострелки сорвали его планы. Особенно отличились автоматчики взвода, которым командовал коммунист лейтенант И. Я. Касаткин. Его подчиненные под прикрытием темноты пробралисв на станцию и застали противника врасплох.

После пятичасового боя Гостынин был полностью очищен от фашистов. Враг лишился шоссейной и железнодорожной рокад, а также важной дороги для отвода своих войск в северо-западном направлении к городу Влоцлавек.

В моем рабочем блокноте появилась запись. «18.1. Гостынин. На подступах к нему в х-ве Черяпкина успешно отразил сильную к/атаку комроты к-н Н. Молчанов (политработник). Надо поздравить».

История этой записи такова. При знакомстве с командным составом соединений, частей и подразделений армии я занес в блокнот фамилии всех политработников, переведенных в 1943 году на командные должности, — командира механизированной бригады И. Е. Лившица, командира самоходно-артиллерийского полка Г. М. Бударина, командира батальона В. В. Павлова, командиров танковых рот М. Д. Саначева, Н. С. Молчанова, командира батареи САУ Ф. А. Артемьева и других. Этих людей я стремился постоянно держать в центре внимания, некоторых из них хорошо знал. Их служебный рост, боевые успехи меня как политработника по-своему радовали.

А дело у Молчанова обстояло так. 50-я танковая бригада уже подходила к Гостынину, когда разведчики донесли, что из леса севернее шоссе противник готовится нанести удар во фланг нашим передовым частям. Для прикрытия [105] угрожаемого направления была выделена усиленная танковая рота, возглавляемая капитаном Н. С. Молчановым. Главные силы бригады продолжали двигаться вперед.

Получив боевую задачу, капитан Молчанов выбрал удобную позицию и развернул роту в линию. Ждать долго не пришлось. Вскоре показались подразделения противника. Численно они превосходили роту Молчанова. Но гвардейцы не растерялись. Огнем с места они нанесли гитлеровцам большой урон, а затем сами перешли в контратаку.

Командир роты, вырвавшись на своей машине вперед, личным примером увлекал танкистов на смелые и решительные действия. Атакующие огнем и гусеницами уничтожали врага. На поле боя остались два подбитых самоходных орудия, три противотанковые пушки, четыре миномета и около полусотни трупов гитлеровцев. Фашистам не удалось задержать продвижение наших передовых частей.

Командир бригады полковник И. Г. Черяпкин дал высокую оценку действиям командира роты капитана Н. С. Молчанова{7}.

* * *

Части 9-го танкового корпуса продолжали продвигаться к городу Коваль, расположенному на ближних подступах к Влоцлавскому укрепленному району. По приказу командира корпуса из района Гостынин был выслан небольшой передовой отряд — танковый батальон капитана Н. Г. Зинченко с десантом мотопехоты. Он должен был прорваться к городу Радзиве и захватить мост через Вислу, чтобы не дать возможности отступающему противнику переправиться на северный берег реки.

Танкисты смело пробивались вперед. Действовавшему в разведке взводу автоматчиков лейтенанта В. Я. Тарановского удалось захватить в плен немецкого военного инженера со схемами оборонительных сооружений южнее Вислы. Выяснилось, что фашисты, стремясь удержать за собой переправу на Висле, создали на южных подступах к ней сильные предмостные укрепления, насытили их противотанковыми заграждениями и огневыми средствами. Что это действительно так, вскоре мы убедились.

При подходе к Радзиве головной танковый взвод, которым командовал лейтенант Г. Г. Шумейко, и взвод автоматчиков лейтенанта В. Я. Тарановского были встречены [106] сильным артиллерийским огнем. Умело маневрируя, танкисты все же прорвались через первую линию обороны. Но на их пути оказался глубокий противотанковый ров. Неподалеку через него был мост. Гитлеровцы не успели спохватиться, и пять наших танковых экипажей с автоматчиками на борту вскоре уже были на противоположной стороне рва и настойчиво пробивались к Висле.

Однако после некоторого замешательства гитлеровцы опомнились. Первым делом они взорвали мост. Наши танковые экипажи и автоматчики оказались отрезанными от основных сил батальона и попали в огневой мешок. Гвардейцы мужественно сражались, но силы были неравны. Противнику удалось подбить три боевые машины. Танкисты и мотострелки проявили величайшую стойкость, отбив десять атак фашистов. А когда стемнело, советские воины решили пробиваться к своим. Г. Г. Шумейко организовал разведку. В ночной вылазке он лично уничтожил двух гитлеровских офицеров.

Посоветовавшись, офицеры Шумейко и Тарановский наметили направление прорыва. Первым вперед двинулся танк, ведомый старшим сержантом И. Д. Луценко. Это был опытный воин. Испытание огнем он получил еще в боях у озера Хасан и на реке Халхин-Гол. Вырываясь из окружения, Игнат Дорофеевич смело направил свою боевую машину на вражескую батарею и вмял в землю ближайшее орудие, затем стал утюжить траншею, где укрылся орудийный расчет.

Автоматчики под руководством лейтенанта Тарановского, прикрываясь броней двух танков, разорвали вражеское кольцо и вскоре вышли в расположение батальона.

За проявленные подвиги Василий Яковлевич Тарановский, Игнат Дорофеевич Луценко и Григорий Григорьевич Шумейко были удостоены звания Героя Советского Союза.

...Успешно шло наступление действовавших на любеньском направлении частей 12-го танкового корпуса. Город Любень, расположенный на рокадном шоссе Влоцлавек — Лодзь, был взят 66-й танковой бригадой полковника А. Т. Павлушко. Главную роль здесь сыграл танковый батальон капитана И. С. Биймы, который обошел город с северо-запада и атаковал противника с тыла. Неприятельский гарнизон Любеня был разгромлен. 258 гитлеровцев сдались в плен, было захвачено 16 складов с различным имуществом.

В летопись героических дел воинов бригады вписано имя коммуниста командира мотострелкового отделения комсорга [107] роты старшего сержанта М. И. Воронина, отличившегося при освобождении этого польского города.

На подступах к Любеню враг оказал отчаянное сопротивление. Особенно мешала нашему продвижению высота, находящаяся восточнее города. Овладеть ею должна была мотострелковая рота, в состав которой входило отделение старшего сержанта М. И. Воронина. После короткого огневого налета командир роты подал сигнал к атаке.

— Коммунисты, вперед! — бросил призыв следовавший в боевых порядках роты парторг батальона Г. Казаков.

Михаил Воронин первым рванулся вперед, увлекая за собой бойцов своего отделения и других мотострелков. Прокатилось раскатистое «ура». Удар гвардейцев был настолько сильным, что гитлеровцы не устояли и начали откатываться. Первым появилось на высоте отделение старшего сержанта Воронина. Мотострелки метким огнем продолжали истреблять отступающего врага.

Вскоре на высоту прибыл комбриг полковник А. Т. Павлушко. Он объявил благодарность отважному комсоргу старшему сержанту М. И. Воронину.

Родина высоко оценила подвиг старшего сержанта М. И. Воронина. Ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

...Несколько позже командир 49-й танковой бригады полковник Т. П. Абрамов рассказал мне о таком эпизоде. Это произошло еще до взятия Любеня. Когда головной батальон бригады, с которым двигался Т. П. Абрамов, сделал остановку у фольварка, к комбригу подошел местный житель и сообщил, что северо-восточнее города есть аэродром и на нем находится много военных самолетов. Вечером туда прибыло несколько автомашин с немецкими летчиками и техниками, которые размещены по блиндажам западнее аэродрома.

Поблагодарив поляка за сообщение, Абрамов тут же приказал командиру 3-го танкового батальона майору А. Н. Кульбякину:

— Немедленно захватить аэродром. Не дайте угнать самолеты и разрушить аэродромное оборудование. Оно потребуется нашим авиаторам...

Майор Кульбякин решил возложить выполнение данной задачи на первую танковую роту, которой командовал старший лейтенант А. А. Аматуни. Получив приказ, Амагуни сразу же послал в разведку командира танкового взвода лейтенанта С. А. Погорелова. Вскоре тот доложил, что на аэродроме находятся бомбардировщики, и указал позиции [108] зенитной артиллерии. Командир роты принял решение нанести удар по фашистам с двух сторон — с запада и юга, а перед началом атаки подавить зенитные орудия.

Однако скрытно подойти к аэродрому не удалось. Противник обнаружил наши танки. На летном поле замелькали фигуры, бегущие к самолетам.

— Идем напрямик! Не дать взлететь «юнкерсам»! — скомандовал старший лейтенант Аматуни.

Танки резко свернули с дороги и помчались к. аэродрому. Успех дела решали минуты. Вот уже открыла огонь спрятавшаяся за пригорком противотанковая пушка. Но вскоре она замолчала: командир танкового орудия Виктор Жиделев двумя выстрелами поразил ее расчет.

Гитлеровцы стремились как можно быстрее подготовить самолеты к взлету. Зенитчики бросились к пушкам. Однако танки упредили врага. Оборонявшая аэродром команда была быстро смята. Наши воины не понесли потерь.

Танк старшины С. С. Мацапуры, ворвавшийся на аэродром, ударил но хвосту ближнего самолета. От удара открылся бомболюк, и из него посыпался смертоносный груз. Боевая машина остановилась: здесь недалеко до беды. Лейтенант С. А. Погорелов доложил об этом командиру роты.

— Самолеты не таранить! — приказал Аматуни. — По тем, которые готовятся взлетать, — бить из орудий и пулеметов. Остальные захватить.

Старший сержант В. В. Пермяков первым достиг взлетной полосы. Со старта тронулся «юнкерс» и начал стремительно разгоняться для взлета. Советский танк и немецкий самолет неслись навстречу друг другу. Пилот не выдержал и свернул в сторону. Подняться же в воздух он не успел: стрелок-радист Сергей Лепетюха пулеметной очередью поджег бомбардировщик.

По три самолета вывели из строя экипажи тридцатьчетверок, которыми командовали младшие лейтенанты П. А. Михеев и Я. П. Пилиненко. Всего танкисты уничтожили на аэродроме 17 самолетов, а 8 захватили исправными, в плен было взято 185 солдат и офицеров. Враг не сумел ни эвакуировать боевую технику, ни разрушить аэродром и служебные постройки. Все это было затем использовано нашими авиаторами.

...Стремительно вели наступательные действия и воины 1-го механизированного корпуса. 18 января 37-я и 35-я механизированные бригады (командиры полковник М. В. Хотимский и подполковник Я. С. Задорожный) согласованными ударами с флангов овладели городом Лович и захватили [109] исправный мост через Бзуру. А находившаяся в передовом отряде корпуса 219-я танковая бригада полковника Е. Г. Вайнруба и 19-я механизированная бригада полковника И. Е. Лившица на исходе дня окружили вражеский гарнизон в городе Кутно. На рассвете 19 января над городом взвились советский и польский национальные флаги.

На подступах к Кутно разведку вела танковая рота, которой командовал коммунист старший лейтенант Ф. В. Рысевец. Поздно вечером танкисты проникли в глубину вражеской обороны и остановились на опушке леса. Они обнаружили около шоссе до батальона гитлеровцев, которые поспешно строили оборонительные сооружения. Старший лейтенант Рысевец принял решение стремительной атакой разгромить противника. На рассвете танкисты скрытно обрушились на врага. В течение короткого времени гвардейцы уничтожили более сотни фашистов, многие гитлеровцы сдались в плен. На поле боя осталось четыре разбитых орудия. Пять пушек и восемь автомашин были захвачены в исправном состоянии. За проявленную доблесть в этом и последующих боях коммунисту старшему лейтенанту Ф. В. Рысевцу присвоено звание Героя Советского Союза.

При освобождении Кутно на правом фланге танкового батальона капитана П. С. Китченко вел свою боевую машину старшина Н. Н. Алтынов. Накануне он тщательно осмотрел танк, все проверил, отрегулировал, и сейчас, несмотря на то, что промокшая под тающим снегом земля сковывала быстрое движение, механик-водитель умело маневрировал, по указанию командира танка лейтенанта Кузьмина направил боевую машину по лощине к высотке, откуда вела огонь артиллерийская батарея фашистов.

Но вот лощина кончилась. Танк начал выходить во фланг противнику. По команде Кузьмина командир орудия с первых выстрелов уничтожил вражескую пушку. Гитлеровцы стали разворачивать в сторону танка второе орудие. Старшина Алтынов заметил это, взял вправо и увеличил скорость. Опытный воин определил: у немецкой пушки остался небольшой угол поворота. Значит, расчету придется снова браться за станины лафета, на что уйдет определенное время. Надо во что бы то ни стало выиграть его. Боевая машина стремительно неслась на батарею. И вот уже под ее гусеницами заскрежетала крупповская сталь. Такая же участь постигла и два других орудия, стоявших рядом, Танк, ведомый старшиной Н. Н. Алтыновым, первым ворвался в Кутно. [110]

А тем временем танковая рота под командованием старшего лейтенанта Г. М. Чернышева с десантом мотострелков, сбив с ходу слабое прикрытие противника севернее города, обошла его и атаковала врага с тыла. Мужество и отвагу, высокое воинское мастерство в этих боях проявил экипаж лейтенанта Башкатова. Поздно вечером того же дня вместе с политдонесением из 1-го механизированного корпуса в политотдел армии поступила небольшая листовка. В ней рассказывалось о героических действиях этого экипажа, в состав которого входили механик-водитель сержант Кулинич, командир орудия сержант Ребчаев, пулеметчик Певнев и стрелок-радист Глуша.

Автор листовки комсорг 9-го танкового батальона лейтенант Кучерук — сам активный участник боев за город — сумел простыми, доступными словами передать опыт, мастерство, тот высокий патриотический порыв, который был присущ каждому члену небольшого коллектива.

Здесь уместно отметить, что в ходе наступления политработники нашей армии широко практиковали выпуск листовок, пропагандирующих героизм и боевое мастерство бойцов всех родов войск. Личный состав частей и подразделений (а листовки передавались из экипажа в экипаж, из расчета в расчет, из отделения в отделение) всегда видел, знал, на кого нужно равняться, с кого брать пример. А уж самим героям боев такое внимание придавало новые силы.

19 января войска нашей армии продолжали вести неотступное преследование врага на фронте шириной до 50 километров. Наступление шло и днем и ночью. В течение дня наши части освободили польские города Коваль, Ходеч, Домбровице, Пшедеч, Кросневице, Клодава и десятки других населенных пунктов. А севернее Кутно 1-й механизированный корпус захватил крупный аэродром противника.

Стремясь задержать наступление танкистов, гитлеровское командование выдвинуло из своих резервов на рубеж Влоцлавек, Клодова моторизованную дивизию «Бранденбург» и 11 отдельных пехотных батальонов. Они заняли заранее подготовленные в инженерном отношении опорные пункты и в значительной степени усилили отступавшие с Бзуры и Равки части основательно потрепанных пехотных дивизий 46-го танкового и 8-го армейского корпусов. Однако эти меры не могли существенно изменить положение дел. 2-я гвардейская танковая армия продолжала успешное продвижение на иновроцлавском направлении. [111]

К исходу 19 января соединения армии вплотную подошли к оборонительному рубежу Влоцлавек, Бжесьць-Куявски, Клодова. Таким образом, за два дня (18 и 19 января), ведя преследование противника, они продвинулись на глубину 90–100 километров.

В эти дни в районе города Кутно из подвижных запасов, перевозимых армейским автотранспортом, работники тыла создали головное отделение армейского склада горючесмазочных материалов. Принятая мера по замыслу командования армии должна была в какой-то степени облегчить снабжение топливом наступающих частей и соединений, так как кое-где начались перебои с доставкой горючего. Винить в этом хозяйственников было бы несправедливо. Ведь на 19 января расстояние от армейской базы снабжения, находившейся за Вислой, до только что развернутого головного отделения армейского склада достигало по прямой около 200 километров. А до передовых частей армии оно было еще больше. И с каждым днем трудности обеспечения войск армии всем необходимым для боя и жизни возрастали прямо пропорционально темпам наступления.

Вслед за нашими подвижными соединениями продвигались стрелковые части правого крыла 1-го Белорусского фронта, прикрываемые с севера 2-м гвардейским кавалерийским корпусом и 1-й армией Войска Польского. Они уничтожали врага в обойденных танкистами опорных пунктах, очищали города и села от различных групп противника, пробивающихся на запад, обеспечивали тыл и коммуникации танковой армии. Стрелковые части использовали различный трофейный транспорт: автомашины, мотоциклы, велосипеды, подводы. Все это делалось ради единой цели — повысить темп наступления, не оторваться от подвижных соединений, вовремя прийти на помощь танкистам, действующим теперь в интересах четырех общевойсковых армий.

19 января Военный совет фронта определил задачи нашей армии на последующие три дня. Она должна была продолжать наступление в общем направлении на Домбровице, Радзеюв, Иновроцлав, Шубин, Накель и 20 января овладеть районом Барцино, Иновроцлав, выдвинув передовые отряды в Торунь и Быдгощ. 22 января ей надлежало выйти в район Накель, Голаньч, Эльзенау, Цнин, Лабишин и захватить переправу на реке Нотець на участке Накель, Чарнкув, то есть на бывшей польско-германской границе.

Новая задача предусматривала высокие темпы наступления (за три дня необходимо было пройти более ста километров), что выдвигало дополнительные трудности, особенно [112] из-за нехватки горючего и времени для технического обслуживания боевых машин. Однако эти трудности в расчет не брались. В директиве Военного совета фронта указывалось, что только после выполнения боевой задачи «...можно предоставить время для технического осмотра машин и пополнения запасов. До этого времени обстановка требует стремительного движения вперед».

В полосе наступления 9-го танкового корпуса значился город Влоцлавек, к которому сходилось семь шоссейных дорог. Фашисты превратили этот город в важный узел сопротивления, имевший три оборонительных обвода, упиравшиеся своими флангами в Вислу, Словом, город был крепким орешком. И «раскусить» его предстояло 65-й танковой бригаде, которой командовал полковник И. Т. Потапов. Ей придавался 280-й артиллерийский полк подполковника С. А. Бахолдина.

В середине дня 19 января 65-я бригада вышла на юго-восточные подступы к городу и завязала бой, однако успеха поначалу не имела. Темпы ее наступления замедлились, что не отвечало требованиям обстановки и замыслам командования армии. В это время меня вызвал генерал-майор П. М. Латышев.

— Положение наших войск на данный час хорошо знаешь? — спросил он.

Я неопределенно пожал плечами. Такая реакция, видимо, не удовлетворила члена Военного совета. Он начал задавать вопросы:

— В чьих руках сейчас Влоцлавек? Что делает 65-я бригада? Где располагается КП 9-го корпуса?

— 65-я ведет бой за Влоцлавек, — ответил я, доставая карту и показывая, где находится штаб и КП 9-го танкового корпуса.

— Ну что же, правильно, — отметил Латышев. — Но на всякий случай сверь свою карту с моей. На моей подробней отражена обстановка. Я сознательно все это уточняю. Сейчас идем к командующему. Он намерен направить тебя к Веденееву. Надо ускорить взятие Влоцлавека. Им уже фронт стал интересоваться.

Заходим к генералу С. И. Богданову. Он явно не в духе.

— Где находятся Плотников и его политотдельцы? Что они делают? — посыпались вопросы.

— Полковник Плотников сейчас в передовом отряде корпуса. А политотдельцы действуют по указаниям подполковника Ефимова, находящегося на КП корпуса. [113]

— Плохо они действуют. Согласно нашему приказу Веденеев уже сегодня должен взять Влоцлавек. А 65-я полдня топчется возле него... Что, разучились с ходу брать города? Так вот, вам надо срочно ехать к Веденееву и передать ему и подполковнику Ефимову, что мы, — командующий кивнул в сторону генерал-майора Латышева, — недовольны таким ходом событий. Требуем ускорить взятие города. Ночью наступление не прекращать. К 8.00 город должен быть в наших руках...

Звонок телефонного аппарата ВЧ прервал речь генерала. Он быстро поднял трубку.

— Сейчас, товарищ командующий, доложу, — сказал Семен Ильич, левой рукой энергично подвернул к себе карту и начал доклад о положении войск армии, как положено, перечисляя расположение ее соединений справа налево.

Мы молча слушали доклад Богданова. Голос его звучал твердо и убедительно. Наконец он дошел до 9-го корпуса:

— 9-й танковый корпус своим правым флангом ведет бой за Влоцлавек.

И тут наступила пауза, после которой командарм произнес только несколько фраз: «будет сделано», «принимаю меры», «слушаюсь»...

На том и кончился разговор. Медленно положив трубку, Богданов вздохнул:

— И надо же оказаться этому Влоцлавеку на нашем правом фланге. С первых слов, как только упомянул его, и пошло, и поехало, только держись. — Семен Ильич нервно заходил по комнате. — Вот Веденеева бы сюда... — И уже обращаясь ко мне: — Так задача ясна? Да, забыл сказать. Штаб фронта располагает данными авиаразведки о том, что замечено выдвижение танковых колонн с севера в направлении Влоцлавека. Об этом тоже надо проинформировать командира корпуса, чтобы он понимал, почему и фронт недоволен делами вверенных ему войск. Завтра утром лично доложить нам о выполнении задания. Желаю удачи.

...Генерала Н. Д. Веденеева я застал на КП корпуса. Сообщил о цели моего приезда, требованиях командования фронта и Военного совета армии. Командир корпуса выслушал молча. Немного подумав, он сказал с горечью:

— Знаю, у Потапова дело медленно движется. Но толком помочь ему сейчас нечем. Все боевые части задействованы. И к тому же бригады центра и левого фланга продвинулись далеко вперед. Возвращать их на подмогу Потапову очень несподручно. А тут еще горючего в обрез... Если какую часть и поверну на север, не дотянет. Есть у меня [114] последний «резерв» — мой заместитель полковник Шевченко, на редкость грамотный тактик, хороший организатор. Правда, он измотался, недосыпая. Но придется направить его туда, чтобы разобрался на месте в обстановке и помог наладить дело. На него я крепко надеюсь.

— А где сейчас Плотников? — спросил я.

— С передовым отрядом корпуса на левом фланге. Там, можно сказать, полный порядок. — Генерал Веденеев слегка прищурил глаза. — Перспектива возможного затяжного боя за крупный, заранее подготовленный к обороне узел сопротивления, каким является Влоцлавек, кажется, его не заинтересовала...

После минутной паузы командир корпуса уже без иронии добавил:

— Это шутка. А вообще Плотников — моя надежная опора. За тот участок, на котором он находится, я спокоен.

В это время вошел начальник штаба корпуса полковник К. И. Швецов с особенно долгожданным и приятным по тем временам сообщением:

— Из тыла прибыла корпусная колонна бензовозов. Кому в первую очередь выдадим горючее? — спросил он у генерала.

— Ползаправки газойля направить бригаде Потапова и такую же норму бензина артполку, приданному бригаде. Им, видимо, скоро придется совершать маневренные действия. Тут армейское начальство поджимает нас за Влоцлавек, — сказал Веденеев, кивнув в мою сторону.

На пороге комнаты появился вызванный комкором полковник А. И. Шевченко. Высокий, статный, с открытым лицом, он старался держаться бодро, хотя во всем его облике чувствовалась усталость. Ясные, улыбчивые глаза пристально всматривались в окружающих. Левая рука — у большого планшета с картой. Видна командирская готовность получить новый боевой приказ. И за этим дело не стало. Полковник с полуслова понял обстановку и задание командира корпуса.

— Желаю вам боевой удачи, — сказал генерал Веденеев, крепко пожимая руки на прощание.

В 65-ю танковую бригаду с полковником Шевченко мы ехали в одной машине. Я уже был наслышан о мужестве и отваге этого офицера, его умении находить выход в, казалось бы, безвыходных положениях. Александр Иосифович — ветеран армии. Особенно ярко его командирский талант проявился в летних боях 1944 года. Тогда танковая бригада, которой он командовал, осуществила стремительный [115] рывок, с ходу форсировала Западный Буг и захватила небольшой плацдарм. Несмотря на тяжелые бои, танкисты не только удержали плацдарм, но и расширили его, прочно закрепились.

И все это время комбриг находился в боевых порядках. Его спокойствие, собранность, уверенность в своих силах передавались бойцам и командирам. Не оставил он поле боя и после того, когда получил четыре пулевых ранения. Вскоре Александр Иосифович Шевченко был удостоен звания Героя Советского Союза, а после излечения назначен заместителем командира корпуса.

В дороге мы разговорились. И тут выяснилось: Александр Иосифович мой земляк, курянин. И сразу начались бередящие душу воспоминания. Даже не заметили, как добрались до цели.

На командном пункте бригады нас встретил полковник И. Т. Потапов, доложил обстановку. Из нее следовало, что бригада вот уже несколько часов ведет бой за юго-восточную окраину Влоцлавека, но пока успеха не имеет. Чтобы лично разобраться во всех деталях, побывали в боевых порядках одного из батальонов, поговорили с командирами подразделений, рядовыми воинами. И постепенно поняли, что здесь произошло.

Так уже случалось. Танковые подразделения с ходу вступали в бой за тот или иной крупный населенный пункт. За головной ротой ввязывалась вторая, третья — и весь батальон. Затем к нему из чувства товарищеской поддержки пристраивались другие батальоны. Кажется, вот-вот сопротивление противника будет сломлено, но фронтальные действия все расширяются, и на какое-то время упускается из виду необходимость настойчиво вести разведку, искать слабые места в обороне, места, удобные для применения маневра, охвата и обхода данного опорного пункта или узла обороны. К тому же надежду на успех подавало некоторое продвижение наступающих вперед. По существу же получался затяжной бой с лобовыми, как правило, малоэффективными ударами. А дорогое время терялось...

Примерно такая картина выяснилась и здесь. Полковник Шевченко прежде всего принял меры по усилению разведки укреплений и местности южнее Влоцлавека. Причем разведка велась на широком фронте и преследовала главную цель — найти пути обхода города с юго-запада. Не прошло и часа, как поступило сообщение: группа воинов во главе с начальником разведки бригады капитаном А. А. Семеновым обнаружила слабое место в обороне противника. И хотя [116] там было немало фугасов, прикрываемых фаустниками, именно это направление представлялось наиболее удобным для наступления.

Решено было предпринять попытку ввести противника в заблуждение. Согласно коллективно родившемуся замыслу, приданные артиллерийские средства и несколько танков будут вести интенсивный огонь по юго-восточной окраине города, создавая тем самым впечатление, что планы наступающих не изменились, и по-прежнему делается ставка на фронтальный удар. Основные же силы бригады быстро осуществят маневр на юг, прорвут оборону на обнаруженном там слабом участке и, обойдя город с юго-запада, нанесут удар по гарнизону Влоцлавека с тыла.

Комбриг собрал офицеров штаба, командиров и политработников подразделений. Я рассказал им о требованиях Военного совета армии по ускорению взятия города, подчеркнув при этом важность для армии и фронта быстрейшего выполнения этой задачи.

Как только сгустились сумерки, началась перегруппировка наших войск. Она проходила организованно, при строжайшей маскировке и, как потом выяснилось, совсем неожиданно для противника. Наконец все стихло. Потянулись томительные минуты ожидания.

Первыми растворились в ночи разведчики взвода младшего лейтенанта Сладкевича. Опытные воины, бесшумно пробравшись по лесным зарослям, внезапным налетом уничтожили группу фаустников и захватили несколько мостов через противотанковые рвы. Противник не успел их взорвать, хотя они были заминированы.

Саперы быстро разминировали мосты и начали пропускать через них танки, мотопехоту и артиллерию. Первым пошел в обход города танковый батальон майора Н. А. Стефанчикова. За ним двигались другие подразделения. Заместитель командира бригады подполковник М. С. Пискунов, возглавивший эту группу, находился в танковом батальоне.

Ночной штурм Влоцлавека с запада начался неожиданно для врага. В уличных боях отличились мотопехотинцы подразделения капитана И. А. Беспалова. Они уничтожили 3 бронетранспортера, 8 пулеметов, 14 автомашин и истребили более сотни гитлеровцев.

К 12 часам 20 января бригада полностью овладела городом и лишила противника возможности в этом районе переправлять свои резервы на южный берег Вислы. Танкисты захватили 6 складов с военным имуществом, два железнодорожных эшелона, 150 автомашин. [117]

...Вернувшись на КП армии, я доложил генералу С. И. Богданову о выполнении задания и едва зашел в политотдел, как раздался телефонный звонок. Вызывал П. М. Латышев. В кабинете Петра Матвеевича два офицера в авиационной форме. Одного из них — работника политотдела 16-й воздушной армии — я встречал на совместной конференции танкистов и летчиков.

— Тут такое дело, Михаил Моисеевич, — начал без предисловий Латышев. — В порядке боевого содружества нужно оказать авиаторам срочную помощь. Потребуется 5–6 политработников. Найдутся сейчас такие люди?

— Смотря для какой цели, — уклончиво ответил я.

— Командование воздушной армии, — продолжал член Военного совета, — просит нас помочь ускорить подготовку захваченного нами в районе Кутно аэродрома для перебазирования туда своих авиачастей. Необходимо очистить от снега аэродром и дороги к нему. А там сугробы немалые. Надо также убрать с летного поля разбитую и сгоревшую вражескую технику. И еще — отремонтировать 2–3 деревянных моста на дорогах около аэродрома. Все это, сам знаешь, поможет ускорить перебазирование наших авиаторов, укрепит наши связи и взаимодействие.

— Но при чем здесь политработники? — Я и сам не заметил, как произнес этот вопрос вслух. — Это же задача саперов. У нас есть в резерве 4-й понтонно-мостовой полк...

— Понтонеров мы ждем на помощь, — перебил меня Латышев. — Уже решено с командующим. Но этого мало. Снегоочистительных машин у нас, как известно, нет, да и с лопатами не густо. Мы тут обменялись мнениями и пришли к выводу: надо поднять на этот аврал местное население с лопатами, топорами и пилами из ближайших деревень. А для этого нужно оперативно провести с ними должную работу. Вот здесь твои политотдельцы могут отличиться.

Неожиданно Петр Матвеевич перешел в атаку:

— Да, кстати, я вижу, с поляками мы мало работаем. Ты сам часто выступаешь перед ними?

— К сожалению, редко, преимущественно только там, где останавливаюсь погреться или переночевать. Соберутся хозяева, их соседи, и вопросам нет конца... Наши же лекторы и агитаторы систематически выступают перед населением.

— То-то. Так как, найдутся силы срочно помочь авиаторам мобилизовать поляков? [118]

— Надо так надо. Два-три политотдельца сейчас есть под рукой. И, наверное, в 1-м мехкорпусе у начпо Матвеева наберем столько же. Для начала и я туда могу выехать, раз такое дело. Тем более, что я собирался сегодня побывать в этом корпусе. Да еще мой адъютант Винокуров. Уже два агитатора есть.

— Вот это правильное реагирование на критические замечания, — шутливо заключил Латышев. — Добро, действуйте! Желаю успеха!

Расстелили карту. Вокруг аэродрома располагались только небольшие деревни и хутора. Тут же договорились с авиаторами — кто в какой населенный пункт отправляется для мобилизации населения. Со мной выехали подполковник К. Д. Чеботарев, майоры В. С. Чуркин и Н. С. Пастушенко. Завернули в 1-й механизированный корпус. Полковник Матвеев выделил в нашу бригаду двух политработников.

Погода в тот день была ветреной. В пути мы основательно озябли в открытой машине. Поэтому, когда «виллис» начинал буксовать, охотно выскакивали на дорогу, дружно подталкивали его, надеясь хоть немного согреться. Вскоре увидели нужный нам населенный пункт. У околицы села я, Винокуров, Пастушенко сошли с машины. Остальные поехали дальше.

...Село, где мы остановились, как и многие другие польские села, во многом напоминало нашу дореволюционную деревню, на окраинах которой ютились бедняки. Так было и здесь. Первой стояла небольшая хата без сеней, с подслеповатыми окнами. Двора нет. Рядом — неказистый сарайчик. Видимо, безлошадное хозяйство. Осмотрелись — дальше такое же незавидное жилье.

Стучимся в дверь с полуободранным утеплением, сделанным из соломы и тряпья, слышим мужской голос. Открывается дверь. Хозяин приглашает зайти в хату. Он еще не старый, если мерить военными мерками — призывного возраста. Но по изможденному, покрытому густой сеткой морщин лицу, утомленным глазам и крупным, выдубленным тяжелым трудом мозолистым рукам видно, что этот человек хлебнул в жизни немало. Заметив, что мы продрогли, хозяин засуетился:

— Проше троху почкат. Тераз запалим пец.

Пока мужчина растапливал печь, мы начали осматриваться в полумраке хаты. Бедняцкая, убогая обстановка. Земляной пол, небольшой стол из толстых досок, пара деревянных скамеек, в углу, за печкой, вместо кровати прикрытый [119] грубым рядном топчан. У дверей на обрубке бревна — ведро с водой, а рядом на оконце — глиняная кружка.

Из короткой беседы с хозяином мы узнали, что тот с юных лет до 1939 года батрачил у польского помещика, а с 1940 года — гнул спину на немецкого колониста, который завел здесь на отнятой у польских крестьян земле свое хозяйство. На днях он удрал «туда». С ненавистью в глазах вспоминал наш знакомый «проклятого германа».

Мы сообщили о цели своего приезда. На нашу просьбу собрать жителей села с лопатами и топорами он охотно согласился и, быстро облачившись в одежду, которой трудно дать название, выбежал из хаты. Через несколько минут и мы вышли на улицу. Здесь уже собралась группа польских крестьян. Жители села сразу обступили нас. Оказывается, фронт обошел их стороной и мы были первыми представителями Красной Армии, которых они видели.

Толпа все увеличивалась. К хате направлялись и стар и млад. Мужчины пришли с деревянными лопатами, а некоторые (видать, плотники) — с топорами и пилами. Мы поздравили жителей села с освобождением от немецко-фашистской оккупации, сообщили о политической программе Польского комитета национального освобождения. Очень здорово здесь пригодился прихваченный Винокуровым фотоплакат с документами ПКНО. Фотоплакат сразу же пошел по рукам.

Бурей восторга было встречено сообщение о том, что жители села скоро увидят наступающую здесь 1-ю армию Войска Польского. Поляки благодарили Красную Армию, принесшую им свободу. Потом пошли вопросы. Молодежь, в частности, интересовалась: можно ли вступить в ряды Войска Польского. Все это свидетельствовало о патриотическом настроении, пробуждении классового сознания у молодых польских крестьян.

Мы охотно отвечали на все вопросы и... украдкой посматривали на часы. Беседа могла затянуться, что не соответствовало нашим планам. И тут, как нельзя кстати, подошла моя машина. Водитель вручил мне записку. Подполковник Чеботарев сообщал, что все идет хорошо. Польские крестьяне дружно откликнулись на призыв о помощи. Около 80 человек уже вышли к аэродрому.

Направив поляков во главе с нашим первым знакомым к объекту работы, мы двинулись дальше. В другом селе тоже состоялась теплая встреча и появилась новая бригада наших помощников. Такая же картина повторилась и в третьем населенном пункте. [120]

Хорошо потрудились тогда польские крестьяне. Вместе с нашими понтонерами они в течение дня убрали с аэродрома и дорог, прилегающих к нему, тысячи кубометров снега. Бульдозеров и автогрейдеров в инженерных подразделениях тогда в штатах не было. И сгребать снег, перебрасывать его приходилось вручную — по цепочке, с лопаты на лопату, от центра летного поля до окраин. Кроме того, удалось очистить район аэродрома от разбитой вражеской техники.

Вскоре сюда перебазировались наши самолеты. Боевая работа частей 278-й истребительной авиационной дивизии продолжалась бесперебойно. Немного позже командование 16-й воздушной армии прислало нам письмо с благодарностью за оказанную помощь в подготовке аэродрома к приему самолетов. Эту благодарность заслуженно разделили и жители польских сел, пришедшие к нам на выручку.

* * *

Непосредственно на иновроцлавском направлении вели наступление части 12-го танкового корпуса. Им надлежало 20 января овладеть мощным опорным пунктом Вроцлавского укрепленного района — городом Радзеюв. Он перекрывал важную для нашей армии коммуникацию — магистральное шоссе, ведущее к Иновроцлаву. Через него же проходили дороги на Торунь и рокада между Вислой и Вартой.

Радзеюв расположен на возвышенности, с которой хорошо просматривалась местность на 10–15 километров. Это во многом способствовало противнику в организации и особенно ведении обороны на подступах к городу.

Фашистское командование не жалело сил и средств для совершенствования своей обороны. Ведущие к городу дороги были заминированы. Противник укреплял оборону в противотанковом отношении. И сейчас помнятся высокие, большой протяженности — насколько хватает глаз — валы рыжей глины, нагроможденной за опоясывавшими Радзеюв двумя противотанковыми рвами. Эти рвы были значительно шире и глубже тех, которые встречались раньше. Притороченные к нашим, как мы их в шутку называли «осаперенным», танкам бревна для устройства через рвы колейных мостов на этот раз оказались короткими.

Танковый батальон майора В. В. Павлова, как и вся 49-я бригада, выведенная во второй эшелон корпуса, приводил себя в порядок. Не только механики-водители, но и все члены экипажей хлопотали возле боевых машин. Все стремились [121] как можно скорее закончить технический осмотр, доложить о полной боевой готовности материальной части и выкроить часок-другой для отдыха.

Вечером в подразделение поступили свежие газеты. Агитаторы знакомили танкистов со сводкой Совинформбюро, радующей успешным, наступлением Красной Армии.

Командира батальона вызвали в штаб бригады. Майор Павлов нашел его без особого труда. У большого дома стоял знакомый, с приметной вмятиной около бортового номера танк полковника Т. П. Абрамова. Эту машину он и его друзья видели десятки раз на полях сражений в боевых порядках бригады. Возле дома дежурил автоматчик. Рядом находилась штабная автомашина с радиостанцией. Возле нее трещал бензиновый движок, заряжая аккумуляторы.

Командир батальона доложил комбригу о положении дел и свой доклад закончил выводом: через час будет приведена в порядок материальная часть. Маловато горючего. Экипажи нуждаются в отдыхе — почти трое суток без сна...

— Об отдыхе будем думать потом, — сказал резко Абрамов. — По приказу командира корпуса бригаде предстоит завтра с утра наступать на Радзеюв. Ближайшая задача — овладеть северной частью города... Ваш батальон назначается в передовой отряд. Этой ночью он должен пересечь линию фронта. Где и как лучше это сделать, уточним позже, когда поступят свежие данные разведки. К утру вам надлежит занять северную окраину города и удержать ее до подхода главных сил бригады, которые выступят на исходе ночи. Мы ждем подвоза горючего и боеприпасов. Но вас всем необходимым обеспечим полностью сейчас... Отряду ни в коем случае не ввязываться в бой, опорные пункты обходить, не вступать в драку и с отступающими группами противника. Ликвидация их — это забота наша и 34-й мотострелковой бригады, которая будет наступать на город с востока.

Затем комбриг расстелил свою карту и уточнил маршрут движения и способы действий передового отряда. Он потребовал частью сил батальона оседлать два шоссе (Абрамов показал их на карте), не дать противнику возможности своими резервами и отступающими частями усилить гарнизон Радзеюва, постоянно вести разведку, предупредил, что батальону придаются мотострелковая рота и взвод саперов.

Направляясь в батальон, майор Павлов прикидывал, как лучше выполнить поставленную задачу. «Первой пойдет рота лейтенанта Лапшина, — решил комбат. — Ее надо усилить автоматчиками и саперами». [122]

Достигнутый ротой Лапшина успех был использован подошедшими к городу основными силами батальона. Начался бой за овладение северной окраиной Радзеюва. И здесь танкисты встретили упорное противодействие врага, прикрывавшего плотным огнем свои противотанковые заграждения, опоясывающие город.

Особенно тяжелая обстановка сложилась для роты старшего лейтенанта А. И. Шумилова и подразделений, наступавших рядом с ней. Как только рота развернулась для атаки, с окраины Радзеюва ударила вражеская артиллерия, создав завесу заградительного огня. Танки, отвечая выстрелами с коротких остановок, все же продолжали продвигаться к городу. Точными попаданиями танкистам удалось подавить несколько противотанковых пушек.

Утром вслед за передовым отрядом выступили и другие подразделения 49-й танковой бригады. Несколько позднее по врагу, оборонявшему восточную часть города, нанесла удар 34-я мотострелковая бригада, а с юга — 66-я танковая.

Противник неоднократно делал попытки вырваться из города, особенно на юго-западном направлении. Но это ему не удалось. Командир 66-й танковой бригады полковник А. Т. Павлушко заблаговременно направил в обход города с юга отряд танков и самоходных орудий под командованием майора А. И. Корешкова. И как только отступающие гитлеровцы показались на окраине города, танкисты встретили их дружным огнем. Группы пехоты, оказавшись в безвыходном положении, начали сдаваться в плен.

Вскоре стрельба в Радзеюве стала стихать. На самом высоком здании города взвился красный флаг, водруженный комсомольцем Семеновым.

Многие воины 12-го танкового корпуса за совершенные подвиги получили награды. Некоторым из них присвоено звание Героя Советского Союза. Этой высокой чести удостоены командиры батальонов В. В. Павлов, А. В. Матвеев, командиры рот П. И. Лапшин, Л. С. Черкас, командир взвода В. А. Заикин, механик-водитель В. И. Безменов, командир танкового орудия А. М. Фетисов.

* * *

Переменчивая погода выдалась в январе сорок пятого. То мороз щиплет щеки, то вдруг наступает оттепель. Вот и вечером 20 января подул южный ветер, начал падать мокрый снег. На дорогах образовалась снежная каша. Для танкистов такая погода — беда: трудно совершать маневренные действия. А разве легче артиллеристам передвигаться [123] на автомашинах вне дорог по раскисшему грунту? Но, по правде говоря, больше всего доставалось мотострелкам, минометчикам, которые с полной боевой выкладкой, увязая в грязи, обходили полями населенные пункты.

Части 12-го танкового корпуса продолжали наступление в северо-западном направлении. Сильное сопротивление противника они встретили на ближних подступах к Иновроцлаву. Гарнизон этого сравнительно большого города составляли эсэсовские и фольксштурмовские полки и батальоны. К городу отходили части 251-й и 337-й немецких пехотных дивизий, понесших в предыдущих боях значительные потери в живой силе и технике.

Командир корпуса генерал Н. М. Теляков принял решение нанести удары по городу одновременно с трех сторон: с севера — 66-й танковой бригадой, с востока — 34-й мотострелковой и с юга — 48-й танковой. 49-й танковой бригаде надлежало обойти Иновроцлав с юго-запада и перерезать возможные пути отступления противника на запад.

Учитывая, что такой крупный город с ходу не возьмешь и бои за него будут упорными, командование корпуса предоставило частям несколько часов на подготовку к штурму. В это время проводилась разведка, подтягивались тылы. В мотострелковых батальонах создавались и укреплялись имеющиеся штурмовые группы. Воины изучали план города. В этом им охотно помогали местные жители.

В батальонах, дивизионах, ротах и батареях, там, где позволяла обстановка, состоялись короткие партийные и комсомольские собрания. Проводились политинформации, беседы. Агитаторы знакомили бойцов с последними известиями и приказами Верховного Главнокомандующего. Коммунисты и комсомольцы получали новые поручения на предстоящие боевые действия.

Чтобы оказать помощь командирам и политработникам в организации партийно-политической работы с личным составом штурмовых подразделений, я с небольшой группой политотдельцев выехал в 34-ю мотострелковую бригаду. Командир бригады полковник Н. П. Охман и начальник политотдела подполковник В. В. Новиков подробно ознакомили нас с обстановкой, состоянием соединения и полученной задачей. Затем мы направились в 3-й мотострелковый батальон, которому предстояло действовать на направлении главного удара. Надо сказать, что противник в то утро вел себя относительно спокойно, и мы быстро добрались в подразделение. [124]

В одной из штурмовых групп проходила встреча представителей разных родов войск. Мы подошли сюда в то время, когда перед собравшимися выступал командир поддерживающей артиллерийской батареи капитан С. А. Шилов. Его сменил командир взвода противотанковых орудий, включенного в состав этой штурмовой группы, лейтенант А. А. Поляков. Речь шла о налаживании тесного и непрерывного взаимодействия, установлении единых сигналов, целеуказаний, вызова, переноса и прекращения огня в уличном бою. Потом выступил заместитель командира батальона по политической части капитан Ямков. Используя сохраненную им памятку для штурмовых групп (кстати, полученную еще перед январским наступлением), он напомнил бойцам полезные рекомендации, привел примеры воинского мастерства и отваги мотострелков, артиллеристов и саперов, проявленных при освобождении Радзеюва.

Мне понравилась такая деловая и так необходимая встреча. Шел конкретный разговор о том, что необходимо в бою, что из прежнего опыта надо взять на вооружение, чтобы избежать излишних потерь и быстрее добиться успеха. На высоте оказался и замполит Ямков. Чувствовалось, что он хорошо разбирается в военном деле, а главное — умеет создать в коллективе тот боевой настрой, ту обстановку, которая помогает людям мобилизоваться, привести в «боевую готовность» все свои душевные силы и возможности перед решающим испытанием.

Казалось, обо всем шла речь на встрече. Но, слушая выступавших, я подметил, что о разведке, необходимости маневрирования говорилось вскользь. Поэтому, взяв слово, обратил внимание именно на эти вопросы, рассказал, к чему приводит беспечность, потеря бдительности в бою.

Затем на опушке леса собрались комсомольцы батальона. Перед ними выступил комсорг лейтенант Киселев. Объяснив воинам задачу подразделения, он поднял над головой красный флаг:

— Сейчас мы пойдем в бой. Предстоит освободить от гитлеровцев древний польский город Иновроцлав. Самый храбрый из нас должен водрузить на самом высоком здании этот флаг — символ нашей победы над врагом и свободы, обретенной трудящимися Иновроцлава. Кто возьмется это сделать добровольно — шаг вперед!

Все комсомольцы шагнули одновременно. Кому же вручить флаг? Озадаченный комсорг растерялся. Тогда комбат майор А. В. Матвеев порекомендовал передать флаг лучшему пулеметчику старшему сержанту Павлику. [125]

...Короткий огневой налет, завершившийся залпом реактивных минометов «катюш», известил о начале штурма города. Смело поднялись и дружно пошли в атаку стрелки. Под вражеским огнем воины проделывали проходы в проволочных заграждениях, валили столбы, оттаскивали в сторону свернувшуюся в бесформенные спирали проволоку.

Много ратных подвигов в боях за Иновроцлав совершили бойцы, командиры и политработники частей корпуса, представители различных родов войск.

Недалеко от центра города автоматчики взвода лейтенанта Семенченко вынуждены были залечь под сильным вражеским огнем. В эти трудные минуты на помощь им пришли артиллеристы взвода А. А. Полякова. Они подкатили поближе свои орудия и подавили несколько огневых точек, мешавших продвижению мотострелков. Воины снова поднялись в атаку. И вдруг впереди взметнулся красный флаг.

— За мной! — раздался призыв комсомольца старшего сержанта Павлика.

Бойцы броском преодолели трудный участок улицы. Дом за домом отвоевывали гвардейцы у врага. Самое высокое здание находилось на центральной площади, где гитлеровцы, укрывшись за баррикадами, вели непрерывный огонь. Взвод во главе с лейтенантом Семенченко скрытно обошел дворами эти заграждения и, проникнув в подвал, ударил по фашистам с фланга. Гитлеровцы отступили.

В середине дня на этом здании уже гордо реял красный флаг. Его водрузил отважный комсомолец Павлик. Этот флаг увидели воины, действовавшие в других кварталах города. Он умножал их силы, звал вперед на полный разгром врага.

На одной из улиц продвижение наших танков задержалось. Мешали фаустники, укрывшиеся в оборудованной траншее. Отделению автоматчиков, которым командовал коммунист старший сержант Андрей Шебалков, предстояло расчистить путь для танков. Воины скрытно подползли к траншее и забросали ее гранатами. Оставшиеся в живых гитлеровцы сдались в плен.

Под вечер Шебалков получил задачу на ведение разведки. Продвигаясь по садам и задворкам, он увидел дом с табличкой «Комендатура».

— Надо проверить, здесь могут быть фашисты, — сообщил он подчиненным. Вместе с бойцами старший сержант стал разрабатывать план действий. По замыслу командира отделения, Акинбаев и Федоров бросают гранаты в окна. [126]

Холодилов прикрывает группу с тыла. Остальные вместе с Шебалковым высаживают дверь.

Вслед за звоном разбитого стекла раздались глухие взрывы. Автоматчики ворвались в здание. Завязалась перестрелка. Когда было покончено с солдатами охраны, разведчики начали поиск коменданта. Ни среди сдавшихся в плен, ни среди убитых его не было. Ничего не дал осмотр подвала, чердака, дворовых построек. И вдруг к разведчикам подошел дворник из местных жителей. Он сообщил, что днем здесь находился какой-то немецкий генерал.

«Где же он скрывается?» — этот вопрос не выходил из головы Шебалкова. Надо все осмотреть. Даже канализационную трубу. Старший сержант осторожно открыл люк и тут же отпрянул. Там сидел немецкий генерал. Фашист сразу же открыл стрельбу из пистолета. И стрелял до тех пор, пока не кончились патроны. Все остальное произошло просто — генерала вытащили наверх, связали ему руки и отправили в штаб бригады.

...Не могу, хотя бы кратко, не отметить, что в боях за город умножилась боевая слава танковой роты старшего лейтенанта Ашота Аматуни. Она совершила смелый обходный маневр и, уничтожив на юго-западной окраине города два вражеских танка и две противотанковые пушки, ночью ворвалась на железнодорожный вокзал. Танкисты разбили три паровоза, стоявшие уже под парами. Число наших трофеев пополнилось здесь тремя воинскими эшелонами.

На захваченном неподалеку аэродроме рота подбила 10 вражеских самолетов, а на рассвете оседлала стык двух дорог, идущих из города на запад. Танкисты сорвали попытки противника вырваться из города. При этом они сожгли 35 автомашин и уничтожили около двухсот пятидесяти гитлеровцев.

Навстречу атакующим двигались подразделения 66-й танковой бригады. Они совершили обходный маневр и нанесли удар по обороне врага с севера. Первым на окраину Иновроцлава ворвался батальон капитана И. С. Биймы, взаимодействующий с другими подразделениями. Противник пытался артиллерийско-минометным огнем задержать танкистов, но те настойчиво продвигались вперед.

На острие атаки находилась боевая машина лейтенанта И. Г. Алейникова. Управлял ею механик-водитель старший сержант И. С. Зотов. Передовой воин перед боем подал заявление о приеме в партию. Раньше Алейников и Зотов воевали в разных подразделениях и до этого близко не знали друг друга. Не читал Зотов заметку в корпусной газете о [127] мужестве и отваге коммуниста Алейникова, прошедшего огонь Сталинграда, ломавшего бешеное сопротивление гитлеровцев на десятках других рубежей. И Алейников не слышал о механике-водителе Зотове, мастере своего дела, смелом и инициативном воине. Он и в танке горел, и, когда ранило командира, почти месяц возглавлял экипаж, совершал дерзкие налеты на вражеские позиции.

Но прошло всего несколько дней, как офицер возглавил экипаж, а между ним и механиком-водителем, как и другими членами экипажа, установилось полнейшее взаимопонимание. И не только потому, что один день на войне за год мирной жизни считается. Боевая машина сближает людей, роднит их сердца.

...Противник усилил артиллерийский огонь. Быстро сориентировавшись, Алейников приказал Зотову:

— Прорваться к станции. Идем на немецкую батарею. Не просто было механику-водителю выполнить маневр.

Ведь можно подставить борт под вражеские снаряды. Зотов проявил величайшее искусство, уклонялся то вправо, то влево и все-таки вывел боевую машину из-под обстрела врага. На подступах к станции Зотов раздавил гусеницами несколько пулеметных гнезд, а затем, обойдя с фланга обнаруженную вражескую батарею, ринулся на нее. Четыре пушки были выведены из строя. Когда экипаж вел бой на западной окраине города, один из вражеских снарядов попал в тридцатьчетверку. Командир танка и все члены экипажа, кроме Зотова, были ранены.

— Выручай ребят, помоги им добраться в укрытие, а я сам перевяжу рану и буду отбиваться, — приказал лейтенант Алейников механику-водителю.

Офицер остался на боевом посту и продолжал вести огонь из пушки и пулемета. Старший сержант Зотов выполнил приказ и вернулся к танку. В это время второй снаряд угодил в тридцатьчетверку. Командира экипажа убило. Зотову опалило лицо и руки. Но все же он нашел в себе силы, несмотря на интенсивный огонь противника, один, без экипажа, вести танк.

...Перед штурмом Иновроцлава коммунист Иван Григорьевич Алейников, в прошлом прицепщик воронежского колхоза «Красный Октябрь», отослал письмо отцу — бригадиру огородной бригады колхоза. Вот выдержка из этого письма:

«Дорогие мои! Воюю в Польше. Участвовал в освобождении Варшавы...

Папа, следующее письмо получишь от меня из Берлина. [128]

Если его не будет, то пиши мне по адресу: г. Берлин, до востребования. Там меня найдут».

Это была последняя весточка от Алейникова. Уже после окончания войны жена Ивана Григорьевича получила письмо Председателя Президиума Верховного Совета СССР. «Уважаемая Мария, Ивановна! — говорилось в нем. — По сообщению военного командования, Ваш муж гвардии лейтенант Алейников Иван Григорьевич погиб смертью храбрых в боях за Советскую Родину. За героический подвиг, совершенный Вашим мужем в борьбе с немецкими захватчиками, Президиум Верховного Совета СССР Указом от 27 февраля 1945 года присвоил ему высшую степень отличия — звание Героя Советского Союза.

Посылаем Вам грамоту Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Вашему мужу звания Героя Советского Союза, подвиг которого не забудется нашим народом...»

Утром 21 января город был полностью очищен от фашистских захватчиков.

Как позднее стало известно, в числе окруженных в Иновроцлаве вражеских солдат был разгромлен находившийся в подчинении у любимца Гитлера оберштурмбанфюрера СС Отто Скорцени особый истребительный батальон «Ост», состоявший из отборных диверсантов. Им командовал гауптштурмфюрер фон Фёлькерсам, бывший прибалтийский помещик. Стремясь вырваться из окружения, Фёлькерсам с четырьмя подручными отправился искать слабое место в боевых порядках наших войск. Но ему не помогли ни форма советского офицера, которую он надел, ни знание русского языка. Вместе с Фёлькерсамом нашли свою смерть и сопровождавшие его диверсанты, переодетые в форму советских солдат.

Несколько позже Скорцени запишет в своем дневнике: «Из всего батальона во Фриденталь вернулись лишь два офицера и трое рядовых, да и те были уже не люди, а жалкие развалины»{8}.

* * *

Еще до получения приказа командующего фронтом о необходимости овладеть Быдгощем (Бромбергом) этот город был объектом пристального внимания штаба и командования нашей армии. Для ведения глубокой разведки генерал А. И. Радзиевский выслал в направлении Шубина, Накеля [129] и Мротшена 16-й отдельный мотоциклетный батальон майора Г. В. Дикуна, который действовал в качестве армейского разведывательного отряда.

Быдгощ, который Висла надежно прикрывала с востока, с прилегающими к нему лесными массивами, с развитой сетью шоссейных дорог мог служить противнику выгодным исходным плацдармом для нанесения ударов по правому флангу наших наступающих войск. Овладеть Быдгощем в короткие сроки — значит не только выполнить очередную задачу, часть общего плана операции 1-го Белорусского фронта, но и обеспечить безопасность открытого фланга армии.

Освободить город было поручено 9-му танковому корпусу. Командование корпуса вначале выделило для этой цели 50-ю танковую бригаду с приданным ей 369-м самоходно-артиллерийским полком и тремя батареями противотанкового артиллерийского полка. Бригада предприняла 21 января наступление с юга и ввиду оказанного противником упорного сопротивления и неблагоприятных условий для совершения маневренных действий успеха не добилась. Тогда командир корпуса генерал Н. Д. Веденеев решил силами 47-й и 65-й танковых бригад обойти город с юго-запада, форсировать в районе Накеля реку Нотець и нанести удар по гарнизону города с запада. Командование армии одобрило это решение. Оно сразу же было доведено до исполнителей.

Примерно в середине дня 21 января меня пригласил к себе генерал С. И. Богданов. Как только я появился в кабинете, он расстелил карту и сразу перешел к делу:

— Нас беспокоит Быдгощ. И не только нас, но и командование фронта. А он, проклятый, — карандаш командующего остановился на надписи города, — опять на правом фланге...

Я достал свою карту, сложил ее так, чтобы район Быдгоща был сверху.

— Вам надо срочно выехать на КП 9-го и передать Веденееву — до него, к сожалению, радио не достает, — чтобы он немедленно принял все меры для быстрого форсирования Нотеци с ходу. Ночью наступательных действий не прекращать. К утру я им подброшу армейским транспортом ползаправки дизельного топлива. Завтра утром Быдгощ должен быть взят. Вот такая задача. Ясно?

После моего удовлетворительного ответа командующий продолжал:

— Да. Еще одна деталь. Я направил Веденееву понтонно-мостовой полк, правда, не очень уверен, что у него хватит [130] бензина, чтобы дойти туда. Так Веденееву и скажи. Пусть они особенно не надеются на понтонеров, а используют все местные плавучие средства и подручные материалы, а также своих саперов для строительства переправы. И не мне вам говорить, как важно сейчас поднять на это дело всех политработников, коммунистов. Надо спешить, иначе потом трудно будет брать город. Авиаразведка доносит, что к Быдгощу с севера противник подтягивает резервы.

После того, как я, прибыв на КП 9-го танкового корпуса, проинформировал генерала Веденеева об обстановке и указаниях командарма, он сказал:

— Я уже и сам собираюсь ехать к Копылову, там на месте, видимо, многое будет ясней. Донесения командования бригады меня тревожат. Продвижения вперед нет. Реку Нотець с ходу надо преодолеть — в этом залог успеха. Если к нашему приезду не захватят переправу, то придется форсировать реку по всем правилам с планомерной подготовкой, а на это уйдет уйма времени.

Не задерживаясь, мы выехали в 47-ю бригаду. Копылова и Телехова нашли на северной опушке леса, несколько юго-восточнее Накеля. Комбриг с группой офицеров штаба проводил рекогносцировку местности, готовясь к форсированию Нотеци. Командир корпуса, поздоровавшись с Копыловым, тут же потребовал от него:

— Доложите, как выполняется мой приказ о нанесении удара по Быдгощу с тыла.

Полковник Копылов доложил, что разведчикам не удалось захватить мосты. Все переправы взорваны. Бродов на реке не оказалось. Участков, покрытых льдом, в этом районе также не обнаружено. Бригада сосредоточилась в лесу около Шубина практически без горючего. Ожидается ее подход с часу на час. Мотострелковые подразделения движутся сюда пешим порядком.

Подробно разобрав действия Копылова, генерал Н. Д. Веденеев высказал в его адрес отнюдь не лестные слова. Потом спросил:

— Рекогносцировку реки провели?

— Да.

— Предоставляю вам двадцать минут на подготовку подробного решения — где, когда и как бригада сегодня форсирует Нотець и захватит плацдарм на ее северном берегу, позволяющий начать строительство деревянного моста для переправы войск. [131]

Потекли тягостные минуты. Кругом сразу стало тихо-тихо. Только слышалась непрерывная пулеметная стрельба в стороне Накеля.

Да, нелегка командирская доля. Всем приятно, когда дела идут хорошо. А когда такое незавидное стечение обстоятельств — ни захваченного моста, ни брода, ни понтонных средств под рукой... И бригада практически без горючего. Что делать? Какие меры предпринять? Думай, командир, думай. Боевой приказ жесткий. Обстановка все усложняется. Время теряется. Больно сознавать, что оно идет на пользу врагу, который сейчас укрепляется на северном берегу Нотеци и в самом Быдгоще. И воевать за этот город будет очень трудно. А воевать надо.

Не знаю, как бы дальше развивались события, но тут прибыл связной с боевым донесением от командира одной из разведгрупп. В нем сообщалось: «Южнее Накеля, у шлюза, обнаружен деревянный мост. Прикрывается он только ружейно-пулеметным огнем небольших подразделений. Артиллерии на северном берегу пока выявить не удалось. Продолжаю наблюдение. Помкомвзвода гв. ст. сержант О. Соболев».

Молодец, Олег Соболев! Как он выручил тогда своего командира, свою бригаду! Не зря слыл в соединении отважным и находчивым разведчиком. Сколько ценных «языков» добыл коммунист Соболев, сколько объектов разведал! Его подвиги и боевое мастерство были отмечены орденами Отечественной войны II степени, Красной Звезды, медалью «За отвагу».

Прочитав донесение, полковник Копылов решил объединить в одну боевую группу находившихся под рукой разведчиков, расчет своего бронетранспортера, связистов, ординарцев, водителей автомашин и внезапным налетом овладеть мостом. Комбриг лично возглавил эту группу. В нее включился и начальник политотдела.

Группа скрытно выдвинулась к мосту. В результате смелой, дерзкой атаки была перебита почти вся охрана. Мост оказался в наших руках. В короткой схватке особенно отличился действовавший с ручным пулеметом водитель автомашины комбрига В. А. Логутов. Хорошо помогли атакующим подоспевшие на своем бронетранспортере заместитель командира 65-й танковой бригады подполковник М. С. Пискунов и начальник разведки бригады капитан А. А. Семенов с отделением разведчиков. Не прошло и получаса, как сводная группа, а за ней и подошедшие мотострелки майора А. А. Савиных, использовав захваченный [132] мост, были на северном берегу реки. Через Нотець переправились и танкисты 47-й бригады. Они вступили в бой, чтобы расширить плацдарм и захватить город Накель, оборонявшийся вначале только подразделениями 73-й пехотной дивизии противника. К исходу дня бригаде удалось овладеть городом и перерезать шоссейную и железную дороги, идущие из Быдгоща на Шнайдемюль.

С этого плацдарма, сбив жидкое вражеское прикрытие, начал свой рейд в тыл противника разведывательный отряд под командованием-майора Г. В. Дикуна.

В Накеле комбриг 47-й оставил приданный мотострелковый батальон и зенитную батарею. Основные силы бригады повели наступление теперь уже в восточном направлении на Быдгощ. Рядом продвигалась 65-я танковая бригада. Активно действовали танкисты в ночных условиях. Они внезапно врывались в расположение вражеских частей, занимавших позиции на северо-западном берегу Быдгощского канала, быстро «свертывали» оборону противника.

На следующий день танкисты внезапно атаковали с тыла вражеский гарнизон Быдгоща и во взаимодействии с подошедшими передовыми частями 2-го гвардейского кавалерийского корпуса и 1-й армии Войска Польского овладели городом. В боях за Быдгощ пришлось ломать сопротивление частей 4-й танковой дивизии противника, переброшенной сюда из Курляндии.

Вечером радио передало сообщение Совинформбюро: «Войска 1-го Белорусского фронта, развивая успешное наступление, 23 января в результате обходного маневра подвижных частей в сочетании с атакой с фронта овладели городом Быдгощ (Бромберг) — важным узлом железных и шоссейных дорог и мощным опорным пунктом обороны немцев у нижнего течения Вислы...» Приятно было слушать подобные сообщения. Некоторые офицеры-танкисты 47-й бригады не без гордости говорили тогда: «Наши боевые дела входят в историю советского военного искусства». Да, сейчас в военно-исторической литературе действия двух прославленных соединений — 47-й и 65-й танковых бригад — оцениваются как пример стремительного обходного маневра в целях быстрого овладения крупным городом. Но далеко не все знают, в каких нелегких условиях пришлось осуществлять, этот маневр, какие трудности преодолевались в ходе наступления.

В то время, когда две танковые бригады вели боевые действия за овладение городом, гитлеровцы пытались отрезать их от подвижных соединений южнее реки Нотець. Они [133] неоднократно предпринимали атаки силами подошедшего сюда с севера 34-го пехотного полка из состава 15-й пехотной дивизии СС, усиленного танками. Их цель была предельно ясна: выбить советских воинов из Накеля и овладеть мостом на реке Нотець.

Личному составу мотострелкового батальона и зенитной батареи (эту небольшую группу войск возглавил заместитель командира 47-й танковой бригады подполковник С. К. Шухардин) пришлось с трудом сдерживать бешеный натиск фашистов. Гвардейцы оборонялись стойко. Однако эсэсовцам все же удалось несколько потеснить мотопехотинцев.

— Занять выгодные позиции для поражения наземных целей! Не допустить немцев к мосту! — приказал зенитчикам подполковник Шухардин.

И воины батареи старшего лейтенанта Калинина, предназначенной для стрельбы по самолетам противника, выкатывали зенитки на прямую наводку. Своим огнем они существенно помогли мотострелкам. Мост остался в наших руках.

Однако враг не смирился с этим. Подбросив свежие резервы, он возобновил атаки. Шухардин доносил по рации комбригу: «Противник наседает, создалась угроза захвата переправы. Прошу помощи...» Эта тревожная весть пришла в штаб бригады в то время, когда все ее подразделения были связаны боем в западной части Быдгоща. У комбрига не оставалось никаких резервов. Полковник Копылов смог лишь подбодрить Шухардина: «Держись, мы скоро вернемся». И гвардейцы, напрягая силы, держались до последнего.

Только во второй половине дня в распоряжение Шухардина стали прибывать подкрепления. Их удалось с трудом наскрести за счет резервов различных частей, ведущих наступление на других участках. На помощь боевым друзьям форсированным маршем двинулись к Накелю танкисты и мотострелки подразделений майора Н. А. Стефанчикова, капитана Н. Г. Зинченко, старших лейтенантов И. С. Овсиенко, Н. С. Генералова, артиллеристы подполковника С. А. Бахолдина. Для руководства сводной группой подразделений командир корпуса направил в район Накеля своего заместителя Героя Советского Союза полковника А. И. Шевченко.

Прибывшие подкрепления с ходу вступили в бой и отбросили гитлеровцев от переправы. Но ликовать было рано. Враг не унимался, вводил в бой свежие резервы. Наращивая удары, он в течение дня несколько раз пытался вернуть [134] Накель и восстановить утраченное положение на оборонительном рубеже по северному берегу р. Нотець.

Бои шли с переменным успехом. Отдельные кварталы и дома несколько раз переходили из рук в руки. В тяжелых условиях полковник Шевченко, несмотря на тяжелое ранение, продолжал твердо управлять сводной группой подразделений. Он не покинул поле боя до тех пор, пока не ослабли атаки противника. Гвардейцы выстояли. Цель глубокого обходного маневра была достигнута.

Все же противнику в тот день удалось заполнить брешь в своей обороне севернее Накеля, через которую прорвался разведотряд майора Дикуна. Он оказался отрезанным от своей армии.

* * *

Ведя стремительное наступление, воины нашей армии в районе города Шубин освободили из фашистского плена более четырехсот американских и английских солдат и офицеров.

Как только наши самоходные установки с десантниками ворвались в хутор около Шубина, где располагался лагерь военнопленных, воины увидели необычную картину. К ним навстречу бежали какие-то люди в незнакомой форме. Они приветливо махали руками, что-то кричали, но из-за шума моторов трудно было что-нибудь расслышать. Командир головной машины приказал заглушить мотор. Он приоткрыл люк, выбрался наружу и сразу же попал в тесное кольцо ликующих людей.

— Ура, Россия! Мы американцы, пленные, — неслись возгласы на ломаном русском языке.

Наши бойцы, американцы и англичане сразу нашли общий язык.

Появились и переводчики. Освобожденные рассказывали о тяжелой жизни в фашистском плену, о том, каким унижениям и оскорблениям со стороны гитлеровцев они подвергались.

— Большое спасибо русской армии, — сказал один из полковников, обращаясь к своим освободителям. — Вы спасли нас от неволи, от погибели. У ваших солдат и офицеров — настоящий боевой дух. Вы воюете доблестно...

Наши воины проявили дружескую заботу об американских и английских солдатах и офицерах, вырванных из плена. Все они тут же были обеспечены продуктами питания. Нуждающимся была оказана медицинская помощь, больные сразу помещались в госпитали. Через некоторое время все [135] бывшие военнопленные союзных стран, несмотря на то, что наши танковые части испытывали трудности из-за недостатка автотранспорта и горючего, были эвакуированы на автомашинах и бронетранспортерах из зоны боевых действий в безопасный тыловой район.

Утром 21 января полевому управлению армии предстояло передислоцироваться на новый командный пункт в село Тальново. Как и положено, предварительно туда была выслана группа офицеров оперативного и других отделов штаба армии со средствами связи и взводом охраны. Она установила связь по радио с КП фронта и корпусов, а также готовила места для размещения штаба, политотдела и служб управления.

На новый КП решил переехать и я. В обозначенном пункте наша машина свернула с большого шоссе на рокадное и направилась к Тальнову с юга. И вдруг в селе послышалась ружейно-пулеметная стрельба. Остановились, начали внимательно осматриваться. Мой ординарец рядовой Абсадаров предусмотрительно достал из-под заднего сиденья плотно завернутые в брезент три автомата, карабин и гранаты. Все это оказалось как нельзя кстати. Вскоре увидели, что из ближайшего леса к дороге двигалась, ведя на ходу огонь, группа вражеских пехотинцев. Мы быстро выбрали удобную позицию, залегли и открыли огонь. Гитлеровцы укрылись за небольшой возвышенностью. Завязалась перестрелка. Мы особенно не унывали. Ведь нас было четверо и патронов имелось достаточно.

Прошло некоторое время. Не берусь судить, как бы закончился этот бой, но где-то в середине дня мы увидели подмогу. С юга в голове колонны штабных машин двигался бронетранспортер с крупнокалиберным пулеметом. Это была внушительная сила. После двух-трех пулеметных очередей немцы повернули обратно в лес.

Бронетранспортер, не сбавляя скорости, направился на выручку оперативной группе штаба армии в Тальново. Там по-прежнему слышалась ожесточенная стрельба. За оружие взялись все штабные офицеры, связисты и бойцы взвода охраны. Появление бронетранспортера и здесь решило исход огневой схватки в нашу пользу. Группа вражеской пехоты, пытавшаяся ворваться в село с востока, была отброшена. Впоследствии ее почти полностью уничтожило подразделение разведчиков из батальона майора Г. В. Дикуна. Оно захватило в лесу и до взвода пленных.

...Тогда в тылу нашей армии блуждало много вражеских групп, обойденных наступающими частями. Днем они обычно [136] отсиживались в лесах, оврагах, лощинах, в небольших населенных пунктах, как правило, в стороне от дорог, а ночью стремились пробиваться на запад. Бои с ними часто вспыхивали неожиданно, были скоротечными и носили ожесточенный характер. За оружие приходилось браться воинам всех служб и специальностей — саперам, восстанавливавшим мосты, связистам, водителям, ремонтникам, медикам, поварам, складским работникам.

Обстановка требовала постоянно вести разведку, заботиться об охране штабов и тылов частей и подразделений, не допускать беспечности и потери бдительности. Несоблюдение этих правил приводило к печальным последствиям, что и случилось в 347-м самоходно-артиллерийском полку.

В ходе преследования противника в направлении города Избица батарея САУ, которой командовал старший лейтенант Н. Е. Иванов, свернула с шоссе и сделала короткий привал у домика лесника. Командир головной самоходки лейтенант П. П. Ионин вместе с сержантом Шароновым осмотрел дом. В нем было пусто, ничего подозрительного не оказалось также в сарае и погребе. Кругом царила тишина. Воины расположились на отдых.

Вскоре подошли сюда лейтенант В. Ф. Горьев, члены другого экипажа, прихватившие с собой охапки сена. Для ночлега заняли самую большую комнату.

Самоходчики не стали дожидаться полковой кухни и решили сами приготовить себе ужин: поджарить мясные консервы и вскипятить чай. За это дело взялся наводчик старшина И. И. Холопов. Он разыскал на кухне большую чугунную сковородку с длинной ручкой, чайник и начал растапливать плиту. Уставшие от боевых схваток и непрерывных маршей его товарищи не дождались ужина, заснули богатырским сном. Не часто ведь выпадало воинам счастье отдохнуть на сене в теплом помещении...

Иван Холопов уже принялся чистить сковородку, как вдруг услышал автоматную очередь в коридоре и громкую команду лейтенанта Ионина:

— Экипаж, в ружье! Немцы у дома!

Холопов мгновенно бросился из кухни в коридор и увидел перед открытой дверью в столовую одетого в штатское пальто здоровенного рыжего гитлеровца, вооруженного автоматом. Реакция на опасность была мгновенной: старшина с размаху ударил фашиста сковородкой по голове. Тот зашатался. Холопов нанес второй удар по темени, и немец свалился на пол.

Вскочили на ноги самоходчики, схватились за оружие. [137]

Зажимая рукой рану в боку, лейтенант Ионин выбил окно ногой, скомандовал:

— Гранатами, огонь!

В темное окно полетели гранаты. Артиллеристы выбежали во двор и начали прочесывать обступающий избу лес. Выбежали не все. На сене остались лежать убитые наповал лейтенант Горьев и сержант Шаронов...

И такое случается на войне. Эти мужественные люди — офицер и сержант — много раз смотрели смерти в глаза в открытых боях с врагом, а она их нашла тихим вечером на привале...

Той же ночью парторг полка А. Т. Постников и комсорг Н. У. Гуцев выпустили боевой листок, озаглавленный: «Враг стремится нанести удар в спину. Будьте бдительны!» Написанный от руки в нескольких экземплярах, он утром уже был прочитан во всех подразделениях полка. Авторы воздавали славу старшине И. И. Холопову и отмечали опасность ослабления бдительности даже на час-другой. Это приводит, как и в данном случае, к тяжелым жертвам.

Вскоре старшина Иван Холопов за проявленное мужество в доме лесника был награжден медалью «За отвагу».

* * *

Практически каждый день боев рождал новые трудности, непредвиденные обстоятельства. Высокие темпы и широкий фронт наступления доставляли немало хлопот нашим связистам. Несмотря на применение подвижных средств (автомашин, бронемашин, самолетов ПО-2 и т. д.), радио являлось главным видом связи. Проводная связь осуществлялась только со штабом фронта и на самом КП армии.

Между командными пунктами штабов армии и корпусов образовались большие расстояния. Имевшиеся у нас на вооружении рации не могли обеспечивать связь на таких дальностях. Приходилось высылать вперед на 30–40 километров промежуточные станции. Но обстановка не всегда позволяла это делать. Зачастую все или почти все зависело от мастерства и опыта связистов. И наши воины порой творили чудеса.

Начальник связи армии полковник И. С. Смолий не раз ставил в пример старшего радиста старшину Е. С. Солдатову (армейский батальон связи). В любых условиях эфирных помех девушка обеспечивала устойчивой радиосвязью командование армии. Она работала по 16–18 часов в сутки, не допуская искажений в приеме и передаче боевой документации. Ей заслуженно была присвоена квалификация радиста I класса. [138]

Лизу Солдатову — сибирячку из Кемеровской области — я хороню помнил еще с декабря 1944 года. Ее принимали кандидатом в члены ВКП(б). Характерно, что, когда армейская комиссия рассматривала этот вопрос, на заседание пришли коммунисты батальона связи, давшие Солдатовой рекомендации, хотя по инструкции их присутствие не было обязательным. Пришли, чтобы и устно сказать добрые слова о своем боевом товарище.

Чуть позже я вручал Солдатовой кандидатскую карточку. Отвечая на мое поздравление, Лиза взволнованно сказала:

— Высокое звание коммуниста я оправдаю в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками.

Слово девушки не разошлось с делом. Звание коммуниста она действительно оправдывала ежедневно, ежечасно. За мужество и отвагу, образцовое выполнение своих обязанностей старшина Солдатова была награждена орденом Красной Звезды, медалью «За боевые заслуги», знаком «Отличный связист» и получила более 30 благодарностей командования.

В марте я вручил Лизе Солдатовой партийный билет. Свой кандидатский стаж она выдержала с честью.

Таких специалистов у нас было немало. Их опыт командиры, политработники, партийные и комсомольские организации пропагандировали всеми формами и методами. Особенно эта работа усилилась в ходе январского наступления. И как результат — благодаря четкой работе связистов командование и штаб армии всегда поддерживали твердое управление войсками.

Я уже отмечал, что в армии ощущались перебои с топливом, особенно с его доставкой. С 21 января войска начали испытывать серьезную нехватку горючего и боеприпасов. Значительно удлинились коммуникации подвоза, доходившие по прямой до пятисот километров. Это происходило из-за того, что фронтовые склады и армейская база вынуждены были по-прежнему оставаться на месте, так как все железнодорожные мосты через Вислу в полосе 1-го Белорусского фронта были взорваны, железные дороги западнее реки разрушены. Подвоз в войска всего необходимого для боя и жизни осуществлялся с армейской базы снабжения только автотранспортом.

Без преувеличения скажу, что роль водителей в это время возросла как никогда раньше. К ним было приковано внимание командиров и политработников практически всех степеней. Военный совет фронта издал специальное обращение [139] к водителям, в котором призывал их приложить все свои силы для быстрого и бесперебойного подвоза горючего и боеприпасов наступающим войскам. Около трети работников политотделов армии и соединений направлялись для усиления партийно-политической работы с личным составом автоколонны, тыловых частей и подразделений.

В целях ускорения подвоза горюче-смазочных материалов, экономии и рационального их использования были приняты дополнительные меры. В частности, теперь армейские автотранспортные средства подвозили горючее корпусам на их обменные пункты, а иногда и непосредственно в соединения только по прямым указаниям командующего армией, что позволяло учитывать оперативную необходимость и «характер их боевых задач. Подобная централизация подвоза и распределения ГСМ осуществлялась и в корпусах. В первую очередь горючим обеспечивались передовые отряды и боевые машины.

К подвозу горюче-смазочных материалов и боеприпасов привлекались строевые автомашины с трофейной бочкотарой. Использовались они только централизованно. Это облегчало организацию подвоза и контроля за ним со стороны командования, а также политического и технического обеспечения автоколонн на маршах. Посылка малочисленных групп автомашин была воспрещена. В каждую колонну соответствующими приказами назначались и заместители начальников колонн по политической части из числа лучших политработников частей и соединений армии, вплоть до заместителей начальников политотделов корпусов. Так, несколько раз совершили рейсы с корпусными автоколоннами заместители начальников политотделов 12-го танкового корпуса подполковник Е. Л. Егорин, 9-го танкового — подполковник К. И. Ефимов.

Воспрещался пробег автотранспорта без полной загрузки. Второстепенные машины и порожняк передвигались на жестком буксире. Разрешалось в виде исключения заправлять автомашины смесью автобензина со спиртом (отдельные части вынуждены. были прибегать к заправке танков смесью керосина с авиамаслом). Командование армии определило единые маршруты подвоза ГСМ для корпусов и бригад. На этих маршрутах была усилена служба регулирования. Предпринимались специальные поиски трофейного горючего и различной тары на промышленных предприятиях, станционных складах и аэродромах противника.

Надо отметить, что водители грузовых машин трудились самоотверженно. Отдельные автотранспортные подразделения [140] в те дни совершали 500-километровые рейсы за одни сутки. К таким подразделениям относился автомобильный батальон, парторгом которого был лейтенант Резников.

Как воинам удается добиваться столь высоких результатов? Помню, этот вопрос я задал при встрече заместителю начальника тыла по политической части подполковнику Н. И. Кузьмину. Подполковник Кузьмин, а он только что побывал в батальоне, отметил большую политико-воспитательную и организаторскую работу, проводимую коммунистами подразделения во главе с парторгом.

Перед каждым выездом лейтенант Резников собирал членов и кандидатов партии, ставил перед ними конкретные задачи по обеспечению образцового проведения рейса. По его поручению коммунисты выступали перед личным составом с беседами, в которых разъясняли обращение Военного совета фронта, вели речь о дисциплине марша, о бдительности. В пути следования, во время коротких остановок парторг связывался с находившимися поблизости частями, переписывал последние сводки Совинформбюро, а затем знакомил с ними воинов батальона.

В подразделении всегда уделялось большое внимание воспитанию личного состава в духе дружбы и войскового товарищества, взаимной выручки. И эти качества очень пригодились при совершении многокилометровых маршей. Если в ходе рейса застревала машина или случалась поломка, на помощь водителю всегда приходили товарищи. Все это способствовало обеспечению компактности движения колонны и своевременному прибытию ее к месту назначения.

После рейса парторг вновь собирал коммунистов, анализировал итоги работы водителей, отмечал вклад в общее дело каждого партийца. Члены и кандидаты партии в беседах с воинами называли имена водителей, отличившихся при выполнении заданий командиров, пропагандировали передовые методы и приемы эксплуатации техники и ухода за ней.

Подполковник Кузьмин сообщил, что опыт передового коллектива обобщен и повсеместно внедряется в практику всех подразделений.

По инициативе политотдела управления тыла, одобренной и поддержанной начальником тыла армии полковником П. С. Антоновым, при армейских складах была организована круглосуточная работа кухонь. Там же оборудовались бани, помещения для отдыха. Пока контейнеры, цистерны заливались горючим, машины загружались боеприпасами и другими грузами, водители могли послушать радио (на каждом складе [141] был установлен радиоприемник), почитать свежие газеты, принять горячую пищу, помыться в бане, отдохнуть в теплых и чистых комнатах.

Добросовестно относились к выполнению своих обязанностей и работники складов. Значительного перевыполнения установленных нормативов, высоких показателей производительности труда добился личный состав армейского склада ГСМ № 1095 (парторг Леонов). Так, бойцы отделения механизации, которыми руководил коммунист Давыдов, сливали в контейнеры и цистерны за 6 часов (работало 8 мотопомп) более 380 тонн горючего.

Усиление организаторской работы, политического и воинского воспитания водителей, всех тружеников тыла, повседневной заботы о них позволили сократить перебои в материальном обеспечении войск. Однако полностью решить эту проблему не удалось. Совершая смелые обходы и охваты, части и соединения армии стремительно продвигались вперед. Соответственно удлинялось и плечо подвоза, все более усложнялось дело со снабжением войск горючим и боеприпасами.

К примеру, когда 23 января войска армии вышли на ближние подступы к границе Германии, по решению командующего фронтом они получили кратковременную передышку. Лишь один 1-й механизированный корпус (так диктовала сложившаяся обстановка) получил задачу изменить направление своих действий и наступать на Сборники, Замтер, Шверин, а с занятием Шверина вести разведку на Кюстрин. Все, что требовалось для выполнения этой задачи, было сделано., Не удалось только сразу снабдить все части корпуса горючим.

В связи с таким положением командарм докладывал тогда командующему фронтом: «Доношу, что передовые отряды 1 мк для выполнения поставленной задачи выступили в 15.00 23.I. Главные силы выступить не могут из-за отсутствия ГСМ. До получения вашего приказа с утра 23.1 посланы транспорты за ГСМ и по всем расчетам возвратятся только к утру 24.I.45 г. Богданов».

Подобные простои наблюдались и в ряде других случаев. Всего же, как подчеркивает в своей книге «Танковый удар» бывший начальник штаба армии А. И. Радзиевский, «...в Висло-Одерской операции 2-я гвардейская танковая армия из 16 дней наступления ожидала горючего в общей сложности 5 дней (30% времени)»{9}. [142]

Ввиду сложившейся обстановки Военный совет армии решил направить в соединения офицеров полевого управления с задачей точно установить (с промером баков машин) количество горючего, которым располагают части. В группы — их было около 15 — включались и работники политотдела армии.

* * *

В политотделе армии состоялось совещание начальников политотделов корпусов. Всем собравшимся хорошо запомнилась речь генерал-майора Петра Матвеевича Латышева.

— Вы помните, товарищи, — говорил он, — тяжелые дни битвы под Москвой? Помните извилистую линию фронта, что пролегла через всю страну с севера до юга? В морозные дни и ночи сорок первого клялись мы, что дойдем до Берлина, сломаем хребет фашистской гадине. И вот уже близятся эти дни. Перед нами немецкая земля. Это земля, где вынашивался, готовился и откуда начал осуществляться преступный план порабощения народов. Мы сражались как беспощадные мстители, но приходим сюда как освободители, чтобы здесь, в Германии, добить фашистскую нечисть и освободить от ее паучьей заразы немецкий народ. Мы — советские люди. Нам чужды зверские законы, по которым победители получают право грабить и уничтожать. Пусть будут спокойны немецкие дети, старики и старухи. Пусть женщины Германии не боятся мщения — оно не коснется их. Пусть все патриоты Германии займутся мирным трудом — мы поможем им освободиться от фашистской чумы...

Мне, да и другим работникам политотдела, приходилось слушать разных ораторов. Петра Матвеевича я отнес бы к числу лучших из них. Его простые, емкие и точные слова задевали за живое, заряжали нас, звали к действию.

Конкретными, деловыми были рекомендации, высказанные членом Военного совета о формах и методах работы, которые необходимо использовать в сложившейся обстановке.

— Нам надо добиться, — заключил генерал Латышев, — чтобы в этой работе принимал активное участие широкий круг лиц, и прежде всего командиры подразделений и частей, весь офицерский состав.

На следующий день подобные совещания с начальниками политотделов бригад и политработниками частей состоялись в корпусах. В них приняли участие работники политотдела армии.

...После совещания в 9-м танковом корпусе, на котором мне довелось присутствовать, я встретился с каждым начальником [143] политоргана. Накопилось немало проблем, которые стоило обсудить. Кроме всего прочего, такие встречи, ставшие уже традиционными, как-то сближали нас всех, способствовали лучшему взаимопониманию, созданию обстановки особой доверительности, обогащали полезной информацией. Политработники откровенно говорили, что, где, кого «жмет», делились своими задумками, планами.

* * *

Пока главные силы танковых корпусов приводили себя в порядок, высланные их штабами разведорганы вели разведку ближайших подступов к пограничной реке Нотець. Они стремились во что бы то ни стало выявить слабо прикрытые участки на переднем крае померанского укрепленного района.

Передовые части 1-го механизированного корпуса теперь наступали на новом для него юго-западном направлении. После упорных боев они овладели городом Оборники, расположенном на северном берегу реки Варта. Но форсировать с ходу реку не удалось из-за сопротивления противника. Для решения этой задачи требовалась основательная подготовка. В первую очередь необходимо было подтянуть артиллерию, которая отстала из-за нехватки горючего.

Поскольку 1-му механизированному корпусу предстояло первому вступить на территорию фашистской Германии и вести там боевые действия, я направил в помощь политотделу группу армейских лекторов и агитаторов для проведения соответствующей политико-воспитательной работы с личным составом. Это было тем более кстати, что политотдел корпуса несколько ослаб: в боях за Оборники получил ранение и был направлен в госпиталь начальник политотдела полковник Н. С. Матвеев. Его обязанности выполнял заместитель подполковник Б. Канцлер.

25 января в первой половине дня я тоже выехал в 1-й механизированный корпус. Хотелось глубже вникнуть в работу политотдела, посмотреть, как используются наши лекторы и агитаторы. В тот день с утра повалил густой снег, затем разгулялась пурга. Видимость резко ухудшилась, и, помнится, мы немного «поплутали» в дороге.

Встретивший нас подполковник Б. Канцлер подробно ознакомил с планом работы на ближайшие два-три дня. Чувствовалось, что у Матвеева заместитель, как говорится, на месте, умеет держать руку на пульсе жизни. Основу плана, как мы и рекомендовали на совещании, составляли мероприятия по воспитанию у воинов советского патриотизма и [144] пролетарского интернационализма, высокого наступательного порыва.

Подполковник Канцлер сообщил, что лекторы и агитаторы политотдела армии находятся в частях и подразделениях корпуса. Темы их выступлений — о чести и достоинстве советского воина, поддержании высокой бдительности.

Наш разговор уже подходил к концу, когда на КП корпуса неожиданно появился генерал С. И. Богданов. «Раз прибыл сюда сам командующий, значит, быть новостям», — подумал я, направляясь в штаб. Семен Ильич, заслушав краткий доклад командира корпуса об обстановке, проинформировал его о недавнем разговоре с командующим фронтом. Маршал Советского Союза Г. К. Жуков остался недоволен тем, что корпус не смог с ходу преодолеть реку Варта. Узнав же из доклада генерала Богданова, что на реке Нотець выявлен слабый участок обороны противника в районе Чарнкув, маршал дал указание: «Где угодно форсировать Нотець, но необходимо обязательно прорваться через УР».

Командующий армией объявил свое решение о переносе усилий 1-го механизированного корпуса в район Чарнкува и приказал генералу С. М. Кривошеину срочно повернуть корпус от реки Варта и, совершив марш в северо-западном направлении, овладеть Чарнкувом, форсировать Нотець и захватить на ее западном берегу плацдарм.

С этого плацдарма войска армии должны были развивать наступление с целью прорыва померанского УРа в его южной части. Для организации переправ на реке корпусу придавалась 18-я мотоинженерная бригада и 4-й понтонно-мостовой полк. Командующий артиллерией армии генерал-майор Г. Д. Пласков уже направил туда 198-ю артиллерийскую бригаду.

Генерал Кривошеин оценил обстановку, принял решение в отдал начальнику штаба полковнику В. В. Ершову необходимые распоряжения. В передовой отряд выделялась 219-я танковая бригада, находившаяся во втором эшелоне корпуса. За ней должна была двигаться 35-я механизированная бригада.

— Когда передовой отряд пройдет здесь? — спросил командующий, посмотрев на часы.

— Полагаю, через полтора часа, — ответил комкор.

— Хорошо, проверим, как красноградцы умеют поворачиваться, — улыбнулся Богданов.

Затем командарм поделился с генералом Кривошеиным своими наметками по дальнейшему использованию механизированного корпуса и других соединений армии для прорыва [145] Померанского укрепленного района. В заключение сказал:

— Ну что ж, Семен Моисеевич, красноградцам выпала честь первыми ворваться в логово фашистского зверя. А там до Одера не так уж много: полторы сотни километров. Еще полсотни — и Берлин.

— Думаю, задачу свою выполним. Конечно, с вашей помощью, товарищ командующий...

— Ты о какой помощи речь заводишь? — генерал Богданов принял серьезный вид. — Саперов и артиллеристов даем по целой бригаде. Да еще понтонно-мостовой полк. Когда ты имел такие средства усиления? То-то. А саперы у Вандышева какие! На Пилице за семь часов построили деревянный мост на 130 метров...

— С горючим плохо, товарищ командующий.

— Знаю, помогу. Сегодня должен подойти армейский транспорт. Твоему корпусу дадим в первую очередь... Еще в чем нужда?

— Меня особенно беспокоит этот УР, — начал рассуждать Кривошеин. — Что мы имеем для разрушения долговременных огневых сооружений? В армейской артбригаде самый крупный калибр пушки — 122 миллиметра. Ее снаряд дот не возьмет. Тут надо что-то помощнее.

— Правильно. Но в корпусе есть свои тяжелые САУ-152, вот и используйте их. Да, кстати, по нашим разведданным, в УРе имеются железобетонные сооружения «панцернергеймы», которые ты прорывал в 1940 году. Мы все учли. Думаю, не забыл, как это делается.

— Да, было дело, — ответил Кривошеин, незаметно поглядывая на наручные часы.

— Вот и хорошо. Надо думать, как добиться внезапности, чтобы с ходу ворваться в этот проклятый УР. Это задача задач. Главное — разведка, ее необходимо вести и днем и ночью, на широком фронте. И, конечно, требуется хорошо подготовить людей, настроить их. Видишь — начальник политотдела армии приехал помогать вам в этом деле...

Прошло около полутора часов. А на шоссе — тишина. И не слышно, и не видно танков 219-й бригады.

— Где же твой передовой отряд? — уже раздраженно спросил командующий. — Дорога каждая минута. Погода сегодня нелетная, так что вражеская авиация не могла помешать частям корпуса совершить маневр.

— Будут в срок. Мои комбриги никогда не подводили, — ответил Кривошеин.

Вскоре послышался нарастающий гул. Командир корпуса [146] облегченно вздохнул и оживился. Все вышли к шоссе. В северном направлении двигались танки 219-й бригады. В башнях боевых машин стояли командиры и, прикрыв ладонью, словно козырьком, глаза от слепящего колкого снега, внимательно наблюдали по сторонам. Увидев знакомую фигуру командарма и стоящего рядом командира корпуса, танкисты лихо отдавали им честь.

— Хорошо идут, — с удовлетворением отметил Семен Ильич.

Вдруг один из танков свернул с шоссе и остановился. Командир бригады полковник Е. Г. Вайнруб подбежал к командарму с докладом.

— Молодцы! Умеете быстро совершать марш-маневр. Объявляю благодарность всему личному составу вверенной вам бригады, — сказал командующий и крепко пожал руку Вайнрубу.

Генерал Кривошеин дотошно расспрашивал комбрига, как обстоит дело с горючим и боеприпасами. И только после этого начал уточнять боевую задачу бригады. Затем последовали дополнительные указаний командарма.

Состоялся и у меня короткий разговор с подошедшим начальником политотдела бригады подполковником Космачевым. Первым делом поинтересовался настроением танкистов.

— Настроение у всех бодрое. Готовы выполнить поставленную задачу, — ответил Космачев. — И командиры, и политработники, опираясь на партийный и комсомольский актив, провели во всех подразделениях беседы о чести и достоинстве советского воина. Опытные воины выступили перед молодыми, рассказали о взаимодействии с пехотой, особенностях боя в городе... Я уже не говорю о партийных и комсомольских собраниях. Короче, мы стремились использовать любую возможность для политического влияния на личный состав.

— А как обстоят дела с выдачей партийных документов?

Этот вопрос был задан не случайно. Дело в том, что побывавший в бригаде не так давно секретарь армейской партийной комиссии подполковник Д. В. Багаев обнаружил серьезные недостатки в работе бригадной партийной комиссии и политотдела. Здесь несвоевременно рассматривались заявления о приеме в партию и происходили задержки с выдачей партийных документов.

Подполковник Космачев сразу понял, о чем идет речь:

— Теперь все в порядке. Только перед маршем вручил молодым коммунистам три партийных билета и шесть кандидатских карточек. Недавно выпала передышка — почти [147] полдня простояли без горючего. Это время использовали особенно плодотворно. Благо и день выдался солнечный. Удалось и сфотографировать принятых в партию. Все недостатки устранили. Обо всем этом я доложил Витруку.

...Совершив за два часа стремительный бросок на 60 километров, 219-я танковая бригада ворвалась в Чарнкув и во взаимодействии с передовым отрядом 12-го танкового корпуса к вечеру овладела городом. Но мост через Нотець противник взорвал. Подошедшие сюда мотострелковые подразделения 1-го механизированного корпуса, используя темноту, по тонкому льду, усиленному дощатым настилом, форсировали реку и захватили небольшой плацдарм северо-западнее Чарнкува. Саперы сразу же приступили к постройке деревянного моста и наведению паромной переправы.

Сбылась долгожданная мечта воинов армии — они вступили на территорию фашистской Германии.

Бои за удержание и расширение плацдарма отличались особой жестокостью. При прорыве вражеской обороны командир 35-й Слонимской механизированной бригады подполковник Я. С. Задорожный находился в передовых частях, бригады, умело руководил их действиями. Бригада заняла город Штиглиц, но уже без своего командира. Яков Степанович получил в бою смертельное ранение.

В настоящее время в центре города Чарнкув на гранитном пьедестале стоит танк, на котором сражался и погиб наш замечательный комбриг.

Вслед за мотопехотой 1-го механизированного корпуса начали переправляться на западный берег Нотеци мотострелковые части 9-го танкового корпуса. А 12-й танковый по приказу командующего фронтом повел наступление в северном направлении с задачей овладеть мощным опорным пунктом Померанского УРа, городом-крепостью Шнайдемюль. Решение этой задачи было в интересах фронта и армии, так как снималась опасность с их правого открытого фланга.

На западном берегу реки агитаторы устанавливали фанерные щиты-плакаты: «Советский воин, будь особенно бдителен!», «Усилим удары по врагу!». На бортах танков и автомашин, на пушках появились лозунги «На Берлин!». А на дорожном знаке, обращенном своим острым клином в сторону запада, указывалось: «До Одера 150 км. До Берлина 210 км», «Вперед, на Запад!».

* * *

Сотни воинов, отличившихся в боях, подавали в эти дни заявления с просьбой принять их в ряды партии и комсомола. [148] Я приведу выдержки только из политдонесения начальника политотдела 12-го танкового корпуса полковника А. А. Витрука: «У зенитчика 66-го гв. зенитно-артиллерийского полка старшины Шумилова на боевом счету — два сбитых им вражеских самолета. В поданном заявлении в комсомольскую организацию полка он пишет: «Я нахожусь в полку с самого начала его формирования. Мы теперь в фашистской Германии. Я должен отомстить захватчикам за их зверства. Хочу в бой идти коммунистом. Прошу дать мне рекомендацию для вступления кандидатом в члены ВКП(б)».

«На территории врага хочу наступать комсомольцем, со всей ненавистью к фашизму буду бить гитлеровцев в их собственной берлоге еще крепче — по-комсомольски». Так писал рядовой И. Сотин, подавший заявление с просьбой принять его в ряды ВЛКСМ. На другой день~ему был вручен комсомольский билет.

Десятки раненых воинов отказывались эвакуироваться из частей армии в госпитали. В 283-м легко-артиллерийском полку подносчик снарядов Семен Прокофьевич Гречко после первого ранения 22 января остался в строю. 26 января он снова был ранен в голову, но и на этот раз не ушел из полка.

— Не хочу идти в госпиталь, — заявил он командиру. — Ведь я еще мало уничтожил гитлеровцев. Как жаль, только дошел до фашистского логова, хотел отомстить за погибшего брата и на самой границе получил ранение. Вот немного подлечусь в своем медсанбате и поскорее вернусь в строй, чтобы вместе с друзьями еще беспощаднее истреблять врага.

Раненый пулеметчик казах Эгельверде Розубаев из 34-й мотострелковой бригады заявил врачам на бригадном пункте: «Я с этой частью воевал под Орлом, на Украине, в Молдавии и Польше, сдружился с товарищами и сейчас не хочу оставлять их. Не отправляйте меня в госпиталь — оттуда долго придется возвращаться... Подлечите тут, на месте. И я, не теряя времени, опять вернусь в свой второй батальон и вместе с верными друзьями буду бить гитлеровцев теперь уже на их территории».

* * *

Последние пять дней командование армии не покидало тревожное чувство за судьбу 16-го отдельного мотоциклетного батальона под командованием майора Г. В. Дикуна. Подразделение, ведя глубокую разведку во вражеском тылу севернее реки Нотець, оказалось отрезанным от своих войск. И вот все вздохнули с облегчением: в районе Горсин батальон [149] прорвал оборону противника и соединился с наступавшими стрелковыми частями. В результате этого рейда были добыты ценные сведения о вражеской группировке, действовавшей севернее против нашего открытого правого фланга, и ее намерениях на этом участке фронта. С боем разведчики вырвались из фашистского тыла, доставили в свой штаб пять «языков» и среди них адъютанта командира появившейся здесь недавно 15-й пехотной дивизии СС (сам командир успел застрелиться при угрозе захвата его в плен). При этом они вывезли на танках всех раненых.

Действия разведотряда были высоко оценены командованием армии и фронта. Указом Президиума Верховного Совета СССР майору Г. В. Дикуну было присвоено звание Героя Советского Союза.

...С выходом наших войск к польско-германской границе геббельсовская пропаганда пугала население «варварами-большевиками», «Сибирью», куда якобы направляют всех немцев на каторжные работы. В то же время всячески превозносился «непреодолимый померанский вал». И печать, и радио трубили о необходимости эвакуации населения из прифронтовых районов. При этом Геббельс неоднократно предупреждал немцев не забывать в таких случаях брать с собой продовольственные карточки.

...Бои перекатились за первые приграничные населенные пункты. Я выехал в передовые части 1-го механизированного корпуса. Меня интересовало, как ведут себя воины на вражеской территории, как относятся к населению (если оно осталось на месте), какие у них возникают вопросы, предложения, какие проблемы рождает новая обстановка и что необходимо учесть при проведении партийно-политической работы.

Не скрою: было и некоторое беспокойство — не сорвется ли кто-либо из тех, кто видел Бабий Яр и Майданек, кто хлебнул немало горя, испытал зверства, страшный гнет «нового порядка» на временно оккупированной нашей территории, кто потерял родных и близких. А таких людей в армии насчитывались тысячи. Не терпелось своими глазами увидеть землю, откуда расползлись по всей Европе паучьи щупальца фашистской свастики...

Машина переправляется на противоположный берег реки. Справа видны искореженные фермы взорванного гитлеровцами железнодорожного моста. Слева у пристани — скопление барж, загруженных мешками с цементом. На взгорке у дороги — новые щиты-плакаты: «Бойцы и командиры! Мы вступили на территорию Германии. Вперед на [150] Берлин!», «Добьем фашистского зверя в его берлоге!». Агитаторы наши работают...

Через три-четыре километра первый немецкий населенный пункт. Дорожный указатель: «Химмельсдорф».

Острокрышие дома под красной черепицей вытянулись вдоль широкого шоссе, идущего с востока на запад к линии мощных пограничных укреплений. В селе нет больших разрушений и пожаров. Обошла стороной его война. Только при въезде на пригорке и видели мы догоравший небольшой сарай.

Свернув с дороги, подъезжаем к сараю. Издалека он выглядит как мирное хозяйственное строение. Только в фундаменте из прочного камня глазищи амбразур для ведения фронтального и флангового огня. В стене пролом от нашего снаряда.

Заглянули в сарай. Под бронеколпаком валялись трупы гитлеровцев и разбитый пулемет.

— Этим и свои стены не помогли, — покачал головой мой адъютант Винокуров.

Медленно едем дальше. Справа в палисаднике, у крайнего дома с поврежденным углом, умело замаскированный от наземного наблюдения двухамбразурный дзот. За другим зданием — сгоревший вражеский танк. На некоторых домах остались следы пуль и снарядов.

Под деревьями у дороги стояли две наши автомашины, одна с радиостанцией. Около машин — группа радистов, среди которых находилась женщина. Многие притоптывают ногами: сказывается холодный пронизывающий ветер.

— Из какой части, какую задачу выполняете? — спрашиваю их.

— Штабная рация 35-й механизированной бригады, поставлена здесь как промежуточная для поддержания устойчивой связи передовых частей со штабом корпуса, — доложил старшина Бурков, начальник радиостанции.

— Как вас встретило местное население? Немцы-то хоть в селе есть? Наверное, чертом смотрят и носа не высовывают на улицу?

— А их никого здесь нет. Все убежали, остались только коровы. Слышите, мычат с голодухи, к тому же не доены, — отвечал Бурков.

А зря они нас так боятся. Видно, судят по своим бандитам, — вступил в разговор, один из радистов. — А мне вон скотину и то жалко. Пойду в сарай, отвяжу коров и выпущу во двор к стогу сена, пусть сами кормятся.

Я одобрил хозяйское намерение бойца. [151]

Зашли и мы во двор. Ни лошадей, ни повозок в сарае не оказалось. Стоявшие в стойлах черно-белые коровы, увидев людей, подняли тоскливый рев. Наши бойцы принесли им сено.

...В следующем селе развернули свою работу бригадные медики. Село тоже оказалось пустым. Или немцы поверили Геббельсу, или их насильно заставили эвакуироваться. И все-таки правда о человечности, гуманности советского воина взяла свое, победила. Через два-три дня мы уже видели в немецких городах и селах местных жителей.

Все чаще стали попадаться населенные пункты, дома которых сплошь и рядом были увешаны белыми полотнищами, обозначавшими капитуляцию. Правда, иногда из-под этих простыней, скатертей внезапно открывался по нашим войскам автоматный и пулеметный огонь. Тогда вступали в силу законы боя. Коварство и вероломство не оставались для гитлеровцев безнаказанными.

Поведение наших бойцов было безупречным. Воспитанные Коммунистической партией в духе советского патриотизма и пролетарского интернационализма, они не поддались чувству слепой мести. Великодушием, благородством, гуманизмом советского солдата и офицера можно было только гордиться и восхищаться.

Вернувшись в тот день на КП армии, я доложил по телефону о своих впечатлениях начальнику политуправления фронта генерал-лейтенанту С. Ф. Галаджеву. Он выслушал внимательно, а затем стал расспрашивать обо всем подробно, интересовался даже деталями. Он выразил удовлетворение проведенной нашими командирами и политработниками партийно-политической работой, в то же время предупредил, что в случае проявления каких-либо эксцессов по отношению к мирному немецкому населению их необходимо немедленно и твердо пресекать.

Но ни к каким мерам нам не потребовалось прибегать. Тот факт, что немецкое население в основном прекратило бегство на запад и оставалось в городах и селах, мы оценивали как положительное явление. Значит, гражданские немцы, кроме всего прочего, потеряли веру в лживую геббельсовскую пропаганду, беспрестанно пугавшую их вымыслами о «большевистских зверствах». Она окончательно была подорвана, когда наши воины стали оказывать помощь голодающим и оставшимся без крова детям, старикам и женщинам.

Не завоевателем ступил наш воин на немецкую землю. Он пришел сюда только чтобы покарать тех, кто принес многим народам неисчислимые беды и страдания. [152]