Накануне больших испытаний
Шла четвертая фронтовая осень. После тяжелых боев на сандомироком плацдарме 1-я гвардейская танковая армия была в конце августа 1944 года выведена в резерв Ставки и к 10 сентября сосредоточилась в лесах близ города Немиров северо-западнее Львова. 8-й гвардейский механизированный корпус, которым командовал генерал-майор И. Ф. Дремов (я в ту пору был начальником политотдела соединения и заместителем командира по политической части), как и другие соединения армии, получал пополнение, приводил свои части и подразделения в порядок.
Однажды мне позвонил начальник политотдела армии и сообщил, что я должен срочно прибыть в управление кадров Главного политуправления РККА. С какой целью вызывают, не сказал.
Сборы были недолгими. Прихватив с собой свежие номера журналов «Большевик», записную книжку, куда заносил фамилии отличившихся в боях бойцов и командиров, несколько экземпляров корпусной газеты «На врага», я отправился в путь. Ехать предстояло до Киева на машине, а дальше — поездом.
...Дорога стремительно бежала навстречу. Мимо проплывали знакомые места. Именно здесь части нашего корпуса не так давно вели наступательные действия. Немногое изменилось с тех пор. Но главное — и это было хорошо заметно — жизнь постепенно налаживалась. Появились землянки, кое-где поднимались новые избы. Хотелось надеяться, что наши люди, пережившие так много бед и горя во время фашистской оккупации, быстро залечат раны войны.
Как раз перед поездкой в Москву генерал-майора И. Ф. Дремова, начальника политотдела 21-й механизированной бригады полковника П. И. Солодахина и меня первый секретарь Львовского обкома КП(б)У И. С. Грушецкий пригласил принять участие в собрании областного партийного [4] актива. Чем оно запомнилось нам? Прежде всего горячим стремлением его участников в самые кратчайшие сроки поднять экономику области. Хотя начинать приходилось, как говорят строители, с нулевой отметки: оккупанты нанесли Львовщине большой ущерб, она была выжжена, разграблена, опустошена. К этой трудности добавлялась и другая — в лесах Львовщины, да и других областей Западной Украины, бродило немало бандеровских банд, пытавшихся всячески помешать возрождению новой жизни.
Труженикам области в восстановлении народного хозяйства помогала вся страна. На собрании партийного актива говорилось, что благодаря бескорыстной помощи братских республик раньше намеченных сроков удалось пустить в строй некоторые промышленные предприятия. Многие районы успешно справлялись с планами хлебосдачи, поставок государству мяса, закладывались прочные основы для будущего урожая. В достижение этих успехов, безусловно, весомый вклад внесли сидевшие в зале коммунисты, среди которых немало бывших фронтовиков. Мы узнавали их по видавшим виды армейским гимнастеркам, по следам ранений и боевым наградам. В перерывах многие из них подходили к нам, расспрашивали о делах на фронте, говорили: скорее, мол, добивайте фашистов, а за нас будьте спокойны, тыл не подведет...
...Наша машина все дальше удалялась на восток. Мимо проносились уже начинающие одеваться в багрянец леса и перелески. Осеннее солнце посылало на землю свои последние теплые лучи. Тихий ветер расстилал по обочинам дороги серебристые нити паутины. Забудешься на миг — и кажется, что нет никакой войны и что это не ее черное крыло задело бескрайние, чарующие глаз просторы дорогой Украины. Она стала близкой для меня еще в довоенное время. Моя родная курская деревня Вязовое расположена всего-навсего в двух километрах от украинского села Поповка. На Украине я начинал службу в Красной Армии. Потом учился в Полтавской военно-политической школе имени М. В. Фрунзе. Нас, курсантов, часто привлекали к проведению политико-массовой работы в селах области. Позже бывал на стажировке в некоторых частях Харьковского военного округа, участвовал в крупных армейских учениях, проводившихся на территории республики. Словом, пришлось повидать много городов и сел, испытать волнующее солдатскую душу щедрое гостеприимство, теплую заботу, любовь украинского населения к советским воинам.
Да и дальнейшая военная судьба моя в значительной [5] степени связана с Украиной. В 1943 году, будучи заместителем командира 15-го танкового корпуса по политчасти, я участвовал в боях под Харьковом и был ранен. Случилось так, что наш корпусной медсанбат и армейский госпиталь оказались в угрожаемом районе. И транспорта — никакого. Но местные жители не оставили нас в беде. Они помогли эвакуировать медсанбат и госпиталь в безопасный район. Многие сотни бойцов и командиров спасли от фашистского плена жители Новой Водолаги и окрестных сел. Вечная благодарность и низкий поклон им за это.
...Поезда из Киева до Москвы уже ходили по расписанию. Посчастливилось даже получить плацкартное место. В вагоне, наконец, представилась возможность почитать журналы. Вытащил «Большевик». Листаю страницы, а мысли вертятся вокруг неожиданного вызова в управление кадров. Что ждет меня впереди? Этот вопрос не давал мне покоя весь вечер.
Утром пассажиры прильнули к окнам: не терпелось поскорее увидеть столицу. Не усидел и я. И вот пригороды Москвы. Почувствовал, как наплывает волнение. Последний раз был я в столице тревожной осенью 1941 года. Наша 46-я танковая бригада, ослабленная и обескровленная в оборонительных боях на Западном фронте, однажды ночью прошла по окраине затемненного города на переформирование в район Кубинки. Вот и все «посещение» Москвы. Но дыхание столицы, ее трудовой и боевой пульс мы почувствовали и тогда. Стойкость, мужество ее защитников придавали нам силы, вдохновляли на разгром врага.
На этот раз Москва показалась мне такой же деловой, энергичной и в то же время спокойной.
Без труда отыскал Главное политуправление РККА. В отделе кадров бронетанковых войск сообщили, что мне предлагается должность начальника политотдела 2-й танковой армии.
— По этому поводу, — сказал работник отдела, — мы звонили члену Военного совета армии генерал-майору Латышеву. Он ответил, что знает вас по Волховскому и Ленинградскому фронтам и согласен с вашей кандидатурой.
...С Петром Матвеевичем Латышевым мы действительно не раз встречались на фронтовых дорогах. Я познакомился с ним ранней весной 1942 года на плацдарме, захваченном нашими войсками на берегу Волхова. Отдельная 7-я гвардейская танковая бригада, в которой я служил, совместно с соединениями и частями 2-й ударной армии стремилась не только удержать, но и расширить плацдарм. В то время и [6] прибыл к нам в качестве представителя ГлавПУРККА бригадный комиссар П. М. Латышев.
Бригада вела кровопролитные бои. Приходилось буквально «прогрызать» вражескую оборону, да еще в условиях лесисто-болотистой местности. Зимой еще куда ни шло. Неглубокие болота мороз все-таки сковывал льдом. А весной все вокруг превратилось в жидкое месиво. Не было ни одной дороги с твердым покрытием. Даже «жердевку» невозможно выложить. С большим трудом удавалось найти подходящее место для землянок. Да и в них вода часто доходила до колен. Раненых с переднего края доставляли на сухой островок, где находился бригадный медпункт, на танках и только ночью. Вражеские самолеты висели над нами непрерывно.
Кругом — редкий лес и коричневая, как хлебный квас, непригодная для питья болотная вода. Добыча нормальной воды тоже стала проблемой. Выручала солдатская смекалка. Весной танкисты вели подсечку берез и подвешивала пустые консервные банки, бутылки, а то и каски. Так добывали березовый сок и поили им прежде всего раненых.
Трудности фронтовой жизни наравне со всеми переносил и Петр Матвеевич Латышев. Он оказал нам большую помощь в организации партийно-политической работы, во всем проявлял принципиальность, не боялся сказать правду в глаза, поддержать смелое решение. Косматые брови бригадного комиссара придавали его лицу хмурое выражение, но за этой внешней суровостью, мы знали, скрывалась добрая душа человека внимательного, заботливого, готового поддержать тебя в любую минуту.
В марте противник, подтянув резервы, перешел в наступление и отрезал нас от суши — небольшой полосы твердой земли у реки Волхов. Потом ему удалось отсечь бригаду и от соседней стрелковой дивизии 2-й ударной армии. В этой обстановке ничего другого не оставалось, как совершить прорыв и выйти на сухой участок плацдарма, тем более, что ощущалась острая нехватка боеприпасов и продовольствия. Свои соображения на этот счет комбриг Герой Советского Союза В. А. Копцов и я представили командованию 2-й ударной армии. Однако оно нас не поддержало. Тогда в дело вмешался П. М. Латышев, совершить прорыв разрешили.
И наши гвардейцы вместе с подразделениями курсантской стрелковой бригады прорвали вражеское кольцо. Далось это нелегко. Более двух суток шли упорные бои. Нанеся врагу ощутимый урон, бригада пробилась на сушу. Вместе со всеми по узкому коридору, простреливаемому с флангов [7] пулеметным огнем, продвигался за танками по болоту и вооруженный автоматом П. М. Латышев.
Военный совет Волховского фронта дал высокую оценку действиям бригады. Многие бойцы и командиры были награждены орденами и медалями. Видимо, здесь не последнюю роль сыграло мнение Петра Матвеевича. Вскоре комбриг В. А. Копцов и я получили новые назначения — он командиром, а я комиссаром формировавшегося под Москвой 15-го танкового корпуса.
Примерно через полгода судьба снова свела меня с П. М. Латышевым. В тяжелых летних боях, которые вел 15-й танковый корпус северо-западнее Тулы в августе 1942 года, я был ранен. На излечение попал в тульский эвакогоспиталь. Вместо меня комиссаром корпуса был назначен Петр Матвеевич. Что и говорить, дни тогда были напряженные. Но и в той обстановке командование корпуса не забывало меня. В сентябре, когда стихли бои, Латышев прислал в госпиталь своего адъютанта. Тот привез карту с последними данными обстановки, рассказал, куда продвинулись части, чего достигли в ходе наступления. Трудно описать, какую радость вызвало во мне это известие.
Тронуло меня и письмо Петра Матвеевича. «...Лечись и будь спокоен за свою судьбу, — писал он. — Если врачи признают тебя годным в строй, то я сделаю все возможное, чтобы ты вернулся в свое хозяйство на прежнюю должность. Ты его формировал, с ним больше воевал, чем я, знаешь хорошо людей, и тебя все знают. А это очень важно на фронте. Мне же дадут другую работу. Ее сейчас хватает...»
И вот теперь снова нас связывает судьба.
...Честно скажу, перспектива служить на более высокой и ответственной должности вместе с такими людьми, как П. М. Латышев, меня удовлетворяла. И хотя жаль было расставаться с 8-м гвардейским мехкорпусом, я дал согласие на новое назначение.
Затем со мной беседовал начальник управления кадров ГлавПУ РККА генерал-майор Н. В. Пупышев. Он подробно расспросил о положении дел с кадрами политработников в 8-м мехкорпусе, поинтересовался, как они изучают поступившую на вооружение новую боевую технику. Имелись в виду модернизированные танки Т-34, самоходные установки СУ-100 и СУ-152, 100-миллиметровые полевые пушки. Н. В. Пупышев, видимо, решил «прощупать» мои познания в этой области. Ответами генерал, кажется, остался доволен.
В управлении кадров я узнал, что в одном из военных [8] госпиталей Москвы находится на излечении после ранения командующий 2-й танковой армией генерал-полковник танковых войск С. И. Богданов. С Семеном Ильичом мне приходилось встречаться в 1942 году на Западном фронте. В то время он командовал 12-м танковым корпусом. Однажды во время боя наблюдательные пункты 12-го и 15-го танковых корпусов оказались рядом. Там я впервые увидел С. И. Богданова. Высокий, стройный, он производил впечатление энергичного, волевого командира. Таким он был и на самом деле. В боевой обстановке под артиллерийским огнем противника вел себя мужественно, спокойно, властно отдавал необходимые распоряжения, четко управлял частями корпуса.
...Поехал к своему новому командующему. Захожу в палату. Семен Ильич на ногах. Смотрю на него и не узнаю. Лицо осунувшееся, вид совсем не богатырский. Здороваясь, Богданов подает левую руку: правая на подвязке. Однако настроение у него веселое.
Разговорились. Семен Ильич интересовался моей прежней службой, событиями на сандомирском плацдарме и вдруг, посмотрев на мой нагрудный знак «Гвардия», спросил:
— Давно в гвардейских частях?
— С декабря 1941 года.
— Солидно... А вы знаете, что наша армия еще не гвардейская?
— Да, мне это известно.
— И без нажима согласились к нам? Ведь старые гвардейцы не очень охотно идут в обычные войска.
— Я солдат. А солдаты сейчас должности не выбирают. Раз предлагают новую работу, доверяют — значит, так надо.
— Правильно. — Семен Ильич немного помолчал, медленно прошелся по комнате. — Наша армия тоже героически сражалась с врагом, успешно справлялась со своими задачами, не раз отмечалась в приказах Верховного Главнокомандующего. Так что скоро тоже будет гвардейской. Уже есть ходатайство Военного совета 1-го Белорусского фронта об этом перед Наркомом обороны...
Я попросил С. И. Богданова рассказать о командирах и политработниках армии. Хотелось из уст командарма услышать оценку их политических и деловых качеств.
— 3-м корпусом командует генерал Веденеев, начальник штаба — полковник Швецов, начальник политотдела — полковник Плотников. В 16-м танковом соответственно — генерал Теляков, полковники Биберган и Витрук. Все эти товарищи [9] проверены в огне. Участвовали в оборонительных и наступательных боях, начиная с Курской дуги, видели всякое, воевать научились.
— Семен Ильич, мне сказали, что в состав армии входит теперь и 1-й Красноградский мехкорпус...
Богданов повеселел:
— Слышал такое и я. Уже здесь, в госпитале. Считайте, нашего полку прибыло. Командует им генерал Кривошеин. Это старый вояка, прошел практически все войны, которые вынуждена была вести наша страна. В гражданскую сражался в Первой Конной, был в Испании добровольцем, воевал у озера Хасан, на Карельском перешейке. Великую Отечественную начал на границе командиром мехкорпуса. За него я спокоен...
Семен Ильич высоко оценил работников штаба, политотдела армии. Чувствовалось, что командарм уважает.и ценит своих помощников...
Увидев, что я задержал взгляд на телефонном аппарате ВЧ, Семен Ильич доверительно сообщил:
— На днях звонил товарищ Сталин. Спросил о здоровье и сколько времени еще потребуется для полного излечения. Я ответил, что, по мнению врачей, придется еще два — два с половиной месяца пробыть в госпитале. Тогда Верховный сказал, что такой срок его, пожалуй, устроит. Беспокоить, мол, вас раньше нет необходимости. Радзиевский, дескать, справляется с задачами...
Перед моим уходом Семен Ильич попросил передать привет генералам А. И. Радзиевскому и П. М. Латышеву, потом вдруг спохватился:
— О сроке, который назвал товарищ Сталин, скажите, только им и никому больше... Но если там горячие дни наступят раньше, то я приму все меры, чтобы выписаться из госпиталя... Хочется работать засучив рукава, чтобы по-настоящему подготовиться к операции...
Возвратившись из Москвы, я сдал дела своему преемнику генерал-майору В. М. Шарову, распрощался с боевыми товарищами и вместе с адъютантом старшим лейтенантом А. Винокуровым и водителем В. Ахтырским отправился на поиски «где-то под Варшавой» 2-й танковой армии. В дороге занимали разные мысли. Вспоминались боевые дела гвардейцев 8-го мехкорпуса. И чем дальше мы удалялись на север, тем все больше интересовало: что ждет меня в незнакомом коллективе, как встретят на новом месте.
Стал прикидывать, с чего лучше начать, чтобы быстрее [10] войти в обстановку, разобраться в состоянии партийно-политической работы в войсках армии, а главное — быстрее изучить кадры, от которых в решающей степени зависит успех дела. Естественно, в первую очередь меня интересовали кадры политработников. В танковой армии их в три-четыре раза больше, чем в механизированном корпусе. Успеть бы до начала боевых действий познакомиться с этими людьми не только по личным делам, увидеть их в работе, узнать их сильные и слабые стороны, чтобы четко ориентироваться, на кого можно положиться, кому следует помочь, кого надо учить, а у кого и поучиться самому...
Наконец под вечер мы нашли командный пункт 2-й танковой армии. Он располагался в небольшом польском местечке Желехув, юго-восточнее Варшавы. Дежурный по контрольно-пропускному пункту внимательно проверил документы, показал, где находится политотдел армии. Первым меня встретил заместитель начальника политотдела полковник А. Н. Колосов. Алексей Николаевич сразу доложил по телефону члену Военного совета армии о моем прибытии.
И вот я представляюсь генерал-майору танковых войск П. М. Латышеву. Он крепко жмет мне руку.
— Гора с горой не сходится, — улыбается генерал. — Видишь, опять встретились. Теперь, видимо, надолго. Рад поздравить с новым назначением. Пойдем к начальнику штаба, представишься. Внешний вид у тебя подходящий, не то, что было в болотах на Волховском фронте. Можно с ходу появляться перед начальством. Потом поужинаем, и вечер в нашем распоряжении. Если не очень устал, поговорим сегодня же о деле.
Через минуту я познакомился с генерал-майором А. И. Радзиевским. Это был статный, среднего роста брюнет с интеллигентным лицом. Его спортивной фигуре очень шла ладно подогнанная, аккуратно отглаженная форма. Алексею Ивановичу я передал привет от генерал-полковника С. И. Богданова и сказал о его разговоре с Верховным Главнокомандующим.
— Совпадение полное. И программа боевой подготовки, присланная нам из штаба БТМВ, рассчитана тоже на 2–2,5 месяца, — сказал Латышев. — Если этот срок будет выдержан, мы сумеем основательно подготовиться к новой операции.
Радзиевский расспросил о моей прежней службе, о событиях на сандомирском плацдарме, о Москве. Затем пригласил всех в столовую. После ужина генерал Радзиевский посмотрел на часы и сказал: [11]
— Петр Матвеевич, пожалуй, и без меня введет вас, Михаил Моисеевич, в обстановку. Впереди у нас большая и напряженная работа...
— У Алексея Ивановича сейчас занятие с переводчиком по изучению немецкого языка. Он строго выдерживает свое расписание, — заметил Латышев после ухода Радзиевского. — У него можно поучиться четкости в организации своего труда и самообразования...
На квартире у П. М. Латышева мы долго и обстоятельно побеседовали. Вспомнили, конечно, и о событиях на Волхове, об однополчанах по 15-му танковому корпусу, преобразованному летом 1943 года в 7-й гвардейский. Затем разговор зашел о состоянии партийно-политической работы в армии, кадрах политработников. По традиции, подчеркнул П. М. Латышев, в армии в начале подготовительного периода к наступлению проводятся собрания партийного актива. На них рассматриваются и обсуждаются задачи боевой в политической подготовки. Политотделу армии предстояло спланировать эти мероприятия так, чтобы руководящие работники армии, политического отдела уже в ближайшую неделю побывали на собраниях партактива корпусов, отдельных армейских частей и соединений. Меня обрадовало, что именно с этого придется начинать свою работу, и я сказал, что хочу принять участие в как можно большем количестве собраний. Ведь там есть возможность познакомиться со многими коммунистами, послушать их мнения, более четко сориентироваться в обстановке.
Петр Матвеевич вдруг поинтересовался моим здоровьем, спросил, не сказываются ли ранения.
— Меня весной основательно задело осколком, — сказал он. — Рана часто дает о себе знать, а иногда просто валит с ног. В таких случаях начпоарм тянет за двоих. Так что вникай быстрее и поглубже в армейские дела. Тут, брат, масштабы крупнее. Не забывай тыл. Это большое и сложное хозяйство. Но там есть на кого опереться. Начальником тыла работает полковник Антонов — человек требовательный, поддерживает порядок в тыловых подразделениях твердый. А начальником политотдела у него подполковник Кузьмин — политработник, как говорится, с искрой божьей...
Генерал Латышев коротко рассказал об армии. 2-я танковая была сформирована в начале 1943 года и в составе Центрального фронта принимала участие в наступательной операции на брянском направлении. Многие ее бойцы и командиры храбро сражалась на Курской дуге, громили врага [12] при освобождении Украины, Молдавии, Польши. Их боевой путь увенчался многими наградами, почетными наименованиями и орденами на знаменах частей и соединений.
Член Военного совета подчеркнул, что в последних наступательных операциях в качестве передовых отрядов корпусов чаще других действовали 51-я и 107-я танковые бригады, которыми командуют полковники Н. В. Копылов и Т. П. Абрамов. Штаб и политотдел армии взяли эти соединения под особую опеку, постоянно держат их в поле зрения, вникают во все детали боевой и политической подготовки. Поскольку не исключалось, что и в дальнейшем бригадам придется выполнять самые ответственные задачи, Петр Матвеевич порекомендовал мне не оттягивать знакомство с этими хозяйствами, всячески помогать им в организации партийно-политической работы.
Потом генерал Латышев позвонил начальнику политуправления фронта генерал-лейтенанту С. Ф. Галаджеву и доложил ему о моем прибытии. Тот дал указание — через неделю, после ознакомления с делами, я должен приехать к нему.
Петр Матвеевич встал из-за стола.
— Скучаю я без командарма, — сказал вдруг Латышев, и глаза его потеплели. — Мы ведь земляки: на Путиловском работали, только в разное время. Целеустремленный он, напористый человек. Военное дело знает прекрасно, с пятнадцатого года на службе. Участвовал в первой мировой. В 1917 году был уже прапорщиком. В гражданскую командовал взводом, ротой, батальоном, был награжден орденом Красного Знамени. Эту войну встретил командиром танковой дивизии. — Петр Матвеевич прошелся по комнате. — По отношению к командирам и политработникам Семен Ильич иногда бывает резковат, но быстро отходит. В боевой обстановке не любит сидеть на КП. Стремится лично проверить выполнение приказа, увидеть поле боя своими глазами. Бывают и у нас разногласия. Однако в конце концов находим общий язык...
— А как Радзиевский? Его ведь я совсем не знаю.
— Славный человек, — ответил Латышев. — Широкая эрудиция, высокая штабная культура. Еще до войны он закончил Военную академию имени Фрунзе и Академию Генерального штаба. Как оперативному работнику ему, наверное, нет равных в армии. И армией в Люблин-Брестской операции хорошо командовал. Его высоко ценит командование фронта. В общем — настоящая военная косточка...
В этом я вскоре убедился сам. В середине октября с [13] командно-политическим составом соединений и частей штаб армии проводил разбор предыдущей операции. Доклад делал генерал-майор Радзиевский. По плану разбора на доклад отводилось полтора часа. Слушал я Алексея Ивановича впервые и восхищался широтой его оперативно-тактического кругозора, отточенностью мысли и слова, умением тщательно анализировать ход операции, извлекая все новое и поучительное, что могло быть полезным для последующих боевых действий войск.
А. И. Радзиевский говорил свободно, не пользовался никакими записями или конспектами. Часто он обращался к изготовленным в штабе схемам, показывающим замысел, развитие и осуществление операции. Глубокий по содержанию, блестящий по форме доклад (он закончился, как и намечалось, минута в минуту) свидетельствовал о необыкновенном трудолюбии Алексея Ивановича, его творческом отношении к делу.
Такие доклады с всесторонним анализом подготовки и ведения боевых действий, с практическими выводами и уроками начальник штаба делал и в последующем по каждой осуществленной армией операции — Висло-Одерской, Восточно-Померанской и Берлинской.
Вспоминается и такая деталь. В ходе наступательных боев из-за большого объема оперативной работы у генерала Радзиевского явно не хватало времени, чтобы каждодневно следить за периодической печатью. И все же Алексей Иванович, чудом выкраивая небольшие паузы, иногда просил меня направить к нему лектора, чтобы тот проинформировал его и ближайших помощников о том, как он любил говорить, «что делается на белом свете».
На следующий день генерал-майор Латышев представил меня работникам политотдела армии. Затем я начал знакомиться с отделениями политотдела. В состав агитационно-пропагандистского и оргинструкторского отделений входили подполковник К. Д. Чеботарев, майоры В. С. Чуркин, Д. Н. Кузьмин, И. Ф. Кравченко, И. Г. Костиков — квалифицированные политработники. Помощником начальника политотдела по комсомольской работе был майор Н. С. Пастушенко, а старшим инструктором комсомольского отделения — капитан С. К. Абейдуллин — энергичные, инициативные, знающие и любящие свое дело офицеры.
Ответственный пост секретаря армейской партийной комиссии занимал подполковник Д. В. Багаев. До призыва в армию он работал секретарем райкома партии. Это был человек строгой партийности, скромный. Его слово всегда [14] было весомым: и при приеме людей в ряды партии, и при рассмотрении персональных дел, что тоже случалось.
Отделение кадров возглавлял подполковник В. В. Скворцов. Кадровики добросовестно выполняли свои обязанности. К моему приезду уже был составлен план перемещения политработников. На место выбывших из строя назначались молодые, перспективные офицеры. В армии существовал постоянный резерв: армейские курсы младших лейтенантов имели отделение по подготовке парторгов и комсоргов батальонов и дивизионов, именно того звена политработников, которые всегда находились на переднем крае, а следовательно, несли значительные потери.
В целом состав политотдела армии произвел впечатление хорошо подобранного, сработавшегося коллектива. В те дни я ловил себя на мысли, что все время пытаюсь сравнивать политотдел армии с политотделом корпуса, где политработники были своего рода универсалами, где шире практиковалась взаимозаменяемость. Здесь же каждый занимался только своим, порученным участком работы. Это естественно: в поарме преобладала большая специализация, поскольку работников было больше.
Но в боевой обстановке часто возникали задачи, когда независимо от специализации, служебного ранга все политотдельцы должны были заниматься (и занимались!) и организационно-партийной, и агитационно-массовой работой. Будучи за все в ответе, они делали то, что особенно необходимо было в частях и соединениях в данный момент: контролировали выполнение приказов командования и директив политорганов, информировали людей о передовом опыте, пропагандировали его, внедряли в войсках, предостерегали офицеров от ошибок других, помогали им партийным словом и делом, авторитетом и правом представителя армейского политоргана. А если заставляла обстановка — брались за оружие, своим мужеством и бесстрашием увлекали бойцов на разгром врага.
...Прежде чем посетить редакцию армейской газеты «Ленинское знамя», я изучил подшивку газет за последние месяцы. У меня сложилось впечатление, что газета умело пропагандировала подвиги солдат, сержантов и офицеров, раскрывала опыт организации и ведения боя в различных условиях. С ее страниц не сходила главная тема — героико-патриотическое воспитание воинов. Словом, к беседе с журналистами подготовился основательно. И она, на мой взгляд, получилась полезной. Редактор подполковник И. Н. Греков, ответственный секретарь майор А. Д. Дун, корреспонденты [15] майор М. Клементьев, капитан Л. Б. Дубинский, старший лейтенант А. А. Сгибнев рассказали о направлениях своей работы, просили чаще информировать об обстановке, оказывать содействие в обеспечении транспортом. В свою очередь я порекомендовал (это была наша общая с П. М. Латышевым точка зрения) шире показывать мужество и отвагу наших воинов в наступательных боях, особенно тех, кто удостоен звания Героя Советского Союза. Сейчас, когда войска не вели наступательных действий, это в немалой степени способствовало поддержанию высокого боевого духа личного состава.
Кроме армейской, издавались и корпусные газеты. Выходили они ежедневно, независимо от сложности боевой обстановки. Их тираж устанавливался с таким расчетом, чтобы один экземпляр приходился на экипаж танка, орудийный расчет, отделение автоматчиков.
...Я продолжал знакомиться с работниками штаба и служб армии. Приятное впечатление произвел исполняющий обязанности начальника штаба полковник И. Н. Базанов. Он показал на карте дислокацию войск армии, подробно проинформировал меня о плане боевой учебы, состоянии соединений и частей. По его словам, командование армии создало солидную учебно-материальную базу (штурмовые полосы, стрельбища, танкодромы) и неплохие по тем временам бытовые условия для личного состава.
Другие работники штаба помогли мне более четко представить, чем занимаются войска армии, уяснить задачи, место и роль политического отдела в ходе подготовки к очередной операции. Я решил побывать в некоторых корпусах и бригадах, на месте познакомиться с людьми. Считал, что житейская мудрость: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать — во фронтовой обстановке кажется особенно справедливой. Тем более что начинались собрания партийного актива, которые заранее спланировал политотдел.
Следующим утром выехал на магнушевский плацдарм в 16-й танковый корпус. Территория плацдарма была внушительной по размерам: до 44 километров по фронту и до 15 километров в глубину. Местность — открытая, низменная, с большим количеством заболоченных участков. Леса были только на юге, где и находились основные силы корпуса. Куда ни бросишь взгляд — сплошные развалины. Уничтожено и местечко Магнушев, именем которого назван плацдарм. В августе и сентябре здесь непрерывно шли ожесточенные бои. Против переправившихся на западный берег Вислы частей враг неоднократно предпринимал сильные танковые [16] контратаки. Но воины 8-й гвардейской армии, сражавшиеся бок о бок с частями 16-го танкового корпуса и братьями по оружию — солдатами и офицерами 1-й армии Войска Польского, выстояли. Плацдарм был удержан.
На КП корпуса меня встретил начальник политотдела полковник А. А. Витрук. Его я знал мало. Известно было только, что он бывший партийный работник, призванный в 1937 году по партийной мобилизации в ряды РККА, и в битве под Москвой уже был комиссаром танковой бригады. Мне говорили, что А. А. Витрук свое дело знает хорошо, умелый организатор, политотдел корпуса крепко сколочен, работает дружно, инициативно.
После короткой встречи с командиром корпуса Героем Советского Союза генерал-майором Н. М. Теляковым (он заканчивал подготовку доклада на партактиве) мы направились в соединения. На передний край, где занимала оборону 107-я танковая бригада, меня и полковника Витрука сопровождал заместитель командира этой бригады по технической части инженер-подполковник С. Г. Каракозов. По пути разговорились.
— Главное свое внимание сейчас мы уделяем поддержанию боеспособности, а конкретнее — восстановлению боевой техники, — рассказывал полковник Витрук. — На это направлены и усилия политработников, партийных и комсомольских организаций. Полностью подготовить матчасть к наступлению — задача непростая. Ведь большинство боевых машин прошло по 1100–1200 километров. Без ремонта они — никуда... Выход искали сообща. И нашли. Решение созрело в разных коллективах — в среде инженеров, техников, механиков-водителей. А оформил его светлая голова Каракозов...
Суть этого решения, как я понял, сводилась к тому, что танки поочередно выводились с переднего края на сборный пункт аварийных машин. Там устранялись дефекты и неисправности, проводились необходимые регулировки, заменялись ненадежные детали. Это начинание 107-й танковой бригады активно поддержали командование и политотдел корпуса. Вскоре его подхватили в других бригадах. Всего за период подготовки к операции технический состав ремонтных подразделений корпуса с участием техников и механиков-водителей произвел 222 текущих и 98 средних ремонтов танков и самоходок.
Подумали и о том, как в условиях надвигавшейся зимы добиться немедленного запуска двигателей без дополнительных затрат моторесурсов на их прогрев. Рядом с каждым [17] танковым окопом экипажи оборудовали для машины зимний бокс, на полу которого, под днищем танка, устанавливались обогревательные печи. В результате удавалось поддерживать в танке плюсовую температуру и немедленно запускать двигатель. Выйдя из бокса в боевой окоп, танк мог вести огонь или сразу двинуться в атаку.
— Это тоже коллективное творчество?
— Пожалуй, здесь можно назвать автора, — ответил Каракозов. — Это зампотех танковой роты техник-лейтенант Орешкин.
— Павел Яковлевич Орешкин — парторг танковой роты, — дал справку полковник Витрук. — Мы можем найти его на сборном пункте аварийных машин. Скажу вам: отличный специалист, неутомимый труженик и храбрый офицер:
О боевых делах П. Я. Орешкина я уже был наслышан. Уже в первых боях он проявил отвагу, умение оказать помощь экипажам в казалось бы безвыходной обстановке. Многим танкам была продлена жизнь благодаря его трудолюбию и смекалке. Павел Яковлевич отвечал за техническую исправность боевых машин. Но ему не раз приходилось откладывать инструменты и браться за оружие. Уже здесь, на магнушевском плацдарме, после проведенной контратаки вырвавшийся вперед танк был подбит и остался около опушки леса на ничейной полосе. Требовалось установить, подлежит ли ремонту боевая машина. Вооружившись автоматами и гранатами, техник-лейтенант П. Я. Орешкин и младший техник-лейтенант И. А. Клименко пошли в разведку. Когда до танка осталось метров пятьдесят, они были обстреляны противником. Справа от опушки несколько вражеских автоматчиков начали заходить в тыл техникам. Их — семеро, наших — двое. Орешкин принял решение отходить с боем. Боеприпасы заметно таяли, подготовили гранаты и, когда гитлеровцы приблизились метров на сорок, встретили их как полагается. Фашисты отпрянули назад, и техники благополучно вернулись в роту. А ночью подбитая машина на буксире была эвакуирована в расположение бригады.
За ратные подвиги П. Я. Орешкин в конце августа был удостоен первой боевой награды — ордена Красной Звезды. Его назначили парторгом роты...
...Вечером проходило собрание партийного актива корпуса. Было это в полуразрушенном сарае лесника. Тут не до удобств, была бы крыша, спасавшая от дождя. В докладе генерал-майора танковых войск Н. М. Телякова были не только определены задачи частей и подразделений, но и показаны [18] пути их решения, задачи коммунистов, намечены пути повышения боеготовности и боеспособности войск. Я не вел тогда записей: было скудное освещение. Не сохранила память и фамилий выступавших. Да суть, видимо, не в этом. Каждый, кто выходил к столу, горячо и взволнованно говорил, что нужно сделать и что он и его товарищи делают, чтобы крепче были их взвод, рота, батальон, бригада, чтобы, занимая оборону, как можно лучше подготовиться к наступлению, успешнее громить врага.
Свободно, без обиняков высказывали свое мнение фронтовики, вносили предложения, делились опытом.
На плацдарме тогда было неспокойно. И когда шло собрание, и когда мы ужинали в землянке командира корпуса, генералу Телякову не раз приходилось отвечать на телефонные звонки и отдавать различные распоряжения. Противник в нескольких местах пробовал щупать прочность нашей обороны. Но эти попытки ему не удались.
Потом я побывал в 3-м танковом корпусе генерал-майора танковых войск Н. Д. Веденеева. Приятное впечатление произвел начальник политотдела корпуса полковник И. Н. Плотников. Военную службу он начал красноармейцем. Иван Николаевич был жизнерадостным, спокойным, невозмутимым человеком и таким оставался в любой обстановке. Было известно, в частности, что когда он находился с передовым отрядом в тылу врага, то подавал всем пример хладнокровия, выдержки и боевой распорядительности.
Полковник И. Н. Плотников любил песню, музыку, сам играл на аккордеоне и в свободное время не стеснялся выступать перед танкистами на вечерах художественной самодеятельности. Это способствовало созданию теплых, задушевных взаимоотношений между начальником и подчиненными.
...Приближалась 26-я годовщина Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи. Работники комсомольского отделения армии майор Н. С. Пастушенко и капитан С. К. Абейдуллин и раньше не засиживались в политотделе. Теперь же они дневали и ночевали в частях и подразделениях — интересовались, какими результатами встречают комсомольцы свой праздник, помогали политработникам низшего звена обобщить и распространить опыт передовых комсоргов подразделений.
В армии было немало настоящих вожаков молодежи, которые показывали во всем личный пример, проявляли инициативу, [19] трудились с огоньком. Особенно энергично работали, как докладывал майор Пастушенко, комсорг роты командир танка лейтенант О. П. Матвеев в 107-й танковой бригаде и комсорг батареи САУ механик-водитель самоходки старший сержант И. М. Астафьев из 369-го самоходно-артиллерийского полка. На счету организаций, которыми они руководили, было немало хороших начинаний. Здесь лучше, чем в других коллективах, была поставлена работа по приему в ряды ВЛКСМ и воспитанию молодых комсомольцев. Комсомольские активисты оказывали помощь в изучении техники и оружия прибывшему пополнению. Эти организации выступили инициаторами борьбы за полную взаимозаменяемость в экипажах и расчетах. В результате многие солдаты и сержанты прочно овладели второй, а некоторые и третьей боевой специальностью.
Комсорги активно участвовали в воспитательной работе, везде проявляли инициативу. Лейтенант Олег Матвеев, например, одним из первых выявил, кто из членов семей, близких воинов роты подвергался зверствам немецко-фашистских захватчиков или погиб на войне. Собранные данные широко использовались при проведении информации и бесед. Он был и инициатором поездки агитаторов 16-го танкового корпуса в бывший гитлеровский концлагерь Майданек. В этой экскурсии он стал по праву гидом: в августе его танк первым прорвался к Майданеку и лобовым ударом свалил железные ворота концлагеря.
29 октября, в день рождения комсомола, мне довелось вручать Матвееву Почетную грамоту ЦК ВЛКСМ на торжественном комсомольском собрании в 107-й танковой бригаде. Им нельзя было не залюбоваться. Красивый молодой человек спортивного склада с тонкими чертами лица, темными волнистыми волосами и умными живыми глазами. От него просто веяло энергией, здоровьем и юношеским задором. На груди — орден Красной Звезды. Он оказался моим земляком. За ужином, который командование бригады устроило для награжденных комсомольцев, Олег рассказал, что уже в июне 1941 года пришел в военкомат с просьбой послать его на фронт вслед за отцом и старшим братом. Но ему отказали: слишком молод. Потом, уже будучи в эвакуации, снова и снова писал юноша заявления в военкомат. И наконец его направили в Саратовское танковое училище, после окончания которого командир танка Матвеев попал на фронт. Здесь он вскоре получил боевое крещение, заслужил награду и был принят в партию. Типичная биография для большинства комсомольских вожаков. [20]
Я продолжал поездки в соединения и части армии. В 1-й механизированный корпус, которым командовал генерал-лейтенант танковых войск С. М. Кривошеин, попал, когда политотдел там проводил совещание в связи с подготовкой к собраниям партийного актива. Это позволило мне познакомиться практически со всеми политработниками корпуса.
Особенно запомнился начальник политотдела 19-й Слонимской Краснознаменной бригады подполковник Н. П. Турко. Он выделялся своей особой деловитостью, собранностью, основательностью суждений. Это был опытный партийный работник. В семнадцать лет Николай Петрович вступил в комсомол, через пять лет был принят в партию, продолжительное время работал в аппарате ЦК КП(б) Белоруссии. На фронте Турко с первых дней войны, за отличия в боях награжден многими орденами и медалями. С ним мне приходилось потом встречаться в разной обстановке. И эти встречи всегда еще и еще раз подтверждали правильность первого впечатления о нем. Наши контакты, кстати, не прекращались и в послевоенный период, когда, уволившись в запас, Н. П. Турко был послан на восстановление народного хозяйства Витебской области. К его ратным наградам прибавились награды трудовые...
...Подошло время представляться начальнику политуправления фронта генерал-лейтенанту С. Ф. Галаджеву. Политуправление находилось тогда в Бяла-Подляске. Я быстро разыскал его. Вошел в кабинет генерала, как положено представился. Из-за стола вышел небольшого роста, с внимательным взглядом и приветливой улыбкой человек, крепко пожал мне руку, пригласил сесть. Зашел заместитель начальника политуправления генерал-майор Н. И. Шилов.
Оба меня подробно расспрашивали о прежней службе. Интересовались, где и как живет семья. Я ответил на все вопросы, проинформировал, что успел сделать в новой должности. В свою очередь Николай Иванович Шилов рассказал о своей поездке в нашу армию, о выявленных недостатках, в частности, в работе по укреплению воинской дисциплины.
Как-то незаметно мы перешли к обсуждению задач политотдела армии при подготовке к новым сражениям, причем общие задачи в беседе приобретали вполне конкретный смысл. Сергей Федорович, в частности, настойчиво рекомендовал усилить работу политорганов по организации четкого взаимодействия всех родов войск, укреплению их содружества. По его мнению, важную роль в этом могла бы сыграть совместная деловая конференция летчиков-штурмовиков и [21] истребителей с танкистами. Генерал-лейтенант Галаджев посоветовал заехать на КП 16-й воздушной армии (он показал на карте нужный населенный пункт), чтобы встретиться с начальником политотдела армии подполковником В. И. Вихровым и обо всем с ним договориться.
— Когда подготовите, доложите мне, я с удовольствием приеду на конференцию, — сказал он в заключение.
Сергей Федорович пригласил меня на совещание работников политуправления фронта, где обсуждалась директива главПУ РККА от 14 октября 1944 года, касающаяся порядка приема в члены и кандидаты ВКП(б)».
Уезжал я из политуправления фронта с хорошим настроением. Генерал-лейтенант С. Ф. Галаджев произвел на меня впечатление делового, целеустремленного политработника, знавшего военное дело и природу боевых действий танковых войск, внимательного к подчиненным, тактичного, приветливого и доброжелательного. Понравился и генерал-майор Н. И. Шилов. Он был хорошо осведомлен о том, что делалось в войсках, высказал полезные рекомендации.
В политотделе армии мы обсудили полученную директиву и составили план по реализации ее требований. Политотдельцы выехали в соединения, чтобы изучить работу политорганов, парторганизаций по росту рядов партии, оказать помощь в подготовке собраний партийного актива. Такие собрания вскоре прошли повсюду. На них было уделено большое внимание и улучшению подготовки людей к приему в ряды партии, и идейно-политическому воспитанию коммунистов, особенно молодых. Затем состоялись собрания первичных партийных организаций, посвященные этим проблемам.
Для повышения идейно-политического уровня коммунистов политорганы использовали различные формы учебы. Члены и кандидаты в члены ВКП(б) занимались в, батальонных политшколах. Занятия проходили раз в неделю. Парторги и комсорги рот и батарей участвовали в семинарах (отдельно для парторгов и комсоргов) при политотделах бригад. Постоянно действующие семинары были организованы и для парторгов батальонов, дивизионов и заместителей командиров подразделений по политчасти. Учебу коммунистов мы никогда не упускали из своего поля зрения. Каждый работник политотдела, находясь в войсках, интересовался этим, помогал в решении каких-то вопросов, если они возникали, а потом подробно информировал руководство о положении дел в части или соединении.
По своему рабочему плану я должен был побывать в [22] 51-й танковой бригаде. Несколько часов езды, и мы попадаем в окрашенный во все цвета осени лес. На опушке дорога перехвачена шлагбаумом. Рядом под деревом будка КПП. Проверка документов, и через некоторое время мы слушаем доклад начальника политотдела бригады полковника В. А. Телехова.
Уже по первым фразам этого загорелого, с белозубой улыбкой и темными глазами человека я понял, что он и волжанин, и кадровый военный. Так оно и оказалось. Виктор Алексеевич — горьковчанин. В Красной Армии с 1930 года. Перед войной окончил Военно-политическую академию имени В. И. Ленина. В бригаде — с момента ее формирования.
— Сейчас у нас аврал, — рассказывал Телехов. — Завершаем оборудование стрельбища и штурмовой полосы со всеми видами огневых сооружений и заграждений. Практически это точная копия немецкой обороны. Будем здесь учить людей наступательному бою.
— А с бытом как?
— С этой задачей уже справились. Можете взглянуть, как устроились танкисты третьего батальона. Это совсем рядом.
После того как я ознакомился с планом работы политотдела, узнал от полковника Телехова, как восстанавливаются ротные парторганизации, мы пошли в расположение третьего батальона. «Грибок» для дневального, покрытые дерном взводные землянки, неподалеку от них — щели, под навесом располагалась батальонная кухня. Все основательно, по-хозяйски.
— А могут ли танкисты после учебы или работы где-то собраться, почитать газету, послушать радиопередачу, написать домой письмо? — спросил я Виктора Алексеевича.
— Конечно. В каждом батальоне для этого построена и оборудована отдельная землянка. Может быть, это и громковато, но мы называем их, как и в мирное время, ленинскими комнатами. Вот, пожалуйста, зайдем в одну из них.
В довольно вместительном укрытии вокруг двух столов были расставлены скамейки мест на пятьдесят. На столах — журналы, подшивки газет, на стене — боевые листки, посвященные боевой учебе воинов и совершенствованию учебной базы. Здесь же свежая фотогазета. Тут же школьная географическая карта, на которой четко обозначалась линия фронта. На верхнем ее поле надпись: «От Вислы до границы фашистской Германии осталось 430, до Одера — 540, до Берлина — 610 километров». [23]
— Солдаты сами подсчитали это с линейкой в руках. Может, и отклонения есть, но на десяток-другой километров, не больше, — пояснил Телехов. — Танкисты карту очень берегут. Она, бедняга, держится главным образом на изоленте.
Мое внимание привлекла красная ломаная линия, начинавшаяся от Москвы и обрывающаяся неподалеку от Варшавы.
— Это боевой путь бригады, — пояснил начальник политотдела. — Он, конечно, схематичен. Но ветераны хорошо помнят его, и карта помогает проводить им беседы с прибывающим пополнением...
...Побывали мы и в технической роте. Представляя ведущих специалистов, Виктор Алексеевич давал им краткие характеристики и нередко сообщал не только звания и фамилии бойцов, но и называл их по имени-отчеству, добавляя, что тот, мол, ленинградский электрик, другой — московский слесарь, а вот этот мой землячок — автогенщик... Было видно, что это нравилось ремонтникам.
Потом я не раз встречался с полковником Телеховым. Присутствовал на беседах, которые он проводил, на инструктажах агитаторов, на совещаниях парторгов и комсоргов подразделений, заместителей командиров по политической части. И всегда поражало доскональное знание Виктором Алексеевичем людей: их способностей, достоинств и недостатков. Это позволяло ему вести разговор с ними предельно конкретно, точно оценивать каждого.
Телехов не скупился на доброе слово, если люди его заслуживали. Мы порой удивлялись, как он успевает и писать о бойцах, сержантах и офицерах, прославившихся в боях, в корпусную и армейскую газеты, и посылать благодарственные письма родным воинов, на предприятия, в колхозы и совхозы, где те прежде работали.
В отношениях с людьми Виктор Алексеевич никогда не кривил душой, был прямым и честным, иногда, может быть, резким, но всегда стремился оставаться верным своему слову. Он уверенно владел танковым и стрелковым вооружением, хорошо ориентировался на поле боя, а когда требовалось, то брался и за оружие. Так уж получалось всегда, что полковник Телехов находился именно там, где его присутствие было наиболее необходимым, где складывалась особенно тяжелая обстановка. Нужно ли говорить, с каким уважением относились к нему люди?!
Написал эти слова и задумался. Многое из того, что я сказал о Викторе Алексеевиче Телехове, можно ведь отнести [24] и ко многим другим политработникам. Конечно, все они не похожи друг на друга, отличались по подготовке, способностям, характерам, подходу к решению тех или иных проблем. Но у всех было одно главное качество — беспредельная преданность партии, Родине, горячая вера в нашу победу и способность передать свои душевные порывы людям. Так они закаляли сердца и души воинов, чтобы это умножало их силы, звало на разгром врага. Политработники в полную меру использовали и другое «оружие» — силу личного примера. Бойцы ведь понимали: тот, кто призывал их выстоять, под лавиной огня подняться в атаку, должен быть в бою рядом с ними, иначе... иначе это не политработник, а трусоватый пустобрех.
Интересен был и начальник политотдела 107-й танковой бригады полковник Д. И. Цыган. Боевое крещение он получил еще в советско-финляндской войне, с первых дней Великой Отечественной — на фронте, воевал под Сталинградом, имел уже два ранения, одно из них — тяжелое. Но как вставал на ноги — сразу же стремился в строй. Дмитрий Иосифович не любил засиживаться в политотделе, чаще находился среди воинов. Полковник Цыган всегда был в курсе всех событий в бригаде, знал настроения, нужды подчиненных, то, кому и какая требовалась помощь. К нему танкисты всегда шли с открытой душой, делились и своими радостями, и невзгодами.
Орден Ленина, четыре ордена Красного Знамени, орден Красной Звезды, несколько медалей к концу войны... Согласитесь, не каждый политработник имел такой богатый список боевых наград.
Хочется сказать еще об одном важном качестве полковника Цыгана. Он легко сходился с людьми, умел строить свои взаимоотношения с ними на принципиальной, партийной основе, что помогало ему с любым человеком установить доверительные, искренние, если не дружеские, контакты.
Я спросил его:
— Как живете-ладите с комбригом?
Дмитрий Иосифович ответил с улыбкой, не задумываясь:
— Замечательно! Лучшего командира, чем Тихон Порфирьевич Абрамов, и грешно желать... Уже полтора года с ним в бригаде, и пуд соли вместе съели, и получили крещение огнем...
В свою очередь полковник Абрамов так отозвался о Д. И. Цыгане:
— Начпо наш — душа человек. Во всем помогает мне. Деловой человек, на своем месте. Но больше его хвалить не [25] буду, а то заберете на выдвижение, а мне бы не хотелось с ним расставаться...
Тихон Порфирьевич, плечистый, с крупными чертами лица, черными густыми бровями и спокойным взглядом, говорил медленно: сказывалась недавняя контузия. Я уже знал, что Абрамов скуповат на слова вообще и лишними эпитетами не разбрасывается. Значит, такую характеристику он мог дать только тому, кто заслужил ее.
В армии полковник Абрамов был известен как мастер вождения передовых отрядов. Много раз ему доводилось совершать дерзкие рейды по тылам противника. Хотя на этом «просторе» не всегда было просторно: враг оказывал активное противодействие, стремился отрезать смельчаков от главных сил, окружить и уничтожить их. Донимала передовые отряды и авиация врага.
Комбриг Абрамов побывал в разных переплетах, но в любой обстановке проявлял решительность, сочетавшуюся с предусмотрительностью, твердость духа, инициативу, искал и находил решение, которое вело к победе с наименьшими потерями. Вдоволь довелось хлебнуть за годы войны Тихону Порфирьевичу фронтового лиха. Трижды его метили осколки и пули, но всегда он возвращался в строй.
После беседы с работниками политотдела я просмотрел различные документы, связанные с приемом в ряды ВКП(б), и убедился, что партийные ряды пополняют лучшие воины, проверенные в боях с врагом.
Это еще раз подтвердилось, когда шло заседание бригадной парткомиссии. Первым рассматривалось заявление о приеме в партию командира танковой роты старшего лейтенанта А. А. Аматуни. Члены парткомиссии попросили офицера рассказать о себе. Со скамейки поднялся невысокий подтянутый крепыш со смуглым лицом южанина. На груди — орден, медали.
Биография у офицера краткая. Родился в Армении, из рабочих. Средняя школа, институт, с января 1942 года в пехотном училище, которое не довелось закончить: уже в феврале курсанты вступили в бой на украинской земле. Горечь отступления, Сталинградская битва, ранение. Потом Саратовское танковое, и в конце 1943 года Ашот снова на фронте. Как командир взвода, а потом роты он участвовал в освобождении Украины, Молдавии, восточных районов Польши.
Вопросов к офицеру было мало. О многом рассказала боевая характеристика, написанная командиром батальона майором А. Н. Кульбякиным. [26]
Старшего лейтенанта Аматуни приняли в партию единогласно. Мы с полковником Цыганом поздравили Ашота с большим событием в его жизни.
— Я оправдаю доверие партии, — сказал офицер.
Аматуни сдержит свое слово. Он еще не раз проявит мужество и героизм в боях, а его рота станет известной как «рота героев».
Знакомство с соединениями и частями армии, ее людьми продолжалось. Где-то в середине октября начальник санслужбы армии полковник М. И. Чеботарев пригласил меня на подведение итогов работы медсанподразделений в предыдущих боях. Раньше я решил посмотреть, что пишет о медиках армейская газета «Ленинское знамя».
Долго искать такие публикации не пришлось. В одном из номеров увидел фотографию старшего лейтенанта медицинской службы И. В. Быстрицкого. Он вынес с поля боя 42 тяжело раненных бойца с оружием и за самоотверженное выполнение своего долга был удостоен награды.
А вот рассказ о старшем лейтенанте медицинской службы враче мотострелкового батальона А. Жаханевич из 33-й мотострелковой бригады. Десятки воинов обязаны жизнью Анне Жаханевич, донской казачке из станицы Цимлянской. В самых тяжелых схватках Анна была рядом со своими боевыми друзьями. Однажды мотострелковому батальону пришлось отбивать танковую атаку противника. Враг вел по нашим боевым порядкам сильный огонь. Вместе с бойцами была в траншее и врач, хотя те несколько раз уговаривали женщину уйти во второй эшелон обороны.
Гитлеровцы усилили огонь. Вскоре неподалеку послышался стон. Анна вскочила на бруствер и, пригнувшись, побежала к раненому. Потом она еще не раз в этом кромешном аду оказывала помощь бойцам и командирам, а чуть стихла стрельба, вызвала из укрытия автомашину и отправила раненых в тыл. За ратные подвиги А. Жаханевич была награждена двумя орденами и медалями.
На страницах «Ленинского знамени» широко пропагандировались мужество и отвага санитаров, медсестер, фельдшеров, врачей, проявленные ими на поле боя и у операционного стола. Если требовала обстановка, многие из них становились донорами. Работники санитарной службы добились того, что почти половина раненых в течение первого часа, а еще треть к исходу второго часа после ранения доставлялись на медицинские пункты частей и соединений. [27]
На собрании многих из медиков я увидел в лицо, познакомился с ними, окунулся в атмосферу их жизни и быта и проникся еще большим уважением к этим скромным труженикам войны.
В конце октября в армию для проведения совещания с политсоставом прибыл член Военного совета фронта генерал-лейтенант К. Ф. Телегин. На совещание были приглашены работники политотдела армии, начальники политорганов соединений и заместители командиров отдельных частей по политической части. Проходило оно необычно. Мы не докладывали о проделанной работе, как бывало прежде, не представляли многочисленных сведений, хотя они были собраны. Состоялся просто непринужденный разговор. И топ ему задал Константин Федорович Телегин.
— Впереди предстоят новые тяжелые сражения с сильным и коварным врагом, — сказал он вначале. — Чтобы обеспечить высокий уровень боевой и политической подготовки войск, каждого солдата, офицера, от всех вас требуется максимум усилий, добросовестное творческое отношение к своим обязанностям. Мы решили послушать, как идут у вас дела, выяснить, не мешает ли что-либо вам и работающим рядом с вами командирам полностью отдавать порученному делу свой опыт, знания, энергию, весь жар своей души...
Константин Федорович попросил нас откровенно высказаться обо всем наболевшем, о том, что, как он выразился, «жмет ногу», сказывается на настроении. Пожалуй, впервые за годы войны мы услышали вопросы о том, не обойден ли кто наградами, воинским званием, какие есть претензии, пожелания, просьбы к Военному совету фронта, политуправлению, начальникам и штабам родов войск и служб.
Уже одно такое вступление как рукой сняло напряжение, скованность, создало доверительную обстановку, в которой можно говорить обо всем, не боясь быть оборванным на полуслове или неправильно понятым. И выступления участников совещания были откровенными. Сейчас трудно полностью передать содержание разговора. Помню лишь, что все затрагивали далеко не личные моменты, говорили прежде всего о путях повышения боеготовности войск. На все вопросы генерал-лейтенант К. Ф. Телегин дал конкретные ответы. По некоторым из них он советовался с присутствовавшими, как лучше поступить в том или ином случае, и тут же принимал решения. [28]
Только у одного участника совещания — заместителя командира артиллерийского полка по политчасти майора Б. (не буду называть его фамилию) имелась личная претензия. Он считал себя обойденным наградами. На фронте, мол, с первых дней войны, все время на переднем крае, имеет дюжину ранений и только одну медаль...
— Причины, — рассказывал политработник, — разные. В трех или четырех случаях выбывал из строя по ранению в первые же дни боев. — Он показал пачку справок, полученных в госпиталях. — В свою часть уже не возвращался. В ходе одной операции был переведен в другую часть с повышением, но ни старый, ни новый командир не позаботились о представлении к награде. Затем возникли натянутые отношения со старшим начальником. Поймите меня правильно, товарищ генерал, — сказал политработник. — Воюю я не ради наград, но все же становится обидно...
Константин Федорович попросил генерала Латышева разобраться во всем и доложить ему. Вскоре справедливость восторжествовала. Офицер был награжден боевым орденом, а потом к этой заслуженной награде прибавились и другие.
Совещание, а вернее — откровенная беседа принесла большую пользу. И не только потому, что реализация предложений и замечаний политработников способствовала улучшению обучения и воспитания воинов. Мы получили предметный урок внимательного и заботливого отношения к подчиненным, урок, я бы сказал, чуткости. Аналогичные совещания Военный совет армии провел и в корпусах.
Особое внимание уделялось тем воинам, которые длительное время находились на фронте, не раз проявляли в боях мужество и отвагу, проливали кровь, но по разным причинам не были удостоены наград. Среди них были солдаты и сержанты, младшие офицеры боевых подразделений, в основном те, кто прибыл с пополнением после излечения в госпиталях. Разумеется, мы не подходили ко всем с одинаковой меркой. Чтобы подготовить боевые характеристики, политработникам, офицерам-кадровикам пришлось немало потрудиться: изучать многие документы, обширную переписку, посылать запросы в другие воинские части.
В результате большой и кропотливой работы в армии было награждено около 2000 солдат, сержантов и офицеров (только в 16-м танковом корпусе — 638 человек, в 1-м механизированном — 467). Мне приходилось принимать участие в торжествах, посвященных вручению воинам наград, которые всегда были волнующими. Новые кавалеры орденов [29] и медалей горячо благодарили командование, клялись в боях оправдать высокую оценку их ратного труда.
В октябре стала поступать новая боевая техника, боеприпасы, горючее, зимнее обмундирование, продовольствие, медикаменты. Труженики тыла присылали модернизированные танки Т-34 с более мощной броней и вооружением (85-миллиметровая пушка вместо 76-миллиметровой). Поступали боевые машины, построенные на личные сбережения комсомольцев и молодежи Полтавской, Смоленской и других областей, трудящихся Молдавии и Якутии.
Командиры, политработники, партийные и комсомольские активисты широко использовали поступление танков, письма тружеников тыла в политико-воспитательной работе. Вручение воинам боевой техники проводилось в торжественной обстановке при развернутых Боевых знаменах частей.
Более двух десятков танков, полученных в те дни, носили на своих бортах имя славной дочери казахского народа Героя Советского Союза Маншук Маметовой. Ее подвигу были посвящены беседы, состоявшиеся в подразделениях. Провел такую беседу и заместитель командира батальона по политической части капитан Бабин, на которой я присутствовал. Затаив дыхание, слушали танкисты рассказ о боевых делах героини.
...Холодной осенью 1943 года часть, в которой Маншук Маметова была пулеметчицей, вела упорные бои на подступах к Невелю. Гитлеровцы наседали. Закоченевшими пальцами девушка крепко сжимала рукоятки пулемета, вела почти непрерывный огонь. Отбито было восемь атак...
Вечером состоялось партийно-комсомольское собрание, посвященное авангардной роли коммунистов и комсомольцев в боях. Выступила на нем и Маншук. Сказанные ею слова звучали как клятва: «Мы должны выстоять!» А утром наши воины отбили четыре атаки противника. Подтянув резервы, фашисты яростно рвались вперед. Меткие очереди Маншук Маметовой косили цепи наступавших. Но усиливался огонь и со стороны противника. Вдруг рядом с пулеметчицей раздался взрыв. Маншук ранило осколком в голову. Умолк ее пулемет. Гитлеровцы осмелели, поднялись во весь рост. Но тут же длинная очередь заставила их повернуть вспять. Это Маметова пришла в себя и, превозмогая боль, снова начала стрельбу... Но не надолго: вскоре вражеская пуля насмерть сразила девушку. [30]
— Славная дочь советского народа навсегда останется в памяти наших бойцов и командиров, — закончил беседу капитан Бабин. — С сегодняшнего дня она в нашем строю...
В армию прибывало пополнение. Тепло встречали танкисты молодых воинов. В соединениях проходили митинги, проводились встречи с Героями Советского Союза, ветеранами частей. Командиры, политработники, партийные и комсомольские активисты, бывалые воины знакомили молодежь с традициями армии. По рекомендации политического отдела в бригадах и корпусах организовывались выставки оружия и боевой техники. Ветераны частей и соединений рассказывали молодым бойцам о героических подвигах тех, кто мастерски владел этим оружием, умело применял его в боях. Нередко беседы проводили «хозяева» выставленного оружия и техники.
На одной выставке всеобщее внимание привлек танк Т-34, который имел бортовой номер 34122. Он прошел с боями 1450 километров. Его экипаж уничтожил 3 «тигра», 2 «пантеры», 15 противотанковых орудий и свыше 200 гитлеровцев. Механик-водитель тридцатьчетверки старшина Дзантиев не раз рассказывал молодым воинам, приходившим на выставку, о боевых качествах машины, ее превосходстве над немецкими.
Подолгу останавливались молодые солдаты и возле пушки, расчет которой возглавлял сержант А. Д. Сапунов. В одном из боев на Курской дуге артиллеристы подбили три тяжелых танка, уничтожили не один десяток гитлеровцев. И расчет понес потери. В строю остался один командир. Но и один он продолжал бой, стрелял до тех пор, пока не кончились снаряды. А. Д. Сапунов погиб, но не пропустил врага. Ему было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Пушка осталась целой. Командиром нового расчета был назначен старший сержант Борисенко. Артиллеристы успешно громили фашистов под Корсунь-Шевченковским, Уманью, Яссами, Люблином и Демблином. 15 звездочек появилось на стволе пушки — столько танков было уничтожено ее огнем.
Разные формы и методы использовались в подразделениях и частях, чтобы привить молодым солдатам любовь к своей воинской специальности, научить их мастерски владеть оружием, грамотно эксплуатировать боевую технику, а главное — привить им высокие идейно-политические [31] качества, воспитать в каждом патриота и интернационалиста.
Прибывшее из Донбасса в армейскую 18-ю мотоинженерную бригаду пополнение состояло из юношей 1926 года рождения. Продолжительное время они находились на территории, занятой врагом, были очевидцами зверств гитлеровцев. Молодые солдаты стремились как можно быстрее получить оружие, отомстить фашистам за их злодеяния. Узнав нее, что в инженерных войсках придется иметь дело с топором, лопатой, миноискателем и взрывчаткой, молодежь приуныла. Даже некоторые стали проситься в другие рода войск.
Этому пополнению командиры и политработники уделили особое внимание. Правда, после первого знакомства с ним они были несколько разочарованы: очень слабыми в физическом отношении выглядели юноши. А ведь им предстояло наводить переправы, строить мосты. Увидев молодых солдат, я тоже, грешным делом, подумал: с такими ребятами гор не своротишь. Но вскоре понял, что глубоко ошибался.
Под впечатлением встреч с ветеранами бригады, труд которых был отмечен орденами и медалями, их рассказов о боевых делах молодые солдаты стали уже не так скептически относиться к своей специальности. Они воспрянули духом, и уже другие просьбы слышались из их уст. «Когда же нам дадут настоящую работу?» — спрашивали юноши. В немалой степени «виновниками» таких перемен надо считать комсомольских работников политотдела армии майора Н. С. Пастушенко и капитана С. К. Абейдулина, а также помощника начальника политотдела бригады по комсомольской работе капитана Ф. С. Леонова.
Вскоре из пополнения был сформирован 64-й отдельный мотоинженерный батальон под командованием майора А. А. Кузнецова, молодого, но имеющего богатый боевой опыт, смелого и находчивого офицера. Его заместителем по политической части был назначен майор И. А. Горовой, а начальником штаба — хорошо знающий саперное дело майор А. Б. Хачатуров.
Подавляющее большинство воинов батальона были комсомольцами. Поэтому сразу подразделение получило название «комсомольско-молодежного». Позднее, когда все бойцы там стали членами ВЛКСМ, батальон называли просто «комсомольским».
Личный состав обучался инженерному делу в условиях, приближенных к боевым. Изготовив детали деревянного сборного моста длиной 120 метров (по ширине реки Пилица, [32] которую, как мы предполагали, придется сразу преодолевать в ходе предстоящего наступления), солдаты учились собирать его на одном из рукавов Вислы. Занятия проходили днем и ночью. Начальник штаба майор А. Б. Хачатуров отрабатывал с воинами забивку свай и устройство насадок, то есть оснований, а командир батальона майор А. А. Кузнецов — установку прогонов и укладку настила.
Как известно, работа саперов оценивается по двум критериям: времени и качеству. Молодые бойцы вскоре убедились, что строить в короткие сроки мосты, разминировать дороги, ставить минные заграждения — совсем не простое дело. Требуются многие качества, и в первую очередь умение, расчет, сноровка, ловкость, смекалка и выносливость. Эти качества и прививали воинам командиры и политработники. Результаты не могли не сказаться. С каждым днем все быстрее выполнялись различные операции, все прочнев и надежнее становились переправы, которые наводились в учебных целях. Достигалось, конечно, это нелегко. Было все. И гимнастерки прилипали к телу, и волдыри, мозоли появлялись на ладонях. Но, как докладывали мне побывавшие в батальоне товарищи, ни одной жалобы на трудности от воинов не поступило.
Обучение подходило к концу. Командование бригады решило провести соревнование между батальонами на быстроту и качество сооружения деревянного низководного моста. В том, что комсомольский батальон не может, как говорится, на равных тягаться с другими подразделениями, никто не сомневался. Однако именно в этом и заключалась одна из целей соревнования: убедить молодых солдат в необходимости еще и еще совершенствовать свое мастерство.
И вот батальоны получили задачу. С комсомольским задором принялись за работу молодые саперы, все делали, чтобы не только поспеть за более опытными, а и добиться превосходства над ними. Но, как и следовало ожидать, они отстали от соперников. Тяжело переживали неудачу комсомольцы, а когда страсти улеглись, начали горячо обсуждать, кто в чем оплошал, кому следует подтянуться.
— Соревнование стало для нас хорошим уроком, — говорили они. — Надо еще учиться да учиться...
В армии шла планомерная подготовка к наступлению. Учились все — от рядового до генерала. Занятия проводились в любую погоду. Круглые сутки на танкодромах и стрельбищах слышался гул моторов и грохот снарядов. Молодые [33] танкисты водили бооевые машины, получали практику преодоления различных заграждений, отстреливали упражнение за упражнением. Совершенствовали свои навыки и бывалые воины. В экипажах шла борьба за овладение смежными специальностями. Механики-водители стреляли из пушек и пулеметов, стрелки-радисты, командиры экипажей и заряжающие учились водить танк, чтобы в нужную минуту заменить друг друга.
По-особому была организована боевая учеба молодых артиллеристов. На одном из заседаний Военного совета армии, обсуждавшего ход боевой и политической подготовки личного состава, командующий артиллерией генерал-майор Г. Д. Пласков внес предложение, чтобы учебно-боевые стрельбы проводились по объектам обороны противника, находившимся за Вислой. Выгода двоякая: снаряды и мины зря не расходуются и пополнение получает настоящую фронтовую закалку.
Задумка была одобрена. По договоренности с генерал-лейтенантом Н. М. Пожарским, командующим артиллерией 8-й гвардейской армии, занимавшей оборону по Висле, наши батарейцы выдвинулись к реке южнее магнушевского плацдарма и там, работая ночами, подготовили себе огневые позиции. Оттуда они и вели боевые стрельбы по вражеской обороне, а когда гитлеровцы засекали наши позиции, переходили на запасные. Решая в сущности учебные задачи, артиллеристы разрушили 19 вражеских дзотов и блиндажей, подавили и уничтожили 6 артиллерийских и минометных батарей, 19 пулеметов, 2 противотанковых орудия, рассеяли и истребили до семи взводов пехоты.
Начальник политотдела 198-й легкой артиллерийской бригады полковник А. Е. Куделько докладывал, что молодые бойцы успешно выдержали боевое крещение, достойно вели себя под вражеским огнем, научились быстро оборудовать позиции, маскировать орудия. Когда воины вернулись в район постоянного расположения, мне довелось беседовать с ними. За две недели безусые юноши заметно повзрослели, плечи их расправились, мускулы налились силой. Смотрел я на них и думал: как же быстро мужают люди в боевой обстановке!..
...Большое внимание уделялось тогда подготовке офицеров — командиров подразделений. Два полных дня в неделю они изучали недавно вышедшие боевые уставы, наставления РККА, нашу новую технику и вооружение, организацию и тактику подразделений и частей фашистской армии. С командирами рот и батарей были также проведены [34] семинары, на которых изучались формы и методы организации партийно-политической работы в различных боевых условиях. Обсуждались такие темы: «Ротная партийная организация — опора и помощник командира в бою», «Партийно-политическая работа в период подготовки к боям», «Опыт партийно-политической работы в наступательных боях и задачи командиров по воспитанию своих подчиненных».
Для командиров подразделений и частей читались лекции и доклады об офицерской чести. Обычно политотдел армии готовил для пропагандистов методические пособия, подборки материалов к лекциям и докладам, размножал и рассылал их в части. Так было и на этот раз. К лекции об офицерской чести мы разослали материалы о боевых подвигах Героев Советского Союза старших лейтенантов коммунистов К. М. Блинова, М. Д. Саначева и комсомольца В. А. Косарева.
Ежедневно вне зависимости от погоды личный состав совершал броски на 3–5 километров, выполнял комплекс силовых упражнений. Такое внимание физической подготовке уделялось неспроста. Ведь без крепкой закалки и выносливости нет солдата, а танкиста — в особенности. Недаром именно в танковых войсках родилась поговорка «Броня не терпит дряблых мышц».
Систематически проводились и марши, к концу обучения — до 40–50 километров в сутки, особенно в мотострелковых частях 1-го механизированного корпуса. Приходилось воинам нелегко. Осень в тот год выдалась холодная, с ежедневными надоедливыми дождями. В таких условиях шагать по грязи с полной выкладкой — занятие не только малоприятное, но и изнурительное. Но роптаний ни на погоду, ни на большие нагрузки ни у кого не было. Все понимали — это необходимо для победы в предстоящих сражениях с сильным и коварным врагом.
Политотдел армии особенно напряженно занимался в те дни обобщением и распространением передового опыта лучших воинов. Эта работа оживилась после получения директивы ГлавПУ РККА от 23 октября 1944 года «Об удлинении технического срока жизни танков и самоходно-артиллерийских установок». Директива побудила нас уделять больше внимания обучению и воспитанию механиков-водителей, являющихся центральной фигурой в экипаже, отвечающей за сохранность и сбережение танков и САУ.
Политический отдел собрал и обобщил данные о механиках-водителях, уже принимавших участие в боевых действиях. [35] Их было более 500. 75 процентов из них были коммунистами и комсомольцами, большинство мастерски владело искусством вождения. Больше половины из этих воинов удостоились правительственных наград. Словом, новому пополнению было у кого учиться!
Политотдел разработал специальный план мероприятий по выполнению директивы ГлавПУ РККА. Когда я понес его на утверждение члену Военного совета генерал-майору П. М. Латышеву, у нас состоялся с ним любопытный разговор. В плане было намечено: «Выпустить листовку о передовом опыте сбережения танка механиком-водителем старшим сержантом Н. А. Дарбиняном (107-я танковая бригада)». Латышев прочитал это и поднял голову:
— Лично знаком с Дарбиняном, встречался?
— Нет. Но у него самые высокие показатели по сбережению моторесурсов.
— Кто он вообще-то такой?
— Бывший тракторист, комсомолец, на фронте с 1941 года, награжден орденом Красного Знамени...
— Значит, трактористом был? — уточнил Петр Матвеевич.
— По анкете так, — ответил я, не понимая, к чему клонит Латышев.
Он вдруг рассмеялся и, заметив мое смущение, пояснил:
— И тут своих соратников по тракторной части прославляешь... Светлой памяти Василий Алексеевич Копцов как-то рассказывал мне, что и в 7-й гвардейской бригаде, и в 15-м танковом корпусе ты больше внимания уделял механикам-водителям, чем другим членам экипажей, и дружбу заводил преимущественно с бывшими трактористами...
Теперь мы смеялись оба. Я понял шутку Петра Матвеевича. Он намекал на то, что я имел специальность тракториста. Но шутка шуткой, а все-таки была в ней известная доля правды. С механиками-водителями мне действительно удавалось быстрее находить общий язык. И разговор с ними всегда получался у нас деловым и конкретным. Потому что с техникой я, не хвастаясь, был на ты, хорошо знал двигатели и за рычагами танка чувствовал себя уверенно. Еще в молодости два года работал трактористом в совхозах, водил тракторы разных марок и практику получил солидную. А когда призвали на действительную службу, попал в школу младших авиаспециалистов, стал авиамотористом. Вполне понятно, что в танковых войсках мне не представляло особого труда освоить новую технику. Каждый всегда испытывает удовлетворение от того, что может разговаривать [36] с людьми на равных. Такое чувство вызывали и у меня встречи с механиками-водителями танков и САУ. Но это совсем не значит, что из поля моего зрения выпадали воины других специальностей и других родов войск.
Как и предусматривалось планом, во всех танковых и самоходно-артиллерийских частях и подразделениях состоялись партийные собрания по обсуждению задач, вытекающих из директивы ГлавПУ РККА, а в корпусах и армии — технические конференции. Участники конференции, состоявшейся в 16-м танковом корпусе, приняли обращение ко всем механикам-водителям, работникам технической службы и командирам танков. В нем говорилось:
«Боевые товарищи по оружию!.. Наши танки представляют грозную силу для врага. На корпусной технической конференции мы поделились опытом по уходу за ними, сбережению, ремонту и эксплуатации. Достаточно сказать, что механик-водитель Герой Советского Союза коммунист старшина Макеев в трудных условиях распутицы и бездорожья прошел в жестоких наступательных боях на своей тридцатьчетверке 1860 километров, механик-водитель старшина Бунин наездил на своем танке 205 моточасов, старшина Сучков — 200 моточасов. Танки этих водителей и по сей день готовы к выполнению боевых задач....
...Мы обращаемся к вам с призывом организовать борьбу за продление сроков жизни, за перекрытие технических норм работы танков и самоходно-артиллерийских установок»{1}.
Это обращение с энтузиазмом было встречено во всех частях и подразделениях армии. Оно широко использовалось в агитационно-массовой работе среди личного состава.
В корпусах были созданы передвижные технические выставки с наглядным отображением обобщенного опыта по эксплуатации, ремонту, эвакуации боевых машин, по реставрации и изготовлению деталей. В армии действовала стационарная техническая выставка, показывающая средства и способы, ускоряющие восстановление танков, САУ и автотранспорта, детали и агрегаты машин, реставрируемые и изготовляемые нашими ремонтниками. Среди них было немало замечательных умельцев, рационализаторов и изобретателей, людей с действительно золотыми руками. Иногда даже было трудно себе представить, как это удавалось мастерам из ремонтно-восстановительного батальона в полевых условиях изготовлять поршни для двигателей, пальцы [37] к шатунам, компрессионные и масляные кольца и многие другие детали. Но это было фактом. Армейские подразделения к тому времени реставрировали 247 видов деталей и изготавливали 46; корпусные — соответственно 21 и 19 деталей.
Вскоре состоялась армейская техническая конференция механиков-водителей и офицеров технической службы. Собравшиеся с большой заинтересованностью обсуждали доклад заместителя командующего армией по технической части генерал-майора Н. П. Юкина «Особенности зимней эксплуатации и продление технического срока жизни танков». Докладчик коснулся не только технической стороны дела, он говорил о людях, передовом опыте лучших специалистов. Многие из них выступили на конференции. Помню, как страстно и взволнованно говорил старший сержант Н. А. Дарбинян, о котором политотдел выпустил листовку. Передовой воин рассказывал об обслуживании танка, регулировке двигателя. Кстати, благодаря умелому уходу двигатель на его танке отработал НО часов сверх заводской нормы.
— Лучше нашей тридцатьчетверки нет танка в мире, — говорил Дарбинян. — На ней ведь чудеса можно творить. А секрет сбережения прост. Машину надо, как невесту, любить. Времени в боях и на маршах у нас всегда мало. Но тут уж сам не поешь, не поспи, а прежде всего танк осмотри, приведи в полный порядок. Он тебя в бою не подведет и долго служить будет.
Лучшим специалистам посвящались статьи и очерки в армейской и корпусных газетах, специальные бюллетени, боевые листки, фотогазеты. Некоторые из них были удостоены правительственных наград, многие получили ценные подарки.
В результате проделанной работы значительно улучшилось обслуживание танков и самоходно-артиллерийских установок, повысилось качество ремонта. Всего же за период подготовки к Висло-Одерской операции в армии произведено 533 текущих ремонта танков и САУ и 126 средних.
По разным направлениям велась партийно-политическая работа в подготовительный период. Командиры, политорганы, партийные организации, объединяющие в своих рядах около 12 тысяч коммунистов, вместе с комсомольскими активистами все свои усилия направляли на воспитание у личною состава преданности идеалам коммунизма, беззаветной любви к социалистической Родине, на повышение боеготовности, бдительности, мобилизацию воинов на быстрейший [38] разгром фашистской Германии и освобождение народов Европы. При этом учитывалась одна немаловажная особенность: Висло-Одерская операция готовилась на территории Польши, где была еще сильна идеология буржуазного общества, а население в течение пяти лет подвергалось усиленному воздействию фашистской пропаганды, которая стремилась опорочить советский государственный строй, разжечь вражду к народам Советского Союза. Политотдел армии в соответствии с требованиями ГлавПУ РККА перестраивал содержание партийно-политической и всей воспитательной работы применительно к новой обстановке. В частности, увеличивалось количество лекций, докладов и бесед о преимуществах социалистического строя перед капиталистическим, о целях вступления советских войск на территорию Польши.
В то же время большое внимание уделялось воспитанию у солдат, сержантов и офицеров жгучей ненависти к немецко-фашистским захватчикам. В этих целях использовались различные формы и методы. Ветераны армии, своими глазами видевшие разрушенные города и села, трупы расстрелянных и замученных советских людей, злодеяния, творившиеся гитлеровцами в Майданеке и других концентрационных лагерях, были лучшими агитаторами. В докладах и беседах они приводили факты зверств и издевательств над семьями танкистов. А таких фактов было много. Только в одной 198-й легкой артиллерийской бригаде в результате опроса было выявлено, что фашистскими оккупантами расстреляно, повешено и угнано на каторгу в Германию 902 родственника воинов.
Из памяти воинов не изгладились факты надругательств гитлеровцев над попавшими в плен четырьмя тяжело раненными разведчиками 19-й механизированной бригады 1-го механизированного корпуса. Летом 1944 года, выбив врага из села Белице Брестской области, танкисты обнаружили изувеченные трупы своих боевых товарищей.
С подобных сообщений о кровавых злодеяниях гитлеровцев начинались открытые собрания в комсомольских организациях подразделений, проходившие с повесткой дня «За что мы будем беспощадно бить врага». Мне не раз приходилось бывать на таких собраниях, и каждый раз я видел, как суровели лица воинов, как росла их решимость смести с земли фашистскую нечисть. Выступления были краткими и звучали как клятва. На собраниях зачитывались счета «ненависти и мести». [39]
Немалую роль играли письма, получаемые солдатами, сержантами и офицерами из освобожденных городов и сел нашей страны. Их родные и близкие рассказывали о зверствах фашистских оккупантов, призывали быстрее уничтожить ненавистного врага. Эти письма зачитывались в кругу товарищей, часто печатались в газетах.
21 ноября был получен приказ Верховного Главнокомандующего о присвоении армии звания гвардейской. Это явилось большим праздником для всего личного состава. Военный совет принял решение провести по. этому случаю митинги. Для участия в них в соединения и отдельные части направлялись генералы и офицеры управления армии. Я выехал в 107-ю танковую бригаду полковника Т. П. Абрамова.
...Недалеко от Вислы, в лесу, вокруг которого были выставлены зенитные орудия, выстроились бойцы и командиры. У некоторых бинты на головах, руки на повязках: в строй стали выздоравливающие, прибывшие из корпусного медсанбата. На свежесрубленной трибуне командование 16-го танкового корпуса, 107-й танковой бригады, Герои Советского Союза, ветераны соединения. Командир корпуса Герой Советского Союза генерал-майор танковых войск Н. М. Теляков зачитывает приказ Верховного Главнокомандующего:
— ...За проявленные героизм и отвагу, стойкость, мужество, дисциплину, организованность и умелое выполнение боевых задач преобразовать: 2-ю танковую армию во 2-ю гвардейскую, 3-й танковый корпус в 9-й гвардейский, 16-й танковый корпус в 12-й гвардейский, 107-ю танковую бригаду в 49-ю гвардейскую...
По поляне прокатилось дружное «ура!». Открывается митинг. Слово предоставляется ветерану бригады командиру танковой роты старшему лейтенанту Карпенко.
— Боевой путь, пройденный бригадой, — с гордостью говорит он, — достойно отмечен Верховным Главнокомандующим. Гвардейскую славу добыли в жестоких боях с немецко-фашистскими захватчиками на Брянском, Центральном, Украинском, Белорусском фронтах герои-танкисты, такие, как члены экипажа офицера Гречко. В одном из боев они уничтожили более 100 гитлеровцев, сутки просидели, отбиваясь, в осажденном танке и выстояли...
Будем же достойны этого высокого доверия в предстоящих боях за освобождение народов Европы от фашистского [40] рабства. Поклянемся нашему народу, большевистской партии, что будем бить врага беспощадно, по-гвардейски!{2}
Один за другим поднимались воины на трибуну. Танкисты выражали свои горячие чувства благодарности ленинской партии, Советскому правительству, нашему народу за высокую оценку их ратного труда, за оказанную честь носить звание танковой гвардии.
...Представители командования армии, ее соединений, политотделов выехали в армейские и ближайшие фронтовые госпитали, чтобы поздравить с этим радостным событием раненых бойцов и командиров. Им вручались государственные награды, подарки, присланные тружениками тыла. Воинам, находящимся на излечении далеко от фронта, поздравления были посланы по почте. В ответ хлынул поток писем. Только командир 3-го мотострелкового батальона 19-й механизированной бригады и его заместитель по политической части за короткий срок получили 42 письма от раненых воинов. В письмах они благодарили за внимание и заботу, выражали стремление быстрее вернуться в свое подразделение. Вот что писал заместителю командира батальона по политчасти майору А. Ф. Лашенко боец Бузинский:
«Здравствуйте, Алексей Филиппович! Ваше отношение и чувства к бойцам и офицерам я никогда не смогу забыть. Я получил от Вас письмо, за которое очень благодарю, и рад, что Вы так заботитесь о своих подчиненных... Передайте всем моим знакомым солдатам и офицерам сердечный привет. Как только поправлюсь, опять вернусь в свой родной батальон».
Надо отметить: Бузинский и его товарищи возвратились в строй. К началу боевых действий в ряды этого подразделения стали десятки мотострелков, возвратившихся из госпиталей.
Не обходилось здесь и без курьезных случаев, порой таких, что не сразу разберешь, то ли надо применять к бойцу меры взыскания, то ли ставить его в пример. Вот о каком случае мне рассказали в 65-й танковой бригаде.
В бригаду примерно за месяц до начала боевых действий вернулся из тылового госпиталя механик-водитель танка коммунист старшина Н. И. Нуждов. Сбежал из него, не окончив излечения и не имея разрешения врачей на выписку. Прибыл он тощим, слабым. Три его ордена, партийный билет и другие документы остались в госпитале. Одежда [41] жуткая: латаные-перелатаные остатки списанного обмундирования, которое он выпросил у оказавшейся в госпитале землячки из Перми — пожилой уборщицы.
Пробираться в бригаду без документов оказалось непросто. В поезде старшина ехал «зайцем», старался не попадаться на глаза представителям военных комендатур. В пути приходилось голодать...
Когда командир батальона майор Н. А. Стефанчйков потребовал от Нуждова объяснений, тот ответил:
— Узнал из письма, что наша бригада стала гвардейской, и решил правдами и неправдами вернуться в свою часть. Раз хожу без костылей, значит, могу и воевать. Готов нести любое наказание.
Долго судили командиры и политработники, как поступить. С одной стороны — нарушение воинской дисциплины, за которое следовало бы строго наказать. С другой — опытный танкист-орденоносец не от пуль прятался, бежал не в тыл, а на фронт... Короче, наказания не последовало. О том, что старшина находится в бригаде, сообщили в госпиталь и просили выслать его ордена и документы. А самого Нуждова назначили на должность моториста-регулировщика: из-за своей слабости он не мог выполнять обязанности механика-водителя. Пока же направили его помогать повару.
Думаю, командование бригады поступило правильно. К чести старшины Нуждова, он оправдал оказанное ему доверие. В последующих боях он не раз проявил мужество и отвагу...
Готовясь к наступлению, штаб и политуправление фронта разработали для воинов различных специальностей памятки по действиям в наступательном и оборонительном бою. В них учитывались характер созданной противником за Вислой обороны, условия местности и времени года. Памятки являлись своеобразными практическими инструкциями, дополнявшими имевшиеся боевые уставы и наставления. До их утверждения начальник политуправления фронта генерал-лейтенант С. Ф. Галаджев в начале декабря поручил политотделу армии обсудить с танкистами и самоходчиками проект «Памятки экипажу танка и САУ» и обо всех замечаниях, предложениях и дополнениях доложить ему в письменном виде.
Мне и другим работникам политотдела армии довелось принимать участие в обсуждении этого проекта воинами 47-й и 49-й танковых бригад. Сами обсуждения во многом способствовали распространению передового опыта, помогли повысить тактическую выучку экипажей. Ведь сколько [42] поучительных осевых эпизодов, интересных случаев рассказывали бывалые воины, одобряя или уточняя ту или иную статью, рекомендацию проекта памятки. Воины высказывались за то, чтобы разработать памятки отдельно для танкистов и самоходчиков, причем специально для каждого члена экипажа танка и САУ, так как у них есть свои особые обязанности и специфические приемы действий. Эти пожелания, обобщенные нами, были учтены политуправлением фронта, и вскоре в армию поступили уточненные памятки.
Встречи с воинами в те дни выливались в задушевные беседы. В ходе их возникали самые разнообразные вопросы. Только один был постоянным: когда и в каком направлении будет наступать армия? Именно об этом меня спросили в землянке третьего танкового батальона, которым командовал майор М. И. Андросюк (47-я танковая бригада), после обсуждения упоминавшейся памятки. Я, естественно, заявил, что такими данными не располагаю. Ответ не устроил танкистов, и они взяли инициативу в свои руки.
— Ну если вы нам не говорите, то мы вам расскажем план будущей операции, — вышел вперед механик-водитель старшина А. Г. Бочкарев.
Присутствовавшие рассмеялись, а старшина продолжал говорить уверенно, как по-писаному:
— Наступать наша армия будет с магнушевского плацдарма, где уже находится один наш корпус, и только на берлинском направлении. Мы в этом убеждены. И еще: наша армия ударит в тыл варшавской группировке гитлеровцев и поможет быстрее освободить польскую столицу...
— А почему вы так думаете? — задал я вопрос.
— Раз нашим фронтом, от которого рукой подать до Берлина, назначен командовать маршал Жуков, значит, основные события будут происходить здесь. Он не даст нашу армию на другой фронт. Да ему определенно Ставка еще подкинет танков и других войск...
В разговор вмешался механик-водитель старший сержант И. Д. Луценко. Небольшого роста, со смышленым лицом и лукавинкой в глазах, он чем-то походил на полюбившегося всем нам литературного героя Твардовского Василия Теркина. Луценко как-то сразу охладил пыл товарищей своим резюме:
— Тыхо, хлопцы! Ось почекайте, що я вам скажу. Чого тут довго спорыть? Наша оправа така, як сказано у прыкази Верховного Главнокомандующего — ризать коммуникации у тылу ворога та окружаты его. И мы, як и треба, обовязково [43] пидрижем его за Варшавою, ходи фашисты нехай жалуются хоть Гитлеру. Довго воны будуть згадуваты нашу 2-ю гвардейську танкову армию и 47-ю бригаду...
Потом я часто вспоминал этот разговор. Вспоминал и радовался: как вырос за годы войны советский солдат! Он стал мыслить едва ли не оперативными категориями. И это неудивительно. Наш воин приобрел богатый боевой опыт, прочные военные знания, проверенные в жестоких сражениях, в случае необходимости мог заменить офицера, самостоятельно принять правильное решение, исходя из сложившейся обстановки, и сейчас уже ясно видел тот остаток пути, который предстоит пройти, чтобы освободить порабощенные народы от фашистского рабства.
В один из декабрьских дней в клубе 9-го танкового корпуса состоялась организованная политотделом армии совместная конференция танкистов и летчиков штурмовых и истребительных авиационных дивизий, предназначенных для непосредственной поддержки в боях и прикрытия с воздуха танковых соединений. На ней обсуждался практически один вопрос: «Как лучше организовать взаимную радиосвязь, опознавание и целеуказания на поле боя».
В работе конференции, как и обещал, принял участие начальник политуправления фронта генерал-лейтенант С. Ф. Галаджев. Группу авиаторов от 16-й воздушной армии возглавляли заместитель командующего по политчасти генерал-майор авиации А. С. Виноградов и начальник политотдела подполковник В. И. Вихров. Здесь же присутствовали генерал-лейтенант танковых войск А. И. Радзиевский{3} и генерал-майор П. М. Латышев, начальники политотделов корпусов, начальники связи танковых и механизированных соединений, командиры различных рангов, другие специалисты.
На этой деловой встрече танкисты и летчики рассказали о тактике боевых действий в минувшей операции, вносили предложения по поддержанию непрерывной радиосвязи и четкого взаимодействия. В заключение конференции были даны торжественные обещания надежно поддерживать друг друга в предстоящих боях.
Работники политотдела армии подробно записывали выступления. Многое в них было очень ценным и применялось [44] затем в последующих совместных тактических учениях, а также вошло в изданную «Памятку по взаимному опознаванию и целеуказанию». Подобные встречи здорово помогали в организации взаимодействия, укрепляли боевое содружество воинов различных родов войск.
В период подготовки к наступательным действиям увеличилось количество заявлений воинов с просьбой принять их в ряды партии и комсомола. Мы только приветствовали такое стремление.
В конце декабря на заседании Военного совета я сделал сообщение о росте партийных организаций армии. Выглядела эта картина следующим образом. Во время подготовительного периода принято в члены партии 601, в кандидаты — 761 и в члены ВЛКСМ — 1495 человек. 46 процентов воинов армии были коммунистами и комсомольцами. В боевых же частях, особенно в танковых и самоходно-артиллерийских, этот процент был значительно выше. Например, в 347-м тяжелом самоходно-артиллерийском полку (заместитель командира полка по политической части подполковник Н. Ф. Осадчий) коммунисты и комсомольцы составляли 80 процентов личного состава.
В 508 ротах и батареях имелись полнокровные партийные организации. В 64 ротах были созданы кандидатские группы (1–2 члена партии и несколько кандидатов). В каждом экипаже танка и САУ, в каждом орудийном и минометном расчете были коммунисты и комсомольцы. Это обеспечивало непрерывное партийное влияние на личный состав, цементировало ряды воинов.
Боевая и политическая подготовка личного состава шла своим чередом. Короткие зимние дни от зари до зари были заполнены занятиями и учениями. Все чувствовали — вот-вот будет получен приказ на наступление и поэтому даром времени не теряли, настойчиво готовились к решающим боям.
Не дремал и враг. Он все делал для того, чтобы сдержать натиск советских войск. Местность между Вислой и Одером к январю 1945 года была заранее подготовлена к обороне. В глубину на 500 километров противник заблаговременно создал семь оборонительных рубежей, которые оборудовались преимущественно по рекам. Серьезным препятствием являлись Померанский и Мезеритцкий укрепленные районы, насыщенные мощными железобетонными огневыми сооружениями, построенными еще в довоенное время. [45]
Населенные пункты, особенно крупные, были превращены в узлы сопротивления. Большое внимание фашисты уделяли организации противотанковой обороны, устройству минных полей и заграждений.
На совещании политработников, проведенном политотделом армии, начальник разведотдела штаба сделал сообщение о характере вражеской обороны и группировке противника. Варшавско-познаньское направление прикрывала тогда 9-я немецкая армия, включавшая 8-й армейский, 46, 56 и 40-й танковые корпуса. Перед советскими войсками, находившимися на магнушевском плацдарме, держал оборону 8-й армейский корпус в составе 251, 6 и 45-й пехотных дивизий. 40-й танковый корпус, выведенный в резерв 9-й армии, имел задачу нанести фланговый контрудар по нашим войскам в случае их наступления как с магнушевского, так и с пулавского плацдармов. Это обстоятельство требовало от нас при вводе в прорыв танковой армии особую заботу проявлять о своих флангах.
Готовясь к упорному и длительному сопротивлению на вислинском рубеже, гитлеровское командование пополнило свои части и соединения живой силой и техникой. На вооружение вражеской пехоты в большом количестве поступали фаустпатроны. Поскольку их изготовление не требовало большой затраты средств, руководителям вермахта удалось в короткие сроки организовать их массовое производство. Германская промышленность в то время выпускала до миллиона фаустпатронов в месяц. К сожалению, об этом новом оружии наши войска узнали только в самом начале наступления.
Фашистская пропаганда стремилась во что бы то ни стало повысить дух сопротивления своих войск. В этих целях выдвигались лживые лозунги: «Победа или Сибирь», «Радуйтесь войне, ибо мир будет страшным». Солдатам и офицерам всеми способами и средствами внушался страх перед поражением, доказывалось, что в этом случае все немцы без исключения будут рассматриваться как военные преступники. В конце 1944 года от каждого солдата, находившегося в обороне на Висле, была взята расписка, в которой он предупреждался, что в случае перехода на сторону русских «весь его род — отец, мать, жена, дети и внуки будут расстреляны».
В то же время печать, радио Германии во весь голос трубили о скором появлении нового секретного оружия, способного повернуть ход войны в пользу немецко-фашистской [46] армии. Усиленно пропагандировалось успешное наступление гитлеровских войск в Арденнах.
Таким образом, немецко-фашистское командование предпринимало решительные меры, чтобы не допустить выхода Красной Армии к жизненно важным центрам Германии. Но мечтам и надеждам гитлеровцев не суждено было сбыться.
В соответствии с директивой Ставки Верховного Главнокомандования 1-й Белорусский фронт главный удар наносил с магнушевского плацдарма в общем направлении на Познань. Для этого привлекались 61-я, 5-я ударная, 8-я гвардейская общевойсковые, 1-я и 2-я гвардейские танковые армии и 2-й гвардейский кавалерийский корпус. 3-я ударная армия двигалась во втором эшелоне.
По плану фронтовой операции 2-й танковой армии предстояло с прорывом вражеской обороны и захватом частями 5-й ударной армии плацдарма за рекой Пилица войти в прорыв и нанести удар в северо-западном направлении на Груец, Мщонув, Жирардув, Сохачев, выйти в тыл варшавской группировки, перерезать пути ее возможного отхода на запад и в дальнейшем, форсировав реку Бзура, наступать на иновроцлавском направлении. Смелый и дерзкий рейд в глубокий тыл вражеской обороны способствовал быстрейшему освобождению польской столицы, на которую с востока наступали 47-я армия и 1-я армия Войска Польского.
Военный совет 2-й гвардейской танковой армии в соответствии с поставленными задачами и обстановкой принял решение: при вводе армии в прорыв иметь группировку основных сил на правом фланге для нанесения главного удара, определенного фронтовой операцией. Танковые корпуса, усиленные артиллерией, выделялись в состав первого эшелона армии, а во второй — механизированный корпус, который предусматривалось ввести вслед за правофланговым танковым корпусом. Армейские резервы (танковый и мотоциклетный полки, артиллерийская бригада, инженерно-саперные и другие специальные подразделения) должны были двигаться за левофланговым танковым корпусом в готовности к отражению возможных контратак противника.
От танковых корпусов выделялись передовые отряды. В качестве передового отряда 9-го танкового корпуса предстояло действовать 47-й танковой бригаде (командир полковник Н. В. Копылов). Ей придавались самоходно-артиллерийский полк майора Д. Г. Гуренко, рота саперов и рота зенитно-пулеметных установок. Бригада имела задачу наступать в направлении Груец, Мщонув, Жирардув, резать коммуникации врага и захватить аэродром в районе Сохачева. [47] Костяк передового отряда 12-го танкового корпуса составляла 49-я танковая бригада полковника Т. П. Абрамова. Она усиливалась самоходно-артиллерийский полком подполковника Г. М. Бударина, дивизионом реактивных минометов и двумя саперными ротами. Действуя в направлении Блендува, Болимува, передовой отряд должен был как можно быстрее прорваться к реке Бзура и захватить на ней переправу южнее Сохачева.
С получением соединениями и частями армии боевых задач подготовка к наступлению приняла более целеустремленный характер. В соединениях прошли учения, на которых тактические задачи танкисты решали совместно с частями и подразделениями усиления и поддержки, то есть в том составе, в каком предстояло действовать в будущих боях.
В это время активно проводились мероприятия по дезинформации противника. Цель их заключалась в том, чтобы внушить немецко-фашистскому командованию мысль, что советские войска перейдут в наступление не в январе, как это было предусмотрено планом, а значительно позже. Политический отдел армии, принимавший участие в организации таких мероприятий, разослал в соединения, части армейского подчинения директиву, требующую широко готовиться к празднованию в феврале годовщины боевого крещения армии. Надо было видеть наших политотдельцев, которые с «серьезным видом» напоминали по телефону работникам политорганов, замполитам армейских частей о необходимости выслать в срок планы проведения праздника.
За неделю до начала наступления из госпиталя вернулся командующий армией генерал-полковник танковых войск С. И. Богданов. Его правая рука так и не выправилась. Командарм здоровался левой рукой. Весть о его приезде по солдатскому «телеграфу» быстро пронеслась по всей армии. Пошли разговоры: раз приехал командующий, значит, конец передышке. Велись они не без оснований...
Замечу: танкисты любили своего командующего. Семен Ильич Богданов как генерал, как коммунист был чрезвычайно близок к солдатам и офицерам не только по обязанности, но и по приказу сердца, активно участвовал в политическом воспитании личного состава. Именно за такими командармами самозабвенно шли солдаты, именно на таких командиров-героев хотели во всем походить.
Погода благоприятствовала нам: низкая облачность, плотный туман, густой моросящий дождь лишали возможности [48] авиацию и наземные средства противника вести наблюдение за перегруппировкой наших войск. А такая перегруппировка велась. 9-й танковый, 1-й механизированный корпуса, управление армии скрытно выдвигались в лесные массивы на восточном берегу Вислы к заранее построенным деревянным мостам. Армейская и корпусная артиллерия, привлекаемая к участию в артподготовке, была переброшена на плацдарм несколько раньше.
Многие танкисты впервые увидели широкую и полноводную Вислу. И сразу защемило сердце. Всматриваясь в зеленовато-черную воду, по которой шла ледяная шуга, бойцы и командиры вспоминали свои знакомые с детства, ставшие родными большие и малые реки. Здесь, на польской земле, как-то острее проявлялась щемящая тоска по родной стороне, по всему тому, что оставил каждый из нас там, в глубоком тылу. Мы изгнали врага со своей земли. Но возвращаться домой еще рано. Надо подать руку освобождения народам, томящимся под фашистским гнетом, добить фашистского зверя в его берлоге. Советские воины понимали свою историческую миссию.
...Танкисты ждали приказ на наступление. [49]