Встречи с А.Г. Лермонтовым, его чадами и домочадцами
Первое знакомство
В 1987 году я был в экспедиции в Бразилии. Вместе с тремя сотрудниками из ПГИ и учеными университета г. Кампинас мы готовили запуск аэростата в район Бразильской магнитной аномалии. Работа была жаркая и в прямом и в переносном смысле, и когда мне предложили провести семинар в университете Рио и заодно познакомиться с городом, я, разумеется, согласился с радостью. Обсуждая программу нашего короткого визита, принимавшая нас доктор Зита сказала, что с нами хотят встретиться ее друзья, русские эмигранты. Мы согласились, но когда она попыталась с ними связаться, выяснилось, что друзья ее уехали в отпуск. Тогда Зита по телефонному справочнику нашла русскую фамилию, позвонила, и сказала: ко мне приезжают русские, советские ученые, они хотят с вами встретиться, как вы к этому относитесь? Вот так мы попали в гости в дом Михаила Лермонтова.
Была пасха, Лермонтовы отстояли всенощную и днем всей семьей собрались у Миши. Родители, Александр Григорьевич и Ирина Борисовна, сестра Миши Лена с мужем Хайнсом, и другие дети и взрослые члены семьи. Александр Григорьевич потом рассказывал, что он долго сомневался, но все же, еще с вечера решил для себя — соблюсти обычай, и теперь, выбрав среди поднимавшихся по лестнице гостей наиболее подходящего, бородатого мужика, сказал:
— Христос воскрес!
— Воистину воскрес, — ответил я и полез целоваться.
Началось всеобщее целование, и обстановка сразу стала непринужденной.
(Как вспоминает М.А. Лермонтов, «папа был в диком удивлении, так как никак не ожидал, что русские из СССР знают, что это значит. Тем более неожиданно, что они даже целуются при Х.В.! , — говорил он»)
О религии
Я хотя и был в детстве крещен, но вырос атеистом и после перестройки не поспешил объявлять себя поборником православия. Следовать примеру высокопоставленных «подсвечников» желания не было. Мое неверие не мешало нашим дружеским отношениям. У Лермонтовых я встретился с естественным, органичным православием, веришь как дышишь, не думая об этом ежеминутно, тем более не объявляя каждому встречному: смотри, как правильно я дышу, попробуй и ты так, несчастный! Частью они принесли это с собой из прежней России, но и эмиграция добавила свое. В Рио была большая русская диаспора, и объединялась она вокруг церкви. По праздникам, а их в православии много, устраивалось общее застолье, каждый приносил что-то к столу. При церкви была школа, библиотека, был хор. Вера в Бога и вера в Россию отождествлялись, я думаю. Потом диаспора поредела. Сейчас, говорят, снова растут ряды прихожан, но это уже другие люди. Для прежних эмиграция была вынужденным несчастьем, для этих — желанной целью. Другие люди, другая вера…
Русский дом
Дом Михаила Александровича Лермонтова был в Нитерое, пригороде Рио, соединяющимся с городом мостом длиной в 14 км. Домик Александра Григорьевича находился на материке, в небогатом квартале на окраине. По нашим масштабам — вполне шикарное жилье, в сумме комнат 5–6, плюс небольшой садик, тихая улочка, магазины рядом, на автобусе недолго доехать до пляжа Барао-Жирао, более пригодного для купания, чем загрязненная Капокабана. По местным меркам — жилье скромное, особенно если учитывать актуальную для караоков проблему безопасности — рядом находится квартал, куда в свое время переселили жителей фавелы. Более законопослушными эти изгои не стали, а ценность жилья в окрестностях резко упала.
Но это так, к слову, а по сути этот дом был тихим русским заповедником, островком в море бурной бразильской жизни. Тихим — до поры, потом по мере укрепления связи Лермонтовых с Россией, дом стал и гостиницей, и местом паломничества. А пока мы сидим, первые советские русские в этом доме, за столом, на столе — знакомая русская снедь и выпивка, и Ирина Борисовна допытывается — вот подобрала рыбу для засолки, похожую на нашу селедку, правда, похоже? А Александр Григорьевич протестует:
— Да подожди ты, Ирина, со своей селедкой, дай о серьезных вещах поговорить!
Разговор этот серьезный о жизни, надеждах, судьбе России уже у нас не прерывался, началась переписка, письма Александра Григорьевича, напечатанные на тонкой папиросной бумаге были полны тревожных вопросов, надежд на приход новых, ответственных руководителей ( «…ну а как вам Лебедь? Он сможет?»). Он знал обо всем, что происходило у нас в стране и жил этим. А через некоторое время случилась еще одна нечаянная и важная для А.Г. встреча.
Лермонтовское общество
Мой друг Евгений Поляков ехал поездом из Москвы в Ленинград. Сосед по купе, отставной военный врач, оказался интересным собеседником и, в частности, рассказал много интересного о деятельности Лермонтовского общества. Тогда в свою очередь Женя рассказал Игорю Васильевичу Воронцову (так звали его попутчика ) о моей встрече с А.Г. Лермонтовым.
— Послушайте, помогите получить его адрес, — воскликнул И.В., — Мы знаем, что в Бразилии есть Лермонтовы, но вот найти их никак не могли!
Конечно же, я дал адрес и вскоре А.Г. получил из Москвы большое письмо, в котором были даже выдержки из дневника его родственницы, кажется матери И. В. Воронцова, в котором был рассказ о мальчике Шуше Лермонтове, о том как он приходил в гости. «Я читал это письмо, — рассказывал мне потом А.Г., — и смеялся и плакал одновременно. Такое совпадение случайных встреч — и у меня просто меняется жизнь…».
Лермонтовское общество вскоре послало А.Г. Лермонтову приглашение приехать в Россию, и он его принял, дети помогли с оплатой билетов. А.Г. встретился с другими Лермонтовыми, здешними и зарубежными, побывал в нескольких местах, связанных с жизнью поэта (см. публикацию И.В. Воронцова). Он участвовал в работе Конгресса Русского Народа (так, кажется, он назывался) и даже выступил с коротким интервью по телевидению. « Наш первый вопрос — как вам понравилась Москва? — спросила журналистка. « Нет, сначала я должен сообщить, что я покинул Россию в 20-м году вместе с родителями, мой отец был полковником царской, а затем и Белой армии, и большим патриотом России. А Москва мне, конечно, понравилась», — ответил А.Г.
Мы встретились с А.Г. в день его приезда, пока еще не закрутила его программная суета. Мой старший сын Андрей завел машину и мы с ним и младшим, Федором, устроили небольшую экскурсию по Москве. В Свято-Даниловском монастыре и в Елоховской церкви его приятно обрадовало большое число посетителей, особенно в последней, где были выставлены тогда мощи Пресвятого Серафима Саровского. Александр Григорьевич пришел в совершенный восторг, когда одна бабка ему сделала замечание: « Что ты все вертишься, нешто можно к алтарю спиной поворачиваться!» ( Во-первых, приятно, что знает правила , а во-вторых, признали за своего!).
А после экскурсии мы поехали домой ужинать к моему двоюродному брату Саше Ананичу, в небольшую кооперативную квартиру, которую его жена Вера содержит в кристальной чистоте и порядке, где не было стыдно принимать важного гостя. Впрочем, гость совсем не важничал, он очаровал всех, и сам проникся ко всем симпатией, и у нас установилась с этой встречи родственная связь, которая не прерывалась до последнего дня. И сам А.Г. и остальные участники вечера вспоминали о нем долго. Только вот из шести его участников осталась лишь половина — нет Александра Григорьевича, сгорел от рака Саша Ананич и убит пьяной сволочью в автомобильной аварии наш сын Андрюша.
Светлая им память.
Новые встречи
В 1993 году я получил приглашение на год поработать в университете г. Кампинас наладить исследования вариаций озона. Кампинас — миллионный город в штате Сан-Пауло, хотя у нас в России никому не известный. До Рио ехать если автобусом, то с вечера до утра, а если на машине, то и с ночевкой. Мы так и ездили с женой к Лермонтовым, то автобусом, то на машине, купленной на время развалюхе с экзотическим мотором на спирту. Почти каждый месяц. Александр Григорьевич звонил и так настойчиво приглашал, что трудно было отказаться.
У него была ненасытная жажда общения, обмена информацией, не только выговориться, но и узнавать какие-то привычные для нас детали жизни на родине, российского быта. Нам не мешали расхождения, иногда очень существенные, во взглядах на переломные моменты нашей истории. Он был монархистом и во всем обвинял социалистов и большевиков, я их не оправдывал, но считал, что Россию в тупик завел сам Николай II и его окружение (да и с другими царями нам не везло в прошлом, не везет и сейчас).
Мы много ездили по Рио на автобусе и даже на машине, А.Г в качестве штурмана. Исполняя его указания, Зефа даже смогла привести нашу машину на Корковаду, на гору увенчанную огромной фигурой Христа.
Интересно. (Так в своих «Воспоминаниях» А.Г. начинает вставные истории). Гуляли мы однажды втроем по Копакабане. Подошли к витрине ювелирной фирмы Штерн, полюбоваться камешками. А из магазина вышла девушка и от имени директора магазина пригласила нас внутрь. Наши уверения в полном несоответствии продукции Штерна и наших покупательских способностей не помогли. Короче говоря, нас уговорили совершить экскурсию на фабрику, и мы с интересом посмотрели и на работу мастеров по золоту, гранильщиков камней и на выставку штучной продукции для особых покупателей. Сопровождавшая нас женщина-экскурсовод говорила по-русски и сообщила, что совсем недавно здесь же с ней был наш вице-президент Руцкой. Купил вот такие часы с дымчатым топазом вместо стекла и кое-что еще. Сколько он потратил, она сказать не может, это конфиденциальная информация, но вот такие же часы стоят 3 тысячи долларов.
О, как мы тогда возмущались тогда — откуда он мог взять такие деньги, это не может быть зарплата или командировочные, а если взял взятку, то как он мог, наш вице-президент! Ах, святая простота первых лет перестройки! Сейчас они хапают миллионами, и у нас нет ни удивления, ни возмущения, одна гадливость… За этот год мы с Зефой сроднились и с Ириной Борисовной, и с Мишей, и с Леной Лермонтовой и ее мужем Хайнсом. Уезжая, мы надеялись на новые встречи, но, увы, не пришлось. Мы часто писали друг другу, с помощью Миши стали использовать электронную почту, иногда узнавали новости от Ирины Потапенко во время ее приездов домой в Россию.
Последние годы
В жизни А.Г. происходили перемены. Он стал популярной фигурой в Российском консульстве, подружился с консулом и жалел потом, когда его сменили. А.Г. стал сопредседателем (или вице-президентом?) общества дружбы Бразилия-Россия (не уверен, что название точное), часто посещал различные мероприятия. И в его доме появилось много посетителей, иногда и довольно бесцеремонных (что и понятно — раньше отбор выезжающих за границу производило начальство и КГБ, теперь производят пронырливость и деньги, ненамного лучше). А.Г. никого не отвергал, он был по-прежнему неутомим в своей жадности ко всему русскому.
Потом, в 1996 г. умерла Ирина Борисовна. Александр Григорьевич очень тяжело переживал потерю и не оправился от этого удара до конца жизни. В 1998 г. дети, внуки и многочисленные друзья торжественно отметили его 90-летие. Даже у нас было пару публикаций по этому поводу (см. заметку из газеты «Крымское время»).
Но годы брали свое. А.Г. болел, начал плохо слышать. Последней вестью от него было говорящее письмо, присланное Мишей по интернету в начале мая 2000 г. В нем А.Г. как и прежде просил сообщить последние политические новости. Я ответил подробным письмом, которое он еще успел прочитать.
3 июня 2000 г. Александра Григорьевича Лермонтова не стало.
Л.Л. Лазутин