Через Голубую линию
Враг еще силен
Перед выездом на Кубань я узнал, что в командование Северо-Кавказским фронтом только что вступил генерал-лейтенант Иван Ефимович Петров — тот самый Петров, который возглавлял Приморскую армию, героически оборонявшую Одессу и Севастополь. И именно под его началом мне в роли командира 172-й стрелковой дивизии пришлось 250 дней и ночей сражаться в Севастополе. В пути я сразу же всеми мыслями погрузился в свое будущее. Как станет проходить дальнейшая моя служба, какие новые испытания ожидают меня? Но особых тревог не испытывал. Надеялся на себя и на то, что буду работать под руководством И. Е. Петрова, умелого военачальника и прекрасного человека.
Шла вторая половина мая. На Кубани вовсю зеленели поля, цвели сады, природа сулила людям изобилие. И погода выдалась благодатная. По ясному нежно-голубому небу лениво кочевали белые облака. В такие дни авиация сторон не бывает безработной. И я, подъезжая к Краснодару, видел почти непрерывные пролеты наших самолетов в различных направлениях.
Перед вечером 17 мая прибыл в Краснодар, где находился штаб тыла фронта. Узнав местонахождение командного пункта фронта, я сразу же в сопровождении офицера и автоматчика выехал в станицу Крымская. Не доезжая ее, мы повернули на юг. Ночь была темная. По дороге активно двигался попутный и встречный автотранспорт, повозки, тягачи.
К раннему утру мы добрались до командного пункта, расположенного в молодом лесу километрах в восьми южнее станицы Холмская. Утро было ясное. Не было слышно ни грохота разрывов снарядов, ни пулеметной трескотни. Казалось, мы находимся в глубоком тылу. Сразу бросилось в глаза отличие в смысле удаления от переднего края командных пунктов армии и фронта. Например, под Сталинградом КП армии всегда находился в зоне огня. А здесь была тишина, от которой я уже отвык. Нарушало ее только пение птиц. [146]
Приведя себя в порядок, я позвонил И. Е. Петрову.
— Жду, жду, Иван Андреевич, заходите, — оказал он.
Одернув гимнастерку, я перешагнул порог блиндажа командующего. Не успел щелкнуть каблуками сапог и взять под козырек руку, чтобы представиться, как Иван Ефимович взял меня за плечи, мягко улыбнулся:
— Рад видеть вас, Иван Андреевич, в погонах генерала! Мы обменялись кратким рукопожатием.
— Ведь и у вас, товарищ командующий, прибавилась еще одна генеральская звездочка, чему не могу не радоваться, — сказал я.
Мы уселись на кожаный диван, и между нами завязалась беседа о том, как шли наши фронтовые дела после Севастополя.
Иван Ефимович сказал, что он по-прежнему воюет на самом южном фланге советско-германского фронта, и более всего в горах, командовал Черноморской группой войск, входившей в состав Закавказского фронта, В ходе наступления она серьезно потрепала гитлеровцев, но окружать и уничтожать крупные группировки немцев, как это было под Сталинградом, не удалось. В конце января 1943 года был образован Северо-Кавказский фронт, включивший в свой состав Северную и Черноморскую группы. Петров был назначен начальником штаба этого фронта.
Я рассказал о моей службе в 7-й гвардейской армии, а потом спросил, как все-таки произошло мое новое назначение.
— 13 мая мне позвонил маршал Василевский и сообщил, что есть решение Ставки о назначении меня командующим войсками Северо-Кавказского фронта и что на мое место уже подобрана кандидатура, — сказал Петров. — Я спросил чья. Начальник Генштаба ответил, что намечается генерал-майор Ласкин. Я сказал, что знаю двух генерал-майоров Ласкиных, и поинтересовался, воевал ли кандидат на должность в Севастополе. Александр Михайлович подтвердил, что это именно вы, и я дал свое согласие. Опять будем работать вместе, Вы здесь встретитесь со многими севастопольцами, — продолжал Иван Ефимович, — в том числе с членом Военного совета флота Николаем Михайловичем Кулаковым, генералом Василием Фроловичей Воробьевым, который работает помощником командующего по формированию и комплектованию войск, и со своим бывшим комиссаром Петром Ефимовичем Солонцовым, теперь начальником политотдела 58-й армии. Так что считайте, что вы прибыли как бы в свою старую фронтовую семью... [147]
Я поблагодарил Ивана Ефимовича за выраженное мне доверие и коротко рассказал об обстановке под Белгородом. Петров сказал?
— А у нас тут Голубая линия, Слышали о ней?
— Слышал, но подробностей знаю мало.
— Это мощный укрепленный рубеж, простирающийся через весь Таманский полуостров от моря и до моря. Враг назвал его Голубой линией, видимо, потому, что фланги его упираются в моря, а на большой части его протяжения сплошь голубые плавки, озера да лиманы. Она не дает нам покоя уже несколько месяцев.
Мы подошли к карте, развернутой на столе.
— Войска фронта, — продолжал Иван Ефимович, — еще в феврале вышли на восточное побережье Азовского моря, овладели Краснодаром и захватили небольшой плацдарм под Новороссийском. Однако дальнейшее наступление было задержано противником, перешедшим к траншейной обороне на заранее подготовленных рубежах. В последующем мы не раз начинали наступление с целью освобождения Таманского полуострова, но все попытки преодолеть Голубую линию успеха не имели. На сегодня противник продолжает удерживать Таманский полуостров и Новороссийск. Северо-Кавказскому фронту противостоит 17-я немецкая армия, в которой насчитывается свыше шестнадцати дивизий.
У нас некоторое время находился Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. Перед убытием в Москву он провел глубокий разбор закончившейся операции и приказал нам готовиться к наступательным действиям. А вскоре мы получили директиву Ставки с требованием подготовить и провести новую наступательную операцию с целью разгрома 17-й армии и очищения Таманского полуострова от немецко-фашистских войск. Подготовка операции уже заканчивается. Поскольку вы еще не знаете ни противника, ни Голубой линии, ни местности, а здесь она особо сложная, то беритесь за изучение всего этого. Могу сказать, что в коллективе, составляющем штаб и все управления фронта, высокоподготовленные люди. Они быстро введут вас в курс дела.
Прошло два года войны. А она не щадит ни солдат, ни командующих. И я, всматриваясь в Ивана Ефимовича, старался заметить в нем изменения по сравнению с тем, каким знал его в Севастополе, но не увидел их. Он по-прежнему был в расцвете сил: стройный, энергичный и такой же простой. [148]
Затем я представился членам Военного совета фронта генерал-майору Александру Яковлевичу Фоминых и генерал-майору Владимиру Антоновичу Баюкову. Генерал Фоминых выглядел тихим, скромным, сдержанным человеком, Он поинтересовался, где и в качестве кого я служил и знаком ли с горным театром боевых действий. Вскоре у нас с ним установились добрые товарищеские отношения. Генерал Баюков был несколько иным. Он держал себя внешне как-то горделиво, говорил резковато и преувеличенно громко. Потом выяснилось, что эта манера поведения не говорила о суровости Владимира Антоновича. Как я позже убедился, он был просто очень прям и категоричен в суждениях, но справедлив к людям.
Несколько позже я познакомился и вошел в близкий деловой и товарищеский контакт еще с одним членом Военного совета фронта — первым секретарем Краснодарского крайкома ВКП(б) Петром Иануарьевичем Селезневым. Он руководил партизанской борьбой на Кубани и поэтому сразу же ознакомил меня с деятельностью партизан в районе Новороссийска и на Таманском полуострове, подчеркнув, что с наступлением весны боевая работа их заметно активизировалась. А когда армии начнут наступать, то перейдут к более решительным действиям и партизаны.
Теперь мне надо было браться за свою прямую работу. У меня собрались начальники отделов штаба и начальники штабов родов войск и служб (я познакомлю читателей с ними по ходу повествования). Объявил, что буду заслушивать их доклады о работе на месте, в отделах и штабах родов войск, и отпустил всех для подготовки. А самому мне необходимо было увидеть командный пункт фронта. С офицером связи оперативного отдела капитаном Я. А. Гугняком мы зашагали по району его расположения.
— Это блиндажи оперативного отдела, — говорил и показывал капитан Гугняк. — Эти — разведывательного отдела, а несколько далее — артиллеристов. За блиндажами оперативного отдела — узел связи.
Мы зашли туда. Начальник узла связи подполковник Ханамиров, представившись, провел меня по блиндажам, соединенным между собой переходами.
— Здесь размещена различная аппаратура, составляющая узел связи, через который ведутся переговоры с Генеральным штабом, соседним фронтом, Черноморским флотом, Азовской флотилией, с армиями, входящими в состав фронта, и непосредственно с соединениями, — объяснял офицер.
Я увидел целый десяток телеграфных буквопечатающих [149] аппаратов, на которых работали девушки. В штабе 7-й гвардейской армии такого крупного узла, конечно, не было.
Обойдя район КП, я убедился, что там располагались все те, кто постоянно крепкими нитями связан с войсками, кто собирает и концентрирует различные данные, необходимые командующему для принятия решения, координирует и согласовывает действия различных сил и средств, кто «просматривает» на большую глубину противника, кто принимает ответственные решения на действия войск по выполнению задач, поставленных Ставкой, и осуществляет руководство различными силами и средствами в операции. Здесь каждый отдел, каждое управление помещались не в одном, как в армии, а в нескольких блиндажах. И условия для работы хорошие — светлые блиндажи, рядом — бомбоубежища, неподалеку штабы родов войск и служб, узел связи, а метрах в 60–70 от штаба располагались командующий фронтом и члены Военного совета.
На войне времени на «врастание» в должность не бывает, в работу надо включаться решительно и быстро. Приняв должность, сразу же отвечай за все, что входит в твою компетенцию. Главным рабочим органом штаба является оперативный отдел, в нем концентрируются все данные о своих войсках и силах противника. И я начал знакомство с него, чтобы вникнуть во фронтовую обстановку на новом для меня стратегическом направлении. Мне представился начальник отдела генерал-майор Павел Михайлович Котов-Легоньков — худощавый, с серебристыми волосами, очень утомленный на вид человек.
— В штабе фронта и армиях, — сказал он, — заканчивается планирование наступательной операции. Поэтому разрешите развернуть оперативную карту, на которой будет легче уяснить и состав сил фронта и задачи, решаемые ими.
Карта была отработана выразительно. И, непрерывно всматриваясь в карту, Павел Михайлович вводил меня в оперативную обстановку. Он доложил, что в настоящее время в составе фронта находится пять общевойсковых армий (58, 9, 37, 56, 18-я) и одна воздушная — 4-я. Кроме того, командующему фронтом в оперативном отношении подчинены Черноморский флот и Азовская военная флотилия. Линия фронта проходит от Ейска по восточному побережью Азовского моря и на юг по рекам Курка, Адагум, через Красный Октябрь, Киевское, Молдаванское, Неберджаевскую, Новороссийск до Черного моря. На самом правом крыле фронта участок Ейск, Приморско-Ахтарск прикрывает Азовская военная флотилия, от Приморско-Ахтарска до [150] Ачуева (вдоль побережья Азовского моря) фронт занимает 58-я армия. От Ачуева по побережью моря и далее по реке Курка до Красного Октября — развернута 9-я армия. На центральном участке Таманского полуострова — на фронте Красный Октябрь, Неберджаевская протяженностью до 40 километров действуют 37-я и 56-я армии, а на левом крыле фронта — от Неберджаевской до Черного моря — 18-я армия. Ширина всей полосы фронта достигает около 300 километров. Справа от нас через Азовское море на рубеже рек Миус, Молочная — войска Южного фронта.
Фронту противостоит 17-я немецкая армия в составе четырех корпусов (трех немецких и одного румынского), всего шестнадцать дивизий. Двенадцать из них занимают оборону на Голубой линии. Армия имеет сильную авиацию.
Ставка Верховного Главнокомандования поставила перед войсками фронта задачу прорвать этот укрепленный рубеж, продвижением на запад отрезать пути отхода противнику к Керченскому проливу и уничтожить его. Командующий фронтом решил главный удар нанести силами 56-й» и 37-й армий на центральном направлении — Киевское, Джигинское, Старотитаровская, рассечь таманскую группировку врага и, развивая наступление к Керченскому проливу, совместно с 9-й и 18-й армиями уничтожить ее, не допустив эвакуации в Крым. 9-я армия наступает на приазовском приморском направлении Курчанская, Темрюк, 18-я — на черноморском приморском направлении Новороссийск, Анапа. На направлении главного удара сосредоточивается вся артиллерия фронтового подчинения, танковые войска и вся 4-я воздушная армия.
Поняв общую оперативную обстановку, задачу фронта и принципиальное решение командующего на операцию, я сказал Павлу Михайловичу, что с такими крупными и разнообразными силами мне работать еще не приходилось, и попросил доложить, как построено управление ими.
— У меня три заместителя: полковники Покровский, Блох, Киселев, — сказал генерал, — 19 помощников и 14 офицеров связи. Управление войсками построено по направлениям. В данное время у нас пять армейских направлений, начальниками которых являются старшие помощники начальника отдела подполковники Новиков, Иванов, Дакс, Капалин, Калядин. Они собирают всю информацию об обстановке на направлениях. По Черноморскому флоту и Азовской флотилии эту работу выполняет оперативная морская группа, возглавляемая капитаном 1 ранга Ивановым. Специальные соединения и части, подчиненные непосредственно [151] командованию фронта, курирует майор Баклунов. Двое старших помощников начальника отдела, подполковники Смирнов и Горевой, ведают специальными вопросами — передвижением, маневрированием и десантированием войск. Часть моих помощников работает на вспомогательном пункте управления фронта, возглавляемом заместителем начальника штаба фронта полковником Черпаченко. Каждый заместитель начальника отдела обязан знать обстановку, как и начальник отдела, за весь фронт, но, кроме этого, выполняет особые возложенные на него обязанности. Так, полковник Покровский отвечает за своевременную разработку всех оперативных документов, направляемых в войска, полковник Блох — за сбор всей информации о положении на фронте, за подготовку оперативных сводок, а также донесений в Генеральный штаб, полковник Киселев — за организацию и руководство оперативной работой на ВПУ. Некоторые помощники начальника отдела выполняют отдельные поручения.
Я спросил, насколько офицеры отдела подготовлены для работы в таком крупном штабе. Павел Михайлович ответил, что все они — выпускники академий, но для работы в штабе фронта полученных в академиях знаний явно недостаточно. Поэтому все, мол, продолжают учиться на полях войны...
Затем пришел с докладом начальник разведывательного отдела штаба фронта Николай Михайлович Трусов, совсем молодой генерал-майор, небольшого роста белокурый блондин с голубыми глазами. Он полнее и подробнее показал врага на Таманском полуострове, на Черном и Азовском морях, раскрыл его группировку на Голубой линии, подчеркнув, что наибольшая плотность сил и огневых средств приходится на центральный участок и на район Новороссийска, а оперативные резервы — четыре дивизии — расположены за вторым рубежом обороны в районе Гладковская, Гостагаевская, Верхие-Баканский. Кроме того, четыре-пять дивизий находятся в Крыму как глубокий оперативный резерв командующего 17-й армией. Они тоже могут быть использованы в борьбе за удержание Таманского полуострова. Намерение врага — прочное удержание Новороссийска и Таманского полуострова как крупного оперативно-стратегического плацдарма, прикрывающего Крым и весь южный фланг немцев.
Командующий артиллерией фронта генерал-лейтенант Аркадий Кузьмич Сивков, очень живой и энергичный человек, раскрыл состав артиллерии фронта и ее применение в [152] предстоящей операции. В непосредственном подчинении командующего фронтом находилось восемь пушечных и гаубичных артиллерийских полков, одна пушечная артиллерийская бригада калибра 152 мм, одна гаубичная бригада большой мощности — калибра 203 мм, пятнадцать гвардейских минометных полков и две гвардейские минометные бригады «катюш». Все эти средства были сосредоточены на направлении главного удара. Сивков заметил, что планируется артиллерийская подготовка продолжительностью час тридцать минут.
Зная, что такой большой продолжительности артподготовки не было и в Сталинградской битве, я спросил Аркадия Кузьмича, чем вызвана она здесь?
— Под Сталинградом мне, как представителю Главного артиллерийского управления, тоже пришлось принимать непосредственное участие в планировании применения артиллерии в наступательной операции, — сказал Сивков. — Условия разные. Здесь такая продолжительность вызывается наличием сильно укрепленного оборонительного рубежа противника и ограниченным у нас составом артиллерийских средств. Например, на направлении главного удара плотность огня на 1 километр фронта будет не более 60–70 орудий, тогда как в Сталинградской битве она доходила до 160–180 стволов. И оборона у Паулюса была намного слабее.
Полковник Алексей Константинович Ярков, командующий бронетанковыми и механизированными войсками фронта, доложил, что фронт имеет две танковые бригады и шесть танковых полков. Все эти силы, кроме одного полка, используются на направлении главного удара — в полосе 56-й армии. Танковые полки будут действовать в первых линиях вместе с атакующей пехотой, а две танковые бригады составят танковую ударную группу, которая после захвата первых оборонительных позиций будет введена в прорыв.
Об использовании инженерных войск в операции меня проинформировал начальник штаба инженерных войск фронта полковник Борис Васильевич Баданин.
— По нашей оценке, а также операторов и разведчиков, — сказал он, — большим препятствием наступлению пехоты и танков наряду с вражеским огнем явится сильное минирование местности противопехотными и противотанковыми минами, а также плавней рек Кубань и Старая Кубань. Поэтому главная задача инженерных войск — разведать до начала операции минные поля, помочь войскам в [153] их разминировании, а с развитием наступления — обеспечить форсирование рек и лиманов.
О готовности средств связи к операции мне доложил начальник управления связи фронта генерал-майор Федор Карпович Гончаренко.
Когда я был начальником штаба армии, мне не приходилось планировать применение больших масс авиации в наступательной операции. Поэтому на КП фронта был вызван начальник штаба 4-й воздушной армии генерал-майор авиации А. З. Устинов. Он сообщил, что в составе армии до 900 бомбардировщиков, штурмовиков и истребителей. Против нашего фронта могут действовать до 500–600 бомбардировщиков, базирующихся в Крыму и на юге Украины, и свыше 200 «мессершмиттов».
Авиация фронта должна подавлять и уничтожать артиллерийско-минометные батареи и контратакующие группы пехоты и танков как на направлении главного удара, так и выдвигающиеся из глубины вражеские резервы, надежно прикрыть от ударов врага с воздуха части 37-й и 56-й армий, вести активную борьбу с авиацией противника путем нанесения ударов по его аэродромам, а также в воздушных боях над полем боя.
Затем доложился мой заместитель по морской части контр-адмирал П. А. Трайнин. Он ознакомил меня с силами Черноморского флота и Азовской военной флотилии и сказал, что ему целесообразнее постоянно находиться на КП флота в Геленджике, где он всегда будет знать положение на Черном и Азовском морях и своевременно докладывать об всем мне. В случае оперативной надобности или по вызову он будет готов незамедлительно являться на КП фронта. А постоянно при штабе фронта находится морская оперативная группа, возглавляемая капитаном 1 ранга А. Т. Ивановым.
Я согласился с адмиралом.
О материально-техническом обеспечении войск мне поведал начальник тыла фронта генерал-лейтенант интендантской службы Николай Александрович Найденов.
Теперь мы с начальником оперативного отдела генералом П. М. Котовым-Легоньковым, его заместителем полковником С. С. Покровским и начальником разведывательного отдела генералом Н. М. Трусовым взялись рассматривать уже подготовленный план фронтовой наступательной операции. Изучив и проанализировав его, я заметил, что любой [154] оперативный вопрос решался продуманно, действия различных сил и огневых средств по месту и времени скоординированы умело. Поскольку мне не пришлось непосредственно участвовать в разработке плана операции, то не берусь раскрывать этот процесс. Здесь же отмечу некоторое различие в планировании операции фронтового и армейского масштабов. Так, в этой фронтовой операции командующий фронтом поставил задачи армиям на глубину свыше 100 километров и определил характер оперативного взаимодействия между ними при решении этих задач. Выполнение их займет много времени. При ведении боев взаимодействие между соединениями, а также между родами войск и отдельными частями авиации командующий фронтом не организует, это входит в обязанность командования армий и отражается в армейских планах.
Имеется различие и в планировании артиллерийского обеспечения операции. Артиллерийское наступление планируется и организуется главным образом в звене армия — корпус — дивизия. Фронт же, определив направление главного удара и участки прорыва обороны, сосредоточивает туда максимум артиллерийских средств, обеспечивающих успешное выполнение задач. Кроме того, часто, как это сделано в плане предстоящей операции, определяет продолжительность артиллерийской подготовки и основные узлы сопротивления, которые надлежит подвергнуть особо мощному огневому воздействию.
Что касается планирования применения авиации, скажем так: фронт обычно выделяет для армии какие-то силы штурмовой и бомбардировочной авиации для авиационной поддержки наступающих войск, и это находит отражение в армейском плане операции. А задачи активной борьбы с авиацией противника путем нанесения ударов по аэродромам, а также в воздушных боях над полем боя, нанесения ударов по резервам врага в оперативной глубине и надежного прикрытия своих войск от ударов с воздуха планирует, главным образом, штаб фронта, и отражается это во фронтовом плане операции.
В процессе изучения оперативной обстановки на фронте, при рассмотрении планов начальников родов войск и служб я старался понять не только содержание документов, но и получше узнать самих людей, с которыми предстояло работать вместе каждый день и каждую ночь, их штабную квалификацию, и не мог не почувствовать того, как возмужали люди, как зрело судят о решаемых задачах. В каждом из них виделась большая эрудиция, жизненный и боевой опыт, [155] уверенность в себе. Особенно сильно выглядели командующий артиллерией генерал-лейтенант А. К. Сивков, начальник оперативного отдела генерал-майор П. М. Котов-Легоньков, начальник разведывательного отдела генерал-майор Н. М. Трусов, начальник связи генерал-майор Ф. К. Гончаренко, начальник штаба артиллерии генерал-майор артиллерии М. Н. Журавлев и начальник штаба инженерных войск полковник Б. В. Баданин.
В течение этих дней я не раз встречался со своим заместителем по политической части полковником Василием Константиновичем Цебенко. В нем сразу можно было увидеть закаленного большевика, работоспособного и умудренного опытом политработника, болеющего за дело, простого и прямолинейного человека. В последующем я увидел в нем блестящего организатора партийно-политической работы, прилагавшего много усилий, чтобы парторганизация и коллектив штаба в целом были способны решить самую трудную задачу. Василий Константинович всегда нес людям уверенность и радость. Открытый взгляд, добрая улыбка, простота и правдивость — все это притягивало к нему бойцов и командиров.
Все эти люди являлись, по существу, самыми ближайшими помощниками начальника штаба фронта, его опорой в работе.
Дня через два-три, считая, что достаточно глубоко разобрался в обстановке и с положением дел в войсках фронта, я направился к командующему.
— Ну, какое впечатление произвели на вас, Иван Андреевич, наши фронт и штаб? — спросил Петров.
— Войск фронт имеет много, а боевой техники и артиллерии, думаю, маловато, — ответил я. — Под Сталинградом в одной 64-й армии было столько же танков, сколько на всем нашем фронте. Ведь ни одного танкового корпуса, ни одного мотострелкового соединения. Нам будет трудно маневрировать. А насчет штаба считаю, что отделы и управления возглавляют очень способные люди и работают они слаженно.
— Хорошо, что вы заметили самое существенное, — кивнул Иван Ефимович. — Еще две недели тому назад фронт имел гораздо больше танков и артиллерии. Однако после отъезда маршала Жукова у нас были взяты две тяжелые гвардейские минометные бригады, четыре танковых полка, два полка самоходной артиллерии и более половины состава [156] авиации. Видимо, это было необходимо. А что касается обстановки, то вы, Иван Андреевич, разобрались в ней пока только через штаб. Теперь вам надо побывать в войсках, изучить поглубже дело на месте и познакомиться с командованием армий. Тогда у вас все легче пойдет.
Сразу стало ясно, что генерал Петров сохранил севастопольский стиль работы — бывать чаще в войсках, советоваться с подчиненными, учить их и учиться у них.
— Наступление начнем 26 мая, — сказал он. — Если будет идти небольшой ветерок в сторону противника, то поставим дымзавесу, которая должна ослепить его, закрыть ему глаза на время, необходимое нашей пехоте для захвата передовых позиций. Конкретную задачу на этот счет я уже поставил командующему армией Вершинину и его летчикам-штурмовикам. Посмотреть эту картину и начало наступления надо и вам...
Ранним утром 26 мая, за час до начала наступления, мы уже были на ВПУ 56-й армии — на высотке в двух километрах юго-западнее Крымской. Сюда же прибыли командующий артиллерией фронта А. К. Сивков и командарм 4-й воздушной К. А. Вершинин. Командарм 56-й генерал-лейтенант А. А. Гречко и К. А. Вершинин доложили командующему фронтом о полной готовности всех сил и средств к действию согласно плану. Петров тут же по телефону ВЧ заслушал доклады командующих 37-й и 9-й армиями генерал-майора К. А. Коротеева и генерал-майора П. М. Козлова о готовности их войск к действиям{48}.
А ровно в 5.00 началась мощная артиллерийская канонада. Вскоре с ней слился гром бомбовых ударов авиации. Крупные силы бомбардировщиков били по целям, расположенным в некоторой глубине на направлении главного удара. Особенно сильной огневой обработке подвергся участок километров десять по фронту и до четырех километров в глубину на направлении Самсоновский, Русское, где был стык 37-й и 56-й армий. Под конец артиллерийской подготовки, когда мы убедились, что совсем небольшой ветерок дует на запад, на гитлеровцев, Иван Ефимович сказал Вершинину: [157]
— Константин Андреевич, давайте приказ на вылет штурмовиков для постановки дымовой завесы.
Через несколько минут, растянувшись в цепочку, на высоте 15–20 метров пронеслись вдоль переднего края около 20 «илов». Вскоре на переднем крае выросла белая стена дыма. Смещаясь в сторону запада, она закрыла узлы сопротивления, траншеи гитлеровцев и ослепила их. Наши войска пошли вперед. Многие немецкие солдаты, не зная, что делается впереди, справа и слева, в панике покинули передние траншеи, а оставшиеся были уничтожены. Огонь с обеих сторон достиг наивысшего напряжения, и разобраться в обстановке было нелегко. Смотрел на дымовую завесу, и тревожила мысль: не побили бы своих. Наши передовые подразделения, попав в полосу дымовой завесы, тоже оказались слепыми, и продвижение их замедлилось.
Примерно через полчаса дымовая завеса рассосалась, и наши быстрее стали продвигаться вперед. Но и у противника открылись глаза. И бой разгорелся с новой силой, особенно на участке Кеслерово, Киевское, где действовали части 11-го гвардейского стрелкового корпуса 37-й армии генерал-майора И. Л. Хижняка и 22-го стрелкового корпуса 56-й армии, которым командовал генерал-майор В. Ф. Сергацков.
Несмотря на упорное сопротивление врага, наши части прорвали передовые позиции Голубой линии на участке высота 121,4, Самсоновский и отвоевали ряд важных опорных пунктов. Однако расчет на дальнейшее развитие наступления не оправдался. Главной причиной этого были массированные бомбовые удары авиации противника и отсутствие у командарма-56 необходимых резервов для развития успеха. В течение всего дня большие группы самолетов — по 40–60 в каждой — почти непрерывно наносили удары по наступающим войскам. Особенно сильными стали они во второй половине дня, когда в небе одновременно находилось до 600 бомбардировщиков и почти непрерывно происходили воздушные бои, в результате которых за день было сбито 44 самолета противника{49}. Однако срывать воздушные удары врага удавалось не всегда. Никто из нас не ожидал противодействия таких крупных сил авиации. Не оправдался и расчет на дымовую завесу.
Командующий фронтом дал указания А. А. Гречко и К. А. Коротееву продолжать наступление в прежних направлениях [158] и завершить прорыв оборонительного рубежа. А по поводу дымовой завесы сказал:
— Очень слабый ветер, не погнал завесу в глубину немцев. Ведь воевать в дыму намного хуже, чем в ночной темноте.
Мы вернулись в штаб фронта.
Вечером И. Е. Петрову позвонил командующий 4-й воздушной армией К. А. Вершинин и доложил, что на рассвете шесть наших «яков» под командованием командира 43-го авиаполка майора Дорофеева совершили налет на аэродром у Анапы и уничтожили большое количество самолетов{50}. Петров сказал:
— Требую от вас, Константин Андреевич, и впредь организовывать ночные налеты на вражеские аэродромы. Надо сковать активность вражеской авиации. Но этот ваш налет озлобит врага. Думаю, что в небе теперь будет жарко. Поэтому в борьбу с авиацией над полем боя нужно ввести всю истребительную авиацию. Майора Дорофеева награждаю орденом Красного Знамени. Надо наградить и его летчиков...
На следующий день в 7 часов 30 минут почти одновременно перешли в наступление и наши войска и противник. Завязались жаркие бои и в небе. В этот день враг, перебросив дополнительные силы авиации с аэродромов на юге Украины, смог бросить против нашего фронта до 1400 самолетов, захватил господство в воздухе и крупными группами бомбардировщиков, по 50–60 самолетов, сбрасывал смертоносный груз на наши позиции. Продолжались и воздушные бои. Они часто принимали размах и характер настоящего сражения в небе. Только за 26–28 мая гитлеровцы в воздушных боях потеряли 158 самолетов{51}.
Командующий фронтом, чтобы глубже разобраться в обстановке на участке 37-й армии, ранним утром 28 мая выехал туда. Этим объединением командовал генерал-майор Константин Аполлонович Коротеев. А мне было велено выехать в 9-ю армию.
И вот первая встреча с командующим армией генерал-майором П. М. Козловым, начальником штаба генерал-майором М. С. Филипповским, командующим артиллерией генерал-майором А. Ф. Денисенко. Они находились на ВПУ, в лесу, южнее станицы Анастасиевская. [159]
Мы сразу принялись за выяснение обстановки. Начальник штаба оценивал ее так: противник силами свыше трех дивизий удерживает позиции на выгодном рубеже от приазовских плавней до станции Красный Октябрь и южнее. Задача армии — овладеть рубежом Курчанская, Варениковская и развить наступление на Темрюк. Однако перешедшие в наступление передовые отряды не имеют успеха ни на одном участке. Связывают обширные приазовские плавни и сильный огонь противника. Командарм генерал-майор П. М. Козлов оценивал обстановку так же. Мне надо было своими глазами увидеть местность на правом фланге, где были плавни и топкие места. И мы с начальником штаба, начальником разведки в сопровождении двух офицеров добрались до небольшого гребня, расположенного километрах в четырех от линии фронта. Всюду голубела вода. Лишь кое-где заросли камыша и небольшие островки суши. На некоторых из них и закрепились наши подразделения, а у подножия возвышенности, что за плавнями, на узенькой кромке земли находился отряд численностью до полка. Там передний край. Никаких активных действий здесь не велось. Видно было, что все эти отряды, действующие в плавнях, оказались недостаточно управляемыми.
Потом мы побывали в 11-м стрелковом корпусе генерал-майора И. Т. Замерцева. Здесь особо топких мест не было, но наступление тоже не проводилось. Объяснение простое — противник, занимая господствующие высоты, ведет с них губительный огонь. Выяснилось, что в частях корпуса плохо знают противника, что в армии не создан достаточно сильный артиллерийский кулак для подавления его огневой системы на главном направлении.
По возвращении нас на ВПУ армии командарм спросил:
— Ну как местность, товарищ генерал?
— Местность, что и говорить, очень тяжелая. На вашем правом фланге почти всюду вода. По-моему, плавни присосали к себе даже слишком много сил. Однако нужна сильная артиллерия. Да и противника в войсках и штабах у вас неважно знают. Разведка проводится главным образом для захвата «языка». Но одно это не позволяет изучить построение вражеской обороны. Разведывательную деятельность следовало бы проводить сильными отрядами. Задачи им ставить надо за 2–3 суток, а отвод их совершать под прикрытием сильного огня артиллерии и соседних подразделений.
— Я уже решил перебросить часть сил с правого фланга [160] ближе к левому. А насчет организации разведки ваши замечания учтем, — сказал П. М. Козлов.
Вечером я доложил командующему фронтом о положении дел в 9-й армии.
— Я намеренно послал вас к Козлову, — заметил Иван Ефимович. — Он командарм не новичок, но эту армию возглавил совсем недавно. Ему трудно разобраться и воевать на такой тяжелой местности. Именно этим можно объяснить слабое знание противника и разброс сил в армии.
В течение 28 мая наступление наших войск снова не имело успеха. Более того, противник подвел из глубины новые резервы, в частности сильную танковую группу, четыре пехотных полка из района Темрюка и из-под Новороссийска и при сильной поддержке авиации потеснил некоторые наши части.
Большим группам бомбардировщиков противника не раз удавалось бомбить наши наступающие войска и выдвигающиеся из глубины резервы. Именно это обстоятельство не позволило в тот день ввести в бой фронтовой резерв — 10-й гвардейский стрелковый корпус генерала И. Л. Рубанюка.
На следующий день я выехал на ВПУ 18-й армии, расположенный под Новороссийском, на 9-м километре Сухумского шоссе. Войска этой армии были разделены широкой Цемесской бухтой и самим городом на две части: на восточную, занимавшую фронт у цементных заводов, восточнее Новороссийска, и западную, располагавшуюся на плацдарме Мысхако, юго-западнее города. Обе эти группы упирались в город и в горный район.
Я встретился с командармом К. Н. Леселидзе, членом Военного совета С. Е. Колониным, начальником политотдела Л. И. Брежневым и начальником штаба Н. О. Павловским.
Генерал Павловский доложил, что армия занимает фронт протяженностью около 30 километров от станицы Неберджаевская до Черного моря. Ей противостоит противник силами до четырех дивизий. Главная группировка — свыше двух дивизий — удерживает Новороссийск и горы, прилегающие к нему. 18-я имеет задачу освободить Новороссийск, уничтожить там врага и развить наступление по приморскому направлению. Но начало перехода армии в наступление определит командующий фронтом, что будет зависеть от успеха в продвижении 56-й армии. Это объясняется тем, что в районе Новороссийска противник имеет большие силы [161] и очень сильные укрепления, а все артиллерийские средства фронтового подчинения и авиация сосредоточены на центральном направлении.
Константин Николаевич Леселидзе говорил мягким и тихим голосом:
— Мы имеем очень выгодное оперативное положение, поскольку обе наши группы как бы берут в клещи и сам город и всю новороссийскую группировку врага. Однако использовать это преимущество пока не удается. У противника все господствующие высоты, укрепленный Новороссийск, подготовленные позиции с множеством пулеметных и пушечных дотов. Для достижения здесь успеха нужен огонь и еще раз огонь.
Мне надо было просмотреть местность на этом важном южном фланге Голубой линии и сам Новороссийск. И мы с генералом Н. О. Павловским и начальником разведки армии подполковником И. Т. Березиным в сопровождении двух офицеров выехали по приморской дороге вдоль Черного моря к горе Дооб, потом выдвинулись на оборудованный артиллерийский НП, расположенный на гребне этой горы, откуда и Новороссийск и горы, прилегающие к нему, видны были как на ладони. Здесь находился командующий артиллерией армии генерал Г. С. Кариофилли. Артиллеристы показали нам отдельные доты в городе и на передовых позициях, но в течение целого часа мы не увидели ни одного гитлеровца.
— Гитлеровцы боятся показываться, — говорили артиллеристы, — знают, что мы за ними наблюдаем и тут же возьмем на прицел. Но и сами они с нас не спускают глаз и, если что заметят, ведут бешеный огонь из дотов.
Мертвым казался морской порт. Прошел почти год, как враг захватил его, но он не смог им воспользоваться. Наши моряки, артиллеристы и летчики не допустили подхода к нему ни одного транспортного судна, ни одного боевого корабля.
Не видно было и наших солдат ни на плацдарме Мысхако, ни на восточном берегу Цемесской бухты. Все люди и пушки либо упрятаны в землю, в траншеи, либо находятся в ущельях. Укрыла их и распустившаяся зелень лесов и кустарников.
Но на фронте бывает такое, когда и противника вроде не видишь и сам бой молчит, а обстановку человек схватит на полную глубину. Из докладов Павловского, Березина, артиллеристов после осмотра местности стала понятна она и мне. [162]
По возвращении на ВПУ армии мы продолжили обсуждение обстановки. К. Н. Леселидзе трезво взвешивал ее не только в масштабе своей армии, но и за соседнюю 56-ю. Очень хорошо показал себя и начальник штаба Н. О. Павловский. По содержательности, лаконичности и отточенности его высказываний сразу можно было заключить, что он глубоко мыслящий оператор. Было заметно, что командарм и начальник штаба работают в тесном контакте и дружбе. А это очень важно для дела. Вывод был единодушен: нужно ждать переброски в полосу армии крупных артиллерийских сил, а пока активно вести разведку противника.
Вечером этого дня командующий фронтом И. Е. Петров был озабочен. Выслушав мою информацию о проделанной в 18-й армии работе и оценку обстановки на южном крыле фронта, Иван Ефимович сказал:
— Противник в районе Новороссийска очень сильный, поэтому 18-я пока не продвигается. Завтра, Иван Андреевич, опять поедем в 56-ю к Гречко. Надо глубже разобраться, почему там не идет наступление. Виновата ли только Голубая линия или вместе с ней и наша организация? Ведь основные артиллерийские средства фронтового подчинения и авиация работают главным образом на эту армию, и артиллерист в 56-й генерал Сокольский подготовленный специалист, а проку пока нет.
И рано утром 30 мая мы уже были на ВПУ 56-й армии. Здесь вместе с командармом А. А. Гречко находился и член Военного совета армии П. М. Соломко. Войска армии вели наступление. Вовсю била артиллерия, и почти непрерывно слышались мощные взрывы бомб, сбрасываемых авиацией обеих сторон. Высоко в небе вели бои с авиацией противника наши истребители, а на низких высотах активно действовали наши штурмовики. Казалось, соединения продвигаются вперед. Однако докладов, донесений об этом из корпусов и дивизий не поступало.
— Молчат, значит, не продвигаются, — сказал Иван Ефимович.
Командарм и находившийся на ВПУ заместитель начальника штаба армии полковник С. С. Епанечников вызывали по телефону командиров корпусов и некоторых командиров дивизий. Их доклады сводились к одному: противник ведет сильный пулеметный огонь из дотов. Бьет артиллерия, и бомбит авиация. Наступление задержано.
Командарм 4-й воздушной К. А. Вершинин докладывал Петрову:
— На аэродромах в Крыму и на Таманском полуострове [163] сосредоточено около 1000 самолетов 4-го немецкого воздушного флота. Кроме того, против нашего фронта действуют до 200 бомбардировщиков с аэродромов на юге Украины, в результате чего враг серьезно стал превосходить нас в силах. Мы пока не можем завоевать господства в воздухе. Летчики-истребители почти непрерывно ведут бои с «мессерами» и бомбардировщиками, однако срывать бомбовые Удары удается не всегда.
— А в чем видит причину неуспеха наступление Андрей Антонович? — спросил Петров.
— Поскольку на приморских направлениях, особенно на приазовском, местность для наступления очень тяжелая, то нанесение главного удара силами двух армий по центру полуострова, конечно, является наиболее выгодным, так как Мы кратчайшим путем выходим к Керченскому проливу, — говорил А. А. Гречко. — Но на этом участке Голубая линия, по-моему, имеет наиболее сильные укрепления и огневое насыщение. Мы из-за недостаточной плотности артиллерийского огня не можем подавить оборону и несем потери и от артиллерийско-минометного огня и, главным образом, от ударов авиации. Считаю, что наступление целесообразно приостановить...
Не было успеха и у соседней 37-й армии. Я был уверен, что командующий фронтом и сам сознавал, что разумно прекратить наступление, но давать указания на этот счет пока воздерживался. Он, видимо, прикидывал, все ли наши возможности использованы в полной мере, чтобы обращаться в Ставку с соответствующей просьбой.
Иван Ефимович с командующим артиллерией фронта генералом А. К. Сивковым снова выехал в соседнюю 37-ю армию, а мне было поручено разобраться с Голубой линией в полосе 56-й армии. А. А. Гречко посоветовал мне побывать на его передовом наблюдательном пункте, откуда лучше всего можно увидеть укрепленный рубеж. И я вместе с начальником штаба армии генерал-майором А. А. Харитоновым и двумя офицерами выехал туда. На передовом НП были заместитель командующего армией генерал М. Ф. Тихонов и командующий артиллерией генерал А. К. Сокольский. С НП артиллеристов не только через сильные окуляры, но и невооруженным глазом хорошо была видна впередилежащая местность. Сразу бросилась в глаза гряда невысоких возвышенностей, на которых засел враг. А в сильный бинокль удалось довольно детально рассмотреть длинную гряду небольших голых и покрытых травой холмиков. [164]
— Голые холмики, — объяснил А. К. Сокольский, — насыпные. Каждый из них — это огневая крепость, в которой размещаются по 3–4 пушечных и пулеметных дота и дзота, взаимодействующие между собой. За первой линией холмов по возвышенностям проходит вторая огневая линия, дальше — третья. А все вместе они составляют передовую позицию Голубой линии. Перед первыми холмами проходят проволочные заграждения в несколько рядов и минные поля.
Становилось ясным, почему наша артиллерия и авиация не могут подавить вражескую оборону, а полки — преодолеть ее.
Вечером 3 июня я докладывал Военному совету вывод штаба из сложившейся обстановки: наступление следует временно приостановить и приступить к более тщательной подготовке новой операции.
Командующий ничего не отклонял и не одобрял. Постукивая карандашом по столу, он о чем-то долго раздумывал, потом только бросил:
— Наступление прекратим. Со Ставкой согласуем. Надо полнее и глубже изучить противника и Голубую линию. Сил у нас достаточно, нужно только более умело ими распорядиться.
На следующий день командующий созвал на совещание руководящий состав штаба фронта. Открывая его, Иван Ефимович, не терпевший многословия, сказал:
— Десять дней войска фронта вели наступательные действия, но ни на одном направлении не достигли успеха. Лишь на отдельных участках 56-й армии удалось захватить передовые позиции немцев. Нам надо разобраться в причинах неуспеха и извлечь из них уроки. Штаб подготовил доклад по этому поводу. Послушаем его...
Вот в самых общих чертах суть этого доклада.
Первое. 17-я немецкая армия обороняется в прежнем составе. В первом эшелоне на Голубой линии находится двенадцать дивизий, усиленных армейской артиллерией. Общая протяженность рубежа 110 километров. Следовательно, на каждую дивизию приходится участок менее 10 километров. Такая тактическая плотность в обороне даже в полевых условиях считается очень высокой. А на таком сильно укрепленном рубеже и исключительно выгодной для противника местности прорвать его оборону можно только при создании очень высокой плотности артиллерийского огня на определенных направлениях. А между тем у [165] нас на направлении главного удара на один кило;метр фронта она достигает всего 60–70 стволов. Это очень мало.
Второе. Мы недостаточно хорошо знаем истинное расположение сил врага на рубеже обороны. И поэтому в 56-й армии огневые средства действуют, не имея конкретных указаний о целях. К серьезному недочету в планировании операции в этой армии следует отнести распыление сил по фронту и отсутствие второго эшелона или сильного резерва.
Третье. В воздухе авиация противника имеет превосходство. Основные ее усилия направлялись для нанесения массированных бомбовых ударов по наступающим войскам на направлении нашего главного удара, и ей не раз удавалось задерживать наступление и причинять частям потери. Безусловно, необходимо завоевание превосходства над врагом в воздухе.
Четвертое. Отмечается недостаточная продуманность организации боя командирами и штабами, взаимодействия различных сил и огня.
После обсуждения доклада командующий фронтом коротко подвел итог, по существу одобрив выводы штаба, а в заключение сказал:
— По данным разведки, гитлеровское командование продолжает непрерывно возводить новые укрепления как на самой Голубой линии, так и в глубине Таманского полуострова. Это свидетельствует о том, что противник рассчитывает удерживать за собой и полуостров, и Новороссийск. Для прорыва такой укрепленной обороны у нас не хватает артиллерии, а вместе с тем и умения. Ведь Ставка не может выделить фронту ничего дополнительно. Но у нас много сил, которые либо не в полной мере, либо недостаточно умело используются. Я прежде всего имею в виду Черноморский флот и Азовскую флотилию, которые представляют собой огромную силу, но в проводимом наступлении не имеют активных задач. Считаю целесообразным наступательные действия на всех направлениях временно прекратить, закрепиться на достигнутых рубежах и приступить к более тщательной подготовке операции. 17-ю армию немцев на Тамани обязаны разгромить войска нашего фронта совместно с Черноморским флотом и Азовской флотилией. Для этого надо теперь же начать глубокую и всестороннюю разведку противника во всей полосе фронта, на морях и готовить новую операцию.
Чуть ли не на следующий день командующий фронтом направил доклад в Генштаб о том, что проводившаяся наступательная [166] операция не получила своего развития, и просил утвердить его решение о прекращении наступления.
Ставка утвердила это решение командующего фронтом и приказала: «Впредь до особого распоряжения от активных наступательных действий на участках 37, 56 и 18-й армий следует воздержаться. На всем фронте перейти к прочной обороне на занимаемых рубежах. Разрешается вести частные активные действия на отдельных участках только Для улучшения своего оборонительного положения. Особое внимание обратить на безусловное удержание за собой плацдарма в районе Мысхако»{52}.
28 июня Ставка вновь поставила фронту задачу: «Сосредоточенными ударами главных сил фронта взломать оборону противника на участке Киевское, Молдаванское (т. е. опять же по центру обороны. — И. Л.) и, нанося главный удар в направлении Красный, Гостагаевская, очистить от врага район Нижней Кубани и Таманский полуостров»{53}.
Но враг, как только мы прекратили наступательные действия, сразу же резко усилил строительство новых оборонительных сооружений на всей Голубой линии: возводились доты и дзоты, устанавливались минные поля и проволочные заграждения. Весна и начавшееся лето здесь работали на руку противнику: буйно разросшаяся зелень замаскировала и укрыла заграждения и большинство огневых точек. Так что и начавшееся 22 июля новое наступление было безуспешным. Мы несли неоправданные потери.
Мы доносили в Ставку:
«Наступление, начатое войсками Северо-Кавказского фронта 22 июля, развития не получило. Основные причины неуспеха: противник, усилив первую линию обороны вводом 98-й пехотной дивизии немцев, 1-й горнострелковой дивизии румын и 13-й танковой дивизии, создал очень высокую огневую плотность, достигающую на один километр фронта 60 ручных и станковых пулеметов и до 30 орудий. К тому же оборона построена на очень выгодной местности. А боевой состав фронта к началу операции был ослаблен Выводом трех четвертей боевой авиации, двух тяжелых гвардейских минометных бригад, четырех полков танков и двух полков самоходной артиллерии. Считаю необходимым временно приостановить наступление и приступить к более основательной подготовке новой операции»{54}. [167]
Верховный утвердил это решение и приказал уточнять расположение и намерение противника и готовить войска к продолжению наступления.
К сказанному в докладе И. Е. Петрова в Ставку следует добавить, что неудача нашего наступления во многом определялась и оперативным решением. Дело в том, что в операции две фланговые армии, по существу, не проводили активных, решительных наступательных действий о самого начала. Они должны были начать их всеми силами по особому указанию командующего фронтам в зависимости от хода развития наступления на главном, центральном направлении. И это сказалось на организации оперативного взаимодействия войск, а главное, давало возможность противнику с первых же часов наступления раскрыть направление нашего главного удара и нацелить туда основные силы авиации и резервы. Следует сказать и о другом. Начавшееся массовое изгнание фашистских войск с советской земли вселило в некоторую часть высшего и старшего командного и политического состава ошибочное убеждение в том, что теперь-де моральный дух врага надломлен и он не будет способен упорно обороняться. Именно это побуждало отдельных командующих и командиров соединений вводить с самого начала наступления все силы в первый эшелон в надежде прорвать оборону и без ввода в бой крупных резервных сил. Недооценка сопротивления противника отрицательно сказывалась и на тщательности отработки артиллерийского наступления.