Решающее сражение в городе
Итак, вражеские полчища вышли непосредственно к Сталинграду.
Советское Верховное Главнокомандование, поставив войскам задачу удержать город во что бы то ни стало, постоянно усиливало боевую мощь Юго-Восточного фронта, армии которого сражались непосредственно в районе Сталинграда и южнее его. Их цель заключалась в том, чтобы упорной обороной и контрударами во взаимодействии с войсками Сталинградского фронта обескровить главную стратегическую группировку врага, нацеленную на город, остановить ее наступление и выиграть время для сосредоточения стратегических резервов севернее Дона. 12 сентября Ставка непосредственную оборону города возложила на войска 62-й и 64-й армий Юго-Восточного фронта.
Именно эти объединения теперь стали представлять собой единую крупную оперативную группировку наших сил непосредственно у стен Сталинграда и должны были принять на себя всю силу ударов противника и втянуть его в изматывающие бои. Вскоре в нашу армию стали прибывать новые гвардейские минометные полки с реактивными установками М-8, М-13, М-30 и истребительные противотанковые артиллерийские части.
С приближением боевых действий к Волге и сужением участка активной борьбы под Сталинградом командование Юго-Восточного фронта создало мощную фронтовую артиллерийскую группу на левом берегу Волги, чтобы она могла в любое время обрушить на опасную группировку врага массированный огневой удар перед фронтом 62-й и правым крылом 64-й армий и серьезно облегчить положение обороняющихся войск.
Для немецкого командования теперь наиболее быстрое овладение Сталинградом стало составлять главнейшую и самую неотложную задачу военных действий на всем советско-германском фронте. Поэтому на совещании в ставке фюрера 12 сентября в районе Винницы, на котором присутствовал и командующий 6-й армией Паулюс, Гитлер, оценивая стратегическую обстановку и задачи германских войск, заявил, что силы русских находятся на грани истощения и что они, дескать, не способны предпринять какие-либо ответные действия широкого стратегического характера. То обстоятельство, что теплое летнее время уходило, что [57] предстоят осенняя грязь и холода, что план летней военной кампании срывается под Сталинградом и на Кавказе, просто бесило Гитлера, И он тогда потребовал от командующего группой армий «Б» Вейхса и Паулюса как можно быстрее захватить Сталинград.
В этих целях Гитлер прежде всего усилил 6-ю армию 48-м танковым корпусом из состава 4-й танковой армии.
Теперь Паулюс для непосредственного удара по войскам 62-й и правому флангу 64-й армий сосредоточивает тринадцать дивизий, в том числе 3 танковые, 1 моторизованную и 9 пехотных. В составе их насчитывалось 170 тысяч солдат и офицеров, около 1700 орудий и минометов, около 500 танков, поддерживаемых с воздуха авиацией 4-го воздушного флота в количестве до 1000 самолетов{12}. Кроме того, перед левым крылом 64-й действовали пять пехотных дивизий 4-й танковой армии. На этот раз немецкое командование рассчитывало прорваться к Волге сразу на двух направлениях. Один удар намечалось нанести из района восточнее Гумрака в направлении центра города через Мамаев курган, чтобы рассечь 62-ю армию на части, другой — мощью 48-го танкового корпуса из района Верхней Ельшанки в направлении южной окраины города.
Этим силам врага на фронте протяженностью 65 километров противостояли войска 62-й и 64-й армий.
В их составе было 90 тысяч бойцов, 1000 орудий и минометов, 120 танков, из них 50 легких. Действия армий могли поддержать 389 самолетов.
Превосходство противника над нашими войсками, таким образом, на этом решающем направлении было весьма ощутимым.
Совершенно очевидно, что войскам 62-й и 64-й армий предстояло решать ответственные задачи в условиях невыгодного соотношения сил. Особенно это относилось к 62-й, против которой враг наносил главный удар, нацеливая его в направлении центральной части города. Здесь в сорокакилометровой полосе гитлеровцы имели пятикратное превосходство по танкам и двукратное в людях.
Невыгодным было и оперативное положение наших армий. Прижатые к городу и к берегу Волги, они лишились выгодных рубежей в глубине обороны. И теперь враг мог просматривать и простреливать артиллерией всю оборону и брал под прямой огонь Волгу. [58]
В создавшихся условиях даже небольшой отход наших частей к Волге ставил бы под угрозу всю оборону Сталинграда.
Эту опасность ясно сознавали командиры всех инстанций и поэтому чувствовали, как никогда, высокую ответственность за организацию прочной обороны и удержание рубежей.
В эти дни в действиях сторон находила широкое применение тактика ближнего боя. Гитлеровцы лезли к Волге, чтобы сбросить нас в реку, а наши воины вцепились в свои позиции, не отступая ни шагу назад. Авиация врага из-за боязни ударить по своим не всегда могла бомбить наши передовые порядки. Это использовали защитники города и еще крепче держали свои рубежи на переднем крае.
Командующий нашей армией теперь главные усилия и резервы сосредоточил на правом фланге. За этим же флангом была подготовлена вторая армейская полоса обороны. Особое значение придавалось удержанию высот 125,0, 128,2 и 133,2.
Но в целом оборону 64-й армии у стен Сталинграда даже в условиях большого превосходства противника в силах и нашего невыгодного оперативного положения мы считали прочной. Получая большое подкрепление, огневые средства и танки из глубины страны, мощную поддержку авиации, сильное зенитно-артиллерийское прикрытие с воздуха и мощную огневую поддержку с левого берега Волги, оборона приобретала как бы новое свое качество и особую упругость.
Можно сказать, что в эти дни Сталинградской битвы наиболее выразительно достигалась тесная и непосредственная взаимосвязь между тактикой, оперативным искусством и стратегией.
Заметим, что у гитлеровского командования такой взаимосвязи в период битвы за Сталинград и Кавказ не было. Хорошо разработанные в немецкой армии вопросы тактики и оперативного искусства находились в полном отрыве от стратегии. Стягивая большие силы непосредственно к Сталинграду, фашисты до предела истощали свои резервы, ослабляли глубокие фланги и этим до крайности ухудшали стратегическое положение группировки своих войск на всем южном фронте.
С раннего утра 13 сентября начался решающий штурм обороны города. Главный удар наносился против войск [59] 62-й армии в направлении Мамаева кургана (высота с отметкой 102), на вершине которого когда-то стоял шатер татарского хана Мамая.
Второй удар был нацелен в стык 62-й и 64-й армий. Гитлеровцы намеревались рассечь их, а затем развивать удары на север и на юг, вдоль берега Волги.
В ходе ожесточенных боев немцам в этот день удалось незначительно вклиниться в оборону наших войск, вплотную подойти к Мамаеву кургану и просочиться в город. С утра 14 сентября они, введя в сражение дополнительные сухопутные силы, возобновили штурм, прорвали оборону 62-й армии, захватили вокзал, вышли на Мамаев курган — господствующую у города высоту — и взяли под огонь центральную переправу через Волгу.
А на стыке 62-й и 64-й армий противник захватил Купоросное и вышел к Волге. Теперь 62-я оказалась отрезанной не только с севера от войск Сталинградского фронта, но и с юга от основных сил Юго-Восточного фронта.
Командующий фронтом генерал А. И. Еременко принял решение вернуть Мамаев курган и высоты на стыке армий в районе Ельшанки, чтобы, опираясь на них, продолжать упорно удерживать город. Для этого в состав 62-й армии вливалась срочно переправленная через Волгу под огнем врага 13-я гвардейская стрелковая дивизия, которой командовал генерал-майор А. И. Родимцев. Командующий 62-й армией генерал-лейтенант В. И. Чуйков с ходу ввел в бой эту дивизию с задачей взять Мамаев курган.
В итоге яростных боев, неоднократно доходивших до рукопашных схваток, гвардейцы 13-й при содействии двух стрелковых полков 112-й стрелковой дивизии и при поддержке артиллерийского огня фронтовой артиллерии взяли штурмом Мамаев курган.
Маршал Советского Союза Г. К. Жуков писал, что эти два сентябрьских дня для Сталинграда были слишком тяжелыми. Противник шаг за шагом прорывался через развалины города к Волге, и перелом был создан лишь 13-й гвардейской дивизией А. И. Родимцева, которая внезапно для противника контратаковала его и 16 сентября отбила Мамаев курган.
В то время как войска двух наших армий отражали наступление врага непосредственно на город, силы Сталинградского фронта (1-я гвардейская, 24-я и 66-я армии) по требованию Ставки снова начали наступательные действия [60] с севера на юг с целью разгрома противника, прорвавшегося к Волге в районе Рынка, и соединения с 62-й армией. Наступление продолжалось до 18 сентября.
А с утра 19 сентября провела контрудар и 64-я армия в направлении Купоросное, Ельшанка. В нем участвовали 422, 126 и 138-я стрелковые дивизии, поддерживаемые авиацией и фронтовой артиллерией, ведущей огонь из-за Волги. В боях, продолжавшихся трое суток, они притянули на себя часть сил ударной группировки противника, наступающей на Сталинград, и этим облегчили тяжелую борьбу воинов 62-й армии тоже наносившей по врагу контрудар.
Однако крупная группировка врага возобновила наступление в направлении Мамаева кургана и центральной части города. И здесь снова развернулись кровопролитные бои. 21 сентября 13-я гвардейская дивизия отразила двенадцать атак. И все же 22–23 сентября вражеским войскам удалось выйти к Волге в центре города и расколоть войска 62-й армии.
Командование фронта направляет в 62-ю армию новые подкрепления, и оборона здесь снова становится устойчивой.
Но с 26 сентября начались новые удары противника. В эти дни ему удается овладеть центром города, а к 4 октября поселками заводов «Баррикады» и «Красный Октябрь» и прорваться в район Тракторного завода.
Одновременно в южной части города враг потеснил левый фланг 62-й армии и прорвался к Волге южнее реки Царица, на участке шириной до 10 километров.
С приближением фашистов к Волге Гитлеру казалось, что оставшиеся 5–6 километров они преодолеют быстро, сбросят советские войска в реку. И враг со дня на день ожидал падения Сталинграда. Геббельс по радио заявил, что битвой на Волге руководит сам фюрер и победа, как никогда, близка{13}.
Учитывая ухудшение обстановки в районе города, Ставка продолжала усиливать армии, защищавшие Сталинград, и одновременно потребовала от фронтов проведения более активных действий.
64-я армия 27 сентября начала наступление на своем правом фланге в районе Купоросного, а 2 октября — в направлении Песчанки. В осуществлении контрудара участвовали 422, 157, 138 и 36-я гвардейские стрелковые дивизии. И хотя к территориальным успехам эти действия не привели, [61] но они оттянули значительные силы гитлеровцев с фронта 62-й армии.
Особенно отважно сражались части и подразделения 422-й гвардейской стрелковой дивизии, которой командовал полковник И. К. Морозов.
Много довелось мне в боях видеть командиров различных рангов. И каждый из них всегда в чем-то был своеобразен, по-своему интересен. Мне вспоминается командир 422-й гвардейской: небогатырского роста, но по-молодецки стройный и энергичный, с приятным смугловатым лицом, полковник И. К. Морозов был человеком завидной храбрости и уравновешенности. Он в любой обстановке быстро принимал решение, умело и настойчиво осуществлял его и ни на один час не терял управления дивизией.
...В самом городе днем и ночью продолжались упорные бои. Особенно сильный натиск врага был в северных районах, и в частности в районе Тракторного завода и завода «Баррикады». 15 октября гитлеровцам удалось овладеть Тракторным, прорваться в этом районе к Волге и отрезать от основных сил 62-й армии группу войск под командованием полковника С. Ф. Горохова. Но большего они не достигли. Втянувшись в изнурительные, кровопролитные бои в черте города, немецко-фашистские войска сами оказались в ловушке и уже не в состоянии были захватить не только Сталинград целиком, но даже и отдельные его районы. Повсюду они несли большие потери.
Немецкий генерал Ганс Дёрр писал: «За каждый дом, цех, водонапорную башню, железнодорожную насыпь, стену, подвал и, наконец, за каждую кучу развалин велась ожесточенная борьба... Расстояние между нашими войсками и противником было предельно малым. Несмотря на массированные действия авиации и артиллерии, выйти из рамок ближнего боя было невозможно. Русские превосходили немцев в отношении использования местности и маскировки и были опытнее в баррикадных боях и боях за отдельные дома»{14}.
Да, в этом Дёрр оказался прав. Защитники Сталинграда умело дрались не только за каждый дом, за каждый этаж, но и за каждый метр родной земли.
Героизмом наших воинов был восхищен весь мир. Американская газета «Нью-Йорк геральд трибюн» 27 сентября 1942 года писала: «В невообразимом хаосе бушующих пожаров, густого дыма, разрывающихся бомб, разрушенных зданий, [62] мертвых тел защитники города отстаивали его со страстной решимостью не только умереть, если потребуется, не только обороняться, где нужно, но и наступать, где можно, не считаясь с жертвами для себя, своих друзей, своего города. Такие бои не поддаются стратегическому расчету; они ведутся со жгучей ненавистью, со страстью, которой не знал Лондон даже в самые тяжелые дни германских воздушных налетов. Но именно такими боями выигрывают войны».
А в английской газете «Рейнольдс ньюс» 29 сентября 1942 года говорилось: «Эпос Сталинграда будет жить вечно. Героизм вооруженного русского народа, искусство русских командиров будут вызывать восхищение во всем свободном мире. Мы с полным основанием восхищаемся Сталинградом».
Несмотря на сильную огневую поддержку артиллерии и удары авиации, врагу если и удавалось продвинуться вперед на отдельных участках, то лишь на несколько десятков метров за сутки.
Становилось ясно, что немцы делали свои последние шаги на восток. Защитники Сталинграда проявляли особую стойкость и массовый героизм.
В те тяжелые дни ЦК ВКП(б) направил под Сталинград группу видных деятелей партии и государства для разъяснения складывающейся на фронтах и в стране обстановки и для оказания помощи руководящим кадрам. В 64-ю армию прибыл член ЦК ВКП(б) и Исполкома Коминтерна Дмитрий Захарович Мануильский. Он несколько дней был в войсках, а 13 октября на специальном совещании командиров, комиссаров соединений и ответственных работников управления армии выступил с речью.
Многим из нас не раз приходилось читать статьи и выступления этого крупнейшего деятеля большевистской партии, но увидел я его впервые. Он был одет в военную форму без знаков различия.
— Враг проводит наиболее активные наступательные действия главным образом на южном участке советско-германского фронта и для этого стянул сюда всю технику, — сказал тогда Д. З. Мануильский. — Если бы ему удалось в июле — августе захватить Сталинград и кавказскую нефть, наши трудности борьбы намного бы возросли. Но советский народ никогда не склонит головы перед врагом. Война еще более бы затянулась, но конец ее может быть только один — полное поражение фашистской Германии...
Целых три месяца враг топчется у стен Сталинграда, неся огромные потери в людях и технике. Зашло в тупик наступление немцев и на Кавказе. Красная Армия в ходе ожесточенных [63] и упорных боев под Сталинградом снова и снова показала неиссякаемую силу духа нашего народа... Центральный Комитет партии уверен, что защитники Сталинграда выполнят свой долг перед Родиной до конца и город врагу не сдадут. Вашу упорную борьбу видит вся страна и воины других фронтов. Вам, товарищи, тяжело. Вам труднее, чем кому бы то ни было на фронте и в тылу. Это знают Центральный Комитет партии, Советское правительство и наш народ. Партия и народ восхищены и горды тем, что сумели воспитать таких людей, как вы, защитники Сталинграда, превратившие город в неприступную крепость. Длительным и упорным сопротивлением вы дали возможность нашим армиям на других фронтах облегчение и возможность лучше укрепиться и подготовиться к решительным схваткам.
Организация — сильная сторона немцев. Такой умелой организации у нас в начале войны не было.
В ходе войны, и особенно в битве под Сталинградом, наши командные кадры многому научились и добились серьезного улучшения организации ведения операций.
Немцы с самого начала войны осуществляли разного масштаба операции по окружению наших частей и соединений. Теперь этого нет. Под Сталинградом им не удалось окружить советские войска. И в этом огромная заслуга принадлежит 64-й армии.
Гитлеровцы умели использовать в бою каждый выгодный рубеж и каждый населенный пункт. Мы же грешили в этом деле. Сейчас и это прошло. Доказали это сталинградцы, самоотверженно и умело защищающие каждый метр земли.
Слабая сторона гитлеровского командования — авантюризм, стремление идти вперед во что бы то ни стало. Под Сталинградом это стремление поставило немцев в невыгодное стратегическое положение. У них на флангах висят наши войска. Близится зима. Совершенно объективно можно сказать, что вторая зима будет для немцев намного хуже, чем первая.
Вторая слабость немцев — отсутствие нефти, которую они надеялись получить у нас. Это сорвалось. Захваченные ими майкопские месторождения нефти нашими войсками разрушены. Для их восстановления потребуется не менее шести месяцев. Международное положение гитлеровской Германии тоже начинает ухудшаться. И вскоре это ухудшение станет очень заметным и ощутимым для нее. Турция до сих пор не выступила против нас потому, что правители ее ориентируются больше всего на Англию. Ось Япония — Германия [64] непрочна. У них много противоречий. Германия воюет против Франции и Голландии, а Япония в это время захватывает часть их колоний. Германия нацеливается на Индию, но туда смотрит и Япония. Поднимаются против фашистского угнетения и народы Европы...{15}
Затем Д. З. Мануильский коротко рассказал о трудовых подвигах наших людей в тылу, работающих для нужд фронта, для победы над ненавистным врагом, и заверил нас в том, что армия совсем скоро будет получать в небывало больших количествах лучшую боевую технику.
Мануильский закончил свою речь пожеланием нам боевых успехов и просил командиров и комиссаров соединений, вернувшись в свои части, передать воинам от имени ЦК нашей партии большую благодарность и поклониться им за их мужественную и стойкую борьбу с врагом.
В ответном слове командарм генерал М. С. Шумилов от имени всех воинов 64-й армии попросил выразить Центральному Комитету партии заверение в том, что клятва, данная войсками народу, — отстоять Сталинград — будет выполнена.
Выступление Д. З. Мануильского произвело очень сильное впечатление на нас. Все с какой-то новой силой осознали то, что во главе всей борьбы с фашизмом стоит Центральный Комитет большевистской партии, что он занимается и самыми крупными вопросами международного положения страны, и конкретными проблемами укрепления ее военной мощи, и руководством при планировании и проведении важнейших военных операций.
А вслед за этим защитникам Сталинграда стало известно обращение Михаила Ивановича Калинина «Слово к бойцам», опубликованное в армейской газете «За Родину» 25 октября. В нем отмечалось: «Военный опыт говорит, что наиболее стойкие части, части, наносящие самые крепкие удары по врагу, вместе с тем несут и наименьшие потери. Значит, стойкость является одним из больших факторов для одержания победы над врагом. Нестойкие части — это жертвы врагу, тогда как враг является жертвой стойких войск»{16}. Какие справедливые слова!
Живой отклик в сердцах бойцов вызвало и письмо Михаила Ивановича Калинина «Богатырям Сталинграда», опубликованное позже.
«Вы перемололи много вражеских дивизий и техники, — писал нам М. И. Калинин. — Но не только в этом выражаются [65] ваши достижения. Мужество бойцов и умение командиров в отражении врага сделали то, что инициатива противника в значительной мере была парализована на остальных участках фронта. В этом историческая заслуга защитников Сталинграда»{17}.
Выступление Д. З. Мануильского и письма к защитникам Сталинграда М. И. Калинина явились своего рода программой в проведении партийно-политической работы в войсках.
В связи с тем что оборона 84-й стала устойчивой и что острие ударов гитлеровцы направили прежде всего на 62-ю армию, в первых числах октября командование фронта взяло у нас закаленную в боях 138-ю дивизию полковника И. И. Людникова в свой резерв и переправило ее на левый берег Волги.
Приближалась зима. Фашисты торопились взять Сталинград. Гитлеровское командование, увлекшись боями за сам город, продолжало стягивать к нему новые силы, ослабляя внимание к флангам и к событиям на всем сталинградском стратегическом направлении в целом.
12 октября гитлеровцы силами пяти дивизий, в том числе двух танковых, начали новое наступление, которое поддерживалось большим количеством бомбардировщиков. Напряженные бои шли в районах Мамаева кургана, Тракторного завода и в воздухе. От бомб и снарядов продолжали рушиться каменные жилые и производственные здания Сталинграда, пылали последние уцелевшие до сих пор деревянные постройки, взлетали громадные глыбы земли и бетона, камни и целые деревья. Но советские воины упорно держались на своих позициях.
С утра 15 октября противник бросил в бой свежую 805-ю пехотную дивизию и продолжал развивать наступление на юг и на север вдоль Волги. Однако разрубленная пополам 62-я армия продолжала стойко сражаться. Северная группа под командованием полковника С. Ф. Горохова дралась в окружении. А в ночь на 16 октября на правобережье переправилась 138-я дивизия И. И. Людникова, которую командарм В. И. Чуйков сразу же ввел в бой севернее завода «Баррикады».
В эти дни октября в 64-ю армию прибывали части 7-го стрелкового корпуса трехбригадного состава под командованием генерал-майора С. Г. Горячего. [66]
Корпус был поставлен на правый участок обороны армии в районе Купоросного. А вскоре последовал приказ командующего фронтом — подготовить отсюда удар в направлении Ельшанка, центральная часть города с задачей разгромить противостоящего противника, соединиться с войсками 62-й армии и совместными усилиями очистить от врага занятые им кварталы Сталинграда.
Для выполнения этой задачи в армии создавалась довольно сильная ударная группировка: две стрелковые дивизии (422-я и 126-я), весь состав 7-го корпуса, четыре танковые бригады (13, 56, 90 и 155-я). Эти силы поддерживались огнем фронтовой артиллерии из-за Волги, трех пушечных артиллерийских полков армии, группой пяти полков и двух дивизионов реактивной артиллерии. Действия группировки поддерживала и прикрывала авиация.
Организацию удара проводил лично командарм М. С. Шумилов. В это время к нам в армию прибыл представитель Ставки Верховного Главнокомандования — начальник Генерального штаба генерал-полковник Александр Михайлович Василевский.
— Понятна ли задача наступающей группировки армии? — спросил он М. С. Шумилова.
— Разумеется, — ответил командарм и добавил уверенно: — Но направление удара, считаю, следовало бы проводить не через Ельшанку и вдоль берега Волги, а несколько западнее, на Песчанку.
— На первый взгляд решение верное, — улыбнулся генерал А. М. Василевский. — Но направление удара вдоль Волги выбрано потому, что противник все время стремится расширить коридор между 62-й и 64-й, взять под огонь Волгу на большом участке и еще больше затруднить переброски наших войск и подачу боеприпасов через реку. Наступлением вдоль Волги мы еще более убедим гитлеровское командование в нашем стремлении соединить фланги армий. Паулюс, понимаете ли, от Волги не уйдет и поэтому вынужден будет не только отвлекать сюда часть сил из своей ударной группировки, но и дополнительно выдвигать в этот район резервы из глубины. Привлекая внимание противника к этому участку, мы отвлекаем его от других направлений. Это очень важно. Ваш, Михаил Степанович, удар должен быть достаточно сильным, чтобы заставить противника делать и первое и второе... Знаю, — продолжал Александр Михайлович, — что части 7-го стрелкового еще только выходят в свои районы. Но, проехав вдоль Волги, я не увидел ни одной колонны. [67]
— Но ведь войска переправляются через Волгу только ночью и туг же выдвигаются в свои районы, — пояснил М. С. Шумилов. — А с наступлением светлого времени суток они прекращают движение и маскируются.
— То, что противник может засечь выдвижение отдельных колонн 64-й на север, — заметил генерал-полковник А. М. Василевский, — для нас сейчас не опасно. Пусть он их видит. Так что выдвигайте отдельные колонны и днем....
Тогда нам еще не было известно, что Верховный Главнокомандующий еще в конце сентября рассмотрел и утвердил план контрнаступления, подписанный Г. К. Жуковым и А. М. Василевским, и что уже началось последовательное сосредоточение сил в районах, откуда менее чем через месяц ударные группировки трех фронтов начнут мощное контрнаступление. Поэтому выдвижение 7-го стрелкового корпуса на самый правый фланг нашей армии было связано не только с нанесением удара вдоль Волги для соединения с войсками 62-й армии. Преследовалась более далекая цель — приковать к этому району внимание немецкого командования и этим отвлечь его от других направлений. Да и прибытие А. М. Василевского в нашу армию было связано главным образом с тем, чтобы создать благоприятные условия для успешного проведения готовящегося Ставкой контрнаступления с целью окружения и полного разгрома гитлеровских сил под Сталинградом.
Генерал-полковник А. М. Василевский, умело решивший целый ряд важных оперативных задач на сталинградском направлении, был известен в штабах армий. Я знал его с 1938 года, когда он работал в Генеральном штабе, а я был на должности для особых поручений при первом заместителе Наркома обороны И. Ф. Федько.
Помню, однажды после совещания ответственных работников Наркомата обороны в кабинете первого заместителя наркома Ивана Федоровича Федько между ним и начальником Генерального штаба Борисом Михайловичем Шапошниковым в моем присутствии произошел разговор о Василевском. И. Ф. Федько просил Б. М. Шапошникова отпустить А. М. Василевского на должность начальника управления боевой подготовки Красной Армии, поскольку до учебы в академии он являлся начальником отдела боевой подготовки военного округа и с работой справлялся очень хорошо.
Б. М. Шапошников сказал, что Василевский хорошо руководил и может далее хорошо руководить боевой подготовкой войск. Но теперь он крупный и глубоко мыслящий оператор, а значит, и настоящий генштабист, поэтому, мол, [68] место Александра Михайловича только в Генштабе. И. Ф. Федько согласился с этими доводами.
Услышав такие похвальные высказывания двух виднейших военных деятелей Красной Армии в адрес А. М. Василевского, я стал относиться к нему с особым уважением.
Александр Михайлович Василевский, уже будучи начальником Генерального штаба, оставался мягким, сдержанным, тактичным во всем человеком. Говорил он тихо, размеренно, наполняя каждое слово глубоким смыслом, делая ударение на особо важном, мелочей не замечал и целиком был поглощен решением больших оперативных вопросов. Здесь, под Сталинградом, каждый, кто встречался с А. М. Василевским, еще и еще раз убеждался в том, каким крупным военным талантом обладает этот генерал. Глубочайшим знанием дела, мудростью и спокойствием при решении самых сложных вопросов он внушал к себе непоколебимое доверие и уважение окружающих.
Итак, нам надо было заставить Паулюса как можно активнее расходовать глубокие резервы и ослаблять фланги ударной группировки для наращивания сил в первой линии.
В 10 часов 25 октября после сорокаминутной артиллерийской подготовки ударная группировка 64-й армии перешла в наступление. Враг успел организовать сильную огневую систему и оказывал упорное сопротивление. Особенно активно действовала его авиация, группами по 20–30 самолетов непрерывно наносила бомбовые удары по нашим войскам.
В результате тяжелых двухдневных боев нам удалось здесь продвинуться всего на три-четыре километра. Противник вынужден был, как мы и ожидали, перетянуть сюда значительные силы с фронта 62-й армии и перенацелить огонь.
Проводили наступление и войска Донского фронта{18} на севере. Хотя оно и не дало ожидаемых результатов, но все же отвлекло на себя артиллерийский огонь, авиацию и часть сил противника с северного участка 62-й армии и заставило его приостановить натиск в заводской части города.
О значении многократных наступательных действий Донского фронта и 64-й армии Маршал Советского Союза Г. К. Жуков писал: «Не будь помощи со стороны Донского фронта и 64-й армии, 62-я армия не смогла бы устоять и [69] Сталинград, возможно, был бы взят противником». Одновременно маршал подчеркивал, что удары с севера и юга по флангам ударной группировки противника и упорные оборонительные действия 62-й армии в самом городе заставили немецкое командование в октябре снимать свои части с удаленных флангов, заменяя их румынскими. Этим ослаблялась оборона в районе Серафимовича и южнее Сталинграда, что было очень важно для предстоящего контрнаступления советских войск.
Настал день 25-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. На торжественном заседании в Москве, посвященном этому юбилею, выступил И. В. Сталин. «Будет и на нашей улице праздник!» — об этих словах Верховного тут же узнал каждый боец. А содержание всего доклада несколько позже мы глубоко изучали сами и разъясняли его воинам. Доклад вызвал большой подъем в настроении людей, вселил в них уверенность в близкой победе над врагом.
...Если в первый период боев под Сталинградом немецко-фашистские войска продвигались в глубину нашей обороны в среднем по два километра в сутки, то к концу оборонительного периода — лишь по нескольку десятков метров. А теперь и такое продвижение было остановлено.
В конце октября немцы уже не могли наступать крупными силами. В связи с этим 8 ноября немецкий диктор прочел следующее выступление Гитлера: «Я хотел достичь Волги у одного определенного пункта, у одного определенного города. Случайно этот город носит имя самого Сталина. Но я стремился туда... потому, что это весьма важный пункт. Через него осуществлялись перевозки тридцати миллионов тонн грузов, из которых почти девять миллионов тони нефти. Туда стекалась с Украины и Кубани пшеница для отправки на север... Остались незанятыми только несколько совсем незначительных точек. Некоторые спрашивают: а почему же вы не берете их побыстрее? Потому, что я не хочу там второго Вердена. Я добьюсь этого с помощью небольших ударных групп!»{19}
Время проведения крупных операций и сильных ударов по сталинградцам окончательно миновало. А советские войска крепко удерживали свои позиции. [70]
Г. Вельц, который приводит слова фашистского главаря, писал: «Мы прорывали стабильные фронты, укрепленные линии обороны, преодолевали оборудованные в инженерном отношении водные преграды — реки и каналы, брали хорошо оснащенные доты и очаги сопротивления, захватывали города и деревни... А тут, перед самой Волгой, какой-то завод, который мы не в силах взять! Для меня это отрезвляющий удар: я увидел, насколько мы слабы»{20}.
По Волге шла густая шуга. В скором времени она превратится в ледостав, а затем в зимний лед. Тогда река не препятствие. Все это пугало гитлеровцев.
11 ноября противник провел последнее наступление в полосе 62-й армии. Но ему удалось потеснить лишь один стрелковый полк южнее завода «Баррикады» и на небольшом участке прорваться к Волге.
Таким образом, немецким войскам не удалось полностью захватить город. А те силы, которые оказались в его черте, среди разрушенных кварталов, были под постоянным огнем защитников Сталинграда.
И все же за два дня до начала контрнаступления Красной Армии Гитлер отдал приказ, в котором говорилось: «Трудности борьбы за Сталинград мне известны. Однако для русских теперь, во время ледостава на Волге, трудности являются еще большими... Поэтому я ожидаю, что руководство снова со всей своей неоднократно доказанной энергией и войска снова со столь часто проявляемой удалью сделают все, чтобы по меньшей мере прорваться к Волге в районе орудийного завода и металлургического завода и занять эту часть города»{21}.
Но у генералов 6-й немецкой армии уже ничего не получалось. Паулюс много раз приказывал им атаковать, продвигаться вперед, а войска все не могли сдвинуться с места, им стало не до удали, на которую уповал Гитлер. Поэтому последний приказ фюрера остался без внимания. Да и сам этот приказ на наступление для очень сильной германской армии, действующей на важнейшем стратегическом направлении, выглядел уродливо мелким: это задача максимум для дивизии. Гитлеровское командование, увлекшись борьбой за город, утратило чувство понимания и оценки всего стратегического размаха борьбы под Сталинградом и на Северном Кавказе. [71]
Да что, собственно, мог дать теперь, в ноябре, захват отдельных районов города, если летне-осенний поход этого года уже закончился?! Сталинград и Кавказ советские войска продолжают удерживать, и все политические и стратегические планы фашистского руководства Германии уже сорваны. Ударные группировки врага — 6-я и 4-я танковые армии — были скованы намертво.
И Гитлер уже стал требовать от своих вооруженных сил «безусловно удерживать достигнутые линии при любой попытке врага прорвать их». Одновременно он предупреждал, что «последними боями русские сами были чрезвычайно ослаблены и зимой 1942/43 года не могут вводить силы, как в прошлом»{22}.
А советский народ, его Вооруженные Силы, в том числе и воины 64-й армии, в дни смертельной опасности для Родины еще теснее сплотились вокруг Коммунистической партии, сумели выстоять и обескровить врага.
Маршал Советского Союза А. И. Еременко в своей книге «Сталинград» писал:
«64-я армия под его (генерала М. С. Шумилова. — И. Л.) командованием сыграла исключительно большую роль в Сталинградском сражении. Ее упорство и активность в обороне, ее маневренность и подвижность на поле сражения причинили врагу множество неприятностей, нанесли ему большой урон, опрокинули многие расчеты противника, помогли сорвать не один из назначенных Гитлером сроков захвата Сталинграда. Наступая на участке 64-й армии, Гот, что называется, обломал свои танковые «клинья». Армии удалось удержать в своих руках высоты, расположенные южнее Сталинграда, что сыграло существенную роль в устойчивости обороны города в целом» {23}.
Только за время боев с 25 июля по 30 сентября войсками 64-й было выведено из строя до 100 тысяч гитлеровских солдат и офицеров, подбито и сожжено 410 танков, уничтожено 514 орудий и много другой боевой техники{24}.
Армия выполнила возложенную на нее Ставкой задачу.
Прекрасные солдаты были в нашей армии, и руководили ими прекрасные командиры. Мне, в то время начальнику штаба армии, и хочется рассказать подробнее о работе штаба, о командирах армейского звена.
...Уже три месяца я работал начальником штаба 64-й армии. Все это время было насыщено грозными боями и [72] сражениями, в которых проявилась большая творческая работа всего армейского управления.
Армейское звено управления характерно тем, что оно планирует и организует действия войск как в операции, так и в бою. Именно здесь закладываются основы использования различных сил и средств, порядок их взаимодействия на поле боя в самых различных условиях обстановки. Поэтому офицеры управления армии должны быть прекрасно подготовленными людьми.
Скажем прямо, с офицерами штаба армии нам повезло. Почти все они были выпускниками военных академий и могли быстро разбираться в обстановке армейского масштаба. Каждый из них умел оперативно мыслить, работал старательно, энергично, с полной отдачей.
Должен сказать, что и я многому научился у своих товарищей — работников штаба армии, хотя и сам учил их. Поэтому за короткое время нашей совместной работы штаб превратился в очень слаженный коллектив.
Но работа штаба и всего управления во многом зависит от командующего армией, от его подготовленности, стиля работы и организаторских способностей. В этом отношении был для каждого из нас образцом Михаил Степанович Шумилов. Член партии с 1918 года, командир роты и полка в гражданскую, военный советник при командующем Центральным фронтом в республиканской Испании, он и теперь, в роли командарма, показал себя зрелым военачальником. М. С. Шумилов спокойно и глубоко анализировал обстановку, принимал продуманные и смелые решения, определяя войскам ясные задачи, твердо держал в своих руках управление.
Обычно Михаил Степанович не испытывал затруднений при принятии решения. Как правило, оно определялось при первом глубоком анализе обстановки. Командарм, как он сам говорил, мысленно ставил себя на место противника, всесторонне оценивал его возможный замысел и, исходя из этого, определял свой. Генерал Шумилов умел смело сосредоточить основные усилия армии на ведущем направлении для решения главной задачи. А хорошо зная, что на войне бывают всякие неожиданности, он всегда стремился создавать и сохранять резервы. Мне, воевавшему до этого в Севастополе, где у командования армии почти никогда не было необходимых резервов, это обстоятельство особенно бросалось в глаза.
Михаил Степанович хорошо понимал роль штаба в управлении войсками и никогда не пренебрегал его мнением, [73] хотя решение всегда принимал на основе собственных глубоких размышлений.
Принятое решение он проводил в жизнь с железным упорством и не вносил в него изменений до тех пор, пока это не вызывалось обстановкой по ходу боя. А пульс боя командующий постоянно чувствовал очень тонко. Шумилов избегал скоропалительных решений, и это серьезно облегчало работу командиров соединений и штаба армии.
По натуре Михаил Степанович был человеком крутым, прямым, любил деловые качества и правдивость в людях, сам был очень работоспособен и честен во всем. Я не знаю случая, чтобы в своих докладах командарм приукрашивал положение дел или излишне подчеркивал сложность обстановки. Всегда чувствовалось, что Военный совет фронта глубоко верил в способности Шумилова. И Михаил Степанович полностью оправдал оказанное ему Ставкой и Военным советом фронта доверие — командовать армией на важнейшем стратегическом направлении.
Работать начальником штаба армии, действующей на таком ответственном участке, и для меня было большой честью. Тут я не могу не сказать о работе штаарма в целом и некоторых офицерах штаба, которые составляли основную его «рабсилу».
В современной войне даже самый способный командарм не может успешно осуществлять руководство боевыми действиями без хорошего штаба. Ведь прежде чем начиналась любая операция, любое сражение, над планированием и организацией его кропотливо трудился коллектив работников штаба, начальников родов войск и служб, составляющих управление армии. Штаб добывает, изучает, анализирует и обобщает все необходимые данные, рассчитывает соотношение сил, предусматривает ход развития операции, подготавливает соображения по решению и уточняет взаимодействие войск. В отдельные периоды боев в состав 64-й входило 15–17 стрелковых и танковых соединений и столько же отдельных артиллерийских, гвардейских минометных и истребительно-противотанковых полков. Управлять таким количеством войск, конечно, нелегко. Надо было каждому соединению и каждой части готовить, передавать или пересылать приказы и распоряжения, контролировать выполнение ими поставленных задач.
Одна из главных проблем, которая всегда больше всего доставляла нам хлопот, — это более точное определение сил и раскрытие замысла противника. Без этого не может быть принято правильное решение. И офицерам разведывательного [74] отдела приходилось напряженно трудиться. Они хорошо понимали обстановку в оперативном масштабе и часто по собственной инициативе организовывали разведку. Разумеется, что при динамических действиях противника не всегда и не легко можно было добыть нужные данные.
А во время обороны, когда нашим войскам приходилось и отходить, а пленение солдат врага было редким явлением, получать нужные разведывательные данные было особенно сложно. Мы использовали главным образом сведения, добытые разведывательными подразделениями соединений и информацию разведывательных органов фронтов.
Но противника надо было знать, и мы ставили войскам конкретные задачи на разведку, применяли засады в целях захвата пленных, засылали в тыл противника агентов и наблюдателей, давали заявки фронту на ведение разведки авиацией.
Чтобы показать, насколько трудно было выявлять врага, состав его группировок, я приведу такой характерный пример.
30 июля авиационная разведка фронтов установила выдвижение отдельных колонн противника с юго-запада в сторону Котельникова. Потом из этого района агенты, снабженные рациями, передали о том, что в Котельниково вошли танковые и моторизованные части немцев и что они выдвигаются в сторону Сталинграда. Ни в штабе фронта, ни в армии в тот момент никто не знал, что это за войска. Но на следующий день наши агенты передали опознавательные знаки на бортах автомашин. Из штаба франта сообщили, что машины с такими знаками принадлежат дивизиям, ранее находившимся в 4-й танковой армии немцев. Это уже зацепка. А несколько позже агентура подтвердила, что все части, прибывшие в Котельниково, действительно входят в состав 4-й танковой, поскольку захваченный пленный назвал фамилию «большого начальника» генерала Гота. Было определено, что на Сталинград выдвигаются новые силы — целиком 4-я танковая армия. Двумя днями позже это подтвердили пленные румыны и немцы. Состав же армии Гота был определен только в ходе боев в районе Абганерово.
А в определении группировок врага нам очень хорошо помогала артиллерийская разведка. Она умело вскрывала артиллерийско-минометные средства противника, а по ним можно было определить и группировки пехоты.
Все добытые данные наносились на карту, изучались, сопоставлялись, определялись силы и группировки врага. Затем мы готовили доклад-справку и карту с нанесенными [75] сведениями о противнике и обычно докладывали выводы разведки командарму. Шумилов нам доверял, но все же иногда ставил дополнительные задачи на разведку, на перепроверку или ограничивался указанием, на чем сосредоточить внимание разведчикам.
А вообще не будет преувеличением сказать, что в боях под Сталинградом мы неплохо научились видеть врага и раскрывать его замыслы.
Оперативный отдел, возглавляемый полковником С. М. Лукиным, был как бы главной рабочей «кухней» штаба армии. Именно здесь проводился глубокий анализ положения дел на фронте армии, отрабатывались карты с обстановкой, определялось соотношение сил и вырисовывались в деталях соображения по использованию сил и средств в бою.
Выражение «соображения в деталях» не описка. Бои под Сталинградом гремели непрерывно. Командарм и штаб армии следили за их ходом и оценивали события на различных направлениях в течение всего дня. И им было всегда известно положение дел на фронте армии и соседей. Обычно перед вечером командарм вместе со мной и начальником оперативного отдела еще раз оценивал обстановку и принимал принципиальное решение на действия войск. Следовательно, операторы должны были работать очень напряженно, целенаправленно и непрерывно.
В штабе армии большая часть оперативных документов зарождалась на рабочем месте заместителя начальника оперативного отдела полковника П. М. Журавлева. Он тогда только что окончил военную академию и был подготовлен на уровне последних требований штабной службы.
Но важнейший документ — боевой приказ, как правило, готовил начальник оперативного отдела полковник С. М. Лукин. Боевые донесения в вышестоящие штабы составлял старший помощник начальника оперативного отдела майор А. Г. Полнер, а оперативные сводки готовил помощник начальника отдела майор Степанов. Ответственным за постоянную связь с разведывательным отделом, отделом связи, штабами артиллерии, бронетанковых войск и инженерных войск был помощник начальника отдела капитан А. Ф. Ляшев. Кроме того, каждый из офицеров отдела являлся и направленцем, в обязанность которого входило постоянно детально знать обстановку на участках определенных дивизий.
Конечно, круг деятельности всех офицеров управления армии выходил далеко за рамки штаба. Они часто днем и ночью выезжали в войска, лично проверяли и уточняли обстановку [76] на месте, доводили до руководства дивизий распоряжения командарма и начальника штаба армии, обстановку на соседних участках и оказывали командирам помощь в правильном использовании специальных сил и средств в бою. Особенно часто приходилось высылать офицеров вперед, когда обстановка складывалась сложная, неясная и даже противоречивая. И все это обычно происходило под огнем врага.
При выполнении заданий офицеры часто становились непосредственными участниками боев. Например, когда в 157-й стрелковой дивизии в районе Елхи была неясная обстановка, туда был направлен капитан А. Ф. Ляшев. Вместе с офицером штаба соединения он пошел проверить передний край обороны одного из батальонов. Но там наших бойцов не оказалось, и штабники внезапно столкнулись с гитлеровцами. В завязавшемся бою те начали обходить наших офицеров, у которых скоро кончились патроны. Пришлось ручными гранатами прокладывать себе путь к своим. И офицеры мужественно пробились через фашистскую цепь.
Таких случаев было немало.
А сколько опасных моментов было на самом командном пункте армии! Он не раз подвергался сильным бомбежкам противника с воздуха. 3 сентября на КП в районе Ягодного упало около ста бомб, и большие потери были в составе охраны и среди связистов. Одна бомба громыхнула почти рядом с блиндажом, в котором находились генерал В. И. Чуйков и дивизионный комиссар К. К. Абрамов. Накат укрытия был снесен, а генералов взрывной волной бросило на землю. Мы быстро подбежали к блиндажу. В. И. Чуйков, стряхивая с себя землю, сказал:
— Если бы вырыли наше укрытие чуть подальше от блиндажа начальника штаба, нам бы был конец. Спасибо тем, кто указал это место... — И, повернувшись ко мне, он добавил: — Везет вам, товарищ Ласкин... Сколько раз бомбит противник командный пункт, а все штабисты будто неуязвимы...
Однажды надо было доставить донесение командарма в штаб фронта. Машины через Волгу не ходили (мост на день снимался), и капитан А. Ф. Ляшев с пакетом был послан на самолете У-2. Немецкий истребитель напал на него и стал обстреливать. Летчик начал резкое снижение, чтобы приземлиться. Но местность была сплошь изрезана оврагами, и посадка оказалась неудачной. Самолет разбился, пилот и Ляшев серьезно пострадали.
Доставка пакета задерживалась. И тут две женщины, [77] оказавшиеся поблизости, раздобыли где-то грузовую машину и хотели отправить пострадавших в госпиталь. Но капитан Ляшев настоял, чтобы их везли сначала в штаб фронта. Донесение было доставлено в срок, и Ляшев тут же сообщил в штаб армии о выполнении задания, ничего не сказав ни о происшествии, ни о своем состоянии.
Военные события под Сталинградом проходили очень динамично. Каждый день на карты наносились все новые и новые данные о противнике на фронте нашей армии и соседей. Каждый день появлялись изменения в начертании переднего края обороны и в расположении наших войск. Ведь одни части и соединения снимались с передовой, другие прибывали в армию и тут же выходили на боевые участки, третьи контратаковали врага, четвертые совершали маневр с одного участка на другой. Много напряженного труда, умения и смекалки требовалось, чтобы подготовить оперативно грамотный и обоснованный расчетами доклад командарму. И работники штаба делали все, чтобы помочь командующему найти лучшие возможности разгрома врага. Нужно сказать, что соображения штаба почти никогда не расходились с оценкой и решением командарма.
Особое место в нашей работе занимал вопрос использования артиллерии, в частности гвардейских минометных частей «катюш». И самым ближайшим помощником командарма в этом деле были командующий артиллерией армии полковник С. Н. Петров и начальник штаба артиллерии армии полковник А. Н. Янчинский. Хорошо подготовленные, энергичные, деятельные, они были способны в самые короткие сроки организовать широкий маневр артиллерии и сосредоточить на нужных направлениях массированный огонь.
Исключительно большую и ответственную работу проводили инженерные войска, руководимые генералом Ю. М. Брадзиловским, а после его ухода на должность начинжа Воронежского фронта — генералом В. Я. Пляскиным.
Эти образованные, с большим опытом военные инженеры приложили много сил и умения для укрепления оборонительных рубежей, создания минных полей, устройства переправ через Волгу, при прокладывании новых маршрутов движения, в подготовке командных и наблюдательных пунктов.
Большую сложность представляла организация четкого и устойчивого управления войсками в условиях частых и резких изменений в обстановке, большой нехватки радиостанций и постоянного нарушения технической связи бомбами и снарядами. В составе армии в отдельные периоды, [78] как я уже отмечал, было до 17 стрелковых и танковых соединений, много отдельных частей. Штаб контролировал ход выполнения ими каждого приказа и распоряжения. Обеспечивать связь с войсками в ходе боевых действий — труднейшее дело. И тут невозможно недооценить работоспособность, настойчивость, а подчас и изобретательность начальника связи армии полковника Т. Р. Борисенко и завидное трудолюбие, аккуратность, мастерство подчиненных ему командиров и рядовых связистов.
Нельзя не сказать добрых слов и о службе тыла, которой руководил генерал Григорий Васильевич Александров. Обеспечить многие сотни стволов различных видов артиллерии и минометов боеприпасами, танки и транспорт горючим, десятки тысяч людей питанием и обмундированием в условиях непрерывных артналетов и бомбежек и через такое препятствие, как Волга, — очень сложная задача. Но активный участник гражданской войны, Г. В. Александров имел богатый опыт работы, неиссякаемую энергию, твердый характер и делал все возможное для бесперебойного снабжения армии. Он почти каждый вечер являлся в Военный совет и докладывал о состоянии тыла и обеспечения всем необходимым войск, настойчиво просил позвонить в какую-либо инстанцию — потребовать, согласовать, уточнить, попросить, подтолкнуть. А часто, минуя фронтовую инстанцию, он вел переговоры со многими ответственными работниками Наркомата обороны, в том числе и с начальником Тыла Красной Армии генералом армии А. В. Хрулевым, и всегда добивался своего.
Как-то я ему сказал!
— Уж очень настырный и шумный у вас характер, Григорий Васильевич. Помогает ли он в деле?
— Тыл — организация особая, Иван Андреевич, — поучительно ответил генерал Александров. — Тут одного приказа мало. По опыту знаю, что надо многих тормошить, а многое добывать самим. Без настырности тут никак не обойтись...
Хочу особо подчеркнуть, что на всей нашей оперативной деятельности благотворно отражалась партийно-политическая работа, которую проводил политаппарат штаба и партийное бюро, секретарем которого был капитан Сергей Шевелев. На парторганизацию и политаппарат управления армии опирались и командующий, и начальник штаба, и в целом Военный совет. Поэтому весь наш коллектив был сплоченным, монолитным, работоспособным, все понимали [79] друг друга, и это обеспечивало в работе слаженность всех звеньев.
Здесь, конечно, была очень велика и роль членов Военного совета армии. Бригадный комиссар Зиновий Тимофеевич Сердюк (до войны первый секретарь Киевского обкома КП(б)У) был партийным руководителем и, став человеком военным, быстро научился определять узловые проблемы партийно-политической работы в войсках, ставил перед политотделом армии, комиссарами и политорганами соединений четкие и конкретные задачи. Будучи ответственным за оперативную деятельность армии, он стремился постоянно быть вместе с командующим, участвовал в рассмотрении всех важнейших оперативных мероприятий.
Второй член Военного совета, дивизионный комиссар Константин Кирикович Абрамов, отвечал за материально-техническое обеспечение армии, то есть за работу тыла, но часто бывал в передовых частях, под огнем. Всегда живой и жизнерадостный, прямой и искренний во всем, он был очень смелым и необыкновенно находчивым человеком, В сложных ситуациях бывал суровым, крутым, но, как говорится, быстро отходил. За героизм и мужество, проявленные К. К. Абрамовым в боях под Смоленском, ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
Как-то мы спросили Константина Кириковича, почему он очень редко бывает на передовом пункте управления вместе с командармом и очень часто выезжает в войска.
— Тут моя помощь никому не потребуется, — ответил он. — Ведь все важные вопросы Военный совет решает вечером на командном пункте. А вот командирам и комиссарам дивизий и полков помогать нужно всегда. На передовой лучше чувствуешь пульс боя, своими глазами видишь боевую работу частей и познаешь людей. Я могу подметить такое, что командиры и комиссары могут упустить или недооценить. А в бою каждый промах — лишние жертвы...
Итак, заканчивался оборонительный период Сталинградской битвы. Мне, как севастопольцу, хотелось бы сказать о некоторых особенностях обороны Севастополя в сравнении со сражением у берегов Волги.
Под Сталинград для постоянной работы в войсках и оказания помощи фронтам и армиям Ставка направляла крупнейших военных и партийных работников. Через горнило сражения у волжских берегов прошла целая плеяда видных полководцев и военачальников — будущих Маршалов Советского [80] Союза: Г. К. Жуков, А. М. Василевский, В. И. Чуйков, Ф. И. Толбухин, А. И. Еременко, К. С. Москаленко, Н. И. Крылов, К. К. Рокоссовский, Р. Я. Малиновский. Каждый из них свои глубочайшие военные знания, организаторские способности целиком вкладывал в подготовку и проведение крупных мероприятий, направленных на разгром врага.
Важно, что весь ход борьбы в Сталинградской битве непосредственно направляли Центральный Комитет партии, Государственный Комитет Обороны и Верховное Главнокомандование. Все это обеспечивало высококвалифицированное руководство военными действиями.
В Сталинградской битве особенно наглядно и содержательно проявилось постоянно и хорошо организованное взаимодействие в стратегическом и оперативном масштабах. Хотя наиболее трудная задача в обороне и выпала на долю 62-й и 64-й армий, но задачу по удержанию Сталинграда решали и многие другие объединения. Четко согласованные действия между различными армиями и фронтами не раз резко ослабляли удары противника и срывали его замыслы. Кроме того, в ходе всей обороны на Волге Сталинграду оказывали помощь и силы, действующие на Северном Кавказе. Своей упорной обороной они сковали крупные группировки врага и не позволили ему дополнительно перенацелить силы на Сталинград.
Далее, в отличие от Крыма в Сталинграде было чем бить противника. Достаточно сказать, что только в непосредственном подчинении командарма 64-й находилось 15–17 стрелковых и танковых соединений, до пятнадцати полков полевой и противотанковой артиллерии и гвардейских минометных полков. А с воздуха армию прикрывали части корпуса ПВО и истребительные части 8-й воздушной армии. Армия почти никогда не испытывала недостатка в боеприпасах. На Сталинград работал почти весь тыл страны.
В распоряжении же севастопольского командования, по существу, не было самых главных средств современной войны: авиации, танков, «катюш» и противотанковой артиллерии, а имевшаяся полевая и береговая артиллерия либо испытывала недостаток в боеприпасах, либо вообще оставалась без них.
Еще одна особенность: оборона под Сталинградом характеризовалась широкой маневренностью сил и средств и исключительной активностью. Здесь за четыре месяца были проведены сотни сильных контратак, несколько десятков крупных контрударов и несколько частных наступательных операций советских войск. [81]
В Севастополе маневр силами и средствами в ходе боев почти не проводился: нечем, собственно, было маневрировать. Проведенные за все восемь месяцев три армейских контрудара наносились в основном силами, прибывавшими в Севастополь с Большой земли. Длительное удержание рубежей здесь достигалось прежде всего упорством войск, дравшихся до последних возможностей. Поэтому оборона в Севастополе носила менее маневренный и более позиционный характер, чем под Сталинградом.
Важно также отметить, что, несмотря на глубокое проникновение на советскую территорию врага, в целом Сталинградская битва все же проходила в выгодной стратегической обстановке. Наши армии, действующие на огромной дуге от Воронежа через Сталинград до Новороссийска, держали главные силы гитлеровцев в громадном мешке. Это позволяло советскому командованию использовать против врага удары наших войск и авиации с различных направлений.
Совершенно другое положение было в Севастополе.
Там, наоборот, противник, прижав севастопольцев к берегу моря и взяв их в огневое кольцо, мог обстреливать наши позиции чуть ли не со всех сторон. К тому же под конец обороны защитникам города не могли помочь ни боевые корабли с моря, как это было в декабре 1941 года, ни авиация. Город находился в длительной осаде. Противник же, имея большое превосходство над нами в силах, полное господство в воздухе, мог свободно осуществлять любой маневр.
Далее. В Сталинградской битве силы советских войск и решающие средства борьбы постоянно наращивались, что дозволяло создавать прочную глубокую оборону и наносить неожиданные и сильные контрудары по врагу.
В Севастополе же в ходе летнего штурма города силы его защитников непрерывно таяли, а подкреплений почти не поступало. Крайне мало получали мы и боеприпасов. Поэтому сопротивление и удары наших войск по врагу неуклонно ослабевали.
Оборонительные бои за Сталинград характеризовались и тем, что в их ходе не было длительных оперативных пауз. Борьба шла почти непрерывно.
А в Севастополе в течение восьмимесячной обороны были две оперативные передышки между тяжелыми боями. В это время враг накапливал силы и проводил тщательную подготовку нового штурма. И мы могли передохнуть, укрепить [82] позиции и подготовиться к новым кровопролитным схваткам.
И наконец, отличны сами масштабы сражений. Под Сталинградом в некоторые периоды битвы одновременно с каждой стороны действовало до полутора миллиона человек на семисоткилометровом фронте. Например, с нашей стороны на последнем этапе обороны в ней участвовало восемь армий, более десятка тысяч орудий и минометов, около двадцати гвардейских минометных полков и до 400 самолетов.
В Севастополе же протяженность фронта обороны равнялась всего 35–40 километрам. Генерал Манштейн имел 300 тысяч солдат и офицеров, а количество защитников города было в три раза меньше.
Но надо сказать и о том общем, что характеризовало борьбу как в Севастополе, так и в Сталинграде. Это сходство, а вернее, полное родство касается беззаветного мужества, стойкости и самоотверженности защитников обоих городов. И в Крыму, и у волжских берегов наши бойцы проявили беззаветную любовь к своей Отчизне, величайшую ненависть к врагу, массовый героизм.
Итак, подводя краткие итоги оборонительного периода, отметим, что за все четыре месяца трудных оборонительных сражений защитники Сталинграда вывели из строя до 700 тысяч отборных гитлеровских солдат и офицеров, более тысячи танков, свыше двух тысяч орудий и минометов, более 1400 самолетов, подорвали наступательный дух солдат немецкой армии и создали выгодные условия для нанесения мощных контрударов{25}. Конечно, гитлеровское командование никогда не предполагало, что их лучшие армии будут так обескровлены, измотаны и морально надломлены.
Таким образом, ни на Кавказе, ни под Сталинградом стратегические задачи, поставленные Гитлером, решены не были. Значит, вся планируемая и проводимая гитлеровским командованием летняя кампания 1942 года потерпела полный крах.