Разгром
Вся страна продолжала ковать для фронта оружие, формировала новые части. В район Сталинграда шли танковые, механизированные, стрелковые и артиллерийские соединения, знаменитые «катюши». На аэродромах приземлялись новые самолеты различного назначения. Центральный Комитет ВКП(б) и Верховное Главнокомандование готовили силы для проведения контрнаступления.
Теперь ставилась цель разгрома наиболее крупной стратегической группировки врага под Сталинградом. Осуществлению этой задачи способствовали и невыгодность стратегического положения гитлеровских войск, рассредоточенных по огромной дуге на юге страны, и большая уязвимость их коммуникаций, протянувшихся более чем на 2000 километров.
В таких условиях гитлеровское командование не могло быстро перебросить на это направление крупные резервы из Германии или с других участков советско-германского фронта, чтобы своевременно воздействовать на ход военных событий.
Не лучше было оперативно-стратегическое положение немецко-фашистских войск и непосредственно в районе Сталинграда. 6-я полевая и 4-я немецкая танковая армии были скованы советскими войсками в самом городе, а на их растянутых флангах находились более слабые во всех отношениях румынские и итальянские части. Советские соединения занимали охватывающее положение по отношению к главной ударной группировке немцев.
Было установлено, что оборона врага наиболее уязвима на флангах этой ударной группировки и что именно здесь, в междуречье Волги и Дона, следует зажать в кольцо основные силы 6-й и 4-й танковой армий и нанести по ним сокрушительный удар. Достижение такой цели «не только радикально изменило бы обстановку в этом районе, но и привело бы к крушению все еще активно действующего южного крыла вражеского фронта»{76}, а также позволило развернуть широкие наступательные операции по освобождению Родины от фашистского ига. [279]
Так возникла основная идея контрнаступления, высказанная впервые 13 сентября Г. К. Жуковым и А. М. Василевским в докладе И. В. Сталину. Характерно, что эта оценка обстановки на советско-германском фронте сделана в тот же день, когда Гитлер на совещании в своей ставке заявил, что «русские находятся на грани истощения своих сил и что к ответным действиям широкого стратегического характера они больше не способны».
Политбюро ЦК ВКП(б), Государственный Комитет Обороны и Ставка Верховного Главнокомандования, учитывая все эти факторы, считали, что у нас созданы предпосылки для проведения стратегического контрнаступления на сталинградском направлении. Первоочередной его задачей должно быть осуществление разгрома ударной немецкой группировки — 6-й и 4-й танковой армий в районе Сталинграда, а также основных сил сателлитов Германии (итальянских и румынских соединений). Последнее привело бы к противоречиям и ослаблению внутри фашистского блока и могло предотвратить вступление в войну Турции на стороне фашистской Германии.
В сентябре Г. К. Жуков и А. М. Василевский вылетели в район боевых действий у Сталинграда, чтобы изучить на месте вопросы, связанные с контрнаступлением.
После их возвращения в Москву Ставка обсудила представленный план контрнаступления, и в конце сентября Верховный Главнокомандующий утвердил основы его замысла.
Суть плана состояла в том, чтобы одной сильной группировкой вновь создаваемого Юго-Западного фронта нанести удар по противнику с севера на участке Серафимович, Клетская и развить стремительное наступление на юг в направлении Калач, Советский. Другой группировке Сталинградского фронта ставилась задача прорвать оборону врага южнее Сталинграда на участке Ивановка до озера Барманцак и продвигаться в северо-западном направлении, то есть тоже на Советский и Калач. Наши войска должны были рассечь оборону на флангах главных сил врага, разгромить здесь 3-ю и 4-ю румынские армии и охватить сходящимися клиньями гитлеровские войска в районе Сталинграда между Волгой и Доном. Одновременно образовывался надежный внешний фронт окружения. А чтобы не допустить контрударов противника по войскам Юго-Западного фронта со стороны Сталинграда, [280] в наступление переходили две армии Донского фронта.
Таким образом, контрнаступление на сталинградском стратегическом направлении должны были осуществить войска трех фронтов. Главную задачу в операции выполняли Юго-Западный и Сталинградский фронты.
На Сталинградском фронте в наступление переходили три армии (64, 57 и 51-я). Главную ударную группировку составляли две последние левофланговые армии, наносившие удар в общем направлении на Советский. За ними в качестве эшелона развития наступления находились два механизированных корпуса и один кавалерийский. Наступление поддерживала с воздуха 8-я воздушная армия. А 62-я армия генерала В. И. Чуйкова и часть сил 64-й армии, действовавших на правом фланге, должны были стойкой и активной обороной сковать и максимально измотать силы врага, втянутые в борьбу за город.
Вот что представлял собой план действий советских войск по окружению и разгрому сил врага на сталинградском направлении, получивший условное наименование «Уран».
К началу контрнаступления общее соотношение сил и средств сторон было следующее: в людях и самолетах примерно равное, в артиллерии было наше полуторное превосходство, а в танках — двойное{77}.
Следует сказать, что в те дни ни командование, ни штаб 64-й армии ничего не знали об этом плане. Только в самом конце октября к нам на командный пункт армии прибыл командующий фронтом генерал-полковник А. И. Еременко, который изложил новую задачу армии только генералу М. С. Шумилову. Выйдя из блиндажа, он беседовал с нами, с офицерами штаба, но никому из нас не сказал ни слова о предстоящей операции. Лишь на следующее утро командарм ознакомил с полученной задачей меня и начальника оперативного отдела полковника Г. С. Лукина.
64-я должна была, прочно удерживая рубеж от Волги до Елхи, нанести удар по противнику левым флангом на участке Елхи, Ивановка, разгромить противостоящие части врага и совместно с 57-й армией обойти окружаемую фашистскую группировку с юга. Для решения этой [281] задачи генерал М. С. Шумилов создал группировку в составе пяти стрелковых дивизий (38, 157, 204, 29 и 36-я гвардейская), 154-й бригады морской пехоты и 13-й и 56-й танковых бригад, поддерживаемую огнем всей армейской артиллерии. На этом же направлении использовались четыре гвардейских минометных полка.
Вскоре к нам прибыл начальник штаба фронта генерал-майор Иван Семенович Варенников. Так как письменного приказа штаба фронта на наступление у нас еще не было, а разработка плана операции на основе устных указаний командующего фронтом шла полным ходом, то было ясно, что генерал Варенников приехал для того, чтобы уяснить, насколько правильно понята нами задача армии и как она решается.
После рассмотрения наших наметок решения и плана действий войск армии при выполнении новой задачи генерал Варенников сказал, что указания командующего фронтом на действия армии нами поняты и решаются правильно.
Поскольку для создания в ходе наступления огня требуемой плотности в армии не хватало артиллерийских средств, командарм настойчиво просил фронт выделить армии добавочное артиллерийское усиление. Но генерал А. И. Еременко не мог выполнить нашу просьбу из-за все еще ограниченного количества артиллерийских средств. Он лишь принял решение передать в нашу армию несколько артиллерийских полков РВГК{78}, но только после использования их в период огневой подготовки на участке 57-й армии. По этой причине время перехода в наступление нашей армии было определено на несколько часов позже, чем 51-й и 57-й армий.
При подготовке операции исключительно большое значение придавалось ее скрытности.
К начальной стадии разработки плана операции в армии, кроме меня и начальника оперативного отдела полковника Г. С. Лукина, никто не привлекался. Все основное содержание операции, а также расчеты сил и средств были отражены только на картах командарма и начальника штаба. Категорически запрещалось вести переписку и телефонные переговоры с вышестоящим командованием [282] по вопросам, относящимся к операции. Они излагались при личной встрече и только тем лицам, кто мог решить данный вопрос, при этом не делалось никаких намеков на предстоящее наступление.
Любые передвижения войск и техники проводились только в ночное время по графику, тщательно разработанному в армии. Нужно сказать, что в условиях голой степи южнее Сталинграда и близости Волги требовались продуманные способы маскировки, тщательный и жесткий контроль за исполнением графика.
Система мероприятий, проводимых Ставкой, командованием фронтов, армий и соединений, позволила скрытно сосредоточить ударные группировки и ввести в заблуждение немецкое командование. Оно ничего не знало о месте, времени наступления и силах, которыми будут нанесены удары. Таким образом, была обеспечена полная внезапность перехода наших войск в контрнаступление.
10 ноября 1942 года на командном пункте 57-й армии в Татьяновке Военный совет Сталинградского фронта проводил совещание с командующими 64, 57 и 51-й армий и с командирами 13-го и 4-го механизированных и 4-го кавалерийского корпусов. Прибывшие туда представители Ставки генерал армии Г. К. Жуков и генерал-полковник А. М. Василевский заслушали решения командармов и командиров корпусов, уточнили вопросы взаимодействия и готовность войск к наступлению.
План наступления 64-й докладывал командарм М. С. Шумилов.
— Принятое решение и установленный порядок взаимодействия в армии и с соседними пятьдесят седьмой и шестьдесят второй возражений не вызвали... Г. К. Жуков и А. М. Василевский особенно тщательно рассматривали и согласовывали действия эшелона развития при встрече с ударной группировкой Юго-Западного фронта и по созданию внешнего фронта, — сообщил командарм. — Второй важной проблемой, интересовавшей представителей Ставки, было политико-моральное состояние войск, готовность их к переходу в наступление и к разгрому врага. Зная о боевых качествах всех дивизий и полков армии по предыдущим боям, большом подъеме и высоком духе всего личного состава, я с уверенностью доложил, что войска армии к наступлению готовы. Сказал и о том, что порядок наступления и вопросы взаимодействия войск, [283] танков и артиллерии отработаны практически на местности с командирами дивизий и полков...
Да, генерал М. С. Шумилов имел все основания так сказать о воинах своей армии.
Только теперь, после информации командарма о совещании в штабе фронта, я впервые понял, что готовится грандиозное контрнаступление советских войск.
Известно, что готовность к наступлению определяется многими факторами, в том числе и материальной обеспеченностью частей. Непосредственно за нашей армией была Волга. В условиях рано начинавшихся заморозков обеспечить всем необходимым целую армию — задача очень трудная, но она была решена успешно.
Особо следует сказать о партийно-политической работе. Теперь надо было готовить людей не к обороне, а к наступлению. Сочетались две задачи: добиться высокого морального духа и порыва воинов к полному разгрому врага в наступлении и научить наступательным действиям. И политработники, командиры и парторганизации этого добились. А 14 ноября в частях армии было получено письмо Военного совета Сталинградского фронта к коммунистам. В нем делался акцент на то, что мы, сталинградцы, опаленные пороховым дымом, познавшие горечь отступления и проявившие огромное упорство в обороне, теперь должны громить врага и гнать его с нашей земли.
В войсках глубоко понимали значение предстоящего наступления, люди были полны стремления к решительному штурму вражеских позиций.
Вечером 17 ноября Военный совет армии провел специальное совещание с командирами и политработниками дивизий и полков, чтобы еще раз убедиться в полной готовности частей и соединений к решению поставленных задач. На совещании присутствовали член Военного совета фронта Н. С. Хрущев и заместитель командующего фронтом генерал-лейтенант М. М. Попов.
Вечером 18 ноября 1942 года мы получили сообщение, что наступление 64-й армии и других войск Сталинградского фронта назначено на 20 ноября.
Мы полагали, что в этот же день начнут боевые действия [284] и войска других фронтов. Но утром 19 ноября узнали, что Юго-Западный и Донской фронты уже перешли в наступление.
В этот день во всех ротах и батареях были проведены короткие митинги, на которых был зачитан приказ Военного совета Сталинградского фронта № 9, где говорилось: «Настал час грозной, но справедливой расплаты с подлым врагом — немецко-фашистскими оккупантами. Мы отстояли Сталинград. Теперь на нашу долю выпала честь начать мощное наступление». Выступавшие воины-сталинградцы призывали своих боевых товарищей смелее идти на штурм ненавистного врага. Приказ Военного совета и сообщение о том, что войска других наших армий на Дону уже перешли в решительное наступление, вызвали в душах бойцов высокий наступательный порыв.
Я видел, что и командарм сердцем переживал предстоящее сражение, еще и еще в деталях проверял готовность своих подчиненных к наступлению. Снова в который раз мы просматривали установленный порядок огневой подготовки и вопросы взаимодействия. А порядок был установлен такой: сперва открывала огонь и вела его сорок минут вся артиллерия и «катюши» М-8. За 5 минут до начала атаки наносили удары гвардейские минометы М-13, «катюши» и М-31. Их залпы являлись сигналом для танков и пехоты. Кроме того, был установлен сигнал «Гроза», передаваемый по телефонам. Он должен был повторяться офицерами штаба и телефонистами вплоть до начала атаки. А в батальонах и ротах сигналом к броску вперед являлась серия зеленых ракет.
Вечером мы докладывали в штаб фронта о полной готовности войск к выполнению задачи.
Настала последняя ночь перед наступлением. Стояла какая-то особая тишина, но всюду в частях и подразделениях, на позициях, в штабах и в тылу кипела жизнь. Командиры батальонов, рот, политработники всех звеньев находились среди бойцов в окопах, проверяли их готовность к наступлению.
...Утро 20 ноября. В 8 часов должна была начаться артподготовка. Но в тот день, как и накануне, над сталинградской степью повис густой седой туман, а потом большими хлопьями повалил снег. Над полем боя была плотная завеса. Ни противника, ни соседей не было видно. [285] Командующий фронтом А. И. Еременко, находясь на наблюдательном пункте командующего 57-й армией, позвонил генералу М. С. Шумилову:
— Как видимость у вас?
— Сплошная белая мгла, товарищ командующий, — ответил Михаил Степанович.
— А что думаете о возможности наступления в таком тумане?
— Считаю невозможным... Это сложнее, чем в самую темную ночь: противника не видно, а опасность ударить по своим велика. Да и войска к действиям в таких условиях не готовились. Надо ждать, пока рассеется туман...
— Правильно, — одобрил А. И. Еременко. — Мы с Федором Ивановичем Толбухиным такого же мнения.
Через несколько минут было получено распоряжение: «Работу в 8.00 не начинать до особого распоряжения».
После девяти туман стал понемногу таять, а вскоре поступило распоряжение штаба фронта начать артподготовку ровно в 10 часов.
И вот точно в назначенное время загрохотали орудия. Вскоре вся оборонительная полоса противника на глубину 3–4 километра оказалась в огне и дыму. Затем грохнули залпы гвардейских минометов, и тут же соединения 57-й армии пошли на штурм врага.
Но наши войска в наступление пока не переходили. Мы продолжали вести артиллерийский огонь по высоте 128,2, находившейся перед самым левым флангом армии, чтобы не допустить оттуда ведения противником флангового огня по двинувшимся вперед полкам 57-й армии. А мы наступление должны были начать после прибытия к нам артиллерийских полков РВГК из 57-й армии.
В 13 часов 30 минут в полосе 64-й началась повторная артиллерийская подготовка. Несколько сот орудий, минометов и пусковых установок М-8 ударили по обороне врага. Воздух наполнился грохотом канонады. Особенно выделялись «голоса» орудий 19-й тяжелой артиллерийской дивизии РВГК генерал-майора артиллерии В. И. Дмитриева. Словно огненный смерч бушевал на земле. Вскоре вступили в действие установки М-13 и М-31.
Создавалось впечатление, что полыхала сама земля. Многие из нас такой эффект массированного удара «катюш» видели впервые. [286]
С начала пуска эрэсов с наблюдательного пункта был подан сигнал «Гроза», а вскоре ввысь взметнулось множество зеленых ракет — сигнал атаки. Артиллерия перенесла свой огонь с переднего края на некоторую глубину, танки и пехота пошли в наступление. Их поддерживали огнем станковые пулеметы, пушки. А вскоре грянуло мощное «ур-р-а!». Начался штурм вражеских позиций. Минут через 8–10 танки обогнали стрелков.
По мере приближения машин и пехоты к вражеским позициям стена нашего артиллерийского огня перемещалась все дальше и дальше. Создавался как бы своеобразный огненный вал для продвижения пехоты.
Радостно было сознавать, что наконец-то мы после долгих месяцев оборонительных боев перешли в наступление. Но кто из нас тогда мог знать, что наступление 19–20 ноября явится началом качественно нового этапа в ходе Великой Отечественной и всей второй мировой войны!
А враг оказывал упорное сопротивление. Особенно сильно ощетинился опорный пункт в районе высоты 128,2, откуда немцы вели ураганный огонь.
Эту высоту, являвшуюся ключевой позицией врага, на которую наступала 38-я стрелковая дивизия полковника Г. Б. Сафиулина, наши с ходу взять не смогли. Командарм сосредоточил туда огонь двух армейских артиллерийских полков и всей 19-й тяжелой артиллерийской дивизии РВГК.
Гул выстрелов и грохот разрывов, сливаясь с треском пулеметных и автоматных очередей, перекатывался по всему фронту. Огневой бой с обеих сторон становился все ожесточеннее. Полки 38-й дивизии возобновили атаку. Воздух снова сотрясает русское «ура!». Воины врываются в окопы, в блиндажи врага и огнем автоматов и гранатами уничтожают фашистов.
Все мы внимательно наблюдали за результатами огня в Эй — атакующими цепями полков. На белом снежном поле хорошо были видны наши бойцы. С напряжением следили мы и за действиями противника. Все данные наблюдения и доклады командиров дивизий говорили о том, что наступление началось успешно. Вскоре на высоте 128,2 всплеснулся алый флаг, установленный батальоном старшего лейтенанта Хичатурова из 38-й дивизии. Опорный пункт на этой высоте оказался настоящей крепостью, [287] врытой в землю. Тут были и дзоты с пулеметами и орудиями, и глубокие блиндажи, и система многорядных траншей. А за грядой укреплений — врытые в землю танки.
Наступавшая справа 157-я стрелковая встретила упорное сопротивление частей противника и несколько отстала от 38-й дивизии. Не могла выйти вперед и 169-я дивизия 57-й армии, которая наступала левее. Таким образом, 38-я, продвинувшись вперед, оказалась под огнем противника с фронта и с флангов. Немецкое командование стало спешно подтягивать на этот участок резервы и танки.
Вскоре свыше 20 фашистских машин вышли на выгодные высоты и с места открыли огонь из пушек и пулеметов по наступающим полкам 38-й дивизии. А еще около 30 танков и до полка пехоты перешли в контратаку против правого фланга дивизии. Активный огонь нашей артиллерии довольно быстро накрыл и танки, и пехоту. Вражеская атака захлебнулась. Но и наше наступление приостановилось. А из глубины своей обороны противник к этому участку выдвигал новые группы танков и резервы.
К этому времени стало известно, что наступавшие на правом фланге ударной группировки армии 204-я и 29-я стрелковые дивизии тоже встретили отчаянное сопротивление врага южнее Елхи и продвижение их было остановлено.
Становилось ясно, что в полосе наступления армии противник очень силен, что огневая система в его обороне еще далеко не подавлена. Поэтому командарм отдал приказ: наступление 38-й дивизии прекратить, полкам занять выгодные рубежи и закрепиться.
Воспользуюсь и я небольшой передышкой, чтобы сказать несколько слов о командире 38-й стрелковой.
Полковник Ганий Бекинович Сафиулин был самым молодым командиром дивизии в нашей армии. Но во многих проведенных боях он показал себя вдумчивым, подготовленным, инициативным и мужественным офицером. Его полки, как правило, в обороне ставились на самые опасные участки, на направлении главных ударов врага. В тяжелых боях соединение выходило без больших потерь из самых критических положений и снова било врага. [288]
И в этом главная заслуга принадлежала Ганию Бекиновичу. Он умел точно оценить силы врага, правильно организовать бой. И внешне Сафиулин был очень привлекательным человеком: открытое и дружелюбное лицо, вдумчивые, добрые глаза. Энергичный, горячий, решительный, он пользовался большим уважением генерала М. С. Шумилова. Искренне любил его и я. У командования армии всегда была уверенность в том, что любой приказ воинами 38-й будет выполнен.
Большую помощь во всем оказывал Сафиулину тоже молодой, грамотный и вдумчивый начальник штаба дивизии майор Александр Данилович Овсянников. Нам хорошо была известна их дружба. И когда вновь стало воссоздаваться корпусное звено, Г. Б. Сафиулин был назначен командиром корпуса, а А. Д. Овсянников — начальником штаба этого же корпуса. И на этих должностях оба показали себя превосходно.
...Возобновив наступление, 157-я и 38-я левофланговые дивизии нашей армии и правофланговые дивизии 57-й прорвали тактическую зону обороны врага.
Успешно развивались события на левом крыле фронта, где войска 51-й и 57-й армий взломали оборону румын на фронте до 50 километров и в образовавшуюся брешь был введен эшелон развития наступления. Части 13-го и 4-го механизированных корпусов, преодолевая сопротивление врага, устремились в северо-западном направлении на Советский, а 4-й кавалерийский — в юго-западном направлении, обеспечивая левый фланг группировки фронта от удара противника с юга.
Так с 20 ноября стали развиваться военные события южнее города. А на северном участке сталинградского направления в этот день ударная группировка Юго-Западного фронта — 5-я танковая и 21-я армии — продолжала наступать в юго-восточном направлении, стремясь перехватить коммуникации противника и не допустить его отхода на юго-запад. Во второй половине дня войска этих армий, обходя фланги двух корпусов 3-й румынской армии с запада и востока, создали реальные условия для их окружения в районе Распопинской. А 65-я армия Донского фронта, наступая в юго-восточном направлении, громила правофланговые части румын и угрожала левому флангу 6-й немецкой армии. [289]
Переход войск Сталинградского фронта в наступление был довольно неожиданным для противника и поэтому ошеломил немецко-фашистское командование. Гитлеровский полковник В. Адам, первый адъютант командующего 6-й немецкой армией, свидетельствует, что, будучи вызванным к начальнику штаба армии, он увидел там Паулюса, который вместе с начальником штаба, начальниками оперативного и разведывательного отделов стоял перед картой, висевшей на стене. «С напряженным вниманием следил я за тем, как наносятся последние данные на карту, — пишет В. Адам. — В районе действий 4-й танковой армии была проведена жирная красная стрела, прорезавшая в центре передний край. Советская армия начала наступление и на южном направлении. Паулюс подвел итог: «С севера Красная Армия продолжает наступать. Ее левое крыло продвигается в юго-восточном направлении на Верхне-Бузиновку. Мы должны считаться с тем, что через несколько часов 11-му армейскому корпусу будет отрезана дорога на юг. Наиболее серьезная угроза создана для железнодорожной ветки Морозовская — станция Чир...
Мы переживали тревожные дни. Носились самые различные слухи. Никто не знал, откуда они взялись. Никто не знал, что в них верно... Наконец вечером 20 ноября мы кое-что узнали о положении у нашего нового соседа — 4-й танковой армии. Противник прорвал немецкую оборону южнее Сталинграда и продвигается к Дону. Командование группы армий выделило 29-ю моторизованную дивизию, чтобы закрыть брешь, но дивизия не смогла противостоять натиску советских войск.
4-й армейский корпус и 20-я румынская пехотная дивизия отступили и теперь сражались фронтом на юг... По последним донесениям, советские танки подошли непосредственно к командному пункту 4-й танковой армии.
Какой оборот приняло дело! Зияющая брешь на нашем левом фланге, а теперь еще и на правом...»{79}
Стремительные действия танковых и механизированных корпусов Юго-Западного и Сталинградского фронтов содействовали успеху наших стрелковых соединений, наступление которых развивалось очень благоприятно. [290]
Однако наша 64-я, встретив упорное сопротивление противника, смогла лишь левым флангом несколько продвинуться вперед.
Немецкое командование стремилось сделать все, чтобы сорвать наступление наших войск южнее Сталинграда. За ночь на стык 64-й и 57-й армий оно подтянуло резервы. А с утра 21 ноября крупные силы пехоты и до 60 танков нанесли контрудар по выдвинувшейся вперед 38-й и 157-й дивизиям. Завязались жестокие бои, особенно в районе высоты 128,2, где действовали полки 38-й дивизии. С утра до полудня гитлеровцы пять раз атаковывали эту высоту, но каждый раз, попадая под массированный артиллерийский огонь, несли большие потери и откатывались.
Вскоре командир 38-й дивизии полковник Г. Б. Сафиулин доложил о сосредоточении новых немецких сил и танков перед участком дивизии.
Командарм хорошо видел и понимал обстановку на этом участке фронта. Для поддержки 38-й дивизии он приказал снова сосредоточить там огонь армейских артиллерийских полков и тяжелых полков РВГК. Одновременно генерал Шумилов передал Г. Б. Сафиулину: «Высоту 128,2 закрепить и ни в коем случае не оставлять. Помощь скоро будет». Он приказал также командиру 157-й дивизии полковнику А. В. Кирсанову дать залп полком «катюш» перед высотой 128,2 и этим ускорить наступление.
А враг упорно стремился отвоевать высоту. После полудня сорок бомбардировщиков противника нанесли по ней удары, и тут же с трех направлений двинулись гитлеровские автоматчики и свыше 70 танков. Мужественно сражались воины 38-й и 157-й дивизий.
Наводчик орудия из 38-й дивизии Ткаченко, вступив в настоящее единоборство с большой группой танков, двигавшейся прямо на огневые позиции артиллеристов, одну за другой поджег шесть машин. А командир 5-й роты 343-го стрелкового полка старший лейтенант Н. Г. Тимофеев, захватив исправное немецкое орудие, сам открыл из него огонь по танкам. Четыре танка подбил он из трофейной пушки. Все контратаки противника были отражены и высота удержана.
В ходе двухдневных непрерывных боев противник понес большие потери. Только на участке 38-й дивизии за [291] один день было подбито 26 танков и выведено из строя до двух полков пехоты. Но 38-я тоже имела немалые потери, и командарм решил ночью вывести дивизию из боя, выдвинув вместо нее 36-ю гвардейскую стрелковую дивизию генерала М. И. Денисенко, находившуюся во втором эшелоне армии.
Характер боя в полосе армии в этот день нашим приказом был определен так: «Противник, перебросив к участку прорыва одну пехотную дивизию и до 70 танков, в течение 21 ноября силами до двух пехотных дивизий с 80 танками при поддержке авиации многократно контратаковал 38-ю и 157-ю дивизии.
С утра 22 ноября следует ожидать возобновления контратак на вые. 128,2 и 83,6.
Приказываю: огнем и активными действиями уничтожать танки и живую силу противника, изматывать его и быть готовым к решительному наступлению»{80}
Но 22 ноября противник наступательных действий не предпринимал. Видимо, это было вызвано большими потерями, которые враг понес в ходе многократных атак 20 и 21 ноября. Оценив так обстановку, генерал М. С. Шумилов отдал приказ на возобновление наступления. 36-я гвардейская и 157-я стрелковая дивизии, штурмуя и взламывая вражеские позиции, устремились вперед.
В 157-й дивизии успешнее других действовал 716-й стрелковый полк полковника М. И. Андрусенко и особенно батальон под командованием старшего лейтенанта А. Н. Быковского. Воины этого подразделения под сильным огнем ворвались во вторую линию обороны врага на высоте 126,2 (в 5 километрах юго-западнее Ягодной) и вступили с ним в смертельную схватку.
Для возврата этой важной позиции противник стал подтягивать танки. А в батальоне Быковского к этому времени остался только 31 человек. Был дважды ранен и выбыл из строя и сам комбат. Возглавил сражающихся бойцов заместитель командира по политчасти капитан М. Гевко. Силы были слишком неравны, но это не сломило упорства и стойкости наших бойцов. Исключительно храбро сражались старшие лейтенанты Ф. Саенко, А. Баразгов, лейтенанты А. Алексеев, Ф. Зайцев, В. Орлов, младший лейтенант М. Лысюк, старший сержант В. Бойко-Баба, [292] сержант Л. Билек, рядовые И. Ковбаса, А. Коцуба и другие безвестные герои. Пять контратак врага отразила эта группа смельчаков. Вскоре вражеская пуля вывела из строя капитана М. Гевко. Погиб Ф. Саенко. Уже дважды был ранен старший лейтенант А. Алексеев. Но оставшиеся бойцы под командованием старшего лейтенанта А. Баразгова продолжали уничтожать противника и удерживать занятые окопы. Ни один красноармеец не оставил позиций.
После короткого затишья на горстку храбрецов снова обрушился шквал огня, пошла лавина танков. Но вот уже запылала машина, подожженная сибиряками Гавриленко и Седовым. От зажигательных бутылок других воинов вспыхнули еще три танка. Когда врагам все же удалось полностью окружить наших бойцов и приблизиться к ним вплотную, они стали отбиваться гранатами, а потом вступили в рукопашную. Геройски сражался и умело руководил боем старший лейтенант А. Баразгов. Лейтенанты Алексеев и Бобков истребили около сорока фашистов, но и сами погибли смертью героев. Пал в неравной схватке с фашистами лейтенант Ф. Зайцев. У красноармейцев Коцубы и Ковбасы вышел из строя пулемет, в друзья, по существу безоружные, бросились на врага. Коцуба вырвал автомат из рук немецкого офицера и прикладом сбил его с ног. Но воспользоваться трофейным оружием ему не довелось. Тут же пулеметчики были cражены очередями немецких автоматов.
Когда наши войска вновь захватили высоту 126,2, они обнаружили там 27 погибших бойцов и командиров 2-го батальона. Все они были исколоты штыками, головы их были разбиты, руки изуродованы. Не было ни одного тела, которое бы не имело страшных следов изуверства гитлеровцев{81}. Враги боялись даже мертвых советских бойцов!
Рассказы об этом надругательстве фашистских негодяев над нашими людьми потрясли воинов 157-й и других дивизий армии. Ответ их был один: «Бить гитлеровскую нечисть во всю русскую силу. Нет ей пощады! Приказ командования — разбить врага — выполним!»
...Здесь мне хочется сказать о командире 157-й дивизии полковнике Александре Васильевиче Кирсанове. Этот [293] человек и своим характером, и своими действиями, поступками выделялся среди других комдивов. Все, конечно, воевали хорошо, были подготовленными и мужественными офицерами. Но Кирсанов как-то по-особому беспокоился за выполнение боевой задачи и вместе с тем был экспансивным, если можно так сказать, наступательным. Он будто постоянно выискивал противника сам и заставлял это делать своих подчиненных. Поэтому на участке дивизии Александра Васильевича днем и ночью шли бои. На любой выпад врага он тут же отвечал огнем артиллерии и всегда добивался успеха. Для него, казалось, не существовало внезапности. В любой, самый неожиданный момент он мгновенно оценивал обстановку и находил самые разумные способы действий. Комдив очень ценил каждого человека, и, когда ему стало известно о судьбе батальона Быковского, он тяжело переживал эту весть: такие храбрецы полегли! Кирсанов и сам был очепь храбр. В последующих боях Александр Васильевич стал генералом, Героем Советского Союза.
Уважаемым человеком был и начальник штаба дивизии майор Михаил Иванович Шеремет. Он побывал уже во многих боях, был тяжело ранен, но в тыл не ушел. Своими знаниями, деловитостью и аналитическим складом ума он много помогал комдиву в организации боя, в четком управлении дивизией. С обоими я часто встречался в боях и искренне любил и ценил их.
В боях этих дней войска 64-й армии притянули на себя большие силы врага, в том числе больше 100 танков, и этим не позволили использовать их против подвижной ударной группировки фронта, облегчив ее продвижение. 13-й и 4-й механизированные корпуса в это время, ломая сопротивление отдельных частей противника, продолжали стремительно наступать в общем направлении на Советский, отрезая врагу пути отхода на юго-запад. А 4-й кавалерийский корпус под командованием генерал-лейтенанта Т. Т. Шапкина продвигался на запад, прикрывая главную ударную группировку фронта от возможного натиска противника с юго-запада.
Еще более успешно развивалось наступление войск Юго-Западного фронта на севере. Танковые, и механизированные корпуса 5-й танковой и 21-й армий продвигаясь [294] на юго-восток, громили сопротивляющиеся части гитлеровцев и оттесняли их к востоку, в сторону Сталинграда. А 3-й гвардейский кавалерийский корпус генерала И. А. Плиева и перешедшая в наступление частью сил на правом фланге фронта 1-я гвардейская армия генерала Д. Д. Лелюшенко устремились на юго-запад к реке Чир, образуя внешний фронт окружения.
Таким образом, начавшееся контрнаступление советских войск развивалось успешно. Немецко-фашистское командование предпринимало отчаянные усилия, чтобы задержать его и не позволить нам сомкнуть танковые клещи ударных группировок. Однако теперь далеко не все удавалось врагу.
Непосредственный свидетель событий тех дней немецкий полковник В. Адам, находившийся 21 ноября на командном пункте 6-й армии, располагавшемся в станице Голубинской, писал: «На Дону 3-я румынская армия полностью разгромлена, и брешь на нашем левом фланге увеличилась. 11-й армейский корпус и 14-я танковая дивизия истекают кровью в оборонительных боях. 4-я танковая армия (южнее Сталинграда) рассечена, и ее штаб бежал на запад. Тыловые службы всех частей бежали, преследуемые советскими танковыми клиньями. В сложившейся обстановке командующий армией Паулюс решил организовать свой передовой командный пункт в районе станицы Нижне-Чирская (между Доном и Волгой) и переместить туда штаб армии.
При движении туда штабных колонн нам все чаще загромождали путь опрокинутые машины и повозки... Все здесь говорило о бегстве.
А рано утром 22 ноября колонны штаба армии и присоединившийся к нам штаб 8-го армейского корпуса проезжали через Калач. Здесь мы увидели страшную картину. Подхлестываемые страхом перед советскими танками, мчались на запад грузовые, легковые и штабные машины, мотоциклы, всадники и гужевой транспорт. Они наезжали друг на друга, застревали, опрокидывались и загромождали дорогу... В лихорадочном стремлении спасти собственную жизнь люди оставляли все, что мешало поспешному бегству...»{82} [295]
Но совсем по-другому держали себя немецкие части, действующие непосредственно на фронте в районе Сталинграда. Здесь все дивизии были хорошо управляемы, полностью сохраняли свою силу и продолжали оказывать упорнейшее противодействие наступлению наших войск. Опомнившись от первых наших ударов, они еще больше смыкались друг с другом, вступали в отчаянные схватки, стремясь удержать подготовленные для зимней обороны позиции, и часто переходили в контратаки, чтобы вернуть утерянные рубежи.
Поэтому наступление войск 64-й армии, не вышедших еще в оперативную глубину противника, проходило в тяжелых условиях.
И все же в течение 20–23 ноября левофланговые соединения армии — 36-я гвардейская, 157-я и 204-я стрелковые дивизии — в упорных боях продолжали взламывать оборону, стойко отражать контратаки, продвигались вперед, вышли на рубеж реки Червленая и закрыли таким образом гитлеровцам все пути отхода на юг и юго-запад.
А подвижная ударная группировка Сталинградского фронта (4-й механизированный корпус), не встречая организованного сопротивления врага в оперативной глубине, продолжала неудержимо наступать в направлении Советского, чтобы сомкнуться с ударной группировкой Юго-Западного фронта, соединения которой стремительно продвигались в юго-восточном направлении к Калачу, и завязать горловину огромного мешка.
22 ноября 26-й и 4-й танковые корпуса 5-й танковой армии овладели городом Калач и сразу же устремились на Советский. Вслед за танковыми частями 5-й танковой и 21-й армий продвигались и стрелковые соединения. Они завершали разгром разрозненных, но все еще сопротивляющихся групп противника, оказавшихся в тылу наших танковых и механизированных корпусов, Окружали их, громили и брали в плен.
Продолжала наступление и 65-я армия Донского фронта.
Таким образом, общий фронт прорыва обороны врага все более расширялся. К полудню 23 ноября была полностью окружена распопинская группировка противника (южнее Серафимовича), а к вечеру завершена ее ликвидация. Только в плен было взято 27 тысяч солдат и офицеров 3-й румынской армии. [296]
Нависшую над 6-й армией угрозу хорошо видел ее командующий Паулюс, и он предпринимал отчаянные попытки не допустить смыкания советских танковых клещей в оперативной глубине. В этих целях были выдвинуты из-под Сталинграда 24-я и 16-я танковые дивизии, которые нанесли сильный, но безуспешный контрудар по нашим танковым частям.
В 16 часов 23 ноября — на пятые сутки наступления — 4-й танковый корпус Юго-Западного фронта под командованием генерал-майора А. Г. Кравченко и 4-й механизированный корпус Сталинградского фронта под командованием генерал-майора В. Т. Вольского соединились в районе Советского и замкнули кольцо окружения, перерезав все коммуникации противника.
Вслед за танковыми корпусами продолжали наступление с севера и с юга навстречу друг другу стрелковые соединения пяти армий, которые и встретились в районе восточнее Советского. Теперь в кольцо была взята группировка врага, насчитывающая одну треть миллиона человек, и образован внутренний фронт окружения.
В окружении оказались 22 дивизии и более 160 отдельных частей, входивших в состав 6-й и частично 4-й танковой немецких армий. Общая численность войск врага здесь превышала 300 тысяч человек.
Первый этап стратегического контрнаступления советских войск был завершен.