Снова в Кронштадте

До Таллина добрался самолетом, и сразу же снова в путь.

Машина шла знакомой дорогой, вьющейся по южному побережью Финского залива. Ранняя весна вычернила шоссе, под ярким солнцем сверкали лужи. Но с залива еще тянуло холодом.

Местами шоссе подходило близко к береговой черте, и я узнавал издавна известные мне по штурманским картам ориентиры. Да и только ли по картам...

Вот мыс Юминда. Закругленный, поросший лесом, он малозаметен с моря. Ничем, пожалуй, не привлечет он взгляда какого-нибудь рассеянного путешественника. А нам, балтийцам, он не забудется до конца наших дней. Помним, как шли мимо него в августе сорок первого, оставив Таллин, как подрывались тут на минах корабли.

И вот он, мой родной Кронштадт! Представляюсь новому начальнику. Впрочем, какой он для меня новый! Это вице-адмирал Юрий Федорович Ралль. Он командует Кронштадтским морским оборонительным районом. Невольно вспоминаю, как в первые дни войны прибыл в Кронштадт и представился тому же Юрию Федоровичу. Замыкается некий символический круг: здесь я вступил в войну, здесь закончу ее. Теперь для нас самое главное — траление. А это, по сути дела, тот же фронт.

Тем временем на Балтийском море шли интенсивные боевые действия, сведения о которых доходили и до нас, до Кронштадта. Флот активно участвовал в победоносных сражениях советских войск, высаживал тактические десанты, [254] нарушал вражеские морские перевозки. В освобожденной Данцигской бухте уже базировался дивизион торпедных катеров ЮЗМОРа, вслед за Кенигсбергом наши войска заняли Пиллау — крупнейшую военно-морскую базу. А летчики-балтийцы потопили в первых числах мая немецкий учебный линкор «Шлезиен», вспомогательный крейсер «Орион», миноносец «Т-36» и плавбатарею «Гуммель». Финалом балтийской доблести явился десант, высаженный в день победы на остров Борнхольм.

Ночью 8 мая мне позвонили из штаба флота. Так я узнал о том, что фашистская Германия подписала акт о безоговорочной капитуляции. Конец войне!

Ранним солнечным утром 9 мая на катере я обходил кронштадтские гавани. Моряки высыпали на палубы кораблей. Раздавался треск пулеметных и автоматных очередей, винтовочные и пистолетные выстрелы, хлопали ракетницы, гремело «ура». Этот стихийный салют продолжался более часа, и никто не пытался его прервать.

Мне захотелось увидеть кого-нибудь из тех, с кем в составе ОВРа пережил трудное время ленинградской блокады. Направил катер к стенке Морского завода, где стояли базовые тральщики. Поднялся на борт гвардейского «Гафеля». Вскоре сюда пришли почти все офицеры дивизиона. На тральщике состоялся митинг.

Победа... Какой неимоверно далекой казалась она в те дни, когда мы оставляли Таллин, когда, зажатые в узком пространстве восточной части Финского залива, отстаивали Ленинград, спасали флот. Но советские воины все выдержали, все пережили...

Я невольно вспоминал те далекие годы, когда начинал свою службу на флоте, учился, ходил в первые походы. Здесь, в Кронштадте, в великих трудностях рождался советский флот. Молодые парни, съехавшиеся сюда со всех концов страны, проделали титаническую работу, чтобы вдохнуть жизнь в мертвые корпуса кораблей, оставшихся от царского флота, и построить корабли новые — детища первых пятилеток. Здесь росли кадры военморов — многие тысячи молодых людей упорно штурмовали неподатливые глыбы морских наук. Все советские люди, отказывая себе в самом необходимом, создавали под руководством Коммунистической партии флот — надежный страж социалистического Отечества на его морях.

Да, именно на морях, а не только на родной мне Балтике. Кронштадт посылал своих питомцев на Север, на Тихий океан, да и на Черное море. [255]

И вот этот флот с честью выдержал испытания войны. Что я вижу теперь из Кронштадта? Вижу Балтику, свободную для плавания наших кораблей. И тех, что в строю, и новых, которые будут построены. Обязательно будут новые, более совершенные корабли. Ведь Победа сделала нас сильнее, а у сильной державы и флот должен быть сильным, способным защитить ее морские рубежи.

Так размышлял я вечером 9 мая 1945 года.

Прошли годы. Окончилась моя флотская служба. Но душа осталась той же, морской, в которой не затухает и большая любовь к флоту, и желание чувствовать себя его частицей. И потому я с большой радостью встречаюсь с моряками нового, нынешнего поколения. Как-то снова был в Ленинграде и Кронштадте, встречался с молодыми офицерами, мичманами, старшинами и матросами, стоял на Якорной площади, с бетонных плит причала смотрел на море.

Что мне виделось? Виделся Северный полюс и всплывшая на нем подводная лодка. Виделись наши подводные атомоходы, совершающие кругосветное плавание без единого всплытия на поверхность океана. Виделись соединения удивительных, никогда прежде не появлявшихся у нас надводных кораблей — ракетоносцев, носителей самолетов и вертолетов, кораблей красивых и грозных, быстроходных и не боящихся океанских бурь.

Я мысленно видел эти корабли, и воображение рисовало огромное по своим масштабам учение флота, проведенное под названием «Океан». Оно развернулось на акватории Мирового океана от наших дальневосточных меридианов до Атлантики. Тогда, после тяжелой войны, трудно было представить, что такое возможно.

Действительность превзошла ту мечту, которой я когда-то жил. И это прекрасно. И тем с большей гордостью хочется думать о тех далеких днях и годах флотской юности. С прежней, а быть может, с еще большей гордостью думаю о бесконечно родном мне Кронштадте, откуда наш флот начал свой путь и где в июне сорок первого началась моя военная вахта...