Южное направление
Еще в ходе боев за остров Эзель мы получили сообщение о том, что войска 1-го Прибалтийского фронта, продолжая наступление, к исходу 10 октября вышли на побережье Балтийского моря в районе Руцава, Паланга. Главные силы немецко-фашистской группы армий «Север» оказались отрезанными от Восточной Пруссии. Гитлеровцы, стараясь восстановить положение, отчаянно контратаковали, пытались высадить морской десант у Паланги. Ничего не получилось. Наши войска отбили все контратаки, а десант был разгромлен с помощью авиации Балтийского флота.
Фронт пытался также с ходу овладеть Мемелем, однако сделать это не удалось. Враг создал здесь мощную оборону, которая поддерживалась огнем береговой артиллерии и кораблей. Бои здесь приняли затяжной характер.
Глядя на свою оперативную карту, я отчетливо видел на ней южное морское направление: от Таллина к Моонзундским островам и далее к Либаве, Паланге, Мемелю. Если продолжить эту линию, она упрется в Земландский полуостров, где находилась восточнопрусская столица Кенигсберг. На юг прокладываются теперь основные боевые курсы кораблей и авиации флота.
Цель действий тоже ясна — нарушение морских коммуникаций прижатой к морю крупной группировки фашистских войск в Курляндии, помощь нашим сухопутным войскам [243] с моря. Занимались этим подводные лодки, торпедоносная и бомбардировочная авиация, легкие надводные корабли и катера. Вместе с тем важно было освоить новые места базирования.
Успешно действовали наши подводники и летчики. Всего за кампанию 1944 года подводные лодки потопили 29 транспортов, два сторожевых корабля, тральщик, повредили эсминец и транспорт. На долю флотской авиации только в 4-м квартале 1944 года приходилось потопленных и поврежденных 68 транспортов, 2 танкера, 21 самоходная десантно-артиллерийская баржа, более 20 других кораблей, свыше 40 вспомогательных судов противника{18}. Цифры впечатляющие!
Произошла в те дни и важная организационная перестройка. Учитывая изменившуюся на море обстановку и новый характер боевых задач, Ставка Верховного Главнокомандования вывела Краснознаменный Балтийский флот из оперативного подчинения командующему Ленинградским фронтом. Теперь мы оказались в непосредственном подчинении Народного комиссара Военно-Морского Флота адмирала Н. Г. Кузнецова и получили больший простор для самостоятельных боевых действий в пределах своей операционной зоны.
Важное значение имела и организация нового Вспомогательного пункта управления флотом в Паланге. Он призван был стать своего рода передовым КП, вынесенным возможно ближе к зоне боевых действий. Начальником ВПУ назначили контр-адмирала Н. Г. Богданова. Там же был развернут оперативный пост штаба бригады подводных лодок.
Казалось, все теперь пойдет гладко, мы будем усиленно наращивать боевые успехи. С таким настроением, кстати сказать, встречали новый, 1945 год. Все чувствовали, что победа близка. Но нельзя было забывать, что враг коварен, и всякое благодушие нетерпимо на войне, что последние бои нередко бывают самыми трудными.
Немецко-фашистское командование, располагая крупными группировками сухопутных войск в Восточной Пруссии и на курляндском плацдарме, ставило своей целью прочно удерживать эти территории. Тем самым тут сковывались значительные силы советских войск. Это были войска 2-го Прибалтийского фронта генерала армии А. И. Еременко. [244]
1-й Прибалтийский фронт под командованием генерала армии И. X. Баграмяна оборонял побережье Балтики севернее и южнее Паланги, охватывая участок плацдарма, занятого прижатой к морю мемельской группировкой врага. Далее линия фронта проходила по Неману (Немунас). Мне казалось, что где-то здесь начнутся наши наступательные боевые действия в новом году. Однако они начались южнее.
Утром 13 января мы узнали о переходе в наступление войск 3-го Белорусского фронта. Через сутки двинулся вперед и 2-й Белорусский фронт. Это было то самое наступление Красной Армии, об ускорении которого настоятельно просил в то время в своих посланиях И. В. Сталину английский премьер-министр У. Черчилль, очень беспокоившийся за положение англо-американских войск, бежавших под натиском гитлеровцев в Арденнах.
Советские солдаты громили врага в тяжелых условиях зимнего бездорожья, прокладывая путь в глубоком снежном покрове. Вскоре они рассекли восточнопрусскую группировку противника на три изолированные части. Одна находилась в Кенигсберге, другая южнее его и третья на Земландском полуострове. Ликвидация их была возложена на 3-й Белорусский фронт во взаимодействии с Краснознаменным Балтийским флотом. 2-й Белорусский фронт в это время осуществлял окружение значительной части войск фашистской группы армий «Висла» в районе Данцига.
Таким образом, новая немалая полоса побережья Балтийского моря переходила под советский контроль. И вслед за этим мы получили от адмирала Н. Г. Кузнецова директиву, в которой уточнялись боевые задачи Краснознаменного Балтийского флота. В чем они состояли? Во-первых, активными действиями авиации, подводных лодок и торпедных катеров нарушать морские коммуникации противника от Рижского залива до Померанской (Поморской) бухты включительно. Во-вторых, ударами военно-воздушных сил флота, огнем корабельной и береговой артиллерии, высадкой десантов на приморских флангах врага содействовать наступлению советских войск вдоль восточного и южного побережья Балтийского моря. В-третьих, надежно обеспечивать пути сообщения в Финском, Ботническом и Рижском заливах, а также в Балтийском море{19}.
Командующий флотом, разумеется, сразу же принял меры, чтобы эта директива неуклонно выполнялась. По его указанию штаб поставил конкретные боевые задачи перед [245] каждым соединением. Но выполнение этих задач осложнялось погодными условиями.
Январь 1945 года выдался на Балтике на редкость холодным. Свирепствовали вьюги, штормы. Длинные зимние ночи и непогода сильно затрудняли действия подводных лодок, мешали поиску и обнаружению вражеских кораблей и судов. Радиолокация пока была развита слабо, а гидроакустика в таких условиях работала ненадежно.
Боевые успехи подводников, как никогда, зависели теперь от тесного взаимодействия с авиацией. Самолеты могли обеспечить подводные лодки данными о противнике, воздействовать на его противолодочные силы и наносить совместный удар по выбранным целям. Однако достичь четкого взаимодействия не всегда удавалось. То же самое относится к совместным действиям авиации и торпедных катеров. Их согласованным ударам порой мешали недостаточно четкое планирование, плохая радиосвязь. Несколько улучшить эту работу помогла организация Вспомогательного пункта управления флотом в Паланге.
Паланга — живописный курортный городок у самого берега моря. Прямые улицы, невысокие домики, выглядывающие из-за приземистых пушистых сосен. За домиками и парком — пляж, на который накатывают холодные волны. Городок цел. Похоже, что война прошла мимо него, не опалив своим смертоносным огнем. Приятно здесь работать, размышлять.
Я несколько раз приезжал сюда и наблюдал, как действует наш флотский ВПУ.
Этот Вспомогательный пункт управления, находясь как бы на острие действий флота, хорошо чувствовал боевое напряжение наших разнородных сил. Отсюда, через этот пункт, осуществлялось непосредственное оперативное руководство основными ударными группировками флота, организовывалось их взаимодействие. Из Паланги было проще и легче управлять также действиями морской авиации, тем более что рядом располагался Вспомогательный пункт управления ее командующего. Недалеко от Паланги, в Швентойе, временно находился штаб вновь сформированной Либавской военно-морской базы, возглавляемой контр-адмиралом К. М. Кузнецовым, там же оборудовался пункт базирования торпедных катеров. Их боевой работой тоже руководил ВПУ.
В Паланге постоянно находился контр-адмирал Н. Г. Богданов, а командующий флотом был в Таллине. Это объяснялось тем, что все еще важным считалось северное [246] операционное направление. Требовалось также решать вопросы обеспечения развертывания и возвращения с позиций подводных лодок, проводки транспортов, траления и многие другие. И командующий флотом держал в своих руках развитие всех основных событий, происходивших на большой морской акватории. К тому же из Таллина обеспечивалась более оперативная и надежная связь с Москвой, с наркомом ВМФ и Главным морским штабом.
С сухопутных фронтов в те дни приходило много радостных сообщений. Успешно развивалось наступление наших войск в Восточной Пруссии. 25 января войска 2-го Белорусского фронта вышли к морю в районе Эльбинга. Бои за этот город, мощный опорный пункт вражеской обороны на пути к Данцигской бухте, продолжались до 10 февраля. Там были захвачены большие трофеи, в том числе корпуса недостроенных немецких подводных лодок.
Как только сообщение об этом дошло до нас, командующий флотом приказал мне собираться в дорогу. Предстояло выехать в Эльбинг, захватив по пути из Паланги контрадмирала Н. Г. Богданова. Мы должны были осмотреть корпуса трофейных подлодок. На обратном пути нам надо было побывать в штабе вновь формируемой военно-морской базы Пиллау (взятие этого города было не за горами), а также на КП 1-го Прибалтийского фронта, где согласовать ряд вопросов, касавшихся взаимодействия балтийцев с сухопутными войсками.
Поездка оказалась интересной. Запомнились хорошо ухоженные, обсаженные с обеих сторон деревьями широкие и узкие дороги, по которым бесконечным потоком шли наши войска, машины, боевая техника.
По пути мы догнали машину начальника тыла флота генерала М. И. Москаленко, который тоже ехал в Эльбинг по заданию комфлота. К ночи вместе и прибыли в этот город.
Когда рассвело, направились на судостроительную верфь. Там действительно находилось несколько корпусов недостроенных подводных лодок типа «Зеехунд» («Морская собака»). Осмотрели их, сфотографировали, обошли полуразрушенные цеха, причальную стенку.
После Эльбинга мы с Богдановым заехали в штаб 2-й ударной армии, находившийся в районе Грауденца (Грудзендз). Командующий И. И. Федюнинский, которому я передал письмо адмирала В. Ф. Трибуца, принял нас радушно, с живым интересом расспрашивал про флотские дела, вспоминал тяжелые дни обороны Ленинграда и наши совместные боевые действия. [247]
На другой день мы были в Тапиау (Гвардейск) — небольшом порту на реке Прегель (Преголя) восточнее Кенигсберга. Здесь временно располагался штаб военно-морской базы Пиллау. Командир базы контр-адмирал Н. Э. Фельдман ознакомил нас с последними данными оперативной обстановки в районе Кенигсберга. Начальник штаба капитан 2 ранга Н. И. Теумин доложил соображения по вариантам использования сил флота в предстоящей операции по овладению Кенигсбергом, а также предложения по штатной структуре и составу военно-морской базы. Все эти предложения были учтены командующим флотом.
Утром 19 февраля выехали на командный пункт 1-го Прибалтийского фронта. Здесь я впервые познакомился с начальником штаба фронта генерал-полковником В. В. Курасовым. Недолго продолжалась встреча, а осталось от нее хорошее чувство. Осталось яркое впечатление от глубокой военной эрудиции Владимира Васильевича, его отличной памяти, вежливости и тактичности. Мы уточнили на картах обстановку, быстро согласовали вопросы взаимодействия армейских частей с силами флота, выяснили ближайшие перспективы боевых действий в зоне фронта и флота.
Выполнив задание, я вернулся в Таллин (контр-адмирал Н. Г. Богданов на обратном пути остался в Паланге на Вспомогательном пункте управления) и доложил командованию флота обо всем увиденном и услышанном.
В Таллине было приятно узнать о форсированном поступлении по железной дороге из Ленинграда и с Черного моря так необходимых нам торпедных и других боевых катеров. Ожидалось в скором времени прибытие также свежих авиационных соединений. Так что состав наших ударных сил пополнялся.
В штабе я оставался недолго. Вскоре пришлось участвовать в работе комиссии, которую возглавлял теперь уже заместитель Народного комиссара Военно-Морского Флота вице-адмирал Г. И. Левченко. Комиссия обследовала освобожденные районы морского побережья.
Мы в основном находились в Риге. В один из вечеров, воспользовавшись отсутствием каких-либо неотложных дел, я решил побывать на наших флотских береговых батареях, которые действовали на тукумском направлении фронта (фронта, который блокировал курляндскую группировку противника). Поехал на эмке, взяв с собой в качестве провожатого одного из офицеров-артиллеристов береговой обороны.
Наш путь лежал к расположению позиции тукумской [248] артиллерийской группы КБФ — дивизионам железнодорожной артиллерии.
В ходе наступления наших войск в Прибалтике действовали шесть дивизионов и четыре отдельные батареи 1-й гвардейской Красносельской железнодорожной бригады (командир полковник С. С. Кобец), состоявшей из 73 орудий калибром 130–305 миллиметров. Они оказывали эффективную поддержку сухопутным войскам, наносили удары по наземным и морским целям.
В состав тукумской группы входили два железнодорожных дивизиона (всего 18 орудий) и одна отдельная четырехорудийная батарея. Кроме того, здесь же дислоцировались и батареи на мехтяге сектора береговой обороны Островного морского оборонительного района.
На батареях все оказалось в порядке. Морские артиллеристы четко наладили организацию огневой поддержки приморского фланга сухопутных войск. Около полуночи мы выехали обратно, в Ригу.
Было темно, валил снег. Ехали лесом по проложенной через просеки дороге, на которой было немало крутых поворотов. После одного из них машина выскочила на опушку леса. Впереди лежало белое от снега поле.
Вдруг совсем близко от нас взлетели в воздух осветительные ракеты. Шофер сразу затормозил.
— Это, кажется, уже передовая, — сказал с волнением в голосе сопровождавший меня офицер-артиллерист.
«Но как мы сюда попали?» — подумал я и тут же скомандовал водителю:
— Быстро назад!
Признаться, в тот момент я чувствовал себя довольно неуютно. Ракеты ярко светят, наша машина четко выделяется среди белого снега. К тому же со стороны противника затрещал пулемет, невдалеке всплеснулись взрывы мин.
К счастью, водитель не растерялся. Машина попятилась назад, лихо развернулась и на полном газу вырвалась из опасной зоны.
Потом нашли нужную нам дорогу и благополучно доехали до Риги. Там я не стал никому рассказывать о ночном происшествии, щадя крайне смущенного провожатого, потерявшего ориентировку в лабиринте лесного пути.
Наступил март. В Прибалтике вовсю пахло весной. А вместе с потеплением боевые действия еще более активизировались. Ареной ожесточенных боевых столкновений стала южная и юго-западная Балтика, куда была нацелена почти вся авиация флота, здесь действовали наши подводные [249] лодки, а также торпедные катера, перебазировавшиеся в Швентойю и освобожденный недавно Мемель. На побережье в тот район выкатилась железнодорожная артиллерия, передислоцировалась 260-я отдельная бригада морской пехоты. Сюда же направлялись бронекатера, малые охотники, тральщики. Со своей стороны и противник наращивал тут силы. Взрывы торпед, гром пушек, треск пулеметных очередей раздавались на море и в воздухе.
5 марта войска 2-го Белорусского фронта вышли на побережье Балтийского моря в районе Кезлин (Кёслин), Кольберг (Колобжег), отрезав о суши крупную данцигскую группировку противника и расчленив на две части померанскую. В районе Гдыни и Данцига (Гданьск) образовался новый, уже третий приморский котел для немецко-фашистских войск. На Курляндском полуострове шли тяжелые бои за Либаву и Виндаву, в Восточной Пруссии — за Кенигсберг, в Данцигской (Гданьской) бухте — за Данциг и Гдыню, в Померании — за Штеттин (Щецин) и Свинемюнде (Свиноуйсьце).
Котлы противнику, естественно, не нравились. Он всячески пытался вырваться из них, получить оперативный простор. А вырваться изолированные вражеские группировки могли морем. Нам нельзя было этого допустить. Новая обстановка требовала, чтобы флот как-то по-новому организовал свои силы, сосредоточивая их на главном направлении своих действий. Мы в штабе усиленно работали над этим.
В середине марта на Балтику прибыл Народный комиссар Военно-Морского Флота адмирал Н. Г. Кузнецов в сопровождении заместителя начальника Главного морского штаба вице-адмирала С. Г. Кучерова. Не задерживаясь в Таллине, нарком отправился в Ригу, Либаву, Палангу... С ним поехали адмирал В. Ф. Трибуц, генерал-лейтенант береговой службы М. И. Москаленко. Комфлота взял с собой и меня.
В итоге поездки нарком утвердил 23 марта выработанные нашим штабом предложения Военного совета Балтфлота о создании Юго-Западного морского оборонительного района флота (ЮЗМОР) в составе трех военно-морских баз: Либавской (с временной дислокацией в Швентойе), Пиллауской (с временной дислокацией в Тапиау) и Кольбергской. Это новое оперативно-тактическое формирование должно было объединить основные силы флота на юго-западном операционном направлении. Командующим ЮЗМОРом был назначен прибывший из Москвы контр-адмирал Н. И. Виноградов, [250] начальником штаба — контр-адмирал Н. Г. Богданов, начальником политотдела — генерал-майор береговой службы Д. И. Савелов.
Так в течение одной ночи на ВПУ в Паланге были решены все организационные вопросы формирования ЮЗМОРа: утверждены структура и штаты органов управления и специальных служб, назначены их руководители. В состав района кроме боевых сил и средств военно-морских баз входили 1-я Краснознаменная бригада торпедных катеров (40 единиц), 1-я гвардейская морская железнодорожная артиллерийская Красносельская Краснознаменная бригада, 139-я бригада ПВО, 2-я бригада траления и 260-я отдельная бригада морской пехоты. Внушительные силы!
Часть этих сил сразу же нацеливалась на подготовку штурма Кенигсберга, другая часть — на действия, связанные с нарушением вражеских морских коммуникаций.
Хочется рассказать, хотя бы вкратце, о том, как балтийцы на завершающем этапе войны уничтожали, топили в море корабли и суда противника. Ведь теперь это было первоочередной задачей флота, его ударных сил — авиации, подводных лодок и торпедных катеров. Напомню, что в ходе Восточно-Прусской и Восточно-Померанской операций море оставалось для изолированных группировок противника единственным средством сообщения с тылом. Его морские перевозки резко возрастали. Правда, из-за недостаточного количества подводных лодок и торпедных катеров, а также удаленности их базирования нам не удалось полностью блокировать курляндскую и другие прижатые к морю группировки. Но наши удары по вражеским караванам и кораблям были довольно мощными, ощутимыми — и на подходах к Либаве и Виндаве, и в открытом море, и в Данцигоксй и Померанской бухтах.
Еще в начале года к нам поступили сообщения о замечательных боевых успехах подводной лодки «С-13», возглавляемой капитаном 3 ранга Александром Ивановичем Маринеско. Во время очередного боевого похода она потопила 30 января океанский лайнер «Вильгельм Густлов», а дней десять спустя — большой транспорт противника. На этих судах погибло более 10 тысяч гитлеровцев, в том числе офицеры и выпускники данцигской школы подплава.
С победой вернулась из похода подводная лодка «К-52», которой командовал капитан 3 ранга Иван Васильевич Травкин. Из его боевого донесения стало известно, что 1 марта лодка запеленговала шумы винтов. Но волнение моря не позволяло удержать лодку на заданной глубине, [251] дающей возможность под перископом выйти в атаку. И тогда Травкин решил атаковать самый крупный корабль «вслепую», используя данные гидроакустики. Штурман дивизиона Н. Н. Настай и корабельный штурман Е. А. Жолковский под руководством командира произвели точные расчеты. Лодка легла на боевой курс... Залп тремя торпедами достиг цели — во всех отсеках лодки люди слышали сильный взрыв. Подвсплыв под перископ, Травкин установил: объект взрыва затонул, а сторожевики охранения теперь ходили переменными курсами, пытаясь найти советскую подводную лодку.
В том же походе лодка потопила вражеский транспорт. Это была шестая победа экипажа, возглавляемого Героем Советского Союза И. В. Травкиным.
Вскоре нас порадовало новое сообщение: подводная лодка «Лембит» под командованием капитана 3 ранга А. М. Матиясевича удачно произвела минную постановку на путях движения конвоев противника, на ее минах погибли фашистский транспорт и сторожевой корабль.
Успешно действовала подводная лодка «Л-3» капитана 3 ранга В. К. Коновалова, ставшего вскоре Героем Советского Союза. 17 апреля она потопила теплоход «Гойя», а через двое суток — транспорт «Роберт Мюллер», перевозивший войска.
Не буду перечислять все факты. Скажу лишь, что за четыре месяца 1945 года балтийские подводники уничтожили торпедным, артиллерийским и минным оружием 29 транспортных и вспомогательных судов и 7 боевых кораблей{20}.
Успех сопутствовал флотским ВВС. Командующий М. И. Самохин, теперь уже генерал-полковник авиации, ежедневно доносил на ФКП флота о результатах воздушной разведки, о боевых действиях эскадрилий, полков и дивизий. По всему чувствовалось, что удары по коммуникациям противника становятся все более мощными. Сошлюсь лишь на один пример, о котором мне рассказал начальник штаба ВВС генерал-майор авиации А. М. Шугинин.
В одну из ночей конца февраля воздушной разведкой был обнаружен в районе Либавы конвой в составе 10 транспортов с охранением, следовавший в южном направлении. В воздух тотчас были подняты штурмовики, торпедоносцы, топмачтовики, пикирующие бомбардировщики с сильным истребительным прикрытием общей численностью свыше 200 самолетов. Первыми достигли цели штурмовики, которыми [252] командовал полковник Д. И. Манжосов. Они ударили по кораблям охранения, что сразу подорвало способность противника к отражению последующих атак. Затем начали действовать торпедоносцы под командованием полковника М. А. Курочкина, пикировщики Героя Советского Союза подполковника К. С. Усенко. Транспорты противника один за другим пошли на дно. Когда все оставшиеся на воде суда лишились хода, по ним вторично ударили штурмовики и истребители, фашистский конвой был полностью разгромлен.
Массированные удары с воздуха наносились по караванам в море и портам Восточной Пруссии. Так, 12 марта, в разгар эвакуации фашистских войск, балтийские летчики накрыли вражеский караван, шедший из Данцигской бухты под охраной 3 сторожевиков и тральщика. В этом ударе участвовало 69 торпедоносцев, бомбардировщиков и штурмовиков под прикрытием 96 истребителей. Удар был неотразимым: все 5 немецких транспортов пошли на дно.
Всего за четыре месяца 1945 года авиация флота потопила 70 боевых кораблей и вспомогательных судов (в том числе 2 линейных корабля, 2 крейсера, 3 эсминца, 6 сторожевых кораблей), а также 96 транспортных судов и 34 мелких судна (мотоботы, шхуны и т. п.){21}.
Смелыми атаками отличались и торпедные катера. Этих небольших, но стремительных, хорошо вооруженных кораблей у нас было немного. Но их действия, особенно по ночам, затрудняли противнику эвакуацию войск, нарушали его прибрежные коммуникации. За три последних месяца войны катерники потопили одиннадцать транспортов, эскадренный миноносец, тральщик и несколько малых судов.
Вражеские корабли и суда гибли на минах, а также в результате действий нашей железнодорожной артиллерии.
В целом же Краснознаменный Балтийский флот на завершающем этапе войны нанес огромный ущерб противнику на его морских сообщениях. Было потоплено 98 боевых кораблей и вспомогательных судов, а также 131 транспорт общим водоизмещением 406 тысяч тонн{22}.
Вернемся, однако, на берег, к событиям, относящимся к концу марта 1945 года. Войска 3-го Белорусского фронта, возглавляемые Маршалом Советского Союза А. М. Василевским, завершали ликвидацию хейльсбергской группировки врага и вот-вот должны были начать штурм Кенигсберга. В планах командования в этом штурме предстояло участвовать [253] авиации и железнодорожной артиллерии флота. В район Тапиау прибыл доставленный по железной дороге дивизион бронекатеров. Перед ним была поставлена задача поддерживать огнем наши войска со стороны реки Прегель и залива Фришес-Гафф (Висленский).
В первых числах апреля все приготовления к штурму Кенигсберга были закончены. И скоро здесь должен был грянуть решительный бой. Но мне было не суждено ни принять в нем участия, ни дождаться его результатов здесь, поблизости, на южной Балтике. Приезд на флот Наркома Военно-Морского Флота и состоявшиеся оргмероприятия сказались и на моей судьбе. Я получил предписание отправиться в Кронштадт и принять там должность начальника штаба Кронштадтского морского оборонительного района.