Моонзунд
Моонзундский архипелаг — группа из четырех крупных островов: Даго, Эзель, Моон (Муху), Вормс (Вормси) и более пятисот мелких. Они прикрывают балтийские берега с запада и юго-запада, хранят морские подступы к Риге и Таллину.
Архипелаг, занимающий важное стратегическое положение, стал ареной ожесточенной борьбы еще в первую мировую войну. Свежа у нас в памяти героическая оборона этих островов летом и осенью 1941 года. Их гарнизон, оставшись глубоко в тылу врага примерно в 400 километрах западнее линии сухопутного фронта и не получая помощи, сорок девять суток вел кровопролитные бои, отвлекая на себя крупную группировку сил врага. Тем самым моонзундцы помогали Ленинграду, отражавшему ожесточенный натиск немецко-фашистских войск. Противник занял острова лишь после того, как у наших бойцов не осталось никаких возможностей к продолжению борьбы.
И вот теперь архипелаг лежит перед нашими войсками на широкой водной преградой. Пока не возьмем острова, нечего и говорить о дальнейших боевых успехах на побережье и в самой Балтике. Но и враг понимает, что пока он держится здесь, то сковывает наши силы, контролирует входы в Рижский и Финский заливы, прикрывает приморский [235] фланг своей группы армий «Север». И он готов к упорной обороне.
На островах к тому времени, по данным нашей разведки, находились пехотная дивизия и четыре охранных батальона фашистов общей численностью около 12 тысяч человек. Основная часть этих войск располагалась на Эзеле. В бухтах островов базировались 2 миноносца, 22 быстроходных десантно-артиллерийских баржи, 14 тральщиков и различного назначения катера. Гарнизон островов поддерживался десятком дивизионов артиллерии и немалым количеством самолетов. Кроме того, из других портов Балтики противник перевел в Пиллау (Балтийск), Мемель, Либаву и Виндаву два тяжелых крейсера и несколько эсминцев, которые также могли прийти на помощь обороняющимся. На островах укреплялась противодесантная оборона, создавались узлы сопротивления.
Задачу овладения Моонзундскими островами Ленинградский фронт возложил на 8-ю армию. Два стрелковых корпуса из ее состава предназначались для непосредственного участия в морском десанте. Флот для этой же цели отрядил 260-ю отдельную бригаду морской пехоты.
Около 130 кораблей, судов и катеров флота привлекались для обеспечения высадки и огневой поддержки десанта. Командование этими морскими силами было поручено вызванному из Ленинграда начальнику штаба эскадры флота контр-адмиралу И. Г. Святову. Авиационную подготовку высадки и поддержку десанта с воздуха должны были осуществлять 13-я воздушная армия Ленинградского фронта и часть военно-воздушных сил флота.
События разворачивались довольно быстро. К 27 сентября в районах разрушенных противником гаваней Хаапсалу, Рохукюля и Виртсу, расположенных на западном побережье Эстонии, вблизи от архипелага, сосредоточилось несколько дивизионов торпедных катеров, катеров-охотников, катеров-тральщиков и десантных тендеров. В тот же день группа торпедных катеров с морскими пехотинцами на борту дерзко прорвалась к низменному берегу Вормса — самому малому из крупных островов архипелага и самому ближнему к материку. Стремительный удар принес успех — остров, являющийся ключом к проливу Моонзунд с севера, был очищен от врага. Три дня спустя гораздо более крупный десант овладел островом Моон. К исходу 3 октября закончились бои за остров Даго.
В этом перечислении не видно напряженности боев. А они были нелегкими, о чем я узнавал из боевых донесений, [236] поступавших в Кронштадт. Не так давно пришло ко мне письмо от фронтовика-балтийца старшего лейтенанта в отставке В. М. Долгова. Вот что вспоминает он о высадке десанта на остров Даго.
«Утром 2 октября наши катера с десантом подошли к пристани Хельтермаа. Первым высаживал бойцов наш катер «СКА-172», которым командовал старший лейтенант П. М. Мартынов. Причал горел. С берега по катерам били полевые орудия и пулеметы фашистов. Они, однако, не могли нас остановить, к тому же своим огнем катера вскоре вывели из строя вражеских артиллеристов и пулеметчиков...»
Катера МО, которыми командовал капитан-лейтенант А. А. Обухов, пробившись сквозь сильный огонь противника, высадили на Даго 3200 бойцов с вооружением и боеприпасами. 14 рейсов с десантниками на борту совершил катер «СКА-132» под командованием младшего лейтенанта П. И. Чалого. Катер высаживал десант, преодолевая сильный минометно-артиллерийский огонь, подавил батарею и пять пулеметных точек противника, провел успешный бой с четырьмя артиллерийско-десантными баржами, пытавшимися помешать высадке. Немало подвигов совершили также экипажи торпедных катеров, летчики флотской авиации, бойцы морской пехоты.
Заняв острова Моон и Даго, наши войска создали условия для освобождения самого крупного острова архипелага — Эзеля. Но к этому времени противник успел усилить его гарнизон, перебросив сюда из Курляндии пехотную дивизию. Надо было действовать быстро и решительно, иначе на остров могли быть доставлены новые подкрепления.
5 октября наши десантные части захватили Ориссарскую дамбу, соединяющую острова Моон и Эзель. И пошли по дамбе войска. Одновременно корабли, обогнув Эзель, высадили десант на его северо-западном побережье. Под ударами, наносившимися с разных сторон, оборона острова начала трещать, расчленяться. К 7 октября был освобожден административный центр Эзеля город Курессаре (Кингисепп). Еще три дня боев, и советские войска вышли к рубежу вражеской обороны на самом узком участке полуострова Сырве, который длинным отростком вытянулся в южной части Эзеля.
Здесь, на узком перешейке, враг создал крепкую оборону, насыщенную разными препятствиями и огневыми средствами. К тому же с моря фашистов поддерживали крупные боевые корабли, и в их числе тяжелые крейсера «Лютцов» и «Принц Ойген», имеющие на вооружении орудия калибром [237] 203 и 280 миллиметров. И наши войска застряли на этом рубеже. Бои тут приняли затяжной характер.
Тем временем в Таллине заканчивался ремонт здания штаба флота, вошел в строй флотский узел связи. Штабные специалисты понемногу перебирались туда. А мне с небольшой группой офицеров-операторов пришлось пока оставаться в Кронштадте.
Наконец был получен сигнал о переводе ФКП в Таллин. Мы закрыли оперативное дежурство в Кронштадте, закончили последние сборы и катером переправились в Ораниенбаум. Отсюда машинами по разбитым дорогам направились в Таллин.
В главную базу приехали поздно вечером. В здании штаба, за его плотно занавешенными окнами кипела работа. Мы тоже включились в нее, словно бы и не заметив перехода к новому этапу своей службы и боевой деятельности флота.
Что следовало бы отметить в те дни существенного в оперативной обстановке?
Во-первых, пользуясь продольным шхерным фарватером, на просторы Балтики вышли наши подводные лодки. К 10 октября десять из них достигли назначенных районов. Во-вторых, флотская авиация перебазировалась на аэродромы освобожденной территории Прибалтийских республик, значительно приблизившись к районам боевых действий. Торпедоносцы, бомбардировщики и штурмовики под прикрытием истребителей начали наносить удары по врагу в Рижском заливе и восточной части Балтийского моря.
На этом все наши плюсы, к сожалению, кончались. Можно было бы рассчитывать, например, на выход в балтийские просторы крупных кораблей. Новая обстановка позволяла, правда с немалыми трудностями, перебазировать из Кронштадта в район Або-Аландских шхер эсминцы и крейсера и широко использовать их в боевых действиях. Командующий флотом делал соответствующие представления в Москву. Однако они не были одобрены Ставкой. Дело в том, что освобожденные базы были сильно разрушены, а минная обстановка в Финском заливе оставалась сложной. Выводить в море крупные корабли было признано нецелесообразным{17}. Из надводных кораблей нам разрешили иметь за пределами Финского залива лишь канонерские лодки, сторожевые корабли, тральщики и катера. [238]
Решение, безусловно, разумное в тех условиях. Нам, однако, это прибавляло сложностей. Не хватало сил для блокады прижатых к морю группировок противника. Нечем было противодействовать его кораблям, обстреливавшим фланги наших войск. Торпедные катера с этой задачей не справлялись из-за их недостаточного числа и плохого базирования, авиацию не всегда можно было использовать из-за погоды.
Касалось это и боев на перешейке полуострова Сырве. Позиция противника, позволявшая ему держать здесь прочную оборону даже малыми силами, видимо, не была учтена нами при планировании операции. И теперь эта позиция запирала выход нашим войскам на полуостров. Почти месяц на Эзеле и в Рижском заливе шла подготовка соединений 8-й армии и сил нашего флота для прорыва этого рубежа. Но и противник не дремал. Он ввел в Ирбенский пролив быстроходные десантно-артиллерийские баржи, торпедные катера, миноносцы и даже крейсера. Они неоднократно обстреливали наши войска, сосредоточенные на перешейке.
После одного из таких обстрелов мне было приказано отправиться на Эзель и на месте разобраться с положением дел, выяснить претензии к флоту со стороны армейского командования.
Из Таллина автомашиной доехал до Виртсу, где имел обстоятельный разговор с руководителем операции на море контр-адмиралом И. Г. Святовым. Оттуда на сетевом заградителе перебрался на остров Моон, а с него через Ориссарскую дамбу — на Эзель. В штабе 8-й армии, на командных пунктах наших авиационных частей просмотрел записи в журналах боевых действий и ознакомился с бюллетенями погоды за те дни, когда были зафиксированы обстрелы наших войск с моря, побеседовал с оперативными работниками штабов. И многое прояснилось.
Противник для своих артиллерийских стрельб с моря выбирал, как правило, дни с нелетной погодой и при таком состоянии моря, которое не позволяло нашим торпедным катерам покинуть защищенную от ветра и волн стоянку. Батареи береговой обороны, имеющие навыки стрельбы по морским целям, в этом районе еще не были развернуты.
Обнаружилось и такое обстоятельство. Мы смогли перебазировать в Кихельконну — одну из бухт на западном побережье Эзеля, поближе к месту боевых действий, всего лишь 8 торпедных катеров. У них было мало шансов на успех в атаке против быстроходных кораблей противника, которые обычно появлялись у Эзеля при сильном охранении. [239] Вот если бы катера наносили удары совместно с авиацией... Но тут дело упиралось в организацию их взаимодействия.
Полномочия контр-адмирала И. Г. Святова, который руководил участвовавшими в операции силами флота, не распространялись на действия флотской авиации. Словом, взаимодействие между катерами и самолетами никак не налаживалось.
Перед возвращением в Таллин я заехал к катерникам, базировавшимся в Кихельконне. С высокого скалистого берега открывался широкий простор Балтийского моря. Дул порывистый холодный ветер. Катера стояли в защищенной от него бухте у восстановленного недавно пирса. На пирсе и завязался разговор с моряками. Они сетовали, что катеров мало, что погода все больше и больше портится и в походах корпуса катеров покрываются коркой льда. Это не было жалобой. Непогода нипочем, если отстаиваться в бухте. А ведь катерники хотели воевать, громить врага.
По прибытии в Таллин доложил начальнику штаба и командующему флотом свои наблюдения и выводы. Тут же были приняты меры по налаживанию взаимодействия торпедных катеров и флотской авиации. На Эзель для прикрытия войск от ударов с моря срочно перебрасывался дивизион 130-миллиметровых орудий из состава береговой обороны Таллинского морского оборонительного района. Командующему ВВС флота пошли указания об усилении воздушной разведки на море и повышении готовности ударных авиационных групп к действиям по кораблям противника.
Наступил ноябрь. В памяти хорошо отложилось событие, происшедшее пятого числа. В тот день, как обычно, я допоздна засиделся в штабе. Около 22.00 зазвонил телефон. Звонок был из Москвы, из Главного морского штаба. У аппарата начальник нашего, балтийского, направления капитан 1 ранга Сергей Валентинович Кудрявцев. Он задает несколько вопросов оперативного характера, а потом неожиданно в самых теплых выражениях начинает поздравлять меня. Оказывается, в тот день подписано постановление правительства о присвоении воинских званий. В числе офицеров, произведенных в контр-адмиралы, значилась и моя фамилия.
Слушаю, отвечаю на поздравления, но никак не могу свыкнуться с мыслью, что я, в прошлом простой курский паренек, удостоен такой чести.
Анатолий Николаевич Петров преподнес мне в подарок пару контр-адмиральских погон. Взял их, вернулся к себе [240] и долго сидел за столом, размышляя о той новой, более тяжелой ответственности, которая легла на плечи вместе с этими погонами...
Армия и флот завершали мероприятия, связанные с подготовкой наступления на полуострове Сырве. 14 ноября командующий флотом, захватив с собой меня и группу офицеров, направился в эзельскую «столицу» — Курессаре. Здесь мы организовали Вспомогательный пункт управления флотом. Неподалеку находился и командный пункт 8-й армии. На нем состоялось совещание, где решался вопрос о дне начала наступления.
В те дни стояла нелетная, штормовая погода, не позволявшая использовать авиацию, торпедные катера и даже бронекатера. Присутствовавший на совещании начальник штаба Ленинградского фронта генерал М. М. Попов спросил адмирала В. Ф. Трибуца, долго ли, по мнению моряков, протянется такое ненастье. Вызвали начальника гидрометеорологической службы флота инженер-майора Г. Д. Селезнева. Он доложил, что до 17–18 ноября улучшения погоды не ожидается. В связи с этим было решено наступление начать утром 18 ноября.
Оставшееся до назначенного срока время пошло у нас на проверку готовности флотских частей к решению боевых задач. Бурную деятельность развил адмирал В. Ф. Трибуц. Он побывал на катерах, на полевом аэродроме, заслушал доклады контр-адмирала И. Г. Святова и командира бригады торпедных катеров капитана 1 ранга Г. Г. Олейника, утвердил их решения на бой, не раз переговорил по телефону с командующим авиацией флота М. И. Самохиным и командующим 8-й армией Ф. Н. Стариковым. Держал он также связь с начальником штаба фронта М. М. Поповым. Напрямую, на высоком уровне, компетентно решались все актуальные вопросы.
Около полуночи 17 ноября я вышел из дома, где размещался Вспомогательный пункт управления. Смотрю, маячит в темноте неподвижная человеческая фигура, с лицом, обращенным к небу. Оказалось, это наш «бог погоды» Селезнев ищет подтверждения правильности своего прогноза. Я тоже глянул на небо, заметил сверкание отдельных звезд в разрывах облаков и постарался успокоить метеоролога:
— На мой старый штурманский глаз, погода явно улучшается...
— Да, улучшается, — согласился Селезнев, — но все же...
Сомнения, видимо, мучали его. Однако прогноз оказался [241] верным. Хотя утром 18 ноября и шел снег, но «окна» в небе все более расширялись и горизонт светлел.
Боевые действия начались по намеченному плану. Вначале над вражескими позициями появились десятки самолетов фронтовой и флотской авиации. Мощные взрывы бомб потрясли воздух. Затем открыла огонь армейская и флотская артиллерия — более девятисот стволов! В их число входили и пушки трех наших канонерских лодок, восьми морских бронекатеров. Словно могучий шквал обрушился на оборонительные полосы противника! Там стеной поднялись дым и пыль.
Шквал бушевал полтора часа. После этого войска 8-й армии двинулись вперед. Подавляя уцелевшие огневые точки, опрокидывая подходящие к позициям вражеские резервы, наступающие овладели первой и второй траншеями, продвигаясь все дальше в глубь полуострова. На помощь противнику пытались подойти с моря корабли и десантно-артиллерийские баржи. Наши канонерские лодки под командованием капитана 2 ранга Э. И. Лазо, морские бронекатера, возглавляемые капитаном 3 ранга И. Г. Максименковым, торпедные катера под командованием капитанов 3 ранга А. Г. Свердлова и М. Г. Чебыкина хорошо охраняли подступы к берегу, давали отпор вражеским морским силам, пустив на дно несколько их боевых единиц. Флотская авиация потопила тральщик и десантную баржу, нанесла повреждения двум миноносцам, пяти сторожевикам и трем тральщикам противника.
Между тем погода опять стала портиться. Начавшийся шторм затруднил действия авиации и катеров. Воспользовавшись этим, гитлеровское командование 20 ноября направило к полуострову тяжелый крейсер «Адмирал Шеер» в охранении миноносцев. Корабли обстреляли фланг наших войск. Повторилось это и на следующий день. Наступление, однако, продолжалось. Оно несколько приостановилось 22 ноября после того, как у берегов полуострова появились и нанесли по нашим позициям мощный артиллерийский удар вражеские тяжелые крейсера «Лютцов», «Адмирал Шеер» и «Принц Ойген». Но на другой день погода оказалась летной, фашистским кораблям под ударами нашей авиации и торпедных катеров пришлось отойти, а войска возобновили продвижение.
Все кончилось в ночь на 24 ноября. Были уничтожены последние остатки разгромленных на полуострове воинских формирований противника. Лишь немногие фашистские солдаты и офицеры сумели уйти отсюда морем. Таким образом, [242] последняя часть территории Советской Эстонии была очищена от врага.
26 ноября мне с группой других флотских офицеров пришлось сопровождать адмирала В. Ф. Трибуца в его поездке по полуострову Сырве. Мы осматривали имеющиеся там гавани и причалы, чтобы найти место для базирования на полуострове наших легких сил. Для этой цели более или менее подходила гавань Мынту, которая и была выбрана в качестве базы для тральщиков и катеров. После этого вместе с командующим флотом мы возвратились в Таллин.
Возвратились в отличном настроении. Завершена большая важная операция, в результате которой корабли нашего флота получили возможность полностью контролировать Финский и Рижский заливы, прокладывать пути в просторы Балтики. И случилось это в конце 1944 года, когда советские войска, очистив от врага родную землю, перенесли боевые действия на территорию фашистской Германии. Мы ощущали близость окончательной победы...