Возвращение на Родину

Вызов в Москву

В августе 1937 г. я получил приказание выехать в Москву.

Желание побывать на Родине, в Москве, было велико, но, тем не менее, я с грустью оставлял республиканский флот и особенно своих товарищей по работе. Наспех собравшись и даже не отдав нужных указаний, на случай если не смогу вернуться, я в назначенный вечер выехал из Картахены. Как всегда, у мола Курро стояли крейсера, а в арсенале и у причалов порта — эсминцы. Город был затемнен, и шофер Рикардо медленно двигался в темноте по узким улицам предместья Санта Лючиа, пока мы не выехали на основное шоссе.

Я не имел ясного представления о цели моего вызова. «Для личной информации», — было указано в телеграмме. Республиканский флот был занят обеспечением коммуникаций и в эти месяцы хорошо справлялся со своей задачей. Меньше всего я ожидал, что больше не вернусь в Испанию. Прощаясь со своими товарищами и оставшимся за меня В. А. Алафузовым, я говорил, что недели через две обязательно вернусь в Картахену. Только в Москве я узнал, что там сложилось неписаное правило — долго наших советников в Испании не держать. Обдумывая это позднее, я пришел к заключению, что одинаково к замене рядовых летчиков или танкистов и главных советников подходить нельзя. И вот почему: рядовой летчик или танкист, прибыв в Испанию, успевает за полгода-год освоиться, получить достаточный опыт и, участвуя непосредственно в боях, требует замены. Обязанности старших и, тем более, главных советников значительно сложнее. Эти люди всю свою работу строят на взаимоотношениях с испанскими товарищами. Для эффективной [241] работы им нужно не только познакомиться с обстановкой по карте, но и освоиться, узнать испанцев, с которыми предстоит работать, приобрести авторитет. Через год у советников наступает период самой плодотворной работы, а по сложившемуся правилу как раз тогда приходит время отозвать их на Родину. Так было и со мной. Первые месяцы работы с испанскими моряками у меня ушли на ознакомление с людьми, с обстановкой, на изучение языка. Только после совместного с командующим республиканским флотом и командирами соединений похода на кораблях в Кантабрику и нескольких выходов на операции в Средиземном море, т. е. к весне 1937 г., я почувствовал, что приношу пользу. Мои взаимоотношения с М. Буиса и с И. Прието к этому времени приобрели деловой и, в нужной мере, дружеский характер.

Я вместе с испанскими товарищами приобретал опыт, и они не могли упрекнуть меня в том, что я не знаком со спецификой борьбы у них в стране.

Когда же прибывал новый советский товарищ, то испанцы, естественно, смотрели на него с известной осторожностью. Нельзя не учитывать и самолюбивого характера испанцев. Мне потом приводили такой пример: немного ранее меня был отозван в Советский Союз Я. В. Смушкевич. Отозван как раз в тот момент, когда у него был непререкаемый авторитет. Он участвовал в боях под Гвадалахарой и отлично сработался с командующим ВВС Республики И. Сиснеросом. Ему только бы и работать с пользой для дела. Но его отозвали. Вместо него прибыл Лопатин. И мне самому приходилось слышать от Сиснероса высказанное им сожаление по поводу отъезда Смушкевича и нескрываемое беспокойство, как он сработается с новым человеком.

В известной мере это касалось и меня, немного позднее Штерна и других советских товарищей.

Однако тогда, в августе 1937 г., выехав из Картахены, я думал о другом.

Военное положение республиканцев тогда было устойчивым. Весеннее поражение у Малаги компенсировалось разгромом итальянского корпуса под Гвадалахарой. Хотя противник стоял у стен Мадрида, шансов на захват столицы у него не было. Франко начал наступление на северные провинции: Басконию, Сантандер и Астурию, — но [242] и республиканцы готовились к активным действиям на Арагонском фронте. Чаша весов колебалась, не давая решительного перевеса в ту Или иную сторону. Республиканская армия научилась воевать, превратилась в массовую и организованную силу. Выявились храбрые и талантливые военные руководители, такие, как Листер, Модесто, и многие другие. Правда, у республиканцев не было нужного единогласия в правительстве, но руководство войной все же значительно улучшилось. Без помощи со стороны Германии и Италии мятежники не продержались бы и двух-трех месяцев. Ни для кого не было секретом, что Германия открыто помогает Франко, посылая ему советников, войска, оружие. Немцы были хорошими советниками, хорошо воевали их летчики и танкисты. Муссолини посылал на полуостров дивизию за дивизией. Мы, шутя, тогда приводили чьи-то слова, что итальянцы созданы для того, чтобы над кем-то могли одерживать победу австрийцы, но сбрасывать со счетов их было нельзя.

Комитет по невмешательству был только ширмой для обмана общественного мнения.

И еще одно обстоятельство давало себя знать. Внутри страны быстрыми темпами шел процесс полевения широких масс. Авторитет компартии увеличивался с каждым днем, а ее лозунги становились популярными в народе. Это пугало не только консервативное правительство в Англии, но республиканцев и социалистов в самой Испании. Продолжая борьбу с мятежниками, они стали все чаще оглядываться назад, на свой тыл. Теперь известно, как развивались события дальше.

Однако не эти общие вопросы больше всего интересовали меня. Мне предстояло подготовить «информацию» о деятельности республиканского флота.

Смысл моего доклада сводился к следующему. Эскадра республиканцев в составе 3 крейсеров, 15 эсминцев с приданными самолетами и торпедными катерами пока успешно справляется с обеспечением транспортов с оружием. Однако последние встречи «игреков» уже потребовали выхода флота в полном составе. Флот мятежников пополнился «купленными» у Италии эсминцами и подлодками. Он перебазировался на Гибралтар и стал чаще стоять в Пальме на острове Мальорка. К этому времени начали проявлять активность и итальянские военные корабли. [243] Пока открытых нападений на республиканские транспорты еще не было, но вероятность этого не исключается.

Напрашивался вывод, что наступает новый этап в борьбе на коммуникациях, и прежде всего связывающих Испанию с Советским Союзом. Морские сообщения с Францией проходили вдоль берега и большой тревоги у меня не вызывали.

Готовился я доложить и о той помощи флоту, которую желательно получить из Советского Союза. Это касалось дополнительной посылки торпедных катеров, торпед, зенитных орудий и топлива, недостаток в котором флот уже чувствовал.

Конечно, целый раздел намечавшегося доклада касался моряков-волонтеров. Мне хотелось рассказать о наших людях и их мужественной работе на испанских кораблях, хотелось попросить пополнить нашу морскую группу опытными надводниками и подводниками, в которых остро чувствовался недостаток.

Так, в раздумьях, незаметно мы проехали Аликанте. Рикардо попросил сделать короткую остановку, а я воспользовался ею, чтобы перекусить. Вскоре мы двинулись дальше. Настроение было отличное. Ведь впереди поездка на Родину.

Короткая остановка в Валенсии. Последние разговоры с Г. М. Штерном и его оценка положения в Испании для доклада в Москве. Рано утром я выехал в Барселону. В. А. Антонов-Овсеенко гостеприимно пригласил меня провести вечер у него в барселонском консульстве, а затем двигаться дальше, до французской границы. Поезд на Париж отходил вечером. Когда зажглись огни на пограничной с Испанией станции, необычное чувство охватило меня. В течение многих месяцев мы уже привыкли к затемненным городам и даже научились обходиться без света. Вечер в Картахене — это темнота и беспокойное чувство, как бы не пришлось укрываться в убежище в случае налета. И вдруг ярко освещенный вокзал, пассажиры, мирно гуляющие по перрону. «Что-то сейчас делают товарищи в Картахене», — подумал я и посмотрел в сторону Барселоны. Не будь здесь гор, затемненные города Испании, очевидно, резко обозначили бы границу. Но вот подошел поезд, и нас пригласили занять свои места. В те дни через французскую границу, в ту и другую [244] сторону, ехало много людей различных национальностей со всевозможными паспортами. Это, конечно, не являлось секретом для таможенных чиновников и пограничной охраны, но, с молчаливого согласия властей, никого не задерживали. Если и происходил какой-нибудь инцидент, то небольшая взятка в долларах быстро исчерпывала его. Мое положение было более выгодным. Я ехал с дипломатическим паспортом.

Менее суток езды, и мы в Париже. На этот раз меня никто не встречал, да я и не нуждался в этом. Я сел в такси и попросил доставить меня в одну из гостиниц около улицы Гренель, где располагалось наше посольство. «Сейчас вы не найдете свободных номеров», — повернувшись ко мне, сказал водитель. В Париже открылась Международная выставка, и все отели переполнены. «Ну тогда везите в «Сен-Жермен», — попросил я, полагая, что там, по старой памяти, меня приютят. Я не ошибся, Кармен быстро нашла мне комнату.

Я считал своим долгом военно-морского атташе немедленно явиться к нашему послу во Франции Я. З. Сурицу, которого я уже немного знал. Он был послом в Турции, когда наши военные корабли посещали Стамбул. Меня, тогда еще молодого командира, посол, конечно, не мог запомнить, но зато я его хорошо помнил. Однако в разговоре он сразу вспомнил все приемы во время пребывания в Турции советских моряков в 1928 г. Он внимательно выслушал меня и задал множество вопросов, связанных с перевозками грузов из Советского Союза. Соотношение сил на море с каждым днем становилось менее выгодным для республиканцев. Морские коммуникации были ненадежны, и сухопутные границы с Францией оставались единственным путем снабжения народной армии. Я. З. Суриц рассказал, что вскоре советские транспорты должны прибыть во французские порты и принимаются меры к перевозке грузов через испанскую границу. Как теперь известно, французское правительство неохотно давало разрешение на транзит, а в 1938 г. и совсем его отменило. Грузы задерживались во Франции в то время, как они были крайне необходимы испанцам. В Париже мне пришлось прожить три дня. Молодой человек в конторе Кука, продающей билеты во все концы мира, не смог раньше этого срока предоставить место в вагоне без пересадки в Берлине, Несмотря [245] на дипломатический паспорт, останавливаться в Германии мне не хотелось: в связи с бомбежкой «Дейчланда» Кейпо де Льяно не раз упоминал мою фамилию, и некоторую осторожность я считал не лишней.

Когда норд-экспресс отошел от северного вокзала Парижа, все мысли сосредоточились на Москве.

В Испанию мне вернуться не пришлось. «Нам нужны здесь люди», — сказал мне К. Е. Ворошилов и предложил пока отдохнуть в Сочи. «Окончательное решение мы вам сообщим», — добавил он, прощаясь.

О последующих событиях в Испании я узнал от возвратившихся товарищей или из газет.

Ночной бой республиканского флота с кораблями мятежников. Гибель крейсера «Балеарес»

Перебазирование кораблей мятежников в средиземноморские базы и более частое пребывание их на острове Мальорка во второй половине 1937 г. заставило республиканский флот попытаться, используя свои эсминцы, производить ночные поиски и атаковать корабли противника торпедами. Это могло ослабить флот мятежников и позволить республиканцам более надежно обеспечить свои коммуникации как днем, так и ночью.

В конце 1937 г. и в январе — феврале 1938 г. было произведено до десяти ночных поисков. Однако все попытки нанести удар по вражеским кораблям оставались безуспешными. В двух случаях эти корабли были обнаружены, но атаки оказались неудачными. Так, в ночь с 17 на 18 сентября 1937 г. в районе Барселоны эсминцы «Антекера», «Гравина» и «Санчес» нашли крейсер «Канариас» и атаковали его, но ошибки в использовании торпедного оружия спасли крейсер. Отсюда был сделан практический вывод: все последующие поиски сопровождались учебой, производились специальные выходы отдельных кораблей для торпедной стрельбы и обучения командиров атакам.

К марту 1938 г. обстановка сложилась следующим образом: после вступления в строй крейсера «Балеарес» мятежники, активно поддерживаемые кораблями Германии [246] и Италии, с конца 1937 г. блокировали все побережье республиканцев. Но надежная блокада побережья была возможна только в случае уничтожения кораблей республиканского флота.

Имея значительный перевес в силах, командующий флотом мятежников решил провести операцию с участием всего флота, поставив перед ним задачу уничтожить крейсеры республиканцев. 3 крейсера — «Канариас», «Балеарес» (флаг командующего) и «Сервера», 4 эсминца, купленных у Италии, — «Сеута», «Теруэль», «Мелилья» и «Уэска» и 2 новых минных заградителя — «Юпитер» и «Нептун» вышли 5 марта 1938 г. из базы Пальмы (Мальорка) и взяли курс на мыс Палое (немного севернее Картахены). В качестве второстепенной задачи эскадре предписывалось поставить минные заграждения в районе базы республиканцев.

В этот же день эскадра республиканцев в составе крейсеров «Либертад», «Мендес Нуньес» и эсминцев «Санчес», «Антекера», «Гравина», «Лепанто», «Лессага», «Хорхе Хуан», «Эсканьо», «Уэва» и «Вальдес» вышли на поиски противника.

В ночь с 5 на 6 марта 1938 г. произошло столкновение двух эскадр, которое кончилось гибелью флагманского корабля мятежников, крейсера «Балеарес».

Курсы противников сходились, а в 0 час. 40 мин. 6 марта эсминец «Санчес», шедший головным в своей группе слева от крейсера «Либертад», обнаружил три крейсера мятежников и, донеся об этом, дал по ним двухторпедный залп. Первая атака эсминца «Санчес» была безуспешной, и корабли быстро разошлись, не успев еще полностью оценить обстановку и установить, какого противника они имеют перед собой.

В 0 час. 50 мин., когда на крейсере «Либертад» было получено донесение с эсминца «Санчес» и опознаны крейсеры противника, командующий лег на пересекающийся с крейсерами противника курс, занимая выгодную позицию и одновременно приближаясь к своей базе.

После первой встречи с республиканскими кораблями командующий флотом мятежников, видимо, понимая, насколько опасно держаться между берегом и республиканской эскадрой, изменил курс, стремясь оставить республиканские корабли к северу и избежать столкновения до рассвета, когда преимущества его крупных кораблей [248] будут очевидными. В 2 часа 15 минут 6 марта соединения противников снова приблизились друг к другу, и эсминец «Санчес», идущий во главе своей группы слева от крейсера «Либертад», вторично обнаружил крейсер противника и выпустил по нему оставшиеся 4 торпеды. Затем последовал торпедный залп эсминца «Антекера» (5 торпед) и эсминца «Лепанто» (3 торпеды).

Почти одновременно крейсеры «Балеарес» и «Канариас» открыли артиллерийский огонь по крейсеру «Либертад», который в свою очередь обстрелял крейсер «Канариас». Артиллерийский огонь в темноте не дал результатов и скоро был прекращен.

Три торпеды эсминцев попали в крейсер «Балеарес»; он тонул, охваченный пламенем. Крейсеры мятежников, опасаясь торпедных атак, поспешно отошли, оставив на произвол судьбы команду своего флагманского корабля, а республиканцы, удовлетворенные, может быть случайной, но блестящей победой, поспешили вернуться в базу. Попыток продолжать ночной бой не было, а запоздалая посылка авиации и торпедных катеров из Пормана ничего не дала.

Группа эсминцев — «Хорхе Хуан», «Эсканьо» и «Вальдес», — высланная для поиска в район острова Ивиса, не была использована, хотя имела полный запас торпед и могла попытаться найти и атаковать деморализованного противника. В 7 часов утра республиканские корабли вернулись в базу, а корабли мятежников 6 марта вернулись на Мальорку, предоставив английским кораблям спасать 200 человек команды с крейсера «Балеарес».

Необычная судьба эсминца «Хосе Луис Диес»

Это название испанского эсминца мне врезалось в память с первого посещения Картахены в самом начале сентября 1936 г. Я внимательно рассматривал все, что показывали в базе, и особенно корабли. В Арсенале тогда стояло два эсминца, и один из них был «Диес». Его серый и, прямо скажем, грязный корпус говорил о длительном пребывании его в море, и ни один моряк не бросил бы упрека за отсутствие традиционной на флоте чистоты. Этим же [249] объяснялось и отсутствие должного порядка на палубе. Команда энергично работала, с энтузиазмом выполняя решение комитета. Во время перехода флота на Север «Диес» ничем не отличался от других кораблей и, не заходя в Хихон, был направлен с двумя другими его систершипами «Лепанто» и «Санчесом» в Сантандер. Хихон — маленький порт, и в нем едва разместились остальные крупные корабли.

Когда в октябре эскадра получила приказ вернуться в Средиземное море, «Диес» остался в Кантабрике. На него с прибывшим позднее «Сискаром» легла тяжелая задача охранять побережье. Оба корабля были на хорошем счету и оправдали все надежды. Но сейчас речь идет о «Диесе». До октября 1937 г. он не раз выходил в море и обеспечивал проводку нескольких транспортов с топливом и продовольствием, прорывая блокаду на глазах у кораблей мятежников. Когда «Сискар» в борьбе за Сантандер был подорван и затоплен, «Диес» ушел в Хихон и только в самый последний момент оставил порт, направляясь в Бордо. Почти год он занимался там ремонтом. На что только ни шли мятежники, чтобы с помощью своих сторонников во Франции заставить командира и личный состав перейти на их сторону или помешать ремонту, но все было безуспешно.

В конце августа, пользуясь темнотой, эсминец выскользнул из гавани, взял курс на пролив. Это не могло остаться незамеченным, и у входа в Гибралтар уже дежурили крупные мятежные крейсеры «Канариас» и «Сервера». Несколько канлодок дополняли дозорную цепь, а немецким кораблям было приказано доносить в случае обнаружения отважного республиканского эсминца.

27 августа эсминец «Хосе Диес» смело попытался прорваться через пролив, но в бою с крейсером «Канариас» получил большие повреждения и вынужден был зайти в английский Гибралтар. Снова начались мытарства с ремонтом. Ценой больших усилий личному составу с помощью англичан удалось привести корабль в боеспособное состояние, и в конце декабря был назначен выход «Диеса» для присоединения к республиканскому флоту.

Не только разведка и агенты мятежников, которых было достаточно в этом районе, но и простое наблюдение из Альхесираса позволило противнику точно определить день выхода эсминца. Несколько канлодок было предварительно [251] сосредоточено в бухте Альхесирас буквально рядом с английским Гибралтаром.

В ночь с 28 на 29 декабря 1938 г., когда обстановка в Испании была исключительно тяжелой, эсминец «Диес», верный своему долгу, решился выйти в море, принять бой и попытаться прорваться в свои базы.

Выйдя из бухты и не успев развить полного хода, эсминец вступил в бой с канлодками мятежников и, протаранив одну из них («Вулкан»), получил несколько попаданий в машинное отделение. Потеряв управление, он выбросился на мель на английской территории и снова попал в руки «нейтрального» командования английского Гибралтара. Через некоторое время команда «Диеса» была силой интернирована и после долгих мытарств добилась возвращения в республиканскую Испанию, а эсминец англичане передали Франко.

Столкновение республиканского флота с мятежниками в марте 1938 г. и потопление крейсера «Балеарес» показывают, что, несмотря на превосходство сил мятежников на море, республиканский флот готов был продолжать борьбу. Республиканские моряки по-прежнему выполняли задачу охраны побережья, не допуская высадки десантов. Однако общая обстановка на фронтах и политика западных держав (Англии и Франции) делали свое дело. Назревал капитулянтский заговор среди политиков — республиканцев, социалистов и анархистов, а также в армии и на флоте среди высшего кадрового офицерства. Капитулянты делали всё для того, чтобы прекратить борьбу, доказать ее бессмысленность. Намеченная в декабре 1938 г. десантная операция в районе Мотриль, которая должна была облегчить положение Каталонии, была сорвана под предлогом недостатка войск и топлива. Отдельные корабли, подобные эсминцу «Диес», еще были способны на отчаянные попытки сопротивления, но все шире распространялись общая усталость и пораженческие настроения. Флот теперь больше стоял в Картахене, и только отдельные корабли выходили на рискованные операции по обеспечению транспортов. Неблагополучно становилось и в самой Картахене. Вернувшийся к этому времени на свой пост командующего флотом Буиса на совещании высшего командования, созванном Негрином 1 марта 1939 г., открыто выступил на стороне капитулянтов. Фашистские элементы активизировались, и 4 марта в Картахене [252] вспыхнул мятеж. Он был подавлен, но послужил предлогом для увода флота по приказу М. Буиса в Бизерту (Тунис), на чем и закончилась деятельность республиканского флота. Это произошло 5–7 марта 1939 г.

* * *

Основной заслугой республиканского флота было успешное обеспечение коммуникаций (и прежде всего с Советским Союзом) в 1936–1937 гг., без чего невозможно было бы формирование новой республиканской армии и ведение войны на всех фронтах.

Несомненно также, что флот, несмотря на отсутствие офицеров, недостаток топлива и боеприпасов и невыгодное географическое положение единственной базы Картахены, мог бы сделать значительно больше, особенно в первый период борьбы, когда флот мятежников был слаб. Это объясняется недостатками руководства флота и войны в целом со стороны верховного командования и правительства. Кроме того, нужно иметь в виду, что помощь, оказанная республиканскому правительству самолетами, танками, артиллерией и другой техникой, меньше всего коснулась флота. Республиканский флот вынужден был (в отличие от мятежников) все годы войны довольствоваться тем корабельным составом, который остался на стороне правительства. Из-за специфики флота даже оружие и технику на кораблях (пушки, торпеды и т. д.) нельзя было пополнять извне. Англия, с помощью которой строились многие испанские корабли, могла оказать нужную помощь Республике, но она этого не сделала.

Что касается военного опыта, то в Испании впервые выявилась роль авиации при проведении любых операций на море и важность прикрытия с воздуха. Выяснилось, как важно иметь в составе флота авиацию под единым командованием и обучать ее взаимодействиям с кораблями. Частые налеты авиации мятежников на корабли в базе и во время походов позволили выявить роль противовоздушной обороны и особое значение в ней истребительной авиации.

Опыт испанской войны не пропал. Внезапность налетов, особенно в начале войны, заставила нас задуматься над необходимостью постоянной боевой готовности флота, и это было учтено в первые дни и часы нападения фашистской Германии на Советский Союз. [253]