Операция «Вест»
В ночь на 26 сентября на одном из катеров дивизиона Алексеева я перешел из Пумманок в нашу основную базу. На рассвете высокие гранитные скалы, окружавшие бухту, многократным эхом повторили длинные пулеметные очереди: катерники извещали боевых друзей об одержанной победе в последнем бою в Варангер-фиорде.
Спустя три дня, уже собравшись возвращаться на КП-200, я получил приказание прибыть на линейный корабль «Архангельск».
— Цель прибытия? — повторил оперативный дежурный штаба флота мой вопрос. — На сей счет никаких указаний не было. Видимо, на совещание. А там, кто знает...
Захватив наугад кое-какие материалы, я вместо Пумманок вышел на катере в Ваенгу. «Архангельск» стоял на рейде. Вокруг линкора покачивались в дрейфе десятка полтора катеров. Над заливом барражировали истребители. Как видно, совещание важное. О чем же пойдет на нем речь?..
Встретивший у трапа старший помощник командира линкора мой давний знакомый капитан 1 ранга М. З. Чинчарадзе пригласил в кают-компанию.
— Военный совет совещается с армейскими генералами уже часа два, — сказал Михаил Захарович. — А командиры соединений флота только что прибывают.
В кают-компании линкора многолюдно. Судя по всему, совещание только что закончилось. Было много армейских генералов. Рядом с А. Г. Головко сидел командующий Карельским фронтом генерал армии [180] (ныне маршал) К. А. Мерецков. Остальные были незнакомы.
Я доложил о своем прибытии.
— Представляю вам, товарищи, — обратился Арсений Григорьевич к армейцам, — командира Краснознаменной бригады торпедных катеров. Обходи, Кузьмин, всех по кругу...
Так мне довелось познакомиться с руководством Карельского фронта и 14-й армии, дислоцированной в приморской полосе.
Командир линкора контр-адмирал В. И. Иванов пригласил к столу. За обедом завязалась оживленная беседа, но на темы, далекие от войны. Вспоминались разные смешные истории. Армейские товарищи пытались подшучивать над моряками. Адмиралы не оставались в долгу. Создавалось впечатление, что за столом сидят не военачальники, только что принявшие важнейшее для Родины решение, а беспечные приятели, коротающие время за веселой беседой.
После обеда, проводив гостей, командующий флотом и член Военного совета стали вызывать командиров соединений. Разговор был коротким. Но люди выходили из адмиральской каюты посуровевшими, сосредоточенными. И тотчас же сходили на свои катера.
Настал и мой черед. Адмирал Головко сообщил, что Ставкой Верховного Главнокомандующего войскам Карельского фронта и Северному флоту приказано изгнать немецко-фашистских захватчиков из советского Заполярья и освободить район Петсамо. Наступление начнется в ближайшее время. Задача нашей бригады — во взаимодействии с авиацией прервать коммуникации противника в Варангер-фиорде, чтобы лишить гитлеровцев возможности эвакуировать свои войска и подвозить морем резервы и воинские грузы.
— В деталях боевая задача будет определена специальной директивой, — продолжал адмирал. — Вы получите ее через день-два. Но уже теперь вводите в действие как можно больше катеров. Каждому из них найдется дело.
Вице-адмирал Николаев подчеркнул необходимость еще активнее и действеннее организовывать в эти дни партийно-политическую работу среди моряков.
— Мы сейчас сильнее врага и приказ Верховного [181] Главнокомандования несомненно будет выполнен. Но это вовсе не значит, что гитлеровцев можно шапками закидать. Людей нужно готовить к суровым испытаниям. От каждого матроса, старшины и офицера потребуется мужество и полное напряжение сил.
Итак, наступление... Здесь, на Рыбачьем, многие новости приходили к нам с опозданием. Но мы сами заметили, что наша артиллерия, к примеру, за последнее время стала все чаще вступать в борьбу с вражескими береговыми батареями в районе Петсамо и Муста-Тунтури, словно бы пристреливаясь к ним. На аэродромах заметно увеличилось число самолетов. Появились летчики с Черного моря, где боевые действия заканчивались. Выехав как-то на КП командующего оборонительным районом, мы не без труда добрались до него: ночная дорога была забита колоннами автомашин, по обочинам шагали морские пехотинцы — их было много, и были они в новом обмундировании — свежие части из резерва.
Мы понимали, что предстоящее наступление не будет легким маршем.
19-й горнострелковый корпус «Норвегия», державший оборону на петсамо-киркенесском направлении (корпусом этим, кстати сказать, командовал племянник одного из заправил фашистского рейха начальника штаба оперативного руководства ОКВ Йодля — генерал артиллерии Ф. Йодль), насчитывал, по свидетельству квартирмейстера этого корпуса, до 110 тысяч отборных солдат. За три года войны они понастроили немало различных дотов, дзотов и иных укреплений. У нас на полуострове Среднем линия фронта пересекала перешеек по горному хребту Муста-Тунтури. На его высокие обрывистые скалы не так-то просто было взобраться и специалисту-скалолазу. А нашим войскам предстояло на этом девятикилометровом участке преодолеть еще около двухсот дзотов и дотов, часть которых была соединена между собой туннелями. Подступы к горному хребту преграждали заполненный водой глубокий ров, минные поля и многоярусные проволочные заграждения.
Мы знали, что за главной оборонительной полосой немцы на рубеже реки Титовки создали вторую, а по [182] западному берегу реки Печенги еще и третью полосу укреплений. Недаром гитлеровцы хвастливо называли свою оборону «гранитным северным валом». Веря в его неприступность, командир 2-й немецкой горнострелковой дивизии генерал-лейтенант Деген писал в одном из своих приказов: «Русским мы предоставим возможность нахлынуть на наши сильно укрепленные позиции, а затем уничтожим их мощным контрударом... Мы именно здесь должны показать русским, что еще существует немецкая армия и держит фронт, который для них непреодолим».
Но наше командование придерживалось по этому поводу иного мнения. Заканчивая беседу, адмирал Головко, как бы между прочим, сказал:
— Начинаем формирование Печенгской военно-морской базы... — И, хитровато улыбнувшись, добавил: — Как видишь, открываются новые вакантные должности...
Через два дня мы получили директиву командующего флотом на предстоящую наступательную операцию под кодовым наименованием «Вест». Боевая задача, определяемая этой директивой для нашей бригады, была уточнена: не только прервать коммуникации противника в Варангер-фиорде, но и быть готовыми участвовать в высадке десантов.
Предчувствуя приближение решающих боев, моряки бригады не жалели сил, чтобы получше подготовить свои корабли. Катер капитан-лейтенанта Чернявского, получивший в бою 25 сентября более 170 пробоин, был введен в строй всего за четыре дня. Когда командир дивизиона доложил, что этот катер готов к выходу в море, то я, признаться, не очень в это поверил. Но Рихтер подтвердил, что полученные в предыдущем бою повреждения на катере устранены, и сделано все добротно.
— Весь новый экипаж работал так, что даже на обед и ужин людей приходилось чуть ли не по приказанию отправлять, — довольно улыбаясь, сказал Андрей Михайлович.
Горячая пора наступила для политотдела, партийных и комсомольских организаций. Необычайно горячо катерники воспринимали каждое слово агитатора. Наша многотиражная газета и листовки, выпускаемые политотделом, [183] расхватывались и зачитывались до дыр, и, как всегда бывает в особо ответственные для советских людей моменты жизни, усилился поток заявлений с просьбой принять в партию. Десятки матросов, старшин и офицеров выразили желание идти в бой коммунистами. Каждое заявление, написанное зачастую карандашом, со следами масляных пятен, потому что писалось оно прямо на моторе или на казеннике пушки, нельзя было читать без волнения. В них говорилось о самом сокровенном — о любви к Советской Родине, о преданности великой ленинской партии.
Объясняя сложность обстановки, призывая товарищей быть смелыми и мужественными в боях, коммунисты и комсомольцы заботились и о повышении мастерства каждого катерника.
— Беседуя с матросами и старшинами, — напутствовал агитаторов начальник политотдела А. Е. Мураневич, — не уставайте напоминать, что одного только желания разгромить врага мало. Тут необходимо еще и умение!..
И очень часто случалось, что беседа агитатора перерастала в своеобразную техническую конференцию — катерникам не терпелось поделиться друг с другом не только мыслями и чувствами, но и своим опытом, знаниями, умением.
В моей записной книжке тех лет сохранилась любопытная в этом смысле запись. Я зашел послушать беседу коммуниста старшины 2-й статьи Н. Иващенко с радистами. Говорил он горячо, увлеченно. Напомнил о геройских делах своих друзей в последних боях. И вдруг задал неожиданный вопрос:
— Представьте себе, что пулеметной очередью или осколком срезало штырьевую антенну. Что вы будете делать?
Надо сказать, что такие случаи у нас бывали нередко и приводили к серьезным неприятностям: катер оказывался без радиосвязи.
Задумались матросы. Один предлагает одно, второй — другое, но все на поверку оказывается не то.
— А я убедился, — говорит агитатор, — что лучше всего в подобных случаях использовать штангу, которой чистят ствол автомата. [184]
Возвратившись в штаб, я рассказал о предложении старшины флагманскому связисту капитану 3 ранга Смирнову. Тот отнесся к нему очень скептически. Но все же мы решили попробовать. И оказалось, здорово придумал старшина! Металлическая складная штанга в трудную минуту действительно могла с успехом заменить штырьевую антенну. В каком учебнике об этом прочитаешь?!
7 октября после сокрушительной артиллерийской подготовки войска 14-й армии перешли в наступление. В 10 часов 35 минут «гранитный северный вал», неприступностью которого так похвалялись гитлеровцы, был прорван южнее озера Чапр. Советские войска устремились вперед.
Наступление развивалось в невероятно трудных условиях: через тундру, незамерзающие болота, гранитные сопки. Солдаты шли временами по колено в ледяной воде. Тягачи застревали в непролазной грязи, пушки отставали. Вражеские доты и дзоты солдаты брали взрывчаткой и «карманной артиллерией» — гранатами.
И все же к исходу вторых суток боев наши войска форсировали реку Титовку и овладели основными опорными пунктами второй линии обороны противника. С гордостью за боевых друзей-пехотинцев читали мы оперативную сводку Карельского фронта.
В ночь на 9 октября к нам на полуостров Средний прибыли на двух больших охотниках адмирал Головко, вице-адмирал Николаев и группа офицеров штаба флота. На командном пункте генерала Дубовцева обосновался походный штаб командующего флотом. Неподалеку от КП бригады расположился со своим походным штабом генерал Преображенский, временно исполняющий обязанности командующего ВВС. В ту же ночь в Пумманки из Пала-губы перешли восемь малых и десять больших охотников.
Утром вместе с другими командирами соединений я был вызван к командующему флотом. Головко сообщил нам, что генерал армии Мерецков приказал перейти в наступление и частям Северного оборонительного района. Они должны прорвать оборону противника на хребте Муста-Тунтури, выйти на материк и перерезать дорогу [185] Поровоара — Титовка, а затем вместе с частями 14-й армии наступать на Печенгу. Чтобы облегчить нашим войскам штурм Муста-Тунтури, нынешней ночью в тыл гитлеровцам будет высажен десант — 63-я бригада морской пехоты.
— Вопросы есть? — спросил Головко, заканчивая совещание (умели мы тогда проводить совещания коротко, без лишних словопрений!). — Нет? Ну, желаем всем успеха!
Возвращаемся в Пумманки. Обычно у нас днем безлюдно и тихо. Ведь до вражеских батарей — рукой подать! А теперь у причалов и на рейде скопилось десятка четыре торпедных катеров, больших и малых охотников. В сопках, окруживших бухту, расположилась со своим хозяйством бригада морской пехоты полковника Крылова. Здесь же разведчики Леонова и Барченко. Еще несколько месяцев назад мы вряд ли решились бы собрать столько войск в одном месте. Но теперь мы знаем, что ни один «юнкерс» сюда больше не сунется! В распоряжении ВВС флота семьсот боевых самолетов!
День пролетел в хлопотах. Вместе с командиром десанта полковником А. М. Крыловым и командиром высадки — командиром бригады сторожевых кораблей капитаном 1 ранга М. С. Клевенским (на мне лежит прикрытие десанта с моря) в последний раз уточнили детали перехода катеров морем и высадки десанта.
На южный берег губы Маативуоно (Малая Волоковая) нам нужно доставить в общей сложности около трех тысяч морских пехотинцев и несколько десятков тонн боеприпасов. Высадку решили провести тремя эшелонами.
Первыми подойдут к вражескому берегу три торпедных катера под командованием старшего лейтенанта Е. Г. Шкутова и высадят причальные команды. Затем восемь малых охотников под командованием гвардии капитана 3 ранга С. Д. Зюзина доставят разведгруппу и три роты автоматчиков. В это же время, но в соседнем районе катера-охотники гвардии старшего лейтенанта Б. Л. Ляха скрытно высадят разведчиков капитана И. П. Барченко-Емельянова и старшего лейтенанта В. Н. Леонова. Второй, основной, эшелон десанта следует в Маативуоно на одиннадцати больших охотниках капитана 3 ранга И. Н. Грицука. Третий эшелон следует [186] на семи торпедных катерах капитана 2 ранга В. Н. Алексеева.
Для прикрытия десанта с моря наша бригада выставляла две линии подвижного дозора: ближнюю — для наблюдения за выходом из Лиинахамари и дальнюю, в район Пеуровуоно, — для перехвата кораблей противника со стороны Бек-фиорда.
За час-полтора до высадки основного десанта в Варангер-фиорде, точнее в губе Маативуоно, катера нашей бригады и малые охотники при артиллерийской поддержке эскадренных миноносцев высадят две группы демонстративного десанта в Мотовском заливе. Главная задача там — наделать как можно больше шума, привлекая на себя внимание гитлеровцев.
Во второй половине дня ко всем этим заботам добавилась еще одна, не менее важная. Из штаба флота сообщили, что в 16 часов 10 минут в районе мыса Нордкин обнаружен вражеский конвой: транспорт в сопровождении четырех тральщиков и пяти сторожевых кораблей. Со скоростью семи узлов он идет к Варангер-фиорду. И надо же было немцам посылать свой конвой именно в этот день! Но, с другой стороны, это очень хорошо: значит, враг ни о чем не догадывается.
По расчетам операторов, конвой будет в пределах Варангер-фиорда около полуночи. У нас, таким образом, еще было время для развертывания своих сил. В 18 часов 15 минут из главной базы в море вышли шесть торпедных катеров под командованием капитана 3 ранга В. Федорова. По договоренности со штабом ВВС в районе Варде к ним должны были присоединиться два Ил-4, чтобы подсветить цели.
Вечером собрали командиров отрядов и катеров, которым предстояло идти с десантом. Рассказали об ожидающих их трудностях. Предупредили о створных огнях, подготовленных гидрографами.
— У меня одна просьба, — обратился к командирам катеров полковник Крылов, — чтобы бойцы вышли на берег сухими. Сами понимаете, обсушиться там будет негде. [187] А сейчас не лето. Октябрь на дворе. Того и гляди выпадет снег.
Началась посадка десанта на корабли. Один за другим подходили в заранее условленном порядке ко всем трем причалам торпедные катера (каждый из них, оставив на базе торпеды, принимал на борт 50–60 человек), малые и большие охотники. Моряки разводили солдат по кубрикам. Крепили на палубах минометы, пулеметы, ящики с боеприпасами.
Пока в Пумманках продолжалась посадка, из бухты Порт-Владимир в Мотовский залив вышли торпедные катера, малые охотники и катерные тральщики с двумя группами демонстративного десанта. В 22 часа 15 минут поступил доклад, что первая группа десантников высажена у мыса Пикшуев. Спустя некоторое время западнее этого мыса, у опорного пункта гитлеровцев Обергоф, высадилась еще одна группа. Освободившись от десанта, катера начали маневрировать в этом районе. Они выпускали торпеды по берегу, обстреливали его из пушек и пулеметов, ставили дымовые завесы. Миноносцы «Гремящий» и «Громкий» в это время обстреливали переправы противника на реке Титовке.
— Шума и дыма столько, — ответили на наш запрос с поста СНИС, — словно тут целая дивизия высаживается!..
Немецкие радисты подняли в эфире переполох. Только и слышится: «Мотовский залив!.. Мотовский залив!..»
Что ж, очень хорошо!
А наша бухта все больше и больше пустела. Растаяли в ночной тьме торпедные катера Шкутова. Вслед за ними, заняв места в походном ордере, покинули рейд малые охотники Зюзина и Ляха. Приняв десантников и полностью подготовившись к недальнему (им предстояло пройти всего немногим более 20 миль), но опасному переходу, ждали своей очереди большие охотники Грицука и торпедные катера Алексеева.
Когда последний из кораблей с десантом покидал Пумманки, по вражескому побережью открыли огонь наши батареи со Среднего и Рыбачьего. За три часа артиллеристы оборонительного района выпустили по расположению противника около двух тысяч снарядов. [188]
Мы вглядывались в темень. Лишь бы враг не обнаружил наши катера раньше времени. И вдруг на берегу вспыхнул прожектор. С нашего КП было хорошо видно, как его луч, скользя по гребням волн, ощупывает море. Посветив несколько минут, прожектор погас. Темнота стала еще непрогляднее. Ждем еще несколько минут. Пока все спокойно. Но вот вражеский берег ожил. Ударили минометы. Вспыхнуло до десятка прожекторов, лучи их засновали из стороны в сторону. Вот один из них, высветив строй малых охотников, замер. Тут же открыли огонь береговые батареи. Вокруг катеров стали вырастать яркие столбики разрывов. Потом мы перестали их видеть — все укрыла дымовая завеса.
В 23 часа 30 минут от С. Д. Зюзина была принята радиограмма: первый бросок десанта высажен на участке от мыса Пунайненниеми до мыса Ахкиониеми. Тем временем в заливе Пунайнен-Лахти катера Б. Л. Ляха скрытно высадили разведчиков В. И. Леонова и И. П. Барченко-Емельянова.
На следующее утро старший лейтенант Е. Г. Шкутов рассказал подробности о действиях экипажей трех торпедных катеров, первыми подошедших к вражескому берегу.
— В общем-то нам пришлось, пожалуй, легче, чем всем остальным, — пытался уверить нас Евгений Германович, — Вот только когда сразу за Айновскими островами немцы чуть не высветили нас прожектором, на душе, признаться, кошки заскребли. Ведь протяни они луч чуть-чуть дальше — и мы оказались бы у них как на ладони. Тогда уж наверняка обстрела не миновать. А у нас полные катера десантников. Однако пронесло. А когда у самого берега немцы стали нас из минометов обстреливать, то это было уже не так страшно. В суматохе они кидали мины куда глаза глядят.
Место высадки оказалось очень удачным, без подводных камней. Уткнулись форштевнями прямо в скалы. Я в центре, справа — катер Притворова, слева — Кузнецова. Чтобы от берега не отжимало, подрабатывали одним мотором. Матросы сразу за борт — трап поддерживать. У меня прыгнули боцман коммунист Ярдынов и комендор Полтораков. Вода им выше пояса. Купание не из приятных. Но зато все десантники сошли с катеров сухими. Затем выгрузили боеприпасы. Через три [189] минуты — я по часам заметил — мы уже отошли. Вот, собственно, все...
Все, если не считать, что после эти три катера влились в подвижной дозор и направились к вражеским батареям. Принимая на себя весь их огонь, они закрыли дымовыми завесами остальные корабли, следовавшие с десантом к месту высадки. А потом еще два часа дразнили вражеских артиллеристов, и, ловко маневрируя под обстрелом, отвлекали их внимание.
Получив донесение, что заставы противника сбиты и десантники первого эшелона надежно закрепились на плацдарме, в 0 часов 50 минут большие охотники капитана 3 ранга Грицука высадили в Маативуоно еще полторы тысячи морских пехотинцев. А спустя двадцать минут к местам высадки подошли торпедные катера Алексеева. Высадка третьего эшелона десанта проходила в особенно трудных условиях. Прикрываясь от обстрела противника дымзавесами, корабли двух предыдущих групп высадки так надымили, что теперь командиры катеров подходили к берегу, зачастую не видя даже форштевня собственного корабля. Помогло, как говорят, чувство локтя.
Когда один из кораблей неподалеку от берега сел на подводные камни, на выручку сейчас же поспешил старший лейтенант П. Диренко. Общими усилиями катер был снят с камней. С погнутыми валами и винтами, он все же подошел к берегу и высадил десант. На другом торпедном катере во время высадки треснули доски переброшенного на берег трапа. Спрыгнув за борт, комсомолец матрос Калинин подпер трап спиной и простоял так в ледяной воде до тех пор, пока с катера не сошел последний морской пехотинец. А на малом охотнике гвардии лейтенанта Рекало волной от разорвавшегося поблизости снаряда смыло за борт трап, подготовленный для высадки десантников. Что делать?.. И тут со стоящего у берега катера ему крикнули в мегафон: «Швартуйся к моему борту!» Рекало немедленно воспользовался этим. Товарищи помогли ему высадить десантников, задержавшись еще на несколько минут под минометным обстрелом. А ведь каждая из этих минут могла стать для них роковой!.. [190]
Несмотря на все трудности, в тылу у противника была высажена целая бригада морской пехоты, при этом с незначительными потерями: у десантников при высадке один человек был убит и пятеро ранены, а из моряков торпедных катеров был ранен один.
Единственно, пожалуй, кто остался не очень доволен итогами минувшей ночи, то это капитан-лейтенант И. Антонов и моряки торпедных катеров его группы, несшие дозор у Пеуровуоно. Они так и не встретили ни одного вражеского корабля. Гитлеровцы даже не попытались противодействовать с моря высадке нашего десанта. Это было еще одним свидетельством того, что десантная операция в Маативуоно явилась полной неожиданностью для врага.
Высаженная нами 63-я бригада морской пехоты стремительно продвигалась вперед. Вскоре она перерезала дорогу Поровоара — Титовка, лишив гитлеровцев возможности подвести подкрепления своим частям, державшим оборону на перешейке полуострова Средний.
В 5 часов 10 октября после мощной артиллерийской подготовки (по врагу было выпущено более восьми тысяч снарядов и мин) начала штурм укреплений противника на хребте Муста-Тунтури 12-я бригада морской пехоты полковника В. В. Рассохина. Ни мощные укрепления, ни отчаянное сопротивление врага не смогли сдержать порыва наших морских пехотинцев.
К вечеру 11 октября обе бригады морской пехоты — и та, что была высажена в Маативуоно, и та, что пробилась через хребет Муста-Тунтури — соединились, заняв высоту 388.9. На следующий день части 14-й армии штурмом овладели Луастари, а 63-я бригада морской пехоты вышла на нашу государственную границу 1940 года.
Неся тяжелые потери, немецко-фашистские войска откатывались на запад. [191]