Беспокойное хозяйство

Отдаю приказание срочно освободить места для прибывающих кораблей. Все малые корабли и суда, кроме тех, которые необходимы для обслуживания крейсеров и линкора, переводятся из Поти и Батуми в устье Хоби и Циви, в небольшую бухту Очемчири. Причалов там не хватает. Строить их некогда, да и не из чего. В ход пошли секции старых боковых заграждений — небольшие деревянные плоты. Многие суда швартуются прямо к берегу, благо глубины позволяют.

Начальник отдела вспомогательных судов и гаваней капитан 1 ранга Иван Ларионович Кравец еще раз инструктирует команды буксиров, как вводить крейсеры и линкор в порт. Узкий фарватер, тесные гавани... От моряков требуется величайшее мастерство и осторожность: небольшая ошибка — и корабль сядет на мель.

Тральщики производят контрольное траление подходов к порту, в море корабли противолодочной обороны, катера заняли свои места в дозоре, усилена воздушная разведка. Дежурные истребители подняты в воздух. Остальные — в готовности к немедленному вылету. По первому сигналу откроют огонь зенитные и береговые батареи, если покажется противник.

1 ноября 1941 года выдался ясный, солнечный день. Утром летчики разведывательной авиации сообщили о приближении кораблей. Усидеть на командном пункте невозможно. Отправляюсь в порт.

На вышке рейдового поста все до боли в глазах всматриваются в даль. Вскоре на горизонте появляются темные точки. [12]

— Пеленг триста пятнадцать. Группа кораблей курсом Поти, — докладывает вахтенный сигнальщик.

Уже можно различить очертания двух крейсеров и охраняющих их эскадренных миноносцев.

Над нашими головами пронеслась эскадрилья истребителей. Звенья ее принимают заданный боевой порядок. Ярусами на разной высоте истребители кружат в безоблачном небе, охраняя корабли.

Головной крейсер приблизился к подходной точке порта. Эскадренные миноносцы отвернули вправо, мористее, чтобы прикрывать его.

Возле форштевня крейсера вырастает белоснежный холмик, потом до нас доносится лязг цепи. Корабль отдал якорь. Может, командир решил повременить с заходом в порт? Признаться, мне тогда хотелось, чтобы было именно так. Дул пятибалльный ветер. Возможно, к вечеру он стихнет, и тогда легче будет вводить корабль в порт... На мостике крейсера затрепетали флажки. Сигнальщики рейдового поста приняли семафор: «Прошу выслать буксиры». Значит, командир крейсера решил входить...

Начальник плавсредств капитан-лейтенант Денис Францевич Каминский спешит к буксирам. И вот уже, раздвигая тупыми носами воду, они направляются на внешний рейд.

Через несколько минут буксиры, приняв с крейсера тросы, ввели его в боковые ворота. Затаив дыхание следим, как стальная громада движется по узкому проходу. Ветром корабль сносит к молу. Как струны, натягиваются буксирные тросы. На крыле мостика стоит командир крейсера капитан 1 ранга Филипп Савельевич Марков. Я вижу его бледное, встревоженное лицо. Но команды он подает твердым, спокойным голосом.

Все обходится благополучно. Крейсер стал на отведенное ему место. Вслед за ним своим ходом вошли в гавань эсминцы. Сотни людей смотрят на корабли с любопытством — ведь они пришли из Севастополя, побывали во многих боях. Краска на стволах пушек почернела от стрельбы. Пробиты осколками надстройки и дымовые трубы. На закопченной броне башен глубокие вмятины. [13]

За первыми кораблями прибывают крейсера «Красный Кавказ», «Слава», лидеры «Ташкент», «Харьков», эскадренные миноносцы, соединение подводных лодок.

Главные трудности еще впереди: как-то будем принимать линкор?

Ему отвели самый глубокий участок гавани: — у пассажирского причала, где раньше швартовались теплоходы Крымско-Кавказской линии. Стоянку пришлось дополнительно оборудовать. К бетонной стенке причала подводим крепкую большую баржу — будет предохранять корабль от ударов о причал. Устанавливается носовая бочка — громадный поплавок из толстой листовой стали. Ее удерживает на месте толстая цепь — бридель, прикрепленная к многотонному бетонному кубу — мертвому якорю. Эту каменную глыбу надо уложить на дне так, чтобы она вся скрывалась в грунте. Водолазы сделали ложе в илистом дне и опустили в него якорь.

4 ноября на рейд Поти под флагом командующего эскадрой Л. А. Владимирского прибыл линейный корабль «Парижская Коммуна», впоследствии переименованный в «Севастополь». Его охраняло несколько эсминцев. Люди высыпали на мол и стенку гавани: многие еще ни разу в жизни не видели такого громадного корабля.

Я знал, что командир линкора капитан 1 ранга Федор Иванович Кравченко — опытнейший моряк. Но и ему еще не доводилось вводить свой исполинский корабль в столь тесный порт, как Поти. Можете себе представить, как все мы волновались.

К линкору выслали буксиры наших лучших капитанов С. А. Найдена и Г. Е. Фалько.

Буксир СП-13 под командованием Сергея Анисимовича Найдена видели под Одессой, Севастополем, Керчью, Новороссийском, Туапсе. Под артиллерийским огнем и бомбежками он буксировал баржи с боеприпасами. Вражеские бомбардировщики сбросили на него в общей сложности 240 авиабомб, восемь раз его атаковали торпедоносцы. Высокое мастерство капитана и всей команды сделали судно неуязвимым. 52 тысячи миль прошел тихоходный буксир, доставляя войскам и флоту необходимые грузы. [14]

Превосходным мастером своего дела был и капитан СП-7 Георгий Елизарович Фалько. Под вражеским огнем буксир вводил в севастопольские бухты боевые корабли, привозил защитникам города боеприпасы, продовольствие, горючее.

Забегая вперед, скажу, что СП-7 оставался в Севастополе до последнего дня. Ушёл он оттуда уже тогда, когда вся бухта простреливалась противником. Сильно поврежденное судно все же прорвалось сквозь огневой заслон и своим ходом добралось до Поти.

Найден и Фалько и на этот раз прекрасно справились с задачей. Огромный корабль благополучно вошел в порт. Буксиры развернули его носом на выход. Моряки занесли швартовы на носовую бочку и причальные палы.

Командующий эскадрой с восхищением произнес:

— Поистине ювелирная работа. — И попросил меня передать благодарность капитанам Найдену и Фалько.

Стальная плавучая крепость — корабль водоизмещением в десятки тысяч тонн — беспокойный постоялец. Чтобы уберечь его от торпед вражеских подводных лодок, перегораживаем вход в гавань противоторпедными сетями. Усиливаем морские дозоры и воздушную разведку.

Были и другие причины для тревоги. При сильном северо-западном ветре в нашу тесную гавань устремляются огромные массы воды. Возникают сильные течения, уровень воды в порту все время меняется. Моряки это называют «тягуном». Он может сорвать корабли со швартовов и якорей, разбить о причал. Чтобы оградить линкор от случайностей, мы закрепили за ним два сильных буксира. Они должны будут постоянно находиться возле и удерживать корабль на месте, если его начнет сносить.

Предосторожности оказались нелишними. Вскоре мы испытали всю силу коварного тягуна. На море разразился шторм. Ветер и течения так стали «водить» корабли, что никакие швартовы не могли выдержать. Один из крейсеров бросало особенно неистово. Своими швартовами он срезал почти все причальные палы. Массивные чугунные тумбы ломались, как спички. Капитан 1 ранга Марков приказал отдать оба якоря. [15]

Подрабатывая машинами, крейсер много часов боролся с течением и ветром. Специальные команды беспрерывно дежурили у шпилей, то выбирая, то потравливая якорные цепи.

Мы понимали, что, если сорвется со швартовов хоть один корабль, произойдет катастрофа: он может навалиться на другие, повредить их. Особенно беспокоились за линкор. Если эта громада станет игрушкой волн, беду уже ничем не предотвратить.

Капитан 1 ранга Кравченко, узнав о надвигавшемся шторме, загодя привел в готовность машины корабля и сумел хорошо организовать действия закрепленных за линкором буксирных судов. Трое суток моряки боролись со стихией и победили ее.

Страшного напряжения стоила эта борьба нам всем. Люди на берегу с лихорадочной поспешностью восстанавливали срезанные палы и закрепляли тяжелые стальные тросы. Команды буксиров без отдыха несли вахту у машин и лебедок.

Всем доставалось с этим тягуном. Однажды адмиралу Льву Анатольевичу Владимирскому пришлось пойти на большой риск. Во время сильного шторма линкор стало водить с такой силой, что не оставалось надежд его удержать. Тогда Владимирский приказал притопить корабль и посадить его на грунт. Это было смелое решение. Хотя дно под кораблем было тщательно исследовано водолазами, под слоем ила могли оказаться потерянные судами якоря и другие большие предметы, которые могли повредить корпус. Но все обошлось. Притопленный корабль ровно сел на грунт, и никакое течение теперь не могло его сдвинуть. А когда шторм стих, воду из затопленных отсеков выкачали, и линкор снова всплыл.

Сейчас на наших флотах нет линкоров. Эти тяжелые корабли не оправдали себя. Они имели мощное вооружение и прочную броню, но были прекрасной мишенью для авиации и подводных лодок противника. Слишком дорого обходились нам линкоры. Порой казалось, что весь флот существует для того, чтобы обслуживать плавучую крепость, в которой кое-кто готов был видеть олицетворение морского могущества страны. И, пожалуй, я не ошибусь, если скажу, что [16] все моряки вздохнули с облегчением, когда линкоры навсегда покинули наши базы.

Порты Батуми и Поти принимали все новые корабли. Пришли недостроенные крейсера «Куйбышев» и «Фрунзе», эсминцы, множество малых кораблей и вспомогательных судов. Вместе с главными силами флота переселялись к нам штабы и тыловые органы. Их тоже нужно было где-то разместить, найти хоть какое-нибудь жилье для офицеров.

— Беспокойным стало ваше хозяйство, — посочувствовал нам адмирал Владимирский. — Большая ошибка, что раньше мало уделяли внимания вашей базе.

Да, хлопот у нас хватало. Кораблям нужно топливо, очень много топлива. Во время войны Черноморский флот расходовал ежемесячно десятки тысяч тонн нефтепродуктов. Склад при нефтеперерабатывающем заводе в Батуми уже не мог нас удовлетворить. Да и нельзя все топливо хранить в одном месте. Стоило вражеской авиации разрушить батумский завод и его емкости, как весь флот оказался бы парализованным. Надо было создавать новые топливные склады. Тысячи моряков и местных жителей вырывали в земле большие котлованы и облицовывали их деревом или глиной. От этих хранилищ, каждое из которых вмещало до 10 тысяч тонн мазута, прокладывали трубы к причалам. Танкеры подвозили топливо и перекачивали в котлованы.

Сложнее было с бензином и другими светлыми нефтепродуктами. Для них земляные ямы не годились. Бензин мы хранили в наливных баржах. Пришлись ко двору и плавучие цистерны. Это металлические резервуары емкостью до 50 тонн. Их прямо на воде заполняли горючим и буксировали в пункты заправки кораблей. Загруженные, они почти совсем скрывались в воде и были малозаметны с воздуха. Правда, вначале во время буксировки эти баки вертелись вокруг своей оси, рыскали из стороны в сторону. Мы стали придавать им более обтекаемую форму, скашивая на конус носовую часть, а к днищу приваривали тяжелый киль из швеллерных балок, пустоты между которыми заполняли цементом. Внутри цистерна разделялась перегородками на три отсека. Это улучшило ее остойчивость на волне. [17]

Соляр для подводных лодок хранился на реке Хоби в большом танкере, поврежденном вражеской торпедой. Чтобы было меньше хлопот с этим складом, судно притопили, посадив на грунт, предварительно отрыв земснарядом котлован на дне реки.

Пришлось поломать голову, как лучше разместить боеприпасы. Ясно, что склады надо расположить в разных местах, подальше друг от друга. Мы считали, что на каждом из них должны содержаться боеприпасы разных видов. Тогда и при потере нескольких хранилищ ни один из калибров артиллерии кораблей не останется без снарядов. Начальник артиллерийского отдела флота капитан 1 ранга Дмитрий Федосеевич Панчешный заявил мне:

— Товарищ генерал, я не согласен с вашим планом. Каждый вид боезапаса должен храниться отдельно, особенно снаряды главных калибров. Так всегда было.

Против одного я не мог возразить: действительно, так было, когда снаряды хранились в хорошо укрытых, оборудованных складах. Тогда каждый их вид закреплялся за определенными специалистами, соблюдался строгий режим ухода за каждой разновидностью боеприпасов, в хранилищах поддерживался постоянный уровень температуры и влажности... Война внесла свои коррективы. У нас не было оборудованных складов. Снаряды хранились в штабелях на открытых площадках. И главная наша задача заключалась в том, чтобы спасти их при вражеских налетах.

Спор не привел ни к чему. Панчешный настаивал на своем, требовал сосредоточить снаряды главного калибра в одном месте, мотивируя это тем, что они наиболее сложные и нуждаются в повседневном квалифицированном надзоре.

Пользуясь правом командира базы, я приказал размещать боеприпасы по утвержденному плану.

Жизнь доказала нашу правоту. Во время первого же налета вражеской авиации на Поти бомба попала в один из складов, где в штабелях хранились снаряды разных калибров. К счастью, бомба не взорвалась, а только разбросала и частично повредила вагонов пять боеприпасов. Остальные снаряды остались невредимыми. [18]

Прибыв к месту происшествия, я увидел среди моряков, собиравших разбросанные снаряды, Дмитрия Федосеевича Панчешного. Он подошел ко мне и грустно улыбнулся:

— Хорошо, что вы не согласились со мной.

В Поти и Батуми продолжали приходить транспорты с грузами из Севастополя и других прифронтовых городов. Эвакуировались заводы и склады. Объем перевозок все возрастал. Наши порты остались единственными на побережье, связанными железной дорогой с другими районами страны. Разгрузочные работы не прекращались ни на один час.

Прерывались они только во время воздушных тревог. Ночью в условиях затемнения работать очень трудно, а подчас и рискованно. Но тысячи людей — матросы и горожане, рабочие эвакуированных заводов, женщины и подростки, прибывшие с судами и не успевшие выехать в глубь страны, самоотверженно трудились на причалах и станциях, на импровизированных складских площадках.

Средний транспорт вмещает в свои трюмы около полутора тысяч тонн грузов. Чтобы вывезти их, требуется 800–900 автомашин. Бесконечные потоки полуторок тянулись с причалов к платформам железнодорожной станции. К причалам машины катились не пустыми: везли боеприпасы и продовольствие, которые грузились в транспорты, следовавшие в Севастополь, Новороссийск, Туапсе.

Железнодорожники не успевали подавать составы. Поэтому часть грузов оседала в портах. Их складывали на площадках вдоль дорог.

Почти каждый день приходили суда с ранеными бойцами, с женщинами и детьми. Мы понимали горе людей, покинувших родные места. Усталые, изможденные лица. Слезы. На это нельзя смотреть равнодушно. Матросы бережно брали детей на руки и несли их по трапу. Горожанки-грузинки, как родных, встречали русских и украинок, звали к себе, делились с ними последним. Мы старались накормить людей, дать им отдохнуть, хотя бы в палатках, — другого крова у нас не было. Тысячи эвакуированных иногда [19] находились на нашем попечении по нескольку недель, пока удавалось посадить их в вагоны.

Фашисты не щадили никого. С ожесточением бомбили они и боевые корабли, и пароходы с ранеными, с женщинами, детьми и стариками. Перевозки морем превращались в сложные боевые операции.