Глава V.

В орловском небе

Май был знойным, сухим. Стояли ясные солнечные дни.

Днем нещадно пекло солнце. По небу, не задерживаясь, проплывали тучи. Казалось, что и деревья, и трава, и люди изнывали от духоты. Все жаждали прохлады, живительного дождя. Но его все не было.

А по ночам на широких, изрезанных оврагами и балками просторах Средней России вспыхивали далекие зарницы. Люди вглядывались вдаль и не знали — то ли это далекая гроза, то ли всполохи орудийных залпов.

8 мая 1943 года 65-й гвардейский истребительный авиационный полк перебазировался на полевой аэродром, а спустя несколько дней — еще ближе к фронту.

На фронте было тихо. Но эта тишина предвещала бурю. По опыту прошлых лет мы знали, что фашисты непременно предпримут летнее наступление. И мы готовились к предстоящим новым сражениям.

Разгром вражеских войск под Сталинградом, на ряде других участков фронта зимой 1942–1943 годов потряс не только саму Германию, но и ее союзников. Авторитет фашистской Германии пошатнулся. Поэтому Гитлер решил летом 1943 года провести крупную наступательную операцию, которая вернула бы в его руки стратегическую инициативу, подняла пошатнувшийся авторитет.

И такой план в апреле был разработан. Он получил название «Цитадель». Гитлеровское командование решило на этот раз нанести удар в районе Курского выступа, где правое крыло фашистской группы армий «Центр» нависало над советскими войсками с севера, а левое крыло группы армий «Юг» охватывало их с юга. Сама линия фронта, образовавшая огромную дугу, [86] создавала благоприятные условия для крупной наступательной операции, которая, как «ни одно другое наступление, — по заявлению гитлеровского генерала Меллентина, — не было так тщательно подготовлено... Несколько недель пехота находилась на позициях, откуда должно было начаться наступление. Начиная от командира роты, все офицеры, командовавшие наступающими войсками, целые дни проводили на этих позициях с целью изучения местности и системы обороны противника. Были приняты все меры предосторожности, чтобы противник не обнаружил танковые части и не догадался о подготовке наступления, никто из танкистов не носил своей черной формы. Планы огня и взаимодействия между артиллерией и пехотой были тщательно разработаны, каждый квадратный метр курского выступа был сфотографирован с воздуха. Особенно серьезная подготовка велась для обеспечения взаимодействия между авиацией и наземными войсками».{9}

Фашистская Германия мобилизовала все свои ресурсы. Промышленность начала выпускать новый истребитель «Фокке-Вульф-190А». Он имел мощное вооружение — четыре пушки и шесть пулеметов. Его скорость превышала 600 км в час. Появился и новый штурмовик «Хеншель-129», предназначенный для непосредственной поддержки пехоты. Самолет имел пушечное и пулеметное вооружение.

Увеличилось в два раза, по сравнению с 1942 годом, производство орудий и минометов, в основном новых образцов.

Для проведения операции «Цитадель» фашистское командование сосредоточило на Орловско-Курском направлении 900 тысяч солдат и офицеров, около 10 тысяч орудий и минометов, 2700 танков и самоходных орудий. Были созданы две мощных авиационных группировки: 6-й воздушный флот — южнее Орла и 4-й воздушный флот — севернее Харькова.{10}

Всего на этом направлении фашисты сосредоточили [87] более 2000 самолетов, около 80% своей авиации, действовавшей на советско-германском фронте. Здесь были собраны лучшие авиационные части и соединения: истребительная эскадра «Мельдерс», легион «Кондор» и другие.

Чтобы противостоять этим силам, следовало создать не менее мощные ударные группировки. И Советское командование позаботилось об этом. Для предстоящей борьбы с фашистскими войсками были созданы три фронта — Воронежский, Центральный и Брянский. Кроме того, в резерве Ставки находился Степной фронт.

Командование Брянского фронта, планируя боевые действия на лето 1943 года, учитывало, что враг еще достаточно силен для того, чтобы организовать серьезное наступление на одном из направлений советско-германского фронта. (Для одновременного проведения ряда операций гитлеровцы уже не располагали достаточными силами.)

Учитывая важность Орловского направления, как кратчайшего пути до столицы нашей Родины — Москвы, Советское командование придавало ему самое серьезное значение. Это была открытая местность с отсутствием серьезных водных и других естественных препятствий, она имела хорошо развитую сеть железных и шоссейных дорог.

Важность указанного направления была велика еще и потому, что враг имел здесь большое количество танковых соединений, значительные силы самоходной артиллерии и сильную группу бомбардировочной, истребительной и разведывательной авиации.

Поэтому Советское командование приняло решение перейти здесь к жесткой обороне с тем, чтобы измотать фашистов, если они начнут наступление, обескровить вражеские силы, а затем после ввода свежих резервов перейти в общее наступление и разгромить группировку врага.

Исходя из этого замысла, боевая подготовка частей строилась с таким расчетом, чтобы они могли быть не только готовы к оборонительным, но и к решительным наступательным боям.

Вместе с оборонительными работами по укреплению позиций, наши войска, используя затишье в боевых [88] действиях, проводили напряженную боевую учебу с тем, чтобы научить бойцов успешно бороться с вражескими танками и самоходными орудиями, добиться стойкости в обороне.

Со штабами и офицерами отрабатывались организация взаимодействия всех родов войск, организация противотанковой и противовоздушной обороны, борьба за завоевание господства в воздухе путем организации аэродромов-засад, наращивание сил на поле боя. В результате подготовки на Орловском направлении было оборудовано до шести оборонительных рубежей, глубина оперативной обороны доходила от 40 до 60 километров, а общая глубина — до 100–120 километров.{11}

Тишина

Но пока стояла тишина. Летали лишь разведчики. Остальной летный состав напряженно учился. Отрабатывали тактику сопровождения ИЛов, ведения воздушных боев, изучали врага, его повадки, боевую технику.

Особенно много внимания мы уделяли обучению молодых летчиков. Были они и в моей эскадрилье — Хитров, Лапшенков, Попов. Веселые, задиристые ребята... Все рвались в бой, горели желанием сразиться с фашистами.

До первого боевого вылета мне пришлось со всеми изрядно «повозиться». Отрабатывал с ними технику пилотирования самолета на малых, средних и больших высотах, тренировал полетам парой, звеном, эскадрильей. Особое внимание уделял взлету с полевого аэродрома ограниченного размера и посадке.

Помнится, вылетел с Лапшенковым на групповую слетанность в паре. Перед взлетом я наказал ему: во-первых, не отставать, во-вторых, держать интервал не больше и не меньше 75–100 метров, в-третьих, работать в полете преимущественно не ручкой, а газом.

Мы поднялись на высоту 2000 метров. Я начал выполнять вираж с креном 40–45 градусов. Лапшенков на виражах работал плохо. И на внутреннем, и на [89] внешнем отставал, проваливался вниз, перегонял. При пикировании держался выше и отставал. В результате меня, своего ведущего, он не видел. В этом же полете у молодого летчика наблюдался еще один существенный недостаток: он летал вяло и неуверенно.

Когда мы приземлились, я подозвал к себе Лапшенкова и спросил:

— Как, по-вашему, мы выполнили этот полет?

Лапшенков, конечно, видел свои ошибки в воздухе и теперь смущенно молчал. Я сказал ему:

— Вы летчик-истребитель, и под этим углом зрения должны рассматривать все, что делаете, Вам скоро придется летать в бой. Вам доверят не только самолет, но и жизнь вашего командира. Я уже не говорю о том, что и ваша жизнь для Родины дорога. А так, как вы летали сегодня, — провоюете недолго. Собьют и вас, и вашего ведущего. — И я разъяснил Лапшенкову его ошибки.

Ошибки на виражах молодой пилот допустил потому, что не было координирования действий, работал ручкой, резко давал газ. Частично это объяснялось неумением. Однако главная причина состояла в том, что он плохо следил за моими эволюциями. Поэтому запаздывал и отставал.

Почему Лапшенков неправильно пикировал? Когда я вводил истребитель в пике, он еще шел по прямой. Ему казалось, что если он одновременно со мной начнет пикировать, то обгонит меня. Это неправильное представление. Наоборот, чем выше он находился, тем скорее обгонял меня. И главное, стеснял мой маневр. Ничего не видя, летчик мог в этом положении потерять ведущего.

Вялость Лапшенкова можно объяснить тем, что он полностью еще не осознал, что летает на боевой машине, и что не сегодня-завтра ему придется идти в бой.

Пара — основная тактическая единица. В истребительной авиации это фактически один экипаж. Поэтому летчики должны работать максимально слаженно, точно, четко. И если в паре летчики будут поддерживать друг друга, понимать с полуслова, то ни один враг к ним не подступится. Такая пара непобедима.

Большую работу с молодыми пилотами проводила и партийная организация. Организовывались встречи с [90] опытными летчиками, летно-тактические конференции и другие мероприятия.

Мне запомнилась одна беседа капитана А. И. Самохвалова. Состоялась она в мае и посвящалась маневру истребителя в бою.

Самохвалов — ветеран полка. Он дрался с фашистами еще в Керчи. В боях за Великие Луки и Демянск уничтожил пять вражеских самолетов, опыт имел большой, и ему, безусловно, было о чем рассказать.

... Стоял солнечный, теплый день. Летчики расположились прямо на молодой траве возле самолета командира третьей эскадрильи. Капитан обвел внимательным взглядом сидевших пилотов. В их глазах — любопытство, ожидание. Все они — и Хитров, и Лапшенков, и Дубов — вчерашние курсанты. Некоторые из них еще не летали на боевое задание. И Самохвалов понимал, как важно сейчас доходчиво рассказать молодым об особенностях воздушного боя, о тех ошибках, которые обычно допускают необстрелянные летчики.

— Как известно, излюбленным методом вражеских истребителей является нападение сверху, — начал он. — Как «мессершмитты-109», так и «фокке-вульфы-190» вступают в бой при выгодном положении, имея преимущество в высоте. После атаки фашистские истребители уходят с набором высоты, чтобы занять выгодную позицию для повторного удара.

Кроме того, гитлеровцы появляются над целью группами. Их тактика в этом случае проста. Когда советские истребители вступают в бой с одной группой, другие внезапно нападают на наши самолеты.

Этот маневр врага был своевременно разгадан, и наши летчики стали строить боевой порядок эшелонированно по высоте, выделялась ударная группа и группа прикрытия. При таком построении достигались значительные преимущества в воздушном бою с вражескими истребителями.

— В воздушном бою, — продолжал рассказывать Самохвалов, — фрицы максимально применяют вертикальный маневр, особенно МЕ-109. Вражеские истребители всюду стараются атаковать сверху вниз, с последующим уходом вверх, с тем, чтобы обеспечить себе выгодную позицию для повторной атаки. Если фриц атакует снизу, то он быстро уходит с отворотом вниз, [91] затем с большой скоростью устремляется вверх. Поэтому борьба за высоту — одно из условий победы. И здесь нужно умело применять и вертикальный, и горизонтальный маневр.

Но бывают случаи, когда приходится вступать в бой, имея невыгодное положение в высоте.

Боевая практика учит, что если противник атакует сверху, то следует стать в вираж и идти в лобовую атаку, а затем начать бой на вертикали. При внезапной атаке врага надо делать энергичный вираж с тем, чтобы выйти из-под огня противника, а потом, судя по обстановке, вступать в бой. В этом отношении показателен бой, проведенный командиром второй эскадрильи.

«Фоккеры» имели преимущество в высоте и внезапно атаковали. Командир группы предупредил летчиков по радио об опасности и, резко развернувшись, пошел в лобовую атаку. Вражеские самолеты стали уходить вверх. Ведущий со своим напарником пошел за ними и на высоте 4000 метров догнал. Не вступая в бой, «фокке-вульфы» ушли, применив пикирование.

Надо сказать, что уход пикированием — это единственное, что дает «фоккеру» возможность удрать. На вираже и на вертикали его можно бить.

А вот еще пример. Когда я пикированием атаковал Ю-87, за мной гнался «мессер». Ведомый атаковал его сбоку. «Мессер» свечой пошел вверх. Ведомый за ним и тремя очередями сбил.

— Но как должен поступать летчик, когда он идет по вертикали, а за ним гонится «мессер»? — обратился Самохвалов к летчикам.

Пилоты молчали, выжидающе посматривали на капитана.

— Ну, кто скажет?

— Надо уходить полупетлей с последующим разворотом, — наконец проговорил Сергей Хитров.

— В таких случаях надо делать боевой разворот. Такой маневр позволяет выйти из-под удара и атаковать противника в хвост. — И Самохвалов тут же подробно разобрал действия летчика.

— Главное в воздушном бою, — продолжал капитан, — не ходить по прямой, а все время делать различные эволюции, постоянно наблюдать за товарищами, внимательно следить за задней полусферой. [92]

Чтобы бить врага, надо знать его уловки, его материальную часть, отлично владеть своим самолетом...

Такие выступления многое давали молодым, необстрелянным летчикам.

Много сил и энергии отдавали этой работе заместитель командира полка по политчасти майор Прокофьев и секретарь партбюро Виктор Аненков.

Здесь я должен отметить, что большую помощь летчикам оказывала также корпусная газета «Советский патриот», которую редактировал С. А. Ершов. На ее страницах регулярно печатались материалы о лучших летчиках корпуса под рубриками «Из боевого опыта», «Из опыта последних боев» и т. д.

В бою решают секунды

Наконец, настал день первого боевого вылета.

Ведомым у меня стал сержант Сергей Хитров. Небольшого роста, быстроглазый, энергичный, он понравился мне с первой встречи. Да и летал он хорошо, был не по годам серьезным, смышленым пареньком.

В заданное время пришли в район прикрытия наземных войск. Было это недалеко от города Болхова. Прошло минут пять, не больше, как из-за небольшой тучи на нас свалились четыре ФВ-190. Несмотря на внезапность вражеской атаки, мы с Хитровым все же ушли из-под удара. Гитлеровцы пошли на новую хитрость — рассредоточились по высоте. Стоило одному из нас зазеваться, отстать, как неминуемо попал бы под огонь одного из четырех «фокке-вульфов».

Я сразу разгадал тактику фашистов.

— Держись лучше, Хитров, не отрывайся, — передал ведомому по радио.

И все же при выходе из очередной фигуры Хитров не справился с техникой пилотирования или же не понял моего маневра и отстал. Тотчас же по его самолету ударил «фокке-вульф». В стабилизаторе ЯКа появились пробоины. Вторую очередь гитлеровцу сделать не пришлось. Я резко бросил свой самолет вниз и почти в упор прошил «фоккера» поперек фюзеляжа...

Воздушный бой продолжался. Потеряв один самолет, гитлеровцы стали осторожней. Но все же численный [93] перевес давал о себе знать. К тому же сержант Хитров не мог уже свободно маневрировать. ЯК плохо слушался рулей глубины и с трудом уходил из-под прицельного огня фашистов.

Обстановка складывалась не в нашу пользу. Все зависело теперь от выдержки и находчивости сержанта Хитрова. Первый бой молодого летчика — и такая сложная ситуация. Мне пришлось стать на место ведомого и отбивать яростные атаки «фокке-вульфов». Хитров со снижением уходил на свою территорию. На душе полегчало лишь тогда, когда в районе патрулирования появилась новая пара ЯКов. Гитлеровцы заметили наши самолеты и, выйдя из боя, скрылись в голубизне весеннего неба.

Сержанта Хитрова в первом бою подбили, но он ушел из боя непобежденным. Летчик дрался смело, решительно, в трудной обстановке не струсил, не спасовал.

В последующем Сергей Хитров сражался на многих фронтах и зарекомендовал себя воздушным бойцом высокого класса. Но вспоминая свой первый боевой вылет, он часто говорил товарищам:

— В бою решают секунды. Взаимная выручка — основа победы.

Верно говорил Хитров. Из своего боевого крещения он извлек серьезные выводы. Он по-настоящему понял, испытал на себе, что в бою нельзя допускать ошибок. В бою решают секунды. Цена секунды — жизнь.

Воздушный бой над районом Болхова был не только боевым крещением для сержанта Хитрова, но явился серьезным испытанием и для меня, сражавшегося с фашистами третий год. В первом бою после госпиталя нога не подвела. И я еще и еще раз горячо поблагодарил врачей. Дорога в небо, дорога на Берлин лежала для меня через новые победы над заклятыми врагами нашего народа — фашистами.

Гитлеровская новинка горит

В воздухе в эти майские дни все чаще стали встречаться вражеские истребители новой марки «Фокке-Вульф-190».

МЕ-109 — невысотная машина, но она хорошо действует [94] на виражах. ФВ-190, напротив, имеет большой радиус разворота и ведет бой исключительно на вертикалях. Учитывая особенности этих истребителей, фашисты стали действовать смешанными группами.

Создавая такие группы, гитлеровцы делали большую ставку на ФВ-190, и надеялись таким образом добиться господства в воздухе. Однако все расчеты немецко-фашистского командования потерпели крах. Дело в том, что самолет «Яковлев-3» по своим летно-тактическим данным не уступал новейшему фашистскому истребителю ФВ-190, а летчики 1-го гвардейского авиакорпуса, в совершенстве владевшие материальной частью и тактикой ведения воздушного боя, с первых же дней выбили из рук врага инициативу, уничтожив несколько десятков его хваленых истребителей.

Приведу пару примеров.

Во время патрулирования над линией фронта группы гвардии майора Федотова появились четыре ФВ-190. Наши летчики, своевременно заметив врага, пошли в атаку. Вражеские истребители боя не приняли и разошлись попарно. Вслед за этим, вызванные, очевидно, по радио, появились еще четыре ФВ-190 и четыре МЕ-109. Гитлеровцы ходили парами. И если наш самолет отрывался от строя, они сразу же набрасывались на него.

Наши летчики навязали бой фашистам и стали проводить одну атаку за другой. В первые же минуты Иванов, зайдя в хвост вражескому самолету, сбил его. А майор Федотов в тот момент, когда пара фрицев атаковала нашу пару, резко развернулся влево, зашел в хвост атакующему ФВ-190 и с дистанции 50–70 метров поразил его одной очередью. Старший лейтенант Березуцкий также сбил ФВ-190. Остальные фашистские истребители ушли с поля боя.

Этот пример свидетельствует о том, что для достижения победы в бою нужна не только слетанность пары, но и целой группы, причем слетанность не как простое единство строя, а как взаимопонимание и взаимодействие, умение противодействовать вражеской тактике и применять свои тактические приемы.

Поучителен и следующий бой. Восьмерка истребителей, возглавляемая Ковалевым, встретила над Болховом восемь ФВ-190 и четыре МЕ-109. Вражеские самолеты [95] ходили по четыре развернутым фронтом. Одна из этих четверок, пытаясь атаковать наше звено, заходила в хвост. Капитан Кирьянов опередил фашистов. Он с первой же атаки сбил ФВ-190, остальные самолеты врага стали уходить. В это время Ковалев развернул свое звено в сторону гитлеровцев и с дистанции 50 метров также поджег ФВ-190. Потеряв два самолета, фашисты ушли и больше не появлялись.

Не менее интересен и дальнейший ход воздушного боя, в котором участвовали одни «фокке-вульфы-190», только что подошедшие к месту сражения.

Их было восемь. В период сближения Ковалев заметил, как один вражеский самолет подкрадывается к нашему самолету. Ковалев незамедлительно бросился на помощь товарищу, развернул свою машину и с дистанции 80 метров сбил фашиста. Вслед за этим младший лейтенант Гуськов увидел, как другой ФВ-190 атаковал нашего ЯКа. Летчик пошел в лобовую атаку. Фриц переворотом через крыло с последующим пикированием пытался уйти. Но в момент переворота Гуськов поймал фашиста в прицел и в упор расстрелял.

Гитлеровцы выжидали удобного момента для атаки. Но хитрость врага и на этот раз была разгадана. Ковалев, находясь со стороны солнца, заметил, что одна вражеская пара пересекает путь его звену. Он сразу же ринулся навстречу фашистам и с короткой дистанции сразил одного из них.

Этот бой еще раз доказал, что для достижения победы нужны четкое взаимодействие, умелая организация воздушного боя. Она включает в себя такие элементы: первое — осмотрительность, начиная со взлета и кончая заруливанием на стоянку. Не отрываться от напарника и следить один за другим. Стараться первым заметить врага и первым навязать ему бой, беря тем самым инициативу в свои руки; второе — каждый летчик должен стремиться к тому, чтобы открывать огонь с близкой дистанции, ибо поражаемость противника от такого огня наибольшая, для этого использовать внезапность; третье — завоевать преимущество в высоте, так как исход боя во многом зависит от того, на чьей стороне окажется господство в высоте.

Первые встречи с фашистской новинкой убедили летчиков полка в том, что «Фокке-Вульф-190» можно [96] бить. Подводя итоги очередного дня боевой работы, Зворыгин обратил внимание летчиков на уязвимые места нового вражеского самолета. Это — бензобаки, расположенные в средней части фюзеляжа и под сиденьем летчика; масляной бак, находящийся в верхней части мотора, который покрыт тонкой броней; мотор и кабина летчика.

— Эти слабые места надо знать и направлять свой огонь прежде всего на них, — подчеркнул командир полка. — Атаковать «Фокке-Вульфа-190» лучше и удобнее всего сзади или под ракурсом 0/4 и 2/4.

Блокировка орловского аэродрома

В полк поступил приказ — блокировать аэродромы Мезенка и Орел-гражданский. Мы, истребители, должны были выйти на цель на пять минут раньше штурмовиков и до их подхода не дать взлететь с аэродромов ни одному фашистскому самолету.

Согласовали свои действия со штурмовиками.

8 июня в 11.34 истребители поднялись в воздух. Ведущий подполковник Зворыгин распределил силы следующим образом: группа из шести ЯК-1 во главе со старшим лейтенантом Головиным блокирует аэродром Мезенка. Моя шестерка блокирует аэродром Орел-гражданский. Командир полка во главе восьмерки ЯК-1 патрулирует выше этих двух групп и прикрывает наши действия.

Операция была хорошо задумана и разработана в деталях. Но как часто бывает на войне, во время осуществления плана случилось непредвиденное.

На выполнение боевого задания мы вылетели в плохую погоду. Облачность 9–10 баллов, высота нижней кромки — 800–1500 метров. Несмотря на сложные метеоусловия, наша группа безошибочно отыскала вражеский аэродром и заблокировала его, что называется, намертво.

Для гитлеровцев появление ЯКов явилось полной неожиданностью. Сверху хорошо просматривался аэродром, на котором стояло рассредоточенно большое количество бомбардировщиков. Я насчитал до 50 Ю-88 и ХЕ-111. [97]

Мы сделали два круга над аэродромом. Земля молчала. Пошли на третий. И тут по самолетам фашисты открыли шквальный огонь из зенитных орудий и зенитно-пулеметных установок. Группа рассредоточилась.

Барражируя над аэродромом, мы с тревогой посматривали — не покажутся ли наши штурмовики. По времени они должны были уже штурмовать аэродром, но их все не видно. Это грозило серьезными последствиями. Ясно, что фашисты успели сообщить по радио о нашем «визите» на соседние аэродромы и оттуда вот-вот прибудут истребители-деблокировщики.

— Набрать высоту, — приказал я летчикам своей группы. И вовремя! На горизонте появились вражеские самолеты. Они шли плотным строем, чуть ниже нас.

Я завязал бой с ФВ-190 и двумя МЕ-109. В тот момент, когда фашист попытался отвернуть в сторону, длинная пушечно-пулеметная очередь впилась в его самолет. Оставляя за собой черный шлейф дыма, ФВ-190 круто пошел вниз.

В эту минуту ко мне пристроились Попов. Хитров, Пономарев. Ведомым у меня был, ставший к тому времени младшим лейтенантом, Сергей Хитров. Он уверенно держался в полете, решительно атаковал «мессершмиттов». Как ведущий группы, я свободно маневрировал, не опасаясь, что ведомый может отстать.

Выйдя из атаки и набрав боевым разворотом высоту, замечаю, что пару Килоберидзе-Лапшенкова атакуют четыре фашистских самолета. Пользуясь преимуществом в высоте, мы с Хитровым стремительно бросились на выручку товарищей. Враг слишком самоуверен и нагл, он не заметил нашего маневра и оказался под огнем. Прицельной очередью с короткой дистанции младший лейтенант Попов на вираже сбил второй ФВ-190. Самолет клюнул носом и, войдя в отвесное пике, не вышел из него до самой земли.

Время пребывания над вражеским аэродромом подходило к концу. Пора уходить домой. Подаю команду своей группе. И тут случилась беда. Младший лейтенант Лапшенков забыл об осторожности, не произвел при уходе из района аэродрома противозенитного маневра [98] и попал под вражеский снаряд. Мгновение — и ЯК разлетелся в воздухе на отдельные части.

Жаль Лапшенкова! Это был его четвертый или пятый боевой вылет. Сколько раз, возвратившись из полета, говорил ему, чтобы он был более осмотрителен в воздухе и требователен к себе. Не пошли на пользу мои советы. За пренебрежение к советам старших поплатился своей молодой жизнью.

Хорошо дрались и летчики группы старшего лейтенанта Головина. При подходе к цели они обнаружили на аэродроме Мезенка 30 вражеских бомбардировщиков и 6 истребителей. Самолеты были рассредоточены. Фашисты открыли сильный зенитный огонь из всех видов оружия, включая турельные установки бомбардировщиков. Маневрируя в зоне огня, ЯКи выполнили несколько штурмовых атак по аэродрому, образовали пять очагов пожара. На обратном пути в бою с двумя ФВ-190 старший лейтенант Ковенцов сбил один самолет.

Тяжелый бой пришлось выдержать шестерке ЯКов, возглавляемых капитаном А. Н. Самохваловым.

С самого начала бой принял ожесточенный характер. Одна пара вражеских истребителей атаковала ведущего группы. Адиль Кулиев предупредил его по радио об опасности. Капитан А. Н. Самохвалов развернулся на 180 градусов и во встречной атаке сбил «фоккера». Вскоре Несвяченный сбил второго. В тот момент, когда наши летчики дрались с «фоккерами», на них напала третья пара истребителей. На помощь поспешил А. Кулиев. На его истребителе была установлена 37-миллиметровая экспериментальная пушка. Это мощное оружие полностью себя оправдало. Понадобилось всего лишь три снаряда, чтобы фашистский самолет развалился в воздухе. Сбив одного стервятника Кулиев тут же направил свой истребитель на другую вражескую пару, но она поспешно ушла из района боя.

Вдруг на самолете А. Кулиева «зачихал» мотор, стрелки бензобаков стояли ниже нуля. Летчик тут же перевел истребитель в пикирование и стал выходить из боя. Хорошо, что фашисты не заметили этого маневра. Иначе пришлось бы Кулиеву плохо.

Линия фронта тогда проходила по притоку Оки — Зуше. Выбрав площадку на восточном берегу, Кулиев [99] пошел на посадку. Сел он с выпущенным шасси. По инструкции этого делать не разрешалось. При вынужденной предписывалось садиться на фюзеляж. Правда, в этом случае неминуемы повреждения самолета. Но это меньшее зло, чем гибель летчика. Ведь самолет мог угодить в воронку.

— Мне стало жаль такой прекрасный самолет, — объяснил А. Кулиев командиру полка свое решение, — и я рискнул.

Риск не оправданный, конечно!

Одна за другой сделали посадку на своем аэродроме все три группы. Потери только у меня — Лапшенков. Наши летчики сбили и уничтожили на земле 12 вражеских самолетов. И все же операция прошла не совсем удачно. Подвели штурмовики. Как выяснилось позднее, они дошли до линии фронта, но из-за плохой погоды вынуждены были вернуться.

Предоставленные самим себе, истребители правильно оценили обстановку и умело провели трудный воздушный бой над вражескими аэродромами. Дважды отбивались на обратном пути от превосходящих сил фашистов, не потеряв больше ни одного самолета. Наше новое молодое пополнение в этом вылете показало в основном хорошую боевую выучку и слаженность.

За этот воздушный бой командующий 15-й воздушной армией генерал-лейтенант авиации Н. Ф. Науменко наградил многих летчиков полка боевыми орденами, в том числе и меня — орденом Александра Невского.

Гроза приближается

Начиная с 8 июня, боевые действия истребителей активизировались. Летчики полка все чаще посылались в район боев наземных войск. И все чаще происходили схватки с врагом.

Надо сказать, что к этому времени значительно улучшилось руководство действиями истребителей, благодаря внедрению в практику станций наземного наведения. В боевых порядках пехоты находился обычно опытный авиационный командир, который, пользуясь радиосвязью, координировал действия летчиков, своевременно предупреждая их об опасности, нацеливал в [100] нужном направлении. Это значительно повышало эффективность действий истребителей. На участке фронта, о котором идет речь, действовала наземная станция авиационного наведения 1-го гвардейского истребительного корпуса «Ива-3».

11 июня, в 7.50 с командного пункта 61-й армии запросили выслать истребители. Через десять минут четверка ЯКов, ведомая Павловым, уже находилась в воздухе. В районе расположения штаба армии на высоте 600 метров группа вступила в бой с фашистским разведчиком ФВ-189 и прикрывавшими его двумя ФВ-190. «Раму» атаковал ведомый Павлова — сержант Медведев. С дистанции 150 метров он открыл огонь по врагу и сбил его. Фашистский корректировщик упал недалеко от командного пункта армии.

В 11.35 четыре ЯК-1 во главе с младшим лейтенантом Ветровым взлетели на прикрытие наземных войск в районе Будоговищи. Через пять минут встретились и вступили в бой с восьмеркой ФВ-190. Бой проходил в районе Алтухово на высоте 1500 метров. Сержант Несвяченный сбил один самолет, младший лейтенант Ветров — тоже один. Из самолета, сбитого Несвяченным, летчик выбросился на парашюте. Его взяли в плен бойцы 61-й армии.

В этот день летчики 65-го гвардейского истребительного авиаполка прибавили к своему счету еще два сбитых фашистских самолета. Одного ФВ-190 удалось сбить мне в районе деревни Милые Голубочки, а второго уничтожил Хитров в районе Железницы.

Вот как это произошло.

В составе шестерки истребителей гвардии капитана Пленкина я летал на прикрытие наземных войск в районе Будоговищи. Четверка во главе с Пленкиным шла ниже, а мы с Хитровым выше.

Во время полета вошли в облачность, а когда выскочили в просвет, то заметили четырех ФВ-190, шедших встречным курсом, метров на 300 ниже.

Я решил атаковать врага, предупредив об этом по радио своего ведомого. Тотчас же стал заходить на вторую вражескую пару. Хитров ни на шаг не отставал от меня, точно повторял мои эволюции.

«Фоккеры» заметили нас, и тут началось! Одна пара стала в вираж, вторая, выполнив боевой разворот, [101] сверху свалилась на Хитрова. Пришлось выручать ведомого.

В ходе боя еще раз встретились с этой парой «фоккеров». Я подошел к ведомому на близкое расстояние и короткой очередью сбил его. Самолет врага сорвался в штопор и врезался в землю.

Начало положено. Но в тот момент, когда я выходил из атаки, ко мне в хвост зашел фашист. Хитров сделал резкий маневр и увидел врага перед собой. Он дал длинную очередь и «прошил» врага. Фашистский истребитель начал падать вниз.

Так Хитров открыл свой счет сбитым врагам.

Командир корпуса генерал-лейтенант авиации Белецкий за образцовое выполнение боевого задания и проявленные при этом мужество и отвагу от имени Президиума Верховного Совета СССР наградил Сергея Степановича Хитрова орденом «Красная Звезда».

* * *

Войска Брянского фронта пополнялись беспрерывно. На прифронтовые станции Выползово и Скуратове прибывали днем и ночью эшелоны с войсками и боевой техникой. Летчики 65-го гвардейского полка всю вторую половину июня главным образом прикрывали тыловые объекты в своей зоне, районы выгрузки и сосредоточения войск.

Районом боевых действий перед началом летнего контрнаступления наших наземных войск были магистрали железнодорожных узлов Горбачево — Арсеньево — Белев. В эти районы подходили войска и техника. Авиация врага пыталась наносить удары с воздуха по сосредоточению резервов Красной Армии, разрушить железнодорожные станции, сорвать планы предстоящих наступательных операций.

Непрерывным патрулированием организовывалось прикрытие высадки войск, обеспечивалась безопасность их движения к местам сосредоточения и непосредственно у линии фронта. Вражеские бомбардировщики и истребители рыскали повсюду, отыскивая цели. Наши летчики встречали врага и били его.

Почти ежедневно завязывались бои.

В один из этих дней отличилась пара младшего лейтенанта [102] Попова. В ходе боя с четверкой ФВ-190 под ударом оказался комсомолец Пономарев. Он был атакован на встречном курсе. Уходя из-под огня, Пономарев отвернул в сторону. Трасса прошла мимо. Ведущий младший лейтенант Попов, спасая товарища, резко развернул свой самолет и в лоб атаковал «фоккера». От меткой очереди он задымил и со снижением ушел на свою сторону.

Через несколько минут Попов заметил выходящего из пикирования ФВ-190. Подошел на дистанцию 50 метров и в упор расстрелял его.

Затем на высоте 3500 метров Попов и Пономарев одновременно атаковали третьего «фоккера». Атаки были произведены в тот момент, когда вражеский летчик пытался зайти в хвост одному из наших самолетов. С дистанции 200 метров Попов открыл огонь и вел его до тех пор, пока стервятник не рухнул вниз.

Этот бой явился настолько поучительным, что о нем подробно рассказала в одном из своих номеров корпусная газета «Советский патриот».

Но чаще встреч в конце июня не было. Гитлеровцы, видимо, преднамеренно придерживали свою авиацию, не поднимали ее в воздух, чтобы не раскрыть своих карт.

... Гроза приближалась. Теперь ее прихода ожидали со дня на день. Чувствовалось, что ни сегодня, так завтра она разразится. Никто не брался предугадать, в какую форму она выльется. Но что она будет уничтожающей — знали все.

Широкая орловско-курская дуга была подобна луку, тетива которого натянута до предела. Стоит прикоснуться к ней, как вложенная стрела стремительно рванется к цели. Стрела эта, по заявлению самих гитлеровских генералов, нацеливалась в сердце России. Ее удар должен был протаранить оборону советских войск, за которым последовал бы их разгром. И чтобы противостоять этому мощному удару, требовалось обладать не только силой, но и несгибаемой стойкостью, мужеством и отвагой. Как показали последующие события, советские солдаты устояли, выдержали колоссальный натиск, а затем сами перешли в контрнаступление и разгромили врага. [103]

Встреча с шефами

26 июня 1943 года газета «Советский патриот» опубликовала «Письмо уральцев летчикам, командирам, техникам и младшим авиационным специалистам Н-ского подразделения».

«Почти два года наш советский народ, — говорилось в нем, — ведет жестокую, справедливую войну с извергами, гитлеровскими убийцами, вероломно напавшими на нашу священную Родину.

На полях сражений Великой Отечественной войны Красная Армия покрыла себе неувядаемой славой. В тяжелых испытаниях и битвах она была, есть и будет не одинока. Она побеждала и победит благодаря безграничной любви и заботе всего многонационального советского народа.

Дорогие товарищи! Вашими боевыми делами мы гордимся. Советский тыл ни на минуту не забывает о вас. Коллектив нашего завода, готовя боевую продукцию для советских соколов, напрягает все силы на всемерную помощь фронту.

Коллектив завода, являясь участником Всесоюзного соревнования авиационной промышленности, в течение семи месяцев 1942 года держит переходящее Красное знамя Государственного Комитета обороны.

В 1943 году завод работает также хорошо. Производственный план в мае выполнили на 107.5 процента.

Товарищи фронтовики! Мы рады и гордимся тем, что вы избрали нас своими шефами. Мы готовы вступить с вами в соревнование и обязались давать во все возрастающем количестве боевую продукцию, с честью выполнить социалистические обязательства первого полугодия.

По поручению коллектива завода:

Директор завода Солдатов.

Главный конструктор завода, Герой Социалистического Труда Швецов.

Главный инженер Бутусов.

Парторг ЦК Садиков.

Председатель завкома Хаврин.

Секретарь комитета ВЛКСМ Юшков.

Стахановцы: Актинов, Натаев, Дозморов».{12} [104]

Несколькими днями раньше делегация завода побывала в нашем полку. Возглавлял ее кадровый рабочий, мастер цеха Никанор Иванович. С ним находились женщина средних лет и совсем еще мальчик — Коля Семипалов. На вид ему можно было дать лет шестнадцать-семнадцать.

Гостей в полку встретили тепло, по-братски. Подполковник М. Н. Зворыгин показал, как мы живем, познакомил с боевыми делами полка.

— За время боев на Калининском и Северо-Западном фронтах. — сказал он, — наши летчики сбили 90 самолетов противника. У нас есть настоящие воздушные асы — Герой Советского Союза Якубов, Головин, Ковенцов.

Шефы побывали на аэродроме, посмотрели, как мы летаем. Потом, как водится в авиации, их угостили хорошим обедом.

Во второй половине дня состоялся митинг.

Стоял ясный день. Солнце заметно припекало. На небе ни облачка. Лишь легкий ветерок временами пробегал по некошеной траве.

Летчики, инженеры, техники и механики выстроились на самолетной стоянке первой эскадрильи. На выгоревших гимнастерках поблескивали ордена и медали.

Митинг открыл заместитель командира полка по политчасти Григорий Прокофьевич Прокофьев. Затем слово предоставили главе делегации. На вид Никанору Ивановичу было под шестьдесят. Сухощав, с тяжелыми мозолистыми руками. Серое, усталое лицо покрывали глубокие морщины. Седые, пушистые усы вразлет. Но глаза, серые, выразительные, горели молодым огоньком.

Старый мастер снял кепку, разгладил усы.

— Вот мы приехали к вам, дорогие наши летчики. Рабочие послали нас посмотреть, как вы воюете с фашистами, хорошо ли бьете их. И нам есть что сказать своим товарищам: хорошо воюете, право слово! Гвардейского знамени удостоились. Молодцы! Я так скажу, сынки. Гитлера надо бить еще крепче, так бить, чтобы из него дух вон! Землю русскую топчут изверги, города и села сжигают, над малыми и старыми измываются. Доколе же это будет? — я вас спрашиваю. Еще [105] Александр Васильевич Суворов говорил: «Русские прусских всегда бивали». Вот и бейте их беспощадно, уничтожайте, как бешеных собак. Ну, а мы, рабочие, постараемся, чтобы побольше да получше давать самолетов вам.

Я слушал старого рабочего и думал: а ведь правильно говорит. Рано нам успокаиваться. Кто успокаивается — того бьют. Вспомнился мне Иван Ветров. Боевой летчик. Храбро дерется, имеет на своем счету несколько уничтоженных фашистских самолетов. И это, видимо вскружило ему голову. В воздухе он стал менее осмотрительным. Лез на рожон. И это чуть его не погубило. В одном из воздушных боев он едва не поплатился своей жизнью. Рано нам помирать! Сначала надо фашистов уничтожить, очистить от них советскую землю.

Да, нужно постоянно совершенствовать свою боевую выучку, изучать тактику и повадки врага, его хитрости противопоставлять свою хитрость. Только в этом случае можно бить врага и гнать его с родной земли.

— Слово предоставляется Герою Советского Союза младшему лейтенанту Гуськову, — прервал мои мысли Г. Прокофьев.

Гавриил Гуськов вышел из строя и подошел к столу, который заменял трибуну, одернул гимнастерку.

— Я так скажу, товарищи. Впереди у нас новые сражения с гитлеровцами. И мы должны показать фрицам, почем фунт лиха. Я призываю летчиков смело и решительно драться с врагом, беспощадно бить его за слезы и страдания наших людей.

— Девиз гвардейцев, воевать не числом, а умением, — заявил командир первой эскадрильи капитан Головин. — Мы не посрамим своего гвардейского знамени в предстоящих боях. Правда на нашей стороне, и мы ее добудем. Уничтожим фашистскую нечисть!

Выступавшие говорили горячо, взволнованно. В каждом слове чувствовалась жгучая ненависть к заклятому врагу, готовность ценою крови и самой жизни добиться победы. И их легко было понять. У многих родные и близкие остались там, на оккупированной территории, а у многих — погибли. Многие потеряли родной кров. И душа жаждала мести — справедливой, праведной мести. [106]

Инженер второй эскадрильи, которой я командовал, старший лейтенант В. Маслов сказал коротко:

— Летчики могут положиться на технический состав. Мы сделаем все, чтобы самолеты и вооружение всегда были готовы к бою.

Шефы внимательно слушали выступавших. Их радовал высокий душевный подъем летчиков, готовность драться до полной победы! Лицо Никанора Ивановича засветилось радостью.

— Мне приятно слушать вас, дорогие мои ребятки. Все вы молоды, здоровы духом и телом. Вы по-настоящему ненавидите врага, а если есть злость — будет и победа! Так и передадим мы рабочим завода: наши самолеты в надежных руках.

Началось!

На рассвете 5 июля фашистские войска начали наступление. В бой были брошены огромные массы пехоты, танков, артиллерии, авиации. В грохоте и вое потонули все остальные земные звуки.

Основные силы фашисты бросили из района южнее Орла на Курск и из района Белгорода на север, тоже на Курск. Для того, чтобы читатель уяснил себе масштабы боев, можно привести некоторые цифры. С вражеской стороны в наступлении участвовало 15 танковых дивизий, 14 пехотных, одна мотопехотная. Для поддержки с воздуха пехоты и танков гитлеровское командование стянуло на этот участок фронта многочисленные соединения авиации, взятых не только с других участков советско-германского фронта, но и переброшенные из Западной Европы. Так, между 9 и 29 июня гитлеровцы перебросили с Запада 28-ю и 77-ю бомбардировочные эскадры и 5-ю эскадру ночных истребителей. Кроме того, в район Орла прибыла из Югославии 1-я дневная истребительная эскадра.

Семь суток бушевало сражение. Семь дней и ночей советские солдаты, проявляя массовый героизм, сдерживали натиск вражеских войск. Гитлеровское командование бросало в бой все новые пехотные и танковые дивизии, «юнкерсы» обрушивали свой бомбовый груз на нашу пехоту. [107]

Но советские солдаты выстояли. За семь дней непрерывных боев гитлеровцы понесли большие потери в живой силе и технике, и их наступление захлебнулось.

Наш полк к тому времени располагался на соседнем полевом аэродроме. С первым орудийным раскатом все экипажи были приведены в боевую готовность. Но приказа на вылет не поступало. Так и просидели мы в готовности весь день.

А потом началось. Приходилось делать по пять-шесть вылетов. Едва истребитель заруливал на стоянку, как механик тут же приступал к осмотру машины. Потом заправлял горючим, снаряжал боекомплект. И вот уже команда:

— В воздух!

ЯКи выруливали на старт и вновь уходили в бой.

Очередную группу повел я. Нам приказали прикрыть свою пехоту от ударов бомбардировщиков врага. Едва мы приблизились к линии фронта, как впереди, почти на одной высоте с нами, встречным курсом шла девятка Ю-87, чуть выше, сзади их — четыре ФВ-190.

Предвидя подобную встречу, мы с Хитровым заняли эшелон выше остальной четверки. Такая предосторожность была кстати. Истребители прикрытия, не заметив нашу пару, ринулись на Попова и Гуськова. Воспользовавшись этим, мы внезапно свалились на бомбардировщиков. Я выбрал для атаки ведущего девятки. Вот он уже в прицеле. Физически ощущаю, как с каждым мгновением растет в размерах правый мотор. Все отчетливее и резче. Пора! Нажимаю на гашетку. Короткая очередь ударила по мотору вражеского самолета. И тотчас же на нем появились зловещие языки огня.

После выхода из атаки схватился с «фоккером». Фриц попался упорный, и мы закружили в воздухе. Мне никак не удавалось поймать его в прицел. И я настолько увлекся этим, что чуть сам не попал на мушку гитлеровцу. Пока гонялся за первым фашистом, второй пристроился ко мне в хвост. Хорошо, что Хитров предупредил по радио. В одно мгновение разворачиваюсь и иду в лобовую атаку. Гитлеровец не выдержал и отвернулся вправо-вверх. И здесь на какую-то долю секунды, он подставляет свой «живот». Короткая очередь — и «фоккер» падает на землю.

Попов и Гуськов со своими ведомыми уцепились за [108] «юнкерсов». Потеряв еще один самолет, сбитый Гуськовым, фашистские летчики поспешно сбросили бомбы и начали удирать с поля боя. Вслед за ними удалились и «фоккеры».

В последующие три дня встреч с врагом почти не произошло. Но вслед за трехдневным затишьем разразились воздушные бои колоссального напряжения.

Три ночи, предшествовавшие 12 июля, были и тревожными, и радостными. Не успевало зайти солнце, как в воздухе слышался знакомый гул бомбардировщиков дальней авиации. Они шли на большой высоте и по рокоту их моторов чувствовалось, что до предела нагружены бомбами. Летчики-истребители высыпали из своих землянок и смотрели туда, куда беспрерывно шли и шли наши самолеты.

Вскоре над вражеской обороной повисли в воздухе гирлянды осветительных бомб. Казалось, что фонари висят неподвижно, и, только внимательно присмотревшись, можно было заметить, что они медленно опускаются к земле. Вслед за тем землю начали сотрясать разрывы бомб.

Это было радостное зрелище. Каждый летчик понимал, что это неспроста, что начинается большое наступление. Гроза, наконец, разразилась.

Летом летчики встают рано, и потому каждой минутой сна они дорожат. Но в ночь на 12 июля 1943 года все проснулись в три часа. Не проснуться было нельзя. Началась артиллерийская подготовка. Гул и грохот стоял такой, что даже повидавшие люди говорили: «Такого еще не бывало».

Летчики больше спать не ложились. Они стояли без пилоток, молчаливые и смотрели на запад, где от края до края вспыхивал огонь. В этот час небо было расцвечено зарей: на востоке всходило солнце, а на западе — победа.

В 5.10 на аэродроме выстроился личный состав 65-го гвардейского истребительного авиационного полка. На правом фланге — гвардейское знамя.

Скоро летчики полка вылетят в бой. Скоро они вступят в смертельную схватку с врагом. И в эти короткие минуты они собрались для того, чтобы перед гвардейским знаменем, перед лицом советской Родины поклясться: [109]

— Лучше гибель в бою, чем вернуться из боя с позором.

Этот исторический митинг открыл командир. Подполковник М. Н. Зворыгин зачитал обращение Военного совета Брянского фронта к солдатам, сержантам, офицерам. Затем сказал:

— Сегодня началось большое наступление советских войск. Перед нами поставлена задача: завоевать господство в воздухе, драться с врагом стойко и самоотверженно, по-гвардейски. Умножим славу нашего знамени!

Коротко, но горячо на митинге говорили летчики.

— Будем беспощадно бить фрицев. Никакой пощады бандитам! — сказал старший лейтенант Ветров.

— Летчики готовы драться до последнего вздоха. Дадим жару фашистам! — так высказался Гуськов.

— Мы, молодые, не подведем своих командиров, не пожалеем сил и самой жизни для победы, — произнес младший лейтенант С. Хитров.

Летчики полка поклялись драться с врагом до последнего дыхания.

Ровно в 6.00 с аэродрома, прошуршав колесами по росистой траве, пара за парой в воздух поднялись краснозвездные истребители. Их повели в бой опытные воздушные бойцы капитаны Головин, Самохвалов, Гуськов.

Первый день охарактеризовался чрезвычайной интенсивностью борьбы за господство в воздухе. В течение 12 июля наш 65-й гвардейский авиаполк провел десять воздушных боев, в ходе которых уничтожил пять самолетов врага. Попов, Гуськов и Ветров сбили по одному самолету. Две вражеских машины записали на мой боевой счет.

Не числом, а умением

... Летчики эскадрильи собрались у моего самолета. Мы находились в готовности и ожидали приказа на вылет. Солнце припекало.

— Жарковато, командир, — проговорил Попов и передвинулся в тень под плоскость «ястребка».

— В небе еще жарче придется. Слышите, как гудит. Со стороны фронта доносился приглушенный расстоянием [110] сильный гул. Ночью в той стороне неба полыхали зарницы.

— Это верно, — отозвался Гуськов, — таких напряженных боев еще не было.

Паша Прохоров, мой механик, как всегда, возился с самолетом. То пощупает трубопровод, то заглянет под плоскость. Он являлся отличным специалистом, трудолюбивым, исполнительным. Бывало, вернешься из боя, в плоскостях, фюзеляже полно пробоин. Наутро все дыры заделаны, мотор работает, как часы. Ни разу не подвел он меня в бою и за это большое спасибо механику Паше Прохорову.

Но вот и он угомонился. Вытирая ветошью руки, подсел к нам.

— Ну, как, Паша, дела?

— Порядок.

Я встал, чтобы размять ноги, и тут увидел легковую машину, которая направлялась в нашу сторону. Через минуту она остановилась у моего самолета. Из нее вышел командир полка.

— Как жизнь, комэск? — приветливо спросил он. — Приехал справиться о твоем здоровье.

— На здоровье не жалуюсь. Летчики тоже.

— Вот и хорошо, — став серьезным, продолжал Зворыгин. — Последнее время твои соколы ходили на сопровождение штурмовиков. Сегодня пойдете прикрывать переправу.

На земле, как и в воздухе, шли ожесточенные бои. Курская дуга, которую фашисты всеми силами пытались выпрямить, с каждым днем все больше выгибалась, упиралась в грудь немецко-фашистским войскам. Несмотря на мощные оборонительные сооружения, на большое количество танков, артиллерии, авиации, гитлеровцы начали отступать. Они сопротивлялись отчаянно, всеми силами старались задержать натиск советских войск, но их оборона то тут, то там давала трещины.

Войска Брянского фронта форсировали Оку, навели переправы и обрушились на вражеские позиции. Вслед за пехотой сразу же стали переправляться танки, артиллерия. Этот прорыв был существенным звеном в плане Советского командования. Гитлеровцы поняли это, стали бросать большие группы бомбардировщиков, чтобы [111] разрушить переправы и ликвидировать прорыв. Из этой затеи ничего не вышло. Наши летчики-истребители надежно прикрывали этот участок фронта.

Мы прошли над переправой в точно назначенное время. Возглавляя восьмерку ЯКов, я решил патрулировать не над самой переправой через Оку, а уйти за плацдарм, занятый нашими войсками. И если появятся вражеские бомбардировщики, то встретить их на подходе к переправе, не дать отбомбиться по цели.

Рядом со мной летел верный боевой друг Сергей Хитров. Это был уже не тот весельчак-непоседа, каким мы знали его в первые дни пребывания на фронте. Даже полет его стал отличаться тем особым почерком, который присущ опытным и волевым летчикам. В любую погоду, в любое время он готов был подняться вместе со мною в воздух для выполнения боевого задания. Как ведомый, Хитров отлично усвоил свои обязанности. В бою был отважен и умел, в зоне зенитного огня — бесстрашен и решителен.

Под стать Хитрову в составе восьмерки подобрались и остальные летчики: Попов, Гуськов, Килоберидзе и другие. Все полны решимости драться, беспощадно уничтожать фашистов. Как командиру, мне доставляло большое удовольствие вести в бой этих отважных воздушных бойцов, замечательных патриотов, верных сынов своей Родины. Старшему из нас в то время было не более двадцати пяти лет.

Патрулируем на высоте двух тысяч метров. Выше кучевая облачность. Я нет-нет, да и посматривал на огромные шапки облаков, не вынырнут ли оттуда вражеские самолеты. Увидеть противника первым — половина победы, залог принятия правильного решения для ведения боя.

Хитров первым увидел фашистские самолеты. Два Ю-87 шли ниже нас на 800–900 метров в сопровождении четырех истребителей. Это не походило на гитлеровцев. Обычно они ходили большими группами. Не иначе как задумали хитрость — сковать нас этой группой, а основными силами прорваться к переправе и нанести сокрушающий удар. «Смотри в оба, Кубарев», — говорю сам себе мысленно.

— Гуськов, атакуй правого, я беру левого.

Плавно отдаю от себя ручку управления. Мой ЯК [112] послушно опускает нос и нацеливается на бомбардировщика. Приникаю к прицелу. Чувствую, как в сердце загорается ненависть. Пока жив, пока руки твердо держат ручку управления, пока вижу врага — не допущу, чтобы хоть один фашист отбомбился по переправе.

Почти одновременно с Хитровым открываю огонь. «Юнкерс» на какое-то мгновение зависает в воздухе, затем как-то странно переворачивается на крыло и падает вниз.

Выхожу из атаки. Хитров рядом. Осматриваюсь. Второй бомбардировщик, преследуемый Гуськовым, поспешно уходит в облака.

И тут замечаю впереди целую армаду фашистских самолетов — три девятки Ю-87 и около 20 ФВ-190. Выходит, предугадал замысел врага. Пара Попова находилась в резерве и барражировала под самыми облаками.

Принимаю решение: четверке Гуськова и Попова драться с бомбардировщиками, не допустить их к переправе. Своей парой решил сковать истребителей прикрытия.

— В атаку!

Четверка Гуськова стремительно атаковала «юнкерсы». Ведущий тут же сбил одного стервятника.

Медлить нельзя. Вторая атака. И снова горит «юнкерс». Фашисты дрогнули. Строй нарушился. Они стали поспешно освобождаться от бомбовой нагрузки и уходить на свою территорию: кто скрылся в облака, кто — на бреющем.

Труднее пришлось бороться с истребителями прикрытия. Перед нами с Хитровым находилось 20 машин ФВ-190, эшелонированные в два яруса. Чтобы противостоять такому количеству самолетов, решили вести бой на вертикалях. «Фоккеры» более маневренны на вираже, и фашисты старались навязать нам такой бой. Мы с Хитровым противопоставили им свой маневр — бой на вертикали. Быстро набирали высоту и оттуда атаковали истребителей нижнего яруса, а затем снова уходили вверх и настигали врагов в верхнем ярусе.

Но временами были такие моменты, когда враги окружали нашу пару со всех сторон. Тогда мы уходили в облака. И пока фрицы искали нас, мы внезапно появлялись в другом месте и атаковывали их. [113]

Во время четвертой атаки мне удалось сбить второго «фоккера».

И все же часть вражеских истребителей оторвалась от основной группы и набросилась на четверку Гуськова. Два из них насели на Попова. Попов сделал разворот и на встречном курсе сбил ФВ-190.

Бой с вражескими истребителями закончился тогда, когда и у нас, и у них оставалось в баках горючего ровно столько, сколько нужно для возвращения на свои аэродромы.

Упорные попались фашисты. И все же мы победили. Сбили пять вражеских самолетов в одном бою. Приказ командира выполнили — переправа ни на секунду не прекращала работу. Через нее на плацдарм поступали техника, боеприпасы, продовольствие. Наступление советских войск продолжалось.

Вернулись на аэродром. Нам устроили торжественную встречу. Заместитель командира полка по политической части майор Прокофьев тепло поздравил нас с победой. «Блестящей», как он выразился. Оказавшийся на аэродроме корреспондент «Правды» Чернов сфотографировал нас. Этот снимок был напечатан позже в газете.

Вскоре в полк на наши имена пришли десятки писем. Колхозники, рабочие, служащие и особенно девушки, называли нас в письмах гордыми соколами нашей Родины, желали новых побед в борьбе с фашистами. Хорошие, теплые письма! Не раз и не два согревали они наши сердца, вдохновляя на подвиги во славу родной Отчизны.

После ожесточенных боев 12 и 13 июля воздух значительно очистился от вражеских самолетов. Во всяком случае такое впечатление создалось 14 июля, когда произошло всего лишь несколько встреч в воздухе.

В последующие дни по мере усиления натиска советских войск, воздушное сопротивление врага снова возросло.

Шли жестокие бои. Тот, кто побывал в те дни у Мценска, до основания сожженного и разрушенного русского города, видел, какие трудности приходилось преодолевать нашим солдатам. Бетон и железо, земля и камень, бревна и рельсы — все это было фашистами закопано, укреплено, сцементировано. Доты и дзоты, [114] пулеметные гнезда и бункеры, траншеи и рвы, колючая проволока и мины — все взорвано, разворочено, разбито. Груды поднятой земли, обгорелые бревна, железо. И везде трупы гитлеровцев. Это — результат работы советской артиллерии, танков, авиации.

Спасая командира...

День 14 июля я никогда не забуду. Он вошел в историю 65-го гвардейского истребительного авиационного полка яркой, героической страницей.

В тот день мне приказали возглавить шестерку истребителей для сопровождения шести ИЛ-2. Им предстояло нанести удар по отходившим вражеским войскам в районе Кузьменки — Корнилово, в 16 километрах восточнее Болхова. Под натиском войск Брянского фронта фашисты поспешно оставляли боевые позиции и выходили на дороги. Пехота, артиллерия, танки перебрасывались на новые рубежи сопротивления. Надо было помешать им это сделать, нанести максимально ощутимый урон.

— Полет ответственный, — предупредил командир полка. — Нужно обеспечить защиту штурмовиков от вражеских истребителей, всех сберечь.

И вот мы в воздухе. Подстраиваемся к штурмовикам, которые взлетели чуть раньше. Я с Хитровым занимаю эшелон выше и впереди ИЛов. Пара А. Попова и П. Королева идет на одной высоте со штурмовиками. Рядом с ними третья пара истребителей.

Линию фронта прошли на бреющем. Штурмовики продолжали полет на малой высоте, а я со своим ведомым снова набрал высоту и внимательно следил за воздухом, особенно за облаками, в которых могли прятаться вражеские истребители.

Перед выходом на цель «ильюшины» выполнили горку и с ходу обрушились на врага. Дорога была забита фашистскими войсками, и первые бомбы упали в середину колонны. Взметнулись султаны взрывов. Тотчас же кверху потянулись огненные трассы зенитных пулеметов. Они били из трех мест: две точки располагались в голове и хвосте колонны, а третья — в середине. Ведущий группы штурмовиков приказал двум [115] экипажам подавить вражеский огонь, а сам во главе остальных пошел на второй круг.

Я хорошо видел, как ИЛы, замкнув круг, один за другим пикировали вниз, как в панике разбегались фашисты, пытаясь скрыться в близлежащей балке. Но куда денешься? Кругом — чистое поле, сверху все хорошо просматривается. И справедливая кара всюду настигала оккупантов. То тут, то там на дороге вспыхивали пожары. Горели автомашины, танки...

Хорошо работают штурмовики. Молодцы!

И вдруг, в самый разгар штурмовки, из облаков вывалились четыре ФВ-190 и стремительно пошли на «ильюшиных». Один из них нацелился на самолет ведущего, командира 893-го штурмового авиационного полка подполковника Хромова. Дистанция между ними быстро сокращалась. Фашист огня не открывал. Видимо, он задался целью — вплотную подойти к штурмовику и сбить его наверняка.

— Попов, спасай Хромова, — кричу по радио.

Но моя команда опоздала. Ведомый А. Попова младший лейтенант П. Королев раньше меня заметил нависшую опасность над штурмовиком. Он резко развернул свой истребитель и молниеносно начал сближаться с вражеским самолетом. Комсомолец Петр Королев видел, конечно, что дистанция слишком мала, чтобы вывести истребитель из лобовой атаки. Понял это и гитлеровец. Он шарахнулся в сторону, чтобы избежать столкновения, но было уже поздно.

— Прощайте, товарищи! — донеслись до меня последние слова Королева.

Вслед за этим краснозвездный «ястребок» врезался в истребитель врага. Воздух потряс сильный взрыв. Ценою собственной жизни младший лейтенант Петр Королев спас жизнь командиру штурмового полка.

Я смотрел на падающие обломки самолетов и меня еще больше охватило чувство ненависти к фашистам. Бить и бить немецко-фашистских захватчиков! Сколько молодых жизней понадобилось, чтобы остановить эту орду! Сколько жизней загубили за эти годы на оккупированной территории?! Правая рука невольно толкала ручку управления вперед, мой ЯК опустил нос и стремительно пикировал на врага...

Приказ мы выполнили. Штурмовики успешно обработали [116] заданную цель, и все благополучно вернулись на свой аэродром. А мы потеряли своего боевого товарища.

— Комсомолец Королев погиб, как истинный советский патриот, как гвардеец, — сказал подполковник М. Н. Зворыгин, обращаясь к летчикам. — Будьте такими же мужественными, беспощадно бейте врага!

И летчики полка неизменно следовали этому наказу...

Победа или смерть!

На следующий день отличился Андрей Попов. Он снова летал на прикрытие штурмовиков. В районе цели наши летчики встретились с «фоккерами». Бой был жарким. Попов и его товарищи не допустили вражеских истребителей к ИЛам, обеспечили их безопасность.

Стоило это, однако, большого напряжения сил, высокого воинского мастерства. Фашисты попались упорные. Чувствовалось, что это опытные летчики. Стоит допустить ошибку, как тут же жестоко поплатишься за нее.

И Андрей Попов допустил такую ошибку. Уходя из-под огня «фоккера», он не совсем чисто выполнил очередную фигуру, допустил зависание самолета. Тотчас же вражеская пулеметная очередь впилась в истребитель. Из поврежденного радиатора потекла жидкость и начала забрызгивать козырек. Обзор заметно ухудшился. Логика подсказывала, что нужно выходить из боя. Но гвардеец поступил по-другому: он продолжал бой и дрался до тех пор, пока на помощь не подошла очередная группа наших истребителей.

Не меньшее мужество надо было проявить, чтобы посадить поврежденный истребитель. Андрей Попов дотянул до своей территории и, фактически не видя земли, все-таки посадил на фюзеляж «ястребок».

Особенно тяжелый день выдался 17 июля. Аэродром, на котором мы базировались тогда, не затихал ни на минуту. Самолеты уходили в воздух беспрерывно. Едва успевала приземлиться после выполнения боевого задания одна группа истребителей, как ей на смену уходила другая.

Наши наземные войска, развивая стремительное наступление, [117] продвигались вперед. Советские танки вышли к железнодорожной линии Орел — Карачев. У станции Хотынец они перерезали пути отхода гитлеровцев к Брянску.

Фашисты предпринимали отчаянные попытки задержать наступление советских войск. Они цеплялись за каждую высотку, за каждый выгодный рубеж, бросали в бой большие группы бомбардировщиков и истребителей. Нашим летчикам приходилось сражаться в численном меньшинстве. Но это их не смущало. Они бесстрашно вступали в бой и побеждали.

Первую группу в тот день на прикрытие войск повел капитан А. Головин. Над линией фронта они встретили шестерку «фоккеров». Головин устремился со своими соколами навстречу врагу. Самолеты с ревом носились друг за другом. То взмывали вверх, то почти отвесно пикировали. Небо рассекали огненные трассы. В самый разгар сражения к фрицам подошла еще одна шестерка. 12 против шести!

— Попов, продолжай бой с первой шестеркой. Я свяжу вторую, — приказал Головин.

В ту же минуту его «ястребок» полез вверх, в сторону солнца. Расчет был прост. Гитлеровцы находились выше, и чтобы обеспечить себя высотой, этот маневр являлся единственно правильным. Через минуту Головин с ведомым имел уже тактическое преимущество и атаковал левую крайнюю пару. Короткая очередь с дистанции 50–60 метров, и один «фоккер» вспыхнул.

Ведущий фашистской пары, пытаясь спасти своего ведомого, выполнил правый боевой разворот. Этим маневром он рассчитывал зайти в хвост Головину. Но фашист запоздал. Его напарник уже горел. Наш капитан, в свою очередь, резко развернул самолет влево и пошел в лобовую атаку.

Гитлеровец принял вызов. Самолеты стремительно сближались. С каждым мгновением в прицеле увеличивался силуэт вражеского самолета. Нервы напряжены до предела. Теперь все зависело от выдержки летчиков. Кто первым дрогнет, тот погиб.

Рука плотно сжимала ручку управления. Большой палец лежал на гашетке. От огромного нервного напряжения на лбу у Головина выступили капельки пота. [118]

Секунда, другая, третья... И все же нервы подвели фашиста. Он преждевременно открыл огонь и взмыл вверх. Пули прошли над кабиной ЯКа. Головин тут же открыл ответный огонь. Пулеметная очередь впилась в желто-полосатый живот «фоккера». Вражеский истребитель потерял скорость, свалился на хвост и перешел в беспорядочное падение.

К этому времени к месту боя подошел я со своей шестеркой. Сражение закончилось после того, как нам удалось уничтожить еще два вражеских самолета. Остальные поспешили ретироваться.

Во второй половине дня неподалеку от командного пункта полка группа летчиков ожидала очередного вылета. К ним подошел командир полка М. Н. Зворыгин. Объяснив сложившуюся обстановку в районе Хотынец — Знаменское, он поставил задачу на прикрытие наземных войск.

— Очередную группу поведет гвардии лейтенант Гуськов, — приказал командир.

В районе патрулирования группу Гуськова атаковали 12 «фоккеров». Через несколько минут фашисты получили подкрепление. Четыре советских летчика сражались против тридцати самолетов врага, эшелонированных по высоте.

Воздушный бой проходил в невероятно сложной обстановке. Оставалось одно — драться до полной выработки горючего и расхода боеприпасов. Победа или смерть!

Так и произошло. Ни один наш летчик не вышел из боя. Погибли в неравном бою смертью храбрых комсомольцы летчики В. Г. Пономарев, С. С. Альбинович, парторг эскадрильи А. В. Лебедева.

О напряженности воздушных боев в орловском небе красноречиво свидетельствуют цифры. Только с 10 по 19 июля летчики полка сбили 25 вражеских самолетов, совершили 235 самолето-вылетов, а всего полк уничтожил в Орловской битве 68 вражеских самолетов.

Отважно, умело дрались и летчики второй эскадрильи, которой я командовал. 32 самолета сбили они в этих боях. [119]

Рассказывая о боевых делах летчиков, нельзя опять-таки умолчать о самоотверженном труде технического состава. Техникам и механикам приходилось очень тяжело. Летчики после воздушных боев обычно отдыхали, а они ночью работали — восстанавливали поврежденные самолеты. И как бы ни было трудно, мы знали, к утру твой самолет будет в строю.

Помню, подбили самолет А. Попова. Он посадил истребитель с убранным шасси на поле. Инженер эскадрильи старший лейтенант В. Г. Маслов, взяв с собой двух механиков и необходимое оборудование, выехал на место вынужденной посадки.

— Приехали, осмотрели место посадки и за голову схватились, — рассказывал потом В. Г. Маслов. — Самолет сел в таком месте, откуда невозможно взлететь. Ни одной мало-мальски ровной площадки. Все перепахано воронками. Выходит, надо отсоединять плоскости и буксировать фюзеляж на аэродром...

Кто служил в авиации, тот знает, какой это труд. Коммунист Маслов и его помощники за одну ночь справились с этой работой и утром находились уже на аэродроме. А к вечеру самолет был готов к полетам.

Так работал технический состав эскадрильи. 27 самолетов восстановили они за Орловскую операцию. Эскадрилья не имела ни одного случая возвращения самолетов по вине техников и механиков.

Трудолюбием, высоким мастерством особенно отличались коммунисты Прохоров, Анисимов, Маслов.

Сержант Павел Прохоров, неторопливый в движениях, плотно сбитый, с серыми серьезными глазами и шапкой черных волос, всегда был занят делом. Бывало, вернешься после выполнения боевого задания, зарулишь на стоянку и механик тотчас же начинает осматривать самолет.

— Опять дырки есть, командир, — слышится его голос из-под плоскости.

— Как же обойтись без них, Паша. Бой есть бой.

— Ничего, подлатаю.

Утром приходишь на стоянку, а он уже докладывает:

— Самолет к вылету готов.

Доложить доложит, а сам снова лезет под капот: проверяет электропроводку, трубопроводы, подтягивает болты. И так до самого вылета. Наверное, поэтому и не [120] знал я за всю войну, что такое отказ техники. Двигатель, вооружение, все агрегаты действовали как часы. Я надеялся на Пашу Прохорова, как на себя. Спасибо ему за его золотые руки!

И один в небе воин

Приказ был краток: шестерке вылететь на сопровождение ИЛов. Погода стояла такая, что хуже не придумаешь. Капитана А. Головина особенно беспокоила видимость. Она не превышала 800–1000 метров. В таких условиях немудрено потерять друг друга. В эскадрилье много опытных, бесстрашных летчиков, можно посылать любого. И все же командир эскадрильи решил лететь сам.

— Разрешите мне возглавить эту группу, — обратился он к командиру полка.

— Согласен. Только возьмите с собой наиболее подготовленных летчиков. Погода трудная.

Головин прекрасно понимал сложность предстоящего полета. Понимал он и другое. Враг закрепился на небольшой высоте в районе Знаменское и мешал продвижению наших войск. Разбить укрепления врага поручили шестерке ИЛов. А Головин со своей группой в любом случае обязан обеспечить выполнение этого приказа.

Капитану не раз приходилось сопровождать «горбатых», как любовно наши воины называли ИЛы. Закованный в броню, штурмовик обладал большой мощью пулеметно-пушечного огня, реактивных снарядов и авиабомб. ИЛы наводили ужас на гитлеровских захватчиков. Они прозвали наши штурмовики «черной смертью».

Но сами по себе ИЛы были беззащитны перед огнем истребителей. Что мог сделать один воздушный стрелок? Лишь в тесном взаимодействии с истребителями прикрытия они действительно являлись грозной силой и наносили большой урон фашистам.

Помнится, в полк поступил приказ: восьмеркой ЯК-9 прикрыть группу штурмовиков. Отступая под натиском советских войск, фашисты угоняли подвижной железнодорожный состав. По шоссейной дороге Мценск — [121] Орел двигалась вражеская пехота, боевая техника. Нужно было нанести удар по врагу, уничтожить его. Такой приказ получили штурмовики.

В районе населенных пунктов Спасское — Отрада встретили вражеских истребителей. Завязался воздушный бой. «Фоккеры» всю свою огневую мощь направили против ИЛов. Но летчики, возглавляемые капитаном А. Головиным, отразили эти атаки. Не щадя своей жизни, защищали они штурмовиков. В этом бою старший лейтенант И. Ф. Сычев сбил один ФВ-190. «Горбатые» успешно выполнили поставленную перед ними задачу.

Перед вылетом командир группы собрал летчиков. Договорились о порядке взлета и сбора, о действиях в районе цели.

— По самолетам!

Капитан А. Головин взлетел первым. После отрыва от взлетно-посадочной полосы его самолет вскоре растаял в нависшей над аэродромом дымке.

И тут в тщательно разработанный план вмешался «господин случай». Ведомые, по независящим от них причинам, несколько задержались с вылетом. Когда же они поднялись в воздух, то не смогли отыскать самолет ведущего.

— Приказываю всем идти на точку, — передал по радио командир эскадрильи.

И Головин остался один в небе. Еще никому из летчиков нашего полка не приходилось оказываться в такой обстановке. Под крылом Головина шли ИЛы. Они надеялись на него, надеялись на то, что в случае опасности он прикроет их от ударов вражеских истребителей. Но он один сейчас, а сколько будет врагов? Но приказ должен быть выполнен, несмотря ни на что.

И коммунист Головин блестяще справился с этим трудным заданием.

Штурмовики благополучно достигли цели и обрушились на фашистов. Летчики, делая круг за кругом, поливали огнем укрепления врага. Головин видел следы их работы. То тут, то там вспыхивали взрывы, в огне и дыме рушились траншеи, дзоты фашистов. Особенно мешали нашей пехоте, штурмовавшей эту высоту, пулеметы. И ИЛы основной удар нацелили на огневые точки врага. [122]

Вот самолет ведущего снова устремился в пикирование. Навстречу ему потянулась огненная трасса зенитно-пулеметного огня. Но летчик не обращал внимания на грозившую ему опасность. Он тщательно прицелился и сбросил бомбы. Кверху взметнулись земля, камни, бревна...

Вслед за ним на врага обрушились другие самолеты.

И тут в воздухе появились четыре ФВ-190. Один и четыре! Что делать? Как построить бой? Времени на обдумывание нет. Нужно действовать, действовать немедленно! Надо связать врага боем, не допустить к штурмовикам.

— Ну что ж, поборемся, господа!

Головин решительно передвинул вперед сектор газа, отдал ручку управления от себя. ЯК послушно спикировал на врага. Атака была настолько дерзкой, что в первое мгновение фашисты растерялись. Этого мгновения советскому летчику оказалось достаточно, чтобы поджечь ведомого левой пары.

Выйдя из атаки. Головин обнаружил, что у него на хвосте висит ведущий. Резкий маневр вправо, и огненная трасса проходит мимо. Еще один маневр. Теперь он атакует вторую пару. Фашисты пытаются оторваться и ударить по штурмовикам. Но Головин успевает перерезать им путь, связывает боем и меткой очередью сбивает второго «фоккера».

Головин осмотрелся. Вражеских истребителей в воздухе не видно. Нет их и возле ИЛов. Это была победа. Сдрейфили фрицы. Быстро ретировались с поля боя, спасая свою шкуру. От переполнившего чувства радости Головин в азарте закричал:

— Работайте спокойно, ребята. Фрицы сбежали.

— Спасибо!

Штурмовики между тем заканчивали работу. Один за другим они вытягивались цепочкой и на бреющем уходили домой.

Едва капитан А. Головин приземлился, как в штабе полка раздался телефонный звонок. Это штурмовики благодарили нашего героя за отличное сопровождение. Чуть позже раздался еще один звонок. Подполковник Зворыгин взял телефонную трубку. На этот раз звонил командир дивизии полковник Китаев.

— Передайте капитану А. Головину мою благодарность [123] за отлично проведенный бой. Я восхищаюсь его мужеством и мастерством.

Капитан А. Головин в орловском небе сбил семь вражеских самолетов. В одном из воздушных боев его самолет, однако, был подбит и загорелся. Сбить пламя летчику не удалось. Пришлось прыгать с парашютом. А внизу вражеская территория. Раненый, с обожженным лицом и руками, он попал в плен. Но Головин сумел бежать из лагеря военнопленных, после долгих скитаний перешел линию фронта и вернулся к своим.

В тот же день и мне пришлось вылететь во главе шестерки для сопровождения штурмовиков. ИЛы шли наносить удар по тому же узлу сопротивления гитлеровцев.

Полет этот был сложным. Небо затянуло тяжелыми грозовыми облаками. Это требовало от летчиков собранности, высокой осмотрительности. Поэтому еще до подхода к цели я приказал четверке Гуськова непосредственно прикрывать действия штурмовиков, а сам с Хитровым пошел вверх и занял эшелон на 500 метров выше.

В район цели пришли без помех. Но только штурмовики выстроились в круг для атаки, как заметил четырех ФВ-190. Они шли прямо на ИЛы. Не знаю, то ли фашисты не заметили нашу пару, то ли рассчитывали на стремительность и внезапность своей атаки. Мы с Хитровым, хотя и имели высоту, но находились в стороне. Может быть, этим они и решили воспользоваться.

— Гуськов, справа выше фрицы, — передаю по радио и бросаю свой ЯК в крутое пикирование. Стрелка указателя скорости быстро поползла вправо.

Для атаки выбрал ведомого левой пары. Замечаю, что Гуськов разворачивается для боя. В результате фашистские истребители оказались под ударом с двух сторон. Положение, прямо скажем, не завидное. Видно, гитлеровцы тоже это поняли. Они отказались от атаки штурмовиков и начали разворачиваться, чтобы уйти от нашего удара. Но было уже поздно. Я настиг «фоккера» и длинной очередью свалил его. Задымил второй. Это — работа Гуськова. Фашисты опомниться не успели, как потеряли сразу два самолета. Оставшиеся в живых не стали дожидаться своей участи и поспешно покинули поле боя. [124]

Между тем погода совсем испортилась. Пошел проливной дождь. Гроза. В наушниках шлемофона сплошной треск. Надо уходить, но над высотой кружатся еще ИЛы. Запрашиваю ведущего, как у них дела.

— Порядок. Идем на точку.

Но порядок был относительным. ИЛы, правда, хорошо поработали. Даже сквозь завесу дождя видны очаги пожара над вражескими позициями. Это радует. Вызывает тревогу другое. Видимость настолько ухудшилась, что я потерял из виду остальные свои самолеты.

— Всем следовать на точку, — передаю команду.

Не знаю, как бы мы долетели домой в такую погоду, но, к счастью, дождь быстро прошел. Сквозь тучи показалось даже солнце и в его лучах впереди по курсу заметил ЯКов. Я собрал своих орлов, и мы взяли курс на родной аэродром.

Летчики нашего полка в период боев на орловском направлении успешно обеспечивали действия штурмовиков. И наши усилия были по достоинству оценены боевыми друзьями. Командир 893-го штурмового авиаполка подполковник Хромов прислал в адрес нашего полка телеграмму, в которой отметил, что «в результате отличных действий истребителей за весь период боевой работы штурмовики не имели не только потерь, но и мелких повреждений со стороны истребителей противника».{13}

Для нас, летчиков-истребителей, эти слова были самой дорогой наградой.

Врага нельзя недооценивать

Боевая молодость! Она была у нашего поколения порой неустанных поисков, творческих исканий и дерзновенных порывов. Мы пришли в авиацию по путевкам комсомола. Каждый из нас горел желанием с честью выполнить свой воинский долг перед Родиной.

На фронте люди познаются быстро. Мы знали о каждом, что он представляет из себя, как воздушный боец. В то трудное для Родины время в каждом летчике [125] ценились прежде всего боевые качества, умение уничтожать врага.

Как-то вечером летчики собрались у командира полка. Разговор зашел о тактике врага, о том, что на нашем участке фронта появились истребители из фашистской эскадры «Мельдерс». Кто-то из летчиков заметил, что мельдерсовцы — искусные воздушные бойцы, достойные противники.

— Ерунда, — сказал майор Пленкин, — у них больше наглости, чем мастерства и храбрости.

Пленкина поддержал майор Прокофьев. Разгорелся спор. Я не вступал в него, но подумал, что каков бы ни был враг, его нельзя недооценивать. Один из первых же воздушных боев с мельдерсовцами показал, что майоры Пленкин и Прокофьев такого вывода для себя не сделали.

Командир полка приказал мне во главе шестерки истребителей прикрывать наземные войска. В район патрулирования пришли на высоте 4000 метров. Заняли боевой порядок. Но душевного равновесия не было.

Дело в том, что перед самым боевым вылетом к моей группе присоединились заместитель командира полка по политической части майор Прокофьев и штурман полка Пленкин. Как командир эскадрильи я подчинен был и тому и другому. Поэтому спросил у Прокофьева, берет ли он командование на себя или по-прежнему командиром группы остаюсь я.

— Командуйте своей шестеркой, — ответил Прокофьев. — Мы с Пленкиным будем действовать самостоятельно несколько выше вас, в том же районе.

Майор Прокофьев многого не досказал. Я это понял по тону его разговора. Видно, они с Пленкиным решили показать летчикам моей эскадрильи, как надо сбивать мельдерсовцев. Парой они могли свободно маневрировать, а в случае трудной ситуации немедленно присоединиться к моей группе. С тактической точки зрения замысел не был плохим, если в расчет не брать сильного, умного и коварного врага.

В районе патрулирования — кучевая облачность. В любое мгновение можно ожидать появления фашистов. Только я подумал об этом, как в микрофоне раздался тревожный голос Прокофьева:

— Кубарев, набирай высоту! [126]

Я понял — гитлеровцы. Даю сигнал, и шестерка стремительно пошла вверх. Набрали высоту и тут увидели, как два самолета, объятые пламенем, падали вниз. Это были наши ЯКи. Восемь «фоккеров» висели над ними и почти в упор расстреливали из пушек. На фюзеляжах самолетов не трудно было разглядеть опознавательные знаки мельдерсовцев.

Увлекшись преследованием Прокофьева и Пленкина, гитлеровцы не заметили, как мы оказались над ними в очень выгодном положении. Всей шестеркой стремительно ударили по врагу. Из мельдерсовской восьмерки два «фокке-вульфа» начали падать вниз. Воодушевленные успехом, дружно наседаем на фашистов. Но они успели уже оправиться и приняли наш вызов. Шесть против шести! Численного преимущества нет ни на одной стороне. Победа здесь останется за теми, у кого крепче нервы, стойкость, выдержка, у кого выше мастерство и умение. В этом мельдерсовцы могли с нами соперничать. За нами было только одно преимущество — мы сражались над родной землей, фашисты — над чужой. А дома, как говорится, и стены помогают.

Бой становился с каждой минутой все ожесточеннее. Каждому из нас противостоял сильный противник. По поведению гитлеровцев чувствовалось, что они не намерены уступать поле боя. Потеря двух самолетов их не обескуражила. Казалось, наоборот, подстегнула.

После нескольких взаимных атак, мы с Хитровым поняли, что перед нами ведущая пара вражеской группы. Это заставило нас утроить бдительность, быть каждое мгновение начеку. В одной из атак я промахнулся. Гитлеровец отвернул, но не в ту сторону. Он ушел от моего удара, но попал под меткую очередь Сергея Хитрова. Молодец, ведомый! Еще один мельдерсовец отправился к праотцам.

Надо было не упустить второго. Наседаем на него с Хитровым и не даем передышки. На какие только уловки не шел фашист, чтобы оторваться от нас и уйти в облака. И это едва ему не удалось. Но в последний момент гитлеровец все же допустил на выходе из очередной фигуры секундное зависание, и это решило его судьбу. С близкой дистанции я дал по нему короткую очередь, и машина вспыхнула. [127]

Оставшись вчетвером, мельдерсовцы, видимо, сочли благоразумным выйти из боя. Мы не преследовали их. Горючее было на исходе.

На аэродром возвращались шестеркой. Победой можно было гордиться. Ведь мы сражались с фашистскими летчиками из эскадры «Мельдерс», в которой были собраны лучшие гитлеровские асы, и победили, сбив четырех «фоккеров». На фоне этих успехов просто как-то не укладывалась в сознании гибель Пленкина и Прокофьева — опытных и заслуженных летчиков. Недооценка врага привела к непоправимой ошибке. Оба оказались сбитыми в первую же минуту воздушной схватки. Все летчики полка сделали для себя правильные выводы. Поднимаясь в воздух навстречу врагу, никогда нельзя рассчитывать на легкую победу.

* * *

Воспитанные Коммунистической партией в духе советского патриотизма, любви к Родине, мои однополчане не жалели себя в смертельных схватках с германским фашизмом. В нашем полку высоко ценилось бесстрашие, презрение к смерти. Командиры, политработники воспитывали в летчиках чувство боевого товарищества, взаимной выручки.

И это правильно. Без поддержки боевых друзей даже самый искусный и смелый летчик не всегда может выйти победителем из воздушных поединков с врагом даже один на один.

У меня остались самые теплые воспоминания о заместителе командира полка Григории Прокофьевиче Прокофьеве. Опытный летчик-истребитель, он действовал личным примером. В полку не было такого летчика, который не летал бы вместе с Г. П. Прокофьевым на боевые задания. Он особенно любил брать с собой молодых пилотов, не боялся доверить им свою жизнь. И они платили ему горячей привязанностью, смелостью в боях с врагом.

Все особенно ценили личные беседы комиссара, неторопливые разговоры после дня, наполненного ратным трудом. Он умел задеть в человеке душу, вызвать на откровенность, укрепить веру в свои силы в схватке [128] с врагом, поднять боевой дух человека в тяжелую минуту, которых немало выпадало в ту пору на долю солдата.

А выступления Григория Прокофьевича перед личным составом полка! Предельно сжатые, наполненные мыслью и чувством фразы зажигали сердца людей, звали на бой.

На вооружении политработников полка имелось много средств воздействия на сознание и сердце воина. Но на первом месте стояли беседы. Их по поручению партийного бюро полка готовили самые авторитетные командиры. Своими соображениями о тактике фашистских истребителей в орловском небе делились летчики Герои Советского Союза Г. Г. Гуськов, Н. И. Ковенцов, И. И. Ветров.

Хорошо действовали на молодых летчиков выступления участников ожесточенных воздушных боев А. И. Попова, В. Н. Павлова, А. А. Головина.

В практике политической работы много значило укрепление связи с тылом. Осуществлялось это путем посылки делегаций полка на один из авиационных заводов. В составе такой делегации в декабре 1943 года побывали я и комсорг полка Изотов. Мы выступали на митингах прямо в цехах, на рабочих собраниях, были встречи в клубах.

Обо всем увиденном, вернувшись, рассказали однополчанам. А потом и рабочие приезжали к нам в полк.

Умело строил партийно-политическую работу в полку секретарь партбюро В. И. Аненков. Вокруг него сложилось работоспособное партийное бюро, в состав которого входили летчик Н. И. Ковенцов, помощник начальника штаба И. К. Калеганов, инженер В. Г. Маслов, А. И. Яновский. Показателем действенности партийного влияния на летный и технический состав полка может служить тот факт, что только за время боев на орловском направлении в ряды партии вступили 62 лучших воздушных бойца. А коммунисты всегда шли в первых рядах защитников Родины. [129]

Бой на малой высоте

Мы базировались на одном из полевых аэродромов.

Командованию стало известно, что у Хотынца сосредоточены крупные силы вражеской бомбардировочной авиации. Штурмовикам предстояло нанести по ним удар, а нам — обеспечить их безопасность.

С самого начала полета мне не по душе пришлась погода. Облачность была настолько низкой, что порою приходилось лететь на высоте 300–400 метров. Зато штурмовики чувствовали себя великолепно. Такие метеоусловия их вполне устраивали.

Маскируясь лесными массивами, облачностью, штурмовики зашли на Хотынец со стороны тыла врага. Сделав разворот на 180 градусов, командир штурмовиков подал сигнал: «Иду в атаку».

На «юнкерсы», «хейнкели» обрушился смертоносный груз бомб и реактивных снарядов. Начали бешено огрызаться вражеские зенитки. Но штурмовики производили одну атаку за другой. Аэродром запылал. ИЛы стали выходить из боя и ложиться на обратный курс.

Моя шестерка была наготове. Однако не успели штурмовики отойти от Хотынца и десяти километров, как на горизонте появились черные точки. Я понял — фашисты. «Как встретить врага? Придется бой вести на малой высоте», — решил я и подал своим ведомым команду: «Приготовиться к бою».

Первую атаку МЕ-109 мы сорвали. Но все же и мы, и штурмовики оказались в трудном положении Гитлеровцы превосходили нас по численности втрое.

Каждая секунда полета казалась вечностью. Штурмовики нанесли мощный удар по вражескому аэродрому, и мы должны были во что бы то ни стало довести их до базы целыми и невредимыми. Главное — чтобы штурмовики плотнее держались друг друга, помогали нам своим огнем. Девизом боя в таких случаях становится формула: один за всех и все за одного! Сам погибай, а товарища выручай!

Эти незыблемые заповеди особенно близки нам, летчикам. Только так мы понимали товарищество в бою. Так учили нас понимать войсковое товарищество с тех [130] пор, как мы произнесли первые слова священной клятвы на верность Родине.

Фашистские истребители атаковали штурмовиков преимущественно сзади, заходя, однако, и сбоку, и сверху. Откуда они будут атаковать их сейчас? — думал я, зорко наблюдая за действиями фашистов.

— Фрицы под нами! — услышал я неожиданно голос Хитрова. И верно, под нами шла четверка «мессершмиттов». Прижать их к штурмовикам, поставить под двойной огонь, — мелькнула в голове мысль, и я бросил своего «Яковлева» в пике.

Замечательно! Штурмовики отлично нас поняли. Фашисты, пытаясь уйти от нашего прицельного огня, оказались под огнем стрелков-радистов. Один из «мессеров» загорелся и врезался в землю. Второго сбил я при попытке уйти боевым разворотом.

На сердце стало легче. Потеряв два самолета, гитлеровцы стали более внимательными. Нам важно было выиграть время, дать возможность штурмовикам перетянуть за линию фронта. Если и придется идти на вынужденную посадку, то все же на своей территории.

Попов и Килоберидзе сбили тоже по одному самолету. Это еще более охладило первоначальный пыл фашистов. Они уже старались от нас держаться на почтительном расстоянии, но при первой же возможности атаковали штурмовиков.

Едва штурмовики успели перетянуть линию фронта, как три машины сразу же пошли на посадку. Видимо, летчики были ранены и держались до последнего. Мы видели, что все три самолета благополучно приземлились.

После этого мы потеряли штурмовиков из виду, так как снова пришлось вступить в ожесточенный воздушный бой. А на малых высотах смотреть по сторонам некогда.

Вернулись на аэродром без потерь. Каждый из нас чувствовал после всех передряг полета большую усталость, которую испытывает всякий, хорошо и много потрудившийся человек.

Позвонили штурмовики. Их ответ нас огорчил. Только два летчика благополучно вернулись на свой аэродром, остальные совершили вынужденные посадки на своей территории. Командир полка сурово посмотрел [131] на меня. «Не смогли, мол, довести. Растеряли штурмовиков на обратном пути». Впервые Зворыгин не поблагодарил летчиков, как он обычно это делал, не поздравил с победой.

Боевую честь истребителей поддержали сами штурмовики. На второй день все они вернулись на свой аэродром и позвонили командиру полка. Узнав, что все мы живы и здоровы, выразили нам горячую благодарность за хорошее сопровождение, за смелость, мастерство и отвагу, проявленные при их защите в бою.

Обрадованный командир полка немедленно сообщил нам о своем разговоре со штурмовиками. И очень кстати. На выполнение очередного боевого задания мы вылетели бодрые духом, готовые к любой встрече с ненавистным врагом.

Тяжелый день

Днем 4 августа 1943 года группа из десяти ЯК-1, ведомая гвардии капитаном Самохваловым, вылетела на сопровождение шести ИЛ-2 в район Орел — Нарышкино. На маршруте к цели группа Самохвалова встретила две группы вражеских истребителей, эшелонированных по высоте: четыре «фоккера» шли на высоте 1500 метров, а десять — 3000 метров. С ними гвардии старший лейтенант Ковенцов двумя парами завязал воздушный бой, а Самохвалов с остальными экипажами продолжал выполнять задание.

В ходе боя один «фоккер» зашел в хвост самолета Ковенцова. Гвардии лейтенант Сычев довернул свой истребитель вправо и короткой прицельной очередью сбил его. Горящий вражеский самолет упал в районе Кофаново.

Продолжая вести воздушный бой, Сычев заметил, как один ЯК в районе Нарышкино врезался в землю. В это же время в воздухе находился парашютист, по которому зенитная артиллерия фашистов вела интенсивный огонь. В этот день с боевого задания не вернулись старший лейтенант Ковенцов, младшие лейтенанты Блинова и Доев.

18 августа после освобождения территории в Нарышкино была обнаружена могила храброго летчика [132] старшего лейтенанта Ковенцова. Из опроса местных жителей удалось выяснить, что Ковенцов, ведя воздушный бой с большим количеством вражеских истребителей, сбил два ФВ-190, но в бою был сбит сам и упал в районе деревень Лаврово — Ольшанец. Местное население с бойцами наших наступающих частей похоронили Ковенцова в тот же день в районе падения самолета. 18 августа мы перезахоронили тело Ковенцова со всеми воинскими почестями в районе Лаврово. На его могилу местные жители и бойцы возложили много венков и цветов.

О судьбе остальных ничего не было известно, и мы считали их погибшими.

И вдруг в конце сентября объявилась Клавдия Блинова.

К тому времени советские войска далеко продвинулись на запад. Были освобождены Брянск и Бежица, Полтава и Чернигов, Смоленск, многие другие города и села.

Наш полк базировался на полевом аэродроме северо-западнее Брянска.

День подходил к концу. Как обычно, подполковник М. Н. Зворыгин собрал командиров эскадрилий, чтобы подвести итоги и поставить задачу на завтра. Все вопросы были уже решены, и мы собирались расходиться. Тут открылась дверь и в комнату, прихрамывая на левую ногу, ступила какая-то женщина.

— Товарищ подполковник, младший лейтенант Блинова прибыла и готова вновь идти в бой, — отрапортовала она.

В первую минуту никто из нас ее не признал. До того она исхудала. Серое, изможденное лицо. Рваная гимнастерка перетянута солдатским ремнем. На ногах потрепанные кирзовые сапоги.

В комнате наступила тишина. От неожиданности никто не мог проронить ни слова. Наконец, командир вымолвил:

— Ты жива?

— Как видите, товарищ командир.

— Откуда ты? Ведь мы считали, что ты погибла!

И Клавдия Блинова поведала нам свою «одиссею».

В том памятном бою она была атакована шестеркой ФВ-190. Она увернулась от первой атаки, затем от второй. [133] Сама перешла в наступление, направив свой истребитель на ведомого одной из пар. Но ей не удалось завершить атаку. Сверху на нее навалились другие «фоккеры». Самолет загорелся, пришлось воспользоваться парашютом.

— И вот тут я по-настоящему испугалась, — рассказывала Блинова. — Когда осмотрелась, то поняла, что нахожусь над вражеской территорией. Ветра нет, значит нет возможности и перетянуть за линию фронта. Приземлилась, освободилась от подвесной системы, выхватила пистолет из кобуры и побежала к небольшому леску, что виднелся в километре. А навстречу мне из этого самого леска — фашисты. Бегут и стреляют из автоматов. Одна пуля ударила в ногу...

В общем, плен. Допросы, побои, концлагерь. Спустя неделю, нас погрузили в вагоны и повезли в направлении Смоленска. Группа летчиков по дороге договорилась о побеге. Они сделали отверстие в дверях вагона, открыли их, выпрыгнули на ходу поезда и бежали.

Мы молча слушали ее и невольно удивлялись и одновременно радовались стойкости, мужеству Блиновой. Выходит, даже в плену в ее душе не погас огонь борьбы, вырвалась на свободу, чтобы снова бить фашистов. Не каждому мужчине это удается, не каждый выдерживает истязания, а она, женщина, выдержала, поборола все трудности. Ей пришлось голодать, она прошла пешком сотни километров. И все-таки выдержала.

— Ты молодец, Блинова, — проговорил командир. — Спасибо за верность воинскому долгу.

Между прочим, это не единственный случай, когда летчики возвращались в родной полк. Мы гордились своим полком, его славными боевыми делами. И где бы ни оказался наш летчик, что бы с ним ни случилось, он обязательно возвращался в полк. И снова дрался с проклятыми фашистами, прославляя своими подвигами родной гвардейский полк.

* * *

5 августа войска Брянского фронта ворвались в Орел и штурмом овладели им. В тот же день советские бойцы освободили и Белгород. [134]

Столица нашей Родины — Москва салютовала доблестным войскам, освободившим эти русские города, тридцатью артиллерийскими залпами. Это был первый салют воинам-победителям в годы Великой Отечественной войны.

Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин высоко оценил действия летчиков 4-й гвардейской истребительной авиационной дивизии в боях за Орел. Дивизия была удостоена благодарности Верховного.

Доблесть

Вечер. По небу плывут хмурые облака. Кажется вот-вот пойдет дождь. Это меня беспокоит. Если за ночь размочит аэродром — утром с него не взлетишь. Решил пойти в штаб, уточнить обстановку. Навстречу — запыхавшийся от быстрого бега оперативный дежурный.

— Товарищ майор, поздравляю...

Удивленно смотрю на дежурного. «Поздравляю...» С чем? Второй день, как я не поднимался в воздух...

— Поздравляю с присвоением звания Героя Советского Союза, — выпалил наконец оперативный дежурный.

— Спасибо! — только и смог ответить.

В штабе меня тепло поздравили командир полка, заместитель командира по политической части, командиры эскадрилий, друзья, товарищи. Прислали поздравительные телеграммы командующий воздушной армией, командиры корпуса и дивизии.

В этот вечер я долго не мог заснуть. В памяти воскрешались одна картина за другой. В мыслях пережил свою жизнь заново.

Многое припомнилось. Первые пятилетки — годы великого созидания. Советские люди строили новые города, открывали новые месторождения полезных ископаемых, прокладывали через тайгу и пустыни железнодорожные магистрали и водные каналы, возводили плотины гидростанций и корпуса гигантов социалистической индустрии. Воздух нашей Родины до предела был насыщен трудовым энтузиазмом.

И вдруг — война. Советские люди, все как один, поднялись на защиту своих завоеваний, народного счастья, [135] первого в мире социалистического государства, построенного с таким трудом. Ведь все это для меня не являлось чем-то отвлеченным. Я сам был свидетелем и участником всех свершений на родной обновленной земле.

Не сразу мы научились бить и ненавидеть врага. Но с каждым днем, с каждым месяцем наши удары, наша ненависть становились все сильнее. И вот настал момент, когда враг не выдержал, дрогнул и покатился назад. И когда столица нашей Родины — Москва впервые отметила победу советских войск артиллерийский салютом — простые люди всего мира вздохнули свободно. В эту победу и я внес свою лепту. Только в боях за Орел сбил девять вражеских самолетов. Будущее засияло перед нами новым счастьем, которое несли на своих знаменах солдаты Страны Советов.

Заснул далеко под утро с мечтой о Москве, куда мне предстояло вскоре поехать за получением высокой награды.

Ноябрь 1943 года. Москва. После фронта сразу попасть в родную столицу, побывать на приеме в Кремле, получить орден Ленина и медаль «Золотая Звезда», встретиться со старыми друзьями — да ведь это просто как в сказке.

Знакомые по открыткам зубчатые стены Кремля. Рубиновые звезды укрыты защитными чехлами. У Спасских ворот стоят часовые. Они тщательно проверяют документы.

— Проходите, товарищи.

И вот мы в Кремле. Все присутствующие в зале взволнованы. Принимает нас товарищ Ю. Палецкис. Михаил Иванович Калинин болен. Ю. Палецкис и А. Горкин тепло поздоровались со всеми. Нас, авиаторов, получающих награды, только двое. Ю. Палецкис с каждым дружески поговорил. А когда я подошел к столу, заместитель Председателя Президиума Верховного Совета СССР сказал:

— Много наслышан о боевых делах вашего полка. Передайте летчикам коммунистический привет.

Из Кремля возвращались в гостиницу вдвоем, глубоко взволнованные пережитым. Летчик-бомбардировщик (фамилию, к сожалению, забыл) рассказывал мне о героических делах своих однополчан. Очень хорошо [136] сохранился в памяти рассказ о летчике-комсомольце Александре Маркине, который в боях под Москвой совершил бессмертный подвиг.

... Гитлеровские танки прорвали фронт в районе Малоярославца. На бомбежку танковой колонны врага вылетели бомбардировщики. В их составе находился и комсомольский экипаж лейтенанта Александра Маркина.

Бомбардировщики, ведомые опытными летчиками, отыскали цель и нанесли по танкам мощный удар.

В тот момент, когда Маркин производил второй заход по цели, в самолет попал вражеский зенитный снаряд.

— Бомбы сбросить невозможно, повреждена бомбардировочная аппаратура, — доложил Маркину штурман.

— Снизу в хвост атакует «мессер», — тут же последовал доклад стрелка-радиста.

Маркин не стал уходить от вражеского истребителя, а энергично развернул самолет в его сторону. Штурман получил удобную позицию для ведения огня. «Мессершмитт», не закончив атаку, пошел вверх. В этот момент, когда он завис, штурман дал по нему длинную очередь. «Мессершмитт» задымил и начал падать.

На подбитый бомбардировщик набросилось сразу несколько истребителей врага. Пробиты бензобаки. Двигатели работают с перебоями. Убит стрелок-радист. Пламя подбиралось к кабине летчика. Дым застилал глаза. Маркин принял единственно возможное решение. Он ввел самолет в разворот и бросил горящую машину, не разгруженную от бомб, на ползущие по дороге фашистские танки.

Я был глубоко взволнован рассказом о подвиге Маркина, переполнен высоких дум о любимой Родине, которая закалила тысячи таких, как Маркин, дала им орлиные крылья и отважные сердца. Мне хотелось как можно быстрее вернуться в родной полк и подняться в воздух навстречу врагу.

Через несколько дней я улетал из Москвы на фронт. В сердце своем уносил непреклонную решимость в то, что мы никогда не отступим перед врагом, будем до последнего дыхания сражаться за каждую пядь советской земли.

Подвиг Александра Маркина — вечно живой пример доблести и мужества, верности воинскому долгу. [137]

Взаимодействуя со штурмовиками

В районе Карачев — Брянск, где мы прикрывали наземные войска, стояла низкая, многослойная облачность. Это затрудняло выполнение поставленной задачи. Врагу же такая погода была на руку. Они могли внезапно появиться из облаков и атаковать боевые порядки наших войск.

Выполнить поставленную задачу в этих условиях можно только при особой осмотрительности, правильном построении истребителей и умелом управлении боем по радио. Вот этими особенностями и отличался бой, о котором я хочу рассказать.

Еще до подхода к району патрулирования я построил свою группу в два яруса. Четверка, возглавляемая Героем Советского Союза гвардии лейтенантом Гуськовым, шла на высоте 3000 метров, ниже на 300 метров вторую четверку вел я.

Во время полета истребители все время парами маневрировали, внимательно следили друг за другом. Пользуясь радиосвязью, я постоянно был осведомлен об обстановке в воздухе.

В районе цели наша группа выскочила за облачность и сразу же заметила две девятки «юнкерсов». Сзади на некотором удалении шли три «фокке-вульфа». Подаю сигнал набрать высоту и атаковать.

Набирая высоту, мы шли наперерез бомбардировщикам. Со своим ведомым я зашел в хвост бомбардировщикам и при первой же атаке сверху сбил левого ведомого.

Лейтенант Сычев и младший лейтенант Кисельков по моему приказу пошли на вражеских истребителей и активными действиями отсекли их от бомбардировщиков.

Вскоре к месту сражения к фашистам подошло подкрепление. Численное преимущество оказалось теперь на их стороне.

Оценив обстановку, принимаю решение: четверке Гуськова бить по бомбардировщикам, а сам вступаю в бой с истребителями.

Воздушный бой был скоротечным, но напряженным. «Фоккеры» стремились взять инициативу в свои руки, лезли нахально. Избрав удобный момент, Сычев атаковал [138] одного из них на боевом развороте сзади. Огнем из пушек и пулеметов с дистанции 50 метров он ударил по топливным бакам и кабине. Фашистский самолет перевернулся, загорелся и пошел вниз. Через несколько минут еще одного уничтожил я.

Сорвав прицельное бомбометание и уничтожив три вражеских самолета, маскируясь облачностью, мы благополучно вышли из боя. Добивать врага подошла вторая группа наших истребителей.

В последнее время мы часто сопровождали ИЛы. У нас со штурмовиками был достигнут полный контакт. Наши полки базировались на одном аэродроме. Благодаря этому, мы имели полную возможность еще на земле договориться о том, как выполнить поставленную задачу. Возвратившись из полета, мы проводили совместные разборы, указывали друг другу на положительные стороны в действиях и на недостатки. Такая тесная связь обеспечивала высокое качество боевой работы.

Однажды наши истребители сопровождали штурмовиков. В районе цели показались четыре «Фокке-Вульфа-190» и два «Мессершмитта-109ф», которые сразу же с разных сторон пошли в атаку на штурмовиков, причем одна пара атаковала снизу.

По опыту предыдущих боев я знал повадки фашистов — нападать на ИЛы снизу. Предвидя такой маневр, заранее построил свою группу так, что гитлеровцы лишались внезапности удара. Четверке я приказал находиться на 200 метров выше штурмовиков, не отходить от них. Сам вместе с ведомым шел на одной высоте с ИЛами и внимательно наблюдал за нижней полусферой.

Вот почему, когда пара «фоккеров» попыталась атаковать штурмовиков снизу, мы контратакой сверху отбили ее. Четверка же, в состав которой входили лейтенанты А. Килоберидзе и А. Попов, активными атаками парализовала действия верхней группы. Все штурмовики и истребители вернулись на свой аэродром, а фашисты не досчитались одного самолета.

В другой раз мы встретили четыре вражеских истребителя, из которых удрать удалось только одному. Этот успех также объясняется умелым построением группы сопровождения и тесным взаимодействием истребителей [139] и штурмовиков. Об этом бое следует рассказать подробнее.

Истребители врага шли навстречу. Увидев нас, они разделились: пара стала набирать высоту, а другая резко пошла вниз. Гитлеровцы имели намерение ударить одновременно сверху и снизу. Верхняя пара старалась связать нас боем, а нижняя — ударить по штурмовикам.

На себя я взял задачу — прикрыть ИЛы. Остальным летчикам приказал завязать бой с верхней парой.

Воздушный бой с самого начала принял напряженный характер. Мы с Хитровым защищали ИЛы, отбивая яростные атаки вражеских истребителей.

Умело дрались лейтенанты А. Килоберидзе и А. Попов. Они сбили по одному самолету.

Бой закончился полным разгромом врага.

Враг хитер, но смелость и осмотрительность в воздухе, правильное построение истребителей прикрытия, соблюдение штурмовиками плотного строя — всегда приносит успех.

Говоря о взаимодействии со штурмовиками, уместно более подробно рассказать об этом.

Чтобы не потерять из виду ИЛы до подхода к цели, обычно мы шли с ними на одной высоте или с небольшим превышением. А когда перелетали линию фронта, истребители набирали высоту и шли несколько впереди штурмовиков, применяя змейку. Это не влияло на внезапность действий ИЛов. Больше того, когда вражеские зенитчики открывали огонь по истребителям, экипажи штурмовиков засекали огневые точки и следом подавляли их.

Так было и в последнем полете. Фашисты вначале открыли по нашей группе сильный зенитный огонь. Но он длился недолго. Как только штурмовики подошли к этому району, они подавили вражеские точки.

Боевой опыт убедительно доказал преимущество двух — и трехъярусного прикрытия штурмовиков. Такое прикрытие обеспечивает преимущество в высоте и не дает возможность вражеским истребителям внезапно подойти к ИЛам.

Шестерка истребителей старшего лейтенанта Ветрова при сопровождении ИЛов разбилась на две группы. Два самолета шли вместе с ИЛами, с небольшим превышением. [140] Это была группа непосредственного прикрытия. Остальные составляли ударную группу и находились выше на 300–400 метров. При подходе к цели, строй изменили: одна пара истребителей шла вместе с ИЛами, вторая пара на 100–150 метров выше, третья — еще выше. При этом истребители свободно маневрировали. И когда вражеские самолеты попытались атаковать штурмовиков, им это не удалось. Наши летчики своевременно заметили врага и частью сил связали его, не допустив к штурмовикам. Причем один ФВ-190 был сбит лейтенантом Сычевым.

При таком же построении шестерки истребителей под моим командованием успешно выполнили задание по прикрытию действий штурмовиков. В районе цели я построил группу парами по высоте и каждая пара имела определенную задачу. На этот раз мы не только прикрыли ИЛов, но и вели бой с восьмью «мессерами» и «фоккерами». В этом бою летчики группы сбили двух вражеских истребителей. Сами же не потеряли ни одного самолета.

О друзьях-товарищах

Вспоминая о воздушных боях за освобождение Орла, я не могу не рассказать более подробно о тех, с кем крыло к крылу летал в бой, сражался против фашистских стервятников.

С тех пор прошло более тридцати лет, но и до сих пор хорошо помню Гавриила Гуськова, Сергея Хитрова, Андрея Попова, Алексея Самохвалова, Адиль Кулиева. Все они были бесстрашными бойцами, беспредельно любящими свою Родину. Не щадя своей жизни, дрались они с немецко-фашистскими захватчиками, очищая священную Советскую землю от фашистской погани. Много славных страниц вписали они в историю 65-го гвардейского истребительного авиационного полка.

Первым среди них по праву я должен назвать имя Героя Советского Союза лейтенанта Гавриила Гавриловича Гуськова. Этого высокого звания он удостоился в мае, накануне боев на орловской земле. В предыдущих воздушных боях он лично сбил 12 фашистских самолетов. [141]

В одном из майских номеров корпусной газеты «Советский патриот» М. Злобин посвятил Гавриилу Гуськову такие стихи:

Тебя орлом зовет Россия,
Героем Родины ты стал.
В огне боев с врагом коварным
Лишь о победе ты мечтал.
И ты не раз пиратов бил
Своим стремительным ударом
И все товарищи тебя
Богатырем зовут недаром.
Привет тебе, герой Отчизны!
Привет тебе, Гавриил Гуськов!
За то, что бьешь ты беспощадно
Народом проклятых врагов.

Отличился коммунист Гавриил Гуськов и в первый день летнего контрнаступления советских войск на Орловско-Курской дуге. Группа под его командованием вступила в бой с превосходящим воздушным противником над переправами на Оке. Мгновенной атакой группа разбила строй бомбардировщиков, а лично Гуськов сбил «Юнкерс-87».

Первому успеху летчика была посвящена листовка-»молния». Секретарь партбюро полка В. А. Аненков подробно ознакомился с итогами боя, проведенного группой Гуськова. Вечером встретился с ведущим, беседовал с ним и поручил подготовить выступление перед летчиками полка. Задание партийного руководителя Гуськов выполнил, провел содержательную беседу.

С каждым последующим днем воздушные сражения становились ожесточеннее. Через три дня Гуськов вновь добился успеха. За два вылета он уничтожил три фашистских самолета. В первом вылете одержал две победы над ФВ-190. Второй вылет оказался наиболее сложным.

Большая группа вражеских истребителей связала боем Гуськова на высоте 3500 метров. Смелые до дерзости атаки Гуськова следовали одна за другой. Один «фоккер», уходя от преследования, вошел в резкое пикирование. Гуськов расстрелял его в упор, буквально [142] вогнал в землю, но при этом развил большую скорость. И только у самой земли ЯК вышел, из опасного положения. Обладая крепким телосложением, богатырской силой, Гуськов заставил повиноваться своей воле машину. Но чрезмерную перегрузку не выдержала обшивка плоскостей. С ободранными плоскостями летчик благополучно приземлился на своем аэродроме.

На второй день гвардии лейтенант Г. Гуськов опять в бою. Этому событию 17 июля 1943 года «Правда» посвятила статью под заголовком «Бои над переправами». В ней говорилось: «Берега реки Оки неоднократно превращались в арену ожесточенных боев и сражений. Теперь они вновь стали полем битвы. Наши передовые части, форсировав реку, устремились на позиции врага. Противник старался помешать переправе, разбомбить ее. В тот момент, когда в воздухе патрулировала шестерка «ЯК-9», немцы бросили в бой 29 бомбардировщиков и 20 истребителей. Перед тем противник пустил «юнкерсов» под прикрытием четырех «ФВ-190», рассчитывая отвлечь наших истребителей, а тем временем проскочить в район переправы. Но вражеский замысел не удался. Герой Советского Союза гвардии лейтенант Гуськов расчетливо провел «юнкерсов». На большой скорости сбивает ведущего первой девятки, разбивает их компактный строй. Другую девятку настиг гвардии лейтенант А. А. Попов.

Истребители не допустили бомбардировщиков врага в район переправы. Сбили четыре их машины, завязав с ними бой на подходе за 15 километров до переправы».

Гавриил Гуськов погиб 17 июля. Я уже рассказывал об этом бое. Здесь скажу лишь то, что уроженец Урицкого района, Орловской области лейтенант Гуськов дрался до последнего дыхания, до тех пор, пока руки держали штурвал и глаза видели врага.

В родном небе Орловщины Гуськов сбил пять фашистских самолетов. За мужество в боях награжден орденом Отечественной войны первой степени. Отважному соколу благодарные земляки поставили в районном центре — Нарышкино памятник. Они свято чтут его память.

... В июньские дни 1943 года гвардии лейтенант А. Г. Кулиев громил фашистских захватчиков в небе над Мценском и Орлом. В первые дни ожесточенного [143] сражения Кулиев и его товарищи показали беспредельную преданность Родине, проявили героизм и высокое боевое мастерство.

После освобождения Орла успешное наступление наших наземных войск развивалось в направлении Брянска. Адиль Кулиев прикрывал их с воздуха, а чаще всего сопровождал штурмовики. В тот период он провел несколько воздушных боев. В одном из них Адиль в составе четверки истребителей сопровождал 12 ИЛ-2, штурмовавших отступавшего врага.

На группу истребителей и штурмовиков свалились «фоккеры». Два из них напали на Кулиева, но коммунист не уступал. Поливая врагов огнем из пушки и пулеметов, он и сам попадал под их снаряды. Осколком пробило картер мотора. Из пробоины начало выбивать масло. Встречным потоком воздуха его забрасывало на лобовое стекло фонаря кабины. Адиль Кулиев не вышел из боя, а продолжал преследовать врага, несмотря на частичную потерю обзора через бронестекло, покрытое слоем густого черного масла. И в этих условиях он одержал победу над вражескими истребителями.

Четверка мужественных задание выполнила — сохранила от потерь всю группу штурмовиков. Чудом Кулиеву удалось дотянуть до своих. А когда летчик приземлялся на аэродроме, он не видел через стекло землю, но все же посадил машину.

В жестоких, неравных схватках над Мценском, в районе Орла, Болхова и Карачева дрался с врагом и одержал четыре победы А. Г. Кулиев. Его имя занесли в Книгу боевой славы, которая велась в полку по инициативе комсомольского бюро.

... Младший лейтенант Сергей Степанович Хитров летал на новом самолете ЯК-9 уверенно и смело. В паре со мной он участвовал в 50 воздушных боях. Дрался мужественно, одержал несколько побед.

За первые десять дней наступательных боев полк провел 28 воздушных схваток, сбив 25 фашистских самолетов, из них 22 истребителя. Летчик Хитров в этих боях увеличил личный счет сбитым вражеским самолетам, уничтожив два «фоккера». Сопровождая штурмовики, надежно прикрывал их работу. В небе Орловщины С. Хитров уничтожил пять вражеских машин. [144]

Под его прикрытием я одержал 12 побед над немецко-фашистскими летчиками.

* * *

4 сентября в полку состоялся большой праздник по случаю награждения полка орденом Красного Знамени.

... Личный состав выстроился на аэродроме. Эскадрилья за эскадрильей. Над головой яркое солнце. Тепло. Звучит команда начальника штаба:

— Смирно! Равнение на знамя!

В сопровождении двух ассистентов я проношу вдоль строя гвардейское знамя. Легкий ветерок шевелит его полотнище, оно переливается волнами. Взоры всех устремлены на знамя. Я читаю в глазах боевых друзей чувство гордости и радости. В душе каждого зарождается теплое, ни с чем не сравнимое чувство. Под этим знаменем мы ходили в атаки, били и будем бить фашистских захватчиков до тех пор, пока не уничтожим их.

Печатая шаг, мы подходим к правому флангу и становимся во главе полка.

Митинг открывает командир. Подполковник М. Н. Зворыгин зачитывает Указ Президиума Верховного Совета СССР. Затем выступают лейтенант Сычев, старшие лейтенанты Маслов, Аненков и другие. Они говорят о том, что отдадут все свои силы, а если понадобится и жизнь, для достижения победы.

— Награждение нашего полка орденом Красного Знамени, — сказал лейтенант Сычев, — это признание больших заслуг личного состава перед Родиной. Это свидетельство того, что мы хорошо били фрицев. Это — награда каждому из нас.

Верно! Механики, оружейники, техники и инженеры, не зная сна и отдыха, восстанавливали поврежденные самолеты, готовили их к полетам. И они делали свою работу очень хорошо. А летчики били врага в воздухе. И хорошо били! На счету полка к тому времени числилось уже 160 уничтоженных вражеских самолетов.

Вечером в полку состоялся концерт художественной самодеятельности. До поздней ночи веселились гвардейцы. [145]

Наступила осень. Позади три месяца боев без сна и отдыха. Красная Армия гнала, преследовала и уничтожала врага. Мы знали: ждет советская земля, ждут матери, жены и дети. И крылатые слова «Вперед, на запад!» вели летчиков, танкистов, артиллеристов, пехотинцев туда, где проходили священные рубежи нашей Родины.

За три месяца битвы, вошедшей в историю под названием Орловско-Курской, Красная Армия очистила от немецко-фашистских оккупантов огромную территорию от Мценска до Гомеля, освободила от фашистского ига сотни тысяч советских людей. Мценск, Орел, Карачев, Брянск, Бежица, Новозыбков — названия этих городов ярче всего говорят о нашей победе.

Работа проделана огромная. Надо было отдохнуть и собраться с силами для новых наступательных боев. [146]