Над родными просторами
Земляночный городок
Вскоре был получен приказ — отправиться железнодорожным эшелоном в один из районов Поволжья для доукомплектования и получения новой материальной части. Спустя неделю мы прибыли на место.
Здесь, на полевом аэродроме, размещался 83-й запасной авиационный полк. Жилые дома отсутствовали. Вместо них имелись землянки. Нашему полку выделили одну из них. Она была настолько большой, что в ней разместился весь летный и технический состав.
Земляночный городок жил напряженной жизнью. Здесь одновременно переучивалось несколько полков. Тесно было и на земле, и в воздухе. Пока одни изучали устройство истребителя ЯК-1, другие летали. Время было расписано по минутам.
Вечерами после утомительного сидения в классах за изучением материальной части самолета летчики танцевали под баян на «пятачке» — утрамбованной площадке. Слышались шутки, смех, анекдоты. Летчики отдыхали. Ночью в степном городке все замирало, а с рассветом вновь начинались полеты, занятия в классе.
Летный состав полка с большим желанием изучал материальную часть самолета ЯК-1, осваивал полеты. В первых же вылетах мы убедились в высоких летно-тактических качествах этой машины, не уступающих истребителям фашистов. Это был скоростной, маневренный, хорошо вооруженный истребитель.
На борту имелись приемно-передающая радиостанция, два крупнокалиберных пулемета, 20-мм пушка, убирающиеся шасси и скорость — 572 км в час.
Не меньше нас радовались этому инженеры и техники. [36] Шутка ли, запуск мотора осуществлялся сжатым воздухом, бензиновые и масляные баки покрыты 8-мм слоем губки «Аназон», а сверху еще гладкая, прочная масло-бензиностойкая резина. Протектор имел назначение — удерживать бензин в баке при попадании в него пуль и мелких осколков.
И от сознания того, что мы получаем на вооружение такой прекрасный самолет, у всех было хорошее настроение.
— Теперь-то мы повоюем, господа фашисты, — восторгался командир третьей эскадрильи старший лейтенант А. Самохвалов. — Узнаете, почем фунт лиха!
ЯК-1 ни в какое сравнение не шел с И-15 бис, на котором нам пришлось драться с гитлеровцами на Крымском фронте.
Опыт боевых действий подсказывал, что тот летчик смел в бою, кто отлично владеет техникой пилотирования, уверен в самолете, метко стреляет. У такого летчика высокий боевой порыв. Идя в бой, он уверен в своем превосходстве над врагом и одерживает победу.
Такими летчиками были у нас командиры эскадрилий, их заместители, командиры звеньев — бывшие инструктора авиационных школ. Они обладали всеми этими качествами, прошли через горнило первых суровых воздушных сражений с врагом. И теперь им предстояло привить эти качества молодым летчикам полка.
Тренировочные полеты проходили интенсивно. Мы отрабатывали воздушные бои на вертикалях, маневрирование в боевых порядках эскадрильи и полка. Обучали технике выполнения одновременных разворотов на 90° и 180°, взлету и посадке в составе эскадрильи. Большое внимание при этом уделялось слетанности, выработке чувства локтя, когда летчики понимают друг друга с полуслова.
Эту очень большую и очень нужную работу в основном проводили старшие лейтенанты М. Волченков, А. Самохвалов, Г. Кудленко. Много пришлось заниматься и мне со своими пилотами.
Такое внимание обучению молодых летчиков мы уделяли неспроста. На фронте приходилось не раз видеть, как авиационные полки в первых же боях несли большие потери только потому, что молодежь была плохо обучена. Мы не хотели повторять ошибок других. [37]
Забегая вперед, скажу, что по этой же причине позже не спешили выпускать молодежь и на боевые задания. Многие выражали недовольство. Особенно мне запомнился сержант Адиль Кулиев. Этот летчик прибыл в полк после окончания училища. Небольшой ростом, смуглый до черноты, живой по натуре, он не мог понять, почему летают «старики», а их не пускают сражаться с фашистами.
— Я стал летчиком для того, чтобы сражаться с врагами нашей Родины, — горячился он. — А вы держите нас здесь, на земле.
Приходилось разъяснять этим молодым, безусловно храбрым, но пока совершенно неопытным летчикам, что в воздух поднимаются, чтобы бить врага, а не для того, чтобы быть битым.
В один из дней на полевой аэродром, где в конце 1942 года базировался наш 653-й полк, приехал начальник политотдела 274-й истребительной авиадивизии полковник Волков. Когда полковник оказался на стоянке эскадрильи, Адиль Кулиев не выдержал и обратился к нему с тем же вопросом.
— Придет и ваше время, товарищ сержант, — спокойно ответил Волков. — А пока учитесь, перенимайте опыт командиров. Это очень пригодится в бою.
Полковник Волков считался опытным политработником. Он понимал настроение молодых летчиков. Но он прекрасно знал и то, к чему приводит поспешность в боевой подготовке. Волков не раз бывал свидетелем гибели таких вот парней лишь потому, что фашистские летчики оказывались опытнее.
В первых боях мы стремились прикрывать молодых летчиков, личным примером показывали, как надо вести воздушный бой. По собственному опыту знаю, как это важно. Летчик, одержавший первую победу, почти сразу становился зрелым бойцом. У него появлялась вера в свои силы, он свободно чувствовал себя в воздухе, лучше видел поле боя (а это очень важно), уверенно пилотировал самолет. И, наоборот, если в первом же бою летчик терпел поражение, то не всякий после этого находил в себе моральные силы для последующего становления. Такой летчик в воздухе обычно думал уже не о том, чтобы выискивать и бить врага, а о том, как бы самому не попасть под удар. [38]
Все это мы учитывали в работе с молодыми пилотами. Терпеливо учили их, передавали свой опыт. И это окупилось потом сторицей. Уже на Калининском фронте, куда мы прибыли после переучивания, многие из них дрались умело, мужественно, а Г. Гуськов, А. Попов, А. Кулиев в последующем удостоились даже звания Героя Советского Союза.
Один из серьезных недостатков переучивания в запасном полку состоял в том, что учебный процесс был недостаточно приближен к реальной боевой обстановке. В книге А. Яковлева «Цель жизни» сообщается, что еще до начала войны Советский Союз закупил у Германии около десяти истребителей МЕ-109. Каким огромным подспорьем в учебе оказалось бы знакомство наших летчиков с этим самолетом, его летно-тактическими данными, сильными и слабыми сторонами! Но запасной полк (а этот полк представлял собой большой учебный центр, здесь одновременно переучивалось по нескольку авиационных частей) не имел ни одной машины. И это отрицательно сказывалось на подготовке летчиков. Уже на фронте, в воздушных боях, им приходилось познавать боевую технику врага. Не для каждого такое знакомство заканчивалось благополучно.
Большую работу среди летного и технического состава проводила в период переучивания полковая партийная организация. По вечерам устраивались встречи опытных летчиков, участников боев в Крыму с молодыми пилотами. Они рассказывали о поучительных эпизодах из своей боевой практики, о полетах в зоне сильного зенитного огня. Особое внимание обращали на слетанность пары, взаимовыручку в бою.
Для пропаганды передового опыта широко использовались также партийные и комсомольские собрания. Они сыграли свою положительную роль.
Вместе с тем партийная организация предъявляла повышенный спрос к тем, кто проявлял недостаточное усердие в изучении нового самолета.
Мне запомнилось полковое партийное собрание, которое состоялось 24 августа 1942 года. Оно было посвящено переучиванию летного состава. Доклад по этому вопросу сделал политрук Тронько. Выступившие А. Головин, Яковлев, С. Пленкин, Б. Крылов говорили о том, [39] как улучшить учебный процесс, повысить качество обучения. Инженер второй эскадрильи старший техник-лейтенант В. Маслов предложил развернуть соревнование между эскадрильями за отличное освоение материальной части самолета ЯК-1.
На собрании подвергся критике летчик Придатко за плохое отношение к классным занятиям.
— Товарищ Придатко не ведет конспекты, на занятиях невнимателен, — говорил коммунист В. Маслов. — Разве может так относиться к боевой учебе член партии? Ведь мы готовимся к боям.
Придатко сначала пытался отшутиться.
— Подумаешь, конспекты. Да завтра в полном порядке будут.
Но В. Маслова поддержали другие коммунисты, предложили разобрать поведение Придатко на бюро. И летчик сразу стал серьезным. Кому охота иметь партийное взыскание!
Собрание постановило: к 27 августа организовать соревнование между эскадрильями; поручить партбюро обсудить на своем заседании поведение коммуниста Придатко.
Усилия командования полка увенчались успехом. Все летчики хорошо изучили истребитель ЯК-1, овладели его боевым применением.
Переучивание закончено. Впереди нас ждали новые бои с фашистскими захватчиками.
И снова в бой
В первой половине октября 1942 года наш полк прибыл на Калининский фронт и вошел в состав 274-й истребительной авиационной дивизии. Полк базировался на полевом аэродроме около Старой Торопы.
В результате разгрома войск фашистской Германии под Москвой противник был отброшен на запад. Войска Калининского фронта нанесли по врагу мощный удар, в результате которого фашистов изгнали из городов Калинин, Осташков, Селижарово, Андреаполь, Торопец, Старая Торопа. Наши части вплотную подошли к городам Холм, Великие Луки, Невель, Вележ, Белый.
Гитлеровцы старались удержать за собой плацдарм [40] в треугольнике Ново-Сокольники — Великие Луки — Невель. Фашистское командование понимало, что потеря этого плацдарма создала бы угрожающее положение группе их войск, находившейся в районе Ржев — Сычевка — Белый.
Одновременно враг готовился с этого рубежа при содействии войск сычевско-ржевской группировки нанести удар по нашим войскам в направлении г. Калинин, как одному из кратчайших путей к Москве.
Плацдарм постоянно укреплялся. Гитлеровцы создали мощные инженерно-фортификационные сооружения на восточных подступах к Великим Лукам.
На этом направлении были сосредоточены хорошо обученные и полностью укомплектованные фашистские войска, имевшие достаточное количество танков, минометов, артиллерии. Боевые порядки войск, районы их сосредоточения, переправы и коммуникации прикрывались большим количеством зенитных средств. Враг имел также достаточное количество бомбардировочной и истребительной авиации и фактически господствовал в воздухе.
Октябрь и ноябрь были для нас периодом временных неудач. Мы имели дело с обученными, обстрелянными вражескими летчиками. Применяя новые тактические приемы, фашисты связывали нас боями, распыляли силы и наносили чувствительные удары. Наши летчики вели в основном оборонительные бои в горизонтальной плоскости и лишь в отдельных случаях сами нападали, брали инициативу боя в свои руки и уничтожали врага.
Объяснялось это рядом причин, в первую очередь, недостаточной боевой закалкой летчиков. Полк имел много молодых, необстрелянных пилотов. Они не умели держаться в группе, даже в боевых порядках звена. Отсутствовала взаимная поддержка в бою. Вторая причина состояла в малой численности патрулирующих групп. Вылетали, как правило, звеном. В-третьих, вышестоящее командование сковывало инициативу командиров в воздухе, предписывая строго держаться указанного эшелона патрулирования. Этим оно ставило нас в невыгодное положение относительно противника.
Но вскоре фашистские самолеты все чаще стали гореть от огня истребителей полка. Если раньше бомбардировщики летали без прикрытия, почти безнаказанно [41] бомбили дороги, переправы, то теперь «юнкерсы» стали ходить в сопровождении истребителей МЕ-109 и появившегося на этом участке фронта нового типа ФВ-190, обычно группами по четыре-шесть самолетов. К концу ноября число истребителей прикрытия увеличилось до 10–12 самолетов, а в январе доходило до 18.
В первых же воздушных боях мы убедились в хороших летно-технических качествах самолета ЯК-1. Он был на равных с МЕ-109. Правда, несколько уступал в вертикальной скорости.
... В один из ноябрьских дней группа наших самолетов патрулировала в заданном районе. В стороне, почти на одной высоте, Г. Кудленко заметил четыре МЕ-109. Приказав А. Головину продолжать прикрытие наземных войск, сам вместе с младшим лейтенантом А. Жуковым пошел на сближение с гитлеровцами.
Наша пара успела набрать высоту и начала атаку, вклинившись в строй «мессеров». Вплотную приблизившись к ведомому первой пары, с дистанции 50 метров Г. Кудленко открыл огонь. Но снаряды прошли мимо цели. На крутом вираже получился большой снос. Значит, необходимо брать большее упреждение.
А взять это упреждение уже нет возможности. Крен самолета предельный. Тогда Г. Кудленко выполнил скольжение и дал очередь. МЕ-109 сделал полупереворот, задымил и пошел вниз.
Теперь очередь за ведущим. Но его никак не достать. Опять крутой вираж. Опять крен предельно допустимый. Вражеский самолет все время уходит из перекрестия прицела.
Но нельзя же безнаказанно упустить фашиста! Снова выручила отличная техника пилотирования. Кудленко вспомнил, как он учил курсантов выполнять координированный крутой вираж и решил применить этот маневр сейчас.
Уверенные, согласованные движения ручкой управления и педалями. И вот уже истребитель стал быстро приближаться к МЕ-109. И когда до врага оставалось 40–50 метров, дал длинную очередь из всех точек. «Мессер» перевернулся на спину и, перейдя в пикирование, врезался в землю. Оставшаяся пара предпочла убраться восвояси.
Младший лейтенант А. Жуков во время выполнения [42] координированного крутого виража допустил ошибку и сорвался в штопор.
Эта победа стала не только победой Кудленко, как летчика, но и победой нового советского истребителя.
После этого боя летчики полка уверовали в высокие боевые качества ЯК-1, смело навязывали фашистам схватки, из которых выходили победителями.
Нужно отметить, что в течение ноября на аэродроме и командном пункте, в воздухе и на земле шла напряженная боевая учеба. В нелетные дни — а их было пятнадцать — она проводилась в землянках. Разбирали характерные бои, анализировали ошибки, знакомились с тактикой фашистских летчиков Когда же наступали летные дни — учеба проходила в воздухе.
Лучшей школой для молодых летчиков являлся, конечно, бой. Ведомые опытными командирами, они изучали методы и приемы ведения боя с врагом, их повадки, учились бить с короткой дистанции, совершенствовали слетанность в паре и в группе, овладевали радиообменом.
В этом отношении показателен первый боевой вылет сержанта А. Кулиева.
Восьмерка истребителей, которую возглавил заместитель командира эскадрильи старший лейтенант Волченков, получила приказ прикрыть станцию Кунья, что в 15 километрах восточнее Великих Лук, от ударов фашистских бомбардировщиков. Через эту станцию войска Калининского фронта снабжались боеприпасами, снаряжением, продовольствием.
И вот, самолеты в воздухе. Впереди хорошо просматривались Великие Луки, где находились еще вражеские войска.
Не успели летчики пересечь линию фронта, как с земли предупредили:
— Будьте внимательны, с запада подходит группа вражеских истребителей.
Волченков тотчас же заметил фашистов. Они шли с небольшим превышением, пытаясь зайти в хвост нашим истребителям.
— Всем разворот на 180, — последовала команда, Кулиев в этом полете был ведомым у старшего лейтенанта Волченкова. Он старался не отстать от ведущего и больше следил за его самолетом, чем за воздухом. [43] Фашистов он увидел только тогда, когда мимо, на встречных курсах, проскочили «мессеры».
— Кулиев, разворот вправо, вверх! — скомандовал ведущий.
Сам же Волченков стал разворачиваться влево. Этот маневр позволял защищать друг друга с хвоста. Тем более, что к самолету Кулиева подкрадывался «мессер». Несколько коротких отсекающих очередей, и гитлеровец, сделав переворот, вышел из атаки, но оказался под ударом Волченкова.
Сержант А. Кулиев повторил маневр ведущего, однако в последующем потерял его из виду. Бой переместился в сторону. Кулиев остался один над линией фронта. Он попытался найти своих, но не смог этого сделать. В небе ни одного самолета. Пришлось возвращаться на свой аэродром.
На стоянке, как всегда, его встретил механик самолета.
— Все уже дома, — спокойно сообщил он и тут же принялся осматривать боевую машину.
Кулиев нехотя вылез из кабины и медленно пошел на командный пункт. Он ожидал, что его здорово отчитают за допущенную ошибку. И это было бы справедливо. Но в течение всего разговора командир ни разу не упомянул его имя. Пощадил самолюбие молодого пилота.
— Этот вылет еще раз подтверждает, что летчикам нужно постоянно учиться. Особенно молодым, — сделал упор командир.
А когда все разошлись, к сержанту А. Кулиеву подошел заместитель командира полка по политчасти майор Г. Прокофьев.
— Ну как настроение, товарищ Кулиев?
Сержант только переминался с ноги на ногу.
— Ничего. Это на пользу. Давайте-ка лучше еще раз разберем все ваши действия.
Майора Г. Прокофьева летчики любили в полку. Он привлекал людей своей добротой, простотой и скромностью, светлой располагающей улыбкой. Я не помню случая, когда бы он повысил голос. Он одинаково вежливо разговаривал и с летчиком, и с мотористом, и с бойцом батальона аэродромного обслуживания.
Особенно внимателен он был к молодежи, старался, [44] чтобы они быстрее перенимали опыт старших, учил, поддерживал.
В полку служили две девушки-летчицы — Тоня Лебедева и Клава Блинова. Был случай, когда в паре с А. Лебедевой майор вел бой с вражескими истребителями. Одного из них он подбил, а потом приказал Лебедевой добить врага. На земле Прокофьев заявил, что этого фрица сбила Лебедева.
Говоря о заместителе командира полка по политчасти, наверное, следует привести и такой факт. Это произошло там же, на Калининском фронте. Сержанту А. Кулиеву исполнилось 20 лет. Во время ужина на столе перед летчиком оказался торт. Оказывается, его приготовил имениннику полковой повар по заданию майора Г. Прокофьева.
Мы учились бить фашистов постоянно: искали новые тактические приемы, условия ведения меткого огня. Искали все и все учились друг у друга, перенимая крупицы приобретенного опыта. Большой вклад в это внесли капитан Г. Кудленко, старшие лейтенанты А. Головин, М. Волченков.
15 января 1943 года три ЯК-1 во главе со старшим лейтенантом Головиным вылетели на прикрытие наземных войск в районе Рыбаки — Розаково — ст. Чернозем, западнее и северо-западнее Великих Лук.
Придя в район прикрытия, на высоте 4000 метров Головин заметил, что неподалеку ходят попарно шесть фашистских «мессеров». Одна пара тотчас же пошла на группу Головина сзади, но атаковывать не стала. Самолеты прошли левее, в стороне, подставляя себя для атаки. Если бы Головин клюнул на эту приманку, то вторая пара немедленно ударила бы с хвоста.
Группа Головина, однако, продолжала ходить, как бы не замечая этого маневра. Потом таким же способом прошла вторая пара «мессеров». Головин пропустил и ее, так как сзади находилась еще третья пара гитлеровцев. Первая пара к этому времени успела обойти сзади, хотя находилась далеко на солнечной стороне.
Вот этой оплошностью врага Головин и решил воспользоваться. Когда третья пара проходила в стороне, он резко развернул свой самолет влево и пошел в атаку на ведущего. Но тот успел проскочить. Тогда Головин [45] развернул самолет вправо, зашел в хвост ведомому и с близкой дистанции дал несколько коротких очередей. Вражеский самолет взорвался в воздухе.
После такого исхода гитлеровцы покинули поле боя.
Спустя некоторое время наша группа встретила двух «фоккеров». Один из них зашел в хвост машине Головина. Его ведомый старший сержант Сычев был настороже. Он атаковал фашиста и с дистанции 80 метров сбил его.
При выполнении боевой работы старший лейтенант применял и такую тактику. Когда враг заходит в хвост, он продолжает идти по прямой, делая вид, что не замечает опасности. При этом по радио предупреждает ведомого о своем маневре. Но вот фашистский самолет подошел на 300–400 метров. Головин и его ведомый резко разворачиваются, и самолеты врага проскакивают. Теперь наша пара становится им в хвост, с близкого расстояния открывает огонь и сбивает.
Старший лейтенант М. Волченков допускал к себе вражеские самолеты на 700–800 метров. Затем резко разворачивался и атаковывал в лоб. Этот прием обеспечивал внезапность атаки. Но он имел и свою отрицательную сторону. На таком расстоянии можно не заметить или не опознать самолет и самому оказаться под огнем.
В передаче передового опыта заметную роль сыграла «Памятка генерала Белецкого», как летчики называли рекомендации штаба первого авиационного корпуса. Выглядела она так.
Маленькая, похожая на блокнот, книжечка в белой глянцевой обложке. В верхнем правом углу — стремительный ЯК, в нижнем левом — накренившийся, с дымящим мотором «юнкерс». Эта книжечка называлась «Памятка по воздушной стрельбе летчику-истребителю». Из памятки летчик мог почерпнуть основные данные о прицеле, величине упреждений для различных положений самолета противника, о поправках прицеливания по дальности и т. д. В памятке указывались наиболее эффективные дистанции открытия огня, имелись некоторые правила для легкого и быстрого определения в воздухе новых данных.
В памятке насчитывалось 16 страниц и 8 рисунков с сетками прицелов и таблицами углового упреждения. [46]
История создания этой памятки такова. Командир корпуса приказал штабу подготовить методические указания летчикам по ведению огня. Штаб разработал такие указания, но они многое не учитывали из опыта лучших летчиков корпуса. Тогда генерал Белецкий сам переработал эту памятку, и ее отпечатала типография корпусной газеты «Советский патриот».
Большую, полезную работу по пропаганде передового опыта проводило и партийное бюро во главе с Аненковым. Организовывались выступления лучших летчиков полка, проводились беседы, летно-стрелковые конференции.
Мне запомнилась беседа старшего лейтенанта М. Волченкова об ошибках молодых летчиков в первых воздушных боях. Волченков был опытным бойцом. Он дрался с фашистами еще в Крыму, имел на своем боевом счету несколько сбитых вражеских самолетов.
Летчики собрались в эскадрильской землянке. Устроившись кто где мог — на нарах, возле дощатого столика с коптящей гильзой из-под снаряда — они внимательно слушали старшего лейтенанта.
— Наиболее распространенной ошибкой, — начал Волченков, — является потеря своего командира в бою. Запомните, одиночный самолет — легкая добыча врага. Фашисты никогда не упустят одиночный самолет, набрасываются на него, как коршуны. Поэтому, если уж ты потерял командира, не рыскай в небе, пристраивайся к любому нашему самолету или паре и действуй с ними. В этом случае будут обеспечены и взаимодействие и взаимная выручка.
Почему же молодые летчики теряют ведущего? Случается это, как правило, по двум причинам. Во-первых, когда начинается воздушный бой, необстрелянный летчик теряется и не может разобраться, что происходит вокруг. Потеря самообладания — гибельное дело. Нужно в любом случае сохранять хладнокровие, действовать смело и решительно. Во-вторых, когда летчик увлекается боем, он, забыв обо всем на свете, бросается на первый попавшийся самолет. Увидел «мессера» — и за ним! В результате отрывается от своих, а в это время другой вражеский самолет заходит в хвост и сбивает. [47]
Отрыв от своей группы часто ведет к потере ориентировки.
Летчик Зайцев отстал от своей группы. Пытаясь найти ее, он стал рыскать в воздухе. Сначала взял курс 270 градусов. На карте обозначена железная дорога, но ее нет. Тогда он меняет курс на 240 градусов. По самолету начинают стрелять. Молодой пилот вконец растерялся, кончилось горючее, и самолет упал в пяти километрах от линии фронта. Летчик случайно остался невредимым.
Чтобы с вами подобного не случилось, хорошо изучайте район полетов. Вы должны знать его, как свои пять пальцев. Ну и, конечно, нужно строго выполнять заданный курс полета. В приведенном случае командиром был указан курс 300 градусов.
Следующая характерная ошибка — потеря бдительности в воздухе. Начиная с вылета и кончая посадкой на аэродроме, нужно все время следить за воздухом. Во время боя не упускай из виду своего командира, зорко следи за противником. В бою зевать нельзя, зазеваешься — собьют.
Вот яркий пример, к чему приводит беспечность. Группа наших самолетов сопровождала штурмовиков. При возвращении на свой аэродром летчики ослабили бдительность. Пара вражеских истребителей пристроилась к ним. Фашистов обнаружили лишь тогда, когда они открыли огонь.
— И, наконец, еще одна ошибка, которую довольно часто допускаете вы, молодежь, — продолжал М. Волченков. — В первых воздушных боях молодые летчики открывают огонь по противнику с больших дистанций. И врага не сбивают, и боекомплект расходуют напрасно. Наиболее эффективный огонь — с дистанции 50–100 метров.
Атаковывать врага нужно смело и дерзко. Если атакуешь бомбардировщик, то действуй решительно, подходи ближе и расстреливай в упор. Когда так действуешь, то моральный дух у вражеского стрелка будет подавлен, и он не сможет вести прицельный огонь. Неотступно нападай на врага, атакуй его дерзко, так, чтобы у фрицев колени дрожали.
.. Особое внимание уделялось индивидуальной работе. Партийное бюро требовало, чтобы ведущие групп [48] подробно разбирали с летчиками проведенные бои, анализировали допущенные ошибки.
Все это способствовало тому, что мастерство летчиков росло от полета к полету. Теперь уже не фашисты нас, а мы их все чаще били.
Две победы замполита
Глубокой осенью 1942 года советские войска вели ожесточенные бои за Великие Луки. Фашисты хорошо понимали важное стратегическое положение этого крупного железнодорожного узла. Они упорно оборонялись, непрерывно подбрасывали подкрепления. Активизировала свои действия и вражеская авиация.
Естественно, увеличилась интенсивность боевой работы и с нашей стороны. Бои следовали один за другим. Летчики поднимались в воздух по три-четыре раза в день. И каждый из боев носил ожесточенный характер.
3 декабря выдался небольшой морозец. Узкий, заключенный между двумя лесными опушками, полевой аэродром отсвечивал белизной. С утра над лесом висела прозрачная синеватая дымка. Но потом проглянуло солнце, и дымка рассеялась. Выпавший накануне снег лежал вокруг толстым пушистым ковром. Лишь взлетно-посадочная полоса, расчищенная и обозначенная хвойными ветками, да тропинки, ведущие от землянки к землянке, свидетельствовали о том, что здесь живут люди.
Собравшись у командного пункта эскадрильи, летчики прислушивались к близкому гулу канонады и по их лицам, нетерпеливым движениям, по коротким, но острым взглядам вверх, можно было догадаться, что им не терпится пойти на своих ЯКах туда, где сейчас грохочет бой.
Со стороны командного пункта полка показался помощник начальника штаба Колеганов. Он подбежал к летчикам и передал приказ: «Над Великими Луками бомбардировщики врага. Уничтожить!»
И вот уже четверка ЯКов, во главе с Семеновым, в воздухе. Она с ходу вступила в бой с двумя вражескими самолетами. Из этого боя живым ушел только [49] один фашист. Второй упал восточнее населенного пункта Владимировка.
В этот день бои следовали один за другим. Летчики 653-го истребительного авиационного полка уверенно прикрывали наземные войска, среди которых действовал и Эстонский национальный стрелковый корпус Красной Армии. Пехотинцы и танкисты, артиллеристы и минометчики громили врага на земле, рвались к Великим Лукам.
Днем, около 15 часов, группа Г. Кудленко в районе Великих Лук на высоте 1000 метров заметила фашистский корректировщик ФВ-189. После четырех атак «раму» сбили. Затем летчики набрали высоту 3500 метров и вступили в бой с тремя ХЕ-111. Шесть яростных атак — и еще один вражеский самолет, оставляя за собой шлейф черного дыма, упал вниз.
Наиболее ярким в тот день был бой у заместителя командира полка по политчасти майора Г. Прокофьева.
Ему приказали прикрыть с воздуха армейский узел связи. Патрулируя в заданном районе во главе пятерки ЯК-1, он зорко следил за воздушной обстановкой. Около пятнадцати часов показались четыре МЕ-109 и с ходу атаковали пару Прокофьева. Самолет Лебедевой, которая была у него ведомой, оказался поврежденным, и она со снижением ушла в сторону своего аэродрома.
Прокофьев остался один. Фрицы набросились на его самолет, поливая свинцовым огнем. Но Прокофьев не только умело уходил из-под удара. Он сам атаковал. После очередного маневра в прицеле оказался вражеский самолет. Короткая очередь, и «мессер» задымил.
Обозленные потерей своего самолета, фашисты вновь бросились в атаку, теперь уже с разных сторон. Уходя от прицельного огня левого истребителя, замполит резко разворачивает самолет и идет в лобовую атаку. Гитлеровский летчик не выдерживает и ныряет вниз.
Из этого трудного боя победителем выходит советский летчик. Фашисты вынуждены были отказаться от дальнейшей борьбы, когда увидели, что еще один «мессер» оказался подбитым.
День подходил к концу. Погода ухудшилась, начал сыпать снег.
Последняя группа ЯКов возвратилась на аэродром. [50]
Летчики, взволнованные и усталые, оживленно обменивались впечатлениями о только что проведенном бое.
— Жаркий сегодня выдался денек.
— Да, поработать пришлось. Но зато радостно сознавать, что здорово поколотили фрицев.
Молодые летчики почувствовали, что за этот день они стали на голову выше.
Технический состав тут же приступил к обслуживанию заруливших самолетов. Латались мелкие пробоины, заправлялись горючим, укладывался боекомплект.
А вечером в полк поступила телеграмма из штаба 3-й воздушной армии. Генерал-майор авиации Громов высоко оценил действия летчиков полка в тот день.
3 декабря 1943 года можно считать переломным днем в боевой деятельности полка: закончился период ученичества, наступил период боевой зрелости.
А ведь совсем недавно было по-другому. Помнится, летчики первой эскадрильи прикрывали наземные войска. В воздухе было спокойно.
И вдруг появилась «рама». Командир приказал старшему лейтенанту А. Головину уничтожить самолет. Последовала одна атака за другой, и все безрезультатно. Фашистский летчик умело маневрировал и уходил от прицельного огня.
И тут без команды повел в атаку свое звено старший лейтенант М. Лебедев. Теперь уже шесть ЯКов гонялись за «рамой». Каждый обязательно хотел сбить фашиста и каждый мешал друг другу.
В конце концов летчики вынуждены были отказаться от дальнейших атак, так как горючего в баках осталось немного — только для того, чтобы возвратиться на свой аэродром.
С каждым боем мужали летчики полка, росло их мастерство, боевая выучка. Рос и счет сбитых самолетов.
Окрыленные первыми победами, летчики рвались в бой. Доносившаяся с переднего края канонада звала и волновала.
Но погоды нет. Облачность слоистая, достигает 10 баллов. Высота 50–150 метров, видимость 200–300 метров. В течение всего декабря выдалось лишь пять летных дней. [51]
6 декабря была уничтожена «рама»: фронтовики знают, как наши наземные войска ненавидели ее. Прилетев, она кружила иногда по нескольку часов подряд, и под ее шмелиный гул начинала бить вражеская артиллерия.
Когда «рама» впервые появилась в нашем небе, распространился слух, будто она бронированная, и потому пули и снаряды ее не берут. Летчики 653-го полка доказали, что ФВ-189 не только пули берут, но и прекрасно горит, падает и взрывается.
В 13.00 группа А. Головина встретила на высоте 1200 метров ФВ-189 и атаковала его. После четырех атак фашистского корректировщика не стало: «рама» упала в 10 километрах восточнее Новосокольников, у деревни Курово.
В 13.50 лейтенант Лысенко атаковал и сбил еще одну «раму».
Погода стояла изменчивая, то солнце, то снегопады и метели. Самолеты в капонирах припорошены снегом. Гул тракторов, укатывающих летную полосу, далеко разносится по лесу.
В нелетные дни в полку шла боевая учеба. Летчики овладевали теорией стрельбы и маневра, перенимали боевой опыт командиров, проверяли материальную часть.
В боевой обстановке однотипных воздушных боев не бывает. Невозможно на земле предугадать все варианты боя. В каждом отдельном случае обстановка складывается по-своему, и летчик должен сам принимать решение.
... Восьмерка ЯКов, находясь на высоте 1500 метров, заканчивала барражирование в заданном районе. Горючее на исходе. Пора возвращаться на аэродром.
И в это время с превышением 1000 метров появились 12 фашистских истребителей. Они сразу же пошли в атаку. Попарно взаимодействуя между собой, наша эскадрилья отбивала атаки.
Создалась очень опасная обстановка. Моторы пожирали последние килограммы бензина. Надо выходить из боя. Но как? Если поодиночке, то это грозит бедой. Одиночный самолет фашисты заклюют.
И ведущий капитан Г. Кудленко принимает решение: [52] выйти из боя всем одновременно, но так, чтобы фрицы этого не заметили. Он тут же передал команду:
— Будьте внимательны. Следите за моими действиями.
Выбрав удобный момент, когда фашистские летчики после очередной неудачной атаки перешли в набор высоты, Кудленко приказал:
— Переворот!
Все летчики выполнили эту команду и отвесным пикированием вышли из боя. Фашистские летчики потеряли из виду наши самолеты.
Памятный день
16 декабря корпусная газета «Советский патриот» вышла в свет с аншлагом на первой полосе: «Сделаем район прикрытия недоступным для врага!»
Высокое, бледно-голубое небо. Ярко светит солнце. Стоит легкий мороз. Сразу же после завтрака группы самолетов одна за другой взлетают и берут курс на Великие Луки.
Вскоре приходят вести о первых победах.
Восьмерка ЯКов, ведомая Г. Кудленко, смело идет в атаку на 26 самолетов врага: 16 «юнкерсов» и 10 «мессеров». Под ударом наших истребителей строй вражеских самолетов раскалывается — их не допускают к боевым порядкам советских войск. Три сбитых «юнкерса» и один «мессер» падают вниз. За этот бой позже маршал авиации А. Новиков лично вручил Григорию Даниловичу Кудленко орден Отечественной войны первой степени.
Боевое напряжение нарастает. Ни на минуту поле боя не остается без воздушного прикрытия.
Восьмерка ЯКов, ведомая старшим лейтенантом А. Самохваловым, навязала бой шести «мессерам». Превосходство на нашей стороне. Зайдя со стороны солнца, летчики парами обрушились на врага. Первые же стремительные атаки привели фашистов в замешательство.
Старший лейтенант М. Волченков на высоте 3000 метров атаковал «мессера» и преследовал его до тех [53] пор, пока не сбил. При падении вражеского самолета на земле образовался большой красноватый очаг дыма.
Лейтенант Жуков дрался со вторым «мессером». Враг упорно оборонялся. Он изворачивался, отстреливался, пикировал. Но стрельба его больше походила на предсмертное рычание. Через несколько минут и он упал в районе станции Чернозем.
11.55. Шестерку ЯК-1 ведет в бой командир полка подполковник М. Н. Зворыгин. В итоге боя два «мессера», дымя, ушли на запад.
Невозможно описать все воздушные бои этого дня. В воздухе непрерывно патрулировали советские самолеты. Господство в воздухе на нашей стороне. Летчики полка сбили шесть вражеских самолетов.
На следующий день, в первой половине дня, летчики снова вылетели на прикрытие наземных войск, штурмовавших Великие Луки, но встреч с вражескими машинами не было. Еще вчера воздух буквально кишел стервятниками, а сегодня их почти нет. В чем дело?
Ответ мог быть только один: вчера летчики нашей дивизии крепко побили фрицев. Они недосчитались многих летчиков. Этот вывод подтвердил спустя некоторое время пленный фашистский летчик. Он показал, что после 16 декабря командование гитлеровских войск вызвало на подкрепление группу хорошо подготовленных истребителей. Пленный как раз и был из этой группы.
Напряженные бои за Великие Луки все возрастали. Упорно и методично наши войска взламывали оборону врага. Фашисты ожесточенно сопротивлялись. Они стремились во что бы то ни стало отстоять город. Но 29 декабря наши войска ворвались в Великие Луки. Дрались за каждый дом, за каждую улицу. Они сломили сопротивление гитлеровцев и умелым обходным маневром блокировали остатки вражеских войск, засевших в крепости.
Фашисты сражались с яростью обреченных. Густым тяжелым дымом обвиты древние стены. Гудит земля, гудит небо. С пронзительным воем проносятся мины. Гулко ухают пушки. Мелкой, звонкой дробью рассыпаются пулеметные очереди. Беспрерывно, удар за ударом наносят по осажденной крепости экипажи самолетов [54] 1-го бомбардировочного авиакорпуса и 1-го штурмового авиакорпуса.
Перед истребителями 274-й авиадивизии поставлена тройная задача: прикрывать боевые порядки наших войск, обеспечить действия своей бомбардировочной и штурмовой авиации; не допустить сбрасывания грузов вражескому гарнизону, блокированному в Великих Луках.
Один за другим истребители взлетают с аэродрома. Бои завязываются мгновенно. Передышки нет. Фашисты стянули в район Великих Лук большое количество авиации.
А на завтра, 30 декабря, снова началась напряженная боевая работа. Эти два дня были ознаменованы решающими боями советских наземных войск. Поэтому и враг бросил в бой столько авиации.
Бои следовали один за другим. Летчики забывали об отдыхе, усталости, о еде. Прилетев на свой аэродром, они просили только об одном: «Скорее заряжайте машины». Их заряжали, и летчики снова улетали на задание, и опять возвращались с победой. Бои заканчивались с наступлением сумерек.
Об интенсивности воздушных боев в этот период свидетельствуют политдонесения замполита полка Г. Прокофьева в адрес начальника политотдела 274-й авиадивизии. В одном из них говорится, что с 27 декабря 1942 по 7 января 1943 года проведено восемь групповых боев, в ходе которых сбито девять вражеских самолетов. Среди отличившихся — старший лейтенант М. П. Лебедев, сбивший «мессера» и «юнкерса», капитан А. М. Самохвалов, сбивший ХЕ-111; старший лейтенант М. Г. Волченков 21 декабря 1942 года продолжал бой на поврежденном самолете и сбил МЕ-109, а затем благополучно посадил истребитель на своем аэродроме{1}.
Наступил последний день 1942 года. Заканчивался год кровопролитных и жестоких сражений с немецко-фашистскими захватчиками на Дону и Кубани, в Крыму и на Кавказе, под Ленинградом и Севастополем, Воронежем и Великими Луками. Заканчивался год [55] героической обороны Сталинграда и последовавшего за ней разгрома одной из лучших группировок фашистских войск во главе с фельдмаршалом Паулюсом.
Сколько проведено боев за этот год! Но летчикам, командирам, инженерам, авиационным механикам в этот праздничный вечер казалось, что прошло значительно больше времени. Настолько этот год был насыщен событиями и боями, трудом и победами.
Действительно, кто бы мог сказать, что новый, 1943 год 653-й истребительный авиационный полк будет встречать в числе лучших! За этот период в полку выросло немало настоящих мастеров воздушного боя. Среди них Якубов, Гуськов, Волченков.
В минуту, когда радио донесло до землянок победный звон Кремлевских курантов, поднялись стаканы, армейские кружки и прозвучали здравицы за одержанные победы, за героев боев, за командиров.
Но даже в эти торжественные минуты мы не забыли тех, кто не мог придти и сесть за праздничный стол, о тех, кто погиб в воздушных боях, чьи имена мы никогда не забудем. В торжественном молчании мы подняли стаканы за павших смертью героев.
Вечная слава им!
Атакует Ковенцов
В дни напряженных боев декабря и января в партию вступили лучшие люди полка. В перерыве между боями воины заходили в свои землянки, садились за стол и писали заявления: «Прошу принять меня в ряды партии Ленина. Клянусь свое партийное звание пронести незапятнанным через все бои и походы».
На одном из партийных собраний обсуждалось заявление молодого летчика-комсомольца Ковенцова. В это время объявили тревогу. Собрание было прервано. Все бросились к самолетам.
Когда шестерка ЯК-1 подошла к линии фронта, Ковенцов заметил четырех «мессеров». По приказу командира он ринулся в атаку. Но в ходе боя получилось так, что по своей неопытности он отошел от товарищей и оказался один. Однако это его не смутило. [56]
Ковенцов не дрогнул и дрался до тех пор, пока «мессеры» не отступили.
Ковенцов полетел дальше. Он решил разыскать своих товарищей. Но по пути ему пришлось еще один раз драться. Над линией фронта к одному нашему штурмовику привязался «мессер». Штурмовик был на волосок от гибели.
— Спасти боевого товарища! — И Ковенцов направил свой истребитель на врага. Дистанция быстро сокращалась. Ковенцов подошел к фашисту почти вплотную. Дал три коротких очереди, и «мессер» рухнул на землю. Наш ИЛ был спасен.
Спустя несколько дней Ковенцов снова дрался один против шести «мессеров». В этом бою он превзошел самого себя. Молодой коммунист уничтожил три фашистских стервятника.
Так сражались все летчики полка.
Битва за Великие Луки продолжалась. Вот несколько строк из журнала боевых действий за 8 января 1943 года: «Полк провел восемь самолето-вылетов на прикрытие наземных войск. Провели три воздушных боя. Сбили два ФВ-190, два МЕ-109 и один ФВ-189».{2}
Скупые фронтовые строки. Одни лишь цифры. Но за ними стоят героические дела летчиков полка.
Первый вылет состоялся в 10.30. Группа самолетов в составе четырех ЯК-76 (ведущий Ковенцов) вылетела на прикрытие войск. Спустя 20 минут в районе Великих Лук на высоте 1000 метров лейтенант Якубов атаковал «фоккера». После первой же атаки вражеский самолет взорвался в воздухе.
В это время из-за облаков появилось восемь «фоккеров» и «мессеров». Сержант Лапшенков на высоте 400 метров сверху атаковал «мессера». После меткой очереди он загорелся и упал в трех километрах северо-западнее Великих Лук.
Ковенцов и Туев вступили в бой с шестью ФВ-190. Отбив атаку фашистского летчика на самолет старшины Туева, Ковенцов на высоте 500 метров с виража атаковал подвернувшийся ФВ-190 и сбил его. Самолет упал в районе Семеново и при ударе о землю взорвался. [57]
Затем Ковенцов после третьей атаки сбил еще один ФВ-190, который упал в районе Кикино.
В 11.00 в воздух ушла очередная группа наших самолетов. В этом вылете вновь отличился лейтенант Якубов. Ведя бой с четверкой МЕ-109, он атаковал и сбил один вражеский самолет. Но и Якубову пришлось туго. Его самолет оказался подбитым, и он совершил вынужденную посадку.
Этот день запомнился еще одним событием. В полк прибыл сержант Лобутев, не вернувшийся ранее с боевого задания. 6 января во время боя с МЕ-109 он потерял группу и возвращался в район ожидания. По пути встретился с двумя ХЕ-111 на высоте 2000 метров. Лобутев произвел две атаки по ведущему. Вражеский самолет задымил и со снижением пошел на запад.
Затем Лобутев атаковал второго ХЕ-111. Но тут он увидел, что первый самолет продолжает полет и решил добить его. Около Новосокольников наш сержант настиг и сбил фашиста.
Возвращаясь после боя, Лобутева внезапно атаковал «мессершмитт». Над Великими Луками сдал мотор, и наш летчик произвел вынужденную посадку.
Воздушный бой — это максимальное напряжение физических и моральных сил. В бою летчик все время настороже. Его чувства обострены до предела. Чтобы не оказаться под ударом, он обязан видеть все, что делается вокруг. Не зря среди летчиков родилась шутка: «Голова у истребителя на шарнире. Вращается на 360°».
В бою летчик должен проявлять исключительно высокую реакцию на изменение воздушной обстановки, в считанные секунды принимать единственно правильное решение, мгновенно открывать огонь по вражескому самолету.
Естественно, такое напряжение влечет за собой усталость. В итоге притупляется бдительность, замедляется реакция. В бою же, порой, достаточно промедлить доли секунды, как окажешься под огнем врага.
Как-то восьмерка ЯКов возвращалась с боевого задания. По приказу ведущего капитана Кудленко летчики сомкнулись в плотный строй и перешли на бреющий полет, чтобы скрытно подойти к своему аэродрому. И в этот момент ведущий вдруг насчитал в строю не восемь, [58] а девять самолетов. Справа замыкающей шла К. Блинова. К ней-то и пристроился гитлеровский летчик. Не долго думая, ведущий сделал небольшую горку, а затем скольжением направил свой самолет на вражеский истребитель. Фашистский летчик, поняв, что его маневр разгадан, не стал дожидаться атаки. Он тут же развернулся на 180° и пошел на свою территорию.
Это произошло потому, что, находясь на своей территории, летчики ослабили внимание. Этим и воспользовался гитлеровец, которому не составило бы труда при заходе на посадку поочередно расстрелять наши самолеты. И первой жертвой стала бы К. Блинова.
Вот почему при каждом удобном случае я старался предоставить летчику отдых. Хотя делать это, признаться, было нелегко. Летчик, которого не брали в очередной полет, обычно выражал недовольство, доказывал, что он совершенно не чувствует усталости.
С рассветом 14 января полк получил боевое задание: прикрыть действия наземных войск.
И вот уже полк под командованием М. Н. Зворыгина в составе трех эскадрилий подходит к линии фронта. Кудленко, который шел ведомым у командира полка, заметил, что восемь МЕ-109 занимают исходное положение для атаки по самолетам третьей эскадрильи.
— Самохвалов, слева выше восемь МЕ-109.
Но командир эскадрильи и сам видел вражеские истребители. Завязался бой.
На протяжении всего времени патрулирования летчики вели воздушные бои с превосходящими силами врага. В этом бою был подбит самолет командира, и он вышел из боя.
После посадки летчики еще не успели придти в себя, как командир дивизии приказал по телефону:
— Через 20 минут подготовиться к очередному вылету.
Поспешность генерала была понятна. Над Великими Луками шло воздушное сражение. С обоих сторон подходили все новые группы самолетов. Фашисты старались прорвать наш истребительный заслон и обрушить бомбовый груз на советскую пехоту.
Этого нельзя было допустить. Но за 20 минут просто невозможно подготовить все самолеты. После доклада командиру дивизии он распорядился выслать к указанному [59] времени все самолеты, которые будут подготовлены к вылету.
Тем временем техники, механики, оружейники делали свое дело. Козлов, Гончаров, Корнилов, Дементьев, Прохоров осматривали вернувшиеся из боя самолеты, устраняли мелкие повреждения, заправляли горючим, снаряжали боекомплект. И вот уже следуют доклады:
— Подготовлено пять самолетов, — сообщает инженер второй эскадрильи В. Маслов.
— К вылету готовы четыре, — докладывает инженер первой эскадрильи К. Барковский.
В третьей эскадрилье к этому времени оказались готовыми три самолета.
Самолеты один за другим выруливают на старт и уходят в небо. Восьмерку ЯКов ведет капитан Г. Кудленко, во главе четверки — майор Г. Прокофьев. В районе Великие Луки — Лахны — Федьково на высоте 4000 метров летчики встретили шесть МЕ-109 и четыре ФВ-190. Бой завершился блестящей победой наших летчиков. Пять из десяти (четыре «мессера» и один «фоккер») были сбиты. Один упал западнее Великих Лук, второй — в районе Чудрово, третий — у деревни Колетино, четвертый — у деревни Кобылино и пятый — в районе Боровицы.
В этом бою был тяжело ранен командир первой эскадрильи капитан Г. Кудленко. При выполнении разворота для очередной атаки в кабине его самолета раздался треск. Приборную доску разбило вдребезги. Кабину заволокло белым дымом. Горизонт исчез из поля видимости. Кудленко немедленно выполнил переворот и перешел в пикирование.
И тут он обнаружил, что ранен в правую ногу. Нога потеряла чувствительность. При выводе самолета из пикирования она соскользнула с педали, и командиру эскадрильи стоило немалых усилий, чтобы справиться с пилотированием истребителя. Положение осложнялось еще тем, что отказал поврежденный мотор. Винт вращался вхолостую.
Едва перетянув линию фронта, Кудленко посадил самолет на фюзеляж. От большой потери крови он так обессилел, что не мог самостоятельно выбраться из кабины. Ему помогли подоспевшие санитар и медсестра [60] наземной части. Они доставили его на медицинский пункт, где немедленно сделали операцию. Ранение оказалось действительно серьезным: осколком выбило 14 сантиметров берцовой кости.
На следующий день на самолете У-2 прибыл полковой врач А. П. Дергачев, который неотлучно находился у постели раненого. Позже он доставил его в авиационный госпиталь в Сокольники.
15 января снова бои.
В ходе одного из них, преследуя фашистов, лейтенант Якубов оторвался от группы. На обратном пути он заметил пару «мессеров». Летчик шел со стороны солнца и мог, не вступая в бой, уйти незамеченным. Но так уж воспитаны советские летчики — увидел врага — бей!
Лейтенант Якубов развернулся и стремительно зашел в хвост ведомому. Последовала короткая, с дистанции 50 метров, очередь из пушек и пулеметов, и «мессер» начал падать вниз.
Якубов устремился за вторым. Фашист не успел даже развернуться, как лейтенант настиг его и тоже расстрелял. Две победы в одном бою достойны будущего Героя Советского Союза.
Только за 15 января летчики полка сбили одиннадцать самолетов врага. Особенно отличились Якубов, сбивший три машины, Волченков — две, Прокофьев — три.
Об одном из этих боев, проведенных лейтенантом Якубовым, в политдонесении сообщалось следующее: «Прикрывая ИЛы, Герой Советского Союза Якубов заметил в районе цели шесть ФВ-190. Гитлеровцы навязали бой. Своими действиями они пытались оттянуть наши истребители от цели, чтобы силами других истребителей обрушиться на ИЛы. Этот замысел был разгадан. Старший лейтенант Якубов дал команду по радио двум парам прикрывать ИЛы, а сам со старшим сержантом Сычевым атаковал истребителей. Активными действиями он связал четыре ФВ-190.
Во время боя комсомолец Сычев заметил, как фашистский стервятник зашел в хвост Якубову. Сычев ни на секунду не отставал от ведущего и стремительно пошел навстречу врагу. С дистанции 50–30 метров меткой очередью сразил фашистскую машину. Три других [61] гитлеровца удалились с поля боя. За этот бой Сычева наградили орденом «Красная Звезда».{3}
К концу января вражеская группировка, окруженная в Великих Луках, была полностью ликвидирована.
Какие же итоги можно подвести? К началу боевых действий на этом участке фронта в нашем 653-м истребительном авиационном полку насчитывалось много молодых летчиков. Большинство из них плохо летало и совершенно не умело воевать. Командование полка провело большую учебную работу и подтянуло знания и опыт молодых до среднего уровня.
С первых же боев за Великие Луки мы встретили сильное противодействие вражеской авиации. В октябре и ноябре, когда боевая выучка молодых летчиков была еще низкой, соотношение потерь составляло 1:1. В последующие месяцы — декабре-январе, несмотря на то, что сопротивление врага возрастало, на один потерянный нами самолет приходилось уже шесть сбитых фашистских самолетов, а к концу операции — девять.{4}
Резко улучшилось управление воздушными боями. Летчики и командиры научились пользоваться радио. Радиосвязь заняла главенствующую роль в бою. На более высокую ступень поднялось взаимодействие пары и группы. Сократились дистанции открытия огня. Улучшилось наблюдение за воздухом. Летчики научились извлекать из своего самолета все, на что он способен, и овладели самой важной наукой — наукой побеждать.
«Юнкерс» горит
Вторая эскадрилья, которой я командовал, хорошо начала боевые действия над Великими Луками. Чуть ли не каждый день вылетали на прикрытие наземных войск или для сопровождения штурмовиков, часто завязывались воздушные бои. На счету эскадрильи имелись сбитые самолеты. Один из них уничтожил я.
А было это так.
15 декабря восьмерка ЯК-1 сопровождала самолет [62] ПЕ-2, в задачу которого входило фотографирование главной полосы вражеской обороны.
Во время боевого вылета ничего существенного не произошло. Разведчик сфотографировал передний край и вернулся под нашим прикрытием на свою базу.
Взяли курс на свой аэродром и ЯКи. Первым захожу на посадку. Едва шасси коснулось земли, как по радио с командного пункта передали:
— Кубарев, взлетай. Над аэродромом «юнкерсы».
Прибавляю газ, и самолет снова устремился на взлет. Мгновенно оцениваю обстановку. Горючее на исходе. Боеприпасы — есть. Значит, драться надо расчетливо, беречь каждый грамм бензина, пока израсходую все боеприпасы.
Высота набрана. Закладываю ЯК в боевой разворот и вижу две большие группы «Ю-88», заходящие на бомбежку нашего аэродрома и железнодорожной станции Старая Торопа.
Атакую группу, которая на подходе к аэродрому. Иду прямо в середину вражеского строя. Нервы напряжены до предела, но огня не открываю. Рано. До «юнкерсов» не более 70 метров. Пора! Палец привычно нажимает на гашетку. Гитлеровцы в замешательстве. «Юнкерсы» начинают сбрасывать бомбы, но они не достигают намеченной цели.
Враг торопится, нервничает. Ведь вот-вот мне на помощь подоспеют товарищи. Они уже взлетают с аэродрома. Вижу, как один из бомбардировщиков отваливает в сторону. Намерение врага понятно. Хочет все же отбомбиться по аэродрому.
Бросаюсь за фашистом. В перекрестии прицела правый мотор. Бью по нему короткой очередью. Затем подхожу еще ближе и стреляю по бензобакам. «Юнкерс» загорелся. Некоторое время он летит со снижением, затем переваливается на крыло и падает вниз. За ним тянется черная полоса дыма.
Налет фашистских бомбардировщиков на аэродром сорвался. Через несколько дней командующий Калининским фронтом наградил меня за этот бой орденом Красного Знамени.
Высокая награда обязывала с еще большим мастерством и отвагой сражаться с гитлеровскими захватчиками, [63] уничтожать их в каждом воздушном бою, не давать им пощады, мстить и мстить за все то зло и горе, которое принесли они на родную советскую землю.
Спасибо, доктор!
Но вскоре нелепый случай надолго вывел меня из строя. Нарушение одним из летчиков правил обращения с личным оружием чуть не стоило мне потери ноги, возможности летать на боевом самолете. Об этом случае стоит рассказать в назидание тем молодым офицерам, которые не склонны иногда придавать значение «мелочам». Это будет еще одним убедительным свидетельством, что в авиации, как и в жизни вообще, нет «мелочей», что все важно и значимо в конкретно создавшейся обстановке.
В землянке — тишина. Хочу поскорее заснуть. Рано утром — вылет на боевое задание. Но сон, как назло, не приходит. Перед глазами то одна, то другая картина воздушных боев минувшего дня.
Слышу, вошел старший лейтенант Пленкин — мой заместитель по летной части. Его койка стоит напротив моей. Он разделся, умылся и спросил:
— Командир, ты спишь?
— Делаю попытки заснуть, — ответил я и повернулся лицом к стене.
— Ну, спи, — миролюбиво сказал Пленкин, — а я займусь пистолетом. Давно не чистил и не смазывал. Заржавел, должно быть, бедняга.
Я хотел сказать Пленкину, чтобы шел чистить пистолет в оружейную каптерку, но почему-то промолчал. Вскоре меня начала одолевать дремота.
Вдруг в землянке грохнул выстрел. В тот же миг, словно волшебной силой, меня сбросило с койки. Жгучая боль пронзила правую ногу. С минуту я находился словно в тумане, и только увидев кровь, понял, что пуля попала мне в ногу.
На койке, бледный, с перекошенным от испуга лицом, сидел Пленкин. В руках он держал пистолет, из которого случайно произвел выстрел. Поняв в чем дело, я попросил Пленкина сбегать в лазарет за врачом. Тот, [64] наконец, пришел в себя и, ни слова не говоря, выбежал на улицу.
Вскоре он вернулся с полковым врачом А. П. Дергачевым. Тот осмотрел ногу, перевязал ее.
— В госпиталь. Рана серьезная, товарищ капитан.
— А может быть тут отлежусь, доктор?
— Ни в коем случае. Еще неизвестно, что будет с ногой.
Пришлось подчиниться полковой медицине, и я оказался в госпитале. Мне повезло с самого начала. Осматривали рану замечательные военные врачи, большие специалисты своего дела хирург Перцовский и профессор Бурденко.
Главное, что меня тревожило: буду ли я летать? Я внимательно следил за лицами врачей, старался не пропустить ни одного их слова. Обидно было до невозможности. Из-за такого нелепого случая лишиться ноги и возможности летать!
Получить рану в бою с врагами — почетно. Соседи по госпитальной палате рассказывали друг другу, как, при какой ситуации их ранило в бою, и только я молчал. Рассказывать о том, что тебя «подстрелил» твой же товарищ — не было никакой охоты.
А ведь этого могло и не случиться. Только следовало проявить настойчивость, требовательность по отношению к подчиненному старшему лейтенанту Пленкину. Как командир эскадрильи я обязан был по долгу службы приказать своему заместителю не нарушать установленных правил чистки оружия, направить его в оружейную каптерку. Я же не придал этому значения, промолчал, потому что и сам иногда чистил пистолет в землянке. Да, нарушать уставы и наставления, отступать от правил хранения и сбережения оружия нельзя ни командиру, ни подчиненному. Это я усвоил твердо и на всю жизнь, когда поплатился за нерадивость Пленкина тяжелым ранением.
Врачи, осмотрев рану, сказали, что намерены оперировать. Буду ли я годен к летной службе после операции — не обещали. Хирург Перцовский прямо сказал:
— Молодой человек, речь идет не о том, чтобы вам летать, а о том, чтобы спасти ногу. Ведь у вас перебиты нерв, сухожилие и кость.
Положение с ногой оказалось серьезным. Хирург [65] настаивал на ампутации. Но я наотрез отказался. «Лучше, — думал я, — с плохой останусь, но с настоящей».
Сделали операцию. А затем последовали долгие, изнурительные месяцы ожидания на госпитальной кровати. Положение то улучшалось, то ухудшалось. Сотни врачебных осмотров, консультаций, комиссий, и вот, наконец, я за воротами госпиталя.
Вдыхаю свежий воздух, осматриваюсь по сторонам, радостно улыбаюсь прохожим, нетвердо ступая на правую ногу. Три месяца не поднимался в воздух, не слышал призывного гула авиационных моторов, не нажимал на гашетку пушек и пулеметов.
Родной полк между тем успешно воевал, участвуя в ликвидации спасско-демянской вражеской группировки. Мои товарищи летчики Гуськов и Якубов стали Героями Советского Союза. Многих боевых друзей, с которыми начал войну, в части уже не было. Они отдали свою жизнь за свободу и счастье Советской Родины. [66]