Линия «Царицы Маргариты»

В комнате прохладно. Командиры 1-го и 2-го дивизионов капитаны Березуев и Литашов стоят навытяжку. Оба высокие, стройные. Правда, Литашов несколько угловат. Лицо у него обветренное, брови насуплены. А Березуева, кажется, ни солнечный загар, ни осенние ветры не берут. Чистое, слегка смугловатое лицо покрыто румянцем.

Командующий артиллерией дивизии полковник Плешаков ставит задачу. У окна сидит командир части подполковник Космачев. Он почему-то в подавленном настроении. Надо сказать, в последнее время полковник днюет и ночует у нас и частенько, вмешиваясь в дела, фактически отстраняет Космачева от руководства полком.

— Дивизионы занимают боевой порядок в районе Харта, — говорит Плешаков и показывает на карте район огневых позиций. — Вот здесь. Готовность к открытию огня в... — Он смотрит на часы: — Сейчас десять ноль-ноль. В двенадцать занимаете ОП, час на выбор наблюдательных пунктов, к четырнадцати ноль-ноль должны быть готовы к ведению огня. Ясно?

Капитан Березуев изучает карту. По выражению его лица вижу, что он чем-то недоволен. Вот Березуев посмотрел на Космачева. Тот продолжает сидеть, опустив голову.

— Разрешите обратиться, товарищ полковник? — спрашивает Березуев.

— Что еще?

— Дорога, по которой вы приказали ехать, открыта для наблюдения противником. Со стороны Дунафельдвара она видна как на ладони.

— Ну и что?

— Может быть неприятность. В Дунафельдваре находится артполк венгров. Они не упустят случая нанести нам урон.

— Ничего, проскочите. Больше дерзости, Березуев.

— Ясно.

Кому-кому, а Березуеву дерзости не занимать. Но сейчас... В чем тут дерзость? Березуев сложил карту, рывком сунул ее в планшетку, козырнул: [212]

— Разрешите выполнять?

— Да. И побыстрее.

Литашов все время молчал. Леонтий Савельевич принял 2-й дивизион от ушедшего на повышение майора Бородина совсем недавно и не хотел портить взаимоотношений с начальством.

Литашов и Березуев направились к выходу. Мне следовало бы вмешаться. Но приказ есть приказ. Возможно, у полковника Плешакова нет иного выбора.

— Одну минутку, — останавливаю я командиров дивизионов. И к Плешакову: — Я поеду с ними.

Недавно мы поссорились с Плешаковым из-за ремонта двух гаубиц 9-й батареи. «Старик» и сейчас дуется на меня за то, что я не скрыл от политотдела плохо проведенный дивизионными артмастерскими ремонт этих гаубиц. Полковник считал, что достаточно было его личной власти для наказания виновных, что политотдел не следовало посвящать в эти дела.

— Езжай. Это даже лучше...

Дивизионы быстро продвигаются к указанному району. Сижу в одной кабине с Березуевым. Иван Степанович все еще не может успокоиться.

— Не понимаю! Ведь можно было ехать по другой дороге, более безопасной.

— То обходной путь. А время ограничено. Ночью начнется переправа сороковой гвардейской дивизии через Дунай. Мы должны прикрыть переправу огнем полка.

— Все это понятно. Но если нас заметят венгры, короткий путь может оказаться длиннее длинного.

Подъезжаем к указанному району огневых позиций. Сейчас оба дивизиона рассредоточатся...

Грохот двух десятков орудий со стороны Дунафельдвара говорит о том, что венгры следили за нами. Ведь весь район огневых как на ладони. Но раздумывать некогда. Вылезаю из кабины. Березуев за мной. Оба кричим, словно командиры батарей могут услышать нас:

— Рассредоточиться!..

Грохот разрывов заглушает наш крик. Но офицеры понимают все и без команды. Вот Чернышев рванулся со своей батареей вперед по направлению к деревушке Дунаэдьхаза. Командир 2-й батареи капитан Накончный взял вправо. Через минуту его машины скрылись за фруктовыми деревьями. Солдаты 2-го дивизиона выскакивают [213] из машин, ищут укрытия. Литашов поворачивает свое подразделение тоже вправо.

Стою с Березуевым на маленьком пригорке. Совсем рядом рвутся снаряды. Все окутало густым едким дымом. Курю папироску за папироской. В голове только одна мысль: «Потери, потери...»

Во рту пересохло. Березуев, понимая мое состояние, достает из кармана яблоко, свежее, румяное.

— Съешьте. Утолит жажду. — И сам со спокойным видом начинает грызть такое же яблоко.

— Пожалуй, потери будут... — Я не договорил.

Березуев чуть заметно улыбнулся и подбодрил меня:

— Командиры батарей — ученый народ. Вырвались из района обстрела в одну минуту. А если потери и будут, то не очень значительные. Да, короткий путь оказался все же длинным. Теперь занятие огневых позиций затянется до вечера. Пойдемте в деревню. Наверное, все уже там.

Потери действительно оказались небольшими. Легко ранило командира отделения связи управления 2-го дивизиона сержанта Ткачука Ивана Архиповича, того самого Ваню Ткачука, который еще в 1941 году был комсоргом управления дивизиона.

Во второй половине дня пошел дождь. Мелкий, частый, больше похожий на густой туман. Под покровом дождя занимаем огневые позиции. Хожу от одной батареи к другой, беседую с солдатами.

— Могло бы быть и хуже, — заметил старшина Дубина. — Жаль нашего Ваню. Столько времени держался. Ну, да рана не опасна, быстро подлечится.

Ночью 40-я гвардейская дивизия начала переправу через Дунай. Мы прикрываем ее. Березуев все же сумел обнаружить огневые позиции венгров и довольно основательно прошелся по ним снарядами своего дивизиона.

В четыре часа утра 2 декабря в районе Харта начала переправу наша дивизия. Через несколько часов основные силы стрелковых полков были уже на западном, берегу Дуная. Два батальона 8-го полка, переправленные одновременно, высадились ниже плацдарма 40-й гвардейской дивизии. Разгромив около двух рот гитлеровцев, батальоны с ходу повели наступление на станцию Белчке.

Переправа проходила исключительно организованно. Все делалось молча, каждый знал свое место, знал, что [214] ему делать. Следует отметить большую роль моряков Дунайской речной флотилии. Их четкая работа по переброске на лодках типа «А-3», прикрытие переправы огнем бронекатеров обеспечили высадку войск и захват плацдарма почти без потерь.

Во второй половине дня обе дивизии начали наступление на Дунафельдвар. Почти всю ночь шел ожесточенный бой. Мы вели огонь с восточного берега, помогая пехоте. Утром 3 февраля город был полностью очищен от противника.

Три конные батареи мы переправили ночью на западный берег Дуная. С ними переплыл реку и капитан Елизаров.

Во время переправы два орудия неожиданно соскользнули с парома и ушли на дно реки. Как это случилось, никто не смог объяснить. Вероятнее всего, орудийная прислуга небрежно поставила пушки и забыла закрепить их. Елизаров решил, что это его промах. По деревянным буйкам, привязанным к каждому орудию, он нашел места, где затонули пушки, и дважды нырял в ледяную воду, прикреплял тросы к станинам орудий. Через несколько часов трудной работы обе пушки были вытащены.

Батареи на механической тяге направились по маршруту Шольт — Калоча — Байя. В 30 километрах южнее Байи наши войска построили наплавной мост. Это пока единственный мост через Дунай.

Ве чером 3 декабря останавливаемся километрах в двух от переправы. Впереди — огромная двухкилометровая колонна автомашин, главным образом, с орудиями. Всю ночь медленно двигаемся в этой колонне. Немецкие самолеты постоянно висят над районом переправы. Ожесточенно бьют наши зенитки.

Утром мы были уже на том берегу. Теперь наш маршрут пролегал по правобережью Дуная: Моча — Сексард — Дунафельдвар.

Части нашей дивизии уже завязали бой за Дунапентеле. Перед фронтом соединения действуют 8-й шольтовский полк венгров и 979-й полк 271-й пехотной дивизии, 4-й отдельный саперный батальон и 88-й артиллерийский полк венгров.

На подступах к этому городу особенно отличился 2-й стрелковый батальон 8-го гвардейского полка под командованием капитана Борисенко. В ночь на 6 декабря [215] батальон Борисенко обошел город и в 4.30 утра ворвался в него с северо-запада. Ошеломленный неожиданным ударом, противник не смог оказать организованного сопротивления.

При взятии Дунапентеле артиллеристы 1-го дивизиона захватили две зенитные батареи немцев и венгров. 85-миллиметровые пушки оказались исправными, снарядов к ним тоже было вполне достаточно. Хорошо зная материальную часть зениток, Березуев тут же подобрал из наиболее подготовленных солдат своего дивизиона орудийные расчеты и быстро обучил их стрельбе из зенитных орудий. В боях за крупные населенные пункты Адонь, Сободьч, Шерагельеш капитан Березуев умело использовал свою новую батарею.

8 декабря части дивизии вышли на линию населенных пунктов: Кишфалуд — Бэргенд — Диниеш, расположенных между озерами Веленце и Балатон.

10–12 декабря противник предпринял несколько контратак, пытаясь сдержать наше наступление. В этих боях 1-й дивизион поджег два вражеских танка и три бронетранспортера. Особенно отличился здесь старшина И. И. Федоров. Одного «тигра» подбил старший сержант В. Д. Гладков — командир орудия 9-й батареи.

Под Шерагельешем немцам все же удалось на какое-то время сдержать наше наступление. И это вполне закономерно. Перед нами оказалась еще одна линия обороны, подготовленная заблаговременно, — так называемая линия «царицы Маргариты».

Наступили дни подготовки к прорыву и этого оборонительного рубежа.

Политотдел дивизии созвал совещание полковых политработников. Во время наступления нам редко приходилось бывать в политотделе. Было не до совещаний. Все указания передавались через инструкторов, изредка заглядывал к нам и сам Николай Васильевич Ляпунов.

Из старых замполитов, воевавших еще на Дону, остались только я да майор С. М. Тимофеев, заместитель командира 11-го стрелкового полка.

Начальник политотдела знакомит нас с обстановкой. Нашей дивизии противостоят: 22-й полк 2-й пехотной дивизии венгров, отдельный карательный отряд венгров, сборный венгерский полк, 766-й учебный батальон 153-й пехотной дивизии немцев, 8-й артиллерийский полк [216] немцев, 12-й артдивизион венгров. Передний край вражеской обороны проходит от северо-западного берега озера Веленце, по каналу Часорваз, восточнее населенных пунктов Бэргенд, Янош и далее на юго-запад.

Неприятель имеет резерв в районе города Секешфехервар: 201-й танковый полк 23-й танковой дивизии и 979-й полк 271-й пехотной дивизии. По железной дороге Бергенд — Секешфехервар курсирует бронепоезд.

Оборона противника сделана основательно. Траншеи в две-три линии, перед ними проволочные заграждения в два-три кола. На танкоопасных местах много артиллерийских орудий, в засаду поставлены танки.

Такую оборону прорвать довольно трудно. Наша задача — довести до сведения всех солдат и офицеров, какие части противника стоят перед нами; объяснить артиллеристам, что необходимо подавить все огневые точки противника; подготовить орудийные расчеты для борьбы о вражескими танками (провести специальные занятия, пополнить группы истребителей танков в стрелковых полках комсомольцами); наступать решительно, не оглядываясь назад, с тем чтобы не только прорвать оборону противника, но и стремительно выйти к Дунаю северо-западнее Будапешта.

Подсчитываем и свои силы. Их не так-то уж много. Фронт наступления дивизии — 2,5 километра. На этом участке (нашу дивизию будет поддерживать 84-й гвардейский артполк) сосредоточено: гаубиц 122-миллиметровых — 15, пушек 76-миллиметровых — 46, пушек 45-миллиметровых — 7, минометов 120-миллиметровых — 17 и 82-миллиметровых — 48. Все это составляет только 50 стволов на километр фронта. Не густо. Тем более что половина 76-миллиметровых пушек, поставленных на прямую наводку, участия в разрушении оборонительных сооружений принимать не будет.

Совещание было коротким, деловым. К чему лишние слова? Задача предельно ясна.

На другой день созываю совещание замполитов и парторгов дивизионов. За последние месяцы политсостав полка обновился. Убыл на учебу майор А. И. Иванов. На его место назначен парторг дивизиона капитан И. П. Оробинский. На место заболевшего комсорга полка лейтенанта Евгения Молчанова назначили старшего сержанта Игоря Гринберга, командира отделения разведки 1-го дивизиона. [217]

Парторг 2-го дивизиона старший лейтенант Яков Иванович Герасименко пожилой и несколько своеобразный человек. Прибыл он в полк 9 сентября 1944 года. Внешне нескладный, излишне шумливый, капитан в то же время был задушевным наставником.

Парторг 3-го дивизиона младший лейтенант Петр Семенович Шарков — полная противоположность Герасименко В первое время он, бывший старший разведчик 265-го артполка, прошедший краткосрочные курсы, даже тяготился своей новой должностью. Но, как я убедился потом, солдаты полюбили Шаркова. В трудную минуту боя он всегда был там, где больше всего требовались его слово и пример.

На совещании мы обсудили план работы на дни подготовки к прорыву и во время преследования противника. В общих чертах нам была уже известна главная задача: прорвать линию «царицы Маргариты», выйти в районе города Естергом на Дунай и окружить будапештскую группировку врага...

Коротки декабрьские дни. Туманные, дождливые, нудные, они проходят так быстро, что не успеешь повернуться, а на дворе уже ночь.

Обходим с командиром полка огневые позиции батарей, проверяем, как идет учеба, особенно интересуемся занятиями истребителей танков. Начальник штаба капитан Фендриков сделал даже итоговую таблицу, в которой было указано, сколько каждым орудийным расчетом было подбито и сожжено танков, самоходок и бронетранспортеров врага.

— Танков и самоходок, — сообщил он, — в среднем по два на орудие. — Фендриков говорил быстро, словно куда-то торопился. — У старшины Федорова, старшего сержанта Голубитченко на счету по четыре, у сержанта Шевцова — три танка.

Прихожу в 7-ю батарею. Здесь только что закончилась тренировка по борьбе с вражескими танками. Командиры орудий А. С. Шевцов и А. М. Мусин, неразлучные друзья, дымят трофейными сигаретами.

— Знаешь, Алексей, к какому выводу я пришел? — говорит Шевцов, поблескивая бойкими серыми глазами. — Командовать первым орудием гораздо лучше, чем вторым или третьим.

— Это почему же? — усмехнулся Мусин. И внешне, [218] и в делах он нетороплив, спокоен. Это спокойствие никогда не покидает его и в бою.

— Да потому, что ты первым идешь. А первому всегда слава.

— Что ж, слава есть слава. Видимо, поэтому я не вылезаю из санчасти... Пока шли от Миусс-реки до Тиссы, ты три танка поджег, а я только один. После каждого боя — меня в медсанбат. То пуля царапнет, то осколок шлепнет. Не знаю, как насчет славы, а достается больше, чем, скажем, тебе. Пристрелку целей ведет первое орудие. На прямую наводку, если выставляют одно орудие, опять же первое. — Мусин немного подумал и, чуть растягивая слова, продолжал: — Первое, второе. Первенство орудия от этого не зависит.

— Согласен, — примирительно произнес Шевцов. — Зависит от солдат орудийного расчета. Мы недавно обсуждали этот вопрос и решили, что своего первенства не уступим.

— Посмотрим, — снова усмехнулся Мусин. — Тем более что скоро наступление. Разгромим вражину — подведем итоги.

Друзья так увлеклись беседой, что не заметили меня. И только когда я вмешался в их беседу, Шевцов, лукаво улыбнувшись, спросил:

— А что это за «царица» перед нами объявилась, товарищ подполковник?

— Вот начнем прорыв вражеской обороны, тогда узнаем, какова эта «царица Маргарита», — ответил я. — Готовьтесь, товарищи.

— А мы уже готовы. Ждем команды.

...Команда была подана в 9 часов 45 минут 20 декабря 1944 года. Массированный удар сосредоточивался по выявленным огневым точкам противника. На артподготовку отводилось всего полчаса.

В первые минуты противник пытался отвечать огнем, произвел несколько жиденьких налетов на наши артиллерийские позиции, но вскоре замолчал.

В 10 часов 15 минут взвилась серия красных ракет. 3-й и 11-й гвардейские полки нашей дивизии пошли в атаку. С наших наблюдательных пунктов хорошо видно, как пехотинцы, пригибаясь, бегут по нейтральной полосе. Саперы еще ночью проделали проходы в проволочных заграждениях. Специально выделенные орудия [219] в первые же минуты артподготовки расширили эти проходы.

Первую траншею противник сдал почти без сопротивления. Лишь кое-где вспыхнули было отдельные стычки, но наши пехотинцы действовали так напористо, что неприятель сразу же бросился наутек. Пехота быстро заняла и вторую линию траншей.

Потом началось наиболее трудное. Враг оправился от первого удара и усилил сопротивление. Из глубины обороны открыли массированный огонь бетонированные дзоты. Появились бронетранспортеры и танки.

Как только пехота заняла вторую траншею противника, командир 7-й батареи старший лейтенант И. Е. Денисов отдал команду поорудийно следовать в боевых порядках пехоты.

Командир первого орудия старшина Мусин не зря сказал Шевцову: «Еще посмотрим, кто будет первым». Он быстро перебросил свое орудие к пехотинцам, занявшим вторую траншею врага. Немецкие бронетранспортеры шли зигзагами.

— Быстрей, быстрей! — торопил своих солдат Мусин.

— А вон и танки появились. Слева идут, — крикнул заряжающий Чеботарев. — Хотят обойти нас.

— Позади Шевцов. Он встретит, — ответил Мусин, прикидывая на глаз расстояние до головного бронетранспортера. — Огонь по головному!

Орудие начало бить по врагу. Бронетранспортеры сразу же застопорили ход. Потом быстро свернули в сторону, пытаясь обойти пушку. Одна из машин вспыхнула.

— Огонь!

Еще один бронетранспортер подбит. Видно, как из него выскочил экипаж.

— Огонь по экипажу!

— Снаряды все! — крикнул Чеботарев.

— Приготовить ручные гранаты!

Мусин заметил, что несколько групп пехотинцев направились к его орудию.

— Смотрите, к нам на помощь бегут, — подбодрил он своих товарищей, — так что держимся.

Недалеко от орудия начали рваться снаряды. Мусин втихомолку ругнул себя за то, что мало взял снарядов. [220]

Но вот на полном скаку подлетела повозка, запряженная двумя монгольскими лошадками.

— Не опоздал? Принимайте снаряды, — крикнул ездовой Сальников, соскакивая на землю.

Схватив ящик, он побежал к орудию. Но вдруг остановился, словно раздумывая над чем-то, и в следующую секунду упал. Чеботарев успел подхватить ящик и моментально перебросить его к орудию.

— Огонь!

Запылал еще один бронетранспортер. Мусин заметил, что на дороге появилась вторая группа бронетранспортеров. Он быстро развернул пушку. В этот момент рядом разорвался вражеский снаряд. Мусин почувствовал тупую боль во всем теле, но все же крикнул:

— Огонь!

Вспыхнул очередной бронетранспортер.

На орудие обрушился град пуль. Упал наводчик. Чеботарев встал на его место, сделал один выстрел и тоже поник головой.

Пушка умолкла. Мусин попытался подползти к снарядам, но не смог. Он уже не заметил, как подошло орудие Алексея Шевцова и быстро развернулось для боя. Шевцов быстро оценил обстановку — бить надо в правый бронетранспортер, он опаснее других.

— Огонь по правому! — крикнул он наводчику.

По щиту орудия цокали пули. Теперь уже дымными кострами догорали шесть немецких бронетранспортеров. Остальные стали поспешно отходить.

Шевцов подбежал к Мусину.

— Опять ранен? Ну и не везет тебе, Алеша.

— Опять на месяц в медсанбате прописку дадут, — уныло ответил Мусин. — Вот ты сегодня снова обставил меня. Три бронетранспортера поджег и не ранен.

Перевязав Мусина, Шевцов отправил его на повозке в санчасть полка. На прощание Мусин тихо сказал:

— Война уже недолго продлится. Я сбегу из санчасти при первой же возможности...

Танки и самоходные орудия противника, пошедшие в обход 7-й батареи, вскоре наткнулись на 2-ю и 5-ю. Последняя шла в боевых порядках 11-го полка. Сержант Анатолий Нестерюк быстрее всех подтянул свою пушку ко второй траншее, занятой нашей пехотой. [221]

Вскоре и на этом участке противник предпринял ожесточенную контратаку.

— Держись, ребята, крепче, — сказал Нестерюк своим подчиненным Александру Шарашкину, Дмитрию Шевченко, Ивану Барикину и Николаю Антоненко. — Будем драться по-комсомольски.

Орудие стояло недалеко от кустов; солдаты наломали веток и замаскировали его. Вражеские танки были еще далеко и передвигались без опаски.

— Подпустим их поближе. Ты, Саша, целься вернее, чтобы с первого же снаряда, — наставлял командир наводчика.

— Понятно, — ответил Шарашкин. — У меня рука не дрогнет.

Наводчик приник к панораме. Вот он поймал в перекрестие головной танк. До него осталось метров пятьсот. Было видно, как машина развернула башню и открыла стрельбу влево от себя, по 7-й батарее.

— Огонь! — Команда Нестерюка слилась с выстрелом.

Танк словно бы подпрыгнул. Шарашкин выстрелил второй раз. Над машиной появился дымок.

— Наводи на второй! — крикнул сержант Шарашкину. — Вот он вылезает из-за первого.

Выстрел. «Фердинанд» остановился и повернул дуло орудия в сторону расчета Нестерюка.

— Давай еще. Два снаряда...

После боя Шарашкин рассказывал:

— Я же видел, что попал с первого снаряда. Но сержант не был уверен в этом. Вот он и скомандовал сделать второй выстрел.

В этом бою комсомольский расчет поджег еще одну вражескую самоходку. Приказом по полку подчиненные Нестерюка были поощрены денежной премией. Весь орудийный расчет представили к правительственным на,: градам. Но, к сожалению, ни командир орудия сержант Нестерюк Анатолий Алексеевич, ни наводчик орудия младший сержант Шарашкин Александр Иванович не смогли уже получить награды. Оба они погибли 25 декабря 1944 года возле венгерского села Тинние и были похоронены в трехстах метрах южнее сельской церкви.

Трудно пришлось и 1-й батарее. На нее также навалились немецкие танки и бронетранспортеры. Здесь ранило [222] капитана Чернышева, но он до конца боя продолжал управлять своей батареей. Старший сержант И. И. Федоров подбил два танка и три бронетранспортера. Однако и батарея понесла тяжелые потери — из строя вышли три орудия.

Дерзкий маневр совершили бойцы 2-го стрелкового батальона 8-го полка под командованием капитана Борисенко. Семьдесят солдат 4-й роты во главе с лейтенантом Полустьяном в ночь на 20 декабря переправились на лодках через озеро Веленце и недалеко от Паккозда замаскировались в прибрежных камышах. Когда батальон ворвался в Паккозд, солдаты Полустьяна зашли в тыл немцам. Удар их был настолько неожиданным, что гитлеровцы сразу же откатились. Паккозд был занят батальоном, шоссейная дорога на Секешфехервар оказалась перерезанной.

Немецкое командование попыталось закрыть пробитую нами брешь в обороне линии «царицы Маргариты», отбросить нас обратно к Динниешу. Под вечер 21 декабря перед Паккоздом появилось около 70 танков и бронетранспортеров противника. Колонна шла по шоссе, тянувшемуся по западному берегу озера Веленце.

Вспоминая этот случай, бывший командир 11-го гвардейского стрелкового полка Константин Васильевич Забабашкин (ныне генерал-майор) рассказал мне, что тогда у него создалось такое впечатление, будто гитлеровцы не знали еще о занятии нами Паккозда.

Подполковник был любимцем артиллеристов. Никогда он на нас не перекладывал вину за промахи в бою. К. В. Забабашкин всегда ратовал за разумное взаимодействие пехоты с артиллерией. Вот и сейчас, заблаговременно предупрежденный о танковой колонне противника, Константин Васильевич умело организовал оборону участка. В месте, где дорога к Паккозду представляла узкое дефиле и танки врага не смогли быстро развернуться для боя, он выставил в засаду орудия полковой артиллерии и двух дивизионов нашего полка. Удар из тридцати стволов был сокрушительным. С первого же залпа вспыхнуло более десятка танков и бронетранспортеров...

Только отдельные экипажи попытались оказать сопротивление. Большинство гитлеровских танкистов выскочили [223] из своих машин и бросились наутек. Но пехота Забабашкина не выпустила их из котла.

Через час гитлеровская колонна была разгромлена. 17 танков и 5 бронетранспортеров оказались сожженными. 23 танка и большое количество бронетранспортеров остались на дороге исправными.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 апреля 1945 года за разгром этой танковой колонны наш полк был награжден орденом Александра Невского.

В тот же день пал Секешфехервар. Началось преследование противника. 23 декабря наша дивизия дралась за Ловашберенъ и Барачку. Вот что записал я тогда в дневнике:

«Правее нас в 35–40 километрах Будапешт. Еще день-два наступления, и город будет окружен нашими войсками. Мы идем узким коридором на север. Где-то позади нас и на флангах немецкие танки. Но мы не обращаем на них внимания. Только вперед. Эти бои — образец мужества, отваги, дерзости и, главное, умения советских воинов...»

Полк в постоянном движении. Управление осуществляется только по радио. На ходу пишу представления к правительственным наградам на солдат и сержантов. Все делается оперативно.

24 декабря приехали в Уйбарок. Девятка Ю-87 старательно обрабатывает пустое место возле села. Хотя, впрочем, досталось и венгерским хатам. Недалеко отсюда вчера произошло танковое сражение. На поле стоят обгорелые машины — немецкие и наши.

Штаб едва поспевает за батареями. Передовые отряды дивизии уже возле Естергома. С ними и наш 2-й дивизион. Там же и командир полка. Едем и мы туда.

Ночью, во время остановки в селе Тинние, начальник штаба 2-го дивизиона капитан Костоломов передал по радио:

— Подошли к городу Тат. Утром атакуем. Возьмем — выйдем на Дунай.

Подполковник Забабашкин вел свой 11-й гвардейский полк в стремительном темпе. Нанося короткие, но сильные удары, он нигде не дал гитлеровцам возможности зацепиться. Утром 26 декабря город Тат пал. [224]

Повернув на Естергом и действуя совместно с частями 18-го танкового корпуса, 11-й стрелковый полк и наш 2-й дивизион овладели Естергомом.

Этот город красиво раскинулся по берегу Дуная. Окружающая местность гористая. Горы невысокие, до 500 метров, покрыты лесом. Наши части заняли оборону фронтом к Будапешту.

Остатки 13-й танковой и 60-й моторизованной дивизий противника пытаются вырваться из окружения. В районе Пилишсентмилек две группы гитлеровцев, бросив технику, двинулись по направлению Дорог — Челнок — Леваниар. Человек триста сумели пробиться к лесу северо-западнее Леваниара.

Труднее всего пришлось штабу нашей дивизии, остановившемуся в Челноке. Большая группа немцев вышла к этому населенному пункту и пыталась захватить его. Все штабные работники, вооружившись автоматами и винтовками, ринулись в бой. Надо сказать, что и на этот раз они проявили исключительную стойкость и умение драться даже в таких трудных условиях. Но силы были слишком неравны. Два десятка людей не могли сдержать наседавших фашистов и стали отходить. Выручили зенитчики капитана Шацкого. Подтянув свои орудия к наступающей группе гитлеровцев, они в упор расстреляли ее. Немцы в панике бросились бежать.

К вечеру 27 декабря возле Естергома появилась группа неприятельских танков. Их встретила своим огнем наша 6-я батарея. Две машины подбили артиллеристы, а остальные были разогнаны танкистами 18-го корпуса.

Так закончилась операция по прорыву линии «царицы Маргариты». В боях за эту линию и по окружению будапештской группировки частями нашей дивизии подбито и сожжено 27 танков, 73 бронетранспортера, 142 автомашины, убито 1500 солдат и офицеров противника. Захвачено: танков исправных — 25, бронетранспортеров — 10, броневиков — 4, пленных — 5600.

Эти цифры красноречивее всяких слов.

Появились слухи: где-то нашу оборону прорвала группа немецких танков. Космачев вызывает по радио командиров дивизионов. Говорит с Ковалем, с Березуевым.

— Сосредоточиться в районе Надьшапа к двадцати ноль-ноль. Там ждите новых указаний. [225]

Командир 2-го дивизиона Литашов молчит. Он где-то недалеко от нас. Космачев смотрит на меня.

— Разыскивайте дивизион, — говорит он раздраженно.

Еду в Мадьярош-Баню. Однако там нашел лишь управление дивизиона. Литашов длинными шагами меряет комнату.

— Батареям пора бы быть здесь, — сказал он, ни к кому не обращаясь.

— Свяжись с командиром полка, — говорю Литашову. — Возможно, за те два часа, пока я ехал к вам, он получил какие-то новые указания. Может быть, он дал батареям другое направление? Сейчас обстановка сложная, такое решение не исключено.

Литашов пожал плечами:

— Все время вызываю его. Не могу сказать, почему он не отвечает. Подожду еще с полчаса. Потом поеду в Надьшап.

Мы так и не связались с Космачевым. Позже я узнал, что в это время радисты штабной батареи вызывали нас по радио, но тоже не смогли связаться.

По горной дороге едем в Надьшап. Густыми чернилами разлилась декабрьская ночь. Кругом ни огонька, ни звука. Словно во всем свете только мы одни едем на трофейном «оппеле».

Справа какие-то маленькие домики. Останавливаем машину и развертываем радиостанцию. С первого же вызова связываемся с Космачевым. Слышу, как он кричит:

— Литашов, Литашов? Куда вы запропастились?

— Еду в Надьшап, — ответил Литашов. — Батареи в Мадьярош-Баню не прибыли.

— Они здесь. Я встретил их в пути и повернул сюда. Жду вас.

Приехали в Надьшап. Командиры батарей докладывают Литашову о полученной задаче: 4-я и 6-я занимают оборону в районе Шютте, 5-я — восточнее местечка Лаблатлан. Цель: не допустить переправы немцев с левого берега Дуная. Ночью дивизион уходит в Шютте. Я со штабом полка перебираюсь в Байот.

Два часа ночи. Воздух наполнен гулом транспортных самолетов — неприятель доставляет продовольствие окруженной группировке в Будапеште. Космачев нервничает. [226]

— Вот обстановочка. Что ты скажешь, замполит? — И неожиданно, без всякого перехода: — Первого января надо съездить в третий дивизион. В штабе накопилось много наград для солдат и сержантов. Вручи, пожалуйста.

В последнее время это стало моей обязанностью. Хотя награды вручать должен командир полка, но ему некогда; он вручает только офицерскому составу.

— Не возражаю. Днем проведу заседание партбюро полка, подпишу протоколы и поеду.

— Вот и отлично.

31 декабря наши дивизионы оборудовали позиции. Местность гористая, выбор огневых ограничен. 1-я и 3-я батареи стоят одна за другой в узкой горловине, стиснутой горами. Ближе к деревне Ньергешуйфалу горы подступают к неширокой речной долине.

В районе Ньергешуйфалу по берегу Дуная занял оборону один батальон 8-го стрелкового полка, а другой батальон — в районе Мадьярош-Баня. Туда же направлена 2-я батарея. 11-й стрелковый полк занял оборону в районе Лаблатлан — Писке — Шютте. 1-й батальон этой части оказался у населенного пункта Лаблатлан. Его будет поддерживать 5-я батарея. 3-й батальон — в районе Шютте. Его поддерживают 4-я и 6-я батареи. 2-й батальон оставлен во втором эшелоне между Байотом и Унтер-Быколом. Задача 3-го стрелкового полка — оборона населенного пункта Унтер-Быкол с северной и западной стороны. Артиллерийскую поддержку его обеспечивает наш 3-й дивизион.

Фронт обороны дивизии около 30 километров. На 11-й стрелковый полк приходится 16 километров. Западнее нас находится 80-я гвардейская стрелковая дивизия, недавно переданная в 31-й гвардейский стрелковый корпус вместо 40-й дивизии.

Весь день 31 декабря политработники части находились в боевых порядках дивизионов, проводили беседы о встрече Нового года. Вечером собрались в Байоте. Комсорг лейтенант Игорь Гринберг, только что вернувшийся из Шютте, доложил:

— Дорога в районе Писке обстреливается противником. Недалеко от населенного пункта стоят четыре наших танка, подбитых немецкой артиллерией.

— В Писке есть наша пехота? [227]

— Мало. Кажется, не больше взвода, — неопределенно ответил лейтенант.

Начальник штаба старательно вычерчивает схему боевых порядков полка. Рядом топографист И. П. Малашко размножает эту схему в нескольких экземплярах. Вся схема украшена тонкими длинными красными стрелами.

— Красиво, — замечаю. — Очень даже. Только...

— Что вы хотите сказать? — уставился на меня Фендриков своими большими, немного выпуклыми глазами.

— А то, что огонь этот, выраженный на схеме красными стрелами, бесполезен в действительности. Подсчитай-ка, друг, километры. Все на пределе выходит.

— Достанет.

— А толк какой?

Мы заспорили. Фендриков ни вчера, ни сегодня в боевых порядках не был, весь день находился в штабе, а я вчера обошел всю местность вокруг Байота.

— Вот еще одно предложение, — заметил я. — На дорогу Байот — Лаблатлан надо поставить минимум батарею. Там, где стоят сейчас первое и третье подразделения, вряд ли пойдут танки.

— Батареи поставлены по личному приказанию «старика». Его приказание я не могу отменить.

— Отменять не надо. А доложить свои соображения следует. Плешаков опытный артиллерист, сразу поймет. Если не нашу, так батарею из дивизиона Клименко поставит.

Пока мы спорили, подошла автомашина 3-го дивизиона. Сверкнув белозубой улыбкой, мой старый знакомый старшина Черноусов доложил:

— Прибыл за вами!

В Шютте нашли управление дивизиона. Литашов сообщил:

— На том берегу немцы что-то затевают.

— А наши пехотинцы где?

— Здесь. Правда, их не так много. Растянулись в ниточку...

— Будьте повнимательнее, — предупредил я Литашова.

— Следим.

Через полчаса я приехал в Унтер-Быкол. Рассказал офицерам о сложившейся обстановке. [228]

. — Есть предположение, что немцы готовятся к контрнаступлению. Западнее нас танковая бригада, но нам все-таки надо быть начеку.

После обеда вручаю награды солдатам и сержантам, в том числе ездовым 7-й батареи — Кулакову Василию Ерофеевичу и Стоянову Алексею Петровичу. Оба получают медали «За отвагу». Это с их помощью 20 декабря орудия Мусина и Шевцова были выдвинуты в боевые порядки пехоты.

В Байот вернулся в три часа ночи. Горбатенко еще не спал. На лице удивление.

— Проскочил?

— А что случилось, Лукич?

— Немцы начали переправу в Писке и Шютте. Это же на пути сюда. Только что радировал Литашов.

Оказывается, 96-я пехотная дивизия противника, усиленная отдельной танковой бригадой и мотополком, начала переправу в 2 часа 30 минут. Но не эта группировка решала главную задачу. Основную роль в прорыве обороны играли танковые дивизии «Мертвая голова» и «Райх».

В нашей дивизии в тот момент было около 5000 человек. Ее действия обеспечивали двадцать пять 76-миллиметровых и девять 122-миллиметровых орудий, а также около пятидесяти минометов.

Первый удар танковых дивизий врага пришелся по 80-й гвардейской стрелковой дивизии в районе Дунаальмаш — Несмей. На нее навалились сразу свыше 300 танков и самоходных орудий. Одновременно 96-я пехотная дивизия начала высадку десанта в районе Шютте — Писке — Ньергешуйфалу.

В районе Шютте немцы отправили баржу с пехотой. Но 4-я и 6-я батареи потопили ее. Гитлеровцы засекли позиции батарей, обрушили на них сильный артиллерийский удар и под его прикрытием продолжали переправу.

На помощь 2-му дивизиону пришел 3-й. Коваль открыл по переправе огонь 8-й и 9-й батареями. Пока шла артиллерийская дуэль, большая группа немецких танков, прорвавшая фронт 80-й стрелковой дивизии, подошла к позициям 4-й и 6-й батарей.

Литашов вынужден был повернуть свои пушки против танков, ослабил наблюдение за рекой. Это дало возможность [229] автоматчикам 96-й пехотной дивизии врага высадиться на правый берег Дуная.

Первые атаки немецких танков были отбиты, но автоматчикам удалось обойти позиции артиллеристов. На огневые 6-й батареи ворвалась большая группа гитлеровцев. Бойцы дрались с ними врукопашную. В схватке погибли командир взвода лейтенант С. И. Хромов, сержант А. И. Копылов, младший сержант Немлиенко, ефрейтор Кравченко. Вспоминая об этом бое, парторг батареи старший сержант С. А. Щеглов говорил: «Бились все отважно. Но особенно храбро сражался сержант Копылов. Он уничтожил многих фашистов, прежде чем погиб сам».

Тогда же были ранены майор Андриенко, начальник штаба дивизиона старший лейтенант Матюшинский, младший лейтенант Калабин, а также двенадцать сержантов и рядовых. Отходя от Шютте, Литашов все же сумел отправить их в санчасть 3-го стрелкового полка. Были уничтожены все автомашины, перебиты почти все кони. Литашов смог вывезти только одно орудие 4-й батареи.

Весь день 2 января 11-й стрелковый полк и батальон 8-го стрелкового полка в районе Ньергешуйфалу успешно отбивали попытки противника высадиться на правый берег Дуная. В то время, как в Шютте 4-я и 6-я батареи отбивались от вражеских танков и автоматчиков, другая группа гитлеровцев вышла в район Лаблатлана и обрушилась на 5-ю батарею. Но старший лейтенант Лисименко умело организовал оборону, и все атаки немецких танков были отбиты. Тогда неприятельские танкисты завязали с батареей огневой бой.

5-я батарея вела бой до вечера, расстреляла все снаряды. Два орудия были разбиты. Убиты все кони.

Командиру, старшему лейтенанту Лисименко, ничего не оставалось, как вынуть из третьего орудия затвор и отходить к Байоту.

В Байот они уже не смогли попасть. Немецкие танки, появившиеся на горе, обстреляли их. Тогда они повернули влево, обошли Байот и ночью пришли в Надьшап.

Память сохранила все детали того дня. Утро было ясным. Чуть подморозило. Прихожу на огневую позицию 3-й батареи, которая вела непрерывный огонь по [230] противнику, пытавшемуся высадиться в Ньергешуйфалу. Две десантные баржи были уже потоплены.

Я обошел каждый расчет, со всеми поговорил. Настроение у солдат было бодрым, никто не допускал мысли, что придется отходить.

К полудню на огневые позиции пришел командир 11-го гвардейского стрелкового полка К. В. Забабашкин. С ним группа разведчиков и связистов.

С пригорка были хорошо видны огневые позиции 5-й и 1-й батарей. Обе они стреляли в сторону Дуная.

Вместе с ординарцем Виктором Туриевым иду в Байот. В штабе полка один Фендриков.

— Командир дивизии и командующий артиллерией уехали в Надьшап. Там будет КП дивизии. Сейчас звонил подполковник Чефранов — тоже собирается в Надьшап, — говорит он мне.

В этот момент солдат штабной батареи крикнул:

— Перед Байотом, на горе, немецкие танки!

Выходим на улицу. На южной окраине Байота — автоматная стрельба. А в районе огневых позиций 5, 3 и 1-й батарей стреляют орудия. Артиллеристы прикрывают отход нашей пехоты.

Пробираемся на южную окраину Байота. По дороге, ведущей в Надьшап, мчится целая вереница повозок. На трофейной легковой машине подлетает Космачев. С ним несколько солдат: радист и разведчики. Откуда-то появляется капитан Г. М. Смолкин, помощник Космачева по технической части. Смолкин без слов забирается в машину, садится за руль.

— Фендриков, садитесь, — распоряжается Космачев. — Едем в Надьшап.

Из Байота вот-вот выйдет 3-я батарея. Мы еще попробуем стукнуть по немецким бронетранспортерам и танкам. Возле меня вырастает Виктор Туриев в одной гимнастерке, с автоматом в руках.

Гитлеровцы бьют по обозам. На горе появляется около тридцати бронетранспортеров и танков. Из Байота вылетают автомашины с 76-миллиметровыми пушками. Это истребительный противотанковый артдивизион капитана Клименко. Однако обозы сковывают маневр дивизиона. Клименко пытается обойти их. В это время фашисты открыли по дивизиону огонь зажигательными снарядами. Вспыхнула первая автомашина, на которой [231] ехал Клименко. Капитана ранило. Командование принял капитан Филатов, заместитель командира дивизиона по политической части.

Из машин выскочили солдаты. Под огнем врага они попытались отцепить орудия и развернуть их. Но новая группа обозников, выскочившая из Байота, помешала им сделать это.

Из Байота показались автомашины 3-й батареи. Ее командир капитан Зивзивадзе хотел повторить маневр Клименко, но не успел.

Да, идти в Надьшап этой дорогой невозможно. На пригорок выползают все новые и новые черные коробки, изрыгающие огонь по обозникам.

С окраины Байота торопится помощник начальника штаба полка капитан А. И. Авраменко. Он быстро догоняет нас.

— Пойдем вместе. Туда. — Я показываю рукой влево, где виднеются два каких-то строения. До них шагов триста. А там и гребень высоты...

Ливень вражеских пуль и снарядов 20-миллиметровых пушек прижал нас к земле.

— Поползем, — предложил Авраменко. — Будем лежать — наверняка убьют.

Ползем вверх. Огонь немцев как будто немного ослаб. Авраменко вскакивает и быстро бежит к еле видному в сумерках домику. Бегу за ним. Достигнув укрытия, падаем на землю, судорожно глотаем воздух. Минут десять сидим молча. Гитлеровцы все еще обстреливают дорогу. Но стрельба постепенно затихает.

Туриев встряхивает фляжку. Выпиваем по глотку. Как будто стало легче.

— Пошли в Надьшап, — предлагает Авраменко. Переваливаем через гребень высоты Сент-Керест (Святой крест). Встречаем группу бойцов.

— Артиллеристы есть?

— Нет. Мы из восьмого полка.. Недавно отошли из деревни... Название уж больно заковыристое — Ньер-гешуй-фалу.

Выясняю, что их 3-й батальон атаковали два батальона немецкой пехоты с бронетранспортерами и танками. Батальон держал оборону до трех часов дня, отбил вместе с артиллеристами несколько натисков противника. Потом пришлось с боем отходить к Байоту. Повстречавшаяся [232] нам группа солдат прикрывала отход батальона, потому так и запоздала.

— А теперь такая темнота — хоть глаз выколи. Не знаем, куда идти.

— Пойдемте с нами в Надьшап. Там собираются наши.

Бой в Байоте затих. Дорогой к нам пристраиваются солдаты — те, кто сумел вырваться из общей сумятицы обозов. На дороге Надьшап — Шаришап стоит батарея пушек. Солдаты оборудуют огневые позиции.

— Какая батарея? — спрашиваю артиллеристов.

— Четвертая.

Нет, это не наша. В 4-й батарее я знаю по голосу всех солдат.

— Давно появились здесь?

— Только что. Нас спешно сюда перебросили. Говорят, где-то немецкие танки прорвались. Вот и выдвинули навстречу им.

Потом я узнал, что это была батарея 248-го иптап. Но тогда наименование части не имело значения. Важно было то, что дорогу в тыл наших войск уже оседлали артиллеристы.

Наконец мы пришли в Надыпап. Быстро разыскали штаб полка. Космачев сидит возле стола, подперев руками голову. Он, кажется, просидел вот так всю ночь. Солдаты штабной батареи, уставшие за день, пережившие большую встряску, вповалку спят на полу.

Фендриков вызывает по рации командиров дивизионов.

— Известно что-нибудь о батареях? — спрашиваю его.

— Ничего. Связи нет. Пытаюсь вот кого-нибудь поймать.

Выхожу на улицу, напряженно вслушиваюсь в тревожный гул ночи. Подходит Смолкин. О том, что было несколько часов назад, не вспоминаем. Гулко ухают три выстрела. Над нашими головами с тихим шелестом проносятся снаряды. Разрываются они где-то в районе Байота.

— Из Байны бьют, — говорит Смолкин. — Кто бы это?

— Вероятнее всего, Коваль, — предположил я. — В девятой батарее три гаубицы. Если Коваль отошел из Унтер-Быкола, остался только один путь — на Байну. [233]

Снова три гулких выстрела. И опять шуршание снарядов и глухие разрывы в Байоте.

Где-то между Байотом и Надьшапом слышится урчание танков. Гитлеровцы подтягивают силы, готовятся с утра начать атаку на Надьшап.

Под утро уходим в Шаришап. Полка у нас пока нет, только один штаб...

Командир 3-го гвардейского стрелкового полка полковник А. С. Левин еще ночью 2 января заметил неладное у своих соседей слева — 80-й гвардейской стрелковой дивизии. Начавшийся там бой насторожил его. По схеме обороны 4-й гвардейской стрелковой дивизии полк находился в глубине обороны наших войск. На самом же деле 3-му стрелковому полку пришлось вступить в бой сразу же после прорыва обороны 80-й стрелковой дивизии.

Полковник Левин выдвинул один из батальонов поближе к Шютте. 3-я стрелковая рота заняла оборону западнее Унтер-Быкола. Одна рота закрепилась у Фельше-Водач, другая — у отметки 398, фронтом на восток.

Бой в Шютте разгорался. Левин понимал, что нужно помочь батальону 11-го стрелкового полка, поэтому он направил в Шютте батальон, пытаясь сбить немцев, просочившихся к огневым позициям 4-й и 5-й батарей. В завязавшемся бою батальон понес потери и вынужден был отойти обратно.

Наступило утро. Немецкие танки, двигавшиеся по направлению Несмей — Надьшап, отрезали полк от других частей дивизии. Весь день 2 января полк вел бой в окружении. На него наседали и части, занявшие Шютте и Писке, и танки, пробившиеся к дороге Надьшап — Байиа.

Левин связался по радио с командиром дивизии, попросил у него помощи. Но комдив не смог этого сделать — остальные части с трудом отбивали атаки вражеских танков.

— Выходите из кольца своими силами, — сказал он Левину.

Полк стал пробиваться к своим. Бой начал 3-й стрелковый батальон под командованием капитана Пушкарева. Головной шла рота старшего лейтенанта Ландина, дружно ударившая по врагу. Не ожидавшие удара гитлеровцы [234] бросились бежать, больше трех десятков солдат сдались в плен.

Вырвавшись из окружения, подразделения полка начали отход. Шли без дорог. Через небольшие горные перевалы, покрытые лесом. 3-й дивизион, все время поддерживавший полк Левина, не смог идти этим путем. Только 7-я батарея на конной тяге последовала за пехотой. 8-ю и 9-ю батареи Коваль повел по насыпи узкоколейной железной дороги, идущей от Шютте на Байну.

Ковалю повезло: не встретив противника, он вывел обе батареи к Байне. Здесь занял оборону, поджидая подход полка Левина и 7-й батареи.

Тревожная ночь тянулась медленно. Коваль пытался по радио связаться со штабом полка, но безуспешно. Поймал разговор штаба дивизии с 11-м полком. От них узнал, что части дивизии оставили Байот и отходят к Надьшапу. Вот тогда-то Коваль и дал несколько залпов по Байоту.

С занятием обороны у Байны Елизаров ушел в разведку. Вернулся во втором часу ночи.

— Заметили сосредоточение танков на дороге Байот — Байна, — сообщил он Ковалю. — Утром будут здесь.

— До утра подождем Левина, — решил Коваль, — а там видно будет, что делать. А пока батареи держать в боевой готовности.

Часа в три ночи впереди послышалась частая стрельба. Оказывается, это полк Левина, пересекая дорогу, наткнулся на остановившуюся автоколонну гитлеровцев. Отойти незамеченными было невозможно. Предугадывая возможность такой встречи, Левин заранее установил сигналы и порядок атаки противника.

И вот пехотинцы лавиною бросились к колонне автомашин, ведя по ним огонь. Несколько машин вспыхнуло. В отблесках пожара показались три танка, пытавшиеся развернуться для боя.

К ним сразу же ринулись комсомольцы и забросали их гранатами и бутылками с горючей смесью.

Гитлеровцы, бросив автомашины и отстреливаясь, поспешили отойти в северном направлении. А полк Левина, пробив дорогу к Байне, занял оборону.

Передышки не получилось и на этот раз. Чуть свет [235] 3 января перед Байной появились вражеские танки и бронетранспортеры. Закипел горячий бой, в ходе которого Коваль подбил несколько машин. Сам же он потерял два орудия.

А 7-я батарея так и не появилась здесь.

Обстановка все еще оставалась неясной. Заняв Шютте, Писке, Байот, противник словно бы не собирался ночью атаковать Надьшап и Байну. Или накануне понес большие потери и не подтянул еще резервы для дальнейшего наступления, или главный удар нацелен в другом месте. Юго-западнее, в районе Банхида — Товарош, где врагу противостояли 34-я и 80-я гвардейские дивизии нашего корпуса, весь день шел ожесточенный бой.

Оборона же в Надьшапе слишком слаба. Она не выдержит танкового удара. Поэтому чуть свет 3 января мы уходим в Шаришап, куда должны прибыть наши танки и артиллерия.

С рассветом мы были в Шаришапе. На окраине деревни пехотинцы Забабашкина, вышедшие из-под удара, готовили оборонительный рубеж. Солдаты работали спокойно, словно бы и не было вчерашней встряски. Это очень хорошо. Значит, встретим гитлеровцев с еще большим упорством.

Пробился из Шютте и Литашов с одним орудием 4-й батареи. Подхожу к пушке. Расчет уже готовит огневую. Сержант Георгий Багичев возбужденно рассказывает:

— Ну и бой был! Кругом огонь. Наша машина тоже горит, мы бьем и бьем. Но вот кончились снаряды. Бросать пушку? Тут подъезжают разведчики дивизиона вон на том драндулете и говорят: «Цепляйся, вырвемся!»

Огромный немецкий тягач, захваченный разведчиками, стоял недалеко от огневой, возле стены дома.

Вскоре появился и командир 1-го дивизиона Березуев. С ним солдаты управления. Он сообщил, что о 1-й и 3-й батареях ему пока ничего не известно.

— А вторая вместе с батальоном восьмого полка на старых позициях. Батальон прочно оседлал дорогу и не пускает немцев на восток.

2-я батарея подбила три немецких танка. Особенно отличился молодой командир орудия сержант Володя Чуйко, который подбил две вражеские машины. [236]

Пока я разговаривал с командирами дивизионов, Космачев установил связь с Ковалем.

— Коваль вышел к Байне с двумя батареями, — сказал он. — Стало немного веселее: как-никак у нас уже есть семь орудий.

...Гитлеровское командование все еще продолжало попытки пробиться к осажденному Будапешту. Но это уже было бесполезно, хотя мы еще отошли на 10–15 километров и оставили несколько населенных пунктов.

4 января. Район деревни Мань. День ясный, морозный. Над дорогами висят большие группы вражеских самолетов. Они бомбят наши войска, пользуясь отсутствием «ястребков». Давно уже не было такого положения.

В Мань пришел парторг 2-го дивизиона старший лейтенант Герасименко и привел с собой 28 солдат и сержантов.

Прибыла и 7-я батарея в полном составе. Двинувшись вслед за 3-м стрелковым полком, она вскоре вынуждена была свернуть с лесной тропы и долго петляла в поисках дороги. Во время этих блужданий батарея неожиданно встретила группу танков 170-й бригады, выходившей из окружения в районе населенного пункта Несмей.

Заметив появившиеся в лесу танки, Денисов сначала принял их за вражеские и развернул орудия для боя. Еще мгновение — и он открыл бы огонь. Танкисты тоже подготовились к бою. Но вскоре недоразумение выяснилось. Денисов узнал свои танки. Вместе с танкистами батарея вышла к деревне Мань.

...Вскоре наша дивизия передислоцировалась в Бичке, где 3-й стрелковый полк занял оборону. Коваль получил в свое распоряжение все орудия, имевшиеся в части. 3-й дивизион будет поддерживать 3-й стрелковый полк. Космачев остается с этим дивизионом. Мы с Фендриковым уезжаем в деревню Валь, где нам предстоит сформировать 1-й и 2-й дивизионы.

Фендриков подсчитал наши потери и урон, который мы нанесли противнику в боях 2 и 3 января.

За эти дни полк потерял шестнадцать орудий, шесть человек было убито и двадцать три ранено. Судьба тринадцати человек оставалась еще не выясненной, в том числе замполита 1-го дивизиона капитана И. П. Оробинского и начальника связи полка капитана П. И. Оленюка. [237]

Полк подбил и уничтожил: пять танков и самоходных орудий, пять бронетранспортеров, три баржи с живой силой, три катера, три лодки, одно орудие и шестнадцать пулеметов.

Несмотря на сложную и невыгодную для нас обстановку, артиллеристы сражались мужественно и отважно. Они сделали все возможное для того, чтобы нанести врагу максимальный урон.

* * *

Бичке. Название этого небольшого венгерского городка, расположенного недалеко от Будапешта, запомнилось мне на всю жизнь. В планах битвы за Будапешт он играл важную роль, поэтому бои за него были очень упорными и ожесточенными.

...Гитлеровцы ведут наступление южнее, из района Секешфехервара. Направление их главного удара — Шерегельеш — Шармад — Адонь — Дунапентеле. Личный состав первого укрепрайона, которым командует бывший командир нашей дивизии генерал-майор С. И. Никитин, под ударами врага вынужден был отойти.

Ночь. Над нами в беззвездном небе непрестанно гудят транспортные самолеты. Немецкое командование все еще пытается чем-то помочь своей будапештской группе.

Звонит телефон. Оперативный дежурный по штабу полка берет трубку:

— Слушаю...

Лицо дежурного становится озабоченным.

— Командира полка будить или нет? — положив трубку, спрашивает он меня. — Передали, что гитлеровцы появились в Гардони — десять танков и автоматчики. Это еще далеко от Бичке. Но все же.

— Не стоит будить.

На полу спят парторг Горбатенко и комсорг Гринберг. У Лукича сон тревожный. Стоило нам заговорить, как он проснулся.

— В чем дело? Где прорыв?

Мы улыбаемся.

— Спи, Лукич, — говорю я. — Никакого прорыва на нашем участке нет. Это около Гардони.

— А-а... Тогда еще посплю...

21 января после короткой артподготовки немцы начали наступление на оборону 59-й стрелковой и нашей дивизий. [238] Они бросили в бой около 45 танков, самоходных орудий и бронетранспортеров. Наши артиллеристы открыли перекрестный огонь с высоты 214. Главный удар врага нацелен именно сюда — между городом Бичке и деревней Мань. Отсюда совсем близко шоссе Бичке — Будапешт.

На высоте 214 на прямой наводке стоят 1-я и 2-я батареи, недалеко от них — 4-я. Своим кинжальным огнем они подожгли пять вражеских машин.

Утром фашисты возобновили атаки. 59-я стрелковая дивизия — наш правый сосед — не выдержала удара и стала отходить. Гитлеровцы заняли деревню Мань. Между Бичке и Манью образовался вражеский клин.

Весь день шел упорный бой, а 23 января к 15.00 группа немецких танков «тигр» вышла на шоссейную дорогу Бичке — Будапешт. «Тигры» устремились вперед, к столице Венгрии. Недалеко от станции Херуегхалом танки были встречены нашими новыми самоходками СУ-100. В коротком поединке они подожгли больше десяти танков.

С нашего НП хорошо видно, как фашисты бросились вспять. Однако на помощь им устремились новые силы: высоту 214 атаковал батальон пехоты при поддержке четырех танков. Но и эта атака была отбита.

* * *

Бессменный агитатор, редактор боевого листка, командир орудия Василий Голубитченко пишет листок-»молнию». Вместо заголовка красным карандашом начертано: «Стоим насмерть! К Будапешту враг не пробьется!» И далее текст: «Вчера батареи полка подожгли 5 танков и несколько бронетранспортеров. Кто поджег — трудно установить, дело было ночью. Важно, что немецкие танки не прошли через наши позиции. Шютте не повторится».

Он подает листок мне:

— Нарисуйте горящий немецкий танк и пушку, которая подожгла его...

— А может, бойца, который, пожертвовав собою, подбил «королевский тигр»?

Я рассказываю о солдате нашей дивизии — пехотинце Василии Намасове. Это было совсем недавно...

Карандаш быстро ходит по бумаге. Вот он, «королевский тигр», вползающий на высоту. По нему бьют наши пушки, а он все ползет и ползет. Кажется, сама высота сминается тяжестью этого танка... [239]

И солдат в ушанке и фуфайке, бегущий навстречу стальному чудовищу со свастикой. В руках воина противотанковая граната.

«Королевский тигр» навеки застыл перед окопами нашей обороны. Комсомолец, рядовой боец, житель Краснодона Василий Намасов, пожертвовав собою, остановил натиск врага.

— Вот так, насмерть, стоят гвардейцы. — Голубитченко похвалил рисунок. — Хороший боевой листок получился. Пойду прочитаю ребятам...

В эти дни политработники находились на огневых позициях. Почти все батареи были поставлены на прямую наводку, в одной линии с пехотинцами. Никто из солдат не допускал и мысли, что враг может пробиться к Будапешту. В листках-»молниях» мы так и писали: «Будем стоять насмерть. Враг не пробьется!» Беседуя с солдатами, мы не скрывали, что наше положение трудное, говорили прямо, что все зависит от упорства и стойкости советских воинов.

...Вечером 23 января возле наших огневых позиций появились танки 2-го механизированного корпуса. Артиллеристы сразу же завязали знакомство с танкистами.

Ночь прошла спокойно. Только южнее нас дела пока не особенно хорошие. По радио передали о сдаче Секешфехервара.

Спокойно прошел и день 25 января. Вечером получили приказ перейти к станции Херуегхалом. Но тут же пришел новый приказ: остаться на месте. Предполагается, что в 23.00 неприятель начнет наступление на Бичке.

Сижу в комнатушке, читаю дивизионную газету «Боевой товарищ» и газету 3-го Украинского фронта, отмечаю населенные пункты, возле которых идут сейчас бои. Завтра утром эту сводку покажем солдатам и сержантам. Рисую стрелки вражеских ударов: у Бичке, у Барачки и у Адони. Наш фронт разорван на две части. Положение трудное.

Космачев смотрит на схему и говорит совсем не относящееся к ней:

— Беседовал с Плешаковым. Ему предлагают должность советника при союзной комиссии в Болгарии.

— А он?

— Согласился. Но еще не уехал. Говорит, зайду проститься. [240]

— Что ж, пожелаем ему успешной работы на новом поприще.

Зуммерит телефон. Космачев разговаривает и одновременно посматривает на меня. Положив телефонную трубку, он засмеялся.

— Оперативный дежурный передал, что немцы накатывают танки.

— Как накатывают?

— Откуда я знаю как. Накатывают, и все...

От южных соседей пришла хорошая весть: вражеское наступление остановлено. Фашистов выгнали из Адони и Дунапентеле. Севернее нас, в районе Кирва, наш танковый корпус тоже занес свой кулак над врагом.

Утром принесли обращение Военного совета фронта. По этому случаю во всех батареях провели митинги.

Штаб полка перебрался к станции Херуегхалом, в какой-то поселок из трех незавидных домишек. Готовимся к частной операции — взять деревню Мань и высоту 268.

Меня свалил грипп. Пришел врач полка И. А. Зубков, смерил температуру — 38,6.

— Придется пару деньков полежать в постели. Идите в санчасть.

— Не пойду. Скоро придут Горбатенко и Гринберг, замполиты дивизионов. Нужно обсудить, что делать завтра.

На улице метет метелица, а наши ребята ведут бой. Явственно слышны выстрелы пушек.

Вечером пришел Горбатенко. Докладывает:

— Высота двести шестьдесят восемь занята. Наш стрелковый полк ворвался в Мань.

Горбатенко возбужден боем.

— Ты знаешь, как дрались пехотинцы? Диво! На наши позиции вылезла немецкая самоходка. Старший сержант Кобзий бросился на нее с бутылкой горючей смеси. Так ударил, что самоходка факелом вспыхнула. Рота ворвалась в Мань.

Когда взяли эту деревню, положение на нашем участке стабилизировалось. Враг больше уже не делает попыток прорваться к будапештской группировке. Улучшилось положение и южнее нас. Прорыв между озерами Балатон и Веленце ликвидирован.

В армейской и фронтовой газетах весь месяц пестрели шапки, такие же, как вчера: «31-й день великой битвы за Будапешт». Сегодня этой шапки в газете нет. Вопрос [241] о Будапеште решен. Сегодня в газетах появился новый призыв: «До Берлина по прямой 110 километров!»

Наступили дни обороны. Это значит, что мы начинаем готовиться к будущему наступлению.

Буда пала. 13 февраля там прозвучали последние выстрелы. Нам передали, что несколько вражеских групп все же прорвались через линию обороны 46-й армии и будут пытаться перейти линию фронта где-то в нашем районе.

Поднимаем на ноги всех и вся. Проводим беседы о бдительности. Парторганизация выдвинула лозунг: «Ни один фашист не пройдет через наши позиции».

В первую же ночь — 14 февраля — полку пришлось столкнуться с вражескими группами. Около часу ночи до сотни гитлеровцев, вооруженных гранатами, автоматами и пулеметами, подошли к огневым позициям 6-й батареи, стоявшей недалеко от местечка Жамбек, на кукурузном поле. Часовые обнаружили подползавших немцев и подняли тревогу.

Артиллеристы приняли бой. Из стоявшего недалеко от огневых позиций домика выскочил оставшийся на батарее техник-лейтенант Студеникин. Выстрелами из пистолета он убил двух фашистов и побежал к батарее.

Немцы бросились к орудиям, пытаясь пробиться через огневую. Сержант Алексей Крайнов кинулся в гущу гитлеровцев и стал бить их прикладом. На помощь ему пришел рядовой Ермаков. Они отогнали врага. Это дало возможность орудийным расчетам занять оборону и организованным огнем встретить вторую группу немцев, которая вынуждена была скрыться в кукурузе. Это заметили артиллеристы 5-й батареи. Они развернули два орудия и в упор расстреляли отступавших.

Другая группа фашистов, численностью около 50 человек, напала на позиции 1-й батареи. Часовой ефрейтор Никифоров своевременно заметил их и поднял тревогу. Батарейцы открыли огонь. В ночном бою было убито 35 вражеских солдат и офицеров. У нас погибли Студеникин и Ермаков. Там, где лежал убитый Студеникин, валялись два немецких офицера, застреленные из пистолета. Было взято в плен 14 неприятельских солдат.

Весь день 14 февраля наши воины патрулировали по кукурузному полю. То тут, то там вставали немцы и поднимали вверх руки:

— Гитлер капут. Война капут. Рус карош. [242]