На Правобережной Украине
В первых числах декабря 1943 года 31-й гвардейский стрелковый корпус вышел из боев. 4-я гвардейская дивизия была расквартирована в большом селе Веселое и прилегающих к нему деревнях. В Веселом расположился штаб дивизии и наш артиллерийский полк.
Начались дни мирной учебы. Я не оговорился. Фронт был так далеко от нас, что мы ни разу не видели даже вражеских бомбардировщиков.
Писанко с утра до ночи пропадал в поле. Он успевал везде: то присутствовал на занятиях по отражению танковой атаки батареей, то изучал со штабными офицерами опыт прошедших боев. Возвращался домой усталый, но довольный.
— Вот еще один день прошел с пользой, — заметил он однажды. — Сегодня орудийные расчеты показали класс быстроты при отражении танковой атаки. Теперь можно доложить, что полк готов к боям.
Партийная организация работала планомерно и умело. Коммунисты и комсомольцы во всем были примером. Дивизионная газета «Боевой товарищ» предоставила слово бывалым солдатам и сержантам. Их рассказы об опыте прошлых боев, о политико-массовой работе во фронтовой обстановке дали многое для нового пополнения. «Так надо бить немецко-фашистских захватчиков» — гласил подтекст каждого выступления.
В канун Нового года мы собрались в большом зале местного клуба. За праздничными столами — офицеры, сержанты, солдаты. Командир полка произнес небольшую речь и всех призвал почтить память погибших минутой молчания.
— А теперь дадим слово, что в 1944 году будем еще беспощаднее громить гитлеровских захватчиков. На днях прибудет армейская комиссия. Она проверит нашу готовность к предстоящим боям, — сказал Писанко в заключение.
Вскоре комиссия действительно приехала. Командарм — пожилой суровый генерал — побывал во всех подразделениях дивизии, придирчиво вникал во все детали. Чем ближе к завершению подходила проверка, тем больше [160] разглаживались суровые складки лица командующего, по-молодому блестели пронзительные, под густыми бровями, глаза.
— Ваши гвардейцы — молодцы! — сказал он нам на итоговом совещании. — Да, признаться, иного я и не ожидал. Что ж, теперь поедем туда, где будет нанесен по врагу один из главных ударов.
На всех фронтах развертывались большие бои. Первый Украинский фронт развернул широкие наступательные операции. На Правобережной Украине освобождено много городов и населенных пунктов. Наши войска перешли старую границу и бьются с врагом на территории Западной Украины. Начал наступательные операции и Волховский фронт.
20 января наш полк погрузился в вагоны.
Через два дня мы прибыли на станцию Елизарово, сплошь забитую эшелонами. Теперь все стало ясным: 31-й гвардейский корпус будет действовать на криворожском направлении в составе 46-й армии.
Передний край обороны наших войск на этом участке проходил от Федоровки до Милорадовки почти прямой линией с востока на запад. Слева от нас вела бои 8-я гвардейская армия, справа — 37-я.
Сменяем стоявшие здесь части, занимаем их позиции. Наши солдаты ходят задрав нос: «Мы — корпус прорыва. Раз пришли сюда, значит, скоро наступление». Старожилы радушно посмеиваются и предупреждают: «Что ж, наступайте, но учтите, что трудностей, которые мы пережили в обороне, и вас не минуют; во-первых, противник занимает сильно укрепленные высоты, во-вторых, у него много артиллерии и танков, в-третьих, здесь не из чего делать накаты на блиндажах, в-четвертых, тут нет даже сносной питьевой воды...»
В том, что на новом месте нет хорошей питьевой воды, мы убедились сразу же. Как ни старались наши повара, но ужин получился на редкость невкусным, а от чая многие вовсе отказались — горьковато-солоноватый привкус воды вызывал тошноту.
Пришлось искать питьевую воду по окрестностям; нашли недалеко от станции Елизарово. Возить ее оттуда к передовой было, правда, далековато, но расторопные старшины все же справлялись с этой задачей.
Второй проблемой, как и предупреждали нас товарищи, [161] оказались блиндажи — нечем покрыть их. Погода в те дни выдалась дождливой, промозглой. Высидеть в ровиках было нелегко, особенно ночью, когда люди отдыхали. Но и тут гвардейцы вышли из положения — разведали заросли кустарника. Над блиндажами сплели из прутьев куполообразные крыши, выдерживающие слой земли в четверть метра толщиной. Блиндажи приобрели жилой вид. А делать земляные печурки гвардейцы научились еще на Волховском фронте.
Пока шла подготовка к прорыву, на передний край обороны были выдвинуты 34-я и 40-я гвардейские дивизии. А наша осталась во втором эшелоне. Тот же порядок, что и перед прорывом вражеской обороны на реке Миусс.
Наш артиллерийский полк выдвинут на поддержку 34-й дивизии. Проводим партийные и комсомольские собрания. Принимаем решение: «Коммунисты и комсомольцы должны возглавить подноску снарядов на передовую». Это вызвано тем, что из-за плохой погоды дороги стали непроезжими.
Подносили снаряды и мирные жители, и солдаты, возвращавшиеся из госпиталей в свои полки. Мы, артиллеристы, были особенно благодарны заместителю командира нашей дивизии полковнику Прокопию Яковлевичу Елсукову. В тылах армии он принял новое пополнение в количестве 800 человек. Идя к передовой, солдаты принесли в наш полк 800 снарядов.
Ходил за снарядами и я вместе с Иваном Гончаровым, Харитоном Плаксиным, Иваном Ткачуком и другими ветеранами 2-го дивизиона.
На этом участке фронта гитлеровцы проявляют повышенную активность, все время держат под обстрелом передний край. То на правом, то на левом флангах наших боевых порядков то и дело шлепаются снаряды 105-миллиметровок. Но это не останавливает подготовку к наступлению.
Правее наших огневых позиций на исходные рубежи вышли новые танки ИС. Кое-кто из солдат, выкроив минутку, сбегал посмотреть новинку, поговорить с танкистами. Командир орудия 5-й батареи сержант Золотарев один из первых побывал в гостях у танкистов. Вернулся возбужденный. По натуре человек очень общительный, Николай умел как-то быстро сойтись с людьми, не зря [162] в батарее он был постоянным редактором боевого листка и агитатором.
— Вот это танки! Гроза для фашистов, — убежденно заявил сержант. — Они не боятся минных полей. А пушка? С двух километров прямым выстрелом может разбить фашистский танк...
Но не только новые танки занимали умы солдат. Рядом с нами минометчики устанавливали рамы для пуска реактивных снарядов.
В моем дневнике есть такая запись: «Через два часа тридцать минут начнется наше наступление, цель его — окружить вражескую группировку, обороняющую район Криворожья — крупную металлургическую базу юга Советской Украины.
Сейчас Ленинградский и Волховский фронты ведут успешное наступление. Вражеская группа «Север» трещит по всем швам.
Вчера вечером пришел ко мне Иван Гончаров. В рулах у него газета.
— Вот, товарищ гвардии майор, те самые места, где мы в сорок втором горе мыкали. — Зеленоватые глаза Ивана радостно поблескивали. — Те же самые, а поди как стебанули фашистов. Сегодня по радио передали: Чудово-то окружено. Вот как мы выросли!
Гончаров давно уже не ездовой. Теперь он заряжающий у 122-миллиметровой гаубицы, учится на наводчика. Учеба дается трудно — ведь окончил только один класс начальной школы, но Иван все же надеется овладеть трудной специальностью.
— А ведь и ты вырос, Иван Николаевич, — говорю ему.
— Определенно вырос. Да еще как. Самое главное — чихать я хотел на фашистские самолеты. А как было в сорок первом? Чуть заслышу их гугнявый вой — душа в пятки уходит. А теперь хочу вот схватиться с «тигром». И одолею этого зверюгу. Как пить дать одолею.
Никогда не унывающий балагур вдруг помрачнел.
— Об одном только жалею, товарищ майор: нету с нами Кузьмы. Пришлось похоронить друга сразу же после выхода из Рогачиков.
— Тринадцатого ноября, возле деревни Павловка, — уточняю я. [163]
— Верно, там. А ведь мы мечтали с ним вместе дойти до Берлина. Знать, не судьба Кузьме. А я дойду. Я и за своего друга воевать буду...
Рогачики... Да, тогда, 6 ноября, гитлеровцы все же испортили нам праздник. Несколько дней шли упорные бои. Батареи полка сожгли шесть вражеских танков, но и сами потеряли семь орудий. Погиб старший сержант К. В. Егорычев, были ранены Сергей Плехов и Наум Меркулович. Несколько позднее погиб капитан П. Г. Прохоров и тяжело ранен майор Г. Ф. Алексеев...»
Ночь перед наступлением была очень тихой, даже пулеметчики почти не вели огня.
Вчера 34-я дивизия провела разведку боем, захватила пленных. Теперь точно известно, что против нас стоят части 123-й вражеской пехотной дивизии и 9-й танковый батальон.
На окраине Ново-Ковно КП командира нашего соединения полковника Гавриила Ефимовича Кухарева. Г. Е. Кухарев недавно принял командование дивизией, во время нашего отдыха в Веселом.
Многие офицеры дивизии знали полковника еще с времен боев на Волховском фронте, под Ольховкой. Там полк Кухарева был нашим левым соседом. Левым соседом он оказался и во время оборонительных боев северо-западнее Сталинграда. Да и в июльских боях на реке Миусс полк Кухарева тоже был рядом с нами.
Во всех боях его часть показала умение бить врага. А нас, артиллеристов, привлекало и то, что новый командир дивизии хорошо знал артиллерийское дело. В этом мы убедились во время проверки полка в Веселом.
В час ночи Кухарев вызвал Писанко и меня на КП. Через полчаса мы были на окраине Ново-Ковно. Доложили о прибытии.
Подошли командиры и замполиты стрелковых полков. Хотя лиц докладывающих не видно, по голосу каждого можно было определить, что передислокация на исходные позиции прошла благополучно.
— Передайте солдатам благодарность за точное исполнение приказа, — произнес Кухарев, выслушав доклады. — Прошу командиров полков зайти в хату.
Политработников пригласили в соседний дом. Начальник политотдела дал нам последнее напутствие перед началом боя. К концу совещания пришел Кухарев. [164]
— У меня к вам несколько слов, — произнес он. — Командирам полков я предоставил полную инициативу. Полагаюсь на них. Ваша задача — подкрепить эту инициативу высоким моральным духом солдат.
Он посмотрел на меня:
— Артиллеристам будет труднее всех. Могут застрять в грязи. Но я надеюсь, что они примут все меры и постараются не отстать от пехоты.
— Сделают, — ответил за меня Ляпунов. — Народ в полку опытный, хорошо знает тихвинскую грязь. Там тоже было трудно, но справились...
Длинна январская ночь. По времени уже утро, а темнота как будто все больше сгущается. Писанко размашисто ходит возле окопа НП. Лезть в темноте в грязный окоп не хочется. Несколько раз спрашивает, ни к кому не обращаясь:
— Будет рассвет или нет?
В восемь утра во всех батареях проводили митинги. Короткие выступления с призывами: «Прорвем оборону врага!», «Освободим Кривой Рог!», «Вперед к Днестру!».
Но вот и первые проблески рассвета. В 8 часов 45 минут прозвучал первый залп орудий и «катюш». Массированный удар артиллерии продолжался 50 минут. По времени это не так уж и много. Но чем короче огневой удар, тем массированнее он должен быть. Нужно оглушить гитлеровцев, не дать им опомниться.
Не успел еще умолкнуть последний залп артиллерии, как в атаку пошли танки и пехота 34-й дивизии. Танки обошли высоту слева, вклинились в оборону врага. А пехотинцы почему-то застряли.
Бой на высоте перед Еленовкой продолжался уже более часа. С НП нам видно, как небольшие группы наших стрелков ползком добираются до немецкой траншеи, дерутся врукопашную. Гитлеровцы оказывают отчаянное сопротивление. Вот из Еленовки выползают семь танков. Наши пехотинцы начинают отходить к своим траншеям. Бьем по танкам врага сразу тремя гаубичными батареями. Танки пятятся.
В этот момент командир дивизии Кухарев двинул части в атаку. 3-й и 11-й стрелковые полки, пройдя через боевые порядки 34-й дивизии, дружно ударили по высоте. Гитлеровцы не выдержали натиска и начали отступать.
Фронт неприятельской обороны прорван. Началось [165] преследование врага. В отдельных местах гитлеровцы пытались еще оказать сопротивление. Так, 1 февраля две группы танков и «фердинандов» возле населенного пункта Чемеринское атаковали нас с двух сторон. Больше часа длился бой. И опять фашисты вынуждены были отступить, потеряв при этом более 300 солдат пленными.
3 февраля части дивизии подошли к станции Софиевка. Были освобождены также населенные пункты Чемеринское, Новоукраинка, Ботвинское, имени В. И. Ленина, Алексеевка. В Алексеевке 11-й стрелковый полк взял в плен роту вражеских автоматчиков.
Отступая, гитлеровцы бросили технику и оружие. Мы взяли трофеи: 94 орудия разного калибра, 150 автотягачей и несколько сот автомашин.
Бой за Софиевку (ныне Михайловка-Заводская) длился весь день. Фашисты сосредоточили здесь усиленный батальон пехоты, около полка артиллерии и 20 танков. Все подступы к селу были сильно укреплены.
Несколько раз пытались мы взять этот населенный пункт. Гитлеровцы отвечали яростными контратаками. Во второй половине дня создалось особо трудное положение. 20 танков вклинились в наши боевые порядки. Пехотинцы начали отходить. Одно за другим умолкали наши орудия. Не было снарядов.
Тогда начальник политотдела бросился навстречу отходившим и горячо воскликнул:
— Четвертая гвардейская никогда не отступала. Но отступим и сейчас. Вперед, товарищи! Бей танки гранатами! Коммунисты и комсомольцы, вперед! За Отчизну!
Этот призыв был услышан бойцами. С криками «ура!» они бросились вперед.
Особого накала достиг бой за высоту 94,9, где дрался 3-й гвардейский полк полковника Александра Семеновича Левина. Здесь бойцы подпустили танки к своим позициям и стали забрасывать их гранатами. Кончились гранаты. А танки, тяжело ворочаясь, продолжали утюжить позиции полка. Тогда наиболее смелые взобрались на гитлеровские машины и стали забивать смотровые щели грязью. На поле боя немцы оставили 18 танков, в том числе 3 исправных.
Исключительное мужество в этом бою проявил пулеметчик Харьковский. Шахтер, у которого гитлеровцы во время хозяйничания в Донбассе сожгли хату, расстреляни [166] жену, пробился с пулеметом на господствующую высотку и занял оборону. Огнем своего пулемета Харьковский отсек вражескую пехоту, шедшую за танками, прижал ее к земле. Его ранило в обе ноги. Пробравшийся к нему санинструктор хотел отнести его в санчасть.
— Перевяжи ноги, — ответил Харьковский. — В санчасть потом, надо бить фашистов.
Отважный пулеметчик продолжал вести огонь до конца боя.
Заняв Софиевку и Малую Воронцовку, части дивизии сразу же повели наступление на Апостолово.
Апостолово — небольшой город, но крупный железнодорожный узел. Его обороне вражеское командование придавало особое значение. Как известно, около 50 процентов всей потребности в марганце гитлеровцы покрывали за счет Никополя. А Апостолово было тем опорным пунктом, который прикрывал всю никопольскую группировку врага.
Весь день 4 февраля шел бой на подступах к городу. Солдаты дивизии шаг за шагом продвигались к Апостолову, воюя за каждый метр земли.
Особенно трудно было на правом фланге, где наступал 11-й стрелковый полк под командованием подполковника С. С. Мищенко. Сильный огонь вражеской артиллерии заставил одну из рот полка отходить. Заметив это, заместитель командира дивизии полковник П. Я. Елсуков бросился к солдатам.
— Кого испугались? Гитлеровцев, которых вчера били? Вперед, за мной!
Не обращая внимания на сильный артиллерийский огонь врага, полковник повел роту в наступление.
Трудности встречались нередко. Да их не всегда и предусмотришь.
В 3-м полку молодые солдаты, утомленные беспрерывными боями и не спавшие уже несколько суток, к вечеру 4 февраля стали засыпать на ходу. Замполит подполковник Гаврилов созвал политработников части.
— У коммунистов и комсомольцев должен найтись резерв сил — коммунистическая убежденность. Надо попросить их поднять молодых солдат для боя ночью. Задача должна быть выполнена. К утру мы возьмем Апостолово.
В час ночи дивизия пробилась к городу. Против [167] 3-го полка был брошен батальон мотопехоты с 9 танками. Гитлеровцы подожгли дома и при свете пожаров отчаянно атаковали 9-ю роту, с которой шла только одна пушка — сорокапятка под командой сержанта Федота Федько. Артиллеристы отважно встретили атаку гитлеровских танков. Но одна пушка не смогла бы отразить натиск девяти бронированных махин, и тогда воины снова пустили в ход гранаты. Атака противника была отбита.
В три часа ночи на северо-западную окраину Апостолова ворвались солдаты 11-го, а на южную — 8-го стрелковых полков. К 7 часам утра город был полностью очищен от врага. При этом взяты большие трофеи: 1000 автомашин, 40 танков, 3 самолета, 40 орудий разного калибра, 4 паровоза, 150 автотягачей и тракторов, несколько вагонов с боеприпасами.
В эти дни артиллеристам пришлось преодолеть большие трудности. Уже в Еленовке часть автомашин с орудиями застряла в грязи. Хожу от батареи к батарее, подбадриваю солдат:
— Поднатужьтесь. Надо как можно скорее быть в Апостолове. Фашисты, несомненно, попытаются вернуть город. С его потерей над Никопольской и левобережной группировками врага висит угроза окружения. И надо сделать эту угрозу фактом. А для этого мы должны занять оборону на западной окраине города.
Особенно труден был перегон между Каменкой и Апостоловым. Вся дорога забита исправными, груженными разным имуществом немецкими автомашинами. А мы пробиваемся прямо по полю. Через каждые 300–500 метров останавливаем наш поезд из 18 автомашин, очищаем колеса от грязи. Через полчаса снова трогаемся. Идем возле машин. И как только слышим, что шофер дает газ, подскакиваем к кузову:
— Давай, давай, газуй! Пошел, пошел!
Потом дело пошло лучше. Кому-то из солдат пришла мысль очищать колеса на ходу. И вот уже понеслась команда:
— Не зевай, очищай колеса на ходу.
От всех валит пар. Сброшены шинели, ватники. И все же гимнастерки мокрехоньки, лица залеплены грязью, Наравне с солдатами работают и офицеры.
5 февраля полк занял оборону западнее Апостолова. Под вечер во всех батареях провели беседы, посвященные [168] взятию города. Перед этим было передано обращение Военного совета фронта в связи с годовщиной разгрома гитлеровцев под Сталинградом. И эти беседы как-то само собой превратились в митинги. Солдаты просят слова, выступают с призывом еще смелее и решительнее громить немецко-фашистских захватчиков. Посмотришь на выступающего — выходит из строя побледневший, усталый, но вот начинает говорить — и куда девалась усталость. Позабыто и то, что несколько суток почти не спали, и то, что частенько тащили орудия на себе, и то, что при смене огневых позиций рыли и рыли землю... Радость победы, высокий моральный дух — вот та живительная сила, которая вела нас вперед.
На другой день дивизия получила задачу выйти к реке Ингулец в районе населенного пункта Широкое. А нам, артиллеристам, опять мешала грязь. С пехотой ушли только три конные батареи. 7-я батарея была на тракторной тяге. Но тракторы смогли дотянуть пушки только до хутора Октябрьский.
Пока шел ремонт тракторов, командир батареи старший лейтенант Адам Швед поставил орудия на огневую позицию; офицер хорошо знал закон артиллеристов: где бы орудие ни остановилось, оно должно быть готово к бою.
Швед словно в воду глядел. Под вечер того же дня перед Октябрьским появились вражеские танки. Первые две легкие машины (разведчики) артиллеристы подпустили на близкое расстояние и подбили двумя выстрелами.
В тот день мне снова пришлось заниматься подтягиванием отставших орудий. К вечеру 8 февраля я собрал 9 автомашин с пушками. Попытался было по дороге пробиться на поселок им. Сталина, где уже были наши части, но застрял. Выручила одна из местных женщин.
— Вы, хлопцы, езжайте по старой насыпи, — посоветовала она. — Дюже гарно будет.
К Октябрьскому мы подошли вовремя.
Вечером помощник командира полка по материально-техническому обеспечению майор Н. А. Корольков прислал в Октябрьский нарочного с запиской: «Возле Апостолова появились танки противника. Тыл полка под ударом. Пришли из Октябрьского пару орудий».
У меня, кроме арттехника 3-го дивизиона старшего [169] лейтенанта И. Г. Тихонова, из офицеров никого нет. Спрашиваю Тихонова:
— Огнем батареи управлять можешь?
— В училище знакомили.
— Бери четыре орудия и сейчас же с ними в Апостолово, в распоряжение майора Королькова.
Гитлеровские танки вечером подошли к станции, обстреляли ее. Но когда Тихонов подошел к Апостолову, немцы, не приняв боя, ушли в южном направлении.
Утром Тихонов вернулся.
Зима все же взяла свое. Ударили морозы, повалил снег, и даже разгулялась плакальщица-вьюга.
Немцы сделали еще одну попытку приостановить наше наступление к Кривому Рогу.
10 февраля передовые отряды нашей дивизии подошли к южной окраине поселка Широкое. Ночью передовой отряд 8-го стрелкового полка форсировал реку Ингулец и выбил гитлеровцев со станции и юго-западной окраины Николаевка-1.
Неприятель пытался контратаковать основные силы. Так, 14 февраля группа немецкой пехоты при поддержке десяти танков атаковала правого соседа нашей дивизии — части 236-й стрелковой дивизии и к 16.00 вышла к высоте 105,8.
На эту высоту только что были выдвинуты два орудия 4-й батареи. Командовал ими лейтенант Г. И. Щербаков. Поскольку орудия стояли на прямой наводке, Щербаков был связан непосредственно с НП командира полка. Он сразу же доложил Писанко:
— Правый сосед отошел. Орудия остались без пехотного прикрытия.
— А что у немцев? — спросил Писанко. В этот день мела поземка, видимость была плохой.
— Говорят, и здесь появились танки, но пока я не вижу их. А если увижу, будем бить, — заверил Щербаков.
— Действуй, дорогой. А прикрытие я сейчас постараюсь прислать, — пообещал командир полка.
Писанко тут же позвонил командиру 11-го стрелкового полка, тот согласился послать роту пехотинцев, хотя и знал уже об отходе 236-й дивизии.
Первым орудием командовал старший сержант Голубитченко. Рядом с ним стоял Степан Курмахин — командир [170] второго орудия. В последнее время саратовец Голубитченко и вологодец Курмахин крепко подружились и понимали друг друга с полуслова.
— Надо справа, Вася, их ждать, — заметил Степан. — Появятся, подпустим....
— Согласен, — кивнул головой Голубитченко. — Вон, смотри...
Появилась какая-то темная масса. Голубитченко подошел к панораме. Он решил подпустить танк как можно ближе.
Вскоре показался второй танк, за ним третий. Голубитченко крикнул Курмахину:
— В первый правый навожу я.
Поймав машину в перекрестие панорамы, он уже не отпускал ее. Ждал, когда она доползет до кустика степной травы. Вот танк у намеченной черты. Голубитченко еще раз проверил точность наводки и нажал на рукоять ударного механизма.
Танк задымил. Голубитченко снова нажал на спуск — он знал, что расчет уже зарядил орудие. Машина вспыхнула огнем.
Курмахин дважды выстрелил по второму танку, но тот продолжал ползти вперед. Возле орудия шлепнулась болванка, потом вторая, Курмахин выпустил еще несколько снарядов. Наконец и этот танк загорелся.
Голубитченко бьет по третьей машине, но та, маневрируя по полю, начала отходить. Несколько снарядов, выпущенных ею, разорвались возле орудий. Голубитченко и Курмахин послали вдогонку еще несколько снарядов, но, видя, что попасть уже не удастся, прекратили стрельбу.
После, рассказывая мне о ходе боя, Писанко предложил:
— Надо послать парня на курсы подготовки офицерского состава. Из него получится хороший офицер-артиллерист. Какое у него образование?
— Маловато. Всего пять классов.
— Жаль. Но если подвернутся курсы, на которые Голубитченко подойдет, обязательно пошлем.
Окраина деревни Ивановка. Рядом с Кривым Рогом. Сидим с подполковником Писанко в домике, обедаем. Рассказываю [171] ему о своих мытарствах на пути от Малой Воронцовки до хутора Влажный. Возле этого хутора я целую ночь просидел с шофером автомашины в кабине на холоднющем ветру, продрог до костей. Рассказываю, а у самого зуб на зуб не попадает. Не могу согреться. Иван Иванович подливает в мой стакан чаю и подкладывает лучшие куски мяса.
Ивановку обстреливает немецкая тяжелая батарея. Изба дрожит от разрывов. Все стекла вылетают разом. Обед испорчен. Еще удар. Снаряд развалил угол.
Бежим вон из избы. Снова визг снаряда, жуткий, противный, словно с живого поросенка кожу сдирают. Лечу вниз, брошенный чьей-то сильной рукой. На меня наваливается что-то тяжелое.
Проходит минут пятнадцать. Обстрел наконец прекратился. Надо мной стоит связист штабной батареи Демид Тимошенко. Он подает мне руку и помогает выбраться из ровика. Говорит, словно бы извиняясь:
— Чуть-чуть было не по нас. Рядом разорвался. Вон Швед в соседнем ровике сидел, так его осколком зацепило.
— Но ведь и тебя могло ранить?
— Могло, но не ранило. А раз не задело, то и говорить нечего.
— Спасибо тебе, Демид.
Позже я узнал, что Тимошенко все же ранило осколком. И сейчас, когда пишу эти строчки, передо мною встает простой скромный парень из Орловской области.
Вечером идем с Писанко к командиру 8-го стрелкового полка. С полчаса бродим по улицам Нового Кривого Рога. Подполковника Кишко нашли в глубоком подвале. Подвал забит до отказа: тут и командир 3-го стрелкового полка полковник А. С. Левин, и замполиты стрелковых частей, и наши разведчики.
Кишко и Левин о чем-то спорят. Первый, как обычно, — на повышенных тонах, второй — спокойно и рассудительно. Мы, три замполита, сидим в сторонке и тихо беседуем.
Вдруг часовой, стоящий у выхода из подвала, крикнул:
— Немцы!
В подвале нас около взвода. Но большинство вооружено только пистолетами. Да с десяток автоматов у разведчиков. [172] Выбегаем на улицу. Кругом горят дома. Повсюду автоматная пальба. Совсем рядом рвутся ручные гранаты. Наши пехотинцы медленно отходят.
Слышу голос Писанко:
— Замполит, ты здесь?
— Здесь.
Иду на голос. Подполковник стоит возле дома и спокойно отдает распоряжение вызвать к рации командиров дивизионов. Возле него в решительных позах стоят наши разведчики: Вячеслав Голенков, Владимир Кравченко, Алексей Кулаков.
— Нет, врешь, из деревни я не уйду! — кричит Писанко в сторону неприятеля. — Вот доберусь до своего НП, вызову огонь полка. Хоть на себя, а из деревни не уйду.
И не ушел. Минут через десять мы пробрались на свой наблюдательный пункт, и Писанко действительно обрушил на фашистов всю мощь своей артиллерии. После этого огневого налета уже не слышно было автоматной стрельбы.
Днем 20 февраля части дивизии выбили гитлеровцев из поселка Новый Кривой Рог и стали готовиться к штурму города. Особенно запомнилось начало. Темная, беззвездная ночь. Небо закрыто тяжелыми снежными облаками. В колоннах люди едва различают друг друга.
Справа и слева от нас движутся батальоны 3-го гвардейского стрелкового полка: на участке наступления дивизии они первыми должны выйти на южную окраину города и начать штурм. Наша часть придана полку Левина.
Писанко идет рядом с командиром пехотинцев. Чуть позади — мы, замполиты. Заместитель А. С. Левина подполковник Влас Николаевич Гаврилов — один из старых гвардейцев соединения. В 1941 году он был комиссаром разведроты, воевал под Ельней. В боях за город Тихвин он и командир разведроты капитан Михаил Барабанов прославились лихими штыковыми атаками, особенно под Ново-Никольском. В том бою Михаил Барабанов погиб.
Летом сорок второго года Гаврилов принял 3-й гвардейский полк, стал его комиссаром, затем замполитом. На совещаниях в политотделе дивизии Власа Николаевича часто ставили в пример как боевого политработника, умеющего воодушевить солдат и словом и личным примером. В бою под Апостоловым, когда создалось трудное [173] положение, Влас Николаевич появился в цепях наступающих, призвал коммунистов и комсомольцев на штурм города. 3-й батальон отбил контратаку мотобатальона и 9 танков противника и, преследуя их, в час ночи ворвался в город Апостолово.
Впереди нас осторожно идут разведчики, позади — связисты. Неслышными тенями подходят связные, докладывают Левину, получают распоряжения и так же бесшумно исчезают в ночи...
Чуть свет батальоны полка ворвались на южную окраину города Кривой Рог. В районе развалин крупного завода фашисты предприняли контратаку. Гаврилов опять появился в боевых порядках батальона, повел коммунистов и комсомольцев в атаку. Его ранило в ногу. Превозмогая боль, он все же шел вперед.
Здесь же наш правый сосед — особая рота, насчитывающая в своем составе бойцов больше, чем у нас в стрелковом полку, — застрял на месте. Представитель этого подразделения, старший лейтенант, пришел к нам.
— Товарищи артиллеристы, помогите огоньком, — попросил он Писанко. — Засел, проклятый, бьет, нет спасенья. Три раза пытались атаковать...
— Поможем! Покажите их огневые точки.
— Вот здесь, в подвалах домов, засели вражеские пулеметчики, — показывает старший лейтенант на полуразбитые здания.
Писанко выдвинул на прямую наводку вторую батарею. Артиллеристы быстро развернули свои орудия. Гитлеровцы не сразу поняли наш маневр. Командир батареи старший лейтенант Василий Наконечный открыл огонь. Одна за другой стали умолкать пулеметные точки врага.
Но фашисты все еще не хотят отойти из этого района. Справа, из боковой улицы на площадь выскакивает танк. Командир орудия старший сержант Иван Федоров подбил его первым выстрелом. Для верности он дает еще несколько выстрелов. Через минуту в танке раздается сильный взрыв, а сверху появилось большое пламя.
Выскакивают еще две машины. Одну из них Федоров подбивает. Вторая, развернувшись, скрылась.
Спустя минут пятнадцать наши пехотинцы пересекают площадь, занимают дома. Гитлеровцы отходят к центру города. [174]
Бой шел весь день. Шаг за шагом наши части теснили гитлеровцев...
Вечером мы остановились в маленьком домике. Повар Павел Петрович Епимахов привез обед и ужин — все вместе. Едим молча. Слишком много впечатлений за день. Да и устали. Сейчас бы поспать...
В домик входят двое гражданских. Представляются, подают документы. В памяти осталось только имя и отчество старшего — человека лет под шестьдесят, с седой львиной гривой. До войны он был главным инженером завода, возле которого мы вели бой. Второй, молодой еще, — инженер-конструктор. По заданию дирекции завода они сегодня утром пришли в город вместе с наступающими частями.
Пока мы выбивали гитлеровцев с территории завода, инженеры обошли ее, осмотрели. Пришли к выводу, что завод взорван врагом еще до начала боев за Кривой Рог. Инженеры наметили план, с чего начинать восстановление предприятия.
— Что восстанавливать-то? — удивился я. — Тут и за полгода концов не найдешь, с чего начинать. Мне кажется, что легче построить новый завод.
— О, нет. Мы быстро восстановим его, — произнес главный. — Только гоните фашистов, а за нами дело не встанет. Новые же заводы будем строить после войны.
— Успешной вам работы, — пожелал я главному.
Пока шли упорные бои за Кривой Рог, немецкая группа войск, усиленная прибывшими с западного фронта новыми частями, перешла в контрнаступление из района Широкое с целью отрезать наши войска, штурмующие город, окружить и уничтожить их.
Удар пришелся по 116-му стрелковому полку 40-й гвардейской стрелковой дивизии, на участке которой застряли 4 орудия нашего полка.
Прорвав оборону 116-го полка, неприятель начал развивать наступление по направлению к городу Апостолово. 21 февраля десять танков и более двадцати бронетранспортеров пошли в атаку на огневые позиции двух орудий 4-й батареи.
Рота пехоты, прикрывавшая эти орудия, не сдержала вражеского натиска и отошла. [175]
Лейтенант В. Н. Сынков, совсем еще молодой парень, недавно принявший взвод, не растерялся:
— Будем драться, товарищи, до последнего снаряда, — сказал он. — Я попрошу лейтенанта Орлова помочь нам огнем. Гаубицы шестой батареи в километре позади нас.
То, что между случайно остановившимся здесь взводом В. И. Орлова и взводом Сынкова была установлена телефонная связь, говорило о многом. Это позволяло подразделениям обеспечивать взаимную поддержку при любой неожиданности.
Сынков позвонил Орлову:
— Ты видишь нашу огневую?
— Вижу.
— Помоги. Сюда движутся немецкие танки и бронетранспортеры. Вот-вот они появятся перед нами.
В нескольких километрах западнее огневых все еще кипел бой. Небольшими группами оттуда отходили пехотинцы. Прошел майор.
— Держитесь! — предупредил он. — Сейчас на вас навалятся немецкие танки.
— Будем держаться. — Долженко хотел было спросить майора, почему, мол, отходите, но сдержался.
Показались бронетранспортеры. Орудие Долженко стояло на правом скате высоты 103,4, впереди орудия старшего сержанта Гребенкина, и приняло первый удар на себя. Еще совсем недавно Долженко и Гребенкин были наводчиками. Старые командиры получили ранения, а они стали на их место.
Вслед за бронетранспортерами появились и танки.
— Огонь! — скомандовал Долженко наводчику.
Багичеву удалось подбить передний бронетранспортер лишь после нескольких выстрелов.
— Целься точнее. Огонь!
— Заклинило гильзу! — крикнул Багичев.
Долженко схватил лежавший возле станины топор и попытался выбить из казенника гильзу.
Бронетранспортеры открыли по орудию огонь из пулеметов. Долженко упал.
Лейтенант Сынков подбежал к пушке и вытащил затвор.
— Отходите к шестой, — приказал он Багичеву, Чугунову и Щедрину. — Захватите с собой Ковалева и Землякова. [176]
Солдаты побежали по направлению к позиции 6-й батареи, но и туда двигались немецкие бронетранспортеры. Тогда они взяли вправо, к совхозу.
Сынков и Багичев протащили на себе затвор орудия метров сто и бросили его. Вскоре их догнал бронетранспортер... Рядовой Чугунов, бежавший позади своей группы, упал. «Лежачего-то и не заметят», — подумал он. Чугунов видел, как несколько немецких солдат стали осторожно подходить к орудию.
У Долженко хватило силы взять в руки карабин. Он открыл по фашистам огонь. Чугунов не знает, убил ли кого-нибудь Долженко, но несколько раз все же выстрелил. Гитлеровцы подобрались к Долженко и в упор застрелили его из автоматов.
Санинструктор батареи старшина В. С. Ковалев, артмастер старший сержант К. Д. Земляков, рядовые Чугунов и Щедрин сумели уйти от немцев. Этому помогли наступившие сумерки. Ночью, правда, они несколько раз попадали под обстрел. Совхоз оказался в руках врага. Тогда они повернули на Пологи. Оттуда и пришли в свою часть. А 27 февраля возвратились Багичев и Сапунов.
Что произошло с расчетом старшего сержанта Гребонкина, выяснить не удалось. Абушкевич и Авраменко нашли на огневой позиции подбитое орудие, двадцать стреляных гильз и сорок снарядов. Расчет стрелял по врагу.
...Предупрежденный Сынковым, лейтенант Орлов объяснял солдатам задачу:
— Орудия четвертой батареи подверглись нападению немецких танков и бронетранспортеров...
Он не успел закончить объяснения — перед пушками появились вражеские бронетранспортеры.
Командиры орудий старший сержант А. Ф. Любимов и старшина Д. Я. Коваленко первыми же выстрелами подбили два бронетранспортера.
Немецкие танки открыли огонь по орудиям. Шли они с разных сторон, поэтому отбиваться от них было трудно.
Вскоре вражеский танк подбил орудие Любимова. Коваленко продолжал стрелять...
Авраменко и Абушкевич обследовали огневые позиции взвода. Вокруг орудийного окопа лежали убитые старшина Коваленко, рядовые Клевцов, Кузьменко и телефонист [177] Шпарковский. Рядом — пять мертвых пехотинцев. У одного из них были найдены документы на имя сержанта Циркуна Трофима Михайловича.
Два орудия 8-й батареи почти без снарядов остановились в километре от поселка Мариенфельд. Они тоже приняли участие в бою. Расстреляв снаряды, орудийные расчеты на руках дотянули пушки до Мариенфельда, куда в это время пришла автомашина с боеприпасами. Взвод снова вступил в бой, подбил два немецких бронетранспортера. Фашисты отказались от дальнейшего наступления на Мариенфельд и повернули на Пологи.
Авраменко и Абушкевич вывезли все орудия. Повреждения их оказались незначительными и были исправлены в артмастерских полка.
На заседании партийного бюро Писанко с присущей ему горячностью обрушился на командира 2-го дивизиона Бородина и его заместителя по политчасти капитана Андреенко.
— Четыре орудия стоят в отрыве от дивизиона, и туда не удосужились сходить ни замполит, ни парторг дивизиона. В результате потеряли четыре орудия.
— Но их уже восстановили, — тихо заметил Бородин.
Он понимал свою вину, поэтому не особенно протестовал против предъявленных обвинений.
— Что мне орудия? Орудия легче всего восстановить. Людей, хороших солдат потеряли, — негодовал командир полка.
После заседания бюро, когда мы остались вдвоем, Писанко долго сидел за столом, опустив голову.
— Мы тоже виноваты, Иван Иванович, — произнес я. — Следовало бы предвидеть...
— Они же ответственные командиры, должны думать и понимать. Бородина я еще на Миусс-реке предупреждал. Полагал, что сделает для себя выводы.
Писанко долго о чем-то размышлял.
— Да, виноваты и мы с тобой, замполит. Вот ты тоже все время стремишься быть впереди. И стоило тебе пробыть со мной несколько дней... Нет уж, в дальнейшем, если батареи отстанут, поезжай на поиски без всяких разговоров. Сам или Абушкевич. Тогда я буду спокоен. [178]
В воздухе аромат весны. Наступили туманные утра и солнечные дни. Снег сразу же растаял. Опять грязь. Густая, липкая, почти непроходимая.
Части дивизии форсируют реку Ингулец и ведут наступление на Александров-Дар. Немцы пытаются задержать нас короткими контратаками.
В районе переправы через реку 2-я батарея подбила два вражеских танка, 7-я батарея — самоходную пушку «фердинанд». Орудийный расчет старшего сержанта И. И. Федорова, будучи на прямой наводке, отбил несколько контратак противника.
В этом бою командир 3-го дивизиона капитан Коваль применил новый способ поддержки пехоты орудиями. Солдаты 3-го гвардейского полка шли в атаку. Вместе с ними артиллеристы на руках тащили пушки. Орудийные расчеты вели огонь почти на ходу. Так и двигались в цепи наступающих.
Самым трудным местом оказалась железнодорожная насыпь, где немцы оборудовали большую часть своих огневых точек. Солдаты Коваля подтаскивали орудия как можно ближе к насыпи и били в упор.
И вот фронт немецкой обороны прорван на большую ширину и глубину. В прорыв вошли танковые корпуса. Наша пехота добивает остатки вражеских подразделений в Александров-Даре, выкуривает фашистов из шахт. А в это время советские танки ворвались уже в город Новый Буг, давят там немецкие штабы и обозы. Когда мы добрались до Нового Буга, нам особенно бросилась в глаза картина разгрома немецких тылов.
Дороги немного подсохли. Если не будет дождей, то через несколько дней и мы сможем идти вперед со скоростью сорок — пятьдесят километров в день. А пока продвигаемся медленно, мешают разлившиеся в низинах воды.
Вот и сейчас путь преградила широкая балка. На дне ее протекает ручей. Берега его обрывисты.
Первый студебеккер как-то подпрыгивает в ручье и упирается в противоположный берег. Шофер сконфуженно вылезает из кабины.
— Не сумел выскочить...
Останавливаем колонну, собираемся возле застрявшей машины, обсуждаем, как будем переправляться. Шофер штабной полуторки сержант Бородай ухмыляется: [179]
— Я сейчас перемахну. А вы наблюдайте.
Он выводит свою машину на пригорок и оттуда берет разгон. У самого ручья мотор полуторки ревет во всю силу. Вот она бухнулась в воду, подняла фонтан брызг и в следующую секунду, словно конь, сделала скачок и вылетела на противоположный берег ручья. Все в восхищении:
— Вот это класс!
Старшина Черноусов молча подходит к своему могучему, с лебедкой студебеккеру и тоже выводит его на пригорок. Разгон, и препятствие осталось позади.
— Молодец, Черноусов!
Старшина подводит свою машину к берегу, заводит лебедку. Через минуту застрявшую в ручье автомашину вытащили.
Несколько шоферов пытаются повторить маневр Бородая и Черноусова, но это им не удается.
Писанко, большой любитель рискованных опытов, все же вынужден отдать приказ переправляться с помощью лебедки студебеккера Черноусова.
В следующей балке повторяется та же история, разве что с несколько иными вариациями...
Наш маршрут Ново-Лазаревка — Покровское — Николаевка — Новый Буг — Майоровка — Ермоловка. Значит, танковые части действуют впереди нас километрах в пятидесяти.
Река Ингул. На правобережных высотах немцы. Наша пехота с ходу форсирует реку. Гитлеровцы лениво отстреливаются.
Через два часа прибрежные высоты в наших руках.
Политотдел дивизии проявляет исключительную оперативность в работе: использует радио, записки, посыльных, инструкторов для передачи последних известий с нашего участка фронта; выпускает листовки и боевые листки-»молнии», посвященные воинам, отличившимся в боях.
Как ни старались мы с Иваном Ивановичем, полк снова растянулся. Писанко сейчас труднее — заместитель по строевой части подполковник М. У. Минчонок получил назначение на новую должность и выбыл из полка, а замену еще не прислали.
Переправляемся через Громоклею, похожую своими каменистыми берегами на Миусс-реку. Две батареи 1-го [180] дивизиона вырвались вперед. Березуев решил форсировать Громоклею без поддержки отставшей пехоты.
На полном ходу батареи ворвались в Суворовское. В деревне оказалась большая группа гитлеровцев. Березуев развернул орудия и ударил по врагу. Фашисты, ошеломленные дерзким налетом, оставили деревню. Тринадцать немецких солдат сдались в плен. Но за околицей враг опомнился. Две группы (человек сто) пошли в контратаку. Артиллеристы встретили их шквальным огнем. Разведчики, связисты, шоферы с автоматами и ручными пулеметами заняли позиции впереди орудий. В коротком, но упорном бою немцы были разбиты и разбежались по балкам.
На другой день в Суворовском появилась вражеская автомашина с продовольствием. Разведчики вытащили из кабины здоровенного фельдфебеля. Потом выскочил шофер, молодой, шустрый солдат.
— Ганс Кляйн не хочет больше быть немецким солдатом, — заявил он по-русски. — Сдаюсь. Карош?
Ганс Кляйн пришелся по душе ребятам и оказался на редкость хорошим автомехаником. Капитан Березуев оставил его в дивизионе. Но об этом я узнал уже значительно позже. Надо сказать, что Кляйн, житель города Вены, честно служил, умело ремонтировал автомашины и даже воевал вместе с нами вовремя Будапештской битвы.
Потом в дивизион приплелся еще один немецкий солдат — Богацки. Ведем допрос. Окончил архитектурный техникум. От политики открещивается: «Ничего не знаю, не понимаю».
— Считает ли Богацки, что Германия уже проиграла войну?
Немец долго молчит. Глаза его бегают по сторонам. Наконец он решается ответить:
— В Германии не считают так. У нас есть еще силы. Говорят о новом секретном оружии.
— А почему сейчас бежите?
— У нас здесь нет нового вооружения. И старое растеряли. А солдат мало.
Кто-то из наших солдат замечает:
— Позавчера на нас шло больше сотни.
— А что они сделают автоматами против ваших пушек? — Богацки чмокает губами. — Пушки у вас гут, гут...
— Ты член наци? [181]
— Я состоял в гитлерюгенде с 1939 года.
— Где воевал?
— Все время на юге России.
— Под Сталинградом был?
— О, да. — Немец помрачнел. — Сталинград был черным днем для немецкой армии.
— А что, сейчас для нее наступили светлые, что ли?
Солдаты хохочут.
И все-таки Богацки не вызвал у нас добрых чувств, как, скажем, Ганс Кляйн. Сдали мы его куда положено. Там разберутся...
Опять то сеют дожди, то падает мокрый снег. Пока шли от Ингульца до Громоклеи, дни были ясными и дороги подсохли. Мы уже наметили, что к 15 марта выйдем к реке Южный Буг в районе Новой Одессы, но погода снова затормозила наше продвижение.
Маленький населенный пункт Шведовка. С нами только 16 орудий из 31. Писанко нервно бродит по комнатенке.
— Что делать, замполит? — говорит он резко. — Придется тебе ехать обратно. Собирай отставших. К 17 марта мы должны привести их в Новую Одессу.
И вот я мотаюсь по маршруту Балка Очеретная, Катериновка, Новый Буг, Покровское, Скелеватка, собираю отставшие орудия, заправляю автомашины горючим.
— В Новую Одессу, — говорю командирам орудий. — Постарайтесь быть там к утру 17 марта. Соблюдайте осторожность. В степи бродят группы гитлеровцев.
К тому времени здесь создалась очень сложная и путаная обстановка. Еще в начале марта в районе Березнеговатое — Снегиревка около 13 гитлеровских дивизий оказались под угрозой окружения. Более того, мы считали, что они полностью окружены и им уже не вырваться из тисков наших войск. Но часть этих дивизий пробилась сквозь заслоны и двинулась в западном и северо-западном направлениях. Отдельные группы гитлеровцев добрались даже до Ново-Полтавки и Нового Буга.
Вместо того чтобы двинуться к Новой Одессе, нам пришлось драться с врагом. Особенно трудным был бой двух орудий 5-й батареи в районе Ново-Полтавки. Большая [182] группа гитлеровцев в сопровождении трех танков стала обходить батарейцев. Отступать не было возможности — автомашины стояли без горючего.
Артиллеристы дрались до последнего снаряда, подбили два танка. В бою погиб командир батареи лейтенант Н. П. Лебедев. Оставшись за командира, сержант Н. Золотарев сказал своим товарищам:
— Пока есть ручные гранаты, будем драться, орудий не бросим.
Их выручили два орудия 1-й батареи, подоспевшие к месту боя.
К утру 17 марта я собрал 10 орудий и повел их к Новой Одессе. Недалеко от села Привольное нас остановили солдаты из 34-й стрелковой дивизии.
— Привольное занято гитлеровцами, — сообщили они и обнадежили: — Сейчас прибудут наши полки. Будем выбивать оккупантов из села.
— А куда выбивать-то? — спросил мой шофер Черноусов. — Кругом наши.
Солдат пожал плечами:
— Выбьем в степь. А там видно будет.
Во второй половине дня я добрался до села Архангельское. Здесь находился тыл полка.
— В Новой Одессе идет сильный бой, — сообщил мне майор Корольков. — Тяжело ранило Писанко. Пулевое ранение в лицо.
Через несколько минут, не дав солдатам даже поесть, я повел десять орудий в Новую Одессу. Была дорога каждая минута.
Новая Одесса расположена в низменной пойме левого берега реки Южный Буг. Это большое село, раскинувшееся на несколько километров с севера на юг, играло большую роль в обороне гитлеровцев. Здесь была почти единственная переправа через Южный Буг. Немецкое командование, зная, что сюда пробиваются вырвавшиеся из района Березнеговатое — Снегиревка остатки их войск, перебрасывает новые части. Так, нашей разведкой было установлено, что 16 марта в Касперовку (в настоящее время этот большой населенный пункт влился в Новую Одессу) фашисты перебросили 18 танков и самоходных установок типа «Фердинанд».
16 марта 8-й и 11-й стрелковые полки подошли к Новой Одессе и завязали бой на восточной окраине. Он [183] длился весь день. Гитлеровцы отходили к району переправы. С севера их теснили солдаты одного из пехотных полков соседней дивизии. В течение дня большая часть Новой Одессы была очищена от врага.
Писанко устроил свой наблюдательный пункт на чердаке двухэтажного здания. С ним была небольшая группа разведчиков и связистов.
Вечером 16 марта Кухарев предупредил Писанко:
— Наш левый фланг не прикрыт. 40-я дивизия все еще не подошла к Касперовке. Постарайся, Иван Иванович, перебросить к южной окраине села хотя бы одну батарею.
В этот день с командиром полка подошли к городу только шесть орудий. За ночь прибыло еще несколько пушек. Писанко поставил эти орудия в район каменоломни. Но снарядов было мало — по десять — двадцать штук на ствол.
17 марта гитлеровцы начали контратаку на 8-й стрелковый полк, бросили на него танки и самоходные установки. Наши пехотинцы дрались упорно, несколько раз схватывались с немецкими автоматчиками врукопашную, но выдержать натиск танков и самоходок не смогли и стали отходить на восточную окраину села.
Гитлеровцы усилили нажим, ведя массированный артиллерийский огонь. В середине дня возле НП Писанко появились вражеские танки и автоматчики.
— Надо отходить, товарищ подполковник, — предложил начальник разведки полка капитан Кривенко.
— Отобьемся. Нас целая группа, все с автоматами.
Писанко ждал, что к району НП вот-вот должны подойти батареи, вызванные им по радио.
Гитлеровцы стали окружать здание. Разведчики, стоя у оконных проемов, отстреливались, несколько раз заставляли вражеских автоматчиков отходить от здания. Но вот начали бить танки.
— Надо отходить, — снова предложил Кривенко. — Иначе мы потеряем управление боем.
Писанко с трудом разжал губы:
— Пошли...
Разведчики сняли стереотрубу, радисты взвалили на спину рацию. Подождав какую-то долю минуты, словно еще надеясь, что скоро заговорят его орудия, Писанко вышел из здания. [184]
По главной улице, совсем рядом с ними, шли вражеские танки, ведя частый огонь по домам.
— На восточную окраину, к району каменоломни, — скомандовал Писанко.
Восточная окраина Новой Одессы была на косогоре. И с нее к главной магистрали сбегали улочки и переулки. Пройти к каменоломне было не так-то просто: здесь тоже появились вражеские танки и автоматчики. Выломав в каменном заборе проход, группа Писанко прошла не то через пустырь, не то через кладбище. Здесь земля была исковеркана, взрыта бомбами и снарядами. Сделали еще проход и выбрались на другую улицу. Но и там уже появились гитлеровцы.
Отстреливаясь, группа Писанко стала перебегать улицу. В этот момент командир полка был ранен и упал. К нему подбежал Володя Кравченко.
— Комполка ранен! — крикнул он.
Разведчики окружили своего командира.
— Голенков, Кравченко, Кузьминов и Кулаков, несите командира! — распорядился Кривенко. — Остальные со мной, прикроем отход.
Кривенко взял у разведчиков стереотрубу с треногой и взвалил себе на спину.
— Пошли!
Писанко был без сознания. Осторожно подхватив отяжелевшее тело командира, разведчики быстрым шагом двинулись вперед. Пришлось еще раз выламывать какой-то забор. Снова улица. Здесь были уже наши пехотинцы. Капитан Кривенко остановил пробегавшего через улицу старшего лейтенанта Оборина из 3-го стрелкового полка.
— Друг, дай плащ-палатку. У нас тяжело ранен командир полка.
Тот без слов снял с себя плащ-палатку.
Голенков достал индивидуальный пакет и перевязал голову Писанко. Потом разведчики положили командира на плащ-палатку и понесли дальше. Прошли еще с полкилометра и наткнулись на батарею истребительно-противотанкового дивизиона нашего соединения. Капитан Кривенко отправил на автомашине иптаповцев и Писанко в сопровождении Голенкова, а сам со всей группой остался на месте, чтобы вести бой. Командир полка выбыл, и нужно кому-то передать командование.
Радисты развернули радиостанцию, стали вызывать [185] командиров дивизионов. Раньше всех откликнулся майор Бородин.
Кривенко сообщил, что Писанко тяжело ранен.
— Знаю, — ответил командир 2-го дивизиона. — Он здесь. Отправляю его на своей автомашине в санчасть. Передай всем: принимаю командование полком на себя.
...Командир 2-й батареи старший лейтенант В. С. Наконечный сразу же после приказа Писанко выдвинул две пушки ближе к району школы. Быстро развернув их, артиллеристы подготовились к встрече немецких танков. Через несколько минут на улицу выползли два «фердинанда». Шли они довольно быстро, стреляя на ходу.
Орудия открыли огонь. Первый «фердинанд» загорелся сразу же после нескольких выстрелов.
— Бей второго!
Сержант Ковалев повернул орудие. «Фердинанд», прикрываясь домами, начал отстреливаться. Несколько снарядов разорвалось недалеко от пушки. Но стоило самоходке на какое-то мгновение выползти из-за дома, как оба орудия ударили по ней. «Фердинанд» загорелся.
На этом участке наступление неприятеля было приостановлено. Трудный бой выдержало и орудие 7-й батареи под командой старшего сержанта Д. Ф. Печикина. Несколько раз немецкие автоматчики ходили в атаку, но каждый раз не выдерживали беглого огня и откатывались назад.
Этот бой был последним для старшего сержанта Печикина — вражеский снаряд оборвал его жизнь.
Гитлеровцам удалось прорваться к восточной окраине, где был командный пункт дивизии. Разрозненные группы пехотинцев 8-го полка отходили к близлежащим высоткам. Кухарев и Ляпунов бросились к ним.
— Стой! — скомандовал Кухарев. Лицо его выражало и боль и гнев. — Гвардейцы не отступают. Приказываю: залечь здесь, держать оборону.
В Новой Одессе все еще шел бой. Хотя и редко, но били артиллерийские орудия, минометы, шла частая ружейная и пулеметная стрельба. Там все еще продолжал драться 11-й полк Мищенко.
Ляпунов стоял на дороге, останавливая отходивших пехотинцев, указывал им место в обороне.
— Сейчас соберемся и ударим по врагу, — сказал начальник политотдела дивизии. [186]
Солдаты, сделав из камней укрытия, начали вести огонь по гитлеровцам. Теперь каждому было неловко за недавнюю растерянность. Сейчас воины готовы идти в бой с удесятеренными силами.
Этот момент настроения солдат Кухарев почувствовал сердцем. Он поднял вверх автомат:
— За мной, гвардейцы! Вперед!
За ним поднялась вся цепь. Бежали молча, неся с собой всю накипевшую ярость за то, что пришлось отступать, гордясь тем, что их атаку возглавляет командир дивизии. И, только ворвавшись в село, солдаты крикнули:
— Ура-а-а!
В этот момент к Новой Одессе подошли еще десять орудий нашего полка. Они сразу же включились в бой. Гитлеровцы не приняли удара и обратились в бегство.
К вечеру все атаки врага были отбиты. Подоспевший к этому времени 3-й стрелковый полк дивизии сломил сопротивление гитлеровцев, отбросил их от переправы. Ночью пехотные части переправились на правый берег реки Южный Буг. Переправа через реку была трудной. У Новой Одессы в обычное время ширина Южного Буга достигает 250 метров. Но в весенний разлив широкая пойма на правом берегу, заросшая тростником, заливается водой, и река становится шире раз в шесть.
С первыми же группами пехотинцев переправились командир дивизии полковник Г. Е. Кухарев, начальник политотдела дивизии полковник Н. В. Ляпунов и командиры полков.
Пехотные части, сбив немецкое охранение, заняли две деревни — Ткачевку и Ковалевку. Бой переместился на высоты, западнее этих населенных пунктов. Гитлеровцы предприняли отчаянную попытку сбить наше соединение, отбросить его на левый берег реки. В бой были введены две новые пехотные и одна танковая дивизии.
С НП нашего полка нам с Бородиным были отлично видны и Ткачевка, и Ковалевка, и прилегающие к ним высоты, на которых развертывалось сражение. На НП находится также и новый командующий артиллерией дивизии полковник Плешаков Яков Семенович.
— Плохи дела у нашей пехоты, — сказал Плешаков, глядя в стереотрубу. — Отходит. А мы и помочь не можем. [187]
Стреляли до последнего снаряда. И вот одна за другой умолкли наши батареи.
Трудно передать словами то состояние, когда видишь, как гибнут твои товарищи и ничем не можешь помочь им.
— Чертова дорога! Все отстало. Снаряды, снаряды... — хрипло говорит Плешаков.
Я предложил сходить в соседний артполк, попросить у них. Плешаков посмотрел на меня так, как будто я сказал нелепость.
— Какие там снаряды...
Да, умолкают и батареи наших соседей.
Весь автотранспорт дивизии давно уже ушел на армейский склад за боеприпасами. Но скоро ли оттуда привезут? Я не выдерживаю и посылаю шофера Черноусова навстречу.
А в это время в районе Ткачевки все еще кипел бой. В ряде мест гитлеровцы подожгли деревню. Зловещее пламя освещало путь «тигров» и «пантер». Теперь на высотах 96,7 и особенно 116,9, где был командный пункт Кухарева, их появилось около 50.
Стрелковые полки отходили. К 19 часам вечера линия обороны пролегала по высоте 116,9.
Все, кто был на командном пункте, взялись за автоматы и пулеметы и, сдерживая натиск врага, упорно сражались. Погибли начальник инженерной службы дивизии инженер-капитан Смирнов, начальник разведки дивизии старший лейтенант Зайцев. Тяжело ранило заместителя командира дивизии по строевой части полковника П. Я. Елсукова, ранило агитатора дивизии полковника Г. А. Деборина.
Саперный батальон, защищавший командный пункт дивизии, значительно поредел. Тогда Кухарев отдал команду отходить к берегу. Туда же отнесли раненых, потом эвакуировали их к переправе.
Здоровых осталось немного: Кухарев, Ляпунов, несколько разведчиков и связистов.
К берегу реки отошел с группой автоматчиков и заместитель командира 3-го стрелкового полка подполковник Гаврилов. Разведчики 8-го полка принесли тяжелораненого командира полка подполковника Кишко. Кухарев приказал отнести его к переправе и немедленно отвезти в медсанбат. [188]
— Он уже кончается, — ответил один из разведчиков. — Ему прошило всю грудь и живот.
Ляпунов обошел солдат и офицеров, залегших в углублениях, сделанных из торфа и грязи.
— Патроны есть? — спросил он крайнего бойца.
— Нету. Драться будем прикладами, кулаками.
— Будем драться, солдат. Отступать нам некуда.
Позади Южный Буг.
Ляпунов вернулся к месту, где лежал Кухарев.
— Вот, Николай Васильевич, — произнес Кухарев, посмотрев на часы. — Если немцы до двадцати часов не начнут атаку, мы спасены. А если же начнут раньше — придется всем нам погибнуть здесь.
Танки гитлеровцев, выйдя к берегу реки, вели огонь по плавням, куда отошли группы пехотинцев. Правее и. левее них все еще шел бой. Гвардейцы бились с врагом насмерть.
Минут за пятнадцать до наступления темноты на берегу реки появилось около сотни гитлеровцев. Редкой цепью они начали спускаться к плавням. Когда до фашистов осталось метров пятьдесят, Ляпунов поднялся и крикнул:
— За мной, товарищи! Бей гадов!
Он бросился вперед. За ним поднялась вся группа. Гитлеровцы пришли в замешательство. Ляпунов уже не видел, что одновременно с ним на врага бросилась еще одна группа гвардейцев, возглавляемая майором Заславцевым, начальником штаба 8-го стрелкового полка.
Ляпунов только почувствовал короткий удар в грудь, хотел как будто сделать еще один шаг вперед, но не удержался на ногах, упал.
Группа Заславцева смяла противника и открыла дорогу к переправе. Майор наткнулся на раненого начальника политотдела дивизии, подхватил его. На голос Заславцева подбежало еще несколько солдат. Один из них сбросил с себя плащ-палатку, на нее положили Ляпунова и отнесли к переправе, защитой которой руководил командир дивизии полковник Кухарев.
Инструктор полиотдела старший лейтенант Владимир Желнин, больше известный в дивизии своими стихами, регулярно печатавшимися в дивизионной газете «Боевой товарищ», добровольно принял на себя командование [189] переправой. Уже отправлены на тот берег Елсуков и Деборин, больше сотни бойцов и офицеров.
Лодок было мало. Еще днем немецкие самолеты разбомбили большинство переправочных средств, и теперь люди использовали подручные материалы и надувные лодки. Желнин сам перевез начальника политотдела на восточный берег реки.
Уже вечером полковник Кухарев собрал группу солдат и повел их в атаку на гитлеровцев.
Натиск был таким стремительным и неожиданным, что враг отошел от берега, открывая дорогу к переправе для наших бойцов. Кухарева ранило. Но он остался в строю. Проконтролировав отход последней группы солдат к переправе, комдив вошел в плавни, из которых уже не вышел: по плавням немцы вели огонь из пулеметов и орудий...
Через несколько дней в штаб дивизии пришло сообщение, что гвардии полковнику Кухареву присвоено новое воинское звание «гвардии генерал-майор» и он награжден орденом Суворова.
Ныне в Новой Одессе генералу Кухареву поставлен памятник. Его именем названы одна из улиц города и средняя школа № 1.
...Чуть свет уезжаю в деревню Ленино, в госпиталь. Писанко еще не пришел в сознание. Даже в бреду он живет боем. Рядом с командиром полка лежит Н. В. Ляпунов. Его ранило в левый бок.
Рассказываю Николаю Васильевичу о положении в дивизии. Писанко вдруг приподнимается и кричит:
— Вперед, товарищи!..
С тяжелым сердцем выхожу из палаты. Спрашиваю доктора:
— Будет жить?
Доктор пожал плечами:
— Трудно сказать. В наших условиях сложную операцию не сделаешь. Его надо немедленно эвакуировать в глубокий тыл. Везти же на автомашине по весенней дороге невозможно.
— А если вызвать самолет?
Доктор опять пожал плечами: «Где его взять?» Николай Васильевич передал мне наказ, чтобы его заместитель майор Павлов связался с политотделом армии и попросил выслать санитарный самолет для Писанко. [190] Я так и поступил. Через день Ивана Ивановича отправили на самолете в глубокий тыл.
Больше года Писанко лежал в госпитале города Тбилиси. Потом его перевезли в Москву. Врачи предприняли все, чтобы Иван Иванович не только остался в живых, но и мог работать. Сделали несколько пластических операций. Только не удалось спасти глаз.
Через два года госпитального лечения Писанко вышел в отставку и поселился в подмосковном городе Ступино. Он долго оставался все таким же неугомонным. Ряд лет вел общественную работу...
30 апреля 1968 года И. И. Писанко был похоронен с воинскими почестями на кладбище города Ступино. Провожали в последний путь Ивана Ивановича его родные и знакомые, жители города, ветераны Великой Отечественной войны и мы, его друзья-однополчане...
Нашу дивизию отвели в тыл на переформирование. Полк остановился в Ново-Украинке и сразу же начал принимать новое пополнение.
Из штаба армии сообщили, чтобы на время командира части Плешаков подобрал сам. Перебрав несколько кандидатур, он вдруг сказал:
— Командиром полка будешь ты.
Я даже привстал от удивления.
— Ну какой из меня командир?
— Я знаю какой. Пиши приказ: с сего числа исполняю обязанности... Принимайся за работу.
Пришлось приняться. Первым делом надо было подумать о помощниках. Говорю Запарованному:
— Ты будешь заместителем по строевой. А на должность начальника штаба кого-нибудь попросим у Плешакова.
Трудно работать без помощников. А тут еще неожиданно выбыл Андрей Абушкевич. Политотдел армии отозвал его в свое распоряжение, чтобы послать на учебу. В 1-м дивизионе тоже нет парторга. Однако как ни трудно было, а со своей задачей мы справлялись.
И вот снова марш. Дороги окончательно развезло. Кое-как добрались до села Балайчук. Отсюда пехотные полки дивизии пойдут на Днестр. С ними должны пойти минимум три батареи на конной тяге. А в последних [191] боях почти все кони побиты, упряжь пришла в негодность.
Собираю арттехников, артмастеров, кузнецов, бывших ездовых, рассказываю им о создавшемся положении.
— Разрешите слово? — Орудийный мастер 1-й батареи старший сержант П. Чесноков поднялся с места и посмотрел на присутствующих. — Главное — у нас нет вальков. Но мы знаем, как их делать. Если будет железо, то завтра вальки будут готовы. Дайте мне человек семь артмастеров и кузнецов. Все сделаем.
— Железо будет. — Это говорит старший техник-лейтенант А. А. Заболотнов. Недавно его назначили начальником артснабжения полка. — В крайнем случае пустим в перековку ломы.
— Вопрос о вальках решен. А упряжь тыл полка частью восстановит, частью сделает новую. Придется мобилизовать всех знающих шорное дело. Как ты думаешь, Николай Андреевич? — обратился я к Королькову.
— Завтра к вечеру все обеспечу.
— Прекрасно. А кони? Придется взять тех, что есть еще в хозотделениях.
Через сутки 1, 5 и 7-я батареи пошли вперед вместе с пехотными полками.
Наконец прибыли и новые политработники: майор А. Л. Горбатенко — на должность парторга полка и старший лейтенант И. П. Оробинский — на должность парторга 1-го дивизиона.
Оробинский — тридцатилетний офицер, с большим лбом и немного усталыми глазами. На мой вопрос, почему он решил уйти с должности начальника общего отдела политотдела армии, ответил просто:
— Надоело заниматься бумагами. Там должен работать человек, которому из-за ранений нельзя быть на передовой. А мне давно хотелось поработать в подразделении.
Майор Горбатенко до назначения в нашу часть был заместителем командира 1145-го стрелкового полка по политчасти. Он был года на три моложе меня. С первых же дней новый парторг начал работать хорошо.
В начале апреля, как только подсохли дороги, полк выступил к Днестру. 5-я батарея первой подошла к реке.
— Будем переправляться, не дожидаясь подхода пехоты, — предлагает Запарованный. [192]
Новый командир дивизии полковник К. Д. Парфенов заранее нацелил всех нас на то, чтобы при выходе на Днестр немедленно захватить плацдарм на правом берегу.
Полковая разведка разыскала паром. Первым было переправлено орудие сержанта Золотарева. Солдаты на руках выкатили пушку на горку и тут же стали готовить окоп. Немцы пока еще не появились в этом районе.
Когда переправлялось третье орудие, недалеко от парома вдруг вырос фонтан — вражеская артиллерия открыла огонь.
— Теперь уж поздно, — усмехнулся Запарованный. — Плацдарм мы заняли.
Вскоре над позициями батареи появилось 24 «фокке-вульфа». Во время бомбежки погибли майор Запарованный, капитан Кривенко и лейтенант Дандия.
После налета вражеские автоматчики небольшими группами начали атаковывать позиции 5-й батареи. Ее командир, старший лейтенант Лисименко, предупредил своих солдат:
— Подпустим их поближе и будем бить в упор.
Мой наблюдательный пункт был на левом берегу Днестра. К реке подошли почти все пушки полка, и мы приняли меры к тому, чтобы их огнем оградить 5-ю батарею от неприятельских атак. В течение дня гитлеровцы несколько раз пытались сбросить батарею в реку, но все их атаки были отбиты.
Ночью на западный берег переправился 3-й стрелковый полк нашей дивизии. 17 апреля полк расширил плацдарм. Орудия 5-й батареи пришлось поставить в разных местах, чтобы прикрыть танкоопасные направления. Особенно трудно в тот день пришлось орудийному расчету сержанта Николая Золотарева. На его участке фашисты постоянно контратаковали. За день орудие уничтожило 55 гитлеровцев. Наших пехотинцев было мало, поэтому артиллеристам приходилось не только стрелять из пушки, но и браться за автоматы.
Под вечер золотаревцы подбили два танка. Но и из орудийного расчета никого не осталось: погибли Золотарев, наводчик и радист сержант Гладко, остальные были ранены.
Непрерывные бои за плацдарм длились с 18 по 26 апреля, и все эти дни 5-я батарея стойко дралась с врагом. [193] Старший лейтенант Лисименко проявил исключительную стойкость и умение командовать батареей. Словом и личным примером он вдохновлял людей на борьбу с немецко-фашистскими захватчиками.
...18 апреля в селе Глинное, недалеко от школы, мы похоронили гвардии майора Запарованного Василия Кононовича, гвардии капитана Кривенко Николая Петровича, гвардии лейтенанта Дандина Ивана Сергеевича, гвардии сержантов Золотарева и Гладко, рядового Перетокина.
Короткое прощальное слово. Троекратный залп из винтовок и автоматов. Продолжением его был залп всех орудий полка, направленный в сторону обороны врага.
28 апреля дивизия вышла из боев и сдала свой плацдарм пришедшей на смену стрелковой дивизии.
В эти же дни прибыл и новый командир полка подполковник Н. В. Космачев. [194]