Особое задание

Первые удары по Берлину

Идея бомбардировки фашистской столицы родилась в управлении авиации Военно-Морского Флота, которое возглавлял генерал-лейтенант авиации С. Ф. Жаворонков. 22 июля немецкая авиация произвела первый массированный налет на Москву. На другой же день у Семена Федоровича созрел план ответного удара по логову гитлеровцев — Берлину. Встретившись с Наркомом Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецовым, генерал Жаворонков рассказал о своем плане. Он предложил выделить группу лучших экипажей и послать их на самолетах-торпедоносцах ДБ-3Ф для нанесения ответного удара. Кузнецов одобрительно отнесся к этой идее и обещал доложить обо всем в Ставку Верховного Главнокомандования. Вскоре он с удовольствием сообщил:

— Верховный Главнокомандующий дал согласие на проведение операции. Для осуществления ее разрешено взять из состава ВВС нашего флота две эскадрильи лучших экипажей, летающих ночью. — Немного помолчав, Кузнецов добавил: — Кроме того, Верховный возложил руководство этой операцией на вас, Семен Федорович. Вы инициатор, вы же и исполнитель.

— Спасибо за доверие, — ответил Жаворонков. — Только вот не совсем понятно: почему для выполнения такой ответственной задачи выделено так мало сил? Наша морская авиация могла бы собрать до семидесяти экипажей, способных летать в ночных условиях на полный радиус.

Нарком ВМФ разъяснил:

— Верховный обещал при первой же возможности усилить вашу группу двумя-тремя эскадрильями дальнебомбардировочной авиации, и, возможно, кроме этой группы в операции будет участвовать еще одна.

— Это совсем меняет дело, — успокоился Жаворонков. — Удар можно нанести массированно, с максимальной бомбовой нагрузкой на самолет. Какие будут ваши указания, товарищ нарком?

Кузнецов подошел к Жаворонкову, тронул его за локоть и дружелюбно ответил:

— Это особо важное задание, и перед его выполнением надо все хорошенько обдумать. — Затем нарком спросил: — Кому бы вы, Семен Федорович, хотели поручить решение этой задачи?

— Я полагаю, ее мог бы выполнить первый минно-торпедный полк.

— Что ж, не возражаю. Слетайте на аэродром, обговорите с командованием все вопросы, подберите получше экипажи, выделите самолеты, и тогда примем окончательное решение.

Выбор генерала Жаворонкова был неслучаен. Полк торпедоносцев имел богатый боевой опыт, приобретенный еще во время войны с белофиннами. Тогда, в суровую зиму, враги испытали неотразимые удары летчиков-балтийцев. Они обрушивали взрывной металл на неприятельские порты и суда в море, бомбили укрепленные районы, военно-промышленные объекты. Экипажи действовали смело и решительно, помогая Балтийскому флоту и наземным частям фронта. Немало успешных боевых вылетов совершил командир части Е. Н. Преображенский.

Теперь, когда наша Родина подверглась нападению гитлеровских полчищ, все мастерство, накопленное в финскую кампанию, все искусство, приобретенное преображенцами, было обращено против врага. Экипажи командиров эскадрилий капитанов Андрея Ефремова, Михаила Плоткина, Василия Гречишникова во главе с флагманским кораблем Евгения Преображенского топили вражеские корабли, пускали ко дну транспорты с войсками и техникой, уничтожали танки на подступах к прибалтийским городам. А когда нависла угроза над Ленинградом, преображенцы успешно действовали против танковых корпусов армии фон Лееба. Это были тяжелые дни испытаний. На дальних подступах к городу ползла лавина бронированных машин, прикрываемых вражескими истребителями. Каждый вылет бомбардировщиков был сопряжен со смертельной опасностью для экипажей. Но воздушные бойцы не дрогнули. Вместе с балтийцами-моряками они поклялись закрыть путь к городу Ленина и клятву эту выполнили до конца...

К вечеру Жаворонков был на аэродроме, где базировался полк Преображенского. Генерал приказал собрать руководящий состав. В штаб прибыли полковник Е. Н. Преображенский, батальонный комиссар Г. 3. Оганезов, начальник штаба, инженер, штурман полка. Жаворонков сообщил цель своего прилета:

— Товарищи, — начал он, — Верховное Главнокомандование поручает вашему полку выполнение ответственной задачи. В ответ на разрушение наших городов и бомбардировку Москвы нам приказано нанести удар по военным объектам Берлина. Мощные удары по фашистской столице в период временного отступления наших войск должны охладить горячие головы в стане врага, показать способность советской авиации летать на большую глубину. Вам, товарищи, выпада большая честь, и вы должны оправдать доверие Родины!

Руководители полка поднялись с мест, и Преображенский клятвенно произнес:

— Летчики постараются во что бы то ни стало выполнить эту важную задачу!

— Рад слышать такие слова, — сказал генерал Жаворонков. — Значит, за дело, товарищи!

После короткого совещания сразу занялись подготовкой операции, в которую посвятили минимальное количество лиц. Были склеены карты, произведен инженерно-штурманский расчет полета, составлены соответствующие графики расхода топлива по каждому этапу предстоящего маршрута.

Очень трудным оказался допрос, который требовал немедленного решения: с какого аэродрома будут действовать экипажи? Дело в том, что к началу августа 1941 года линия фронта отодвинулась далеко на восток. Враг захватил почти всю Прибалтику. Аэродромы, с которых легко можно было достигнуть столицы фашистской Германии, оказались занятыми врагом, В руках советских ВВС оставались лишь два небольших аэродрома на острове Эзель (Саарема) в Балтийском море, с них можно было организовать полеты на германскую столицу. Выбор пал на аэродром «Кагул», который находился в 15 километрах западнее города Курессаре. Этот аэродром был построен еще до войны и имел хорошую, хотя и грунтовую, полосу длиной немногим более 1200 метров.

Не менее трудной была проблема маскировки аэродрома. Было решено самолеты ДБ-3Ф ставить вплотную к хозяйственным постройкам хуторов и накрывать маскировочными сетями. Труднее всего оказалось проделать рулежные дорожки от границ летного поля до хуторских построек. Но личный состав полка успешно справился и с этой задачей.

Когда до мельчайших деталей все было согласовано и отработано, Жаворонков решил вопрос о назначении командира оперативной группы. Как и следовало ожидать, флагманом был назначен полковник Преображенский. Флагманским штурманом — старший штурман полка капитан П. И. Хохлов. Генерал утвердил и весь состав группы. После этого он доложил наркому Кузнецову о готовности летных экипажей выполнять задание Ставки Верховного Главнокомандования. Получив одобрение, Семен Федорович назначил день перелета на аэродром «Кагул».

Погожим утром 4 августа 15 дальних бомбардировщиков ДБ-3Ф произвели посадку на оперативном аэродроме. Еще 5 самолетов прилетели сюда несколько позднее. Когда экипажи были в сборе, полковник Преображенский собрал летный состав и объявил о поставленной Верховным Главнокомандованием задаче. Выступая перед собравшимися, командир и военком Г. З. Оганезов разъяснили важность и политическое значение предстоящей операции, особенности ее выполнения, назвали объекты в районе Берлина и в центре его, представляющие собой важные цели, дали характеристику противовоздушной обороне, определили маршрут полета и запасные цели. Здесь же находился и генерал Жаворонков. Он рассказал летчикам о важности тщательной подготовки к заданию, изучении маршрута, подходов к цели, о построении боевого порядка над ней.

На ближайшие двое суток метеорологи дали плохой прогноз погоды: ожидалось резкое понижение температуры воздуха, особенно над морем и над территорией Германии. На маршруте десятибалльная облачность, встречные ветры и моросящие дожди.

Только через трое суток, в ночь на 8 августа, 13 самолетов стартовали с аэродрома. Взлет проходил перед заходом солнца. Бомбардировщики выруливали на старт и после длинного разбега тяжело отрывались от земли, уходя в сторону моря. На маршруте они собрались в четыре группы: первую возглавлял полковник Преображенский, вторую — капитан А. Я. Ефремов, третью — капитан В. А. Гречишников, четвертую — старший лейтенант С. В. Беляев. После сбора группы легли на заданный курс и пошли с набором высоты.

В начале маршрута погода благоприятствовала полету. Постепенно вступала в свои права лунная, звездная ночь. Хорошая видимость открывала летчикам безграничные просторы земли у прибрежной полосы моря. Летчики вели круговую осмотрительность. Слева на траверзе показался порт Либава, затем Мемель. Молчаливый берег тянется бесконечно.

При подходе к Данцигской бухте самолеты поднялись на высоту до пяти тысяч метров. Погода стала меняться. Поползла серая дымка. В кабинах запахло сыростью. Постепенно теряется земля, скрывается море. Севернее Гдыни, у косы Гель, бомбардировщики развернулись и взяли курс на Свинемюнде.

Не прошло и получаса, как погода снова изменилась: впереди встала стена грозовой облачности, появилась болтанка. Самолеты тут же рассредоточились. Летчики поведи их по приборам. На корабле Преображенского замигала сигнальная лампочка. Штурман Хохлов дал сигнал «Внимание» и спросил:

— Командир, идем в обход или напрямик?

— Только напрямик, с набором! — отозвался полковник. — Перемахнем облачность, будем пробиваться к Берлину.

Самолеты трясло как в лихорадке, но, несмотря ни на что, они все глубже врезались в липкий туман облачности. Зябко стало в кабинах, стыли руки, ноги, слезились глаза. Кислородные маски и стекла очков заволокло сизоватой ледяной коркой. Хохлов сбросил меховые перчатки и засунул одеревеневшие руки в унты.

— Как дела, Петр Ильич? — включив переговорное устройство, спрашивает командир.

— У меня все в порядке, если не считать, что окоченели руки.

— Это пустяк. Ты вот скажи, ученая голова, увидим ли мы через эту проклятущую вату цель?

— Обязательно увидим, облачность стала редеть. А тут и до Штеттина рукой подать.

— А что скажут наши стражи хвоста?

— У нас все в норме. Вот только самолетов наших не стало видно, — ответил стрелок-радист Василий Кротенко.

— Будете хорошо наблюдать — увидите. А вон и луна появилась. Порядок! — весело заключил Преображенский.

Вскоре флагманский корабль всплыл над облаками. При свете луны облака выглядели сказочными замками. Было как-то непривычно спокойно и тихо. Но это продолжалось недолго. Тишину неожиданно нарушил стрелок-радист Кротенко.

— Командир, сзади и ниже пять «илов», нет, шесть. Идут нашим курсом!

— Куда же подевались остальные? — забеспокоился штурман.

— К цели обязательно придут все! — уверенно ответил полковник.

Облака постепенно редели. Капитан Хохлов отметил траверз порта Кольберг, а еще через некоторое время — порт Свинемюнде и огромную Штеттинскую гавань. Всюду горели электрические огни. Видно было, что немцы, опьяненные успехами на восточном фронте, сильно уверовали в геббельсовскую пропаганду об уничтожении советской авиации. Они сейчас не могли и думать о налете русских бомбардировщиков на их города и военно-промышленные объекты.

— Торжествуете победу? Не рано ли, недоноски фашистские! — вырвалось у Преображенского.

— Видите, справа действует аэродром? — в тон командиру сказал штурман. — Стукнуть бы по нему!

— Нельзя, Петр Ильич, нельзя! Впереди цель номер один. Туда мы и обрушим всю нашу ненависть!

Когда бомбардировщики прошли Штеттин, землю опять заволокло облаками. Вновь запахло сыростью, возобновилась болтанка. Впереди по курсу засверкала молния. Преображенский уверенно повел самолет вверх. Опытным взглядом он еще раньше оценил метеорологическую обстановку: грозовая облачность смещалась на северо-запад, значит, пробиться к цели можно только с отходом от заданного курса. Расчеты командира оправдались. Грозовой фронт с большой скоростью уходил вправо. Авиаторы обрадовались, когда увидели разрывы в облаках. Просматривалась река Одер. Возле города Эберсвальде она резко поворачивала на юго-восток. Внизу засверкали озера, река Шпрее. Бомбардировщики вышли на пригород фашистской столицы.

— Впереди справа Берлин! — воскликнул капитан Хохлов. — Боевой двести сорок!

— Засек, двести сорок! — весело отозвался Преображенский и добавил: — Наша цель заводы Сименса.

— Понял! — прильнув к прицелу, ответил штурман.

— За нами идут самолеты Плоткина, Ефремова, Дашковского и Трычкова. Остальных пока не видно, — доложил радист Василий Кротенко.

— Молодец! — похвалил полковник. — Следите за воздухом...

Берлин предстал перед советскими летчиками праздничным, залитым ярким электрическим светом. Отчетливо были видны городские каналы, улицы, площади, вспышки электросварки на промышленных предприятиях. Хохлов мелкими доворотами наводил бомбардировщик на завод. Вскоре пятно, залитое светом, наползло на перекрестие прицела. Капитан с силой нажал на боевую кнопку, и фугасные авиабомбы одна за другой полетели вниз. Вот они рвутся на площади завода... Секунда, вторая... и огромной силы взрыв ярко осветил ночное небо.

— Ого-го! — воскликнул командир. — Так их, сволочей!

А в это время в других районах города вспыхивали взрывы и пожары. В городе погас свет. И тут только спохватились гитлеровцы. В воздух наугад полетели сотни зенитных снарядов. Зарыскали прожекторы. Поднялись истребители-перехватчики. Их желтоватые фары мелькали то тут, то там. Один «мессер» прошел ниже на попутно-пересекающемся курсе, вблизи самолета Преображенского.

— Истребители! — доложил сержант Рудаков.

— Огня не открывать, не демаскировать себя! — приказал командир.

Истребитель проскочил мимо. А стрелок-радист по приказанию полковника стал выстукивать краткую радиограмму: «Наше место — Берлин. Задачу выполнили. Возвращаемся на базу. Кротенко».

При пролете Штеттина экипаж Преображенского увидел большие пожары в порту и на железнодорожном узле.

— Наших работа. Значит, не все прошли к Берлину, — сказал полковник.

Обратный путь был нелегким. Пришлось пробиваться сквозь многослойную толщу облаков. Первыми на аэродром сели экипажи, бомбившие запасную цель — Штеттин. Потом произвели посадку капитаны М. Н. Плоткин, А. Я. Ефимов, старший лейтенант И. Н. Трычков и полковник Е. Н. Преображенский. За ними запросил посадку старший лейтенант Н. В. Дашковский. Планируя, экипаж дал условленный сигнал — зеленую ракету — «Я свой, иду на посадку». Ему ответили со старта тем же сигналом. Проходит двадцать, тридцать секунд. Проходит томительная минута. И вдруг за леском, где разрослись корабельные сосны, взметнулись в небо багровое пламя и столб черного дыма.

— Погиб экипаж Дашковского! — разом разнеслось по всему аэродрому.

К месту катастрофы помчались машины, побежали люди в надежде оказать помощь. Но никакой помощи уже не потребовалось. Мужественные воины в неимоверно трудных условиях с честью выполнили труднейшее задание и... погибли возле своего аэродрома.

Без какой-либо команды летные экипажи собрались у самолета командира полка. Стояли они полукругом без головных уборов. На лицах печаль и скорбь. Подъехал С. Ф. Жаворонков. Полковник Преображенский, шагнув ему навстречу, тихо доложил:

— Товарищ генерал-лейтенант авиации, вверенный мне полк пятью экипажами бомбил Берлин, восемью — Штеттин. — После паузы командир, понизив голос, продолжал: — Сегодня мы потеряли Владимира Дашковского, Алексея Николаева и Семена Элькина. Они долетели до фашистской столицы, но не дотянули до посадочной полосы родного аэродрома. Почтим их светлую память минутой молчания...

Жаворонков молча стоял в кругу летчиков. Затем он тепло поздравил летчиков с успешным выполнением задания, крепко обнял Преображенского и расцеловал.

— Родина не забудет ваших славных дел. Спасибо вам, друзья! — с волнением сказал генерал.

В этот же день Советское информбюро в своих сводках сообщило: «В ночь с 7 на 8 августа группа наших самолетов произвела разведывательный полет в тылу Германии и нанесла бомбовый удар по военно-промышленным объектам Берлина».

Преображенский тщательно разобрал действия экипажей в первом полете. Были учтены все недостатки, которые допускались некоторыми летчиками, штурманами, воздушными стрелками. И вот в ночь на 10 августа двенадцать экипажей во главе с командиром полка вновь взяли курс на Берлин. И опять погода не благоприятствовала летчикам. С огромными усилиями приходилось преодолевать многослойную облачность, грозы и ливневые дожди.

Берлин на этот раз был затемнен, и его ПВО встретила экипажи массированным огнем. Но, несмотря на сложные погодные условия на маршруте и сильное противодействие в районе цели, балтийские летчики метко сбросили груз бомб на головы гитлеровских захватчиков. В районах промышленных объектов было создано большое количество пожаров, сопровождавшихся взрывами.

С хорошим настроением вернулись экипажи из очередного полета. Летчик старший лейтенант Афанасий Фокин, прилетев на аэродром первым, рассказывал собравшимся возле его самолета техникам, механикам, летному составу, не участвовавшему в этом полете:

— Летим в хорошем боевом настроении. Штурман Женя Шевченко докладывает — через сорок минут Берлин. Но перед этим, у Штеттина, мы попали под зенитный огонь. Возникает сплошная стена разрывов. Однако зенитки не причиняют нам ровным счетом никакого вреда — снаряды разрываются далеко внизу и в хвосте.

Берлин был хорошо виден: все контуры большого мрачного города, изгибы Шпрее, каналов. «Петрович, — кричу я штурману, — погляди-ка на работу наших ребят!» Внизу зарево вполнеба — полыхают пожары. Это постарались наши экипажи, шедшие впереди. Ну а мы подбавим!

Фашистские прожектористы силятся поймать нас. Пучки мощного света шарят в ночном небе, щупают, ищут.

Бомбы сброшены, штурман поморгал сигнальными огнями: «Назад!» Отправляемся в обратный путь, он долог и труден. Над Данцигским заливом нас встречает гроза, дождь. Веду самолет по приборам. Пробиваем облачность с пяти тысяч до трехсот метров. Ну и погодка! Наконец увидел берег. Несказанно обрадовался. Все в порядке, пошли курсом на наш остров. Как видите, прилетели целыми и невредимыми. А завтра опять пойдем бомбить Берлин. Нам, молодым, нельзя отставать от командира...

Крылом к крылу с балтийцами

Верховный Главнокомандующий не забыл своего обещания усилить оперативную группу полковника Преображенского дальними бомбардировщиками ВВС. Из Москвы в штаб 40-й дивизии поступил приказ о выделении восьми экипажей для выполнения особо важного задания. Полковник Батурин вызвал майора Юспина и майора Щелкунова, заместителя командира 200-го полка, и сказал:

— Нам приказано выделить восемь экипажей, подготовленных к полетам ночью в сложных метеоусловиях. Подберите людей и списки немедленно представьте в штаб.

Через два часа эти списки были у Батурина. От 53-го полка выделялись экипажи Юспина, Голубенкова, Крюкова, Шапошникова и Богачева, от 200-го дали три экипажа — Щелкунова, Семенова и Васькова. Штурманами у ведущих полковых групп были назначены майор Малыгин и капитан Никольский. Батурин утвердил состав летных экипажей и сказал при этом, обратившись к Щелкунову:

— Общее руководство возлагаю на вас, Василий Иванович.

— Есть! — ответил Щелкунов.

В этот день экипажи вылетели под Ленинград и приземлились на один из оперативных аэродромов. Туда же села и эскадрилья от 51-й дивизии во главе с капитаном В. Г. Тихоновым. Командиров групп вызвали в штаб морской авиации.

— По решению Ставки Верховного Главнокомандования ваша группа из шестнадцати экипажей направляется на остров Эзель с посадкой на аэродроме «Аста» в распоряжение командующего ВВС Военно-Морского Флота генерал-лейтенанта авиации С. Ф. Жаворонкова. Вам выпала высокая честь принять участие в полетах на Берлин, — объявил начальник штаба ведущим групп бомбардировщика ВВС, — Другая группа тяжелых бомбардировщиков Пе-8 будет действовать по Берлину под командованием Михаила Васильевича Водопьянова. Она предназначается для наращивания ваших ударов по фашистской столице, — сказал в заключение начальник штаба.

В этот же день летные экипажи склеивали карты, прокладывали маршруты. Когда уточняли линию фронта, лица летчиков мрачнели. Шли ожесточенные бои на коростенском, белоцерковском, смоленском и кексгольмском направлениях. Враг упорно рвался к отрезанному от Большой земли Таллину.

Первой на остров Эзель ушла группа майора Щелкунова. И сразу она попала в переплет: на маршруте экипажи застиг дождь, низкая облачность. Высота полета была не больше трехсот метров. А в Финском заливе через каждые пять — восемь километров по нашим бомбардировщикам открывали огонь фашистские корабли. Правым ведомым в звене капитана Юспина шел капитан Голубенков. При обстреле на его машине был отбит левый элерон. Летчик, однако, сумел удержать самолет и дотянуть до песчаной косы, которая находилась впереди по курсу. При планировании Голубенков неожиданно отвернул от берега и, оставляя за собой белые буруны, стал приводняться. Майор Юспин видел, как члены экипажа выскочили из кабин, группкой собрались на центроплане. Вскоре машина погрузилась в воду.

Не могли предполагать тогда Виталий Кириллович Юспин и другие участники перелета, что Голубенков сознательно отвернул от косы — она была усеяна огромными валунами — и этим спас людей. Позже экипаж вернулся в родной полк и совершил десятки боевых вылетов в глубокий тыл фашистской Германии.

К вечеру экипажи групп майора Щелкунова и капитана Тихонова прибыли на островной аэродром. Все самолеты рассредоточили и надежно укрыли. Сделано это было не напрасно: с наступлением темноты началась бомбежка. Она длилась около часа, но ни один бомбардировщик не был выведен из строя.

Рано утром на аэродром приехал генерал Жаворонков. Всю ночь он руководил очередным налетом экипажей полковника Преображенского на Берлин и Штеттин. Сейчас он был чрезмерно рад прилету на остров экипажей дальнебомбардировочной авиации. Собрав командиров, генерал поставил задачу — немедленно заняться подготовкой, чтобы новый удар по Берлину произвести в ночь на 11 августа. Ввиду резкого ухудшения погоды командир оперативной группы приказал:

— Более тщательно изучить маршрут и профиль полета, наметить надежные способы контроля пути для точного выхода на цель и на аэродром посадки.

Жаворонков организовал встречу наших экипажей с летчиками полковника Преображенского. На этой встрече Евгений Николаевич рассказал об особенностях взлета с грунта при максимальной бомбовой загрузке, об эксплуатации моторов, навигационно-пилотажного оборудования на больших высотах. Особое внимание он обратил на экономный расход топлива. Преображенского дополнил штурман капитан Хохлов. Он поделился своим опытом, рассказал о методике использования самолетных и наземных радиосредств для контроля пути.

— В первом полете вас будут лидировать морские летчики, — сказал Жаворонков. — Они уже побывали над Берлином, хорошо знают маршрут, особенности выхода на цель. И еще вот что надо иметь в виду: вы являетесь участниками очередного полета на логово врага. ПВО Берлина прикрывают сильные зенитные средства и ночные истребители. Работе экипажей над целью будут мешать прожекторы и аэростаты заграждения. Значит, снижаться ниже шести тысяч метров ни в коем случае нельзя, — заключил генерал.

Да, этой ночью длительный путь к столице фашистской Германии был труден и опасен. Даже видавшие виды морские летчики из группы полковника Преображенского качали головой, поглядывая на метеорологическую сводку. Небо было плотно зашторено многослойными облаками. Над обширными районами бушевала гроза. Но воздушные бойцы хорошо понимали — задание нужно выполнить во что бы то ни стало. Стихии наперекор они вели свои крылатые машины на запад, метр за метром пробивая облака вверх. На полную мощь работали моторы. Навигационно-пилотажные приборы и кислородная аппаратура действовали безотказно.

Наконец бомбардировщики всплыли над облаками. Внизу расстилалась бесконечная пепельно-серая гладь. На нее ложились лунные блики, придававшие этому неземному ландшафту вид застывшего океана.

— Где находимся? — неожиданно спросил Щелкунов у штурмана.

— Летим уже над материком. Пройдено более трети пути, — ответил штурман В. И. Малыгин.

Где-то рядом в общем боевом строю идут друзья-однополчане. Несколько впереди и выше — группы бомбардировщиков Преображенского и Тихонова. Авиаторы горят одним желанием — любой ценой выйти на фашистскую столицу и обрушить на нее смертоносный груз. И сейчас каждый экипаж делает все для того, чтобы пробиться сквозь облака к цели, выполнить приказ.

Бомбардировщики шли на большой высоте. Вскоре в облаках стали появляться небольшие окна. Справа по курсу звездочками заиграли электрические огни, разбросанные на небольшой площади.

— До цели осталось сорок минут полета, — доложил Малыгин.

— Половину горючего израсходовали, — в свою очередь проинформировал Щелкунов. — Хватит ли его на обратный путь?

— Вполне. Нам поможет попутный ветер.

Оторвавшись от приборов, Щелкунов бросил взгляд вниз — бомбардировщики подходили к Штеттину. Выключив огни, Малыгин лег на пол кабины и напряженно стал всматриваться в очертания ориентиров. Под самолетом серебряной лентой изгибалась река Одер. Путь к цели лежал вдоль широкого канала. Все ближе и ближе объект удара. Но почему молчат зенитные батареи врага? «Может быть, прав майор Щелкунов, — думает штурман. — В такую непогодь немцы не ждут налета наших бомбардировщиков». Малыгин еще пристальней стал следить за землей.

То тут, то там вспыхивают огни электросварок. Промышленные предприятия Берлина расположены преимущественно в районе внешнего городского кольца. Металлургические и машиностроительные заводы находятся в его северо-западной части. Вот сюда-то сейчас и обрушат очередной бомбовый удар советские летчики.

Первые самолеты из группы полковника Преображенского сбросили серии зажигательных и фугасных бомб. И сразу же на земле возникли очаги пожаров, взметнулись вверх взрывы. Зенитная артиллерия открыла беспорядочный огонь. Но бомбардировщики уже вышли на боевой курс. Разрывы снарядов вспыхивают совсем рядом. Щелкунов старается как можно точнее выдержать заданный режим. Где-то под левым крылом разорвался зенитный снаряд. Самолет бросило в сторону.

— Нет, проклятый фашист, нас не свернешь с пути, — выругался командир и довернул машину на прежний курс.

Десятки прожекторов обшаривают небо. Вот один, потом другой зацепились за впереди идущие самолеты. Огонь зениток становится все плотнее. Малыгин дважды мигнул сигнальной лампочкой: «Так держать!» А еще через несколько секунд он громко произнес:

— Бомбы сброшены!

Облегченный бомбардировщик подбросило вверх. Щелкунов выполняет противозенитный маневр.

— На земле взрывы большой силы! — докладывает стрелок-радист сержант Владимир Масленников.

— Это вам за Москву! — кричит Щелкунов. Его голос тонет в шуме моторов.

Десятки бомб были сброшены на Берлин с самолетов групп Щелкунова и Тихонова. Особенно отличился экипаж В. И. Лаконина — он взорвал склад с боеприпасами. Отойдя от цели, летчики долго наблюдали пожары, полыхающие над гитлеровской столицей.

Вскоре над Берлином появилась еще одна группа советских бомбардировщиков. Ее привел Герой Советского Союза М. В. Водопьянов. Экипажи сбросили большое количество бомб крупного калибра, причинив врагу ощутимый урон.

Полет на свой аэродром проходил при сильном попутном ветре. Это значительно сократило путевое время. За час до подхода к острову Эзель экипажи начали пробивать облачность. И когда показался аэродром, летчики, не делая круга, шли на посадку. Их встречали боевые друзья — техники и авиационные механики. В эту ночь все они не сомкнули глаз, ждали летчиков, волновались. А тут еще гитлеровцы предприняли налет на аэродром. Оказывается, как только наши бомбардировщики улетели на задание, нагрянули «юнкерсы». Было установлено, что вражеский агент, находившийся на острове, давал целеуказания цветными ракетами. Однако авиаторы перехитрили врага. По приказу генерала Жаворонкова в воздух было выпущено множество цветных ракет. И это сбило с толку вражеских летчиков: они беспорядочно сбросили бомбы, не причинив аэродрому никакого вреда.

Следующий полет на Берлин состоялся в ночь на 16 августа. В группе Щелкунова вылетели три экипажа, эскадрилья капитана Тихонова пошла на задание в полном составе. Надо сказать, Балтика и на этот раз не радовала летчиков хорошей погодой. Снова экипажи встретила многослойная облачность. Высота ее отдельных грозовых «наковален» доходила до восьми тысяч метров. Да, условия сложнейшие, а нужно пройти точно по курсу около тысячи километров к цели и столько же обратно. Теперь фашисты, конечно, предпримут все, чтобы помешать нашим бомбардировщикам прорваться к Берлину.

После взлета самолет капитана Крюкова сразу же вошел в облака. По сводкам метеорологов, они простирались до самого Берлина. Следовательно, более двух третей маршрута экипажам предстояло пройти вслепую. На высоте три тысячи метров машины стало сильно болтать. Бомбардировщик Крюкова с силой бросило вверх, и он тут же опустил нос. От несимметричного обтекания машины засвистело и зашумело вокруг. Закрутились стрелки приборов.

— Командир, мы падаем! — закричал штурман капитан Хайрула Муратбеков.

— Вижу, — спокойно ответил Крюков. — Сейчас выведем!..

Хладнокровие и мастерство летчика позволили быстро выровнять машину, взять расчетный курс и снова пробиваться вверх. На большой высоте стоял адский холод, термометр показывал минус 37 градусов. Иней затушевал стекла кабин. В машине было совеем темно, только слабо светились циферблаты пилотажных приборов. Плотная мгла окутывала самолеты до тех пор, пока они не всплыли над облаками.

Лунный свет ударил в глаза. И как-то сразу веселее стало в кабинах. Муратбеков спокойно сказал:

— Вправо восемь.

Крюков тут же развернул самолет и спросил:

— А не многовато?

— Самый раз. Шли в облаках, уклонились немного влево, — твердым голосом пояснил штурман.

Еще пять минут назад, когда непроницаемая мгла окутывала самолет, у Крюкова мелькнуло опасение, что в таких условиях экипаж вряд ли сможет отыскать цель. Но летчик тотчас отогнал эту мысль. «Нет, мы обязательно прорвемся к Берлину!»

Николай Васильевич Крюков верил в способности, и мастерство штурмана Муратбекова. Командир был глубоко убежден, что тот даже в такую непогоду выведет самолет на цель и метко сбросит бомбы. И тут же, точно в подтверждение своих мыслей, Крюков услышал радостный голос штурмана:

— Нащупал берлинскую широковещательную!

— А ну переключи на меня радиополукомпас, — попросил командир.

И сразу же стрелка индикатора, чуть покачиваясь, подошла к нулевой отметке. Крюков нажал на правую педаль — стрелка уклонилась влево.

— Да, это действительно радиостанция Берлина, — подтвердил капитан.

В общем боевом порядке экипаж Крюкова продолжает полет над облаками. Монотонно гудят моторы. Медленно движутся стрелки бортовых часов. Наконец облачность стала редеть, и штурман тотчас заметил реку Одер.

— Идем точно по курсу, скоро будем над целью, — сообщил он экипажу.

Крюков взглянул на часы, стрелки которых показывали 1 час 53 минуты. «Все в порядке! Идем точно по расчетам», — подумал он. Впереди в разрывах облачности молниями засверкали первые взрывы бомб, сброшенных с самолетов группы Преображенского. Тотчас вспыхнули десятки прожекторов. Но их лучи уперлись в облака. Беспорядочно ударили зенитки. Разноцветные трассы снарядов фейерверком поднялись вверх. А наши бомбы все падают и падают на город.

Вскоре Муратбеков увидел свою цель. Тут же развернув самолет, Крюков вышел на боевой курс. Зенитный огонь усилился. Разрывы снарядов отчетливо видны впереди. Вдруг машина вздрогнула. И через несколько секунд внизу ослепительно блеснул бомбовый разрыв. Еще серия, еще взрыв... Это рвались бомбы с других, рядом идущих бомбардировщиков.

Обратный путь прошел как-то незаметно. Летели все время за облаками и только при подходе к острову пробили их вниз. На аэродроме летчиков ждали с нетерпением.

— Ну как? — сразу посыпались вопросы.

— Порядок! Фашистам сегодня плохо спалось в Берлине, — шутливо ответил капитан Муратбеков и вместе с командиром отправился на командный пункт докладывать о выполнении задания.

Утром 18 августа 1941 года с Большой земли на остров прибыл связной самолет. Он доставил письма, газеты. Летчики с интересом читали в «Правде» очередное сообщение о налетах нашей бомбардировочной авиации на Берлин. Авиаторы также прочли Указ Президиума Верховного Совета Союза ССР о присвоении летчикам-балтийцам Е. Н. Преображенскому, В. А. Гречишникову, А. Я. Ефремову, М. Н. Плоткину и штурману П. И. Хохлову звания Героя Советского Союза. Они от души поздравляли боевых друзей с высокой наградой Родины. Пожелали им дальнейших успехов в борьбе с ненавистным врагом.

В газетах было много материалов, посвященных Дню Воздушного Флота. Василий Иванович Щелкунов внимательно просмотрел номер «Правды», где было много интересных статей, материалов, посвященных нашей авиации. Прочитав передовую статью, он задумался. Потом подошел к командному пункту. Здесь были офицеры В. И. Семенов, В. И. Малыгин, Н. В. Крюков, X. М. Муратбеков, В. Г. Тихонов, В. И. Луконин, П. С. Васьков, А. Н. Павлов и другие.

— Хорошо бы собрать личный состав, — обращаясь к капитану Тихонову, сказал Щелкунов. — Надо поздравить людей с праздником, ознакомить их с материалами нынешней «Правды».

Вскоре у центральной стоянки собрались авиаторы. Майор Щелкунов и капитан Тихонов поздравили летчиков и авиационных специалистов с праздником. При этом Василий Иванович сказал:

— Сейчас Николай Васильевич Крюков прочитает передовую «Правды».

— Вот что говорится в этой статье, — начал капитан. — «Хвастливое германское командование еще в конце июня истошно кричало на весь мир о том, что советская авиация полностью уничтожена. А советская авиация продолжает свою смертоносную работу, нанося убийственные удары германским войскам. За последнее время наши советские летчики совершили несколько налетов в район Берлина, обрушивая тяжелые бомбы на логово врага. Каждый день «уничтоженная» советская авиация громит фашистские самолеты, танки, аэродромы, нанося непоправимый урон хвастливым гитлеровцам...»

Оглядев присутствующих летчиков, Крюков продолжал; — «Подвиги советской авиации вызывают заслуженное восхищение во всем мире. Военный обозреватель американского агентства «Юнайтед Пресс» заявил, что одним из важных факторов успешных военных действии Красной Армии является огромная сила советской авиации и танковых соединений. Налеты советской авиации на Берлин английская печать и радио единодушно расценили как свидетельство мощи советской авиации и новое доказательство лживости хвастливых заявлений германской пропаганды об уничтожении советских Военно-Воздушных Сил»{3}.

— Бить фашистов надо еще крепче! — взволнованно произнес Хайрула Муратбеков.

— Правильно, бить беспощадно!.. Только так мы быстрее разделаемся с проклятым врагом, — заключил Щелкунов.

В ночь на 19 августа к полету на Берлин готовились морские летчики и семь наших экипажей. К вечеру пришла горькая весть — гитлеровцы захватили город Кингисепп. Фашистская авиация совершала по три-четыре налета на аэродромы «Кагул» и «Аста», с которых наносились удары по столице Германии. Но, несмотря ни на что, наши бомбардировщики были готовы к действию. С аэродромов взлетали одиночно, направление выдерживали по единственному факелу, сделанному из банки, в которой горела пропитанная маслом пакля. Почти сразу после отрыва машины скрывались в облаках. Больше четырех часов шли экипажи в сплошной облачности. А над Берлином было безоблачное небо. Город, казалось, вымер. Ни огонька, ни выстрела.

К Берлину, как и раньше, экипаж Преображенского подошел первым, и сразу на земле вспыхнули прожекторы, их лучи заметались по небу. Они все ближе и ближе. Вот один наткнулся на машину Воскресенского, и тотчас к нему «прилип» другой, третий... Воскресенский резко отдал штурвал вперед и направил самолет в спасительную темноту, вниз. Прожекторы отстали.

Вскоре штурман Хохлов вывел самолет на боевой курс и, прицелившись, нажал на боевую кнопку. Серия мощных фугасок отделилась от корабля и устремилась вниз. И сразу последовали взрывы: один, другой, третий... Со всех сторон к самолетам потянулись трассы зенитных снарядов. Огненные шапки разрывов, казалось, покрыли все пространство над целью. Шедшие за Преображенским бомбардировщики попали в лучи прожекторов, под перекрестный огонь зениток. Сбросив прицельно бомбы и вызвав на земле пожар, экипаж капитана Юспина влетел в самое пекло зенитных разрывов. Ценою больших усилий авиаторам удалось выйти из зоны обстрела. Но тут их ждала очередная неприятность — заклинило левый мотор. Резко упало давление масла, скоро стрелка манометра подошла к нулю. Машину стало разворачивать влево.

— Что-то с мотором? — с тревогой спросил штурман капитан А. А. Никольский.

— Мотор горит! — доложил стрелок-радист старшина Петр Гребенцов.

— Без паники! — властно отрезал командир. — Сейчас все уладим.

Самолет терял высоту. Летчику не хватает сил, чтобы удержать машину в горизонтальном положении. Правая педаль на переднем упоре. Виталий Кириллович сбавил обороты правому мотору, увеличил крен. Но самолет продолжал проваливаться. Стрелка высотомера показывала четыре тысячи метров.

— Держите курс и высоту! — напоминает Никольский.

— Пламя сбито! — радостно докладывает радист.

— Спасибо за приятное сообщение, — спокойным голосом ответил командир. — Мы потеряли три тысячи метров, зато сбили пламя. Пойдем домой на одном движке...

Юспин все внимание сосредоточил на правом моторе. Но, несмотря на все усилия летчика, высота полета продолжала падать. Скорость упала до 160 километров.

Штурман с точностью до одного градуса рассчитал курс на свой аэродром. Юспин старался точно выдержать его. Но машину сильно тянуло влево и вниз...

Шел восьмой час полета. Впереди начинал розоветь горизонт. А видимость не улучшилась. Ни море, ни берег не просматривались. Всюду сплошная белая пелена тумана.

— По расчету, через десять минут под нами будет аэродром «Аста», — сообщил Никольский.

Но вот расчетное время кончилось. В наушниках послышался голос Юспина:

— Где же остров, где аэродром?

— Туман рассеется — увидим... — задумчиво ответил штурман.

Вскоре радостно воскликнул Гребенцов:

— Под нами аэродром, вижу белое здание!

— Спасибо, вижу! — тотчас отозвался командир и ввел машину в разворот.

Развернувшись, Юспин повел самолет на снижение. Вот он нырнул под пелену тумана, выпустил шасси и с ходу стал сажать израненную машину. Небольшой толчок, и бомбардировщик покатился по мягкому грунту...

Проводить боевые полеты с острова Эзель с каждым днем становилось все труднее. На исходе были горюче-смазочные материалы. Гитлеровские войска блокировали остров с моря и с воздуха. Транспорт, который должен был доставить бочки с бензином и авиационным маслом, потоплен фашистской подлодкой. Но Ставка Верховного Главнокомандования настаивала на продолжении ударов по Берлину. Со специальным заданием сюда прилетел полковник В. К. Коккинаки. Немедленно был собран летный состав. Полковник объявил цель своего прилета:

— Верховный просит вас брать на самолет крупные бомбы и подольше находиться над целью, так сказать, для морального воздействия на противника, — сообщил Коккинаки.

На аэродроме «Аста» в ночь на 20 августа к выполнению задания практически были готовы лишь три самолета. Для заправки других машин не было горючего, оставался только резерв, необходимый для перелета экипажей на Большую землю.

Бомбовую нагрузку за счет уменьшения топлива решили взять максимальную. Щелкунов приказал подвесить на свой корабль две ФАБ-500, пять зажигательных стокилограммовых бомб и несколько пачек листовок. По одной ФАБ-500, по две ФАБ-100 и по шесть ЗАБ-100 загрузили на самолеты Юспина и Павлова. Днем на острове прошел дождь, и многие сомневались, смогут ли самолеты с такой загрузкой подняться с грунтовой полосы. Опасения оказались напрасными. Благодаря высокому мастерству летчиков взлет бомбардировщиков проходил нормально. Машины отрывались у самой кромки полосы и, покачиваясь, медленно шли в набор высоты.

Как и в прошлом полете, погода на маршруте была исключительно сложной. Экипажам пришлось при встречном ветре около пяти часов лететь в сплошных облаках. Но опытные летчики с честью выдержали это испытание. Они точно вышли в район фашистской столицы. А тут их ожидали новые «сюрпризы». Высота верхней кромки была немногим больше 6000 метров. Выходить под облака было тоже рискованно — аэростаты. Какой выход? Не бросать же бомбы наугад.

Приглушив моторы, экипаж Щелкунова настойчиво ищет выход, ищет окна в облаках. Василий Иванович уже снизился до 4000 метров — машину сопровождает непроглядная мгла. Спустился на 3000... И вдруг майор Малыгин заметил внизу мерцание огней.

— Вижу огни, — обрадованно сказал штурман. — Опустимся еще немного...

— Сказано — сделано! — весело ответил командир. И сразу же впереди показались железнодорожные пути, большие станционные здания. Малыгин кинулся к прицелу.

— Сброс!

Прошли томительные секунды... И как-то разом осветилась земля, высоко в небо взметнулся столб огня.

Пока Щелкунов лез за облака, стрелок-радист успел разорвать бечеву и выбросить листовки за борт.

На следующий день авиаторы слушали по радио последние известия. Корреспондент ТАСС передавал из Нью-Йорка: «...в результате прямого попадания сильно поврежден Штеттинский вокзал в северной части Берлина и железнодорожная станция Вицлебен в западной части города».

Несмотря на героические усилия 8-й армии, оборонявшей Эзель, врагу удалось блокировать остров. Чтобы не подвергать летчиков опасности, генерал Жаворонков приказал эскадрилье капитана Тихонова первой вылететь к месту своего базирования.

— Летчики вашей эскадрильи и вы лично проявили мужество и героизм при полетах на Берлин, — говорил генерал на прощание. — Экипажи совершили двадцать один самолето-вылет. Благодарю вас за отличные действия!

Прощаясь с Щелкуновым, Жаворонков не забыл отметить, что Василий Иванович поставил личный рекорд — совершил четыре труднейших полета на фашистскую столицу.

Всего при выполнении особо важного задания нашими летчиками было совершено девять групповых вылетов. 4 сентября 1941 года с острова Эзель был совершен последний, десятый боевой вылет балтийских летчиков, завершивший смелые рейды бомбардировщиков в глубокий тыл врага.

Личный состав 40-й авиадивизии с волнением встречал своих отважных однополчан, принимавших участие в бомбардировках Берлина. 17 сентября 1941 года мы с гордостью читали Указ Президиума Верховного Совета СССР, в котором высоко оценивались заслуги наших летчиков. «За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с германским фашизмом и проявленные при этом отвагу и геройство, — говорилось в нем, — присвоить звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» капитану Крюкову Николаю Васильевичу, лейтенанту Лахонину Вениамину Ивановичу, майору Малыгину Василию Ивановичу, капитану Тихонову Василию Гавриловичу и майору Щелкунову Василию Ивановичу».

Большая группа участников полетов на Берлин была награждена орденами. Высшей награды — ордена Ленина удостоены старшие политруки Михаил Васильев и Андрей Павлов, летчики Василий Линьков, Серафим Плотников, Василий Строганов, Виталий Юспин, штурман Хайрула Муратбеков и другие.

На аэродроме состоялся митинг, на котором выступали политработники, летчики, техники и первые наши Герои Советского Союза офицеры Малыгин, Крюков и Щелкунов. Они благодарили Коммунистическую партию и Советское правительство за высокую награду, заверили коллектив, что отдадут все силы для окончательной победы над врагом.