Воспоминания о друге
Впервые мы встретились в 1937 году. Он прибыл в мое звено на должность летчика. Молодой, стройный, розовощекий. Подошел ко мне, лихо козырнул, отрекомендовался:
— Лейтенант Вишневецкий.
Из-за плохой погоды проверить летное умение прибывших молодых пилотов долго не удавалось. А когда после дождей и сплошной облачности выдался ясный солнечный день, к полету подготовили спарку. Командир полка собрал новичков.
— Пока летать будете с инструктором. Прикрепляю к вам для обучения командира эскадрильи капитана Беркаля.
Слушатели недовольно загудели. Послышались голоса:
— Опять заставляете учиться!
— В курсанты зачислили!
— Выходит, мы напрасно летную школу кончали?
Командир усмехнулся:
— Эх вы, молодежь зеленая. Ничего-то не понимаете. Разве мы сомневаемся в том, что вы обучены летать. Сомневались бы — вовсе к самолетам не допустили. Но мы считаем, летчику-истребителю мало просто уметь летать. Истребитель обязан быть виртуозом, мастером своего дела, я бы сказал» артистом. Вы со мной не согласны?
— Нет, отчего же... Мы понимаем, — смущенно ответил за всех Вишневецкий.
— Вот и хорошо...
Все свободные от занятий собрались на аэродроме. Я тоже пришел посмотреть, на что способен мой новый [73] подчиненный. Как раз капитан Веркаль обратился к Вишневецкому:
— Товарищ лейтенант, принимайте самолет, вы летите первым. Полет по кругу. Я в управление не вмешиваюсь.
Ровно катится самолет по взлетной полосе, набирает скорость и плавно отрывается от земли. Что ж, взлет сделан мастерски. Мысленно я ставлю Вишневецкому первую оценку: «пять».
Самолет набирает высоту, делает размашистый круг и идет на посадку. Я уже начал симпатизировать своему подчиненному, поэтому немного волнуюсь — как-то он приземлится. Ведь посадка — самый сложный элемент полета, здесь требуется и точный расчет и хороший глазомер. Но страхи мои напрасны. Машина касается земли всеми тремя точками. Несколько полетов с инструктором, выполнение некоторых фигур высшего пилотажа — и Вишневецкий готов к самостоятельным полетам. Последний раз с ним вылетает сам командир полка. Он доволен. После полета говорит:
— Вы знаете, лейтенант, у вас развито ценное качество — быстрая реакция. Будете хорошим летчиком.
Потом Костя Вишневецкий летал в одном звене со мной. Все учебные задания он выполнял только на «отлично».
Незаметно мы с ним сблизились. Он часто заходил ко мне домой. Мы подолгу беседовали за чашкой чая.
Но особенно дорог он мне стал после одного случая. Мы сидели с ним в комнате и горячо обсуждали только что прошедшие полеты. Увлеклись настолько, что забыли о моем сыне — малыше. А тот забрался на окно к начал шалить. Он, конечно, выпал бы на улицу и разбился, если бы Костя не метнулся к нему и не подхватил ребенка буквально на лету.
Теперь мы с Вишневецким еще больше подружились. Вместе участвовали в освободительном походе советских войск в Западную Белоруссию. В одном строю прикрывали наши войска и вместе перелетели на аэродром Белостока.
Но служба есть служба! И в мае 1940 года пришлось [74] нам расстаться. Я получил новое назначение и уехал.
А потом началась Великая Отечественная война. Она принесла советскому народу неисчислимое горе, разлучила многих родных и близких людей. Мне же война помогла встретиться с другом.
Полк, в котором я служил заместителем командира по политической части, участвовал в горячих боях, а потом был выведен на отдых. К нам поступили пополнение летчиков и новые самолеты. Потом была напряженная учеба, слетывание. И вот мы опять можем идти в бой. Для окончательной проверки нашей готовности из штаба Военно-воздушных сил прибыла группа инспекторов. Среди них мой друг старший лейтенант Вишневецкий.
Кто пережил подобные встречи, тот знает им цену. Рассказам не было конца.
Костя поведал мне, что война застала его с семьей там, где мы вместе служили. Утром 22 июня он проснулся от ноющего гула моторов. Светало. На розовеющем небе четко вырисовывались силуэты низко летящих самолетов с фашистской свастикой на крыльях. Вначале показалось, что это страшный сон. Но последовавшие затем взрывы бомб не оставляли сомнений. В последний раз обняв перепуганных детей и жену, Костя бросился на аэродром. Больше своих детей он не видел. Их в тот же день похоронила фашистская бомба.
Когда Вишневецкий выскочил на улицу, кругом горели дома. Фашистские самолеты шли колонна за колонной.
Где ползком, а где перебежками добрался он до аэродрома. Его «Лавочкин» был невредим, и Костя поспешил в кабину. Вместе с командиром эскадрильи вырулили на взлетную полосу. Впереди упала бомба. Взрывная волна резко развернула самолет, но, к счастью, не повредила его.
И вот Вишневецкий в воздухе. Внизу рвутся бомбы. Не хочется верить, что самолет командира эскадрильи загорелся и уже не взлетит.
Костя один в воздухе. Набирая высоту, он замечает, что на него стремительно идет пара Ме-109. Резко развернувшись, уходит из-под атаки и сам заходит [75] в хвост бомбардировщику Ю-88. Дает длинную очередь. Из правого мотора «юнкерса» выбивается пламя, оно растет, и вот уже бомбардировщик превращается в факел и падает.
Слева у Вишневецкого появляется самолет с красными звездами. Костя узнает машину командира полка и пристраивается к ней. Теперь они атакуют в паре, и еще один фашистский бомбардировщик врезается в землю.
На какое-то время небо очистилось. В воздухе остались лишь несколько успевших взлететь И-16. Посадка на основной аэродром невозможна, и группа идет на запасный.
Сердце Кости сжимается до боли. Нестерпимо жаль погибших товарищей. Хочется мстить за них, за детей, за женщин и стариков, ставших жертвами вероломного нападения фашистов.
Несколько раз в этот и в следующие дни Вишневецкий поднимался в воздух, участвовал в отражении атак вражеской авиации.
В районе Смоленска во время штурмовки механизированной колонны фашистов Костя увидел, как огромная грузовая машина, перескочив кювет, пытается уйти в поле. «Не уйдешь, паразит», — думает летчик и, пикируя на нее, нажимает гашетку. Когда машина загорелась, Костя вывел самолет из пике, стал набирать высоту. И тут огромной силы взрыв потряс воздух. Вишневецкий ощутил резкий толчок. Что-то обожгло правую ногу, кровь стала наполнять сапог. Вскоре от потери крови закружилась голова, стало темнеть в глазах. Собрав последние силы, Вишневецкий пересек линию фронта и посадил самолет в поле на фюзеляж.
Пять месяцев врачи восстанавливали его здоровье. А потом командование направило Костю в запасной полк обучать молодых летчиков. Более ста человек подготовил он для фронта, но самого его на фронт не пускали. Потом Вишневецкого, как отличного летчика-истребителя, перевели в инспекцию ВВС.
Рассказав мне все это, Костя вдруг заявил:
— А теперь что хотите со мной делайте, из вашего полка никуда не уйду. [76]
На этот раз командование удовлетворило просьбу Вишневецкого. Вновь мы, с ним оказались в одной боевой семье...
Вылетели на фронт — и началась боевая страда. Работы было много. Приходилось прикрывать наземные войска, патрулировать в воздухе, сопровождать бомбардировщиков.
Вот и в тот мартовский день полк во главе с командиром отправился с бомбардировщиками. На аэродроме остался лишь Костя со своим ведомым младшим лейтенантом Михаилом Коменьковым.
А в это время на командном пункте получили сообщение: «С юго-востока идет разведчик противника в сопровождении истребителей». Сразу передали Вишневецкому. Два истребителя взмыли ввысь. С земли было видно, как краснозвездные машины стремительно набирали высоту. Потом в репродукторе на КП полка послышался голос Вишневецкого:
— Миша, по курсу правее видишь фашистов?
— Вижу, — ответил Коменьков.
Теперь и мы с земли различили три точки, плывущие в сторону аэродрома. Разведчик шел впереди, сзади и чуть выше него находились истребители.
Гитлеровцы явно не видели пары Вишневецкого, которая зашла со стороны солнца. А наши двинулись на сближение.
— Иду в атаку! — услышали мы опять голос Кости.
Как вороны от сокола, шарахнулись в разные стороны самолеты противника, но было поздно. Один истребитель, объятый пламенем, камнем пошел к земле. Пока мы наблюдали, как он грохнулся на краю аэродрома, Вишневецкий зашел в хвост разведчику. После нескольких выстрелов Ю-88 стал обволакиваться дымом, появились языки пламени. Из горящего самолета выбросились три человека, и розовые купола парашютов повисли над нашими головами.
Как только истребители возвратились, механики нарисовали на фюзеляжах их самолетов первые звездочки. Парторг полка тут же стал готовить листовку-молнию. [77]
На следующий день Вишневецкий и Коменьков участвовали в сопровождении бомбардировщиков. При отражении атаки фашистских истребителей Костя сбил еще один Ме-109.
К концу апреля фюзеляж самолета Вишневецкого украшали уже шесть красных звездочек, а его грудь — орден Красного Знамени. Косте присвоили звание капитана и назначили командиром лучшей в полку первой эскадрильи.
Моего друга всегда отличало удивительное бесстрашие. Он никогда не отступал и нападал на врага, значительно превосходившего численно. Как-то в конце мая Вишневецкий во главе четверки вылетел прикрывать войска. А через 15 минут в репродукторе мы услышали его голос:
— Вступил в бой с восьмеркой «мессеров». Подходят новые группы фашистов...
На этом связь с Костей прекратилась. В эфире слышались команды других летчиков, а из группы Вишневецкого голоса никто не подавал.
Через некоторое время бреющим полетом к аэродрому подошел дымящийся самолет и прямо без захода приземлился на фюзеляж. Летчик младший лейтенант Лиховид был ранен. Пока врач делал ему перевязку, он рассказал о бое.
Подходя к району прикрытия, они увидели восьмерку Ме-109. Вишневецкий дал команду атаковать и первым напал на фашистов. Один из вражеских истребителей загорелся. Но в это время на Лиховида и Кривобокова, прикрывавших командира, напали гитлеровцы. Лиховид был ранен, а самолет его подбит. Летчик вывел машину из крутой спирали у самой земли, с трудом дотянул до аэродрома.
Едва Лиховид успел закончить свой рассказ, как внимание всех привлек приближающийся к аэродрому самолет с выпущенным шасси. Вот он уже на границе аэродрома. Ударившись колесами о землю, катится по зеленой траве. Посадочные щитки убраны, винт медленно крутится. Из кабины не выходит, а буквально вываливается летчик. Это — Вишневецкий. К нему подбегают врач, санитары.
Самолет далеко выкатился за посадочную полосу. У него разбито бронестекло, в кабине полно осколков. [78]
Гидротрубки тормозов и посадочных щитков перебиты.
Когда Вишневецкого привели в чувство, он тихо произнес:
— Гады, убили Колю Лобанова.
По лицу Кости текли слезы. Все, кто здесь были, знали — иной человек за всю жизнь не переживет столько, сколько летчик может пережить за несколько минут:
Раны Вишневецкого оказались неопасными. Но нервная система его была сильно потрясена. Его направили на две недели в санаторий, организованный командованием воздушной армии. Там в это время отдыхал А. И. Покрышкин.
Покрышкин и Вишневецкий познакомились. Потом их часто видели вместе. Они горячо спорили, обсуждая тактику воздушного боя. Впоследствии это их первое знакомство переросло в боевую дружбу.
Окрепшим и жизнерадостным вернулся к нам Костя. Его ждало приятное известие: он награжден еще одним орденом Красного Знамени и назначен на должность штурмана полка.
Теперь Вишневецкий часто возглавлял боевые полеты полковых групп. В боях он по-прежнему был храбр и искусен. Счет сбитых им самолетов продолжал расти.
В жаркий июльский день 1943 года к нам прибыл командующий воздушной армией генерал К. А. Вершинин. Он зачитал Указ Президиума Верховного Совета о присвоении Константину Григорьевичу Вишневецкому звания Героя Советского Союза и сам прикрепил к гимнастерке летчика орден Ленина и «Золотую Звезду».
— Поздравляю вас, — сказал генерал, — желаю дальнейших боевых успехов.
В конце сентября разгорелись сильные воздушные бои над рекой Молочной. Гвардии капитан Вишневецкий по нескольку раз в день водил группы на боевые задания, летал в глубокий тыл противника штурмовать его живую силу и технику. [79]
Однажды в воздух поднялся командир полка во главе четверки. Вскоре по радио он передал:
— Ястреб-2, веду бой с большой группой. Вылетайте, — и сообщил координаты.
Восьмерка Вишневецкого легла на курс.
В воздухе много самолетов. Слышны команды Покрышкина, Крюкова, Глинки — над рекой Молочной идет горячий воздушный бой. Среди общего шума офицеры штаба и все находящиеся на КП уловили умоляющий голос Лиховида:
— Товарищ капитан, товарищ капитан, выводите машину, я прикрываю.
Позже мы узнали, что там произошло. Когда восьмерка Вишневецкого шла на помощь командиру полка, двенадцать Ме-109 со стороны солнца пытались нанести по ней внезапный удар. Костя вовремя заметил их и резким разворотом вывел свою группу из-под удара. А лишь только фашисты проскочили и оказались ниже, сам пошел в атаку. Два вражеских истребителя были уничтожены сразу, и одного из них сбил Вишневецкий.
Затем началась воздушная «карусель». В район боя пришло еще восемь ФВ-190. Теперь восьмерка Вишневецкого сражалась против 18 самолетов врага.
Загорелся еще один вражеский истребитель. Но гитлеровцы наседали, пытаясь оторвать пару Вишневецкого от остальной группы. Только было Костя устремился за одним из врагов, как сразу две пары фашистов обрушились на него. Лиховиду удалось длинной очередью зажечь один из четырех, но остальные успели выпустить по Вишневецкому несколько очередей. Один из снарядов разрывается над кабиной. Самолет командира бросает в сторону, и он начинает падать.
Как потом рассказывал Костя, он вдруг увидел, что земля темной, изрытой воронками громадой стала надвигаться на него. Хотел взять ручку управления на себя, но правая рука не слушается, острая боль пронизывает тело. Все же левой рукой удалось вывести самолет из пикирования.
Впереди Костя видит самолет Лиховида. «Надо следовать за ним, он доведет до аэродрома», — мелькнула мысль. Зажав ручку управления коленями, левой [80] рукой он разрывает носовой платок и перетягивает правую руку.
Самолет рыскает. Но Лиховид уже переходит на планирование. Впереди аэродром. Костя левой рукой сбавляет газ. Как в тумане, мелькает земля. Посадка тянется бесконечно долго.
К приземлившемуся самолету подбежали однополчане и увидели безжизненное тело летчика. Его доставили в санитарную часть. Но сознание не возвращалось.
Вскоре стало известно, что требуется сделать переливание крови. И тогда все летчики, техники и младшие специалисты, находившиеся на аэродроме, бегом устремились к санчасти.
Увидев десятки людей с засученными рукавами, врач улыбнулся:
— Столько крови, сколько вы хотите дать, не потребуется...
Но и после переливания крови сознание к Вишневецкому еще долго не возвращалось. Ранение было серьезным, летчика отправили сначала во фронтовой госпиталь, а затем в Москву.
Со временем ожоги лица и раны на голове зарубцевались. Но три операции так и не смогли восстановить работоспособность правой руки.
Косте предложили работу на земле, хотели направить на учебу. Но он отверг все это и попросился в родной полк, горячо веря, что будет летать, управляя самолетом одной рукой.
Тепло встретили друзья-однополчане теперь уже гвардии майора Вишневецкого. Но никто из них всерьез не принимал горячие заявления его, что он будет летать. А Костя был упорен. Ему так хотелось осуществить свое желание, что он не уставал тренироваться и достиг превосходных результатов в управлении учебными самолетами. Инструкторы даже удивлялись. И все же командир полка не решился выпускать Вишневецкого в самостоятельный полег на боевом самолете.
Как раз тогда в полк прибыл командир дивизии дважды Герой Советского Союза гвардии полковник Покрышкин. Приказав подготовить спарку, он сказал Вишневецкому: [81]
— Давай, дружище, слетаем. Покажи, на что ты способен с одной рукой.
Когда все было готово, Покрышкин сел в заднюю кабину:
— Полет по кругу, Константин Григорьевич. Самолет, сделав круг над аэродромом, приземлился строго у посадочного знака.
— Еще раз.
И второй полет выполнен великолепно.
— Хорошо, дружище, хорошо. Теперь полет в зону, два виража, четыре переворота, левый и правый боевой разворот, петля, спираль, расчет с прямой, посадка.
Задание выполнено. Легко выпрыгнул из задней кабины Покрышкин.
— Ну как? — спросил у него командир полка.
— Летает хорошо. Но в бой пускать нельзя — убьют. — Обратись затем к Косте, командир дивизии сказал:
— Пойдем пройдемся, поговорим.
Два друга медленно пошли в поле. О чем они говорили, осталось тайной, но, возвратись, Покрышкин заявил:
— Гвардии майора Вишневецкого откомандировать в управление дивизии. Приказ будет завтра.
На следующий день мы узнали, что Вишневецкий назначен начальником воздушно-стрелковой службы дивизии.
Часто потом летчики слышали с командного пункта дивизии знакомый голос:
— Будьте внимательны! В районе появились фашистские истребители! [82]