Призвание

1

Как-то Громов сказал:

— На земле он ничем не выделялся...

И это действительно так. Валерий Павлович не был ни красивым, ни стройным. Но сквозь немного нахмуренные брови и взгляд исподлобья проглядывалась необыкновенная доброта его большого сердца.

По существу своему он был лириком и очень нежным человеком, любил семью. Слово «мать» для него являлось священным словом. Сам он лишился матери в шестилетнем возрасте, я тоже осиротела рано, и это нас как-то сближало.

Помню весенний погожий день. Почти по-летнему грело ленинградское солнце. Деревья начали покрываться листвой, а под ногами зеленела пробившаяся из земли травка. Мы пришли на Серафимовское кладбище, где была похоронена моя мать. Молча постояв над могилой, Валерий Павлович вдруг склонился ко мне и тихо сказал:

— Лелик, обещаю никогда не обижать тебя, любить и быть твоим другом до конца жизни...

Все время, как я его знала, а познакомились мы в 1925 году, мечты и планы Валерия Павловича были связаны с воздухом и полетами. Авиация наша переживала тогда период своего становления. Не все понимали Чкалова. Часто его дерзания принимали за лихачество и нарушение летного устава. Сколько по этой причине довелось пережить ему тяжелых и грустных минут.

По-моему, догматизм и начетничество свойственны всем профессиям, в том числе и летной. Иногда, если человек хочет поломать устаревшие рамки и нормы, ему ставят препоны. Так было и с Валерием Павловичем. [60] За 250 петель подряд на недозволенной высоте его посадили на гауптвахту и отстранили от полетов.

После этого он стал каким-то невменяемым. Приходил на аэродром и чуть не со слезами в глазах просил командира «разрешить подлетнуть». Тот, конечно, отказывал. Как-то, не выдержав, Чкалов нагрубил ему. Такая недисциплинированность, да еще после «губы», повлекла новое наказание. Суд лишил Чкалова звания военного летчика и приговорил к шести месяцам тюремного заключения. К счастью, ему удалось освободиться месяца через три.

Во всем этом деле меня утешало одно. Было видно, что неприязнь начальства не могла повлиять на отношение к Чкалову товарищей. Молодые летчики по-прежнему уважали его за простоту, смелость, за исключительную преданность авиации.

В части долго и с восхищением вспоминали о знаменитых чкаловских петлях и упорно спорили о том, что помогло ему: физическая выносливость или высокая техника. А потом сошлись на мысли, что в нем сочетались в полной мере и то, и другое.

Рискованные полеты Чкалова не были бесцельными и безрассудными, а являлись творческими поисками летчика-новатора. Он разведывал новые пути в авиации, предвидя ее будущее.

В октябре 1927 года Валерий Павлович полетел в Москву для участия в параде. Там во время подготовки и репетиций ему удалось отвести душу. В письме он писал: «Мне было разрешено здесь делать любую фигуру и на любой высоте. То, за что я сидел на гауптвахте, здесь отмечено особым приказом, в котором говорится: «Выдать денежную премию старшему летчику Чкалову за особо выдающиеся фигуры высшего пилотажа».

После этого, ободренный такой оценкой его работы, Чкалов продолжает совершенствовать свое мастерство. Он привык использовать все возможности машины. Поэтому, проверяя маневренность самолетов, пролетает под мостом, со снижением на бреющем полете проходит между деревьями.

В 1935 году, испытывая машину Н. Поликарпова И-16, он приводит в восхищение всех наблюдавших его длительный полет вверх колесами. К этому Валерий [61] Павлович начал готовиться еще с лета 1927 года. Мы жили тогда в Гатчине. Как большинство семей пилотов, поселились вблизи аэродрома, и жизнь его была нашей общей жизнью. Помню, однажды по секрету от домашних Валерий Павлович сообщил мне:

— Приходи сегодня в поле. Я буду летать вниз головой.

Не помню, как и до аэродрома дошла. Резкий звук мотора заставил очнуться от тревожных мыслей, и я увидела приближающийся перевернутый самолет. Он летел довольно низко и, к сожалению, опять на недозволенной высоте.

Чкалова снова постигло наказание. Но сколько восторга было в его глазах, когда он вернулся после полета домой.

— Ну как, здорово?

И я, вместе с ним переживавшая наказание, должна была сознаться:

— Да, здорово!

Жизнь сложилась так, что Валерию Павловичу пришлось одно время работать в Осоавиахиме. Он очень тосковал тогда по скоростным самолетам. На обороте своей фотографии того времени он с юмором писал: «Скучно и грустно смотреть на вас, Валерий Павлович. Вам бы теперь машинку вроде истребителя! Ну что ж, катайте пассажиров, и то хлеб!»

Хорошо, что этот период длился недолго. Вместе с молодыми летчиками поклонником таланта Чкалова был командующий ВВС Баранов. Он-то и распорядился в 1930 году возвратить его в военную авиацию на должность летчика научно-исследовательского института.

В институте Валерию Павловичу удалось облетать не один десяток машин, от тяжелых бомбардировщиков до скоростных истребителей. Здесь же он впервые встретился с известным пилотом Александром Фролычем, которого в авиации знали как Сашу Анисимова. Этот высокий, стройный летчик был первоклассным мастером высшего пилотажа. У Анисимова и у Чкалова находились свои болельщики, которые каждый раз приходили на аэродром, когда те вели между собой «воздушный бой». [62]

В 1933 году Валерий Павлович получает приглашение работать летчиком-испытателем авиационного завода. С этого дня начинается самый яркий период в его жизни. Коллектив конструкторов, инженеров и рабочих большого завода действует благотворно на Чкалова — летчика и человека.

Оправдывая доверие коллектива и сознавая свою ответственность за создание хорошего самолета, Чкалов как-то заметно внутренне подтягивается, становится сдержанным и осторожным. Теперь он строго и критически относится к полетам, не допускает напрасного риска.

Известную роль в этом сыграло отношение к Валерию Павловичу конструктора Поликарпова. По тому, как часто он заходил к нам на квартиру и до поздней ночи засиживался за разговорами, я видела, что мнение Чкалова для него много значит...

2

Если сказать, что профессия летчика опасна, — значит ничего не сказать. Мы знаем не мало «земных» профессий, в которых риск может повлечь несчастный случай. Дело не в самом риске и даже не в опасности, а в том, что профессия летчика, как никакая другая, требует ежесекундно быть начеку. На какое-то мгновение обостренное внимание ослабло — и катастрофа неизбежна.

За последние годы много написано о полетах Валерия Павловича, об опасностях, с которыми он встречался: и не выходящая лыжа, и посадка на одно колесо, и отказ двигателя.

Мы жили на Ленинградском шоссе. Окно и балкон нашей большой комнаты выходили на аэродром, и мы с сыном часто наблюдали за полетами «нашего папы». У меня при этом иногда больно сжималось сердце, а сын восторженно аплодировал.

После выступления на майском параде 1935 года Чкалова наградили орденом Ленина. Казалось бы, и на службе теперь все хорошо, и жизнь «полная чаша», но Валерий Павлович снова мечтает, теперь уже о дальнем перелете через Северный полюс в Америку. [63]

Вспоминается первый приход к нам Г. Ф. Байдукова. Они с Чкаловым недолго посидели, потом Валерий Павлович пошел провожать гостя и долго не возвращался. Я выглянула с балкона на улицу и заметила в сумерках две фигуры. Друзья ходили по аллее, о чем-то спорили, жестикулировали, иногда останавливались друг против друга и смотрели на небо.

С этого дня Байдуков зачастил к нам, и поздние прогулки стали регулярными. По правде сказать, мне не нравились «холостые» визиты Байдукова. Я знала, что он женат, и удивлялась, почему ни разу не пришел с женой.

Иногда у нас появлялся стройный высокий молодой человек — штурман А. В. Беляков. И снова начиналась конспирация, тайные беседы.

Но нет ничего тайного, что в конце концов не стало бы явным. Вскоре я узнала — конспирация эта связана с обсуждением и подготовкой к дальнему перелету. Посвящен в это был Нарком тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе, который обещал летчикам оказать содействие при решении вопроса в правительстве.

Перелет на дальность был разрешен. Но пока не через Северный полюс, а по территории Советского Союза до Петропавловска-на-Камчатке.

Началась подготовка. Летчиков поселили вблизи аэродрома. Поглощенные работой, они забыли обо всем. Все страхи, переживания и тревоги достались на долю жен. Кстати сказать, нам даже не разрешили появляться на аэродроме. За время подготовки я видела мужа, может быть, раза два или три. Он приезжал домой и быстро возвращался на аэродром...

К концу шел июль 1936 года. О дне вылета нам неизвестно. О том, что самолет уже поднялся и находится далеко от Москвы, узнали только из сообщения радио.

Информации о перелете передавали часто. Выходя на улицу, я всюду слышала восторженные разговоры. Имена трех летчиков не сходили с уст людей. А вскоре пришло радостное известие: «самолет благополучно сел на острове Удд». [64]

Современники события должны хорошо помнить те дни. Полосы газет, радиопередачи были полны рассказами о перелете. Печатались портреты авиаторов, а рядом с ними можно было видеть радушное лицо простой русской женщины Фетиньи Андреевны с острова Удд, которая оказала друзьям гостеприимство.

Летчики совершили сложный перелет. Погода не благоприятствовала. Им пришлось лететь в облаках, бороться с циклонами. Но, возвратясь домой, они шутливо рассказывали, что обратный путь им показался более тяжелым. Нужно было садиться в Хабаровске, Красноярске, Омске и других городах. Везде были встречи, митинги, на которых приходилось выступать.

Наступил день, когда самолет АНТ-25 должен был наконец сесть на московский аэродром. Дорога туда была запружена народом, и иногда нашей машине трудно было пройти в этой стихийной демонстрации.

На аэродроме состоялся митинг, после чего мы отправились на прием к Наркому Серго Орджоникидзе. Поездка эта выглядела поистине триумфальной. Машины летчиков засыпали цветами, слышались крики «ура!».

Прием продолжался недолго, но был весьма теплым и радушным. Приятно было слышать не официальные митинговые речи, а теплые слова уважения.

После перелета жизнь летчиков стала беспокойной. Приходилось выступать на заводах, в редакциях газет, в школах, клубах и воинских частях. Валерий Павлович старался успеть побывать у взрослых и у детей.

Но и в этом водовороте событий мечта о перелете через Северный полюс не покидала его. Снова начались встречи трех друзей, вечерние беседы, прогулки.

И вот уже ширококрылый АНТ-25 в воздухе, а в нем те же три мечтателя. Они первыми преодолевают неизведанные ледяные пространства.

Недавно я была в Музее Чкалова на его родине, где построен ангар и стоит знаменитый АНТ-25. Около него лесенка-трап, та самая, по которой поднимались в кабину герои-летчики. А какая это маленькая кабина! Смотришь на нее и невольно думаешь, как трудно было провести в ней без малого четверо суток [65] в напряженной работе, почти в полусогнутом состоянии.

Этот перелет принес нашей авиации мировую известность. В Соединенных Штатах, в клубе исследователей, есть большой глобус, где начертаны линии маршрутов великих первооткрывателей, таких, как Нансен, Амундсен, Вилкинс. Среди этих линий отмечен и маршрут АНТ-25. Чкалов удостоился чести расписаться на уникальном глобусе...

* * *

Мне рассказывали о невольно подслушанном разговоре молодых летчиков. У них зашел спор о том, какую авиационную школу окончил Валерий Павлович. Один доказывал, что тот учился на Черном море, другой — под Ленинградом, третий — в Оренбурге. Все они были далеки от истины, но каждый хотел считать себя «однокашником Чкалова».

А тут как-то ко мне позвонил незнакомый человек:

— Скажите, пожалуйста, здесь проживал Валерий Павлович Чкалов? Мне бы очень хотелось посмотреть, как он жил, если вы разрешите.

Я пригласила его и показала квартиру, фотографии. Яков Петрович Быков, оказавшийся шофером из Архангельска, сказал, что товарищи просили обязательно разыскать квартиру Чкалова и рассказать об этом в местной газете. Мне было приятно сознавать, что прошло уже больше двадцати лет со дня гибели, а люди любят и помнят Чкалова. [66]