Друзья прибывают к Тихвину
Утром 9 ноября, после бессонной ночи в лесах, мы Собрались в Сароже, в домике на окраине, отведенном политотделу. Умылись снегом, осмотрелись. Деревня [70] разбросана на горушке, дома большие, серые, обшитые тесом.
Сразу от нашего политотдельского дома начинался редкий еловый лес. Невдалеке озерца — Сарожское, Пустое, незамерзающие болота и разбитые, припорошенные снегом дороги на Бор, Кайваксу, Березовик... Где-то там — немцы.
Этот день навсегда остался в памяти и тем, что тогда в первый и последний раз собралась вместе почти вся Тихвинская оперативная группа Седьмой Отдельной армии. Пройдет несколько часов, оперативники — командиры и комиссары — разъедутся готовить наступление, вновь встретимся мы не скоро, а многих не увидим уже никогда... А сейчас комбриг Григорий Давыдович Стельмах — начальник штаба — знакомил опергруппу с двумя приказами, только что подписанными К. А. Мерецковым, и сам Кирилл Афанасьевич сидел здесь же, смеясь вместе со всеми по поводу шутливого предисловия Стельмаха о том, что, хотя один из приказов подписан командующим Четвертой армии, а другой — командующим Седьмой Отдельной, подписал их един в двух лицах — генерал армии Мерецков...
Четвертой армии Мерецков приказывал — приостановить наступление противника, возможно быстрее выдвинуться на Тихвин. Занять Тихвин!
А вот и приказ в наш адрес:
«Армейская группа, выделенная из состава Седьмой Отдельной армии, под моим непосредственным руководством с утра 9 ноября выдвигается в район Остров — Пудроль — Сарожа — Лахта — с задачей дальнейших действий, совместно с частями Четвертой армии, по овладению Тихвином».
Как все военные приказы, распоряжения Мерецкова были предельно четкими и лаконичными. Но мы всегда отличали в них собственный «мерецковский» стиль. Он придавал приказу особую силу и окрыленность:
«Северной опергруппе огнем артиллерии запретить подход резервов противника в Тихвин...»
Всего два-три дня прошло со времени нашего прибытия под Тихвин, мы сдружились уже со многими подразделениями Четвертой армии, участвуя в их [71] возрождении. Но как радостно было встречать своих старых друзей из Седьмой Отдельной!.. Первыми домчались к нам саперы. И раньше, чем их комбат успел официально доложить о прибытии, из головной машины вывалилась на снег коренастая фигура какого-то командира в белом полушубке с портупеей и маузером в деревянной кобуре на боку.
— Привет из Алеховщины землякам! — хрипло проговорил он, широко улыбаясь, и мы бросились обнимать нашего «батю» — старейшего комиссара Седьмой армии Михаила Алексеевича Мартыненко, друга и советчика молодых политработников.
— Какими судьбами?
— Комиссаром сводного отряда Василенко. Гнали вовсю. А то без нас Тихвин возьмете.
Мы знали и подполковника Вячеслава Ивановича Василенко, начальника армейской разведки, слышали о его ударном отряде, сформированном из разных частей Седьмой армии. Но то, что комиссар отряда — наш старый друг, было приятным сюрпризом.
Михаил Алексеевич познакомил нас с комиссаром Отдельного саперного батальона Александром Ястребовым — молодым, стройным, подтянутым политруком с автоматом... Пройдет несколько дней, и имя этого скромного героя посмертно станет известно всему фронту.
Не успели мы встретить саперов, как, лихо взметая снежную пыль, с открытыми люками стали подходить головные машины 46-й танковой бригады. Она должна была явиться главной ударной силой в планах Мерецкова. За танкистами ехала и наша пехота — усиленный стрелковый полк. А за ним на подходе были артиллеристы и минометчики Седьмой Отдельной.
Счастье первого удара по врагу!.. Ранним утром 11 ноября 1941 года загремел притихший заснеженный тихвинский лес... Как крепко заведенная стальная пружина, стала развертываться Тихвинская операция. Мерецков так охарактеризовал ее стремительный зачин: «Подошедшие из 7-й армии 46-я танковая бригада и стрелковый полк (1061-й) во взаимодействии с подразделениями 44-й и 191-й стрелковых дивизий с ходу атаковали вражеские войска и, отбросив их [72] на 12–13 километров, продвинулись к северной окраине Тихвина. Для противника удар оказался совершенно неожиданным...»
Это командарм писал о нашей группе войск, которой поначалу командовал генерал Антон Александрович Павлович (а затем — генерал Петр Алексеевич Иванов). Нанеся здесь по немцам самый первый удар, наши части не только остановили фашистов в их стремлении продвигаться на север от Тихвина — для соединения с финнами, но сразу же сбили с фашистских захватчиков спесь, заставив их перейти к обороне.
Но нас не устраивали затяжные позиционные бои — зов осажденного Ленинграда звучал в наших сердцах! Все жили единым стремлением — быстрее освободить Тихвин, ибо это значило — восстановление движения по железной дороге, питающей Ленинград. В те дни то был как бы единственный кровеносный сосуд, поддерживающий пульс жизни осажденного города... Разве можно допустить, чтобы он был перерезан?!
Пружина
С кого начать рассказ о героях тихвинских боев?!.. Трудно назвать храбрейших! Записная книжка пестрит именами танкистов, артиллеристов, летчиков. Слава им! Но первой среди первых вспоминается скромная пехота — поистине царица полей и лесов.
1061-й стрелковый полк... О нем говорит командарм в первом своем приказе о первом тихвинском сражении 11 ноября.
«Бросок в 120 километров из Алеховщины под Кайваксу!» — записано у меня рядом с номером: «1061». Трудно поверить, но еще два дня назад полк занимал оборону далеко отсюда — на Свири, в близкой нашему сердцу Алеховщине. И вот — марш на Тихвин, сквозь снежные бураны, в тридцатиградусный мороз, вместе с другими частями 272-й дивизии. 120 километров за два дня! И с ходу — в бой под своим Красным знаменем. Знамя это особенно волнует здесь — оно вручено дивизии в первые дни войны в [73] Тихвине. В полку много местных жителей, и с какой яростью рвутся они в бой — освобождать родные села, родной город, вызволить из лап захватчиков своих родных и близких!
Вместе с танкистами и артиллеристами ворвались батальоны полка в Кайваксу, стремительно двинулись на Березовик. Пулеметную роту вел в бой старший лейтенант Морозов, сам метко бил из станкового пулемета. Первым в атаку бросился командир головного батальона старший лейтенант Губанов.
«Подвиг патриота Ионова...» Да, на войне случается невероятное. Красноармеец Егор Яковлевич Ионов в минуту затишья между боями встретил в лесу земляков из родной деревни Овино. И среди них свою жену... Они бежали от фашистов, и кровь леденела от рассказов о зверствах захватчиков... Со слезами поведала жена Ионова о пережитом. Из ее рассказов узнал боец и о том, что в их доме расположен какой-то крупный штаб под большой охраной. Муж и жена пришли к артиллеристам и помогли им метким ударом разбить, сжечь свой родной дом — уничтожить фашистский штаб.
А невдалеке энергично действовала, выполняя важные задания командования, «гренадерская» стрелковая бригада генерала Г. П. Тимофеева. В ее составе был в основном советский, партийный, комсомольский актив Тихвина.
«Гренадерская бригада»... Откуда появилось под Тихвином это боевое формирование, принятое в русской армии еще в XVIII веке? В старину гренадеры были грозной силой, их основное оружие — гранаты; действовали они скрытно, подвижно, наносили огромный урон врагу...
Да! Добровольцы Ленинградской области воскресили старую боевую традицию. Под Тихвином сформировалась отдельная «гренадерская бригада». Поначалу ее вооружение составляли в основном гранаты — другого оружия не было. «Дьяволы леса» — в страхе называли немцы легкие батальоны бригады. Они нападали внезапно, забрасывали врага гранатами, лес стал их стихией.
В бригаде было четыре батальона, и один из них — партизанский. После освобождения Тихвина о подвигах [74] партизан говорил весь край. Кое-что расскажет и моя записная книжка...
Вместе с 1061-м стрелковым из Алеховщины прибыли таким же форсированным маршем по глубокому снегу и бездорожью артиллерийский полк и минометные батальоны нашей Седьмой Отдельной. Они сразу же, буквально с ходу, влились в состав артиллерии Северной оперативной группы, в боевые порядки пехотных частей...
«Майор Ян Янович Рубэн и батальонный комиссар Хлебников». Не случайно в записной книжке остались фамилии командира и комиссара артиллерийского полка. За немногие ночные часы после труднейшего перехода сумели они подготовить огневые позиции и свой НП (наблюдательный пункт). С первыми лучами холодного серого рассвета 11 ноября меткие снаряды и мины накрыли Кайваксу... На укрепления врага рвались пехота и танки... Кайвакса была взята, батареи выдвинулись для стрельбы прямой наводкой по Березовику...
«Генерал Концов... Халхин-Гол — Прибалтика — Подмосковье — Свирь — Тихвин». Эти краткие строки записной книжки воскрешают образ славного комбрига, командира 46-й танковой бригады. Василий Иванович Копцов — поистине человек-легенда. В тридцать пять лет он стал Героем Советского Союза на Халхин-Голе. Его танки, казалось, не знали преград. Сам генерал-танкист в трудную минуту вихрем мчался на врага в своей боевой машине. В первые же дни войны бригада Копцова отличилась в оборонительных боях в Прибалтике, наносила сильные удары по фашистским танкам в Подмосковье и по приказу Верховного главнокомандующего осенью 1941 года прибыла в Седьмую Отдельную армию. На берегах Свири генерал Копцов действовал так же стремительно... Рассказывают, любил Василий Иванович начинать танковую атаку залпом приданных реактивных минометов, мчаться на врага вслед за огненным вихрем «катюш»...
Блестяще владела маневром танковая бригада Копцова. Помню, какие тяжелые бои вела Седьмая Отдельная [75] между Ладожским и Онежским озерами в сентябре 1941 года. Многие наши части были обескровлены непрерывными боями с самой финской границы. Белофиннам и немцам удалось здесь прорвать фронт, форсировать Свирь... И вот тут и показал свое мастерство генерал Копцов. Молниеносный маневр, безудержный порыв, штурмовые атаки танков быстро остановили продвижение противника. А вслед за танками перешли в наступление стрелковые части — враги бежали за Свирь, понеся большие потери.
«Чапаев!» — любовно говорили о своем комбриге танкисты. И надо же! — не только смелость и мужество Чапаева перенял танковый генерал, даже имя и отчество его были Василий Иванович.
А немцы и финны с осени 1941 года за всю войну так и не переступили реку Свирь.
И вот бригада Копцова по приказу командарма Мерецкова примчалась под Тихвин. Начальник штаба майор Дмитрий Григорьевич Бацкиаури и начальник разведки майор Иван Петрович Карасев хорошо дополняли друг друга. Каждый бой обеспечивался глубокой разведкой, четко разработанной операцией.
С этого и начали, прибыв в район Сарожи — Кайваксы. Ночью разведчики, рейдируя на броневиках и на лыжах, доложили командованию обстановку. И на рассвете танки стремительно, как всегда, пробивали дорогу пехоте и артиллерии, рушили укрепления врага.
Уже в первые часы 11 ноября и в последующие дни в политотдел опергруппы стекались политдонесения о героизме танкистов.
Тяжелые танки «КВ» бригада получила от ленинградцев. Могучие боевые машины — они пробивали, утюжили самые мощные узлы вражеской обороны, сметали с пути средние танки противника. Экипаж такого танка возглавлял в бою коммунист Волков. По-чапаевски рванулись вперед, открывая путь нашим пулеметчикам. Почти вплотную столкнулись с фашистской артиллерийской батареей, подавили орудия врага, но... увязли в незамерзающем болоте. «КВ» окружали фашисты, вели огонь из всех видов оружия. Ночью советский танк загорелся, но экипаж продолжал метко стрелять. Командир танка приказал товарищам покинуть [76] горящую машину. Коммунист Волков погиб, не выпуская из рук гашетку пулемета...
Командир другого танка Погребов не прекращал боя и после того, как почти тридцать снарядов попали в его боевую машину. Казалось, машина неуязвима.
Непобедимым был и танк лейтенанта Ежакова.
Коммунист, выученик комбрига Копцова еще с времен Хасана и Халхин-Гола, он был грозой фашистов. Враги решили любой ценой вывести из строя танк героя, захватить экипаж в плен. Им удалось подбить ствол танковой пушки. Казалось, танк вышел из боя. Но не таков Ежаков! Раненая боевая машина продолжала идти вперед, прокладывая гусеницами и огнем пулеметов путь пехоте... Ежаков после тихвинских боев награжден орденом Ленина.
«Танки Рублева побеждают в ночном бою», — звучит строка моих давних записей.
Да! Кавалером ордена Ленина стал и младший лейтенант Николай Тихонович Рублев. Его танки получили боевое задание — внезапно, из засады, рвануться навстречу моторизованной колонне противника и уничтожить ее. По данным разведки, фашистские машины, броневики, танки идут с зажженными фарами, боясь потерять дорогу в снежном буране. Танки Рублева также зажгли фары и когда на больших скоростях поравнялись с колонной, немцы стали сторониться, считая, что идут машины генерала Шмидта. Рублевцы ударили из пушек и пулеметов... Ночной бой был ожесточенным, но коротким и закончился полной победой советских танкистов.
Так в боях разных родов войск раскручивалась та самая пружина наступательной операции, которую с непревзойденной смелостью и мастерством закрутили здесь, в северных лесах, в непосредственной близости от Тихвина командарм Мерецков и его штабы. Тугая пружина самой стойкой в мире стали, самой прочной закалки — революцией, войной, гневом, ненавистью и любовью!..
Читатель поймет, конечно, что на этих страницах даны штрихи лишь одного из витков этой пружины. Ведь кроме нашей Северной опергруппы бои за освобождение [77] Тихвина вели войска Восточной, Южной оперативных групп, 65-я стрелковая дивизия полковника Кошевого (о ней мы еще расскажем). Войска захватчиков в Тихвине были обложены, как волчье логово. Но Гитлер и его клика требовали от своих войск любой ценой удержать Тихвин, с которым связывали далеко идущие планы... С каждым днем ожесточенность боев нарастала. И, несмотря на превосходство сил противника, так неудержим был наступательный порыв советских войск, так мудро спланированы вся операция и удар каждой опергруппы, что инициатива все время находилась в наших руках. Уже 25 ноября по всему фронту прозвучал приказ-обращение командарма Мерецкова:
«Первый этап борьбы за Тихвин закончен успешно, значительные силы противника окружены в районе Тихвина, но еще продолжают упорно оборонять подступы к городу и самый город...
Приказываю:
Штурмовать город Тихвин и уничтожить засевшего в нем противника».
Золотом на мраморе
Так же, как золотом на мраморе, высечены тысячи имен героев старой русской армии на стенах огромного Георгиевского зала Московского Кремля, так, наверное, надо бы увековечить и всех героев 1941 года! И потому, что они были первыми, и затем, чтобы знали современники и потомки, что и в самые печальные, самые трудные месяцы Отечественной войны, когда сильнейший враг, казалось, безудержно рвался к Москве и Ленинграду, части Красной Армии не только отходили, но и смело наступали, умело били, уничтожали гитлеровские дивизии и корпуса, втаптывая в пыль и снег чванливый миф о «блицкриге»...
Почти две недели днями и ночами не прекращались штурмовые сражения за Тихвин. И каждый день мы узнавали все новые и новые имена героев... И больно и тяжело было знать, что слава многих наших друзей добыта ценою жизни... [78]
Вы прочтете на этих страницах о героях Советского Союза политруке танковой роты М. К. Кузьмине и комиссаре славного саперного батальона А. Г. Ястребове, отдавших свои молодые жизни в этих боях. Их имена незабвенны. В Тихвине есть улица Кузьмина, а на здании политехникума на тенистой улице села Березовик, где погиб Ястребов, установлена мемориальная доска в честь подвига героя.
Несколько раз упоминается в моих фронтовых записях Михаил Пятикоп — тридцатидвухлетний старший лейтенант из 46-й танковой бригады. Во главе одиннадцати танков он нанес ошеломляющий удар по немцам в первом тихвинском наступлении — на Кайваксу, 11 ноября. Бой продолжался и утром следующего дня, и здесь танк командира был подожжен. Пятикоп повел своих танкистов в рукопашную схватку и пал, изрешеченный фашистскими пулями. Но немцы были выбиты из Кайваксы, танкисты Пятикопа мчались на Тихвин... Через пять дней после его гибели Указом Президиума Верховного Совета от 17 ноября 1941 года Михаилу Евгеньевичу было присвоено звание Героя Советского Союза, он похоронен там, где началась Тихвинская операция — на высоком холме в деревне Сарожа, под светлыми березами. Имя Пятикопа присвоено школе в селе Кайвакса.
Более тридцати лет хранится у меня газетная страница с рассказом очевидца о славной жизни и героической смерти танкиста Василия Михайловича Зайцева.
«Танк стоит на дороге. В его гордой груди зияет пробоина, задымлены и почернели бока. В этой машине погиб молодой танкист Василий Зайцев. Он говорил:
— Мы и летчики. Разве хоть один из нас бросит машину, хоть один сдастся в плен? Лучше, честнее — умереть. Пусть уж у дочки память об отце будет.
Этот разговор происходил в лесу, когда Зайцев вернулся из удачного похода. Только что была отвоевана у немцев деревня Новый Погорелец. Зайцев был очень оживлен. И в памяти осталась его высокая фигура в синем комбинезоне, веселые голубые глаза и мальчишеская привычка обстругивать перочинным ножом палки. Он сидел на поваленном дереве и, счищая кору с березовой ветки, рассказывал: [79]
— Когда мы ворвались в деревню, я сразу ударил по желтому дому. Он загорелся, огнем охватило дверь. Фашисты, как клопы, посыпались из окон. Я стал стрелять по ним из пулеметов. В огороде у них были блиндажи; я этого не знал. Они побежали к огородам и сразу показали мне свои укрытия. Дал я им жару — блиндажи взлетели на воздух.
Потом подсчитали итог дня: около 300 убитых фашистов, пулеметов 20 штук, 2 пушки...
Он жил как герой и умер геройской смертью. Мог ли он спастись? Ценой спасения был бы плен, то есть бесчестье. Нет, жизнь Василия Зайцева стоила не так дешево. Танк, уже объятый пламенем, продолжал бить по врагу.
Едкий дым застилал глаза и душил. Радист передал по радио:
— Горим, но продвигаемся вперед.
Враги ждали, когда выйдут наши из горящего танка. Но люк был закрыт наглухо. Только торопливо строчил пулемет. Скорее, пока еще бьется сердце, пока еще не померк свет в глазах, пока есть время!..
Он зажег фары, но уже не видел дороги. Давя фашистов, их орудия, автомашины, танк мчался на предельной скорости. Потом, подбитый, стал. Но еще строчил пулемет, и враги не могли подойти к машине. Потом пулемет замолк...
Зайцев любил Родину сильнее жизни, и Родине он отдал свою жизнь.
А в родном Петрозаводске, на Онежском озере, Василия Зайцева помнят как человека самой мирной профессии — он работал здесь агрономом в пригородных совхозах. Живет он в памяти друзей веселым, бодрым запевалой и в работе и на досуге. Вспоминают, о тракторах говорил: «красивые»...
Дома у Зайцевых хранят последнее письмо Василия из-под Тихвина: «Все время в боях. Мои красавцы танки делают чудеса... Обо мне не беспокойтесь...»
Василию Зайцеву посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Звание Героя СССР посмертно присвоено и его стрелку-радисту Андрею Ивановичу Ращупкину. Они похоронены в Тихвине, на площади Свободы, имя Зайцева присвоено одной из улиц города. [80]
К сожалению, я не могу здесь так же подробно рассказать и о всех других героях первых наступательных боев, отмеченных орденами и медалями в декабре 1941 года. Широко известно, например, имя артиллериста, заряжающего 127-го артполка Ильдара Манановича Мананова. Словно сказочный чудо-богатырь, он, оставшись у орудия один, продолжал сокрушать врага — сам подносил снаряды из леса, сам заряжал, сам вел огонь... Мананову 17 декабря 1941 года присвоено звание Героя Советского Союза, он прошел войну до победного конца, и к «тихвинской» Золотой Звезде прибавилось немало других наград. Ильдар Мананов сейчас почетный гражданин города Тихвина. Рядом с Манановым в моей записной книжке значится имя командира его батареи — лейтенанта Георгия Рясина, награжденного в те же дни орденом боевого Красного Знамени. Бесстрашный до самозабвения, Рясин под огнем врага стремительно передвигал свои пушки на новые позиции, все вперед и вперед. Он сам ходил в разведку, выявлял скрытые артиллерийские, минометные батареи немцев и метко уничтожал их, открывая путь наступающей пехоте...
Группа разведчиков в поисках «языка» подобралась к самому вражескому блиндажу. Залегли почти у входа. Когда рядом появился унтер-офицер, разведчики мгновенно скрутили его, но он успел позвать на помощь. Не теряя ни секунды, политрук Вольский и рядовой Крылов ворвались в блиндаж, открыли стрельбу и, воспользовавшись паникой, вытащили из гнезда станковый пулемет, коробку с лентами, дали несколько очередей, побежали к лесу и исчезли как призраки. Немецкий пулемет был доставлен ими в свою часть и тут же введен в бой... Бесстрашные разведчики Федор Алексеевич Вольский и Александр Сергеевич Крылов в числе первых награждены орденом Красной Звезды.
А лейтенант Лукашевич!.. К сожалению, не запомнились его имя и отчество, но о мужестве этого командира писала и «Правда». Во главе группы автоматчиков [81] Лукашевич вел ближний бой с гитлеровцами, оказался окруженным, а тут заело что-то в автомате. Лейтенант — богатырского сложения и силы — стал орудовать прикладом, пробился к своим, и схватка завершилась полной победой наших автоматчиков.
Нечасто встречается фамилия — Перетятько. И я сразу же вспомнил нашу встречу в самый канун штурма Тихвина. Предстояло форсировать Тихвинку у сильно укрепленного узла сопротивления Лазаревичи. Снаряды и мины врага несли смерть, мешали продвижению вперед. И тут на самый берег реки, в самые передовые позиции пехоты, группа артиллеристов подкатила свои орудия, и лейтенант в белом полушубке встал над обрывом, под поистине ураганным огнем гитлеровцев спокойно поводил биноклем, и казалось, даже весело, стал подавать одну за другой команды своим орудиям. И одна за другой были подавлены почти все огневые точки немцев. Раздалось громовое «ура» нашей пехоты...
Позже мы с батальонным комиссаром Николаем Томзовым разыскали комбата, пожали ему руки, познакомились. «Лейтенант артиллерии Перетятько, — представился он. — Сергей Саввич»... Он был среди первых награжденных орденом боевого Красного Знамени.