Часть первая.

Битва на Днепре

Даешь берег правый!

Над выжженной степью густо клубилась седая пыль, поднятая колоннами пехоты, гусеницами танков, колесами автомашин и обозных повозок. Бурный поток советских войск днем и ночью неудержимо двигался мимо обгоревших «тигров», «пантер» и «фердинандов», мимо разбитых немецких грузовиков и опрокинутых зарядных ящиков. Разгромив врага под Орлом и Белгородом, под Харьковом, Богодуховом и Ахтыркой, наши войска преследовали отступавших к Днепру гитлеровцев.

В те горячие сентябрьские дни 1943 года я был членом Военного совета 40-й армии, которая входила в состав Воронежского фронта, наступавшего на киевском направлении.

Вместе с генерал-полковником Кириллом Семеновичем Москаленко и генерал-майором Алексеем Алексеевичем Епишевым мы спешили в передовые части, которые вели упорные бои с противником, сбивая его с промежуточных оборонительных рубежей, уничтожая многочисленные засады и заслоны.

Погруженный в думы, командующий молчал. И без того худощавый и бледный, он за дни наступления еще больше осунулся. Сняв фуражку, Кирилл Семенович старательно вытер платком высокий, с пролысинами лоб и, окинув взглядом заполонившую шоссе солдатскую рать, задумчиво произнес:

— Устали войска. Устали. А медлить нельзя: надо как можно быстрее выйти к Днепру и с ходу форсировать его, не дать неприятелю возможности закрепиться.

— Не такое время, чтобы медлить, — подтвердил Алексей Алексеевич. — Полагаю, это понимают и солдаты, и командиры. Днепр сейчас — огромная притягательная сила, воодушевляющая войска на подвиг.

— Вот именно, — согласился Кирилл Семенович. — Идти таким стремительным маршем после многодневных боев, идти упорно, как говорят, на энтузиазме, — это подвиг.

«А ты сам, Кирилл Семенович, — подумал я, — большой энтузиаст. С тебя и берут пример наши воины».

И в самом деле, увидев командующего, фронтовики подтягивались, бодрились: рядом с ними неутомимый командарм!

Днепр. Эта одна из крупнейших рек в Европе представляла собой основу стратегического оборонительного рубежа — так называемого Восточного вала. Гитлер, как нам стало позднее известно, клятвенно заверил сборище нацистов в Берлине, что скорее Днепр потечет вспять, нежели русские преодолеют его.

Мы знали, что битва здесь будет тяжелой, что наиболее сильное сопротивление врага следует ожидать на киевском направлении, особо важном в политическом, оперативном и стратегическом отношении. Вот почему командующий и Военный совет 40-й армии принимали все меры к тому, чтобы движение наших войск к Днепру проходило в быстром темпе, чтобы не дать возможности неприятелю организованно занять оборону.

Подъехав к голове полка, двигавшегося по шоссе, К. С. Москаленко спросил пехотинцев:

— Ну как, друзья, есть ли порох в пороховницах, крепка ли сила солдатская?

Один из бойцов в тон командующему задорно ответил:

— Нам не впервой вот так шагать. Уж если у солдата ноги да поясница поразомнутся, тогда только версты считай!

Когда затих смех, вызванный шуткой, боец вскинул на командующего глаза и уже серьезным тоном произнес:

— Откровенно говоря, притомились мы. Но отдыхать некогда, особенно мне. За Днепром, под Киевом, семья ждет меня. — Солдат нахмурился и невесело, словно сам с собой рассуждая, добавил: — А может, никого и не застану в живых. Фашист вовсю лютует...

— Вот поэтому мы должны спешить, чтобы и вашу семью спасти, и тысячи других людей из тяжкого плена вызволить, — заключил командующий.

Из-за реки Удай, к которой мы подъезжали, все явственнее доносилась перестрелка. Это наш передовой отряд, ворвавшийся в Пирятин, довершал бой, подавляя последние очаги сопротивления.

Из пыльной завесы, клубившейся над степью, внезапно появились тридцатьчетверки и, обгоняя пехоту, устремились к Днепру. В сражение вступала 3-я гвардейская танковая армия, переданная из резерва Ставки Верховного Главнокомандования в состав Воронежского фронта.

Въезжая в Пирятин, мы повстречали командующего танковой армией генерал-лейтенанта П. С. Рыбалко. С удивительной для его полноты подвижностью Павел Семенович соскочил с машины и с шумными, радостными возгласами крепко, по-товарищески обнял меня. Мы были с ним давними друзьями. В 1929–1930 годах Рыбалко командовал кавалерийским полком, а я в той части был секретарем партийного бюро. Я тогда не раз благодарил судьбу за то, что во главе полка стоял перешедший на командную работу боевой комиссар гражданской войны. Павел Семенович помогал мне дружескими советами, делился богатым опытом боевой и политической работы в Первой Конной армии. Жили мы дружно, трудились слаженно. Почти одновременно пошли на учебу. Затем беспокойная армейская жизнь надолго разлучила нас.

Перед Великой Отечественной войной мы снова повстречались. Я служил тогда во Львове заместителем командира 2-го кавалерийского корпуса по политической части. Признаюсь, немало удивился, увидев великого оптимиста Рыбалко сумрачным и озабоченным. Но тому были свои причины...

После окончания академии Павел Семенович находился на военно-дипломатической работе в сопредельных с нами государствах, а также в Китае. Затем его перевели в Москву.

С ответственными поручениями он прибыл и в наш край, в приграничные районы Украины.

— Что там в столице говорят о фашистской Германии? — спросил я Рыбалко. — Слухи ходят всякие, порой тревожные...

— Да, слухи ходят всякие, — медленно повторил Павел Семенович. Он задумчиво потер подбородок и многозначительно произнес: — Гляди, Константин Васильевич, в оба, будь начеку. На переднем крае, можно сказать, находишься, на боевом направлении.

Затем мой собеседник доверительно сообщил, что железнодорожный транспорт у немцев работает по графику военного времени, что к нашим границам перебрасываются все новые и новые дивизии вермахта, что в приграничной полосе неспокойно — подозрительно оживились закордонные лазутчики, участились случаи нарушения воздушного пространства.

— Не исключено, что фашистская Германия может напасть на нас, — заключил П. С. Рыбалко.

В тот же вечер Павел Семенович уехал в Москву, и я долго ничего не слышал о нем. А война и в самом деле вскоре началась. Как и десяткам тысяч наших воинов, автору этих строк довелось вместе с конниками принять боевое испытание утром 22 июня 1941 года. Но в бой мы вступили не на львовском направлении, а на советско-румынской границе, куда в самый канун войны перебросили наш 2-й кавалерийский корпус.

И вот несколько лет спустя, неожиданно встретившись на фронтовой дороге, мы сидим с Павлом Семеновичем Рыбалко на окраине Пирятина и вспоминаем обо всем значительном, что произошло в нашей жизни за время войны.

Беседу прервал офицер штаба армии, передавший генералу П. С. Рыбалко донесение о том, что танкисты вошли в соприкосновение с противником. Отдав необходимые распоряжения, Рыбалко уточнил у генерала К. С. Москаленко данные о противнике, ознакомился в общих чертах с боевой задачей 40-й армии, с которой гвардейцам-танкистам предстояло взаимодействовать, и сразу же заспешил к своим передовым частям, А мы с Кириллом Семеновичем тотчас же направились в войска, продвигавшиеся с боями от Пирятина к Днепру.

У околицы небольшого селения к нам подошел командир передового отряда и доложил обстановку: по данным разведки и показаниям пленных, противник, прикрывая отход сильными боевыми заслонами, спешит быстрее переправить на западный берег Днепра живую силу и технику. Наш передовой отряд, сбивая неприятеля и охватывая его заслоны с флангов, успешно двигается к реке.

Мимо нас неожиданно промчался какой-то странный грузовик, набитый фанерными щитами.

— Это что за машина? — удивился командарм. — Куда держит путь?

Грузовик остановился невдалеке, и люди, находившиеся в кузове, проворно соскочили на землю, водрузив на обочине дороги щит с надписью: «Днепр совсем близко. Вперед!» На втором щите было написано: «Герои Волги и Дона, вас ждет Днепр! Преследуйте врага, не давайте ему передышки!» На третьем: «До Днепра — один переход. Вперед, советские воины!»

— Оказывается, своих не признал, — усмехнулся Кирилл Семенович. — Молодцы политотдельцы!

Автомашина политического отдела 40-й армии двигалась непосредственно с передовыми частями. Политработники средствами наглядной агитации пропагандировали боевые задачи, стоявшие перед армией, мобилизовывали воинов на ратные подвиги.

Перед началом битвы за Днепр Военный совет 40-й армии рассмотрел и утвердил план партийно-политической работы, охватывавший все этапы операции. В обсуждении этого важного документа приняли участие командарм (он же председатель Военного совета) генерал-полковник К. С. Москаленко, член Военного совета армии генерал-майор А. А. Епишев, начальник политотдела полковник П. В. Севастьянов и автор этих строк.

Надо заметить, что форма и содержание всей нашей агитации и пропаганды вытекали из самой сути наступательных операций. В плане были предусмотрены специфические особенности подготовки и проведения предстоящего сражения. Войска впервые встречали на своем пути крупную водную преграду. Опыт форсирования рек у нас был незначительный, поэтому его приходилось собирать буквально по крупицам. Полки и дивизии, прошедшие с боями через всю Левобережную Украину, были сильно утомлены. Это в известной мере отражалось на настроении воинов. Перед командирами и политорганами стояла нелегкая задача — вдохнуть бодрость в солдатские сердца, еще выше поднять боеспособность войск.

Военный совет совместно с политическим отделом армии наметил меры по пропаганде директивы Ставки Верховного Главнокомандования от 9 сентября 1943 года. Этот документ обязывал командиров и начальников представлять к присвоению звания Героя Советского Союза и награждению орденами тех солдат, сержантов и офицеров, которые первыми переправятся через Днепр и будут успешно вести бой за захват и расширение плацдармов.

Директива Ставки подчеркивала, что форсирование Днепра и захват плацдармов — первейшая боевая задача. Ей, этой главной задаче, была подчинена организаторская деятельность командарма и Военного совета, осуществлявших волю партии в войсках, повседневная деятельность командиров всех степеней и политорганов.

Военный совет обязал политотдел 40-й армии выпустить совместно со штабом памятку о форсировании рек. Предложено было развернуть широкую пропаганду способов преодоления водных преград, в том числе и с помощью подручных средств.

Лучшими проводниками передового опыта и активными агитаторами по праву считались бывалые солдаты, чье слово представляло особый авторитет. Молодежь прислушивалась, тянулась к ним, подражала им. Как-то по пути к Днепру я увидел группу воинов, остановившихся на короткий привал. Солдаты внимательно слушали рассказ старшего сержанта. По обилию нашивок, обозначавших легкие и тяжелые ранения, и медалям, сверкавшим на его выгоревшей гимнастерке, нетрудно было понять, что старший сержант много испытал на своем боевом пути. Увидев меня, ветеран подал команду: «Встать. Смирно!» — и доложил, что он, старший сержант Коваль, проводит беседу о предстоящем форсировании.

— Продолжайте, — сказал я Ковалю.

— Самое главное — не мешкай, не маячь на берегу перед глазами противника, — назидательно говорил старший сержант. — Не жди, пока тебе мостик построят или катер подадут. Война — это не воскресная прогулка по реке на пароходе с буфетом, пивом и лимонадом.

Солдаты дружно засмеялись, а Коваль продолжал:

— На войне смекалка нужна, находчивость. Подошел к реке — сразу же готовься к переправе, Коль нет на берегу лодок, надо связать плот из бревен и досок или же соорудить самодельный понтон из пустых бочек. Наконец, можно набить плащ-палатку сеном, соломой или же сухим камышом. На таком индивидуальном «плоту» можно вплавь перебраться и через Днепр, сохранив личное оружие сухим и готовым к бою. Смелому и умелому солдату река не помеха. Он сумеет все одолеть и добыть победу.

Когда агитатор умолк, я спросил его слушателей:

— Не заробеете перед днепровской ширью?

— Нет, — дружно ответили солдаты. — Переплывем.

Военный совет рекомендовал командирам частей и соединений при форсировании реки использовать местные и подручные переправочные средства, так как понтонных парков и других табельных средств в войсках не хватало. Воины саперных и хозяйственных подразделений заготавливали в освобожденных населенных пунктах металлические скобы, канаты и веревки, бревна и доски для оборудования плотов. Собрав на малых реках лодки и баркасы, они смолили и конопатили их и, отремонтировав, транспортировали в район будущих переправ.

Командиры брали на учет смелых и выносливых пловцов, способных ночью бесшумно переплыть Днепр и выполнить разведывательное задание. Словом, к форсированию реки мы готовились всесторонне, зная, что это дело не легкое.

Самые трудные дела, как всегда, возлагались на коммунистов. Штурмовые группы и отряды, роты и батальоны, которые должны были первыми переправиться на правый берег и захватить там плацдарм, на 50–70 процентов состояли из членов партии и комсомольцев.

Дни нашего наступления к Днепру были примечательны не только боевыми событиями, но и бурным ростом партийных рядов. Только за первые две декады сентября 1943 года партийные бюро и парткомиссии частей и соединений 40-й армии рассмотрели более 2 тысяч заявлений о приеме в члены и кандидатами в члены ВКП(б). Наибольший приток заявлений наблюдался не во время фронтового затишья, а в период самых трудных испытаний.

8 суровый час перед наступлением многие воины писали: «Хочу идти в бой коммунистом».

Уместно заметить, что в годы Великой Отечественной войны армейские парторганизации росли и пополнялись главным образом за счет закаленных и проверенных в огне сражений солдат, сержантов и офицеров.

Важную роль в усилении роста партийных рядов сыграли постановления ЦК ВКП(б) от 19 августа и 9 декабря 1941 года. Первое из них устанавливало, что «красноармейцы и начальствующий состав действующей Красной Армии, особо отличившиеся в боях, показавшие образцы героизма и изъявившие желание вступить в партию, могут представлять рекомендации трех членов партии с годичным партийным стажем, знающих их по совместной работе и менее одного года. В этом случае вступающие в партию представляют боевую характеристику политического руководителя подразделения или комиссара части». Второе постановление разрешало «политорганам Красной Армии принимать в члены ВКП(б) отличившихся в боях военнослужащих после 3-месячного кандидатского стажа»{1}.

Вступая в ряды ленинской партии, боец-фронтовик знал, что принадлежность к ВКП(б) не дает ему никаких привилегий, кроме одной: первому подниматься в атаку и увлекать за собой других, насмерть стоять на завоеванных рубежах, не щадя себя, сражаться с врагом. И партийные ряды не только не редели, а умножались, пополнялись стойкими людьми из неиссякаемого источника, имя которому — великий и героический советский народ.

Только в сентябре 1943 года партийные организации Воронежского фронта приняли в свои ряды 11 782 солдата, сержанта и офицера. Ко времени форсирования Днепра в войсках фронта насчитывалось около четверти миллиона коммунистов и комсомольцев.

Все честное, передовое, испытанное в огне сражений тянулось к партии. Армейские коммунисты пользовались огромным доверием беспартийных воинов, а вера и любовь к партии Ленина были поистине безграничны.

20 сентября в 40-ю армию прибыл командующий войсками Воронежского фронта генерал армии Н. Ф. Ватутин. Невысокий, коренастый и плечистый генерал, добродушно прищурившись, долго смотрел на двигавшиеся через село войска. Иногда он вступал в короткие разговоры, задавал вопросы солдатам и офицерам, справлялся о самочувствии и настроении личного состава. Затем командующий [9] войсками фронта сказал генералу К. С. Москаленко:

— А пожалуй, ваша армия может выйти к Днепру раньше запланированного срока. Темп наступления не следует снижать. — Николай Федорович пригласил нас с генералом А. А. Епишевым принять участие в беседе и продолжал: — Приближается кульминационный момент битвы. Военному совету и политотделу армии нужно мобилизовать всю энергию людей для того, чтобы они сумели превозмочь усталость и смогли решительным броском достичь Днепра, с ходу форсировать его и овладеть плацдармами на правом берегу реки.

Генерал армии отметил, что это необходимо еще и потому, что нашим войскам при преследовании не удалось упредить отступавшего противника и захватить переправы через Днепр. 3-я гвардейская танковая армия генерал-лейтенанта П. С. Рыбалко, до последнего момента находившаяся в резерве Ставки в районе Курска, из-за недостаточной пропускной способности железнодорожного транспорта с запозданием была переброшена в район боевых действий. Лишь к вечеру 20 сентября танкисты начали выдвижение в общем направлении на Яготин, Переяслав. В течение суток им надо было преодолеть расстояние более 100 километров и к исходу 21 сентября передовыми частями форсировать Днепр, захватив плацдарм на его западном берегу. Войска 3-й гвардейской танковой армии наступали в высоком темпе, но все же не смогли упредить противника и захватить переправы. Неприятелю удалось отвести большинство частей и подразделений за водный рубеж и разрушить мосты.

— Будем полагаться на свои силы и возможности, вплоть до использования подручных средств, — сказал Н. Ф. Ватутин. — Форсировать Днепр надо немедленно, и на широком фронте. Противник вынужден будет метаться, распылять силы. Это облегчит нашу задачу по захвату плацдармов. Сейчас мы прочно овладели боевой инициативой и упускать ее не имеем права. Настал такой момент, когда промедление поистине смерти подобно, ибо от этого зависит не только освобождение Киева, но и всей Правобережной Украины. Вот почему Ставка Верховного Главнокомандования придает исключительно важное значение быстрому и решительному форсированию реки на широком фронте.

Николай Федорович отметил, что 40-й армии выпала честь одной из первых на фронте начать переправу через Днепр. Пожелав нам боевого успеха, воинского счастья, командующий весело, по-молодому улыбнулся. А улыбался он, надо заметить, не часто. Видно, поэтому улыбка [10] так преобразила его лицо, подчеркнув открытый и простой русский характер.

После отъезда Н. Ф. Ватутина мы на Военном совете еще раз рассмотрели предстоящие боевые задачи. Заседание проходило накоротке, без протокольной записи. Сама боевая обстановка не раз диктовала нам такую оперативную форму работы. Командарм Москаленко, как председатель Военного совета, высоко ценил коллективный разум и опыт этого руководящего органа, всегда прислушивался к мнению и предложениям его членов.

Мы были озабочены нехваткой понтонно-мостовых парков, а также горючего и боеприпасов. Скоростное строительство деревянных мостов на малых реках позволило снять с промежуточных водных рубежей понтонные парки и немедленно двинуть их к Днепру, одновременно подтянув туда и отставшие колонны зенитной артиллерии, Военный совет предусмотрел и меры по улучшению боепитания войск и обеспечению передовых частей горючим и продовольствием.

Здесь я считаю необходимым отметить, что военным советам фронтов и армий, флотов и флотилий принадлежала видная роль в руководстве боевыми операциями по разгрому германского фашизма. Направляя деятельность командиров и политорганов, осуществляя военное и политическое руководство войсками, военные советы несли ответственность перед партией и правительством за обучение и воспитание, воинскую дисциплину и политико-моральное состояние личного состава, формирование, укомплектование и материально-техническое обеспечение войск, их боеспособность и боеготовность. Обладая на территории фронта, армии всей полнотой власти, они постоянно следили за поддержанием общественного порядка и государственной безопасности, способствуя укреплению прифронтового тыла и направляя все его усилия на помощь действующей армии.

ЦК ВКП(б) и Государственный Комитет Обороны придавали большое значение военным советам, как органам, сочетающим в себе военные, политические и административные функции. За годы Великой Отечественной войны они накопили большой опыт, имеющий и ныне немаловажное значение. Жаль, что в исторических трудах и в мемуарной литературе скупо освещена деятельность военных советов. Если порой и упоминается о них, то лишь в общей связи, мимоходом, в силу чего молодые командные и политические кадры не очень отчетливо представляют себе практику работы военных советов в годы войны, их значительный вклад в дело победы.

Всесторонне обсудив на заседании Военного совета необходимые вопросы, генерал К. С. Москаленко отдал затем войскам армии приказ форсировать Днепр на широком фронте в наиболее выгодных местах, используя для этой цели все переправочные средства, в том числе и подручные, А Военный совет в свою очередь сделал все для того, чтобы приказ командующего был выполнен образцово.

Мы знали, что предстоит тяжелая битва и что многое в ней решают моральный фактор, наступательный порыв и стойкость воинов. Военный совет и политотдел 40-й армии созвали на вспомогательном пункте управления у Сошников совещание начальников политотделов соединений. На нем присутствовали: от 47-го стрелкового корпуса — полковник Ф. Ф. Туликов, от 52-го стрелкового корпуса — полковник А. В. Карцев, от дивизий — полковники М. М. Бикрицкий, Н. Ф. Ведехин, М. А. Гуцало, Н. С. Косович, В. П. Прокофьев и подполковник А. Н. Ярославцев.

На совещании шла речь о непрерывности политработы на всех этапах операции: перед форсированием Днепра, в момент переправы и на плацдармах. Начальник политотдела 40-й армии полковник П. В. Севастьянов подчеркнул, что противник занимает господствующий правый берег, все видит и простреливает. Поэтому приказано форсировать реку ночью, скрытно подведя войска к пунктам переправ.

— В таких сложных условиях, — продолжал П. В. Севастьянов, — особенно необходимы высокая дисциплина, организованность, отличная маскировка. Как известно, успех политработы в бою, операции во многом зависит от того, сколь точно определено ее главное звено и правильно расставлены силы. В данном случае важнейшими участками работы следует считать места переправ и плацдармы. Именно там надо сосредоточить лучшие силы коммунистов.

Военный совет и политотдел армии обратили внимание участников совещания на такие насущные вопросы, как обеспечение войск устойчивой связью, боеприпасами, продовольствием. Мы потребовали, чтобы политорганы взяли под особый контроль эвакуацию раненых на левый берег, не допуская их скопления на плацдармах и не подвергая новым опасностям. Для этой цели предлагалось использовать обратные рейсы лодок и паромов.

Мне было поручено ознакомить присутствовавших с решением Военного совета, в котором говорилось о том, чтобы все внимание было сосредоточено на форсировании реки, чтобы начальники политорганов лично обеспечивали неколебимую стойкость войск, способных не только преодолеть [12] Днепр и захватить плацдармы, но и значительно расширить их. На заключительном этапе операции предлагалось еще более усилить пропаганду героизма, оповещать личный состав о боевых успехах части, соединения, армии и фронта, призывать равняться на тех солдат, сержантов и офицеров, которые первыми переправятся через Днепр.

Военный совет 40-й армии рекомендовал политорганам вести строгий учет ратных подвигов, поднимать на щит славы героев, заботиться о том, чтобы отличившиеся без промедления представлялись к правительственным наградам.

В заключение выступил командующий армией. Он выразил надежду, что совещание поможет политработникам лучше уяснить особенности операции, позволит четко спланировать свою деятельность на различных этапах наступления.

В эти напряженные сентябрьские дни, предшествовавшие днепровской переправе, политорганы, партийные и комсомольские организации работали инициативно, с особым подъемом и творческим огоньком. В войсках чувствовался огромный наступательный порыв. Все были охвачены одной мыслью: «Скорее форсировать Днепр!» Каждый солдат был полон решимости и патриотического стремления первым выйти к реке и с ходу преодолеть ее.

Путь к Днепру пролегал по земле, истерзанной гитлеровскими вандалами. Куда ни глянь — пепел, руины, дым пожарищ. Захватчики применили варварскую тактику «выжженной земли», превращая цветущие районы Советской Украины в «зону пустыни». Сама обстановка способствовала воспитанию ненависти к врагу.

Горел древний Переяслав — родина Богдана Хмельницкого, полыхали окрестные села и деревни.

— Вы видите, товарищи, что творят гитлеровские палачи? — говорили бойцам командиры и политработники. — Поспешим на выручку нашим родным людям!

И воины, забыв про усталость, с боями стремительно двигались вперед,

В полосе боевых действий армии наши политорганы совместно с представителями партийных, советских и общественных организаций освобожденных городов и сел составляли акты о злодеяниях фашистов. Эти официальные документы печатались в газетах, выпускались отдельными листовками.

Не могу забыть Переяслав-Хмельницкий того времени. Огромный плакат, водруженный на окраине истерзанного города, гласил:

«900 человек гитлеровцы расстреляли и повесили в первые же месяцы своего хозяйничанья в Переяславе. [13] 5300 юношей и девушек отправлено на немецкую каторгу.

90 процентов всех домов гитлеровцы сожгли, взорвали и разрушили. 452 лучших здания города, в том числе исторические памятники, превращены в развалины. Свыше 200 жителей погребено под обломками домов в результате варварской бомбежки.

В окрестных селах десятки грудных и малолетних детей зарублены и брошены в колодцы.

Кровь Переяслава, его пепел, его руины зовут к священной мести. Вперед, воин! Отомсти за слезы и горе наших граждан. Смерть немецким оккупантам!»

К исходу 22 сентября главные силы 40-й армии на участке Кайлов, Гусенцы, Андруши вышли к Днепру. На правом берегу глухо бухали орудия, и к нам с воем и свистом летели снаряды и мины, разметая взрывами мокрый песок. Однако большинство вражеских огневых точек, расположенных на заднепровских кручах, пока еще молчало.

Началась непосредственная подготовка к форсированию. Солдаты вязали плоты из бревен, хвороста и досок, ремонтировали найденные в прибрежных кустах рыбачьи челны и лодки, мастерили самодельные понтоны.

— Пока есть время, пройдемся к Днепру, — предложил мне генерал К. С. Москаленко. — Проведем предварительную рекогносцировку.

Мы оставили машину в укрытии и пошли по зыбким пескам, поросшим лозняком. В лицо ударил резкий сырой ветер, и взору открылась необъятная водная гладь.

— Ну, здравствуй, родной ты наш Днепр, — тихо проговорил Кирилл Семенович и тяжко вздохнул: — Нелегок был путь к тебе, ох как нелегок!..

Вспомнились тяжелые бои в августе 1941 года. Тогда я был членом Военного совета 6-й армии, прикрывавшей подступы к Днепропетровску. Неимоверно трудно было отражать бешеный натиск танковых соединений фон Клейста. В 6-й армии, формирование которой было еще не завершено, не хватало танков и артиллерии. Ведя беспрерывные бои, войска испытывали острую нехватку боеприпасов. Иногда положение было критическим, и тогда командарм генерал-майор Р. Я. Малиновский, член Военного совета бригадный комиссар И. И. Ларин, начальник штаба армии комбриг А. Г. Батюня, все члены Военного совета, начальник поарма полковой комиссар П. Г. Степанов, его заместитель Ф. Я. Лисицын и другие руководящие [14] работники штабов и политотделов армий и соединений направлялись на самые опасные участки, организуя отражение атак врага.

В ту пору штаб армии часто получал тревожные донесения. Помню, как командир 169-й стрелковой дивизии полковник Н. Н. Зелинский докладывал: «Танки противника потеснили наш левый фланг. Бой идет непосредственно рядом с моим командным пунктом. Держимся до последнего!» Войска, возглавляемые командирами и комиссарами, стояли насмерть, ибо нужно было любой ценой задержать вражескую бронированную лавину.

И вот после двух с лишним лет, пройдя великий ратный путь и закалившись в огне сражений, мы вернулись на берега Днепра. Здесь фактически завершался начатый под Сталинградом коренной перелом не только Великой Отечественной, но и всей второй мировой войны.

Этот великий перелом в смертельной борьбе с темными силами фашизма обеспечила героическая партия коммунистов, партия великого Ленина. В годы суровых испытаний еще ярче и полнее раскрылась ее направляющая и организующая роль, еще более упрочилось монолитное единство партии и народа. Проявив величайшую твердость, героизм и стойкость в борьбе, ВКП(б) показала непревзойденное умение сплачивать массы, быстро перестраивать боевые ряды, мобилизуя все силы на разгром врага.

— Теперь времена другие, — задумчиво проговорил генерал К. С. Москаленко. — Стратегическая инициатива сейчас принадлежит Красной Армии, и мы диктуем неприятелю свою волю.

Командарм, укрывшись в кустарнике, долго рассматривал в бинокль противоположный крутой берег реки. Противник на какое-то время прекратил артобстрел, и установилась непривычная тишина.

— Притаились фашисты, выжидают, — заметил Кирилл Семенович. — По данным фронтовой разведки, за Днепром сосредоточены крупные силы. А вот что враг замыслил, как построил свою оборону, какие сюрпризы нам приготовил, хотелось бы еще раз выяснить и уточнить.

Командующий вызвал начальника разведывательного отдела армии полковника С. И. Черных, приказал ему отобрать смелых разведчиков, умеющих отлично плавать, и послать их на западный берег с задачей прощупать противника, его огневую систему, добыть пленных.

Руководящие работники штаба и политотдела находились в войсках. Мне в тот вечер довелось побывать на [15] переправах 309-й Пирятинской стрелковой дивизии, которой командовал генерал-майор Д. Ф. Дремин. Передовой отряд дивизии в ночь на 22 сентября 1943 года одним из первых в армии вышел к Днепру в районе Переяслав-Хмельницкого.

Как и положено танкистам, первыми вырвались к реке передовые отряды 3-й гвардейской танковой армии, а также приданного нашей армии 10-го танкового корпуса.

Беседуя с политработниками частей, я напомнил им требования Военного совета, сформулированные для войск в канун форсирования реки: «Захватил плацдарм — стойко его обороняй! Ни шагу назад, вперед, и только вперед!» Под этим девизом проходили митинги солдат, партийные и комсомольские собрания.

Перед форсированием Днепра вступившим в ряды ВКП(б) вручались партийные документы. Герои-фронтовики клялись, что не пощадят ни крови, ни самой жизни в боях за освобождение Правобережной Украины и всей Отчизны.

В Днепровскую битву мы вступили, имея вполне сложившиеся, полнокровные и боеспособные первичные партийные и комсомольские организации. Этому весьма способствовало постановление ЦК ВКП(б) от 24 мая 1943 года «О реорганизации структуры партийных и комсомольских организаций в Красной Армии и усилении роли фронтовых, армейских и дивизионных газет». Если раньше первичные организации имелись в полках, то теперь они были образованы в батальонах, дивизионах и равных им подразделениях. Новая структура полностью себя оправдала, принесла большую пользу и сохранила свою жизненность на протяжении всей Великой Отечественной войны.

Во время подготовки войск к наступлению мы получили директиву Главного политического управления Красной Армии от 7 сентября 1943 года, в которой излагались конкретные задачи политорганов по улучшению руководства работой партийных и комсомольских организаций. Она обязывала политорганы уделять исключительное внимание идейному воспитанию партийных кадров, создать резерв кандидатов на должности парторгов и комсоргов рот, батальонов и обучить их практической деятельности.

Партийно-политическая работа, указывалось в директиве, лишь тогда приносит свои плоды, когда она неразрывно связана с очередными задачами, которые решаются частью, подразделением. Только выполнение этих задач и будет свидетельствовать о подлинной, а не формальной [16] перестройке партийной работы в Красной Армии, как того требует ЦК ВКП(б).

Этот документ сыграл большую роль в повышении качества партийно-политической работы в войсках как в дни битвы за Днепр, так и в последующих наступательных операциях.

Велико было влияние партии на солдатские массы, на все стороны ратной деятельности войск. Коммунисты брали на себя выполнение наиболее ответственных заданий: первому переправиться через реку, добровольно пойти в разведку или штурмовую группу для уничтожения вражеского дзота или дота и, конечно, первому подняться в атаку, пламенным призывом увлечь за собой других.

Политработники использовали самые разнообразные идеологические средства, в том числе песню и стихи. В 7–8 километрах от Днепра, в укрытом месте, я встретил бригаду артистов Красноармейского ансамбля песни и пляски. Притихшие бойцы с волнением слушали солиста, который под аккомпанемент баяна исполнял «Песню о Днепре» (стихи Е. А. Долматовского, музыка М. Г. Фрадкина):

У прибрежных лоз, у высоких круч
И любили мы, и росли.
Ой, Днепре, Днепро, ты широк, могуч,
Над тобой летят журавли.

Ты увидел бой, Днепр, отец-река...
Мы в атаку шли под горой.
Кто погиб за Днепр, будет жить века,
Коль сражался он как герой.

Песня будила у воинов благородные патриотические чувства и звала в бой. Призывно звучали заключительные ее слова:

Как весенний Днепр, всех врагов сметет Наша армия, наш народ.

Когда песня смолкла, кто-то из солдат крикнул: «Даешь Днепр!» В ответ раздалось дружное «ура». И я убедился (в который раз!), сколь велико воздействие боевой песни на солдатские массы и как много делают для победы над врагом наши поэты и композиторы. За годы войны политорганы научились искусству подбирать песенный репертуар, отвечающий моменту и специфике боя, операции. Песня шагала вместе с Красной Армией по трудным фронтовым дорогам, воспитывая у солдат чувство гордости за нашу Родину, горячую любовь к ней и страстную ненависть к фашизму.

Вечером 22 сентября войскам 40-й армии было зачитано обращение Военного совета Воронежского фронта. [17]

«Славные бойцы, сержанты и офицеры! — говорилось в нем. — Перед вами — родной Днепр. Вы слышите плеск его седых волн. Там, на западном берегу, — древний Киев — столица Украины. Вы пришли сюда, на берег Днепра, через жаркие бои, под грохот орудий, сквозь пороховой дым. Вы прошли с боями сотни километров. Тяжел, но славен ваш путь...

Наступил решающий час борьбы. Сегодня мы должны преодолеть Днепр. Разве есть преграда для армии героев, армии освободителей, разве можно остановить полки, которые борются за Родину, за счастье и жизнь человечества!»{2}

К тому времени у танкистов Рыбалко, действовавших с нами в одной и той же полосе, обозначился первый успех. В районе Григоровки уже форсировали Днепр мотострелки из 51-й гвардейской танковой бригады и захватили небольшой плацдарм. Радостная весть об успехе соседей быстро облетела Левобережье.

Мне хорошо памятна холодная ночь 22 сентября, когда войска нашей армии начали героическую переправу южнее Киева. Как только сгустились сумерки, к реке двинулись из укрытий первые штурмовые группы и десантные отряды численностью от взвода до усиленного батальона, а порой даже и полка.

Но и враг не дремал. Он усилил артиллерийский обстрел. В воздухе непрерывно гудели немецкие самолеты, сбрасывая фугасные и осветительные бомбы. Однако это не могло остановить наступательный порыв наших воинов. Вот один из многих примеров.

Когда лодка с десантом, возглавляемым заместителем командира стрелкового батальона по политической части капитаном Михаилом Ивановичем Борисовым (957-й стрелковый полк 309-й Пирятинской стрелковой дивизии), была пробита осколками снарядов и начала тонуть, политработник не растерялся.

— Спокойно! — крикнул он. — Добираться всем вплавь. За мной, на врага!

Солдат, получивший ранение, безуспешно пытался преодолеть оставшиеся пятнадцать — двадцать метров. Капитан выручил раненого бойца из беды, помог ему добраться до берега, а сам устремился вперед. За ним последовали подчиненные.

В результате был захвачен плацдарм южнее Ржищева.

С первыми десантами переправлялись на противоположный берег и другие политические работники, которые [18] так же, как Борисов, воодушевляли бойцов личной отвагой. Это яркий образец действенности агитации в бою, партийного влияния на солдатские массы.

Мне памятен давний спор о том, можно ли организовывать политработу непосредственно в бою. Некоторые товарищи пытались доказать, будто в период боевых действий ничего сделать невозможно. Практика опровергла подобные суждения. В годы Великой Отечественной войны партийно-политическая работа велась непрерывно. Речь идет не о времени суток, а о различной обстановке. В любых условиях изыскивались эффективные формы и методы политического воздействия на личный состав подразделения, части.

В боях за Днепр широкий размах получила пропаганда военной присяги. Так, перед посадкой на плоты воинов из 11-й мотострелковой бригады 10-го танкового корпуса заместитель командира батальона по политчасти Александр Карпович Болбас громко зачитал текст солдатской клятвы. Затем капитан сказал:

— Кто любит Родину и умеет ненавидеть врагов всеми силами души, тот будет беспощадно истреблять фашистских захватчиков на правом берегу.

В момент переправы, проходившей под ураганным огнем, Александр Карпович воодушевлял бойцов призывным словом и своим бесстрашием. А когда плот причалил, капитан с возгласом «За Родину, за партию, вперед!» увлек за собой воинов в дружную, стремительную атаку.

Заменив в бою командира, он доложил по радио старшему начальнику о захвате небольшого плацдарма. Противник, во много крат превосходивший численностью, предпринимал атаку за атакой, намереваясь сбросить храбрецов в реку. Но заместитель командира мотострелкового батальона по политчасти и составлявшие основу десантного отряда коммунисты и комсомольцы стояли неколебимо, прикрывая переправу других подразделений. Получив подкрепление, А. К. Болбас возглавил наступательный бой по расширению плацдарма, который завершился захватом села Балык.

О мужественных делах этого офицера и других героях Днепра рассказала фронтовая и армейская печать. Политотдел 10-го танкового корпуса посвятил отважному воину специальную листовку.

«Четвертые сутки, — говорилось в листовке, — храбрые воины идут вперед по Правобережной Украине, метр за метром освобождают родную землю. И нет той силы, которая может задержать героев земли советской. Впереди — капитан Александр Карпович Болбас.

Слава тебе, неустрашимый герой. Имя твое с любовью [19] будет произноситься всем народом, всей Советской страной»{3}.

Те, кто первыми переправились через Днепр, располагали лишь автоматами, пулеметами, гранатами да противотанковыми ружьями. Почти вся артиллерия, все наши танки и другое тяжелое вооружение оставались на левом берегу, потому что встретились серьезные трудности с переброской их через реку. И тем не менее врагу не удалось ликвидировать наши плацдармы.

Наряду с другими смельчаками геройски сражались бронебойщик Сергей Лаптев и его товарищи из 494-го армейского минометного полка, оборонявшие важную высоту за Днепром. Не раз дело доходило до рукопашных схваток. Получив тяжелое ранение в голову, красноармеец Лаптев не оставил позиции и из противотанкового ружья подбил три фашистских танка. Не считаясь с потерями, противник продолжал наседать. Отважный воин вторично был ранен. Обливаясь кровью, он до последней возможности отстреливался от приближавшихся гитлеровцев. Силы уже оставляли Сергея Лаптева, когда сзади раздалось «ура». Пришла подмога. Переправившиеся через реку подразделения с ходу атаковали врага и отбросили его. Лишь после этого самоотверженный солдат покинул поле боя.

Военный совет 40-й армии направил раненому герою в госпиталь письмо: «Вы как истинно русский патриот сражались за Правобережную Украину. Ваши стойкость, мужество и воинское умение восхищают всех. Благодарим за честную солдатскую службу Родине. Желаем скорого выздоровления. Представляем Вас к высокой правительственной награде»{4}.

Кстати, приветственные письма героям днепровской переправы стали действенной формой поощрения воинов, пропаганды их подвигов и заняли видное место в политработе.

Вскоре Президиум Верховного Совета СССР присвоил красноармейцу Сергею Петровичу Лаптеву высокое звание Героя Советского Союза.

Образцово действовали подразделения 20-го отдельного моторизованного понтонно-мостового батальона, которым командовал капитан И. П. Петухов. В числе первых батальон со всей своей техникой вышел к Днепру. Воины, возглавляемые старшим лейтенантом X. А. Русских, тотчас спустили на воду понтоны и начали переправу войск. Они быстро оборудовали тяжелый паром, способный [20] перевозить танки, автомашины и артиллерию. Ничто — ни бомбежки вражеских самолетов, ни артиллерийский обстрел, ни пулеметный огонь — не смогло запугать отважных понтонеров.

Игнатий Петрович Петухов, удостоенный за бои на Днепре звания Героя Советского Союза, как-то показал мне на причаливший к пристани понтон со следами залатанных пулевых и осколочных пробоин и с гордостью заявил:

— Место сему понтону в музее славы советского оружия. На нем младший сержант Василий Высоких первым среди понтонеров пересек в районе Букринской излучины реку Днепр. Только за двадцать третье сентября сорок третьего года он совершил под огнем врага двадцать семь рейсов.

Я уже говорил, что войска, захватившие за Днепром пятачки, встретились с различными трудностями и неожиданностями. Нелегко было с доставкой боеприпасов. Еще сложнее оказалось поддерживать с плацдармов бесперебойную проводную связь, а радиосредств у нас не хватало. Военный совет хорошо понимал, что устойчивость частей и подразделений на занятых рубежах во многом зависит от четкого и непрерывного управления ими, и потребовал, чтобы командиры, политработники, штабы приблизили руководство к войскам и при первой возможности переносили командные пункты на западный берег. Эти меры, помимо всего, оказывали благотворное влияние на боеспособность войск.

Пять дней и ночей 132-й гвардейский стрелковый полк майора П. И. Шуру хина (42-я гвардейская Прилукская стрелковая дивизия) удерживал захваченный им плацдарм, отбивая бесчисленные атаки танков и пехоты врага. Фашистская авиация и артиллерия перепахивали бомбами и снарядами маленький плацдарм. Танки противника, сопровождаемые автоматчиками, штурмовали позиции гвардейцев. Но воины, руководимые смелым и волевым командиром-коммунистом, стояли неколебимо.

Павел Иванович Шурухин — авторитетный и влиятельный командир-единоначальник. Не теряясь ни при каких обстоятельствах, он личным мужеством и распорядительностью, твердостью и хладнокровием умел вселить в солдат уверенность в своих силах и возможностях, воодушевить подчиненных, укрепить их моральный дух. Опытный руководитель и организатор боя, П. И. Шуру хин знал, когда необходимо оказать подразделениям поддержку огнем артиллерии, своим резервом, а когда подбодрить подчиненных словом, личным примером. Нередко он сам был организатором политработы. [21]

За мужество, проявленное при форсировании Днепра, П. И. Шурухин был представлен к награждению орденом Красного Знамени. Но еще большую отвагу, стойкость и личное геройство он проявил при удержании плацдарма. Командующий 40-й армией, наблюдавший за умелыми и энергичными действиями храброго и волевого офицера, внес в наградной лист существенные коррективы, написав, что командир 132-го гвардейского стрелкового полка гвардии майор Павел Иванович Шурухин достоин присвоения звания Героя Советского Союза.

Когда мне впервые довелось встретиться с П. И. Шуру хиным, мое внимание Привлекла сверкавшая на его груди медаль «Партизану Отечественной войны».

— Да, жизнь заставила побывать и в партизанах, — перехватив мой взгляд, скупо улыбнулся Павел Иванович и рассказал историю этой награды.

В июле 1941 года, когда создалось тревожное положение на Западном фронте, 1-я Московская мотострелковая дивизия под командованием полковника Я. Г. Крейзера была выдвинута на рубеж Березины, где нанесла сильный контрудар по наступавшим гитлеровцам. В жарком бою П. И. Шурухин, командовавший тогда батальоном, был ранен.

Не дожидаясь, пока заживут раны, Павел Иванович возглавил партизанский отряд и развернул активные боевые действия в тылу врага. Был вторично ранен.

После выздоровления майор П. И. Шурухин принял под свое командование стрелковый полк. Павел Иванович отличился не только в Днепровской битве, но и в других операциях. Недаром он впоследствии был награжден второй медалью «Золотая Звезда».

В советском человеке, советском воине заложены поистине неиссякаемые запасы мужества и отваги. В ночь на 23 сентября 1943 года заместитель командира 1850-го истребительно-противотанкового полка 40-й армии капитан Василий Степанович Петров переправил на самодельных плотах через Днепр орудия и снаряды. Едва артиллеристы успели занять огневые позиции, как им пришлось вступить в жестокий, неравный бой с превосходящими силами противника. Не считаясь с потерями, гитлеровцы бешено рвались к орудиям, намереваясь смять храбрецов, опрокинуть их в реку. У орудий оставалось уже по одному-два человека. Капитан Петров тоже встал за панораму и прямой наводкой расстреливал врага.

В бою Василия Степановича тяжело ранило. Однополчане, участники этого жестокого боя, считали его убитым. Но всем смертям наперекор капитан Петров выжил, хотя врачи вынуждены были ампутировать ему обе руки. [22]

Молодой офицер победил тяжкий недуг и, несмотря на полную, казалось, инвалидность, добился разрешения вернуться в полк, в свою родную 32-ю отдельную истребительно-противотанковую артиллерийскую бригаду. Он затем участвовал во многих боях, умело и мужественно руководя артиллерийским огнем подразделений, и закончил войну дважды Героем Советского Союза. В послевоенные годы Василий Степанович Петров стал генералом, кандидатом военных наук.

Дважды Героем Советского Союза завершил войну и отличившийся при форсировании Днепра Н. И. Горюшкин.

В ночь на 23 сентября вместе с двенадцатью пехотинцами переправилась на первой лодке через Днепр и ротная санитарка 835-го стрелкового полка 237-й Пирятинской стрелковой дивизии комсомолка Мария Щербаченко. Когда во время сильного артобстрела лодка села на мель, а до правого берега было уже недалеко, она прыгнула в воду и с криком «Вперед!» увлекла бойцов в атаку. Промокшие, перепачканные в тине, возбужденные и ожесточенные боем солдаты с криком «ура» преодолели обрывистый берег и сбили вражеское охранение, захватив небольшой плацдарм. Под прикрытием горстки храбрецов успешно форсировали реку и другие подразделения. Десять дней шли кровопролитные бои на плацдарме. Красноармеец Мария Щербаченко перевязывала раненых, ободряла солдат, а порой и сама стреляла из автомата. Ей и товарищам ее, которые первыми пересекли Днепр, было присвоено звание Героя Советского Союза.

Крохотные плацдармы-пятачки... Сколько их очерчено красным карандашом на старенькой фронтовой карте, которую я долго хранил. В Букринской излучине Днепра войска 3-й гвардейской танковой армии генерала П. С. Рыбалко и 40-й армии генерала К. С. Москаленко вели очень тяжелую борьбу с врагом.

Вместе с гвардейцами-танкистами сражался за Григоровку, Бучак, Зарубенцы, Трахтомиров и другие населенные пункты 47-й стрелковый корпус (командир генерал-майор С. П. Меркулов, начальник политотдела корпуса полковник Ф. Ф. Туликов). В состав корпуса входили 38-я (командир полковник А. В. Богданов, начподив подполковник А. Н. Ярославцев), 337-я (командир генерал-майор Г. О. Ляскин, начподив полковник Н. С. Косович) и 253-я (командир генерал-майор Е. В. Бедин, начподив полковник М. М. Бикрицкий) стрелковые дивизии.

Одновременно 52-й стрелковый корпус (командир генерал-майор Ф. И. Перхорович, начальник политотдела корпуса полковник А. В. Карцев) захватил небольшой [23] плацдарм — Щучинка, Монастырек, Гребенки, отметка 185,7 и южную окраину Стайки. В составе корпуса сражались 68-я (командир генерал-майор Г. П. Исаков, начальник политотдела полковник Н. Ф. Ведехин), 42-я (командир генерал-майор Ф. А. Бобров, начальник политотдела полковник Б. А. Питерский) гвардейские стрелковые и 237-я (командир полковник П. М. Мароль, начальник политотдела полковник В. П. Прокофьев) стрелковая дивизии.

Войска 3-й гвардейской танковой и 40-й армий, овладев Вел. Букрином, расширили плацдарм на 10–12 километров по фронту и около 6 километров в глубину. В ходе ожесточенных боев к нему удалось подсоединить еще несколько небольших плацдармов.

Форсировав Днепр на широком фронте, Красная Армия одержала выдающуюся победу. Значительных успехов достигли и соединения 3-й гвардейской танковой и 40-й армий, которые первыми среди войск Воронежского фронта переправились через Днепр в районе Букринской излучины, захватив плацдарм.

Надо заметить, что в первые 3–4 дня под Букрином у противника не было крупных сил. Только примерно к 27 сентября он сосредоточил на этом участке 7-ю танковую дивизию, 20-ю гренадерскую мотодивизию и другие части. Располагай наши войска достаточными переправочными средствами, мы сумели бы с 23 по 25 сентября перебросить на правый берег Днепра больше танков и артиллерии. Это позволило бы быстро развить успех, значительно расширить букринский плацдарм и наступать на Кагарлык и Белую Церковь. Но из-за нехватки переправочных средств наращивание наших сил на плацдарме проходило медленнее, чем мы хотели. Да и сильно пересеченная местность под Букрином затрудняла маневр войск, особенно танков.

Следует откровенно сказать, что условия борьбы на заднепровских плацдармах южнее Киева сложились для нас не совсем выгодно. Подтянув новые резервные соединения, в том числе и танковую дивизию СС «Рейх», противник потеснил нас северо-западнее Ржищева. Никак не поддавались слиянию и очаги щучинского плацдарма, где натиск врага был особенно силен. Необычайным упорством отличались бои у Григоровки.

Начальник политотдела 38-й стрелковой дивизии подполковник А. Н. Ярославцев докладывал, что ценой больших потерь гитлеровцам удалось вклиниться в расположение подразделений и потеснить их к реке. Создалось опасное положение. В критический момент боя заместитель командира батальона по политической части старший лейтенант И. Г. Тарадейко возглавил атаку. Окинув взором [24] воинов, он бросил призыв: «Коммунисты, вперед!» — и первым поднялся в контратаку.

Как один, двинулись на врага коммунисты, а за ними и все солдаты. Враг не выдержал их дерзкого натиска. Советские воины не только вернули утраченные позиции, но даже продвинулись вперед, расширив плацдарм.

Паромы на переправах работали круглосуточно и с предельной нагрузкой. И все-таки они не могли полностью обеспечить переброску войск и техники. Требовались прочные и надежные мосты, обладающие большой грузоподъемностью. Особенно нуждалась в них 3-я гвардейская танковая армия, у которой основная масса боевых машин и техники застряла на левом берегу.

Сразу же после того, как наши войска форсировали Днепр, в районе села Козинцы инженерные части начали строить большой мост. На помощь войскам пришло более двух тысяч трудящихся Переяславского района. Руководил строительством член Военного совета 3-й гвардейской танковой армии гвардии генерал-майор танковых войск Семен Иванович Мельников.

Саперы 40-й армии тоже строили мостовые переправы, но они были рассчитаны на меньшую грузоподъемность. Вот почему мы были заинтересованы в скорейшем окончании строительства главного моста. Побывав на этой стройке, я познакомился с генералом С. И. Мельниковым. Он был в окружении пожилых крестьян, пришедших с холщовыми сумками, топорами и пилами. Неподалеку от воздвигаемого моста рвались снаряды, били зенитки, а высоко в небе с надрывным стоном гудели вражеские самолеты.

— Ну как, отцы, не привыкли еще к фронтовым концертам? — шутливо спросил он строителей. — У всех душа на месте?

— А мы, товарищ генерал, — хитровато подмигнул бородатый крестьянин, — готовы проложить мосты до самого Берлина, лишь бы скорее Гитлера доконали...

— Это Мусий Божко, отменный плотник, мастер на все руки, артельный тамада и запевала в работе, — представил мне его Мельников.

За одиннадцать суток военные саперы и крестьяне из близлежащих сел проложили через Днепр 700-метровый добротный мост, по которому на Правобережье двинулась танковая армия.

Многие мостостроители были награждены орденами и медалями. Члену Военного совета 3-й гвардейской танковой армии генералу С. И. Мельникову, который возглавил строительство моста и отличился при форсировании Днепра, было присвоено звание Героя Советского Союза. [25]

Фронтовая обстановка, как известно, быстро сближает людей. На букринском плацдарме мы с Семеном Ивановичем Мельниковым оказались соседями, а наши блиндажи были расположены совсем рядом. В минуты затишья мы не раз встречались и беседовали. Генерал С. И. Мельников любил политработу, танковую технику и, конечно, героев-танкистов. Обладая необыкновенной памятью, он мог в любой момент подробно охарактеризовать многих командиров бригад и батальонов, точно описать их боевую деятельность и нравственные качества. Командарм Рыбалко ценил члена Военного совета и тепло отзывался о нем.

Позже я видел Семена Ивановича и в более трудных условиях боя. Как-то среди мотострелков одной из частей 3-й гвардейской танковой армии, испытавшей контрудар врага, произошло замешательство. В критическую минуту в боевых порядках появился генерал С. И. Мельников. Несмотря на сильный артиллерийский обстрел, он спокойно шел, призывая воинов твердо стоять на рубежах и крушить врага. Своим хладнокровием, волей и абсолютным презрением к смерти он вселял в солдат и командиров спокойствие и уверенность в победе.

Советские войска прочно обосновались на букринском плацдарме. Кроме 40-й и 3-й гвардейской танковой армий в октябре здесь развернулась 27-я армия. Левее ее, на плацдарме в районе Бучака, действовала 47-я.

Немецко-фашистское командование пыталось сильными контрударами восстановить оборону на Днепре. Как-то мне пришлось допрашивать немецкого офицера, взятого в плен в октябре 1943 года.

— Мы пережили два страшных удара, — признался пленный. — Сталинград и Курск. Сейчас русские находятся на правом берегу Днепра. Это третий удар, и — скажу прямо — самый страшный. Впереди почти нет крупных водных преград. — После долгого, тягостного молчания немец с горечью вымолвил: — Разве что Висла...

Наши разведчики фиксировали появление новых немецко-фашистских войск. Гитлеровцы, занимавшие выгодные естественные рубежи, успели основательно укрепиться. Но, пожалуй, не меньше, чем упорство сильного и коварного врага, продвижение наших войск, и особенно танков, сдерживала чрезвычайно пересеченная местность. Куда ни глянешь — холмы, поросшие лесом и густым кустарником, крутые обрывы да глубокие овраги. Естественные препятствия были усилены инженерными заграждениями, минными полями, прикрыты огневыми средствами. [26]

В октябре ударная группировка Воронежского фронта дважды предпринимала наступательные операции, однако прорвать глубоко эшелонированную оборону врага и выйти на оперативный простор так и не удалось.

Немецкие самолеты постоянно совершали налеты на мосты и переправы, на боевые порядки наших войск. В отдельные дни авиация противника делала до 2200 вылетов.

14 октября по Козинскому мосту всю ночь шли на плацдарм автомашины и танки. Это радовало нас. В то же время тревожила мысль, что гитлеровцы предпримут массированный налет на этот важный объект. Именно гак и случилось. С запада показались вражеские самолеты. Их было несколько групп. Но гитлеровцам не удалось прицельно бомбить мост. Вражеская воздушная армада была дерзко атакована восьмеркой «лавочкиных». Рассыпалась головная девятка «юнкерсов», рассеялась и вторая. Вот резко пошел на снижение фашистский бомбардировщик, затем задымил еще один... и еще...

Как я потом узнал, восьмерку советских истребителей, сбивших на наших глазах десять вражеских бомбардировщиков, возглавлял старший лейтенант С. Горелов.

В дни боев на Днепре ярко засияла слава И. Кожедуба, А. Куманичкина, В. Бородачева, Н. Худякова и многих других соколов-героев из 2-й воздушной армии, которой командовал генерал-лейтенант авиации С. А. Красовский.

Яростные схватки шли в воздухе и на земле. Докладывая о беспримерной отваге и стойкости воинов, начальник политотдела 68-й гвардейской стрелковой дивизии гвардии полковник Н. Ф. Ведехин сообщил, что только с 24 сентября по 3 октября подразделения и части соединения отбили 91 неприятельскую контратаку, уничтожив при этом более 2 тысяч солдат и офицеров. Так же самоотверженно и стойко защищали свои рубежи подразделения и части 309-й Пирятинской стрелковой дивизии. С 27 сентября по 2 октября это соединение отбило 84 вражеские контратаки, уничтожив 1817 гитлеровцев.

Вся страна следила за битвой на Днепре и славила героев. 17 октября 1943 года газета «Правда» в передовой статье писала:

«Много великих дел, совершенных во славу Родины, видел на своих берегах седой Днепр. Много витязей — защитников Руси купали коней своих в его водах, героическими преданиями овеяна его старина. Но меркнут все былые подвиги перед подвигами воинов Красной Армии. Еще не бывало такого на берегах Днепра, что совершается там теперь бесстрашными советскими воинами. [27]

Не владеть гитлеровским разбойникам берегами старого Днепра!

Смерть им в днепровских водах! Слава героям Днепра!»

Высокая оценка ратных подвигов участников Днепровской битвы поднимала боевой дух воинов, способствовала усилению ударов по врагу. Передовую газеты «Правда» перепечатали все наши газеты. Политуправление фронта издало ее отдельной листовкой.

Патриотизм, мужество, высокий моральный дух воинов Красной Армии представляли собою сильнейшее оружие в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками.

18 октября наша ударная группировка снова перешла в наступление. Н. Ф. Ватутин находился на наблюдательном пункте 40-й армии и лично руководил боевыми действиями войск. Однако, как и в прошлый раз, наступление желаемого результата не принесло: узкий и холмистый плацдарм сковывал действия танковых соединений.

Затребовав сводки боевых потерь и выслушав доклады командармов К. С. Москаленко и П. С. Рыбалко, командующий войсками Воронежского фронта тут же, на НП 40-й армии, высказал мысль:

— А целесообразно ли продолжать наступление с букринского плацдарма? Не поискать ли иное решение — скажем, севернее Киева? Букрин же использовать для вспомогательного удара.

Условия для этого уже созрели. Войска 38-й армии под командованием генерал-лейтенанта Н. Е. Чибисова, наступавшие севернее Киева, сумели под Лютежем значительно расширить свой плацдарм. Теперь и лютежский плацдарм мог вместить крупную ударную группировку фронта. Там местность была более ровная, чем под Вел. Букрином, и благоприятствовала действиям подвижных войск. Все явственнее вырисовывалась возможность именно там, севернее Киева, добиться оперативного успеха.

Новое назначение

Октябрь 1943 года был сырой и ненастный. Пронзительный ветер рвал с деревьев жухлые листья, беспрестанно сыпал унылый мелкий дождь, превративший дороги в сплошное месиво.

В трудных осенних условиях войска продолжали настойчиво расширять плацдарм. Руководя боевыми действиями, командиры и политработники не забывали и о бытовом устройстве людей: о горячем питании, снабжении крепкой обувью, ремонте обмундирования, о землянках, банях, санпропускниках и многом другом, без чего трудно [28] жить и воевать фронтовику. Все это существенным образом влияет на политико-моральное состояние войск и в известной мере на ход и исход боевых действий.

Проверив в одной из частей организацию солдатского быта, я вернулся на командный пункт армии.

— А тебя, Константин Васильевич, по ВЧ Москва вызывала, — сообщил командующий.

— Кто и по какому поводу? Но Кирилл Семенович лишь пожал плечами. Впрочем, вечером снова раздался звонок. К аппарату потребовали меня и сообщили:

— С вами будет разговаривать товарищ Щербаков.

Секретарь Центрального Комитета ВКП(б) и начальник Главного политического управления Красной Армии генерал-полковник А. С. Щербаков поинтересовался положением дел на букринском плацдарме, подробно расспросил о боевых делах армии, о том, как работают Военный совет и политорганы. В конце беседы он сообщил, что ГлавПУР рассматривает вопрос о моем новом назначении. Я попросил А. С. Щербакова, если возможно, перевод пока отложить.

Однако 19 или 20 октября последовал новый звонок. На этот раз из Военного совета фронта. Мне предлагалось незамедлительно прибыть в Требухово, где размещались Военный совет и штаб Воронежского фронта.

В порядке предварительной разведки я связался с начальником политуправления генерал-майором С. С. Шатиловым. Сергей Савельевич отвечал уклончиво, но порекомендовал на всякий случай захватить с собой походный чемоданчик с вещами.

Когда я прибыл в Требухово, мне сказали, что из Государственного Комитета Обороны поступили важные документы. В штабе я ознакомился с приказом Ставки Верховного Главнокомандования о переименовании с 20 октября 1943 года Воронежского фронта в 1-й Украинский и постановлением Государственного Комитета Обороны о назначении меня членом Военного совета этого фронта.

Обстоятельства назначения таковы. В связи с тем что многие области Украины уже были освобождены от немецко-фашистских захватчиков и на повестку дня встал вопрос о Киеве, несколько членов Военного совета фронта, в том числе Председатель Совета Народных Комиссаров УССР Л. Р. Корниец, должны были переключиться на республиканские дела и заняться восстановлением разрушенного народного хозяйства в освобожденных районах. Вместе со мною получил назначение и генерал-майор Н. Т. Кальченко. Он стал членом Военного совета по тылу. [29]

Назначение членом Военного совета 1-го Украинского фронта, явившееся для меня неожиданностью, не могло не вызвать чувства серьезной озабоченности. Ответственность огромная. Но вместе с тем доверие партии воодушевляло и окрыляло.

Командующий войсками фронта генерал армии Н. Ф. Ватутин встретил меня дружеской улыбкой, как старого знакомого.

— Нашего полку прибыло, — пожимая мне руку, сказал Николай Федорович. — Уверен, что работать будем дружно. Надеюсь на помощь действенную и постоянную.

Командующий повел разговор о сложном и многогранном процессе — управлении войсками в современном бою, операции. Он подчеркнул, что управление войсками имеет не только организационную и техническую сторону, но и политическую, в том числе поддержание высокого боевого накала, крепкого политико-морального состояния войск, неослабеваемой бдительности и постоянной боевой готовности частей и подразделений.

— Кто должен этого добиваться? — спросил Николай Федорович и тут же ответил: — Командиры, штабы и политорганы тесной, дружной, четко согласованной работой.

Командующий сообщил, что он совместно со штабом завершает разработку плана Киевской наступательной операции, и кратко ознакомил меня с теми вопросами, которые предстояло решить Военному совету в ближайшие дни.

На должность заместителя командующего войсками 1-го Украинского фронта был назначен генерал-полковник А. А. Гречко. Андрей Антонович включился в текущую работу.

Передо мной также стояла задача как можно быстрее войти в курс дела, изучить оперативную обстановку в полосе наших войск, найти свое место в огромном и сложном фронтовом организме. Не теряя времени, я решил ближе познакомиться с работниками политуправления и штаба, ибо с ними мне предстояло совместно трудиться. Начальника политического управления фронта генерал-майора С. С. Шатилова я знал больше других. Во время боев на Дону, под Белгородом и Харьковом, на Курской дуге и Днепре мы не раз встречались с ним в 40-й армии, куда Сергей Савельевич частенько наезжал. Этот инициативный, мужественный и опытный политработник помог мне во многом.

Познакомился я и с членом Военного совета по тылу генерал-майором Н. Т. Кальченко. Никифор Тимофеевич оказался простым, открытой души человеком, который и [30] сам никогда не унывал и умел поднять настроение других.

— Я ведь никогда не собирался быть военным, — улыбаясь, признался мне Кальченко. — Специальность моя самая что ни на есть мирная — агроном. Я люблю эту хорошую профессию, но война заставила постигать военное дело и думать, как лучше обеспечить войска всем необходимым для боя.

Перед Отечественной войной Н. Т. Кальченко, выдвинутый партией на руководящую работу, был председателем исполкома Одесского областного Совета депутатов трудящихся. Никифор Тимофеевич находился в осажденном городе во время его легендарной обороны. Затем Н. Т. Кальченко стал членом Военного совета армии, действовавшей на Кавказе, и уже оттуда прибыл на 1-й Украинский фронт.

Добрые товарищеские отношения установились у меня и с начальником штаба фронта генерал-лейтенантом Семеном Павловичем Ивановым. Он хорошо знал свое дело, обладал организаторскими способностями, умел проявить волю и требовательность. Я частенько заглядывал к нему и советовался по многим оперативным вопросам, стремясь понять многообразную механику штабного организма фронта.

Без знания военного дела, военного искусства, законов, способов и форм вооруженной борьбы нельзя глубоко познать сложную динамику боя, операции, невозможно квалифицированно вести и организовывать политработу в различных условиях боевой обстановки. И все мы настойчиво учились военному делу. Наряду с этим политработники передавали свой опыт командным кадрам. Шло взаимное обогащение знаниями, опытом, что способствовало нашим успехам в борьбе с немецко-фашистскими оккупантами.

В дни боев за Днепр инженерные войска фронта возглавлял генерал-майор инженерных войск Ю. Г. Благославов, начальником тыла был генерал-лейтенант интендантской службы В. Н. Власов, а командующим бронетанковыми и механизированными войсками — генерал-лейтенант танковых войск А. Д. Штевнев.

Андрея Дмитриевича Штевнева я хорошо знал еще с начала войны по Южному фронту. Впервые я встретился с ним осенью сорок первого года под Мелитополем, где вела тяжелые бои наша 9-я армия. Мы наблюдали за стрельбой впервые появившихся на нашем участке прославленных «катюш». После залпа гвардейских минометов позиции противника окутались клубами дыма и огня. Ошеломленные действием нового оружия, гитлеровцы дрогнули. Наши подразделения, поднявшиеся в атаку, отбили у [31] противника один населенный пункт, затем другой, третий. Это был для нас отрадный успех.

— Что ж, может, и удержим Мелитополь? — в радостном возбуждении проговорил тогда Андрей Дмитриевич и тут же пояснил мне, что Мелитополь — его родной город. Здесь он кочегарил, работал в железнодорожном депо и в 1918 году вступил в партию. Его военная биография началась в мелитопольском красногвардейском отряде.

Однако мечтам Андрея Дмитриевича не суждено было сбыться. В 1941 году, как известно, Мелитополь удержать не удалось. А в октябре 1943 года, когда у берегов Днепра мы снова встретились с генералом А. Д. Штевневым, у нас опять зашла речь о его городе.

— Войска 4-го Украинского фронта ворвались в Мелитополь и ведут уличные бои, — с радостью сообщил мне Андрей Дмитриевич. — Хотелось бы в родных местах побывать, да здесь, под Киевом, боевых дел и забот очень много...

20 октября состоялось заседание Военного совета 1-го Украинского фронта. Впервые в его работе принял участие и я. В тот день обсуждался очень важный вопрос. Открывая заседание, генерал армии Н. Ф. Ватутин напомнил, что Военный совет фронта еще 18 октября донес в Ставку Верховного Главнокомандования о том, что развитие успеха севернее Киева значительно облегчило бы прорыв с букринского плацдарма, и в связи с этим просил Ставку усилить правое крыло фронта, действовавшее севернее Киева, резервами, а также выделить определенное количество боевых машин для укомплектования танковых корпусов.

Речь шла о нанесении двух мощных ударов» По замыслу командующего фронтом, сосредоточенная на букринском плацдарме группировка в составе 40, 27 и 3-й гвардейской танковой армий должна была нанести удар в обход Киева с юго-запада, отрезая врагу все пути на запад. Одновременно расположенная на лютежском плацдарме ударная группировка в составе 38-й армии, усиленной 5-м гвардейским танковым корпусом, должна была нанести удар в южном направлении. Лютежской группировке ставилась задача, обойдя Киев с северо-запада, на четвертый день операции овладеть городом.

Генерал армии Н. Ф. Ватутин отдавал себе отчет в том, что сил у нас недостаточно, и надеялся, что нам помогут резервами. После упомянутого заседания Военный совет фронта снова доносил в Ставку: «По плацдармам севернее г. Киев. Имеется полная возможность получить здесь успех, но сил для этого мало, для этой цели [32] необходимо фронту дать: одну общевойсковую армию и одну танковую армию»{5}.

Командующий и штаб фронта развернули подготовку наступательной операции. Н. Ф. Ватутин торопил командующих армиями, но именно за эту излишнюю поспешность основательно досталось от Ставки и ему самому, и Военному совету.

Операция была спланирована и назначена на 25 октября. Днем раньше командующий 1-м Украинским фронтом Н. Ф. Ватутин выехал в войска, чтобы на месте уточнить некоторые вопросы и отдать последние распоряжения. Когда Ватутин проводил совещание командармов, ему доложили, что по ВЧ его вызывает товарищ Иванов (условный фронтовой псевдоним И. В. Сталина).

Николай Федорович доложил Верховному Главнокомандующему о том, что подготовка к наступлению на Киев в основном завершена. Выслушав генерала Ватутина и задав ему несколько вопросов, касающихся преимущественно главной ударной группировки войск, Сталин заявил, что назначенная на 25 октября операция, по его мнению, обречена на провал. Запланированный фронтом удар получится недостаточно мощным, ибо силы распылены, и поэтому Киевом овладеть не удастся. Он приказал операцию отменить и ожидать директиву, в которой будут указаны фронту время, силы, средства и задачи, а впредь не назначать какого-либо наступления без одобрения Ставки.

— Что ж, товарищ Сталин поправил нас вовремя, — нарушив долгое молчание, произнес Николай Федорович. — Его замечания меня многому научили. Торопливость к добру не приводит.

После разговора Н. Ф. Ватутина с Москвой мне, молодому члену Военного совета фронта, стала еще более ощутима и ясна роль Ставки Верховного Главнокомандования, которая твердой рукой держала все нити управления фронтами и непосредственно руководила вооруженной борьбой наших войск на огромнейшем театре военных действий.

В такой тяжелой и большой войне, как Великая Отечественная, была совершенно необходима высокая централизация руководства фронтами. Ставка определяла стратегические цели, ставила войскам конкретные оперативные задачи, руководила совместными действиями фронтов и флотов и координировала эти действия, умело используя имеющиеся силы и средства для достижения победы над врагом. [33]

В послевоенные годы некоторые товарищи не совсем правильно освещали роль Ставки, пытаясь даже умалить ее значение. Это, естественно, не соответствует истине. Под руководством Ставки были осуществлены выдающиеся операции и кампании, завершившиеся всемирно-исторической победой советского народа и его Вооруженных Сил над фашистской Германией. Эта победа продемонстрировала не только мощь и необоримую силу советского народа, нашего государственного и общественного строя, руководящую роль ленинской партии, она явила собой также и торжество советской передовой военной мысли, образец оперативного и стратегического искусства Ставки Верховного Главнокомандования, Генерального штаба, командующих фронтами и армиями.

Я не помню случая, чтобы Ставка опекала руководство фронта по мелочам. Наоборот, она предоставляла немалую инициативу, поддерживая все ценное и полезное. Обычно фронт по указанию Ставки разрабатывал план операции, вносил предложения, которые, если они соответствовали обстановке и задачам, внимательно рассматривались в Генштабе и затем утверждались Ставкой.

В ночь на 25 октября 1943 года поступила директива, официально подтвердившая указания и распоряжения И. В. Сталина, сделанные во время переговоров по ВЧ с Н. Ф. Ватутиным. В директиве говорилось:

«1. Ставка Верховного Главнокомандования указывает, что неудача наступления на букринском плацдарме произошла потому, что не были своевременно учтены условия местности, затруднявшие здесь наступательные действия войск, особенно танковой армии. Ссылка на недостаток боеприпасов не основательна, так как Степин{6}, имея не больше боеприпасов, чем Николаев{7}, но правильно используя свои войска и действуя на несколько более благоприятной местности, успешно выполняет свою задачу.

2. Ставка приказывает произвести перегруппировку войск 1-го Украинского фронта с целью усиления правого крыла фронта, имея ближайшей задачей разгром киевской группировки противника и овладение Киевом».

В этом документе конкретно указывалось, как именно усилить правое крыло и создать на лютежском плацдарме перевес в силах и средствах. Ставка предложила перевести с букринского плацдарма на участок севернее Киева 3-ю гвардейскую танковую армию, использовав ее здесь совместно с 1-м гвардейским кавалерийским корпусом. [34] Верховное Главнокомандование требовало провести переброску войск незаметно для противника, применив средства маскировки, в том числе макеты танков.

По замыслу Ставки соединения, оставшиеся на букринском плацдарме, также должны были вести наступательные действия и приковать к себе как можно больше сил противника, а при благоприятных условиях прорвать оборону врага и двигаться вперед.

Директива содержала конкретные указания и по поводу усиления правого крыла фронта стрелковыми дивизиями. К перегруппировке приказано было приступить немедленно, а наступление начать 1–2 ноября 1943 года.

Правда, командующий войсками фронта Н. Ф. Ватутин, как мне помнится, не хотел ослаблять букринский плацдарм и намеревался сохранить там 3-ю гвардейскую танковую армию, а для лютежской ударной группировки надеялся заполучить танковую армию из резерва Ставки. Николай Федорович был уверен, что для осуществления такой крупной, стратегически важной операции, как Киевская, Ставка Верховного Главнокомандования не поскупится резервами и выделит 1-му Украинскому фронту достаточное количество сил и средств. Он полагал, что наступление с лютежского плацдарма ударной группировки, усиленной танковой армией из резерва Ставки, неизбежно вынудит немецко-фашистское командование оттянуть части, расположенные южнее Киева. Это в свою очередь позволило бы быстрее прорвать оборону противника на букринском плацдарме и где-то в районе Белой Церкви соединиться с подвижными частями лютежской ударной группировки.

Но Ставка Верховного Главнокомандования, воздержавшись от передачи 1-му Украинскому фронту танковой армии из своего резерва, иначе решила вопрос о силах и средствах. Сосредоточение на лютежском плацдарме 3-й гвардейской танковой армии, 7-го артиллерийского корпуса прорыва и частей усиления 40-й армии позволило создать севернее Киева мощную ударную группировку, способную разгромить противостоявшего врага и освободить Киев.

Накануне Киевской операции

В ту беспокойную ночь, когда была получена директива Ставки, в Военном совете, штабе и управлениях 1-го Украинского фронта никто не спал. Генерал С. П. Иванов и его подчиненные сразу же занялись разработкой основных маршрутов и графика переброски войск с букринского плацдарма под Лютеж. [35] Командующий приказал начальнику инженерных войск генералу Ю. В. Благославову взять под контроль оборудование ложных районов сосредоточения танков, а также днепровские переправы, по которым будут перебрасываться войска. Поскольку понтонно-мостовых парков было маловато, он порекомендовал сманеврировать переправочной техникой, но непременно обеспечить быструю рокировку соединений фронта. Генералу А. Д. Штевневу было приказано выехать в 3-ю гвардейскую танковую армию, которой предстояло совершить большой и трудный марш-маневр. Конкретные задания получили и руководители различных служб.

Самый действенный метод руководства — личное общение с войсками. Ведь штаб фронта от переднего края все же далеко, а по телефону всего не скажешь. На месте же многое можно решить. Направляя руководящих работников штаба и политуправления фронта в части и соединения, генерал армии Н. Ф. Ватутин сказал:

— Если мы не сумеем скрытно и в срок перегруппировать войска, то успеха нам не видать. Пусть каждый командир и политработник поймет, что от строгого сохранения военной тайны, соблюдения всех мер маскировки, от высокой дисциплины и организованности войск во многом зависит исход Киевской операции.

Штаб фронта, возглавляемый генералом С. П. Ивановым, проделал огромную работу по обеспечению быстрой перегруппировки и сосредоточения войск на лютежском плацдарме.

Для подготовки операции отводилось всего лишь каких-нибудь семь-восемь суток. Дорог был каждый день, каждый час. И уже в ночь на 26 октября началась крупная перегруппировка войск. На букринском плацдарме незаметно снимались с позиций танковые бригады и артиллерийские части. Вместо убывших боевых машин расставлялись макеты танков, оборудовались ложные огневые позиции батарей и дивизионов. Войска и штабы уходили с плацдармов, а многие радиостанции на прежнем месте продолжали вести обычный радиообмен. Оставшиеся в районе Букрина артиллерийские подразделения стремились поддерживать прежний режим огня. Войска на плацдарме продолжали оборонительные инженерные работы, углубляя и развивая систему траншей и ходов сообщения, совершенствуя позиции.

Создавалась видимость, что все идет прежним чередом. А на самом деле с букринского плацдарма на север двинулись 3-я гвардейская танковая армия, 7-й артиллерийский корпус прорыва, 23-й стрелковый корпус, а также минометные и инженерные части. Войска шли ночами, в [36] кромешной темноте, под проливным дождем, по раскисшим полевым дорогам.

Немало трудностей представляли и переправы через реки. Так, например, соединениям 3-й гвардейской танковой армии, совершившим почти 200-километровый марш вдоль линии фронта, пришлось дважды переправляться через Днепр и один раз через Десну, преодолеть много других препятствий на пути к лютежскому плацдарму, где сосредотачивалась наша ударная группировка.

Большую помощь танкистам и другим войскам оказали инженерные части. В трудных погодных условиях, под огнем врага они очень быстро навели через Днепр понтонный и соорудили два деревянных моста с настилом ниже уровня воды, что делало их почти незаметными с воздуха. Оборудовались и ложные переправы, которые, так же как и действовавшие, прикрывались дымовыми завесами. Дополнительно были развернуты паромные переправы. Надо заметить, что переброска войск на лютежский плацдарм проходила быстрее, организованнее и успешнее, чем под Букрином в первые дни форсирования Днепра. Однако трудностей было немало, и воины ежедневно и ежечасно проявляли ратный и трудовой героизм.

Маршал Советского Союза А. А. Гречко впоследствии писал об этом:

«... мы с генералом П. С. Рыбалко прибыли в район Сваромье, где находились основные переправы через Днепр. Основной мост, по которому на лютежский плацдарм переправлялись танки и тяжелая артиллерия, подвергался постоянно авиационному и артиллерийскому воздействию, особенно днем. Часто прямые попадания бомб и снарядов разрушали мост, и требовались неимоверные усилия для его восстановления под огнем противника.

Подъехав к мосту, мы увидели около левого берега реки развороченный настил, вздыбленные бревна опор. Только что отбомбились вражеские пикировщики. Указав саперам на остановившиеся невдалеке танки, мы попросили их всемерно ускорить восстановительные работы. Больше не потребовалось ни бесед, ни приказов. Дружно закипела работа, и через несколько часов тяжелые машины снова двинулись по мосту на плацдарм»{8}.

В условиях интенсивных действий вражеской авиации мосты с настилом ниже уровня воды отличались большой живучестью. Практически они оказались малоуязвимыми для немецких самолетов. Настойчиво стремясь прорваться к нашим переправам, над которыми часто кипели ожесточенные воздушные бои, фашисты не раз бомбили на [37] букринском плацдарме макеты танков, ложные артиллерийские позиции и ложные переправы. Это свидетельствовало о том, что меры дезинформации противника в ряде случаев нам удавались.

Скрытная перегруппировка огромной массы советских войск в основном прошла успешно. Сыграли свою роль и разработанные штабом фронта меры по оперативной маскировке. Но противник все же почувствовал неладное и на ряде участков предпринял разведку боем. Немецко-фашистское командование, разумеется, догадывалось о готовящемся советском наступлении и понимало, что наши войска нацелены на Киев. Однако где и когда будет нанесен главный удар, противник, конечно, не знал и пытался разгадать наш оперативный замысел. Вот почему вражеские лазутчики так настойчиво пытались проникнуть за линию Днепра, на наше Левобережье, а также на правобережные плацдармы. Усилилось и наблюдение с воздуха.

Вспоминаю, с какой настороженностью и сосредоточенностью командующий фронтом брал в руки очередную разведсводку, вчитываясь в каждую строку и придирчиво задавая вопросы начальнику разведывательного отдела штаба генерал-майору И. В. Виноградову. Узнав, что противник активизировал все виды разведки, Николай Федорович задумчиво проговорил:

— Манштейн сейчас, должно быть, рвет и мечет, требует точных данных о советских войсках, о сосредоточении наших ударных группировок. У гитлеровцев есть еще немало боеспособных дивизий, в том числе и танковых. Сражение будет жестоким...

Когда пехотинцы 38-й армии форсировали Днепр севернее Киева и завязали бой за лютежский плацдарм, Н. Ф. Ватутин приказал 5-му гвардейскому танковому корпусу немедленно прийти на помощь стрелковым частям, чтобы удержать захваченный за рекой пятачок.

— На пути к Днепру, — предупредил генерал армии Н. Ф. Ватутин командира танкового корпуса А. Г. Кравченко, — серьезным препятствием является Десна. Восемь — десять суток уйдет на постройку моста большой грузоподъемности. Время упустим и потеряем плацдарм. Надо постараться преодолеть Десну вброд.

Разведка показала, что глубина брода почти в два раза превышает норму, установленную для тридцатьчетверок.

На помощь танкистам пришли местные старожилы, посоветовавшие переправляться в районе села Летки. Комсомольцы Семен Кривенко и Иван Горбунов несчетное число раз ныряли в студеные воды Десны, промеряя дно, разведывая характер грунта. Совместно с местными [38] жителями танкисты обозначили маршрут вешками. Гвардейцы задраили люки боевых машин, проконопатили щели паклей, пропитанной солидолом, залили их смолой. Танкисты удлинили выхлопные трубы промасленными брезентовыми рукавами, что обеспечило выход отработанных газов. Для доступа воздуха оставался открытым башенный люк, через который командир экипажа мог вести наблюдение и указывать маршрут механику-водителю, управляющему машиной вслепую.

И вот танки один за другим двинулись по дну Десны. Сейчас, как известно, имеются плавающие танки и бронетранспортеры, а также танки, приспособленные для подводного вождения. Теперь форсирование реки с ходу не представляет особого труда. Но во время Отечественной войны такой техники мы не имели, если не считать ограниченного числа легких автомобилей-амфибий. В данном же случае по дну Десны переправлялись многотонные Т-34. Когда танк достигал середины реки, вода подступала к самому верху башни, брызги и волны порой перехлестывали через люк. Иногда вода пробивалась сквозь паклю, заливала людей. Проявив мужество, выдержку и стойкость, участники переправы за восемь часов провели по дну Десны на западный берег реки более 70 боевых машин.

Танкисты устремились к Днепру — на выручку советской пехоте. На лютежском плацдарме наш танковый корпус появился гораздо раньше, чем это мог предположить противник. Положение наших войск упрочилось.

Великая Отечественная война, не подчинявшаяся «классическим» буржуазным канонам, таила для немецко-фашистских оккупантов бесчисленное множество неожиданностей. Это и партизанские налеты на гарнизоны гитлеровцев, и засады на дорогах, и пущенные под откос фашистские эшелоны...

В битве за Днепр и Киев ярко проявился всенародный характер Отечественной войны. Коммунистическая партия объединила усилия советского народа и его воинов. В тылу врага активизировали свои действия отважные партизаны и герои большевистского подполья. Они наносили удары по коммуникациям противника и помогали советским войскам при форсировании Десны и Днепра. Военный совет фронта поддерживал самую тесную связь с начальником Украинского штаба партизанского движения Тимофеем Амвросиевичем Строкачем, в прошлом пограничником и опытнейшим чекистом.

При планировании боевых операций наши военачальники учитывали и партизан. Однако главное внимание сосредоточивалось на подготовке войск фронта. [39]

На основе директивных указаний Ставки быстро и организованно была осуществлена сложная перегруппировка войск 1-го Украинского фронта. Умелая маскировка, скрытный маневр, строгое хранение военной тайны способствовали достижению внезапности.

В целях оперативной маскировки было подготовлено несколько экземпляров ложного приказа по войскам фронта. Наши разведывательные органы позаботились о том, чтобы данные «документы» непременно попали в руки врага.

Немецко-фашистскому командованию мало что удалось узнать о характере нашей перегруппировки. Это подтверждает следующий факт. В то время как 3-я гвардейская танковая армия уже полностью ушла из-под Букрина и сосредоточивалась под Лютежем, противник по-прежнему считал букринский плацдарм наиболее опасным и даже начал отводить туда из-под Киева одну из танковых дивизий. Сообщение об этом обрадовало нас.

— Перехитрили-таки нацистскую лису Манштейна! — воскликнул Николай Федорович Ватутин.

Во время подготовки Киевской наступательной операции генерал армии Н. Ф. Ватутин поражал всех нас огромной трудоспособностью, умением увлечь работой и других. Как-то, показав членам Военного совета карту, на которой графически был запечатлен оперативный замысел наступления на киевском направлении и отражены ближайшие и последующие задачи фронта, Николай Федорович сказал:

— Я ведь, товарищи, зримо представляю все эти высотки, рощицы и населенные пункты, которые предстоит освобождать нашим войскам. В бытность начальником штаба Киевского особого военного округа мне довелось исколесить все эти места вдоль и поперек. При разработке операции знание местности в какой-то мере помогало мне. Все, что возможно, старался учесть. Прошу и вас, товарищи, поразмыслить над картой, критически рассмотреть проект плана. Надеюсь, что вы подскажете мне ценные мысли и предложения, дадите свои замечания и поправки. Прежде чем принять окончательное решение, я постараюсь внести в план и ваши коррективы.

Николай Федорович довольно часто обсуждал возникшие замыслы с заместителем командующего войсками фронта генералом А. А. Гречко, начальником штаба, членами Военного совета и командармами. Порой он откладывал свои наброски и изучал разработки оперативного отдела штаба, развивая предложенное решение.

Планирование операции — длительный и трудоемкий процесс, который в наше время под силу только большому [40] коллективу штаба и начальникам родов войск. При разработке Киевской операции, равно как и любой другой, требовалось рассчитать соотношение сил во фронтовой полосе и на участке прорыва, определить темпы наступления, спланировать режим артиллерийского огня, высчитать, какое количество боекомплектов понадобится на каждое орудие, отработать вопросы взаимодействия войск по времени, месту и целям, предусмотреть многое другое. Вот почему полководец физически не в состоянии все единолично рассчитать, спланировать и предугадать. Вместе с командующим большой вклад в разработку плана Киевской наступательной операции внесли генералы и офицеры штаба фронта, руководимые генерал-лейтенантом С. П. Ивановым. Это был хорошо спаянный и работоспособный коллектив, умевший образцово решать сложные задачи.

В канун операции Военный совет был озабочен затруднениями в материально-техническом обеспечении войск. Хотя железнодорожное сообщение на Левобережной Украине было в основном восстановлено, пропускная способность дорог, и особенно узловых станций, оставалась низкой. На днепровском рубеже железнодорожное сообщение полностью обрывалось, что создавало трудности в снабжении войск. В конце октября 1943 года на станции Бахмач скопилось 687 вагонов, адресованных фронту. Для их разгрузки и доставки в войска у нас не хватало автотранспорта.

28 октября Военный совет заслушал информацию начальника тыла фронта генерал-лейтенанта интендантской службы Владимира Николаевича Власова. Он трудностей не скрывал и говорил суровую правду. Накопление потребного для операции количества боеприпасов проходило медленно. Еще хуже обстояло дело с бензином. Фронтовой запас горюче-смазочных материалов составлял 1,5 заправки, а непосредственно в войсках и того меньше — в среднем 0,5 заправки на машину.

Перед началом операции на фронте насчитывалось 700 самолетов, 675 танков и самоходно-артиллерийских установок. Без горючего они стали бы небоеспособны. Необходимо было иметь и по нескольку боекомплектов снарядов на каждый ствол. А их, орудийных и минометных стволов, насчитывалось 7 тысяч.

Основная масса войск и боевой техники сосредоточилась на лютежском плацдарме. Требовалось непременно к началу операции, к 2 ноября, обеспечить войска материально. Чрезвычайно трудно было это сделать за такой короткий срок. Пришлось мобилизовать все средства для Доставки в войска всего необходимого. [41]

38-я армия, составившая общевойсковую основу ударной группировки фронта, усиливалась 23-м стрелковым корпусом, переданным из 47-й армии, а также управлением 21-го стрелкового корпуса. В распоряжение командарма поступили также 7-й артиллерийский корпус прорыва, 3-я гвардейская минометная дивизия, 21-я зенитно-артиллерийская дивизия, 9-я истребительно-противотанковая артиллерийская бригада, 83-й гвардейский минометный полк и другие части.

Незадолго до наступления произошли изменения в руководстве 38-й армии. В командование ее войсками вступил генерал-полковник К. С. Москаленко, а членом Военного совета был назначен генерал-майор А. А. Епишев. Их обоих я хорошо знал по совместной боевой работе в 40-й армии.

Сослуживцы с глубоким уважением относились к командарму, ценили его мужество, волю, умение руководить операциями. К. С. Москаленко часто бывал там, где создавалась наиболее напряженная обстановка. За год совместной боевой работы я хорошо узнал Кирилла Семеновича. Он был несколько горяч, но вместе с тем не кичлив, прямодушен. Признаюсь, эта прямота нравилась мне. Не приукрашивая действительности, он всегда говорил подчиненным и старшим начальникам суровую, нелицеприятную правду. Когда генерал К. С. Москаленко был глубоко убежден в целесообразности тех или других решений, он смело их отстаивал перед вышестоящими начальниками.

Приведу такой пример. В конце 1942 года, когда советские войска под Сталинградом успешно окружили и громили крупнейшую группировку врага, 40-я армия вела оборонительные бои на Дону в районе Воронежа. Мы все радовались великим победам Красной Армии на Волге, но одновременно и тяготились пассивным характером боев на нашем участке фронта. Воины прямо-таки рвались в наступление. Но, пожалуй, более других был охвачен этим порывом сам командарм, человек активного действия. Кирилл Семенович Москаленко всесторонне обдумывал план наступательной операции на Дону со сторожевского плацдарма.

Когда командарм ознакомил меня со своим замыслом, я ответил, что план очень интересный. Генерал К. С. Москаленко решил послать его на рассмотрение командующему Воронежским фронтом. В порядке исключения он позвонил Верховному Главнокомандующему и доложил о замысле наступательной операции. Сталин выслушал командарма и кратко ответил:

— Ваши предложения будут изучены и учтены. [42]

Позднее выяснилось, что руководство Воронежского фронта и Генштаб в то время разрабатывали план наступательной операции по разгрому противостоящей нам вражеской группировки силами правофланговых армий фронта.

21 декабря 1942 года Ставка дала указание командующему Воронежским фронтом генерал-лейтенанту Ф. И. Голикову о разработке плана Острогожско-Россошанской наступательной операции. Затем соответствующее распоряжение поступило из штаба фронта в 40-ю армию, которой отводилась важная роль в наступлении. В целях оказания практической помощи и проверки готовности операции 40-ю армию посетил начальник Генерального штаба генерал-полковник А. М. Василевский.

В результате совместных творческих усилий Ставки, Генштаба, фронта и армии была детально разработана и в январе 1943 года осуществлена Острогожско-Россошанская операция, отличавшаяся смелым и оригинальным замыслом, рассчитанным на окружение и уничтожение крупной группировки противника. Затем последовали Воронежско-Касторненская и Харьковская наступательные операции, в которых 40-я армия, руководимая генералом К. С. Москаленко, принимала самое деятельное участие.

Военачальник ярко выраженного наступательного направления, К. С. Москаленко вместе с тем был осмотрителен, учитывал реально сложившуюся боевую обстановку. Предложения, которые он вносил командованию фронта, отличались точным расчетом и смелостью оперативного мышления. Генерал армии Н. Ф. Ватутин высоко ценил эти замечательные качества Кирилла Семеновича. И вот теперь, когда на повестку дня встал вопрос об освобождении столицы Советской Украины, Государственный Комитет Обороны по предложению Военного совета фронта назначил генерал-полковника К. С. Москаленко командующим 38-й армией, которой в предстоящей наступательной операции отводилась весьма ответственная роль.

Разрабатывая операцию, наши военачальники неизменно руководствовались мудрым ленинским положением о том, что законом военных успехов является наличие подавляющего перевеса сил в решающий момент в решающем пункте. Надо заметить, что в то время 1-й Украинский фронт имел незначительное превосходство над противником. По самолетам силы оказались примерно равными, по артиллерии наше превосходство было всего лишь в 1,2 раза, а по танкам и самоходным артиллерийским установкам (САУ) — в 1,7 раза. [43]

В результате перегруппировки войск и ослабления второстепенных участков наше командование обеспечило на лютежском плацдарме значительный перевес в силах и средствах. На 6-километровом участке прорыва было сосредоточено более 2 тысяч орудий и минометов калибра 76 мм и выше и до 500 установок реактивной артиллерии. Это обеспечило плотность, равную 344 орудиям и минометам на километр фронта прорыва. Наступление с лютежского плацдарма нашей главной ударной группировки должна была поддерживать всей своей боевой мощью 2-я воздушная армия, которой командовал генерал-лейтенант авиации С. А. Красовский.

Особенность Киевской операции заключалась в том, что усилиями одного фронта решалась стратегическая задача по разгрому крупной, почти равной нам вражеской группировки и овладению важным политическим, административным и экономическим центром Советской Украины — Киевом. Сущность замысла Киевской наступательной операции заключалась в том, чтобы ударом с севера разгромить киевскую группировку противника, обходным маневром освободить столицу УССР и в дальнейшем выйти в тыл немецкой группе армий «Юг», создав благоприятные условия для освобождения всей Правобережной Украины.

38-й армии, сосредоточенной на лютежском плацдарме, предстояло совместно с 5-м гвардейским танковым корпусом и 7-м артиллерийским корпусом прорыва нанести главный удар в южном направлении, имея задачу овладеть городом Киев. На второй день операции планировалось в полосе 38-й армии ввести в прорыв подвижные войска фронта: 3-ю гвардейскую танковую армию и 1-й гвардейский кавалерийский корпус. Севернее лютежского плацдарма должна была наступать 60-я армия под командованием генерал-лейтенанта И. Д. Черняховского, обеспечивая с запада действия нашей главной ударной группировки.

Крепла партийная сила

Занимаясь подготовкой Киевской наступательной операции, Военный совет и политуправление 1-го Украинского фронта особое внимание уделяли усилению активности партийно-политической работы в войсках как действенного оружия партии, обеспечивающего боевые успехи. Мы всегда помнили, какое огромное значение политработе придавали ЦК партии и лично В. И. Ленин. Еще в годы гражданской войны Владимир Ильич обязывал реввоенсоветы следить за политработой, не ослаблять ее, требовал [44] сообщать ему о том, «какие меры приняты... для улучшения политической работы, для внесения бодрости и сознательности в подкрепления»{9}.

Во время Великой Отечественной войны с особой силой звучали слова В. И. Ленина: «...где тверже всего дисциплина, где наиболее заботливо проводится политработа в войсках... там нет расхлябанности в армии, там лучше ее строй и ее дух, там больше побед»{10}.

Командиры и политорганы успешно осуществляли ленинский принцип единства идеологической и организаторской работы. Коммунистическая партия, взрастившая военачальников нового типа, научила наших командиров сочетать в себе черты военных и политических руководителей, быть мастерами не только вождения войск, но и воспитания людей, формирования у них высоких морально-боевых качеств.

Командующий фронтом генерал армии Н. Ф. Ватутин, как я убедился, прекрасно сочетал в себе эти важнейшие качества. Чем ближе я узнавал Николая Федоровича, тем больше раскрывался передо мной духовный мир этого скромного, работящего человека. Он был глубоко партийным, нравственно цельным и требовательным к себе военачальником. Командующий и на фронте находил время, порой урывая его у сна, для совершенствования политических и военных знаний и требовал того же от командармов и командиров всех степеней.

Как-то мы с Н. Ф. Ватутиным собирались в поездку на лютежский плацдарм. Николай Федорович положил в портфель рабочую тетрадь, необходимые документы, а затем выдвинул из-под походной кровати чемоданчик и достал книгу М. В. Фрунзе «Статьи и речи».

— Люблю читать труды Фрунзе, — сказал он.

По пути следования к днепровской переправе командующий продолжил начатый разговор о Фрунзе. Когда в 1921 году Ватутин учился в Полтавской пехотной школе, Михаил Васильевич приезжал туда и выступал перед курсантами. Из рук выдающегося пролетарского полководца Николай Ватутин получил удостоверение краскома. М. В. Фрунзе напутствовал молодых командиров Красной Армии, вступавших в большую военную жизнь.

— Мне хорошо запомнились выступления и беседы Фрунзе с курсантами, — рассказывал Н. Ф. Ватутин. — Михаил Васильевич убедительно и доходчиво разъяснял, как после победоносного окончания гражданской войны будет строиться первое в мире государство рабочих и [45] крестьян. Он подчеркивал, что для защиты молодой Советской республики и мирного социалистического строительства необходима сильная и могучая Красная Армия. Я тоже поделился воспоминаниями о пролетарском полководце. Как и Николаю Федоровичу, мне впервые довелось увидеть М. В. Фрунзе в 1921 году, когда наш бронепоезд № 61 отправлялся на уничтожение банд Махно. Перед выходом на боевую операцию к нам приехал Михаил Васильевич и произнес перед красноармейцами и командирами яркую напутственную речь. Несколько позднее я слушал его доклад на партийном активе в Виннице, а также его выступление на окружной партийной конференции.

— Фрунзе — выдающийся военный теоретик, испытанный боец ленинской гвардии, — заключил Николай Федорович. — В совершенстве владея марксистско-ленинским методом, он четко и с исчерпывающей полнотой определил сущность советской военной доктрины. А как высоко он оценивал роль политработы, являющейся тем особым видом оружия, которое в известной обстановке будет иметь решающее значение! Фрунзе образно и ярко характеризовал деятельность политорганов в гражданской войне.

И Николай Федорович почти дословно привел известное высказывание М. В. Фрунзе о политических органах. Они вносили элементы порядка и дисциплины в ряды молодых красных полков, налаживали тыл армии, укрепляли там Советскую власть, обеспечивая тем самым быстрое и успешное продвижение наших армий вперед, настойчивой и упорной работой разлагали вражеские войска, расстраивали неприятельские тылы.

— Так было в годы гражданской войны, — продолжал Н. Ф. Ватутин, — когда коммунистов в полках насчитывалось не больше, чем сейчас мы имеем в ротах и батареях. Теперь политорганы могут и должны работать еще лучше, ибо в войсках сосредоточена могучая партийная сила, способная творить чудеса.

Перед началом Киевской наступательной операции в партийных организациях 1-го Украинского фронта насчитывалось свыше 135 тысяч членов и кандидатов в члены партии. Эта армия коммунистов проводила большую работу по сплочению воинов под лозунгами Коммунистической партии. Призывы ЦК ВКП(б) к 26-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, опубликованные перед началом Киевской операции, словно набат, будоражили солдатские сердца, воодушевляли на разгром врага.

«Доблестные воины Красной Армии! — говорилось в [46] Призывах Центрального Комитета партии. — Вас ждут как освободителей миллионы советских людей, изнывающих под немецко-фашистским игом. Крепче бейте врага, истребляйте немецких захватчиков. Вперед, на запад, за полное освобождение советской земли!»

Завершая подготовку к наступлению, Военный совет конкретизировал и боевые лозунги фронта. Теперь они звучали так: «Освободим Киев к 26-й годовщине Великого Октября!», «Выполним приказ Родины — вызволим Киев из фашистской неволи!»

Подготовка к наступлению совпала со знаменательной датой — 25-летием Ленинского комсомола. Поздравив комсомольцев и молодежь фронта со славным юбилеем, Военный совет и политическое управление призвали молодых патриотов ознаменовать годовщину ВЛКСМ героическими делами. В канун юбилея была издана листовка о подвиге первых героев Днепра комсомольцев 3-й гвардейской танковой армии В. Н. Иванова, Н. Е. Петухова, И. Д. Семенова, В. А. Сысолятина. Она открывалась приветствием Военного совета фронта. Листовки о героях и подвигах массовым тиражом выпускали и политотделы армий.

Большой популярностью у бойцов и командиров пользовались многокрасочные «Окна ТАСС», готовившиеся при политуправлении фронта. «Вперед, за родной Киев!» — так назывался первый агитплакат, созданный художником В. Брискиным и поэтом А. Безыменским. Хорошо отзывались солдаты об «Окнах сатиры». Словом, все формы политической работы использовались для воспитания у воинов наступательного порыва, стойкости, мужества, уверенности в победе.

В конце октября 1943 года на экраны страны вышел документальный фильм Александра Довженко «Битва за нашу Советскую Украину». Известный кинорежиссер, прошедший с войсками фронта большой боевой путь, создал вместе с режиссером Юлией Солнцевой и группой операторов документальную кинокартину, которая содержала немало эпизодов, повествовавших о боевых делах нашего фронта. Здесь и знаменитое танковое сражение у Прохоровки, и бои за Харьков и другие города и села Украины. Рассказывалось о подвигах партизан, о мужестве, стойкости и непоколебимой воле советского народа, поднявшегося под руководством ленинской партии на Отечественную войну. Заключительные кадры картины запечатлели плавно бегущие волны Днепра и советских воинов-освободителей, пришедших на его берега. Мы зачислили этот фильм в арсенал действенных политических средств. [47]

Перед Киевской операцией наши части и соединения пополнялись молодыми бойцами. Призывники из освобожденных районов Украины шли в армию с большой охотой и горели желанием в бою рассчитаться с ненавистными фашистами, принесшими советскому народу муки, горе и страдания.

Но среди новичков были такие, которые страдали танко — и самолетобоязнью. Надо было помочь им побороть эту боязнь, укрепить их морально-боевые качества, подготовить к суровым испытаниям войны. Ветераны делились опытом борьбы с танками и самолетами врага, знакомили молодых солдат с новыми образцами оружия, рассказывали о боевых традициях и главнейших требованиях военной присяги.

В массово-политической работе мы учитывали, что отдельные новобранцы испытали ужасы немецкой оккупации, что их сознание два года отравлялось ядовитой фашистской пропагандой. Командиры и политработники, коммунисты и комсомольцы рассказывали им об огромных переменах, происшедших за два года в Советской стране, о героях фронта и тыла, о важнейших решениях партии и правительства.

Новички внимательно прислушивались к авторитетному слову бывалых воинов и стремились брать с них пример. Ветераны были хорошими агитаторами, опорой командиров. Об одном из них — участнике трех войн коммунисте В. Ульянкине хочется рассказать подробнее. Ему было уже под пятьдесят, когда он добровольно вступил в боевой строй. В беседе с молодежью он вспоминал:

— Приехали мы на фронт. Привели нас к присяге. Читал я вслух ее слова, расписывался под ее текстом и думал: «Ты, Ульянкин, член партии, старый русский солдат, отец двух сыновей-фронтовиков. Смотри не осрамись, не отстань от молодых!» В первом же бою мне пришлось вспомнить это свое размышление. Приняли мы бой, помнится, возле Кривой рощи. Хлещет дождь, рычат фашистские танки... Кое-кому, вижу, не по себе стало. И только стихнет канонада на пару минут, я напоминаю ребятам, как в шестнадцатом году в Карпатах мы действовали под шрапнелью, как в гражданской войне пуль не боялись. Слушают они, и вроде от сердца у них отлегает. А ты шутку бросишь, сделаешь вид, будто не заметил, как молодой солдат от разрыва вздрогнул, кинешься помочь тому, кто замешкался, — глядишь, помогает. Когда бой кончился, всем расчетам объявили, что батарея наша три танка сожгла и пятнадцать автомашин превратила в щепы. И уже в других боях наша молодежь увереннее [48] держалась. Молодые солдаты настоящими пушкарями сделались.

Воспитательной работой с пополнением занимались командиры и политработники, огромная армия наших агитаторов. Мне тоже не раз приходилось выступать перед призывниками.

Однажды я повстречал маршевое подразделение молодых солдат, направлявшихся в 1-й гвардейский кавалерийский корпус, которым командовал гвардии генерал-лейтенант В. К. Баранов. С призывниками у меня завязался продолжительный разговор. В первые месяцы войны я был комиссаром этого соединения, называвшегося тогда 2-м кавкорпусом. Мне довелось быть очевидцем подвигов конников 22 июня 1941 года, отразивших на границе вероломный удар превосходящих сил врага. В Отечественной войне конники своими героическими делами в числе первых заслужили гвардейское звание.

Рассказав о боевых традициях и славной истории 1-го гвардейского кавкорпуса, я направился с колонной в ближайшее село, где временно были расквартированы конники. Там встретил боевых друзей, заслуженных ветеранов. Мне хорошо был знаком командир корпуса Виктор Кириллович Баранов. Перед войной он командовал 5-й кавдивизией имени Блинова, входившей в наш корпус. В боях с немецко-фашистскими захватчиками Виктор Кириллович зарекомендовал себя смелым и решительным командиром.

В июле 1941 года 5-я кавдивизия под командованием В. К. Баранова вела очень тяжелый бой в районе Котовска. Силы были явно неравными. Фашистские танки непрерывно атаковали боевые порядки конников, стремились окружить и уничтожить наши части. Когда один из командиров полков доложил, что не может устоять и вынужден начать отход подразделений, комдив В. К. Баранов ответил: «Держите рубеж до последнего. Я к вам сейчас прибуду!»

Когда Виктор Кириллович появился в боевых порядках конников, воины встретили его восторженными возгласами. По цепи передавалось: «Пришла подмога. К нам сам комдив Баранов прибыл!» Появление любимого храброго командира вселило в подчиненных бодрость, стойкость, уверенность в своих силах. Отразив атаки врага под Котовском, кавалеристы В. К. Баранова разгромили под Балтой штаб 198-й немецкой дивизии и нанесли гитлеровцам большой урон.

Командир-коммунист, умевший найти путь к сердцу солдата, широко поощрял мужественных воинов. После одного из боев В. К. Баранов собрал отличившийся эскадрон [49] и объявил о представлении храбрецов к правительственным наградам.

Сам он за мужество, проявленное в приграничном сражении 1941 года, был награжден орденом и впоследствии стал Героем Советского Союза.

В. К. Баранов участвовал в защите Москвы, в легендарном рейде конников генерала П. А. Белова по тылам врага. Потом он принял от Павла Алексеевича Белова командование 1-м гвардейским кавалерийским корпусом. И вот теперь это прославленное соединение готовилось принять участие в Киевской наступательной операции и пополняло свои ряды молодыми солдатами.

Учитывая, что личный состав войск фронта обновился, командиры и политорганы усилили пропаганду присяги, разъясняя молодежи, только что призванной в армию, сущность воинского долга, главнейшие требования Родины, предъявляемые к ее защитникам. «Верность присяге — вот что наполняет собой жизнь наших воинов, — за несколько дней до наступления писала фронтовая газета «За честь Родины». — Верностью присяге мы побеждали от Волги до Днепра. Верность присяге — вот глубочайший корень массового героизма на Днепре. Верностью присяге каждого воина — бывалого и молодого, старшего и рядового — мы выиграем Киевскую битву, добьем ненавистных фашистских оккупантов».

Во время боев на днепровских плацдармах редакция фронтовой газеты «За честь Родины» направила воинам письма, обратившись к ним с вопросом: «Как ты выполняешь присягу?» К письму был приложен конверт с напечатанным на нем адресом редакции и чистым листом бумаги. Бойцы, командиры и политработники очень активно откликнулись на запрос редакции.

Полюбившуюся фронтовикам газету «За честь Родины» редактировал с октября 1943 года и до победных дней полковник С. И. Жуков, сменивший на этом посту полковника Л. И. Троскунова.

В связи с тем что на нашем фронте было особенно много воинов-украинцев и войска пополнялись главным образом за счет населения освобождаемых районов УССР, Главное политическое управление Красной Армии разрешило нам издавать ежедневную фронтовую газету на украинском языке «За честь Батькiвщини» (ответственный редактор Т. Р. Одудько). Кроме того, редакцией «За честь Родины» еженедельно выпускались газеты на узбекском, казахском и татарском языках.

Пропагандируя идеи партии, ее важнейшие решения, фронтовая печать гибко и оперативно откликалась на самые злободневные вопросы боевой жизни. Призывы [50] ЦК ВКП(б), напечатанные в газетах, быстро становились достоянием войск. Газета «За честь Родины» по праву считалась боевым другом и наставником солдат, сержантов и офицеров.

Фронтовая печать постоянно пропагандировала героические подвиги. Героизм — важнейшая сторона победы. Наша славная партия, взрастившая за годы мирного строительства могучую когорту героев труда, так же заботливо и любовно растила героев боев. Было немало специальных решений, направленных на воспитание в армии и народе военной гордости и ратной доблести. Большое значение имели салюты Москвы, прославлявшие победы Красной Армии, благодарности Верховного Главнокомандующего частям и соединениям, массовое награждение отличившихся в боях, учреждение советской гвардии. Это в свою очередь вызвало к жизни немало новых форм партийно-политической работы по воспитанию воинов в духе советского патриотизма, преданности Родине и народу, великим идеалам коммунизма.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 октября 1943 года 136 солдатам, сержантам, офицерам и генералам 40-й армии, проявившим отвагу при форсировании Днепра, было присвоено звание Героя Советского Союза. В почетном списке встретились имена знакомых мне людей — командиров соединений генералов Е. В. Бедина, Д. Ф. Дремина, Г. П. Исакова, командиров полков подполковников И. Е. Давыдова, В. Н. Федотова, командиров подразделений старших лейтенантов С. А. Толстого и А. В. Шафарова, сержанта Н. А. Черных, младшего сержанта А. В. Ларина, рядовых С. И. Козлова, Б. Д. Ларионова и многих других. Золотой Звездой Героя Отчизна отметила и командующего 40-й армией генерал-полковника К. С. Москаленко.

Почти одновременно появились указы о присвоении звания Героя Советского Союза большому числу отличившихся воинов 13, 60, 38-й армий, 3-й гвардейской танковой армии и других частей и соединений, входивших в состав 1-го Украинского фронта.

Высокие награды Родины за успешное форсирование крупных водных преград и закрепление на плацдармах способствовали укреплению морального духа солдат, сержантов и офицеров, повышению боевой активности и наступательного порыва советских войск.

Поднимая на щит славы героев Днепра, командиры и политработники, партийные и комсомольские организации, наша фронтовая печать, пропагандисты и агитаторы распространяли [51] их передовой опыт и на высоких примерах учили молодых солдат ратному умению, воспитывали в них мужество, стойкость, выносливость.

В годы войны ярко проявилось мудрое предвидение В. И. Ленина, пророчески предсказавшего, что Россия способна давать не только героев-одиночек — она сможет выдвинуть сотни, тысячи героев.

Перед началом наступления политотдел 38-й армии, возглавляемый полковником П. А. Усовым, созвал совещание начальников политотделов корпусов и дивизий, а также заместителей командиров отдельных бригад и полков по политчасти. На совещании обсуждались вопросы о приведении соединений и частей в полную боевую готовность, о повышении бдительности и моральной подготовке войск к наступательной операции. Совещанием руководил член Военного совета 38-й армии генерал А. А. Епишев.

Присутствующие были предупреждены, что в канун наступления в каждую дивизию поступят листовки с текстом обращения Военного совета к войскам фронта и что его надобно довести до каждого бойца.

Кстати об обращении. Начальник политуправления фронта генерал-майор С. С. Шатилов представил Военному совету первоначальный проект этого документа. Прочитав его, генерал армии Н. Ф. Ватутин отметил, что обращение написано суховато и текст желательно переделать, привлечь к этой работе писателей и журналистов. Он порекомендовал в проекте обращения ярче и доходчивее сказать о том, что киевляне и все население Правобережной Украины стонут под сапогом гитлеровских оккупантов и с нетерпением ждут Красную Армию-освободительницу, что фашистские варвары предают огню и уничтожают древний Киев, истребляют мирное население.

— Этот важный политический документ надо так написать, — заключил командующий, — чтобы каждое слово вдохновляло солдата, звало его на бой, будоражило душу воина, чтобы он был готов немедленно ринуться на врага.

При подготовке окончательного текста документа мы обратились к трудам В. И. Ленина, к руководящим указаниям партии. В основу обращения Военного совета, подчеркивавшего особенности и специфику Киевской операции, были положены призывы ЦК ВКП(б) к 26-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, выражавшие главные задачи и требования военного времени.

Надо заметить, что ни одна фронтовая или армейская операция не проходила без обращения Военного совета и [52] командиров к войскам, и это являлось одной из непременных и действенных форм политработы. Государственный Комитет Обороны еще в начале войны в постановлении от 10 июля 1941 года указывал: «Обязать главкомов почаще обращаться к войскам своего направления с призывом держаться стойко и самоотверженно защищать нашу землю от немецких грабителей и поработителей»{11}.

Сейчас в Центральном архиве Министерства обороны СССР бережно хранятся многие обращения военных советов фронтов и армий, командиров соединений и частей к войскам перед началом операции, решающего боя, сражения. Эти яркие документы и теперь нельзя читать без волнения. Они передают горячее дыхание героического времени, учат беззаветно любить мать-Родину и самоотверженно защищать ее.

Наши командиры и политорганы, партийные организации стремились донести до сознания каждого воина великие идеи, призывы, указания партии, боевые задачи и требования командования, глубокий смысл обращений военных советов и других руководящих документов. Всеми формами политработы они стремились поднять моральный дух войск, воспитать и укрепить в солдатах волю, мужество, уверенность в победе.

Так было и на этот раз. Листовки с обращением Военного совета 1-го Украинского фронта поступили в войска в канун наступления. Но час «Ч», дата наступления не для всех войск были одинаковыми. Наша букринская группировка, расположенная южнее Киева, перешла в наступление 1 ноября 1943 года. После 40-минутной артиллерийской подготовки войска 40-й армии под командованием генерал-лейтенанта Ф. Ф. Жмаченко и 27-й армии, которой командовал генерал-лейтенант С. Г. Трофименко, атаковали вражеские позиции, но успеха не имели. Лишь на отдельных участках они продвинулись до полутора километров. Прорвать глубоко эшелонированную оборону противника им так и не удалось. Несмотря на незначительный территориальный успех, наступление южнее Киева сыграло свою роль. Не имея никакого превосходства в силах и средствах, наша букринская группировка своими наступательными действиями сковала резервы противника, задержав их переброску в район севернее Киева.

А тем временем на лютежском плацдарме наша ударная группировка готовилась к решающему наступлению. В войсках нарастал боевой подъем.

Совсем недалеко от переднего края противника, в районе села Ново-Петровцы, наши саперы оборудовали [53] наблюдательный пункт фронта. Отсюда хорошо просматривалась местность на направлении главного удара.

Перед наступлением Военный совет фронта собрал накоротке командиров войсковых соединений, сосредоточенных на лютежском плацдарме. Генерал армии Н. Ф. Ватутин уточнил боевую задачу ударной группировки и отдал последние распоряжения.

В войска направились заместитель командующего фронтом генерал-полковник А. А. Гречко, член Военного совета по тылу генерал-майор Н. Т. Кальченко, начальник политуправления генерал-майор С. С. Шатилов и другие руководящие работники. Я выехал в 60-ю армию. На окраине колхоза «Приднепровский» я разыскал командующего 60-й армией генерал-лейтенанта И. Д. Черняховского. Вместе с ним находились член Военного совета генерал-майор В. М. Оленин, начальник штаба генерал-майор Г. А. Тер-Гаспарян и начальник политотдела армии генерал-майор К. П. Исаев.

Об Иване Даниловиче Черняховском как о талантливом и растущем военачальнике я слышал раньше, но видеть его довелось впервые. Иван Данилович был свежевыбрит, подтянут, ладно сидело на нем обмундирование. Подчиненные стремились ему подражать. Всюду чувствовалась войсковая четкость. Генерал Черняховский протянул мне руку и поздоровался, будто с давним знакомым.

— В обиде я на вас, фронтовые товарищи, — блеснув темно-карими глазами, заявил Черняховский. — Так и передайте Николаю Федоровичу. Он знает, как настойчиво я рвался на 1-й Украинский фронт, надеясь, что с 60-й армией буду непосредственно участвовать в освобождении Киева. А нас подальше от города отодвинули. — Иван Данилович помолчал, размеренно постукивая ладонью по карте, и, вздохнув, произнес: — Ведь с Киевом связаны лучшие годы моей жизни. Вся моя молодость там прошла.

Потом я узнал, что тринадцати лет И. Д. Черняховский остался сиротой. Советская власть воспитала его. Иван Данилович учился в Киеве, окончил там артиллерийскую школу, а затем получил академическое образование. И. Д. Черняховский был человеком обаятельным, и встреча с ним произвела на меня большое впечатление.

Добрым словом хочется вспомнить члена Военного совета 60-й армии генерал-майора Василия Максимовича Оленина. Кадровый политработник, воспитанник Военно-политической академии имени В. И. Ленина, он с 1929 года находился в рядах Красной Армии. Будучи военкомом 4-го воздушно-десантного корпуса, он в начале 1942 года принимал участие в десантной операции под Вязьмой и в труднейших условиях действовал во вражеском тылу, [54] сражаясь с превосходящими силами гитлеровцев. В июле 1943 года Василий Максимович был назначен членом Военного совета 60-й армии. Он хорошо проявил себя в Курской битве и при форсировании Днепра. Опытный политработник, В. М. Оленин умел находить ключ к солдатской душе, и фронтовики любили его.

Когда мы с генералом В. М. Олениным пришли в подразделение 75-й гвардейской стрелковой дивизии (командир генерал-майор В. А. Горишний, начальник политотдела полковник И. А. Власенко), бойцы встретили Василия Максимовича как хорошего знакомого. Послышались одобрительные возгласы: «Наш комиссар прибыл!» По-вологодски окая, Василий Максимович начал беседу. Бесстрашный политработник, человек действия, он требовал от коммунистов личного примера в бою.

— Скоро начнется атака, — говорил генерал В. М. Оленин на партийном собрании перед началом операции. — Коммунисты призваны показать боевой пример. Помните, что все солдаты смотрят на вас. Если ненароком оробеешь перед атакой, сразу потеряешь авторитет. Большевику надобно собрать в себе всю волю и смело идти вперед, воодушевляя других словом и делом. Помните о своей главной партийной обязанности: в бою первый шаг делают коммунисты.

После собрания мы с Василием Максимовичем по установившемуся обычаю обошли перед началом наступления траншеи переднего края. Как показал боевой опыт, обход войск перед атакой является одной из эффективных форм политической работы. Так, например, на лютежском плацдарме на участке предполагаемого прорыва траншеи переднего края обходили командарм К. С. Москаленко и член Военного совета генерал-майор А. А. Епишев. Их появление на решающем участке и беседы с солдатами, готовившимися к атаке, еще более ободрили войска.

Во всех подразделениях, где побывали мы с генералом В. М. Олениным, Василий Максимович зачитывал обращение Военного совета 1-го Украинского фронта. Вот что говорилось в нем:

«Товарищи! Перед нами Киев — мать городов русских, колыбель нашего Отечества. Здесь много веков назад зародилась наша могучая Русь. Здесь с оружием в руках отстаивали свободу и независимость русского и украинского народов наши отцы и матери, наши деды и прадеды...

На этой земле расцвела культура народа Богдана Хмельницкого и Тараса Шевченко. Фабриками и заводами, театрами и университетами, школами и садами украсился Киев за время Советской власти... 25 месяцев фашистские [55] хищники издеваются, грабят и убивают мирных советских граждан, жгут и уничтожают киевские фабрики и заводы, прекрасные здания и зеленые улицы, оскверняют и поганят памятники и могилы борцов нашей священной земли...

К героическим подвигам, к самоотверженности в бою зовет нас великий Киев. К мужеству, отваге и храбрости зовет нас многомиллионный советский народ».

Обращение заканчивалось пламенными словами: «За нашу Советскую Родину, за нашу свободу и счастливую жизнь, за Украину, за Киев — вперед, на разгром врага!»{12}.

Там, где позволяла обстановка, прошли короткие митинги. Каждый из нас не раз убеждался, что митинги перед боем являются одной из действенных форм политического воспитания, укрепления наступательного порыва воинов.

Не могу забыть митинг в одном из батальонов 75-й гвардейской стрелковой дивизии. Помню, слово взял рядовой Антипов.

— Было это дней десять назад, когда мы ворвались в село Копытинцы, — сказал солдат. — Вы сами видели, что фашист сжег его дотла. Наш взвод ворвался в центр села. Продвигаюсь вперед, по канаве. Вдруг вижу, трупы лежат: старики и женщины. И вот из груды трупов выбирается окровавленная девочка. Маленькая такая, не больше десяти лет. «Дядя, спаси! Немцы убивают нас!» — жалобно закричала она. Этот крик и сейчас в моих ушах звенит. Пусть он всколыхнет и ваши сердца. Даю клятву перед вами и перед осиротевшей девочкой, что буду без пощады истреблять фашистских гадов.

До глубины души взволнованные рассказом однополчанина, воины решительно произнесли: «Смерть фашистским убийцам!»

Я смотрел на суровые лица фронтовиков, на горящие от гнева глаза и думал: «Атака бойцов будет яростной и неукротимой. Они бесстрашно ринутся на врага. Перед ними фашисты не устоят». А еще думал о том, как много таких пламенных агитаторов воспитала наша партия, как велико воздействие яркого образного слова на солдатские сердца.

Велика и почетна роль агитаторов на войне. Они охватывали политическим влиянием всю солдатскую массу. В различных условиях боя, в наступлении и обороне, они использовали короткие минуты затишья и непосредственно в траншее, землянке или блиндаже, в лесу у походного костра проводили беседы с воинами, мобилизуя [56] их на выполнение боевых задач. Хорошо зная солдат и сержантов подразделения, агитаторы умели потолковать с ними по душам, используя примеры и факты из боевой жизни родной части. В большинстве своем они говорили ярко, самобытно, доходчиво и в то же время кратко, потому что свободных минут на войне бывает слишком мало.

Политорганы постоянно учили агитаторов искусству большевистской работы в массах, и они достойно выполняли почетную роль активных проводников идей партии, помогая командирам и политработникам воспитывать воинов-патриотов, крепить в войсках дисциплину и организованность.

Сама фронтовая действительность поднимала в войсках волну ненависти к фашистским захватчикам. Перед нами стоял измученный и истерзанный немецкими оккупантами Киев. Через линию фронта к нам проникали вести о фашистском терроре и варварском разрушении столицы Советской Украины. Порой с риском для жизни пробирались к нам бесстрашные киевляне.

«Вчера днепровский плес переплыла девушка, — сообщала фронтовая газета «За честь Родины». — Она рассказывала, что немцы взрывают дома вместе с людьми, загоняют в подвалы жителей и бросают туда гранаты. Они привезли в крытый рынок сотни людей, обреченных на смерть... Дорог не только каждый час — минута! Вспомним страшный рассказ киевской девушки. На час, на минуту раньше ворвемся в город — и сотни, тысячи наших братьев и сестер останутся на земле для жизни, для счастья, для радости. Скорее, скорее, на выручку!»

Все наши войска, готовые к штурму вражеских укреплений и освобождению Киева, были охвачены невиданным наступательным порывом.

В наступление!

3 ноября 1943 года развернулось сражение за Киев. Робко занимался рассвет, когда на вражеские позиции обрушился шквал огня. Сорок минут била артиллерия по переднему краю обороны врага, узлам сопротивления и важным целям. И вот огневой вал перенесен в глубину. Взлетели сигнальные ракеты, по траншеям прокатился призывный клич: «За Родину, за славный Киев, в атаку — вперед!» Солдаты хлынули из траншей и, не дав противнику опомниться, бросились на его позиции.

— Хорошо пошли! — воскликнул командарм Черняховский, наблюдая за нарастающим наступлением. — Атака дружная. [57]

После мощной и эффективной артиллерийской подготовки наша пехота на первых порах продвигалась почти беспрепятственно. Но затем сопротивление неприятеля возросло на всем участке 60-й армии. Усилился и минометно-артиллерийский обстрел. Пытаясь восстановить положение, гитлеровцы неоднократно переходили в контратаки.

На участке главного удара действовали 24-й стрелковый корпус, которым командовал Герой Советского Союза генерал-майор Н. И. Кирюхин, и 30-й стрелковый корпус, возглавляемый генерал-майором Г. С. Лазько. Прорвав оборону врага на фронте 20 километров, войска 60-й армии заняли населенные пункты Федоровка, Глебовка, Сычевка, Ровы, Ростесно и к вечеру завязали бой за овладение районным центром Дымер. Об этом командарм И. Д. Черняховский и я сообщили по ВЧ генералу армии Н. Ф. Ватутину. Командующий войсками фронта воспринял это с удовлетворением, но подчеркнул, что темпы продвижения надо увеличить, ибо от действий 60-й армии во многом зависит и успех 38-й армии, наступавшей непосредственно на Киев. Задача дня, указал Н. Ф. Ватутин, непременно должна быть выполнена.

В свою очередь и Николай Федорович поделился с нами новостями. 38-я армия, действовавшая на главном направлении, прорвала сильно укрепленную вражескую оборону и овладела дачами Пуща-Водица. Но противник оказывал ожесточенное сопротивление, вводил резервы, предпринимал яростные контратаки.

4 ноября я вернулся из 60-й армии в Ново-Петровцы. На КП фронта Н. Ф. Ватутин давал указания командующему 3-й гвардейской танковой армией генералу П. С. Рыбалко.

— Настал твой час, Павел Семенович, — сказал командующий войсками фронта. — Пора вводить в сражение и 3-ю гвардейскую танковую. Ты сам, видимо, не раз убеждался, что чистого прорыва обычно не бывает. Танкистам приходится помогать пехоте прорывать неприятельскую оборону, а затем вводить в прорыв и свои главные силы. Медлить нельзя. Танковый кулак у тебя мощный. Громыхни им так, чтобы все тылы и коммуникации противника затрещали. Надеюсь на успех.

Второй день наступления отличался возросшим напряжением. Не считаясь с потерями, противник лихорадочно закрывал бреши, маневрировал резервами, вводил в бой новые части и соединения. Как мы и предполагали, находившаяся в ближайшем резерве 7-я немецкая танковая дивизия 4 ноября была брошена в контратаку и причинила нашим войскам немало хлопот. Особенным [58] ожесточением отличались бои в районе дач Пуща-Водица. Стойко дрались в полуокружении подразделения 20-й гвардейской танковой бригады, возглавляемой гвардии полковником С. Ф. Шутовым, и другие наши части.

Данные воздушной разведки свидетельствовали о том, что из районов Белой Церкви и Корсунь-Шевченковского на север, к лютежскому плацдарму, движутся большие колонны немецко-фашистских войск. Надо было упредить врага.

Генерал армии Н. Ф. Ватутин, неослабно державший в своих руках все нити управления войсками, был спокоен, энергичен, находчив и тверд в решениях. Настойчиво и последовательно он наращивал удар на главном направлении, стремясь быстрее завершить прорыв тактической обороны гитлеровцев.

Если в первый день нашего наступления вместе с пехотинцами отличились артиллеристы, то во второй день героями наряду с пехотой и артиллерией стали танкисты.

Перед вводом подвижных частей в прорыв командующий войсками фронта 4 ноября направил танковым военачальникам следующую телеграмму:

«Успешное выполнение задачи зависит в первую очередь от стремительности, смелости и решительности ваших действий. Ваша цель — не боясь оторваться от пехоты, стремительно двигаться вперед, смело уничтожать отдельные очаги противника, навести панику среди его войск. Стремительно преследовать их, с тем чтобы к утру 5 ноября 1943 г. нам занять Киев. Командирам всех степеней быть со своими частями и лично вести их для выполнения задачи»{13}.

Выполняя приказ командующего фронтом, генерал П. С. Рыбалко ввел в сражение 3-ю гвардейскую танковую армию. В первом эшелоне наступали 9-й механизированный корпус и часть сил 6-го гвардейского танкового корпуса. За ними следовал 7-й гвардейский танковый корпус.

Но это было лишь на первых порах. Когда удалось завершить прорыв тактической обороны противника и перед нашими войсками открылся оперативный простор, 7-й гвардейский танковый корпус, возглавляемый генерал-майором танковых войск К. Ф. Сулейковым, обогнал наступавшие стрелковые части и начал стремительно развивать наступление. В середине дня корпус овладел населенным пунктом Берковец, а к 23 часам его передовые подразделения вышли в районе Святошино к шоссе Киев — Житомир. [59]

Появление советских танков в тылу неприятеля, несомненно, оказало сильное психологическое воздействие на его войска, оборонявшие Киев. Генерал П. С. Рыбалко доносил, что подразделения 7-го гвардейского танкового корпуса дополнили внезапную ночную атаку световыми и шумовыми эффектами. Танки, развернувшись в линию, двигались вперед, прорезая ночную тьму ярким светом множества фар, ослепляя метавшихся в панике гитлеровцев. Включив воющие сирены и стреляя из пушек и пулеметов, наши экипажи ворвались в Святошино.

В течение всей ночи шел ожесточенный бой. К утру 5 ноября гвардейцы-танкисты окончательно перерезали шоссе Киев — Житомир, лишив противника важной коммуникации.

В районе Святошино, на подступах к городскому району Киева, проходил последний оборонительный рубеж врага. Оправившись от внезапного натиска, фашисты дрались с ожесточением. Но танкисты во взаимодействии с подразделениями 50-го стрелкового корпуса, которым командовал генерал-майор С. С. Мартиросян, разгромили оборонявшихся в этом районе гитлеровцев. Успешно действовала и 167-я стрелковая дивизия генерал-майора И. И. Мельникова, ворвавшаяся на западную окраину Киева в районе кинофабрики.

Утром 5 ноября с букринского плацдарма пришло сообщение, что противник снимает часть своих сил и, видимо, готовится перебросить их в район Киева. Но поздно спохватились гитлеровские генералы. Исход Киевской операции в основном был уже предрешен.

5 ноября в сражение вступил и 1-й гвардейский кавалерийский корпус генерала В. К. Баранова. Одновременно командующий 38-й армией генерал К. С. Москаленко ввел в бой свой второй эшелон — 23-й стрелковый корпус, которым командовал генерал Н. Е. Чуваков. Но попытки этих соединений с ходу форсировать реку Ирпень и развить наступление в западном направлении успеха не имели.

На этот участок выехал генерал А. А. Гречко. Он принял все необходимые меры для того, чтобы быстрее прорвать вражескую оборону на реке Ирпень и полностью снять угрозу вражеского контрудара с северо-запада по нашей группировке, наступавшей непосредственно на Киев.

В бой вступила и 1-я отдельная чехословацкая бригада. Военный совет фронта с особым вниманием и заботой относился к чехословацкой бригаде. Лишь после настойчивых просьб и ходатайств командира бригады Л. Свободы было дано разрешение ввести ее в бой. [60]

Под прославленным стягом бригады, на котором начертаны пламенные слова Яна Гуса «Правда победит!», полковник Людвик Свобода призвал чехословацких воинов:

— Сражайтесь за Киев так, как вы стали бы сражаться за Прагу и Братиславу. Именем наших народов и тысяч убитых и замученных — беспощадно истребляйте врага!

Здесь, в боях за Киев, продолжала крепнуть боевая дружба советских воинов с воинами 1-й отдельной чехословацкой бригады.

Вот что писал в газете «Правда» один из участников этих боев:

«Братство по оружию, скрепленное кровью уже в первых совместных боях наших частей, не знает различия между серой шинелью красноармейца и зеленой — чехословака. Вот залегли рядом советский пехотинец и чехословацкий автоматчик. Распределяют задачи между собой оба взвода. Советский сержант исполняет приказ наших ротных, наш свободник восклицает: «Есть, товарищ сержант!» — и молниеносно отбегает с донесением. Русский старший лейтенант принимает пулемет у раненого словацкого воина Копичка, упавшего у его ног. Через минуту и он падает. Его кровь смешивается с кровью наших солдат. Но немцы уже не продвигаются ни на шаг. Их контратака сорвана, и наша пехота — советская и чехословацкая — идет вперед»{14}.

Ввод в сражение 23-го стрелкового корпуса и других частей второго эшелона, в том числе и 1-й чехословацкой бригады, позволил наступающим войскам смять контратакующие части врага и ворваться на окраину Киева. Ломая сопротивление противника, решительно наступал и 5-й гвардейский танковый корпус генерала А. Г. Кравченко. Его 20-я танковая бригада овладела совхозом «Арсенал», а 22-я танковая бригада — территорией завода «Большевик». Экипажи 5-го гвардейского танкового корпуса ворвались в Киев с севера и запада.

Соединения 51-го и 50-го стрелковых корпусов вели ожесточенные уличные бои, уничтожая вражеские опорные пункты. В битве за Киев вновь отличилась 240-я стрелковая дивизия (командир Герой Советского Союза полковник Т. Ф. Уманский, начальник политотдела полковник П. Г. Терентьев). Подразделения этого соединения в числе первых форсировали Днепр севернее Киева и под Лютежем захватили плацдарм. Именно с этого плацдарма и началось победное наступление советских войск на Киев. Герои Днепра были первыми и в боях за освобождение [61] столицы Советской Украины. Политдонесение 240-й стрелковой дивизии гласило:

«В боях за город Киев отважно и смело дрались с немецкими оккупантами вновь принятые в комсомол рядовые из нового пополнения ручные пулеметчики 9-й стрелковой роты 842-го стрелкового полка Чубур Дмитрий Лукич и Печура Иван Иванович. Стремительно и незаметно продвинувшись вперед, они поставили пулеметы на просеку и уничтожили при этом до 30 гитлеровцев.

Продвижению вперед наших пехотинцев мешал станковый пулемет противника, который вел фланкирующий огонь. Славный комсомолец Печура набрал гранат. С лютой ненавистью, кипевшей на сердце, он подполз вплотную к немецкому пулемету и бросил противотанковую гранату, уничтожив вражеский пулемет вместе с расчетом...

Комсомолец 3-й пульроты 836-го стрелкового полка красноармеец Дорохов, когда командир отделения был убит, встал во весь рост и крикнул: «За Родину, вперед на Киев!» Отделение поднялось за Дороховым и поставленную задачу выполнило».

Фронтовая газета «За честь Родины» в те дни сообщала:

«Наступавшие с севера пехотинцы Полетаева штурмом прорвались в центр города, на улицу Кирова, на Крещатик, и чья-то рука на витрине углового здания мелом написала: «24.00. Первым вошел батальон Якушева. Да здравствует свободная Украина!»

Позже эта лаконичная надпись натолкнула работников Центрального архива Министерства обороны СССР на мысль установить имена первых героев, вошедших в Киев. После того как были проведены документные изыскания и запрошены многие участники боев за древний город, научный сотрудник архива В. Пережогин опубликовал эти данные в Военно-историческом журнале № 10 за 1963 год. Интересны, на мой взгляд, воспоминания бывшего командира взвода автоматчиков младшего лейтенанта Г. П. Саморукова, который в числе первых вошел в Киев.

«Прорвавшись к центру города на Крещатик, — писал Г. П. Саморуков, — мы в 24.00 вышли к угловому дому, у которого с фасада по обеим сторонам находились два льва. Бойцы стали делать надписи на стенах дома, на ограде и прямо на тротуаре. Сейчас трудно вспомнить, кто именно делал надписи, но мне хорошо запомнилось, что писал командир роты старший лейтенант Гуськов. Писал и я».

Так на Крещатике появились надписи, об одной из которых сообщала фронтовая газета «За честь Родины». [62]

Одновременно с упомянутым батальоном к Крещатику с боем пробивался и 3-й батальон 21-го стрелкового полка, которым командовал капитан А. Г. Козуто. Бойцы М. И. Бобров и И. А. Бугаенко первыми достигли здания Совнаркома УССР и водрузили на нем красный стяг. Командиры и политработники поручали это почетное задание лучшим из лучших.

Группа смельчаков из 4-й отдельной моторазведывательной роты 1-го Украинского фронта под командованием капитана Н. П. Андреева под покровом темноты 5 ноября скрытно выдвинулась в центр города, где еще находился противник, и незаметно пробралась к зданию, где ранее размещался Центральный Комитет Коммунистической партии Украины. В половине первого ночи 6 ноября разведчики Кирюхин, Погорелов и Дегтяренко укрепили на уцелевшем флагштоке Красное знамя.

Одними из первых прорвались в центральную часть Киева подразделения 5-го гвардейского танкового корпуса генерала А. Г. Кравченко, взаимодействовавшие с пехотинцами 38-й армии. Особенно отличился танковый батальон гвардии капитана Д. А. Чумаченко. Дерзко и стремительно ворвался на Крещатик танковый взвод гвардии старшины Н. Н. Шолуденко. Отважный танкист был родом из Киева. Здесь он учился и получил трудовую закалку. В уличном бою за освобождение родного города он пал смертью храбрых. Гвардии старшине Никифору Шолуденко посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Жители украинской столицы свято хранят память о своем замечательном земляке, верном сыне, пламенном патриоте Отчизны.

Ночным решительным штурмом наши воины к 4 часам утра 6 ноября 1943 года полностью овладели Киевом — крупнейшим промышленным центром и важнейшим стратегическим узлом вражеской обороны на правом берегу Днепра. Освобождению города и спасению его древнейших исторических памятников во многом способствовал глубокий обходный маневр 3-й гвардейской танковой армии генерала П. С. Рыбалко и других подвижных соединений фронта. Они перерезали не только шоссе Киев — Житомир, но и другие дороги, ведущие на запад. Для киевской группировки врага создалась угроза полного окружения. Противник начал поспешно отступать в юго-западном направлении.

6 ноября в 5 часов утра Военный совет фронта направил в Ставку донесение, в котором говорилось: «Город Киев полностью очищен от немецких оккупантов. Войска 1-го Украинского фронта продолжают выполнение поставленной задачи». [63]

В то же утро мы с генералом армии Н. Ф. Ватутиным выехали в Киев. Николай Федорович много лет жил и работал в этом городе и помнил столицу Украины во всей ее довоенной красе. Теперь он с душевной болью молча глядел на пожарища и руины, на разрушенный Крещатик и обуглившиеся стены Дома обороны, на охваченный огнем университет. Наконец он нарушил молчание и гневно произнес:

— Что они, проклятые варвары, сделали с тобой, страдалец-Киев! За одно только это злодейство они заслуживают самой жестокой кары. — Обернувшись ко мне, добавил: — Пусть политуправление примет меры к тому, чтобы фронтовая печать, наши агитаторы рассказали бойцам о преступлениях фашистов в Киеве.

Гитлеровцы нанесли городу громадный ущерб. За два года своего хозяйничанья они разрушили 800 предприятий, 140 школ, 940 зданий государственных и общественных организаций, дворцов культуры и клубов. Перед своим отступлением оккупанты решили взорвать, сжечь, уничтожить и все остальные здания, стереть с лица земли украинскую столицу. Но стремительное наступление советских войск нарушило этот подлый замысел. Город был спасен.

В первые часы освобождения Киева, когда туда только что вошли части Красной Армии, город произвел на нас удручающее впечатление. Его улицы были полупустыми: фашисты угнали в лагеря и на каторгу значительную часть населения. Преследуя врага и перерезая ему пути отхода, наши войска вызволили из неволи многих киевлян, и уже во второй половине дня жители начали возвращаться в родные дома. Киев с каждым часом становился многолюднее, оживленнее.

Изможденный, оборванный старик подошел к нам и горько заплакал. Сбивчиво и торопливо он поведал нам об ужасах фашистской оккупации.

— А как дальше будет, не вернется фашист? — спросил он.

Николай Федорович твердо ответил:

— Не вернется, не пустим, погоним дальше. Русские прусских всегда бивали. А с гитлеровцами у нас особый счет. Гром военный прогрохочет и над Берлином.

На площадях, где мы останавливались, вокруг машины командующего собирались местные жители, воины, и порой стихийно возникали короткие митинги. Узнав, что войсками 1-го Украинского фронта, освободившего столицу УССР, командует бывший начальник штаба Киевского особого военного округа генерал Н. Ф. Ватутин, люди оживлялись, слышались радостные возгласы и аплодисменты. [64]

А Николай Федорович смущенно улыбался и жестами показывал на бойцов как на главных виновников торжества и творцов победы. Киевляне выражали благодарность родной ленинской партии и героической армии за освобождение от фашистского ига, за спасение их столицы.

Выдающуюся роль в разгроме врага сыграла наша славная Коммунистическая партия — партия Ленина. В самые тяжелые минуты войны, как и в дни побед, советские люди шли на бой с врагом, вдохновленные великими идеями социалистического патриотизма, который воспитала в каждом из нас Коммунистическая партия.

В боях за Киев, за освобождение Украины коммунисты были душой советских войск. Они находились в первых рядах борцов против фашизма на фронте, в подполье и в тылу. В войсках фронта 25 тысяч воинов вступили в партию только в дни подготовки к штурму города. Политические работники, партийные и комсомольские организации вели большую организаторскую и идеологическую работу в войсках, поднимали их боевой дух, вселяли уверенность в нашей победе над фашистскими захватчиками.

Политработа в войсках была тем могучим оружием партии, которое умножало ударную силу армии и способствовало достижению победы.

День 6 ноября 1943 года, когда наши войска освободили столицу Советской Украины, был насыщен многими событиями. Но задерживаться в Киеве нам не пришлось. Во второй половине дня мне потребовалось выехать в 3-ю гвардейскую танковую армию, которая совместно с 38-й развивала наступление в юго-западном направлении. По дороге на Фастов в одной из крестьянских хат-мазанок разыскал генерала П. С. Рыбалко и члена Военного совета армии генерала С. И. Мельникова. Едва успел я поздороваться с ними, как Семен Иванович пригласил меня в соседнюю комнату, где связист настраивал радиоприемник на московскую волну. И вот диктор торжественно читает приказ Верховного Главнокомандующего об освобождении Киева войсками 1-го Украинского фронта. Собравшиеся у приемника с огромным волнением внимали словам приказа:

«Со взятием Киева нашими войсками захвачен... наивыгоднейший плацдарм на правом берегу Днепра, имеющий важное значение для изгнания немцев из Правобережной Украины.

В боях за освобождение города Киева отличились войска генерал-полковника Москаленко, генерал-лейтенанта Черняховского, танкисты генерал-лейтенанта [65] Рыбалко, летчики генерал-лейтенанта авиации Красовского и артиллеристы генерал-майора артиллерии Королькова».

Свыше 60 отличившимся соединениям и частям, в том числе 6-му и 7-му гвардейским танковым корпусам 3-й гвардейской танковой армии, присваивалось почетное наименование Киевских. За успешные боевые действия многие соединения были награждены орденами Красного Знамени, а 1-ю отдельную чехословацкую бригаду Советское правительство отметило орденом Суворова II степени.

Уместно будет сказать, что с 12 октября по 7 ноября 1943 года в войсках фронта было вручено 17479 орденов и медалей. Родина увенчала высоким званием Героя Советского Союза более 660 солдат, сержантов, офицеров и генералов.

Москва салютовала войскам, освободившим Киев, двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трехсот двадцати четырех орудий. Это был самый крупный салют со времени учреждения такого почетного ритуала.

Когда в радиоприемнике стих грохот московского торжественного салюта, генерал П. С. Рыбалко, прислушавшись к гулу усиливающегося в Фастове боя, сказал:

— А наш боевой салют продолжается!

6 ноября 7-й гвардейский танковый корпус овладел Васильковом. При этом отличились 23~я гвардейская мотострелковая (командир полковник А. А. Головачев), 55-я (командир подполковник Д. А. Драгунский) и 56-я (командир подполковник Т. Ф. Малик) гвардейские танковые бригады. Затем корпус успешно продолжал боевые действия. Бросок танкистов был так стремителен, что на одном из вражеских аэродромов гвардейцы захватили десять немецких исправных самолетов. Развивал наступление и 6-й гвардейский танковый корпус.

91-я отдельная танковая бригада, возглавляемая энергичным и мужественным полковником И. И. Якубовским, к 18 часам 6 ноября достигла Фастова, являвшегося крупным узлом железных дорог и важным опорным пунктом обороны противника, и ворвалась на окраину города. О полковнике Иване Игнатьевиче Якубовском, впоследствии Маршале Советского Союза, уже тогда шла молва как о бесстрашном, искусном командире. Возглавляемая им 91-я отдельная танковая бригада прославилась во многих боях Отечественной войны, в том числе и в легендарной битве на Волге.

Авангардный батальон капитана В. С. Гусева, что первым ворвался на восточную окраину Фастова, был поддержан боевыми действиями других подразделений бригады И. И. Якубовского. Танковый батальон майора П. В. Лусты совместно с автоматчиками батальона X. Г. Мустафаева совершил обходный маневр и, атаковав Фастов с севера, ворвался на железнодорожную станцию, разгромил стоявшие там вражеские эшелоны.

Успех передового отряда армии был развит частями 6-го гвардейского Киевского танкового корпуса. В ночь на 7 ноября в Фастове, оборонявшемся довольно крупными силами противника, продолжались ожесточенные бои.

Овладев железнодорожным узлом и городом Фастов, наши танкисты захватили большие трофеи. На станции находились также и эшелоны с оборудованием киевских предприятий, которые оккупанты намеревались вывезти в Германию. По распоряжению Военного совета фронта это драгоценное оборудование было немедленно возвращено его истинным владельцам — государственным заводам и фабрикам Киева.

Кроме 91-й отдельной танковой бригады в боях за овладение этим важным опорным пунктом обороны противника на юго-западном направлении отличились части 6-го гвардейского танкового корпуса: 51-я гвардейская танковая бригада подполковника М. С. Новохатько, 52-я гвардейская танковая бригада подполковника М. Л. Плеско, которого сменил подполковник В. Г. Гусев, 53-я гвардейская танковая бригада полковника В. С. Архипова, а также 22-я гвардейская мотострелковая бригада полковника Н. Л. Михайлова. Танкисты, освободившие Фастов 7 ноября, порадовали Родину замечательным боевым подарком.

За мужество, проявленное в боях с немецко-фашистскими войсками, И. И. Якубовский, П. В. Луста, X. Г. Мустафаев, А. И. Фофанов, а также механик-водитель 344-го танкового батальона П. А. Конев получили звание Героя Советского Союза. Многие солдаты и офицеры были награждены орденами и медалями.

Войска 1-го Украинского фронта наращивали боевые усилия. На Житомир стремительно продвигался 1-й гвардейский кавалерийский корпус генерала В. К. Баранова. Оторвавшись от пехоты, конники шли по тылам врага, перерезая его коммуникации, громя штабы и захватывая пленных.

Успешно развивал наступление на Паволочь 7-й гвардейский танковый корпус 3-й гвардейской танковой армии. Командир разведвзвода А. Серажимов из 55-й гвардейской танковой бригады захватил пленных. Они сообщили важные сведения о том, что из Франции, с побережья [67] Ла-Манша, под Фастов и Белую Церковь переброшена полностью укомплектованная 25-я немецкая танковая дивизия. Мотопехотные подразделения этого соединения, ничего не подозревая, двигались по шоссе походной колонной к Фастову. А параллельно, по грунтовой дороге, углублялись в тыл врага наши гвардейцы-танкисты. Отправив командиру корпуса донесение о показаниях пленных и о сложившейся обстановке, командир 55-й гвардейской танковой бригады гвардии подполковник Д. А. Драгунский внезапно атаковал врага. Гвардейцы расстреливали гитлеровцев в упор, давили их гусеницами боевых машин, таранили вражеские бронетранспортеры и разбивали грузовики. В стане противника, понесшего огромные потери в живой силе и технике, вспыхнула паника. Но это было лишь началом разгрома. Вступившие в бой главные силы 7-го гвардейского танкового корпуса и сражавшиеся в районе Фастова части 6-го гвардейского танкового корпуса нанесли гитлеровцам сокрушительный удар. Наши войска разгромили новое резервное соединение врага, переброшенное с Западного театра военных действий.

В связи с этим небезынтересны признания фашистского генерала Ф. Меллентина. Вот как он описывает бесславный конец 25-й немецкой танковой дивизии под Фастовом:

«Днем 7 ноября передовой отряд 146-го мотострелкового полка встретил южнее Фастова русские танки Т-34 и обратился в паническое бегство, В страшном беспорядке эти необстрелянные части бежали... им с большим трудом удалось оторваться от русских, уничтоживших почти весь их транспорт... 25-я танковая дивизия понесла настолько тяжелые потери в личном составе и технике, что в течение нескольких недель не могла использоваться ни в каких наступательных действиях»{15}.

Но обстановка на этом участке по-прежнему оставалась напряженной. Наша разведка обнаружила крупные колонны немецко-фашистских войск, продвигавшихся в общем направлении на Фастов. Противник концентрировал свои силы также и в районе Белой Церкви. Все это свидетельствовало о том, что гитлеровцы готовят контрудар, намереваются срезать киевский клин.

Исключительно ожесточенный характер приняли бои за Фастов. Войска 3-й гвардейской танковой армии стойко защищали отвоеванный город. В боях применялись подвижные танковые заслоны. Наши экипажи уничтожали врага из засад, укрывая и маскируя боевые машины в [68] окопах полного профиля. Сочетая огонь и маневр, воины наносили гитлеровцам огромный урон и стойко удерживали завоеванные рубежи.

Во время напряженных боев под Фастовом мы с членом Военного совета 3-й гвардейской танковой армии генералом С. И. Мельниковым прибыли на наблюдательный пункт одной из частей. С НП хорошо просматривалась высота 225,5, ставшая неприступной для танков и пехоты врага. В районе этой высоты огневые позиции занимала первая батарея 386-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка, которой командовал коммунист младший лейтенант И. С. Пухов. Когда утром к Фастову ринулись поддержанные фашистской авиацией вражеские «тигры», расчеты батареи Пухова встретили противника уничтожающим огнем.

Гитлеровцы, не считаясь с потерями, лезли напролом. В критический момент боя внезапно смолкло одно орудие. Из строя выбыли наводчик и командир расчета. Тогда находившийся поблизости младший лейтенант Иван Пухов бросился к замолчавшему орудию. «Тигр» уже рядом. Еще секунда, другая — и он сомнет пушку. Но офицер успел дослать снаряд и навести орудие. Грянул выстрел — вражеский танк вспыхнул. Затем отважный артиллерист подбил еще одну приближавшуюся вражескую машину. Всего батарея И. С. Пухова уничтожила на подступах к высоте восемь фашистских танков. Противник отступил.

Стрелковые соединения 38-й армии, выдвинувшиеся в район Фастова, помогли танкистам и артиллеристам более прочно закрепиться на завоеванных рубежах. Однако Военный совет фронта тревожило положение, сложившееся на левом крыле фронта. Неутешительное донесение поступило от командира 5-го гвардейского танкового корпуса генерала А. Г. Кравченко. Его части и соединения (20, 21, 22-я гвардейские танковые и 6-я гвардейская мотострелковая бригады, 48-й гвардейский тяжелый танковый и 4-й гвардейский артиллерийский полки), наступая с 6 по 11 ноября в направлении Васильков, Гребенки, Белая Церковь и в районе Германовка, Красное, Гребенки, Сливонки, подверглись атакам превосходящих танковых сил врага.

Николай Федорович Ватутин попросил меня поехать к генералу А. Г. Кравченко. Погода выдалась прескверная. Все кругом заволокло туманом. Шофер И. В. Гойчик с неимоверным трудом вел машину по раскисшим от дождя проселочным дорогам. Возле маленького мостика машина забуксовала. Водитель выскочил из кабины и, наломав охапку ветвей, бросил ее под колеса. Машина вырвалась наконец из трясины. [69]

Под вечер мы добрались до деревни Кодаки, где находился штаб 5-го гвардейского танкового корпуса. В хате было сильно накурено, сизая табачная завеса застилала трепетный свет каганца. Генерал А. Г Кравченко поднялся из-за стола и доложил, что поставленную перед корпусом задачу до сих пор выполнить не удалось. Противник вводит все новые силы, натиск его нарастает.

О трудной обстановке, сложившейся на этом участке, я уже знал и поэтому коротко спросил:

— А отвоеванное удержите? Учтите, что от вашей стойкости во многом зависит и судьба Киева.

— Будем драться как положено и стоять насмерть! — заявил Андрей Григорьевич.

Так он сказал не ради красного словца. Начальник политотдела корпуса полковник И. Н. Плотников в беседе со мной сообщил, что командиры, политработники и весь личный состав частей настойчиво добивались успешного исхода боя, проявляя твердость, решительность и непреклонную волю к победе. Он высоко отозвался о боевых качествах командиров бригад С. Ф. Шутова и К. И. Овчаренко, политработников М. Ф. Молярова, Г. С. Полукарова, Н. П. Молоканова и других. В этих боях танкисты проявляли массовый героизм.

К разговору присоединился генерал А. Г. Кравченко. Он рассказал, что буквально накануне моего приезда гвардии капитан Д. А. Чумаченко уничтожил в бою минометную батарею врага и проутюжил позиции, занимаемые фашистской пехотой. Но замаскированная в засаде немецкая пушка подожгла его танк. Однако и тогда боевая машина не остановилась. Выполняя приказ командира, механик-водитель Николай Нечитаев на предельной скорости повел танк в последнюю атаку. Смяв злополучную противотанковую пушку гитлеровцев и расстреливая метавшихся по деревне фашистских автоматчиков, пылающая машина прорвалась к своим. Из прокопченной тридцатьчетверки с трудом выбрались раненые и обгоревшие танкисты во главе с гвардии капитаном Дмитрием Чумаченко.

Мужественно и стойко сражались с превосходящими силами гитлеровцев подразделения 21-й и 22-й гвардейских танковых бригад и других частей 5-го гвардейского танкового корпуса.

— Многие наши люди погибли в последних боях, — покачав головой, горестно произнес Андрей Григорьевич. — На днях мы потеряли командира бригады Кузьму Ивановича Овчаренко. Этот храбрый и заслуженный офицер воевал с белофиннами, сражался на Волге, был на Курской дуге и под Киевом. Не стало и начальника [70] политотдела танковой бригады Георгия Степановича Полукарова.

Генерал сумрачно задумался, потом, вздохнув, добавил:

— Да, утраты большие, тяжелые. Особенно в двадцать первой гвардейской танковой бригаде, принявшей на себя главный удар превосходящих сил врага.

Я внимательно посмотрел на Андрея Григорьевича и заметил, что он очень устал. Лицо его почернело от бессонницы, глаза ввалились. На войне А. Г. Кравченко не щадил себя. Еще в 1941 году генерал-лейтенант танковых войск П. В. Волох так охарактеризовал этого замечательного танкиста: «Решительный, волевой командир, умеет личным примером воодушевить подчиненных».

Вместе с Кравченко и Плотниковым мы побывали в некоторых частях, которые вели напряженные бои, и я убедился, как появление командира корпуса поднимало дух и стойкость танкистов, вселяло в них уверенность в боевом успехе. Там, где крайне необходимо, он помогал своим резервом, хотя его почти не было. Несмотря на трудное положение, танкисты стойко обороняли рубежи, прикрывая с юга левый фланг наших войск и Киев.

Возвращаясь из 5-го гвардейского танкового корпуса в штаб фронта, я по пути заехал к командующему 3-й гвардейской танковой армией генералу П. С. Рыбалко.

— Что нового, Павел Семенович? — спросил я.

— Новые немецкие дивизии, — невесело пошутил командарм, — и преимущественно танковые. К сожалению, это обстоятельство в штабе фронта во внимание не принимается...

Рыбалко раскрыл папку с документами и, отыскав нужный листок, протянул его мне:

— Прочитай, пожалуйста, Константин Васильевич.

Я начал читать: «10 ноября 1943 года. Лично тов. Рыбалко. 1. Противник вывел: в районе южнее Фастова — 25-ю тд; в районе Гребенки, Винницкие Ставы — тд. «Рейх» (по вашему донесению, 6-ю тд), начал выводить с букринского плацдарма 3-ю тд. Одна ее рация вчера к вечеру отмечена в Кагарлыке. Других частей противника против вас пока не отмечается».

Обратив мое внимание на последнюю фразу, Рыбалко воскликнул:

— Как же так других частей не отмечается? Ведь кроме двадцать пятой немецкой танковой дивизии, переброшенной на наш участок из Франции, к Фастову выдвигается, как показали пленные, танковая дивизия СС «Адольф Гитлер». Мы послали в штаб фронта донесение, но просим и вас, Константин Васильевич, проинформировать [71] командующего, что противник сосредоточивает большие силы. Дело пахнет не усиливающимися сейчас контратаками, а мощным и нарастающим контрударом с далеко идущими целями.

Я продолжал читать документ:

«Намерения противника, видимо, сводятся к тому, что он хочет захватить ж.-д. узел Фастов, который для него имеет исключительное значение.

2. Все войска севернее Вас продолжают наступление, захватывая много трофеев.

3. Не приостанавливая наступления Пухова, Черняховского и Москаленко, я решил в самое короткое время разбить противника в районе Фастов, Белая Церковь и во что бы то ни стало сдвинуть вперед Жмаченко и Трофименко (речь идет о 40-й и 27-й армиях, находившихся в то время на букринском плацдарме. — К. К.).

...Вы же в районе Фастова пока возложенные на Вас задачи не выполнили и тем ухудшили наше общее положение. Поэтому я торопил Москаленко с выходом в район Фастова...

Ваша задача с утра 11.11.43 г. возобновить стремительное наступление на Казатин, который прочно занять не позднее 13–14 ноября. Это я Вам подтвержу директивой.

Занятый Вами район Попельня, Паволочь удерживать и вести разведку теперь же дальше...

При действиях на Казатин требую решительности и стремительности, иначе Вас уже значительно обогнала пехота... Н. Ватутин».

— Недочеты у нас, разумеется, есть, — глухо произнес генерал Рыбалко, — и мы заслуживаем суровой критики. Но зачем танкистов бросать на Казатин, когда при этом можно и Фастов потерять. И где, наконец, та самая пехота, которая якобы обогнала нас?! В район Фастова подходят стрелковые и артиллерийские части тридцать восьмой армии, но обогнать нас они пока не успели. Да и противник не пускает!..

Вернувшись на командный пункт фронта, переместившийся к тому времени на дачи Пуща-Водица, я поспешил проинформировать генерала Н. Ф. Ватутина о создавшемся положении под Фастовом и Белой Церковью.

— Какие новости привез? — еще в дверях нетерпеливо спросил меня Николай Федорович.

— К сожалению, хороших новостей нет.

— Знаю, — нахмурясь, произнес Ватутин. — В донесениях о многих неприятностях уже сообщено. Но правдивый рассказ очевидца подчас дополняет донесения такими данными, которые не всегда укладываются в строки документа. [72]

Командующий войсками фронта и начальник штаба С. П. Иванов выслушали мою информацию о тяжелых боях под Фастовом и Белой Церковью. Николай Федорович сказал, что у него возникали серьезные опасения насчет наших возможностей на этом направлении, но он все же надеялся, что наступающие войска фронта смогут продвинуться вперед и если не овладеть Казатином, то все же улучшить положение.

Ставка Верховного Главнокомандования, пристально следившая за ходом Киевской операции, объективно оценила обстановку, сложившуюся на 11 ноября. В директиве от 12 ноября 1943 года Ставка предупредила командующего фронтом, что противник сосредоточивает в районе Фастов, Триполье танковую группировку, собирает силы для удара в направлении Фастов, Киев. Учитывая это обстоятельство, Ставка Верховного Главнокомандования приказала 1-му Украинскому фронту «своим центром временно приостановить продвижение на запад, всемерно усилить левое крыло 38-й армии на фронте Фастов, Триполье артиллерией, танками и инженерными частями и ни в коем случае не допустить здесь прорыва противника».

Ставка Верховного Главнокомандования и Генеральный штаб напомнили нам о важном принципе советского военного искусства, заключающемся в том, что всякое огульное продвижение вперед без учета соотношения сил и изменившейся боевой обстановки, без закрепления достигнутых успехов может привести к нежелательным последствиям.

Командующий и Военный совет фронта приняли меры по усилению наших войск в районе Фастов, Триполье. С букринского плацдарма были выведены некоторые дивизии 40-й и 27-й армий, а также некомплектные 8-й гвардейский и 10-й танковые корпуса. Все эти соединения были направлены на прикрытие Киева с юга.

Генерал армии Н. Ф. Ватутин обладал хорошим качеством самокритично оценивать свою деятельность. Изучив информацию, присланную из армий, он еще раз проанализировал сложную оперативную обстановку и принял правильное решение. Вызвав к прямому проводу генерала П. С. Рыбалко, он приказал ему временно приостановить наступление танкистов на Казатин. Отражая сильнейший натиск врага в районе Фастов, Белая Церковь и Триполье, советские войска закреплялись на достигнутых рубежах.

А достигнуто было немало. 1-й Украинский фронт, освободив Киев, за десять дней наступления продвинулся вперед на 150 километров, создав на Правобережной Украине плацдарм стратегического значения, общая площадь [73] которого достигала 60 тысяч квадратных километров.

В один из ноябрьских дней 1943 года в Киеве состоялся массовый митинг трудящихся, посвященный освобождению столицы Советской Украины от немецко-фашистских захватчиков. Надо заметить, что митинги в освобожденных городах и крупных населенных пунктах и беседы в селах и деревнях являлись хорошей традицией и прочно вошли в практику. Эта массовая форма политработы давала возможность рассказать освобожденному населению о героической борьбе армии и народа с фашистскими захватчиками, вселить веру в нашу окончательную победу над ненавистным врагом, воодушевить массы на самоотверженный труд по восстановлению разрушенного войной народного хозяйства, на всемерную помощь фронту.

С большим подъемом проходил 40-тысячный митинг киевлян. Несмотря на ненастную погоду, собравшиеся возле памятника Тарасу Шевченко жители восторженно приветствовали героев Киевской битвы. Военный совет фронта принял меры по обеспечению безопасности такого многолюдного собрания: на подступах к городу непрерывно патрулировали летчики-истребители из 2-й воздушной армии.

Затаив дыхание, слушали люди выступления командующего войсками фронта генерала армии Н. Ф. Ватутина, представителя Ставки Верховного Главнокомандования Маршала Советского Союза Г. К. Жукова, рабочего завода «Ленинская кузница» Е. А. Грачева, писателя Миколы Бажана и других.

Все выступления были пронизаны мыслью: фашизм будет разбит, и победит наше правое дело, страна будет освобождена, и партия Ленина сделает все для того, чтобы быстрее залечить тяжелые раны войны, сделать страну процветающей и счастливой.

Высоко оценив отвагу, мужество и ратное умение бойцов, командиров и политработников киевских дивизий и всех войск 1-го Украинского фронта, трудящиеся столицы УССР поклялись всемерно крепить единство армии и народа.

Свидетелем волнующих событий довелось мне быть и три десятилетия спустя, в ноябрьские дни 1973 года, когда Киев отмечал 30~ю годовщину освобождения города от фашистских захватчиков. Во Дворце культуры «Октябрьский» состоялось торжественное собрание представителей трудящихся города-героя и области, воинов Киевского гарнизона. Член Политбюро ЦК КПСС, Первый секретарь Центрального Комитета Компартии Украины [74] В. В. Щербицкий сердечно поздравил киевлян, всех трудящихся республики с знаменательным юбилеем и пожелал им славных побед на трудовом фронте.

Перед собравшимися выступили Маршал Советского Союза К. С. Москаленко и другие участники освобождения Киева. Бывший командир пулеметного взвода 1-й отдельной чехословацкой бригады Ладислав Килиан огласил приветствие генерала Людвика Свободы.

На юбилейных торжествах присутствовало много ветеранов, хорошо знакомых мне по 1-му Украинскому фронту. Среди них были Герой Социалистического Труда генерал-полковник технических войск в отставке П. А. Кабанов, дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант танковых войск в отставке 3. К. Слюсаренко, Герои Советского Союза генералы С. С. Мартиросян, Т. Ф. Уманский, полковник М. К. Пилипенко, бывший санинструктор 835-го стрелкового полка Герой Советского Союза М. 3. Щербаченко и другие.

В парке Вечной славы мы вместе с Маршалом Советского Союза К. С. Москаленко и другими ветеранами возложили от имени Министерства обороны СССР венок на могилу Неизвестного солдата, а затем направились к памятнику генералу армии Н. Ф. Ватутину, возложили цветы и почтили светлую память талантливого военачальника, дорогого и близкого нам человека.

Побывали мы на местах былых сражений, в том числе и в Ново-Петровцах, где в свое время находился командно-наблюдательный пункт 1-го Украинского фронта. Теперь там сооружен памятник-музей воинам-освободителям Киева и на мраморных плитах высечены наименования частей, отличившихся в Киевской наступательной операции. Бережно сохраняются и фронтовые блиндажи. Мы с удовлетворением узнали, что совхоз в Ново-Петровцах носит славное имя генерала армии Н. Ф. Ватутина.

К исходу первой декады ноября 1943 года у нас сложилась довольно своеобразная обстановка. На левом крыле фронта в районе Фастова наши части отражали сильный натиск танковых дивизий противника, а войска правого крыла по-прежнему продвигались вперед. Сломив сопротивление врага на житомирском направлении, 1-й гвардейский кавалерийский корпус генерала В. К. Баранова во взаимодействии с 23-м стрелковым корпусом 38-й армии с ходу форсировал реку Тетерев, овладел Коростыневом и ворвался в Житомир. [75]

В результате упорных боев к 17 часам 12 ноября наши войска освободили крупный областной центр Украины и важный узел железных и шоссейных дорог — город Житомир. При этом было захвачено много вражеских автомашин, орудий, крупные склады боеприпасов, горючего, продовольствия и другие трофеи.

Успешно наступала и 13-я армия, еще ранее форсировавшая Припять. На коростеньском направлении развивала наступление 60-я армия.

Перебросив из Франции, Италии и других стран Западной Европы, а также с соседних участков советско-германского фронта немало дивизий, особенно танковых, немецко-фашистское командование предприняло мощное контрнаступление, намереваясь ликвидировать киевский плацдарм и восстановить свои прежние рубежи по берегу Днепра.

Обо всех изменениях в сложной обстановке командующий и штаб 1-го Украинского фронта докладывали в Ставку Верховного Главнокомандования. Но в одном из донесений по вине работников штаба оказались неточные данные об оперативной обстановке в районе Фастов, Гребенка, Брусилов, за что Верховный Главнокомандующий строго наказал некоторых руководящих работников фронта.

Из этого сурового урока командующий и Военный совет, штаб и политуправление фронта сделали надлежащий вывод. Собрав руководящий состав, Николай Федорович Ватутин сказал:

— На войне более чем где-либо нужна правда. Любая неточность, приукрашивание действительности могут привести к тяжелым последствиям. В большом и малом мы должны быть объективны, точны, правдивы. Прежде чем сообщать о взятии того или иного населенного пункта, надо хорошо в этом убедиться, все точно узнать, а потом уж доносить. Победы нужны не на бумаге, а в действительности, и никак нельзя вначале доносить, а потом уж уточнять. Любая недостоверность должна быть исключена из нашей боевой деятельности.

Военный совет фронта обязал военные советы армий, командиров всех степеней и политорганы использовать все средства для повышения боеспособности частей и морального духа воинов, приложить все силы к регулярной доставке в войска первой линии боеприпасов, горючего и продовольствия, а также ускорению ремонта танков, артиллерийских орудий и другой техники.

Нас очень беспокоили потери в личном составе, а также уменьшение численности коммунистов и комсомольцев. В ходе длительного наступления и тяжелых [76] оборонительных боев на киевском направлении некоторые первичные и низовые партийные и комсомольские организации стали малочисленными. Чтобы восполнить потери, пришлось изыскивать резервы непосредственно в ходе операции, даже прибегнуть к своеобразной мобилизации членов ВКП(б) — перебросить значительную их часть из тыловых учреждений в полки, сражавшиеся на главных участках и направлениях.

Перед коммунистами, посланными в войска первой линии, политорганы ставили задачу личными действиями показывать воинам пример успешного выполнения приказов командования. В одном из ноябрьских номеров фронтовая газета «За честь Родины» напечатала напутственные слова В. И. Ленина:

«Для тех, кто отправляется на фронт, как представители рабочих и крестьян, выбора быть не может. Их лозунг должен быть — смерть или победа. Каждый из вас должен уметь подойти к самым отсталым, самым неразвитым красноармейцам, чтобы самым понятным языком, с точки зрения человека трудящегося, объяснить положение, помочь им в трудную минуту, устранить всякое колебание, научить их бороться...»

Иногда спрашивают: считать ли личный пример в бою политработой? Конечно, да! И притом самой массовой и действенной политработой, когда слова подкрепляются воодушевляющими боевыми делами. Личный пример коммуниста и комсомольца — это одна из сильных форм проявления твердости, несокрушимой воли партии в борьбе с врагами, одна из самых убедительных форм агитации в бою.

Когда под Фастовом противник ввел в действие свежие резервные соединения и предпринял мощный танковый контрудар, среди наших войск имели место отдельные случаи недостаточной стойкости. В трудные, а подчас и критические моменты боя командиры и политработники делали все возможное, чтобы помочь солдатам преодолеть колебания, укрепить уверенность в своих силах и отстоять завоеванные рубежи. Войска левого крыла фронта с честью выполнили труднейшую задачу, отразив в районе Фастова все атаки превосходящих сил врага.

Войска центра, руководствуясь директивой Ставки от 12 ноября 1943 года, приостановили наступление и поспешно закреплялись на местности, сдерживая натиск гитлеровцев. Не добившись успеха под Фастовом, немецко-фашистское командование сосредоточило в районах [77] Корнина и Ходоркова крупную танковую группировку и 13 ноября нанесло мощный контрудар.

Противник бешено рвался к Брусилову, стремясь выйти на шоссе Киев — Житомир, чтобы разрушить эту важную коммуникацию, а затем расчленить наши войска, отрезать житомирскую группировку. Развернулось ожесточенное сражение. Сотни фашистских танков атаковали наши позиции. С новой силой прозвучали призывы: «Ни шагу назад! Отстоим родной Киев!», «Не отдадим фашистам ни пяди родной земли! Стоять насмерть!», «Будьте стойкими и непоколебимыми! Не дадим врагу прорваться к Днепру!» Вся деятельность командиров и политорганов была подчинена этой боевой задаче.

Победа в бою во многом зависит от умелого и твердого руководства. Наша пропаганда и агитация были направлены на то, чтобы внушить каждому воину, что боевой приказ командира — железный закон. Он должен быть выполнен, несмотря ни на какие трудности. В сложной боевой обстановке политработа не прекращалась, а лишь принимала иные формы. Коммунисты и комсомольцы, выполняя данные им поручения, информировали воинов о ратных успехах, ободряли их, воодушевляли словом и личным примером.

В одной из частей 60-й армии мне показали гильзу противотанкового патрона с вложенной в нее листовкой. На квадратике бумаги цветным карандашом было написано: «Боец Соболев первым ворвался в расположение противника и увлек за собой товарищей. При контратаке фашистских танков и пехоты рядовой Соболев проявил стойкость и защитил свой окоп, уничтожив шесть гитлеровцев. Враг не прошел». В приписке говорилось: «Товарищ, вложи снова листовку в гильзу и перебрось к соседу».

Командование наградило бойца орденом Красной Звезды.

При отражении контрнаступления врага, особенно в борьбе с танками, большую роль сыграли артиллерийско-противотанковые резервы и подвижные отряды заграждения. По всему фронту гремела слава о героических делах воинов 32-й гвардейской отдельной истребительно-противотанковой артиллерийской бригады РГК, которой командовал энергичный 27-летний полковник И. В. Купин, считавшийся одним из лучших командиров истребительно-противотанковой артиллерии.

Мне хорошо знакома эта бригада, прошедшая в составе фронта боевой путь от Дона до Вислы. Личный состав ее мужественно сражался под Касторной, Старым Осколом, Белгородом, Харьковом, Богодуховом, Ахтыркой, [78] Тростянцом, участвовал в освобождении городов Ромны, Лохвица, Пирятин, Яготин, Переяслав и отличился в боях на букринском плацдарме.

Мне не раз приходилось видеть эту бригаду в бою. Ее воины обладали такими замечательными качествами, как хладнокровие, точность, мастерство. Они всегда подпускали танки противника поближе, чтобы бить их наверняка.

— Артиллерист, истребитель танков, — говорил мне полковник Купин, — должен обладать быстротой реакции, большой волей, самообладанием, всегда быть уверенным в самом себе и в боевой технике, в силе и безотказности противотанковой артиллерии.

К моменту Киевской операции на счету артбригады уже имелось около 200 подбитых танков врага. Из-под Фастова вместе с другими частями она была переброшена в район Житомирского шоссе, на направление главного удара противника. Иптаповцы не пропустили неприятеля, подожгли и уничтожили десятки его танков.

В этом соединении сражалось немало замечательных людей. Заместителем командира бригады являлся сын легендарного героя гражданской войны подполковник Александр Васильевич Чапаев, проявлявший в боях стойкость, отвагу, готовность к самопожертвованию. Командирами полков были опытные и мужественные подполковники В. И. Литвиненко и В. В. Ковин.

Защищая подступы к столице Советской Украины — Киеву, воины проявляли поистине массовый героизм. Приведу один из многочисленных примеров. Встав ночью в засаду, танковый экипаж младшего лейтенанта Василия Ермолаева встретил врага уничтожающим огнем. Запылали три немецких танка. Первая атака была отбита.

Но вот после сильного артиллерийского обстрела на наши позиции вновь двинулось несколько десятков танков противника. Под прикрытием брони шли гитлеровские автоматчики. Ожесточение боя нарастало. Башенный стрелок доложил командиру экипажа Ермолаеву, что у него остался всего лишь один подкалиберный снаряд, остальные — осколочные.

Последний бронебойный снаряд точно послан в цель... Головной танк врага вспыхнул, но другие продолжали наступать. Один из «тигров» почти в упор выстрелил по нашей тридцатьчетверке и поджег ее. Враги ликовали, считая, что последний очаг сопротивления подавлен и путь открыт. Однако они просчитались. Пылающая советская машина вдруг стремительно рванулась наперерез «тигру» и пошла на таран...

Ценой своей жизни самоотверженные танкисты преградили фашистам путь к столице Украины. Указом [79] Президиума Верховного совета СССР командиру танка младшему лейтенанту Василию Антоновичу Ермолаев и механику-водителю сержанту Андрею Александровичу Тимофееву было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Приказом Министра обороны СССР два славных героя-кантемировца навечно зачислены в списки родной части.

В дни тяжелых оборонительных боев случалось, что некоторые подразделения ослабляли меры охранения, нарушали взаимодействие с соседями, не проявляли необходимой стойкости при обороне своих позиций. В результате противник вновь захватил Житомир и Радомышль.

За сдачу противнику этих городов Военному совету 1-го Украинского фронта крепко досталось от Ставки Верховного Главнокомандования. Она решительно потребовала улучшения управления войсками.

На совещании руководящих работников фронта генерал армии Н. Ф. Ватутин подробно проанализировал причины оставления нашими войсками Житомира и Радомышля. Он подчеркнул, что главной причиной была беспечность, зазнайство, ослабление бдительности и боевой готовности. Николай Федорович напомнил военачальникам, что надо постоянно и твердо управлять войсками, изучать противника, внимательно присматриваться к его поведению, улучшать наземную и воздушную разведку, бдительно следить за противостоящей вражеской группировкой, чтобы снова не оказаться застигнутыми врасплох. Военный совет также обсудил этот вопрос.

Штаб фронта пристально следил за группировкой противника и ее поведением. Н. Ф. Ватутин не раз говорил начальнику разведотдела генералу И. В. Виноградову:

— Я должен точно знать, куда Манштейн бросит свои танки, куда нацелит главный удар. Важно уловить момент и успеть подтянуть артиллерию на угрожаемое направление, создать неодолимый противотанковый барьер.

Вражеская разведка тоже проявляла повышенную активность, пытаясь нащупать слабые места в нашей обороне. Однажды ночью в полосе фронта и наших ближних тылах высадились три группы немецких агентов-парашютистов, одетых в красноармейскую форму и имевших фиктивные документы советских военнослужащих. Органы контрразведки задержали и обезвредили шпионов. Но сам факт активизации гитлеровской разведки не мог не насторожить нас. Надо было еще раз обратить внимание командиров и политорганов на вопросы бдительности и сохранения военной тайны, укрепления дисциплины и порядка, повышения боеготовности войск.

В ноябре Военный совет доложил в Ставку, что [80] перед 1-м Украинским фронтом действует, как это установлено всеми видами разведки, 31 дивизия противника, в том числе 10 танковых. В донесении предположительно указывалось, что главный удар противник, видимо, будет наносить 10–12 дивизиями из района Житомира вдоль шоссе Житомир — Киев. Вспомогательный удар ожидается вдоль шоссе Белая Церковь — Киев.

Как и предполагалось, ударный кулак танковых дивизий врага обрушился на наши части, оборонявшиеся в районе Житомирского шоссе. Не считаясь с потерями, противник рвался к Киеву. Пленные сообщали, что после захвата фашистскими войсками Житомира Гитлер приказал всемерно развивать успех и во что бы то ни стало овладеть Киевом. Неприятель по-прежнему ставил перед собой цель ликвидировать наш стратегический киевский плацдарм и отбросить советские войска за Днепр.

Кроме Житомира и Радомышля врагу удалось захватить города Черняхов, Коростышев, Брусилов. По шоссе Житомир — Киев противник продвинулся даже восточнее Кочерово и стоял всего в 60 километрах от столицы Советской Украины. В эти тревожные дни командующий войсками фронта генерал армии Н. Ф. Ватутин, его заместитель генерал-полковник А. А. Гречко, все члены Военного совета, работники штаба и политуправления фронта предпринимали поездки в район боев, чтобы на месте оказать помощь войскам и принять меры по укреплению наиболее опасных участков. И хотя противник наращивал свои усилия и напряжение борьбы возрастало, стойкость советских войск повысилась, наши удары по врагу становились все сильнее.

Немецко-фашистская армия истекала кровью на наших оборонительных рубежах. В течение ноября вражеская сторона потеряла убитыми и ранеными около 90 тысяч солдат и офицеров. Кроме того, мы захватили в плен 5762 солдата и офицера, а также уничтожили немало боевой техники, особенно танков.

В связи с этим вспоминаются героические дела наших минеров. На участки, где наступал противник, их подвозили на машинах, и они минировали местность. Даже в тех случаях, когда танкам врага удавалось прорваться через нашу оборону, подвижные отряды заграждения спешили упредить противника и на дорогах, где двигались фашистские машины, быстро устанавливали противотанковые мины. Только с 11 по 21 ноября на минах подорвалось 75 немецких танков.

Но противотанковых мин, к сожалению, было мало. Не хватало также горючего. Перебои в снабжении войск происходили главным образом потом)/, что фронтовые и [81] армейские базы находились на Левобережной Украине. Отступавшие гитлеровцы взорвали все железнодорожные и автомобильные мосты через Днепр. В период распутицы и из-за плохих грунтовых дорог автопарк и гужевой транспорт не справлялись с переброской огромного количества грузов.

По заданию Военного совета фронта в районе Киева чуть ли не на другой же день после освобождения города началось строительство железнодорожного моста через Днепр на деревянных свайных опорах. Ударную стройку осуществляли мостовики 3-го управления военно-восстановительных работ. Ее возглавлял член Военного совета фронта по тылу генерал Н. Т. Кальченко. Всеми работами руководили начальник железнодорожных войск фронта генерал П. А. Кабанов и главный инженер Г. И. Зингаренко.

Воины-железнодорожники и помогавшие им строители-киевляне, жители близлежащих сел проявляли трудовой героизм, работали днем и ночью, подчас в ледяной воде, на холодном ветру, в ненастье. Мне запомнился плакат, установленный в районе строительства моста. Он гласил: «Хочешь врага разбить на Днепре, задание свое выполняй вдвойне и втройне!»

На строительство железнодорожных мостов через реки обычно требуется много времени. Однако на этот раз мостовики добились исключительно высоких темпов работы. Боевое задание Военного совета было выполнено досрочно.

В приказе по войскам фронта говорилось:

«20 ноября 1943 года в течение 13 суток построен низководный железнодорожный мост через р. Днепр у г. Киева длиной 1059 м. Мой приказ и приказ НКПС выполнен досрочно на 7 суток. Отмечая исключительные заслуги железнодорожных войск и спецформирований НКПС, в рекордно короткий срок построивших железнодорожный мост через р. Днепр, приказываю:

1. Всему личному составу железнодорожных войск и спецформирований НКПС 1 УФ, участвующих в постройке моста через р. Днепр, объявить благодарность...

2. Начальнику УВВР 1 УФ представить наиболее отличившихся на строительстве моста к награждению правительственными наградами»{16}.

Средний темп сооружения свайного железнодорожного моста составлял 81,5 м в сутки. Таких выдающихся результатов во время второй мировой войны не смогли показать военные железнодорожники ни одной армии [82] капиталистических государств. Трудовым успехам строителей во многом способствовали социалистическое соревнование и хорошо поставленная партийно-политическая работа, проводившаяся под девизом: «Героям Днепра, успешно ведущим бои на Правобережье, сдадим досрочно железнодорожный мост».

В 14 часов 20 ноября 1943 года из Дарницы на Киев проследовал через Днепр к фронту первый железнодорожный состав. Тремя днями раньше открылось двухпутное движение по низководному мосту для автотранспорта. Это позволило резко улучшить боепитание и материально-техническое обеспечение войск фронта, быстрее сосредоточивать резервы, усиливать удары по врагу.

На 1-й Украинский фронт Ставка направляла свои резервы. С Тамани двигалась к нам 18-я армия, участвовавшая в операции по освобождению полуострова от немецко-фашистских захватчиков. В пути находилась и 1-я танковая армия. В Броварах и Дарнице сосредоточивались части 1-й гвардейской армии и 25-го танкового корпуса.

Это была могучая сила. Но воспользоваться прибывшими резервами мы не могли, не имели на то права. Даже когда противник бросал на штурм наших позиций сотни танков, когда измотанные боями поредевшие части фронта с трудом сдерживали танковую лавину врага, Ставка Верховного Главнокомандования сохраняла в неприкосновенности свои стратегические резервы, сберегая их для будущей наступательной операции. Лишь в особо кризисный момент, когда возникла реальная угроза прорыва через нашу оборону крупной танковой группировки противника, генерал армии Н. Ф. Ватутин с разрешения Ставки ввел на опасном направлении (в стыке между 60-й и 38-й армиями) 94-й стрелковый корпус из 1-й гвардейской армии.

Ввод в бой этого корпуса под командованием генерал-майора И. В. Попова помог несколько задержать продвижение немецких войск к Киеву.

По указанию командующего войсками фронта на подступах к городу заняли оборону только что выгрузившиеся из эшелона части 18-й армии, а также батальоны 156, 160 и 159-го укрепрайонов. Это была необходимая мера предосторожности.

В ноябре и декабре оборонительные бои на киевском направлении почти не прекращались. Когда все танковые атаки врага вдоль шоссе Киев — Житомир были отбиты, гитлеровцы перешли в наступление несколько правее. 6 декабря они решили прорваться с северо-запада к городу Малин, чтобы затем развивать прорыв непосредственно [83] на Киев. Главный удар врага стойко приняли на себя и успешно отразили войска 60-й армии под командованием генерала И. Д. Черняховского.

Прошло каких-нибудь три дня, и атакам противника подверглись части 13-й армии генерала Н. П. Пухова, находившиеся на правом крыле фронта, который упирался в полесские болота. Тяжелые бои продолжались там с 6 по 14 декабря. Всюду, где ни пытались прорваться гитлеровцы, их ждал сокрушительный отпор.

Руководя напряженными оборонительными боями, генерал армии Н. Ф. Ватутин, штаб и Военный совет фронта одновременно готовили контрнаступление, которое должно было начаться с подходом стратегических резервов, прежде всего 1-й танковой армии. План операции разрабатывался при участии представителя Ставки Маршала Советского Союза Г. К. Жукова.

Согласно плану, войскам фронта надлежало сильным фронтальным ударом разгромить главную группировку противника на житомирско-бердичевском направлении. Нашим подвижным соединениям предстояло на первом этапе выйти в район Жмеринки, а главным силам общевойсковых армий — на рубеж Любар, Хмельник, Южный Буг.

Ставка утвердила план операции и определила срок начала наступления на 24 декабря 1943 года.

Оперативной директивой от 16 декабря войскам ставились следующие задачи. Главный удар фронт наносит по группировке противника в районе Брусилова силами тридцати стрелковых дивизий, четырех танковых и двух механизированных корпусов, арткорпуса прорыва, фронтовой артиллерии РГК и всей авиации фронта в общем направлении на Радомышль, Житомир, Бердичев, Жмеринку. Вспомогательные удары надлежало нанести: правым крылом — в направлении Коростень, Новоград-Волынский и Ново-Мирополь, частью сил — в обход Житомира с запада, а левым — на Белую Церковь, восточнее и юго-восточнее ее{17}.

Нашим войскам ставилась ближайшая задача — прорвать фронт противника и выйти на рубеж Минины, Кочерово, Водотый, Корнин. В дальнейшем, развивая успех, к исходу шестого дня операции овладеть рубежом Вересы, Тулин, Волосово, Андрушевка, Попельня.

На двое суток позднее главной ударной группировки должна была перейти в наступление 60-я армия, решавшая важную задачу. 60-й армии во взаимодействии с 3-й гвардейской танковой армией и частью сил 1 гвардейской [84] армии надлежало разгромить малинско-радомышльскую группировку противника и к исходу шестого дня операции овладеть рубежом Шершин, Салы, Троковичи, а затем развивать успех в общем направлении на Бердичев, Казатин.

В Великой Отечественной войне Житомирско-Бердичевская операция имела немаловажное значение, но она до сих пор не нашла должного освещения в военно-исторической литературе. Вот почему я счел необходимым более подробно остановиться на ней и ознакомить читателей с задачами армий, входивших в состав 1-го Украинского фронта.

1-я гвардейская армия (командующий генерал-полковник А. А. Гречко, член Военного совета генерал-майор И. В. Васильев, начальник штаба генерал-майор В. В. Панюхов) в составе 11, 94 и 107-го стрелковых корпусов должна была нанести главный удар в направлении Коростышева и частью сил оказать содействие 60-й армии в разгроме малинско-радомышльской группировки противника обходом Радомышля с юга в направлении на Бещев. 1-й гвардейской армии во взаимодействии с 60-й армией надлежало одновременно наступать одним корпусом (11-м) в обход Радомышля с севера с задачей выйти на рубеж Чайковка, Качкары и в дальнейшем продолжать наступление на Житомир.

Надо заметить, что малинско-радомышльская группировка противника в декабре причинила нам немало неприятностей, угрожая непосредственно Киеву. Генерал армии Н. Ф. Ватутин и теперь опасался, как бы противник из района Радомышля не нанес новый удар и не осложнил наше наступление. Вот почему 1-й гвардейской армии была поставлена задача: нанося главный удар в общем направлении на Коростышев, одновременно одним стрелковым корпусом занять оборону на реке Тетерев и не допустить прорыва немецко-фашистских войск в сторону Киева; затем совместно с 60-й армией принять участие в разгроме малинско-радомышльской группировки противника.

18-я армия (командующий генерал-полковник К. Н. Ле-селидзе, член Военного совета генерал-майор С. Е. Колонии, начальник штаба генерал-майор Н. О. Павловский) в составе 22, 52 и 101-го стрелковых корпусов должна была нанести главный удар правым флангом в направлении Негребовка, Кочерово, Романовка. Ближайшая задача — прорвать оборону противника, обеспечить ввод в прорыв 3-й гвардейской танковой армии и к исходу дня овладеть рубежом Кочерово, Озеряны, Брусилов. В дальнейшем продолжать наступление в направлении Вильня, Стар, [45] Котелъня и к исходу шестого дня операции занять рубеж Стар, Котельня, Андрушевка.

3-я гвардейская танковая армия (командующий генерал-лейтенант П. С. Рыбалко, член Военного совета генерал-майор танковых войск С. И. Мельников, начальник штаба генерал-майор В. А. Митрофанов) в составе 6-го и 7-го гвардейских танковых и 9-го механизированного корпусов имела задачу войти в прорыв в полосе 18-й армии и, нанося совместно с нею удар на Озеряны, Карабачин, разгромить брусиловскую группировку врага. В дальнейшем же, развивая наступление в направлении Стрышевка, Высоко-Чешское, 3-я гвардейская танковая армия должна была нанести удар по тылам малинско-радомышльской группировки противника. При благоприятной обстановке 3-й гвардейской танковой армии предлагалось быть готовой развивать прорыв на Андрушевку, Бердичев.

38-я армия (командующий генерал-полковник К. С. Москаленко, член Военного совета генерал-майор А. А. Епишев, начальник штаба генерал-майор А. П. Пилипенко) в составе 17-го гвардейского, 21-го и 74-го стрелковых корпусов должна была прорвать оборону противника и, развивая удар в обход Брусилова с юга, к исходу дня овладеть рубежом Брусилов, Соловьенка. После прорыва вражеского фронта 38-й армии надлежало частью сил нанести удар на Дивин, Корнин и, свертывая боевые порядки противника, овладеть Корнином. В дальнейшем, развивая успех в направлении Борки, к исходу шестого дня операции овладеть рубежом (иск.) Андрушевка, Борки, Попельня.

1-я танковая армия (командующий генерал-лейтенант М. Е. Катуков, член Военного совета генерал-майор Н. К. Попель, начальник штаба генерал-майор М. А. Шалин) в составе 11-го гвардейского и 31-го танковых корпусов, 8-го механизированного корпуса составляла резерв фронта и находилась в готовности развивать удар в полосе 38-й армии в направлении Бровки, Казатин, а частью сил захватить Корнин.

13-я армия (командующий генерал-лейтенант Н. П. Пухов, член Военного совета генерал-майор М. А. Козлов, начальник штаба генерал-майор Г. К. Маландин), действовавшая на нравом крыле фронта в составе 24, 28, 76 и 11-то стрелковых и 25-го танкового корпусов, должна была прочно удерживать рубеж Барбаров, Ельск, Овруч, Михайловка и обеспечить стык с Белорусским фронтом. На левом фланге ей надлежало нанести удар силами шести стрелковых дивизий совместно с 60-й армией по группировке противника в районе Коростеня и овладеть этим городом, наступая в дальнейшем в общем направлении на Новоград-Волынский.

60-я армия (командующий генерал-лейтенант И. Д. Черняховский, член Военного совета генерал-майор В. М. Оленин, начальник штаба генерал-майор Г. А. Тер-Гаспарян), оборонявшаяся левее 13-й армии, в составе 18-го гвардейского, 15, 23 и 30-го стрелковых корпусов, 4-го и 5-го гвардейских танковых корпусов готовилась для ударов в направлении на Потиевку, Воросавку, Чайковку, имея задачу в дальнейшем наступать на Шепетовку.

40-й армии (командующий генерал-лейтенант Ф. Ф. Жмаченко, член Военного совета генерал-майор К. П. Кулик, начальник штаба полковник В. И. Белодед) надлежало прочно удерживать занимаемые рубежи и не допустить прорыва гитлеровцев на Фастов; частью сил (две-три дивизии) подготовить удар во взаимодействии с левым флангом 38-й армии в общем направлении на Корнин; в дальнейшем наступать на город Белая Церковь и овладеть им.

27-я армия (командующий генерал-лейтенант С. Г. Трофименко, член Военного совета генерал-майор И. П. Шевченко, начальник штаба генерал-майор Г. С. Лукьянченко) должна была прочно оборонять занимаемый рубеж и не допустить прорыва противника в северном направлении, быть готовой содействовать 40-й армии в овладении Белой Церковью.

Отдельные танковые корпуса планировалось использовать для развития успеха общевойсковых армий. Так, например, 25-й танковый корпус был оставлен в подчинении командующего 13-й армией, а 4-й и 5-й гвардейские — в подчинении командующего 60-й армией. Авиационное обеспечение операции возлагалось на 2-ю воздушную армию (командующий генерал-лейтенант авиации С. А. Красовский, заместитель командующего по политчасти генерал-майор авиации С. Н. Ромазанов).

Главной целью операции, как подчеркивала директива Ставки Верховного Главнокомандования, являлся разгром крупной группировки противника на бердичевско-казатинском направлении и выход наших войск к Южному Бугу. Ставка требовала организовать контрнаступление так же тщательно и основательно, как это было сделано под Белгородом.

Одновременно командующий стремился ускорить события и не дать гитлеровцам передышки, ибо разведывательные данные свидетельствовали о том, что немецко-фашистское командование еще не отказалось от мысли ликвидировать киевский стратегический плацдарм и собирает силы для нового удара по нашим войскам. Важно [87] было упредить противника, получить выигрыш во времени и добиться внезапности.

Командование фронта, армий, штабы и политорганы в ходе напряженных оборонительных боев развернули деятельную подготовку к предстоящей операции и в сложных условиях создавали наступательные группировки.

Накануне декабрьского наступления Военный совет знакомился с частями и соединениями, прибывшими на наш фронт из резерва Ставки Верховного Главнокомандования. В те дни я впервые повстречался с прославленным танкистом, героем обороны Москвы, Курской битвы и многих других боев и сражений генерал-лейтенантом М. Е. Катуковым, генерал-майором Н. К. Попелем, полковником А. Г. Журавлевым, генерал-полковником К. Н. Леселидзе, генерал-майором С. Е. Колониным.

Приближалась дата наступления, определенная директивой Ставки. В части приходило пополнение, поступала боевая техника и вооружение. Правда, нам не пришлось заниматься крупной перегруппировкой войск, как это было, скажем, перед боями за Киев. Ударная группировка фронта, усиленная резервами Ставки, в основном сложилась еще в ходе оборонительного сражения.

С большим напряжением в те дни работали органы тыла фронта. Декабрь хоть и считается зимним месяцем и славится морозами и снегопадами, но в 1943 году он изменил своим привычкам и преподнес нам неприятный сюрприз. Внезапно пошли дожди, смывшие снег и превратившие мерзлую почву в грязевое болото. Бойцам требовалось немедленно сменить валенки на сапоги, а кожаной обуви имелось очень мало. Как быть? Помню, этот вопрос мы обсуждали на Военном совете. Интендант фронта генерал-майор Г. А. Лелюк доложил на заседании, что мы располагаем кожаной обувью примерно на 30 процентов общей потребности. Начальник санитарного управления фронта генерал-майор медицинской службы Н. П. Устинов сообщил, что усилились простудные заболевания и из-за отсутствия кожаной обуви они могут принять массовый характер, а болезни, если их не пресечь, могут вывести из строя гораздо больше солдат, нежели вражеские пули, снаряды и бомбы.

В присутствии членов Военного совета я позвонил в Москву и доложил обо всем этом начальнику тыла Красной Армии генералу армии А. В. Хрулеву.

— Сколько же у вас кожаной обуви в наличии? — спросил генерал Хрулев.

— Примерно одна треть общей потребности,

— Маловато. Как же вы дошли до жизни такой? Куда разбазарили обувь?

— К обуви, товарищ генерал армии, — ответил я, — наши тыловые органы фронта относятся по-хозяйски, повсюду организован ее ремонт, и, как положено, сберегается она на складах. Но большинство обуви пришло в полную негодность. Ведь наш солдат с боями прошагал от Курской дуги до Киева, до Правобережной Украины. И ему еще далеко шагать! К тому же войска принимают новое пополнение из числа жителей освобожденных районов Украины. Их тоже обуть и одеть надо. Кроме того, большинство резервных соединений, присланных нам Ставкой, экипированы по-зимнему и тоже обуты в валенки, а не в сапоги.

Выслушав меня, А. В. Хрулев после некоторого молчания проговорил:

— Обувь будет немедленно отгружена, и я распоряжусь дать эшелонам «зеленую улицу». Проследите, чтобы работники фронтового и армейских тылов без промедления доставили ее в войска.

Получив с центральных складов и баз крупные партии сапог и мобилизовав наши местные ресурсы, работники тыла фронта в кратчайший срок заменили сотни тысяч валенок на кожаную обувь.

Это лишь один из многочисленных примеров заботливого отношения генерала армии А. В. Хрулева к нуждам фронта. Андрей Васильевич Хрулев сохранился в нашей памяти как человек большого трудолюбия, крупный организатор, отзывчивый, простой и чуткий товарищ.

Как я уже говорил, во время напряженных оборонительных боев в ноябре и декабре 1943 года войска фронта вынуждены были израсходовать часть боеприпасов и горючего из фондов предстоящей наступательной операции. Работники органов тыла приложили немало усилий, чтобы в условиях ограниченных переправ через Днепр и плохих дорог подвезти в части и соединения от 1 до 2,7 боекомплекта боеприпасов, 3–4 заправки горючего и до 15–20 сутодач продовольствия. Конечно, боеприпасов и горючего было маловато, но и с этим запасом мы уже могли решать оперативную задачу.

Военный совет всесторонне обсудил и рассмотрел план партийно-политической работы, рассчитанный на все этапы операции. Докладывали по этому вопросу начальник политуправления фронта генерал-майор С. С. Шатилов и его заместитель генерал-майор П. А. Усов. Приглашены были на заседание и их ближайшие помощники — полковники И. В. Суриков, А. А. Пирогов, Г. И. Любимов и другие руководящие работники политуправления-. Речь шла о том, чтобы политически, морально и психологически подготовить солдат к выполнению труднейших боевых задач и помочь командованию успешно провести наступательную операцию.

Мы сосредоточили внимание на четырех основных вопросах, повышающих боеспособность войск:

— воспитание воинов в духе советского патриотизма, горячей любви к Родине, беззаветной преданности делу Коммунистической партии;

— разоблачение фашизма как злейшего врага человечества, разжигание священной ненависти к нему;

— всемерная пропаганда требований воинской дисциплины, готовности любой ценой выполнить приказ командира;

— личный пример в бою командиров, политработников, коммунистов и комсомольцев.

Перед началом операции Военный совет заслушал доклад ответственного редактора фронтовой газеты «За честь Родины» полковника С. И. Жукова На заседании шел большой разговор о содержании газеты, ее достоинствах и недостатках, о том, что нужно сделать редакционным работникам в ближайшее время.

Военный совет отметил, что коллектив редакции уделяет значительное место материалам, направленным на воспитание воинов-патриотов и пропагандирующим требования военной присяги. Отмечалось также, что газета стала лучше освещать боевой опыт, особенно опыт борьбы с танками врага. Вместе с тем рекомендовалось шире разъяснять методы уничтожения немецких танков, графически изображая это в рисунках и фотографиях; ярче рассказывать о тех, кто вступает в единоборство с «тиграми» и «пантерами» и побеждает их, кто проявляет сметку, ратное умение.

Командующий войсками фронта генерал армии Н. Ф. Ватутин взял со стола маленькую листовку, озаглавленную «Как сберегать и использовать оружие зимой», и сказал:

— Вот эта памятка подготовлена нашим штабом и политуправлением и напечатана в походной типографии. Подобные советы солдатам полезно публиковать и в газете, тщательно выискивать зерна солдатского творчества. Может быть, на страницах «За честь Родины» следует завести рубрику «Советы молодому бойцу».

На заседании отмечалось, что газета должна оперативнее показывать опыт партийно-политической работы в войсках, конкретнее говорить о ее формах и методах, обстоятельно объясняя особенности политработы в различной боевой обстановке, на различных этапах боя, операции.

Надо иметь в виду, подчеркивал Военный совет фронта, [90] что молодые парторги рот, батальонов, дивизионов и полков, а также замполиты частей и подразделений крайне нуждаются в советах, рекомендациях, так как многие из них не имеют достаточного опыта. Редакция должна поддерживать самую тесную связь с политорганами, штабом и управлениями фронта.

В редакции фронтовой газеты, издававшейся на русском, украинском, узбекском, казахском и татарском языках, сложился хороший, квалифицированный и работоспособный коллектив. Военных журналистов по праву называли солдатами переднего края. Они всегда были на важнейших участках, в огне боев.

Вот один из многочисленных примеров. На нашем фронте первыми форсировали Днепр разведчики мотострелкового батальона 51-й гвардейской танковой бригады, которой командовал Герой Советского Союза гвардии подполковник М. С. Новохатько. С первым десантом под огнем врага переправился и корреспондент фронтовой газеты капитан С. М. Борзунов. В своем репортаже он ярко и правдиво рассказал о подвиге гвардейцев-комсомольцев В. Н. Иванова, И. Д. Семенова, Н. Е. Петухова и В. А. Сысолятина, ворвавшихся в районе Григоровки на правый берег Днепра и положивших начало образованию букринского плацдарма. Эта весть сразу распространилась по всем войскам. С приветственным письмом Военного совета к четырем героям Борзунов вторично переправился через обстреливаемую реку на правый берег и вместе с гвардейцами принял участие в боях по удержанию захваченного плацдарма.

Мужественно выполняли свои обязанности и другие журналисты.

За инициативу и оперативность в освещении боевой деятельности войск сотрудники фронтовой газеты «За честь Родины» офицеры Ф. Н. Орешкин, А. Н. Рогожин, В. М. Гунин, В. В. Ермилов, А. П. Верхолетов, поэт Илья Френкель, художники В. М. Брискин и Е. А. Ведерников, фотокорреспонденты В. П. Юдин, О. В. Игнатович и другие были удостоены правительственных наград.

На 1-м Украинском фронте обосновался довольно солидный и представительный корреспондентский корпус центральной печати. От редакции газеты «Правда» у нас находились писатели Вадим Кожевников, Михаил Брагин, Леонид Первомайский, затем прибыл со 2-го Украинского фронта Борис Полевой. Газету «Правда» представлял на нашем фронте и Сергей Борзенко, в прошлом сотрудник газеты 18-й армии «Знамя Родины» и газеты 1-го Украинского фронта «За честь Родины». За отвагу, проявленную при форсировании Керченского пролива и в боях на плацдарме под Эльтигеном, С. А. Борзенко первым среди военных корреспондентов получил высокое звание Героя Советского Союза.

Редакция газеты «Красная звезда» имела на нашем фронте постоянный корпункт, возглавляемый военными журналистами офицерами Н. Н. Денисовым, М. М. Зотовым и погибшим в начале 1944 года Петром Олендером. От «Красной звезды» у нас бывали Петр Павленко, Борис Галин, Константин Симонов и другие писатели.

Газету «Известия» на нашем фронте длительное время представлял Виктор Полторацкий, а «Комсомольскую правду» — Сергей Крушинский. Частенько наезжал к нам от «Комсомолки» и Юрий Жуков. Не обходили нас вниманием представители Совинформбюро, ТАСС, Союзкинохроники, радиовещания.

Но центральные газеты, доставляемые из Москвы поездом, поступали в части и соединения фронта с запозданием. С таким положением мириться было нельзя. Военный совет принял постановление об улучшении доставки центральных газет соединениям и частям и обязал командующего 2-й воздушной армией генерал-лейтенанта авиации С. А. Красовского выделить специально для этой цели два транспортных самолета. На заместителя командующего 2-й воздушной армией по политчасти генерал-майора авиации С. Н. Ромазанова возлагалась персональная ответственность за бесперебойную работу выделенных экипажей и самолетов и своевременную доставку центральных газет.

Фронтовая пресса росла количественно и улучшалась качественно. В войсках 1-го Украинского фронта издавалось 67 газет, включая и дивизионные, и каждая из них пропагандировала великие идеи партии, воодушевляла воинов на подвиги, освещала боевые дела и фронтовой опыт войск, партийную и комсомольскую жизнь частей и подразделений.

Военная печать представляла собой мощную силу Разовый тираж газет, издаваемых на 1-м Украинском фронте в конце 1943 и начале 1944 года, составлял 250 290 экземпляров. Газеты, являющиеся одним из главнейших средств политработы в войсках, оказали действенную помощь командованию и политорганам в подготовке войск к предстоящей операции, в мобилизации воинов на разгром врага.