Часть 3

Слушатель академии Генерального штаба. Москва, 1972–1974 гг.

С 25 по 31 августа шла подготовка к занятиям. С нами знакомились, распределяли по группам, выдавали ордера на квартиры (я получил квартиру на ул. Вернадского, 25). Встречали свои семьи. 27 августа приехала и моя семья, устраивались с жильем.

Слушателей на курсе немного. Академия расположена в переулке Хользунова. Начальник академии генерал армии Семен Павлович Иванов, начальник факультета – генерал-лейтенант Иван Максимович Ковалев, его заместитель – генерал-майор танковых войск Герой Советского Союза Михаил Степанович Пискунов, первый заместитель начальника академии – генерал-полковник Михаил Павлович Повалий, заместитель по науке – генерал-лейтенант танковых войск С. И. Радзиевский, начальник кафедры оперативного искусства – генерал-лейтенант Федор Филиппович Гайворонский. В нашей первой группе 11 человек из различных видов и родов войск от зам. командующего воздушной армией до офицеров оперативных штабов. Точнее, один зам. командарма генерал-майор авиации И. С. Трофимов, три заместителя командиров дивизий, четверо начальников штабов дивизий, один комбриг подводных лодок капитан 1 ранга В. А. Парамонов, подполковник В. У. Миронов из Генштаба и подполковник С. С. Алферов из оперативного управления ГСВГ. В классе у каждого свой стол и секция сейфа. Мне досталась секция полковника Г. С. Титова, из выпуска 1972-го года. Руководителем группы был генерал-майор Иван Васильевич Сутормин. 1 сентября начались занятия. Первую лекцию «О характере современных войн» прочитал начальник академии. Обращаясь к нам с напутствием, он сказал: «Знания нужно брать не только из лекций преподавателей, но и добывать их самим».

Пошли дни интересной учебы. Всем нам было нелегко, не хватало времени – занимались по 8 часов плановых занятий и 2 часа обязательной самоподготовки. Мы быстро перезнакомились в группе. Из Войск ПВО на курсе нас было только двое – я и подполковник Владимир Алексеевич Белоусов, с которым впоследствии мы прослужим вместе более шести лет в Главном штабе Войск ПВО.

Нас возили на полигоны, по всем академиям, знакомили с вооружением и техникой всех родов войск. Это значительно расширяло кругозор слушателей. Наиболее интересно читались лекции генералами Н. А. Асриевым, И. И. Ануриевым (доктор наук), И. И. Джорджадзе (доктор наук), М. П. Повалием (доктор наук) и др. Главным предметом было оперативное искусство. Я буквально заслушивался на всех лекциях, жажда знаний была огромная, и программа предусматривала все необходимое для их расширения и углубления. Лекции чередовались с групповыми семинарскими занятиями и самостоятельной работой. В группе каждый из нас был ответственным за определенные предметы в зависимости от своей принадлежности к виду ВС, т.е. держал связь с соответствующей кафедрой и дополнял преподавателя. Мне пришлось «курировать» кафедры ПВО и Истории военного искусства и стратегии. Учеба набирала темпы, начались зачеты. К занятиям привыкать было трудно – сказывался большой перерыв в учебе. Я ведь не учился с 1959 года, большинство же окончили Военную академию им М. В. Фрунзе и др. четыре-пять лет назад. Нам, «спецам» из ПВО, ВВС, ВМФ, было тяжеловато. Большие задания давали на кафедре марксизма. Времени на все не хватало. Нужно было заботиться о семье, в которой трое детей, сыну всего около двух лет, поддерживать переписку с одесситами, уделять внимание родным и друзьям, которые навещали нас в Москве.

Устраивались встречи слушателей с видными военачальниками периода Великой Отечественной войны. Запомнилась встреча с генерал-полковником Покровским, бывшим начальником штаба Западного фронта. Генерал посвятил свои воспоминания подготовке и проведению Белорусской операции (25-летней давности). Он с любовью говорил о белорусском народе, об его страданиях под немецким игом. С сожалением сказал о том, что проходит время, уходят из жизни боевые товарищи, многие руководители фронтов ушли, не оставив дневников, своих письменных воспоминаний. В военные годы все были слишком заняты, много работали, откладывая события только в голове, потом одних вырвала смерть, другие стали забывать, т.е. возникал пробел в нашей истории. Генерал рекомендовал вести дневники. Он высказал мысль, что в мирное время непростительно не вести дневников, а оканчивающие Академию Генерального штаба просто обязаны это делать. Пусть в них будет много шелухи, но она потом отсеется и останется необходимый костяк. Он сказал: «Я еще не встретил в своей среде никого, кто бы вел дневник! А это же мирный период и оправданий нет». Генерал был прав. Мне также не приходилось встречать среди своих знакомых ведущих дневники. А то, что я веду дневник, вызывало удивление у самых близких друзей, которые считали это чем-то особенно ценным. Даже В. Д. Лавриненков, которому я открыл свою тайну в конце апреля 1985 года, был сильно удивлен, когда я зачитал ему несколько страниц, касающихся нашей совместной службы в Киеве.

11 декабря 1972 года состоялась встреча с Анастасом Ивановичем Микояном, видным государственным и политическим деятелем. Беседа посвящалась 50-летию образования СССР. Анастас Иванович очаровал нас своей внешностью, опрятностью, скромностью, умением держаться в президиуме и на трибуне. Он говорил без бумаги, последовательно и четко излагал события того времени. Рассказал о том, как возник у В. И. Ленина план создания Союза Советских Социалистических республик, что из себя представляло в то время население нашей страны (143 млн. человек, из них 30 млн. вели феодальный образ жизни, 6 млн. – патриархальный) и какое наследство оставил нам царизм! А сейчас?! Спутники, человек в Космосе, на Луне луноход, автоматика и др., международный авторитет. Какой скачок, какой расцвет наций! Все это подтверждение того, что Союз был создан правильно, что он был необходим.

Мне об А. И. Микояне много рассказывал отец, знавший его лично еще с конца 20-х годов. И я написал ему о встрече с Микояном.

23 декабря в ЦДСА состоялось торжественное собрание по случаю 50-летия образования СССР. Доклад сделал начальник Генерального штаба генерал армии В. Г. Куликов, без ошибок и оговорок, ясно и четко.

30 декабря в 20.00 Москва салютовала в честь 50-летия СССР 50-тью залпами. Сын Андрей успел увидеть два последних залпа. Новый год встретили с женой в кинотеатре «Октябрь».

Учеба в разгаре. Нас изматывали семинары по марксистско-ленинской подготовке. К каждому требовалось изучить от пяти до девяти источников. Проводил семинары по понедельникам начальник кафедры полковник В. И. Морозов. Особенностью нашей первой группы было то, что у нас вели занятия начальники кафедр или их заместители. Любые комиссии начинались с присутствия на занятиях в нашей группе. Вид большого начальства смущал нас, налагал дополнительную ответственность при подготовке к занятиям. Мы всегда ждали лекций начальника академии генерала армии С. П. Иванова, который хотя и читал их монотонно, но был хорошо осведомленным военачальником. В годы войны он занимал высокие посты, повидал многое. Знал еще больше. Иногда он отходил от текста лекции и вспоминал детали, нигде до этого не описанные. Некоторые из них мы и старались уловить и запомнить. Генерал в лекциях об операциях Великой Отечественной войны, как правило, называл фамилии многих командармов, приводил содержание докладов тов. И. В. Сталину, его ответы и т.п. Он говорил: «Действовать на войне по желанию – значит, быть сумасшедшим. На войне необходим трезвый ум полководца, опирающийся на реальные возможности и расчеты». В 1983–1987 гг. мы встречались с С. П. Ивановым на заседаниях редколлегии журнала «Военная мысль».

Семинары по стратегии вел генерал-лейтенант П. А. Федоров, наш, из Войск ПВО. Ему трудно было отвечать. Он требовал детальной проработки материала, каждый семинар оформлял схемами построения докладов, чрезмерно увлекался цифрами. Кажется, излишне оригинальничал, любил новые анекдоты. Я его понимал плохо. Преподаванию стратегии ему что-то мешало.

27 января проводилась конференция, посвященная 30-летию битвы под Сталинградом. С докладом выступил Маршал Советского Союза В. И. Чуйков, а также другие участники боев: генерал С. П. Иванов, генерал Глебов, генерал-полковник авиации Селезнев и др. Сильное впечатление произвел доклад Маршала В. И. Чуйкова. Он говорил густым басом, неторопливо. По голосу, построению речи, суровому закаленному лицу чувствовалась громадная воля, решительность и непреклонность в достижении цели.

Групповые занятия по ПВО вел генерал-майор Н. М. Олейников, бывший офицер оперативного отдела армии ПВО. Очень сухой человек. Проводил занятия в темпе, не любил давать пояснений, не терпел малейших вольностей слушателей. Мне, как пэвэошнику, было неловко за него перед товарищами. Однажды на занятиях рассматривался вопрос организации ПВО при переправе войск через водную преграду. Отвечал я, и в докладе назвал ротные и батальонные средства ПВО, переправляемые в первую очередь, «легкими системами», а дивизионные и армейские – «тяжелыми». Генерал придрался, я сослался на методику, что вызвало у него еще большее раздражение. В перерыве он высказал недовольство моим поведением старшему группы полковнику В. С. Еремину, а, встретившись со мною в коридоре, пообещал вызвать меня к начальнику академии, пригрозив, что на этом моя учеба закончится. На что он собирался пожаловаться, я так и не понял. Мнение группы разделилось: одни не находили в моем поведении ничего оскорбительного, другие считали иначе. Я же отнес вспыльчивость преподавателя к его плохому в тот день настроению и по окончании занятий принес свои извинения. На этом конфликт был исчерпан. Каждый из нас оставался самим собою. К чести нас обоих, мы никогда впоследствии не вспоминали этот день – 30 января 1973 года. Николай Михайлович был руководителем моих выпускных работ – реферата и диплома. Обе работы получили высшие баллы. Мы долго встречались с ним после моего окончания ВАГШ, оказывали друг другу услуги, обменивались мнениями, касавшихся дальнейшего совершенствования системы ПВО страны и преподавания предмета в академии.

В середине февраля произошла смена начальников академии. Вместо генерала армии С. П. Иванова начальником ВАГШ стал генерал армии И. Е. Шавров (танкист). Генералы вошли в лекционный зал вместе. Рапорт принял И. Е. Шавров, генерал С. П. Иванов закончил лекцию по истории военного искусства. Слушатели зааплодировали. Мы обратили внимание на то, что преподаватели начали осуждать прежнего руководителя, заговорили о больших недостатках, о работе на «корзинку» и т.п. Это огорчало. Замена руководителей была и будет, но зачем же так быстро перестраиваться и принимать осуждающую позицию тем, кто был рядом с человеком, вместе работал и участвовал в выработке решений. Такое положение, между прочим, в Вооруженных Силах сохраняется. Простительно отрицательно отзываться о бывшем начальнике тем, кто и при его деятельности не был с ним в согласии. Тем же, кто всегда подобострастно встречал начальника, громогласно приветствовал его действия, так внезапно переходить в другой лагерь непристойно. Академия преподавала нам и такие уроки жизненной школы.

Шло время, проучились уже полгода. Учиться стало полегче. Втянулись, усвоили методические приемы преподавателей. Они изучили нас, мы их. Стала сплоченнее наша группа.

Оригинально читал лекции генерал-полковник Повалий. Он заканчивал войну под Берлином в должности начальника оперативного отдела 47-ой армии. Начинал лекцию по истории военного искусства (ИВИ) тихим голосом, неторопливо, впечатление такое, будто беседовал с нами, быстро заинтересовывал, приводил много фактов, называл фамилии командиров, умело пользовался схемами при раскрытии эпизодов. Создавалось такое впечатление, что, несмотря на ясность и глубину изложения, что-то нам недосказывалось, заставляло нас домысливать нераскрытые связи. Тем самым мы активно участвовали в лекции или «беседе». Генерал Повалий имел богатый военный опыт. В нем чувствовался большой ум. Мне нравилось следить за его выражением лица со строгими, словно отточенными, чертами.

Толково читал лекции по ИВИ и полковник В.А. Мармазин, заменивший генерала С. П. Иванова.

На командно-штабных учениях в академии нам с В. А. Белоусовым приходилось выполнять по очереди роль командующего или начальника штаба армии (фронта) ПВО. Подчиненных и у нас не было, их функции мы выполняли сами. Оформляли на карте решение, писали пояснительную записку, составляли боевые приказы, распоряжения и отчетные документы. Такая нагрузка шла на пользу, обогащала практикой.

19 апреля 1973 г. мне было присвоено очередное воинское звание – полковник. Всякое звание радует, но этого звания я ждал особенно.

Оно являлось закономерным, ибо в должности по категории, соответствующей этому званию, я был около шести лет. Присвоение званий в группе считалось особым событием и, как и дни рождения, отмечалось всей группой. 20 апреля мы собрались в ресторане «Спортивный» в Лужниках, где провели время за дружеским столом.

Мы учились проявлять друг к другу больше терпимости, уважения, избегали резкости в отношениях. В то же время наше «общество» являлось хорошим зеркалом, в котором мы видели друг друга без прикрас, со всеми присущими нам недостатками и положительными сторонами. На недостатки не стеснялись реагировать своевременно и смело. Мы знали, что впереди такого «зеркала» не будет, и в случае каких-то отклонений сразу не скажут, не помогут. Это могут сделать только в том случае, когда забредешь слишком далеко, и без парткомиссии не выкарабкаешься. Так случилось с И. С. Трофимовым спустя шесть-семь лет после учебы. Его в звании генерал-лейтенанта авиации сначала понизили в должности с командарма до заместителя, а затем уволили. Аналогично закончил службу и наш любимец, весельчак Павел Васильевич Корчагин. Его досрочно уволили в звании генерал-майора артиллерии. Иногда мы пытались предугадать будущее своих товарищей. Оказывается, это сложное дело. Даже для нас, которые фактически были уже созревшими, установившимися и определившимися, прогнозы почти полностью не оправдались. Так, И. С. Трофимов к тому времени был уже несколько лет генералом (1930 года рождения). Он значительно опережал нас во всех отношениях. Был намного выше всех в вопросах военной науки. Что и говорить, развитый, умный, смелый летчик, освоивший не один десяток самолетов. Учился отлично. Мы предполагали, что он в свое время станет Главкомом ВВС, а судьба повернулась иначе.

Моложе всех был Николай Гайдук. Материал он излагал вразумительно, никогда не терялся, имел твердый голос, хорошую память, крепко сложенную фигуру – все, что нужно командиру. Но Николай так и не преодолел дивизионного звена.

Всем думалось, что далеко шагнет танкист Александр Ежак с его пытливым умом. Способным слушателем был Анатолий Петрович Смирнов. Он несколько лет успешно командовал дивизией и армией на Дальнем Востоке. В 1983 году был назначен зам. начальника Главного штаба СВ, но вскоре умер. Большое стремление вырваться вперед имел Виктор Сергеевич Еремин, старший нашей группы, однако жизнь распорядилась по-своему. Служба его ограничилась должностью зам. командующего войсками округа по вневойсковой подготовке. Уволился он в 1990 году в ЛенВО в звании генерал-лейтенанта.

О семье. Жили на проспекте Вернадского. Старшая дочь Ирина приехала в Москву в 1972 году, раньше нас на полтора месяца. Без чьей-либо помощи сдала экзамены в Московский экономический институт им. Плеханова, но на очное отделение не прошла по конкурсу, оставили на вечернем. Она работала и училась. Младшая дочь, Оля, училась в восьмом классе, Тамара работала. Я выполнил обещание, возвратил ее в Москву, правда, пока еще временно. Андрюша подрастал. 25 апреля он сильно заболел, отравился рыбой, пришлось положить в больницу, там спасли от отравления, но простудился и заболел воспалением легких. 5 мая забрали его домой полуживого, еле выходили. От моих родителей шли невеселые письма, по которым можно было судить о приближении конца. Первой «сдала» мама, слабела. Долго не получал писем от брата, он тяжело болел. Было ясно, что он тоже долго не протянет. Так и случилось – 1978 год стал для него последним годом жизни.

Интересной была поездка слушателей нашего курса на Северный Флот 6–10 июня. Многое увидели. Побывали в Мурманске, Североморске, выходили на кораблях в Баренцево море на пуски БР с АПЛ, осматривали современные атомные подводные лодки, побывали в музее КСФ.
15 июня заменил партбилет № 03494189. Новый билет вручил начальник ПО академии генерал-полковник Ф. А. Мажаев.

В июне присутствовал на защите дипломов у двоих своих товарищей из ПВО – старшекурсников П. П. Шпакова (впоследствии командарм 1-ой армии ПВО ОН) и В. И. Дикушина. Обе защиты не произвели впечатления, повторялись прописные истины.

Генеральный секретарь КПСС Л. И. Брежнев побывал в ФРГ и США, взаимоотношения между ведущими странами двух систем несколько смягчились. Тот выпуск слушателей академии прошел под девизом «Максимально использовать временную разрядку, ускорить продвижение в экономике».

Сдавали экзамены и мы. Первый 18 июня – «История войн и военного искусства». Я получил четыре балла. Обидно. Историей занимался много, срезался на стратегической обороне. Последним, 30 июня, сдал «Оперативное искусство», принимал генерал-лейтенант Ф. Ф. Гайворонский, поставил четверку. С генералом Ф. Ф. Гайворонским пришлось часто встречаться впоследствии на различных совещаниях в Генштабе, в диспутах по написанию «Основ ведения операции» и в редакции «Военная мысль». Это заметный ученый. Будучи заместителем начальника академии по науке, он внес большой вклад в теорию военного искусства.

Август (отпуск) провели в Холмской у родителей. Мама безнадежно болела, с 15 августа она слегла окончательно, отнялась речь. До окончания отпуска я не отходил от нее. Тяжело было сознавать, что провожу последние дни с самым дорогим мне на свете человеком. Сколько хорошего и доброго связано с мамой, сколько расставаний и встреч, а какая теплота и материнская любовь ждала тебя всегда дома и ощущалась вдали от него! Не хотелось верить, что через считанные дни мы навсегда расстанемся с мамой, счастье и радость которой заключались только в нас, детях. Сколько пришлось ей пережить в жизни с суровым отцом и с нами в годы войны и голода. Какой это был неиссякаемый для нас источник душевной теплоты и ласки! Теперь он угасал навсегда, оставляя лишь память. 11 сентября мама скончалась. 13 сентября ее похоронили. На похоронах встретились с братом Владиком. С этого дня начались мытарства отца. Вот когда он в полной мере испил всю горечь утраты и, наверное, не один раз пожалел о прошлом, о срывах в отношениях с мамой.

15 сентября я вернулся с похорон и включился в учебу. Время на втором году учебы позволяло чаще заглядывать в арсеналы библиотеки академии, и я начал читать редкие исторические книги. Переписывался с Владиком, его детьми Олегом и Галей. Писал своим друзьям в Холмскую, сослуживцам в Одессу. Регулярно переписывались с отцом и сестрой Лилей.

Среди слушателей шли разговоры о начальнике академии, генерале И. Е. Шаврове. Было очевидно, что серьезного вклада в науку он не внесет. Пока его деятельность в академии ознаменовалась тремя новшествами: учреждением дополнительных постов для проверки пропусков в учебных корпусах; введением дежурства слушателей по академии; приказом для слушателей быть на занятиях в кителях. Естественно, от таких нововведений храм нашей военной науки не возвысился.

Продолжаю рыться в библиотеке. Удалось прочитать дневники военного министра (1861–1881 годы) Д. А. Милютина, «Мозг армии» Шапошникова, «Великие полководцы истории» Н. С. Голицына и др.

В мире новая вспышка военного конфликта. 6 октября Израиль напал на Египет и Сирию. Несколько раньше разыгралась трагедия в Чили. События подтверждали, что нынешний мир не может жить долго без войны. Мы уже привыкли к академии и начали даже высказывать свои критические замечания. Прежде всего, академию редко посещали высшие руководители Вооруженных Сил. Не видели мы в ее стенах и Министра обороны, Главкомов всех видов Вооруженных Сил. Начальник Генерального штаба был один раз, и то на выпуске. Неравномерно распределялась нагрузка учебных планов, мы были то чрезмерно загружены, то заняты пустяками. Неохотно в академии расставались с устаревшей тематикой, что загромождало учебный процесс малополезными вещами. Теперь положение как будто изменилось.

По мере более тесного общения в группе и наблюдения за реакцией каждого из нас в тех или иных ситуациях складывались более точные характеристики коллег. Не всем удавалось сохранить тактичность и вежливость в отношениях. Первым отрицательно проявил себя И. С. Трофимов. Произошла крупная ссора из-за пустяка между нашим моряком В. Парамоновым и И. Трофимовым. Игорь положил в портфель Парамонова гантели. Можно было обойтись смехом и только. Но моряк чрезмерно рассвирепел и, в буквальном смысле, «вылил ушат грязи» на Трофимова. Мы все были удивлены неуместными и ненужными оскорблениями в адрес Трофимова. От этого поступка Парамонова остался тяжкий осадок на душе. Несмотря на вредный характер Игоря Трофимова, он не заслуживал такого оскорбления. Павел Корчагин чрезмерно увлекался спиртным. Ему рано пришлось расстаться с военной службой.

Как-то обособленно, по-тихому, вели себя генштабист В. У. Миронов и С. С. Алферов. Они больше действовали по принципу сторонних наблюдателей, когда разгорались в группе дискуссии по некоторым вопросам тактики и оперативного искусства. На них лежала печать исполнителей чужой воли. Оба были незаметными, но умели очень красиво оформлять карты и другие графические документы. У них чувствовался большой опыт службы в крупных штабах. Семен Семенович Алферов рано закончил службу в редакции «Военно-исторического журнала», а полковник Миронов после окончания академии несколько лет продолжал службу в Генеральном штабе.

Учеба расширяла наши интересы. Академия находилась на вершине военной надстройки государства, что позволяло нам обозревать не только Вооруженные Силы, но и заглядывать в другие сферы государственной системы. Мы видели, какую громадную работу проводили ЦК КПСС и Советское правительство для обеспечения мира. Годы нашей учебы совпали с активной деятельностью руководителей партии и правительства в этой области. Значительным толчком в развитии экономики нашего государства стал подъем народа, вызванный празднованием 50-летия образования СССР, внутри партии важным событием по укреплению рядов и активизации деятельности явился обмен партийных документов. И в то же время нельзя было не видеть негативных явлений в некоторых слоях нашего общества: участились случаи хищения, обусловленные страстью к наживе, все чаще сообщалось в печати о взяточничестве, протекционизме, бюрократизме, слишком быстро распространялось пьянство. Все это мрачной тенью ложилось на наше советское государство. Появлялось все больше расхождений между словами и делами руководителей государства и партии, которых мы не могли не заметить. Когда же задавали на кафедре марксизма-ленинизма вопросы: «Что же происходит?», следовал один ответ: «Мол, эти явления не характерны в целом для нашего общества, и для извращений социалистической морали и вредных тенденций нет оснований». Оснований нет, а факты налицо! Вот здорово! Потребовалось более десяти лет, чтобы открыто признать ту опасность, которую представляли для нашего общества те, казалось бы для некоторых руководителей, малозначащие отклонения. Пришлось принимать самые решительные меры по наведению порядка в партии и государстве. Начало этому было положено после смерти Л. И. Брежнева Ю. В. Андроповым и в конце концов закончилось при М. Горбачеве крахом КПСС, развалом СССР и крушением социалистического строя.

Учеба наша приближалась к концу. На занятиях стали появляться кадровики из ГУКа с целью более близкого знакомства с нами. Знакомый полковник Шипка, заговаривая со мною, намекал на службу в Генштабе. Меня это огорчало. В Генштабе застревать не хотелось.

24 декабря состоялся партактив академии по декабрьскому Пленуму ЦК КПСС. Мне предложили выступить от слушателей 1-го и 2-го курсов. Начало: в 15.30. Сидим рядом с И. Трофимовым, прошу его помочь составить план выступления. Он шутит: «Не хочу, чтобы и меня посадили с тобой». Лев Шустко (наш секретарь) показывает из президиума четыре пальца, выступаю четвертым. Суть наспех составленных тезисов: о трудовом подвиге нашего многонационального народа и его значении для обороноспособности государства; об одобрении слушателями политики партии; о критическом выступлении тов. Л. И. Брежнева, как примере признания ошибок и их осуждения; о недостатках в нашем учебном процессе и т.д. Выступление, судя по реакции зала, кажется, удалось, некоторые даже зааплодировали. Позже мне передадут, что понравилось оно и начальнику академии.

Начались беседы с кадровиками. Приезжал из ГУКа полковник Г. А. Богданов. В беседе с ним предварительно остановились на более реальном варианте будущего назначения – на должность начальника штаба корпуса ПВО.

19 января нас с В. А. Белоусовым пригласили в Управление кадров Войск ПВО. Беседовал с нами генерал-лейтенант авиации Н. Л. Трофимов. Я сказал ему о своей готовности служить в отдаленных районах, так как до сих пор там не служил.

С 1 по 15 февраля 1974 года был в отпуске. Съездил на Кубань и в Тамбов к родственникам жены Рыбаковым. И снова занятия, теперь уже по плотному графику, впереди защита диплома. Все к тебе присматриваются. Подрастает сын, требует все большего внимания.

12 марта необычный и памятный день. Мне была устроена встреча с командующим Московским округом ПВО генерал-полковником авиации, дважды Героем Советского Союза А. И. Колдуновым и членом Военного Совета генерал-полковником Н. В. Петуховым. Разговор шел о моем возможном назначении начальником штаба 16 корпуса ПВО в Горький. Я дал согласие. Это при условии, если Главкомат не выйдет с моей кандидатурой на должность начальника штаба Отдельной армии ПВО, сказал командующий.

Условились, что командующий МО ПВО сделает все необходимое, чтобы я служил в округе. При этом командующий говорил о целесообразности пройти ступень начальника штаба корпуса, которая откроет мне дальнейшую перспективу и добавил: «Ты еще прослужишь в генеральских званиях лет 15». Пророчество командующего сбылось, я прослужил в звании генерала 16 лет.

Встречу с командующим устроили начальник штаба округа генерал-лейтенант Н. П. Мильченко и начальник Управления кадров округа полковник О. С. Куприянов, впоследствии генерал-лейтенант. Беседа с командующим МО ПВО оказалась для меня очень своевременной, потому что кадровики ГУКа намеревались назначить меня по окончании академии в Генеральный штаб, чего я очень не хотел. Теперь же появилась надежда избежать этого назначения. Так я познакомился с будущим Главкомом Войск ПВО, рядом с которым в будущем проработаю не один год.

В двадцатых числах марта стало известно о том, что представление к назначению меня на должность подписано командующим МО ПВО и направлено в ГУК.

28 марта узнал о серьезном заболевании нашего командарма генерал-полковника авиации В. Д. Лавриненкова, который лежал в одном из госпиталей в Москве, но где точно, я не знал. Нужно было непременно узнать и проведать его.

30 марта сдавали экзамены по стратегии. Принимал генерал М. И. Повалий. Отвечал вроде бы как нужно, тянул, как говорится, на отлично. Повалий задал вопрос, в каком докладе, где и когда тов. Брежнев сказал, что наличие у нас ракетных войск стратегического назначения является «сдерживающим» фактором для империалистов. Естественно, сразу найти ответ на такой вопрос трудно. Подумав, я ответил, что главное не в том, где сказано, а в наличии самих стратегических ядерных сил. Они для этого создавались и являются «сдерживающим» фактором с 1961-го года для тех, кто нам угрожает. Генералу Повалию не понравился такой ответ и он приказал мне сходить в библиотеку, взять второй том речей Брежнева, найти, где сказано об этом, и доложить. Оказалось, это было сказано Брежневым в 1971 году на вручении г. Харькову ордена Ленина. Я передал книгу очередному входящему в класс, кажется Саше Агудову, и попросил положить ее на стол перед генералом. Вдруг из класса выходит генерал П. А. Федоров и паническим хриплым голосом произносит: «Что Вы наделали, погубили все!» В руках у него книга, он приказывает взять ее, войти в класс и лично вручить генералу Повалию, что я и сделал. После чего четыре балла мне были обеспечены.

Справедливости ради нужно заметить, что отличные оценки в группе строго лимитировались и их ставили порою не за знания, а за общественные нагрузки, которые возлагались на слушателей. Как правило, пятерки «расходовались» на старшин курсов, старшин групп, партсекретарей и т.п. В любом случае на группу лимит пятерок при зачетах составлял не более четырех, чтобы общий балл был не слишком высок и преподавателя не обвинили в мягкотелости.

17 апреля повторный вызов к генералу Н. Л. Трофимову. Он спросил, не изменил ли я своего решения. Я ответил: «Нет». Он сказал, что командующий А. И. Колдунов остался обо мне после беседы хорошего мнения. Генерал Трофимов предупредил также о предстоящем вызове на Военный Совет Войск ПВО, но предварительно со мной должен был познакомиться начальник Главного штаба генерал-полковник В. Д. Созинов. 18 апреля мы прибыли в Управление кадров на ул. Интернациональной, 8, чтобы вместе с другими товарищами выехать в Главный штаб Войск ПВО. Приехали в Главный штаб, но встреча с генералом Созиновым не состоялась, он оставался за Главкома, был занят и не смог нас принять.

19 апреля мы были на Военном Совете. Председательствовал генерал-полковник В. Д. Созинов. Разговор был коротким – 2 минуты. Зашел, доложил. Поздоровались. Мне объявили о том, кем и куда меня предполагают назначить, и спросили, как я к этому отношусь. Был задан вопрос: «Как учитесь?» В. А. Белоусов намечался на должность комдива в 10 ОА ПВО (Архангельск).

Возвратившись в академию, мы сосредоточили все свое внимание на дипломных работах. Настроение мое улучшилось, потому что угроза назначения в Генштаб теперь уменьшилась, ибо на Военном Совете войск наши кандидатуры были уже рассмотрены.

28 апреля произошла смена начальника факультета. Вместо генерала Ковалева был назначен генерал-лейтенант К. С. Ганеев с должности зам. командующего СаВО. Новый начальник знакомился со слушателями и академией. Узнали мы также об увольнении генерал-полковника М. И. Повалия, вместо него назначался генерал-полковник А.Г. Щурупов, командующий войсками ОдВО. Естественно, замена эта была неравнозначна. Нам казалось, что с уходом из академии генералов С. П. Иванова и М. И. Повалия погаснут последние звезды из когорты военачальников периода Великой Отечественной войны. После них академию будут возглавлять менее яркие личности.

Я продолжал поддерживать связи с Одессой. Товарищи писали о положении дел в дивизии, изменениях в личном составе, в штабе. Комдив М. Д. Черненко укомплектовывал штаб на свой лад. Он считал, что в штабе могут работать буквально все, кто хочет. По этому поводу между нами состоялся разговор перед моим отъездом в академию. Я был против такого подхода, но, к сожалению, комдив не послушался моего совета. В итоге штаб дивизии ослабел. А сам генерал Черненко через некоторое время был назначен зам. командующего армией. Комдивом стал полковник В. И. Дикушин. Он окончил академию на год раньше меня. Тогда мы успели познакомиться и подружиться. Дружбу сохранили на все годы совместной службы и до настоящего времени. Дикушин прослужил на должностях командира дивизии и корпуса в Одессе и Ростове 12 лет. В 1984 году был назначен начальником вспомогательного командного пункта Главнокомандующего войсками ПВО «Запад» в Минске, затем представителем ПВО Войска Польского в Варшаве. С этой должности и уволился.

Валентину Ивановичу было очень трудно в Одессе, он оказался без надежной опоры, которую представляет собой хорошо сколоченный штаб, который легко было ослабить, но сколько потом понадобилось времени, чтобы снова его укрепить. Это произошло уже при моем участии, после моего назначения начальником штаба 8 ОА ПВО.

9 мая 1974-го года с женой и сыном направились на Красную площадь и в Серебряный переулок в госпиталь им. П. В. Мандрыки, чтобы навестить и поздравить с Днем Победы Владимира Дмитриевича Лавриненкова. На Красной площади было много ветеранов войны, был открыт Мавзолей, народ праздничный, веселый. Направляемся в госпиталь. Узнаем, что Владимир Дмитриевич переведен в госпиталь им. Н. К. Бурденко. Пошел дождь. Возвратились домой. В 17 часов еду один к Владимиру Дмитриевичу. Быстро нахожу его, с ним жена Евдокия Петровна. Тепло встретились. Поздравил их с праздником. Владимир Дмитриевич сказал, что операция уже прошла. Удалили большую опухоль в области груди. Видно было, как много пережил он на первом этапе лечения. Его выздоровление продлится еще долго. Человек, побывавший на краю жизни, особенно осознает ее ценность. Помню, Владимир Дмитриевич сказал мне тогда: «Живем мы, стремимся к званиям, должностям и т.д., а все это никому не нужный хлам, когда оказываешься на краю жизни, то позавидуешь здоровому шоферу». Мы даже выпили по чарочке за жизнь и здоровье. Я доложил ему о том, как развиваются события по моему назначению после окончания академии. Владимир Дмитриевич одобрил их. Дал мне советы. Главный из них – уметь ценить людей, повежливее с ними обращаться. О многом говорили еще, вспоминали свою армию. Расстались в 20 часов.

15 мая повторно навестил Владимира Дмитриевича. На этот раз он показался слабее, разговаривал лежа, говорил подробнее о перенесенной операции, показал шов на груди. Затем поднялся, надел пижаму и продолжал разговор, прохаживаясь по палате. Ему делали в тот период облучение. Через 40 минут мы расстались. Евдокия Петровна собиралась на несколько дней в Киев, а Владимира Дмитриевича должны были перевести на десять дней в Болшево.

От своего отца получил письмо, он находился в больнице, просил сообщить о моих перспективах. Узнаем, что председателем госкомиссии по выпуску нашего курса назначен генерал-полковник В. Л. Говоров, командующий МВО. Диплом перепроверяется, вносятся уточнения, исправляются ошибки и т.д.

5 июня первый экзамен по философии. Ночь спал нормально. Сравнительно спокойно. Иду уверенно. Сдаю на отлично. Одной ногой, считай, за порогом академии.

15 июня защита. Оценили в 5 баллов. Это была победа, которая означала, что доверие Войск ПВО, пославших меня в академию, оправдано. Ведь из большого количества желающих поступить в академию из наших войск удостоились такой чести только двое. Мы обязаны были хорошо учиться. На радостях помчался к Владимиру Дмитриевичу доложить ему результаты. Командарм отдыхал, я передал информацию через Евдокию Петровну.

18 июня умер маршал Г. К. Жуков. Народ потерял своего военного гения. Сообщение об этом последовало в газетах 20 июня. В этот же день с генералом В. Возным, приехавшим из Киева в Москву, проведали Владимира Дмитриевича. 21 июня жену положили в больницу на операцию.

26 июня беседа с начальником Главного управления кадров генерал-полковником И.Н. Шкадовым. Изменений в предстоящем назначении не последовало.

29 июня вручение дипломов. Волнующий день. Церемония началась в 10.00. Дипломы вручал начальник Генерального штаба ВС СССР генерал армии В. Г. Куликов. Сфотографировались на память. 1 июля прием в Кремле. 2 июля объявлен приказ о назначении. Тут следует вернуться к беседе с начальником ГУК генералом Шкадовым. Она проходила 26 июня в присутствии членов мандатной комиссии. Генерал Шкадов спросил: «Как Вы сами смотрите на то, что Вас после академии назначают на должность начальника штаба корпуса? Этот корпус по своему составу меньше, чем 21 дивизия ПВО, где Вы работали начальником штаба до академии». Я ответил, что смотрю на это положительно. Корпус для меня новая ступень, это оперативное соединение в отличие от дивизии, и я прошу утвердить назначение. В итоге командующий МО ПВО победил. Я был назначен начальником штаба 16 корпуса ПВО в г. Горький.

3 июля Тамаре сделали операцию. Хирург Фархад-Хан-Ахмедович. Удалили желчный пузырь с камнями. Дважды в этот день побывали у нее всей семьей. Она находилась в больнице до 17 июля. Каждый день навещали ее с детьми.

16 июля представился руководству МО ПВО. Беседовали со мною командующий и член Военного Совета округа. Командующий говорил об особенностях корпуса, на чем сосредоточить внимание. Напоследок пошутил: «Будешь работать, генералом станешь, не будешь – подполковником сделаю». Поинтересовался семьей. Связался по телефону с комкором Н. Л. Кульбаковым, дал указания о моем устройстве. От командующего зашел к начальнику штаба округа. Николай Петрович Мильченко поздравил с назначением, сказал, что рад тому, что наши служебные пути снова сошлись (мы служили вместе в 28 корпусе ПВО), пожелал мне долго не засиживаться на этой должности.

Представился также заместителю командующего генерал-лейтенанту В. П. Виноградову и начальнику оперативного управления округа полковнику Е. В. Калашникову. Встречи и беседы оставили хорошее впечатление, воодушевили меня на работу в округе. Было ясно также и то, что от меня ждут большого вклада в общее дело боеготовности.

17 июля забрали Тамару из больницы, а 21-го у нее разошелся шов. Пришлось снова обращаться в больницу, назначены перевязки, а на 26 июля были взяты билеты в Горький. Замотался с отправкой контейнеров, вместе с письменным столом отправил и билеты, но об этом спохватился лишь на вокзале 26 июля, в день отъезда.

Постепенно разъезжаемся, прощаемся с товарищами по академии. Пребывание в Москве и учеба закончены. Позвонил в Горький, попросил встретить и приготовить жилье. Разговаривал с зам. начальника штаба полковником Архангельским, он пообещал сделать все, что необходимо.

Начальник штаба 16 корпуса ПВО. г. Горький

Прибыли в Горький из-за повторной покупки билетов не тем поездом, которым планировали. Он пришел на два часа раньше, около шести утра, и, естественно, нас никто не встретил. В 7.45 подошли два УАЗа, и мы отправились в отведенное для семьи жилье (временное): двухкомнатная квартира в новом доме на седьмом этаже. В квартире были расставлены солдатские кровати и раскладушки с постелями. Спасибо товарищам, позаботились. Семья-то большая, трое детей и трое взрослых.

29 июля 1974 г. представился командиру корпуса генерал-майору Николаю Илларионовичу Кульбакову. После непродолжительной беседы с ним комкор представил меня офицерам управления. Тут же впервые познакомился с бывшим начальником штаба генерал-майором Владимиром Яковлевичем Гембаржевским. Он пробыл в этой должности 12 лет. Очень опытный и известный в войсках округа человек.

Он познакомил меня со штабом, размещением, особенностями и т.п. В этот же день я приступил к изучению боевой задачи корпуса и наиболее важных документов. Корпус готовился к учениям. Комкор предложил вместе с ним побывать в частях корпуса его северной группировки. Это было кстати, так как мне предстояло быть на учениях в своей должности начальника штаба. Поездка с комкором по войскам оказалась очень полезной. С 29 июня по 2 августа мы облетели на вертолете многие отдаленные части и подразделения.

12 августа в торжественной обстановке проводили в запас генерала Гембаржевского Владимира Яковлевича и одновременно с ним, к новому месту службы, начальника ЗРВ корпуса полковника Акчурина Расима Сулеймановича. Он был назначен зам. командира корпуса к Н. Н. Усенко в соседний корпус ПВО в Ярославль. С этого времени начались мои обычные будни в должности начальника штаба. Я старался сравнивать некоторые стороны жизни и постановки вопросов в корпусе и 21-й дивизии. Четко были видны особенности и отличия. Начал потихоньку внедрять новое, но делать это старался незаметно, не позволяя себе таких выражений, как «а у нас в Одессе было лучше» и т.п. Здесь, например, слабее был штаб, не уделялось должного внимания боевому дежурству (сказывался глубокий тыл, отсутствие нарушителей воздушных границ), управление корпуса фактически не занималось вопросами взаимодействия с ВВС, флотом и др.

В Горьком не было штаба Военного округа и воздушной армии, как в Одессе, что влияло на отпечаток работы штаба корпуса, она была более ритмичной и спокойной. В корпусе в то время служили: полковник Николай Прокофьевич Гвозденко, ставший позже командиром корпуса ПВО во Ржеве, затем начальником КП МО ПВО, генерал-майор авиации; полковник Сергей Степанович Евдокимов, начальник политотдела, впоследствии командовал Высшим политическим училищем Войск ПВО в Ленинграде, генерал-лейтенант; полковник Владимир Георгиевич Царьков, начальник авиации корпуса, впоследствии командующий ОА ПВО в Свердловске, МО ПВО, затем Первый зам. Главкома Войск ПВО по ПВО СВД – генерал-полковник авиации; подполковник Владимир Серафимович Ярошенко, сменивший полковника Р. С. Акчурина в должности начальника ЗРВ, впоследствии начальник штаба ЗРВ Войск ПВО, генерал-лейтенант; полковник Е. Ф. Вовненко, впоследствии начальник РТВ ОА ПВО, генерал-майор; подполковник Игорь Борисович Кавырин, зам. начальника политотдела, затем инструктор отдела в административных органах ЦК КПСС, генерал-майор; подполковник Борис Анатольевич Красавин, начальник отдела КГБ, впоследствии начальник управления КГБ СССР. С перечисленными сослуживцами по корпусу я до конца воинской службы поддерживал тесную связь. С большинством из них наши дороги впоследствии сходились вновь. В оперативном отделе постоянно работали подполковник К. А. Кириллов, подполковники Н. П. Коновалов, С. М. Брюквин, Л. Д. Зарубицин.

Больше всего внимания уделял органам управления. Каждый свой рабочий день начинал с КП корпуса. Продолжали строительство нового КП корпуса, защищенного СКП на аэродроме в Правдинске. Планировали переоборудование КП иап в Маршанске и т.д. Сталкивался с неисполнительностью, принимал меры. Бывал в частях и подразделениях. Приближался период подведения итогов. Иногда вспоминал 8-ю армию. Там все было лучше. Но воспоминаниями делу не поможешь. Нужно сделать, чтобы было хорошо и здесь.

Присматривался к командиру корпуса. Обстоятельный, неторопливый. У него выработаны свои методика воспитания и стиль работы. Мне командир нравился, было чему у него поучиться. Между нами сразу установились доброжелательные отношения. Я чувствовал постоянную поддержку Николая Илларионовича. Добрые отношения между нами сохранились до его кончины в 1989 году.

3 ноября мы прибыли в Москву на подведение итогов за год. Приезд этот принес мне неожиданную и очень приятную новость. Трудно даже сейчас передать словами те чувства радости и восторга, которые охватили меня в то время. А суть известия заключалась в том, что мне предложили возвратиться в свою армию на должность начальника штаба армии. Как выяснилось, об этом ходатайствовал Владимир Дмитриевич Лавриненков. Подробности того, как все происходило, нет необходимости излагать в этих кратких записках. Скажу только о самом важном. На совещании 4 ноября во время перерыва мне передали, чтобы я завтра прибыл в УК ВПВО (Управление кадров). Доложил об этом своему командиру и попросил его в свою очередь доложить командующему округа. Мы с комкором удивлены, в догадках. Кадровики ничего не хотят говорить. Я же предполагал, что ищут кандидатуру на должность начальника штаба авиации ПВО.

5 ноября с Интернациональной вместе с полковником В. П. Акимовым (из УК) выехали на Черную в Главный штаб. В 12.00 принял начальник Главного штаба генерал-полковник В. Д. Созинов.

Беседа. «А что, если мы Вас назначим на армию?» Еще два-три вопроса и он берет трубку и докладывает Главкому: «Товарищ Маршал Советского Союза, разрешите зайти к Вам с полковником Красковским» и тут же четкое: «Есть!» Идем с ним с третьего на второй этаж. Я остаюсь в приемной, генерал Созинов зашел в кабинет Главкома. Через 8–10 минут последовал звонок. Адъютант Главкома полковник Щукин передал вызов к маршалу. Волнуюсь, вхожу в большой кабинет, вдали небольшой стол Т-образной формы, за ним массивная фигура Главкома Маршала Советского Союза Павла Федоровича Батицкого. Делаю три шага, останавливаюсь и громко докладываю: «Товарищ Маршал Советского Союза! Начальник штаба 16 корпуса ПВО полковник Красковский по Вашему приказу прибыл». Замечаю на лице маршала вроде улыбки. Смелею, генерал Созинов сидит за приставным столиком, наблюдает за нами. Маршал приглашает сесть. Сажусь напротив генерала Созинова. Главком говорит, кивая в сторону генерала Созинова: «Вот по его предложению думаем назначить Вас начальником штаба 8-й армии. Там сейчас сложная обстановка. Командарм больной. Армия большая. Знаю, что Вы хорошо работали начальником штаба полка, дивизии. Как сейчас дела в корпусе? Кто им сейчас командует – Кульбаков?» Я вставляю: «Николай Илларионович». Маршал: «Знаю его». Затем: «Ну, взысканий много получил?» Отвечаю: «Пока нет». Созинов: «А по службе войск?» Маршал ему: «По службе войск проще всего нахватать взысканий. Даже тебе сегодня можно объявить взыскание за солдата в расстегнутой шинели, который попался мне на пути. Как здоровье?» Отвечаю: «Еще не болел». Маршал: «Ну еще бы болеть в 43 года, в этом возрасте еще подковы гнут. Я начал болеть в 60 лет». Беседа длилась с 12.32 до 12.38. Выхожу от Главкома первым, через 5 минут вышел генерал Созинов, и мы пошли опять к нему в кабинет. Начальник Главного штаба, напутствуя, предупредил меня, что назначение продлится долго, будет трудным. Рекомендовал о беседе с Главкомом доложить только комкору. С остальными не говорить. В этот момент зашел полковник В. П. Акимов и спросил начальника Главного штаба, идти ли нам на беседу к генерал-полковнику авиации А. Е. Боровых. Созинов ответил: «Никаких бесед».

Возвращался я в Горький вечером поездом под сильным впечатлением. 8 ноября в разговоре по телефону с генералом Мильченко, касаясь моей встречи с Главкомом, он сказал: «Такое бывает один раз в жизни!» Позже мне стало известно со слов В. Д. Лавриненкова, что это была его инициатива. Главком предлагал ему взять любого начальника штаба из других армий, более опытного, но Владимир Дмитриевич остановил свой выбор на моей кандидатуре и уговорил Главкома назначить меня. Однако, совсем противоположное мнение по поводу моего назначения имел наш командующий округом генерал-полковник авиации А. И. Колдунов. Он возмутился сразу, как только узнал о плане моего перемещения. Еще до моего прибытия на Интернациональную 5 ноября он уже позвонил генералу Трофимову и собирался просить Главкома, чтобы меня не назначили в 8-ю армию. Можно было понять командующего. Округу это перемещение было ни к чему.

11 ноября подвели итоги в корпусе. Присутствовал начальник штаба округа генерал-лейтенант Н. П. Мильченко. После выехали на КП. Начальнику штаба округа понравилась реконструкция КП – в нем стало просторнее, светлее, удобнее. Был доволен и комкор, который, как он признался, и не предполагал, что можно так удачно все сделать.

Мы стали готовиться к комиссии из Москвы. 18 ноября кадровики предупредили меня, что может последовать внезапный вызов в Главное управление кадров. 20 ноября потребовали в срочном порядке данные для представления в ЦК КПСС (характеристики, автобиографию и др.). Документы в этот же день были отправлены в Москву нарочным прапорщиком Голубчиком. Я продолжал энергично заниматься подготовкой штаба, командного пункта к приезду Главкома. Люди ответственно относились к встрече Главкома и хорошо трудились. Особенно кипела работа на КП под руководством майора А. П. Виноградова.

26 ноября мы встретили комиссию из штаба округа во главе с зам. командующего по боевой подготовке генерал-лейтенантом А. М. Дзызой. Комиссия должна была проконтролировать готовность корпуса к учебному году, а я получил команду от начальника управления кадров округа полковника В. А. Теплова к 9.00 28 ноября прибыть в Москву на ул. Интернациональную, 8 (УК войск ПВО).

28 ноября я в Управлении кадров у генерала Н. Л. Трофимова. От него в сопровождении полковника В. П. Акимова выехал в Главный штаб. Состоялась напутственная беседа у начальника политуправления войск генерал-полковника И.Ф. Халипова. Он рекомендовал правильно строить взаимоотношения с людьми, начинать работу на новом месте осмотрительно, не разводить подхалимов, делать все возможное для облегчения работы командующего армией В. Д. Лавриненкова. Было сказано, что теперь я буду входить в состав Военного Совета армии, а значит, придется заниматься и политическими делами. Беседа закончилась проверкой партийного билета. В общем, было сказано все необходимое.

29 ноября последовал вызов на Военный Совет. Разговор с Маршалом Советского Союза П. Ф. Батицким в этот раз состоялся в присутствии членов Военного Совета – начальника политуправления ПВО генерала И. Ф. Халипова, начальника Главного штаба ПВО генерала В. Д. Созинова, генералов Боровых, Гулаева, Берегового и др. Маршал задал мне несколько вопросов, в том числе: «Как учился в ВАГШ? На какую тему писал диплом? Как защитился? Бывал ли на полигонах и в качестве кого? Какую оценку получили за стрельбы?» и др. Задавая эти вопросы, он обращался и ко всем членам Совета, как бы приглашая их к участию. Затем Маршал сказал о том, что в моей жизни наступает переломный момент, рекомендовал упорно работать над собой, восполнять естественный недостаток знаний в вечерние часы и свободное время. Тепло отозвался о командующем армии В. Д. Лавриненкове, сказал, что к этому легендарному человеку нужно относиться бережно и с большим уважением. «У Вас должно быть особое чутье в работе и по отношению к командарму». В заключение Маршал спросил: «Понимаешь, что от тебя требуется?» Ответил: «Понимаю, товарищ Маршал Советского Союза!» Члены Военного Совета поддержали мою кандидатуру. На этом вызов закончился, по времени это заняло 10 минут – с 12.05 до 12.15. С тех пор прошло много лет, я часто вспоминаю беседы с Маршалом П. Ф. Батицким, генерал-полковником И.Ф. Халиповым. Их уже нет в живых, но в моей душе навсегда осталась благодарность за их мудрые советы, которым я непременно следовал.

Наступил декабрь. Развернулась учеба по планам нового года. Комкор Н. И. Кульбаков, как только узнал о результатах моего вызова на Военный Совет, ушел в отпуск и уехал отдыхать по путевке. Мы не успевали встречать и провожать комиссии из округа, они ломали все наши планы, и тем не менее, мы старались их выполнять. На базе нашего корпуса командующий округа решил провести оперативный сбор руководящего состава округа, что явилось существенной дополнительной нагрузкой. За комкора остался его заместитель полковник Н. П. Гвозденко, по натуре беспокойный, очень ответственный человек. Между нами с первых дней установились хорошие отношения. Мне нравился Николай Прокофьевич своим добросовестным отношением к служебным обязанностям, принципиальностью в оценках действий подчиненных и сослуживцев. Я всячески поддерживал его и перенимал от него все лучшее.

30 декабря возвратился из отпуска комкор. Он заехал в штаб 31 декабря и, как ни странно, заслушал о делах в свое отсутствие не Н. П. Гвозденко, а начальника политотдела полковника С. С. Евдокимова. Со мною комкор лишь поздоровался. Я с уважением относился к своему командиру, но некоторые его действия были трудно объяснимы.

2 января затребовали фотографии, по словам полковника И. Г. Ивахника, для присвоения звания. И в то же время до меня доходят слухи иного плана: якобы в «верхах» сомнение – смогу ли справиться с предназначаемой должностью, не слишком ли быстрый рост? Такие слухи огорчали, хотя и не было уверенности в их достоверности. Чаще подобные разговоры слышал от Н. П. Гвозденко. Все это не способствовало спокойной работе. 9–10 января прошел оперативный сбор. Мы выполнили возложенные на нас задачи по его подготовке и организации.

11 января расстались с участниками сборов. В день их разъезда в столовой Дома офицеров устроили ужин. Я ближе познакомился с командным и политическим составом соединений Московского округа ПВО, а также командующими родами войск, Начальниками управлений, отделов и служб округа ПВО. Нас с Н. П. Гвозденко поздравили с успешным завершением сборов. Всем понравился уровень проведенных на сборах занятий и мероприятий. В них был вложен немалый труд офицеров управления и частей корпуса, на базе которых проводились занятия. Многие поздравили меня с предстоящим перемещением по службе. Главное было в том, что мы с Н. П. Гвозденко выполнили свой долг. Сделали все на этом этапе подготовки, чтобы не подвести корпус. Правда, было обидно, что комкор, как мне казалось, недооценил нашей роли с полковником Гвозденко. Он больше общался с начальником политотдела полковником С. С. Евдокимовым. У них все было «правильно» и «гладко». У нас же с полковником Гвозденко были иные отношения и подход к делу. Мы часто спорили, докапывались до истины, однако это не портило наших товарищеских отношений. Впоследствии Н. П. Гвозденко будет командовать корпусом во Ржеве, продолжать службу на других должностях в МО ПВО и между нами по-прежнему будут сохраняться хорошие отношения. Я благодарен Николаю Прокофьевичу за устойчивость этих отношений. Было досадно, что он не поладил с начальником политотдела корпуса полковником Рыбальченко, в результате чего они оба были освобождены от должностей. К неприятностям по службе в то время у генерала Н. П. Гвозденко прибавилось личное горе, связанное с трагической гибелью сына, выпускника авиаучилища.

Но вернемся к оперативному сбору. Подготовка к нему и проведение помогли приобрести мне опыт в методике подготовки и проведения такой формы занятий с офицерами. Впереди будет еще не один сбор оперативного масштаба, который придется организовывать и проводить в полном объеме, нести ответственность за качество занятий, и я всегда вспоминал почему-то не дивизию, а корпус, опыт, полученный там под руководством скрупулезного и «назойливого» заместителя командующего округа по боевой подготовке генерал-лейтенанта Александра Матвеевича Дзызы. Конечно, в подготовке хорошо проведенных занятий непосредственное участие приняли многие командиры, офицеры штаба и командного пункта корпуса. Особенно большую лепту внесли начальник авиации корпуса полковник В. Г. Царьков, начальник ЗРВ подполковник Б. С. Ярошенко и многие другие.

На сборах был и мой друг, сослуживец по 8-й армии, генерал Николай Никитович Усенко, командир Ярославского корпуса ПВО. Мы все же нашли время недолго побывать с Никитичем в нашей семье, затем отправились вместе к поезду. Разъехались все участники сбора, и жизнь корпуса пошла по плану боевой и политической подготовки. Комкор решил продолжить прерванный отпуск, а мы, его заместители, трудились каждый над решением своих задач.

14 января более трех часов проводили занятия с офицерами управления по современным взглядам военной науки на войну и способам ее ведения, используя доклады Министра обороны Маршала Советского Союза А. А. Гречко и начальника Генерального штаба М. В. Захарова, сделанные ими за последние годы. Занятия вызвали большой интерес у всех офицеров. В свободное время, дома, продолжал читать и перечитывать книги о войне. Выручала домашняя библиотека, которую начал собирать еще в лейтенантские годы. 16 января позвонил в ГУК своему товарищу по командной академии ВВС полковнику Г. А. Богданову и узнал от него о возможном скором вызове в ЦК, материал был уже там.

20 января. Понедельник. Утром провел первое построение офицеров штаба корпуса. То было нововведение. С этого времени построения личного состава управления и штаба корпуса по понедельникам проводились регулярно. Они способствовали повышению дисциплины. Я продолжал готовиться к новой должности. Она настолько высока и объемна, что невольно задавал себе вопрос – а справлюсь ли?

22 января по просьбе Н. П. Гвозденко вылетел на Ан-14 в Моршанск посмотреть, что из себя представляют КП и СКП, посоветовать командирам иап и ртп, как их переоборудовать. Там меня застал вызов в ЦК на 24 января 1975-го года. Решив вопросы в Моршанске 23 января, возвратился в Горький. Билеты в Москву были взяты на вечерний поезд. Ко мне зашел начпокор полковник С. С. Евдокимов. Он беспокоился, чтобы я не наговорил в ЦК чего-нибудь лишнего. Успокоил его обещанием не делать этого.

Вызов в ЦК КПСС

Вызывалась в ЦК та категория офицеров, которая назначалась на должности командиров дивизий и выше, кто относился к номенклатуре ЦК КПСС. Беседы проводились в административном отделе.

В тот день, 24 января 1975 г., путь в ЦК начал с ул. Интернациональной. Меня сопровождал до площади Ногина кадровик полковник Г. И. Ивахник. Ровно в 10.00 прошел проходную и направился к подъезду № 6 нового здания ЦК. Предъявил контролеру партийный билет, после сверки со списком мне дали точный адрес: шестой этаж, кабинет № 651. Поднимаюсь на лифте. Нахожу комнату с номером 651 с указателем фамилий товарищей Москалева и Маслова. Рядом комната № 650, на табличке фамилии Е. А. Сизова и В. А. Хохлова (будущие генералы, мои сослуживцы; Е. А. Сизов – начальник политотдела Главного штаба войск ПВО, В. А. Хохлов – зам. начальника по политической части ГУВ ВПВО (Главного управления вооружения). Жду приглашения, осматриваю холл, в здании тишина. В 10.25 проходит мимо незнакомый товарищ, называет меня по имени и отчеству и приглашает пройти к Анатолию Евгеньевичу Волкову. Догадываюсь, что это и есть Москалев (А. Е. Волкова знаю с 1964 года, встречался с ним в ЦК и в 1965 году). Беседа с Волковым длилась около часа, в основном, о делах в корпусе, о состоянии частей, выполнении планов боевой подготовки, о состоянии дисциплины. Анатолий Евгеньевич когда-то служил в этом корпусе, хорошо знал дислокацию частей и все особенности. Интересовался командирами частей, тонко коснулся характеристик комкора и начпокора. Здесь я был краток и говорил только о положительных моментах их деятельности. Сказал о своем отношении к Н. П. Гвозденко и о том, что его передерживают в должности. Далее была просьба высказать свое мнение о начальнике штаба округа генерале Н. П. Мильченко и командующем генерал-полковнике А. И. Колдунове. Я сказал, что командующий округа является для всех военнослужащих округа большим авторитетом, а начальник штаба – крупный специалист, знаток своего дела, с богатым опытом. Со мною «согласились». Был также задан вопрос об особенностях столичного округа по сравнению с Киевской армией. Ответил, что в округе больше ощущаешь пульс жизни войск, все новое. Затем последовал переход к серии вопросов, касающихся 8 ОА ПВО: «Как расцениваете Ваше назначение на новую должность?» Ответил: «Как большое доверие ЦК и Главкомандования Войсками ПВО страны». Волков поинтересовался состоянием здоровья, семьей. Ему было известно, что жене летом сделали операцию и она временно не работает. После чего продолжили разговор о 8 армии ПВО, о создавшемся положении после заболевания командарма, о возникших разногласиях между двумя руководителями генералом М. Д. Черненко (1-й зам.) и генералом Л. Г. Пановым (начальник штаба), которые, не идя навстречу друг другу, нанесли ущерб общему делу и проявили неуважение к своему командарму. Положение в армии пошатнулось.

Штаб оторвался от войск, ослабло управление, что отрицательно сказалось на общем состоянии дел в армии, и, в том числе, на работе с молодыми кадрами. Была подчеркнута важность моего назначения в армию, выполняющую ответственную боевую задачу. Говорилось и о том, что армия по боевому составу и значению среди объединений Войск ПВО страны занимает второе место после Московского округа ПВО. Подчеркивалось то, что придется работать в тесном взаимодействии с местными партийными и советскими органами (в границах ответственности армии два ЦК КП – Украины и Молдавии). Утверждение меня членом Военного Совета означало начало работы в военно-политической области. Примерно в 11.30 тов. Волков кому-то позвонил, доложил о беседе со мною и попросил принять нас. Разрешение было тут же получено. Товарищ, с которым он разговаривал, оказался зав. отделом ЦК Василием Ивановичем Друговым. Впоследствии еще не один раз буду в ЦК встречаться с ним, А. Е. Волковым, А. Н. Сошниковым и другими и каждый раз буду испытывать огромное волнение, связанное с тем большим доверием, которое оказывают мне в таком высоком и авторитетном учреждении, как ЦК КПСС, и которое я обязан оправдать.

Вошли в приемную В. И. Другова, где находилась секретарша. Волков зашел в кабинет сразу, я задержался. Через 5 минут пригласили меня. Вхожу, здороваемся с Друговым, он жестом приглашает сесть, напротив меня сидит А. Е. Волков. В Другове чувствуется работник ЦК посолиднее тех, с кем уже познакомился. Плотный, среднего роста, с седеющими черными волосами, широким лбом и умным взглядом. Вопросы похожи на те, что были уже заданы Волковым. Было сказано о значении воспитания воинов, о том, что это дело всего народа и что теперь, готовясь к встрече 30-летия Победы, необходимо использовать в воспитании героическое прошлое советского народа, традиции Вооруженных Сил, а также сохранять государственную и военную тайну.

Беседа длилась около получаса. В заключение Другов сказал, что меня утвердят в должности начальника штаба – первого заместителя командующего армией и члена Военного Совета. Прощаемся. Я благодарю, даю слово оправдать высокое доверие. Зашли опять в кабинет Волкова. Он поздравил меня. Тепло расстаемся.

В 12.00 выхожу из здания ЦК и на автомобиле еду на Интернациональную. Там интересуются подробностями, поздравляют. Затем еду в штаб округа, где, прежде чем доложить начальнику штаба генералу Н. П. Мильченко, встречаюсь с Е. В. Калашниковым и генералом В. И. Богословым. Начальник штаба беседует со мной основательно, около 40 минут. Он выясняет у меня все подробности, кто и о чем спрашивал в ЦК, и, убедившись, что я не наговорил лишнего, остается доволен. В 17.00 заехал на кафедру ПВО в ВАГШ, встретился с ее начальником генералом Н. А. Асриевым. На кафедре рады моему назначению. Николай Александрович обещает доложить об этом начальнику академии генералу армии Шаврову. Тепло попрощался с преподавателями, в том числе с генералом Н. М. Олейниковым, руководителем моей дипломной работы. Инцидент между нами давно забыт. Наши отношения с Николаем Михайловичем не ухудшились. Вся наша группа высоко оценила старания генерала дать нам прочные знания. Мне же генерал оказал большую помощь в работе над дипломом.

25 января я возвратился в Горький. Был субботний день. В штабе корпуса встретились с Н. П. Гвозденко. Поговорили с ним, рассказал ему о поездке, встречах и разговорах в ЦК КПСС.

Завершение службы в корпусе. Отъезд в армию

Теперь было ясно, что недолго осталось мне служить в Московском округе ПВО. Можно было подвести черту под непродолжительной службой в корпусе. Позади смущения, что сменяю генерала Б. Я. Гембаржевского, прослужившего в должности начальника штаба корпуса свыше 12 лет, человека, знавшего корпус как свои пять пальцев, к которому привыкли и которого уважали сослуживцы разных уровней. Мне предстояло повернуть их к себе, найти в них опору, бережно отнестись к тому, что сделано моим предшественником, и, по возможности, тактично внести свежую струю, основываясь на опыте службы в приграничном районе и полученных в академии знаниях. Главным для меня являлись вопросы боевого управления, боевого дежурства и организации штабной службы. Это, конечно, вовсе не означало, что меня не интересовали другие проблемы. Трудно назвать, что не касается начальника штаба, но всегда в качестве постоянных и временных вопросов при каждом новом назначении следует выделять основные. Этому правилу я следовал неизменно.

В штабе моим ближайшим помощником стал начальник оперативного отдела полковник Ким Андреевич Кириллов (впоследствии генерал-майор, начальник Гражданской обороны Свердловской области). Ким Андреевич не так давно на штабной работе, всего два года, до этого был командиром ЗРП. Опыта только набирался. Отличался большой усидчивостью, стремлением к знаниям, хорошо понимал характер современной войны, роль, отведенную в ней всем силам и средствам ПВО. Мне нравились эти качества и я с удовольствием помогал ему в становлении. Правда, несколько мешала ему сухость в отношениях с людьми. При заслушиваниях он терялся, доклады не получались, но все это явление проходящее, уверенность приходит со знаниями, а искусство докладывать – результат упорной работы и опыта.

Главное, Ким Андреевич был честным и ответственным офицером, и более подходящей кандидатуры на должность начальника штаба корпуса (вместо меня) я не находил. Поэтому, когда попросили меня указать кандидата, я назвал К. А. Кириллова. Он был назначен на эту должность и, кажется, проработал четыре года. По слухам, доходившим до меня, у Кима Андреевича не очень получалось с работой и, с его согласия, он был переведен на службу в Гражданскую оборону. Жизнь генерала Кириллова оборвалась внезапно в 1991 году.

Семья начала привыкать к городу. «Плечистый» Горький раскинулся на берегах двух рек – Волги и Оки, он величественно смотрелся из района Кремля. Народ в основном рабочий, прямой и открытый. В городе много исторических мест. Зима морозная, снежная. Казалось, все горожане по выходным выходили кататься на лыжах и санках. Каждая горка на окраине и внутри города была усеяна детьми и взрослыми с санками. Полюбили и мы санки, благо, было кого катать – Андрюшу. В Горьком он окреп, подрос. 16 февраля с ним и Тамарой побывали в доме Кашириных на Ковалихе. Побывали в доме-музее Шаляпина, где встретились с его семидесятилетней дочерью Ириной. 17 февраля в 9.40 по линии дежурной службы на командных пунктах мне передали условный сигнал из цифр «130109», означавший дату подписания и номер приказа. Звоню по в.ч. в Киев В. Д. Лавриненкову, он настаивает, чтобы я вылетел в Киев с ним из Москвы 19 февраля (они с членом Военного Совета генералом Стопниковым будут возвращаться с коллегии МО). Обращаюсь к начальнику штаба округа Н. П. Мильченко, но он не может дать разрешения. На следующий день решил обратиться к командующему округа генерал-полковнику авиации А. И. Колдунову. Он отказывает, ссылаясь на отсутствие выписки из приказа: «Ты же военный человек, понимаешь, что я не могу откомандировать тебя без приказа». Обещает еще подумать и переговорить с кадровиками.

В 16.30 получаю разрешение на выезд. В 17.45 прощаюсь с офицерами и прапорщиками управления, собранными в классе. Комкор объявляет приказ, вручает мне подарок – радиоприемник «ВЭФ 202». В ответном слове говорю о том неизгладимом следе, который оставила у меня служба в корпусе, благодарю командира, партийную организацию, всех сослуживцев, особенно тружеников штаба – операторов и офицеров командного пункта. Экспромтом с помощью офицера тыла Кривуленко в Доме офицеров организую стол. Пригласил товарищей. Произнесены теплые тосты, на которые способен только наш подвыпивший брат. В 23.00 расстаюсь с семьей и уезжаю на вокзал. Андрюша не спит, просит не уходить. На вокзале провожают меня комкор, его заместитель Н. П. Гвозденко, начальник политотдела С. С. Евдокимов, начальник ЗРВ В. С. Ярошенко.

Я покидал корпус с чувством глубокой благодарности к его командиру генерал-лейтенанту артиллерии Кульбакову Николаю Илларионовичу, заместителям командира, начальникам служб, всем офицерам штаба и подчиненных частей, которые тепло встретили меня после назначения в корпус и за непродолжительное время совместной службы внесли значительный вклад в мое становление. При опоре на них мною была пройдена очередная ступень служебной лестницы. Здесь уместно сказать, что в становлении военного человека немаловажное значение играет окружение, в котором приходится работать. Чтобы не распыляться в характеристике коллектива управления и штаба корпуса того времени, что он представлял из себя, читателю, особенно военному, достаточно будет узнать, что девять человек из той немногочисленной когорты, включая автора, стали генералами и занимали видные посты в Войсках ПВО страны. Среди них были: Р. Акчурин, Е. Вовненко, Н. Гвозденко, С. Евдокимов, И. Кавырин, К. Кириллов, В. Царьков, В. Ярошенко, В. Красковский.

Можно понять, каким высоким кадровым потенциалом обладало управление корпуса, какими благими делами были заняты офицеры, проходившие службу в нем, какими высокими патриотическими и деловыми качествами и целеустремленностью обладали названные офицеры, сумевшие достичь завидных высот в военной службе. Прежде всего в подборе и воспитании такого плодотворного коллектива была заслуга нашего мудрого комкора, фронтовика и большого методиста Николая Илларионовича Кульбакова.

Я заканчивал службу в корпусе, пополнив список своих друзей, с которыми предстояло пройти еще рука об руку около двадцати лет службы в Войсках ПВО и ни в одном из них за этот период не разувериться.

Утром 19 февраля прибыл в Москву. До отлета из Москвы успеваю побывать на Интернациональной (УК), в штабе МО ПВО и других местах. В 15.00 у самолета командующего на аэродроме Чкаловский. В 17.30 прибыли командующий и Член Военного Совета. Представляюсь им тут же на аэродроме, а через 2 часа 30 минут АН-24 доставляет нас в Киев на аэродром Жуляны. Здесь ни снега, ни мороза, теплый ветерок. Командующего прибыли встречать генералы М. Д. Черненко, В. Возаный, А. В. Линник и другие. Я еду в общежитие КВИРТУ (командующий позаботился о моем временном устройстве), размещаюсь в отведенном номере.

Ложусь спать. Завтрашний день обещает быть насыщенным событиями, ведь прибыл на ответственный пост в родную армию!

Встреча с родной 8-й армией ПВО и продолжение службы в ней

Трудно сейчас передать, с каким волнением въезжал я во двор штаба армии на ул. Воздухофлотской и входил в помещение в роли начальника штаба. Ведь всего 14 лет отделяло меня от того времени, когда я начинал службу в этой армии, буквально, цепляясь, чтобы удержаться в Вооруженных Силах. Тогда меня изрядно потрепала судьба. Одной ногой я уже был «на гражданке» и меня, не соглашавшегося на штабную службу, собирались уволить. Когда-то мне с трудом приходилось добиваться пропуска на вход в штаб армии, чтобы обратиться к влиятельным лицам по поводу своего устройства, теперь я сам один из руководителей. Теперь же положение в корне изменилось.

Итак, 20 февраля 1975 года. Прибыл в штаб и сразу принял участие в заседании Военного совета армии, занял пустовавшее некоторое время место начальника штаба. Смотрю в зал – почти все знакомые лица командиров соединений, начальников служб. В голову лезут всякие мысли, в основном радостные, хорошие. Командующий армией В. Д. Лавриненков представил меня в новой должности и предложил коротко рассказать о себе. В заключение своего рассказа я выразил благодарность командарму и членам Военного совета за оказанное доверие и содействие моему возвращению в армию.

Идет Совет. Стараюсь не пропустить ни одного слова командующего. Он употребляет меткие выражения. Иногда возмущается. Суть его возмущения сводится к тому, что командиры сами недостаточно хорошо работают. «Каждый должен заниматься своим делом. Нужно работать, чувствовать ответственность! Работать и работать!» Когда Главком назвал армию в числе худших, я прежде всего посмотрел на себя, на свою роль, подумал, как я выгляжу сам, но не кивал на замещавшего меня Черненко, ибо я несу ответственность перед партией и народом! Нужно работать с желанием. «Люди у нас хорошие, но нужно держать их в руках так же, как семью, жену, детей! Руководящий состав должен участвовать в воспитании своих подчиненных». Командующий говорил с жаром, делал справедливые замечания.

Мне очень нравились его доходчивые выступления на Военных советах, совещаниях и беседах.

В этот же день в 14.30 в зале КВИРТУ начался партийный актив армии, меня избрали в президиум, командарм пригласил сесть рядом с ним. Ищу знакомых – их много в зале, и снова радуюсь возвращению в армию.

21 февраля опубликован указ о праздновании в апреле Дня Войск ПВО страны. Включился в работу. В 10.00 доложил начальнику Главного штаба о вступлении в должность. Доклад принял его заместитель генерал-лейтенант И. П. Башилов.

22 февраля подтвердил доклад телеграммой генералу В. Д. Созинову. Работу начал с ознакомления с командным пунктом, узлом связи и их руководителями полковниками начальником командного пункта Е. В. Веретенниковым, начальником войск связи (НВС) В. М. Беловым, начальником узла связи (НУС) А. И. Ивановым и др.

Праздничный день 23 февраля провел в штабе за изучением документов. Встретился со старыми знакомыми, в том числе с Г. Г. Голубевым. Полковник Н. И. Проявин доложил о войсках РТВ. Затем выехал в Васильков, побывал на аэродроме, в расположениях частей, на командных пунктах дивизии, авиаполка, побеседовал с командирами. Одним словом, начал процесс знакомства с войсками, чтобы со знанием дела подключиться к их управлению.

24 февраля состоялась беседа с командующим. Он дал обстоятельную оценку положения дел в армии, охарактеризовал руководящий состав, доверительно сообщил о своем намерении выехать в Москву, в госпиталь на незначительную операцию. Стало тревожно за Владимира Дмитриевича, хотя сам он казался совершенно спокойным.

Памятным стал день представления в ЦК КП Украины. 26 февраля с 12 до 13 часов с Владимиром Дмитриевичем и членом Военного Совета И. Д. Стопниковым побывали у второго секретаря Ивана Кондратьевича Лутака (он входил в состав Военного совета нашей армии). Я коротко доложил о себе и об этапах прохождения моей службы. Затем Лутак обсудил с командующим порядок празднования Дня Войск ПВО страны. Решили провести торжественное собрание в Октябрьском дворце и сразу же отдали необходимые распоряжения. От Лутака мы направились в Административный отдел ЦК, где я познакомился с Д. Г. Опанасюком, В. В. Дурдинецом, Л. Ф. Ленчуком, А. В. Гринько.

В 18 часов с Владимиром Дмитриевичем побывали у командующего войсками округа генерал-полковника Григория Ивановича Солманова. У него в это время находился вновь назначенный член Военного совета генерал-лейтенант Демидов. В приемной ждали несколько минут, охватило волнение. Только подумать, в этом кабинете работали в свое время командующие, ставшие впоследствии видными военачальниками. Адъютант инструктирует, как войти, где остановиться, как вести себя (знакомая история). Первым входит командующий, через несколько минут звонок, означающий разрешение на вход. Вхожу, представляюсь, здороваюсь. Командующий войсками округа приглашает сесть. Беседует в присутствии ЧВС и Владимира Дмитриевича. Видно, мое волнение было заметно, потому что командующий спросил меня: «Почему Вы волнуетесь?» Помню, генерал Солманов говорил об особенностях службы в Киевском округе, о том, что всегда нужно быть готовым к встрече с высоким начальством и т.п. Сказал, что поможет с устройством квартиры.

Постепенно втягиваюсь в работу начальника штаба. Армия большая, забот и дел много. Чтобы хорошо выполнять свою роль, необходимо за короткое время многое узнать и как можно быстрее включиться «в упряжку», стать настоящим помощником и опорой у командующего.
В тот период в армии была достаточно сложная обстановка. Командующий продолжительное время отсутствовал из-за болезни. Оставшийся за него генерал М. Д. Черненко не смог найти общего языка с другими руководителями, в том числе и с начальником штаба генералом Л. Г. Пановым, у которого вдобавок возникли неприятности, связанные с обустройством личной дачи, из-за чего встал вопрос о его увольнении из армии. Управление было ослаблено, что отрицательно сказалось на общих делах. Мое положение осложнялось тем, что я был вчерашним подчиненным многих руководителей армии. Мне нужно было выбрать наиболее оптимальный подход, чтобы от меня не отвернулись опытные люди, и в то же время нельзя было попасть под их влияние, т.е. раствориться, идти на поводу у каждого. Пришлось серьезно поразмыслить над линией поведения.

В самом штабе у меня не оказалось сильного заместителя. Генералы В. Возный и В. А. Власов, бывшие командиры, не имели опыта штабной работы и не стремились приобрести его. Они дослуживали свое. Начальником оперативного отдела тремя месяцами раньше был назначен полковник Иван Алексеевич Попырин, слабо подготовленный к этой должности. Было ясно, что и ему и мне нужно по ходу овладевать искусством работы в армейском штабе. Здесь единственной сильной фигурой был генерал-лейтенант Павел Трофимович Андрющенко. Он в свое время проходил службу на штабных должностях в Центральном аппарате Министерства обороны, несколько лет был начальником штаба нашей армии и Бакинского округа ПВО. Теперь занимал должность начальника вспомогательного командного пункта (ВКП) «Юго–Запад», зам. начальника Главного штаба Войск ПВО. Павел Трофимович к тому времени считался в войсках признанным штабным авторитетом. Когда я служил еще в должности зам. начальника штаба авиационного полка, он уже был начальником штаба армии. Среднего роста, со спортивной фигурой, немногословный, умеющий логически строить свои доклады и вести разговор, он всем видом как бы подчеркивал свою строгость и держался с большим достоинством. Это был человек, у которого можно было многому научиться. На нем я и остановил свой выбор и, как показало время, не ошибся. Общение с Павлом Трофимовичем, обладавшим большой информацией и широкой военной эрудицией, хорошо знавшим историю послевоенного строительства и особенности Войск ПВО, а также многих военачальников, принесло мне большую пользу. Я, действительно, многому у него научился, перенял его методику подготовки докладов на учениях, выработки предложений для решений командующего. Он раскрыл мне, сам того, может, не подозревая, много секретов штабного ремесла. Я навсегда сохранил благодарность этому человеку.

Вообще, я считаю, что необходимо максимально перенимать у других все полезное. По такому принципу должен строить школу познания каждый офицер (это правило не исключается и для других людей), и глубоко ошибается тот, кто, находясь по своему положению на более высокой ступени, пренебрегает опытом того, кто уже побывал на этой высоте. Преемственность – великое дело. Уже будучи на службе в Главном штабе, я с огорчением узнал, что у одного, менее опытного начальника штаба, не сложились взаимоотношения с генералом Андрющенко, и понял, какую ошибку допустил этот товарищ и как много он потерял. В беседе с П. Т. Андрющенко, он, как истинный штабист, дал несколько полезных советов по работе внутри штаба, рекомендовал мне на первых порах накапливать как можно больше информации, изучать армию уже с высоты своей должности. В заключение следует сказать, что у Павла Трофимовича, при всех его достоинствах, было и слабое место – недостаточное знание полкового и дивизионного звена, так как он не служил ни в полку, ни в дивизии ПВО. Это я понял впоследствии, когда анализировал причины его неудач по службе в Бакинском округе ПВО, связанные с боевым управлением силами и средствами ПВО.

Приступив к изучению боевых документов, рабочих процессов, происходящих в штабе, сложного механизма взаимодействия как внутри штаба, так и между штабом и родами войск, я постоянно думал и о том, как поднять авторитет штаба. Ранее я уже говорил, что, уронив свой личный авторитет, бывший начальник штаба утратил влияние на коллектив. Войска все меньше считались со штабом, отчего особенно страдал оперативный отдел, основной планирующий и организующий орган. Глубоко задели меня слова Андрющенко, сказавшего в беседе с ним, что «штаба не стало».

Как быть в этой обстановке? С чего начать? Как заставить всех повернуться лицом к штабу, доказать всем, что штаб армии – авторитетный и основной орган управления. Выход представлялся мне в налаживании безупречной работы штаба и в «принуждении» тех, кто перестал считаться со штабом, признавать его ведущую роль, как органа, осуществляющего работу на основе решений командующего. Надо было понять, на чем основывается позиция этих людей. Я знал, что М. Д. Черненко, как командир (по 21-й дивизии), недооценивал штаб. Теперь же он первый заместитель командующего, отношения между нами довольно-таки сдержанные, и он мне не союзник. Генерал Н. А. Абрамов, начальник ЗРВ, ведет себя высокомерно (он-то и нуждается в «довороте» больше всех), распустился сам и распустил своих подчиненных, приучает их к независимости от штаба. С ним будет особенно сложно. Генерал Лука Петрович Кулешов, зам. командующего по боевой подготовке, слывет в армии как вездесущий, всезнающий и авторитетный. Он недостаточно искренен, способен исказить истину, к тому же находится в дружеских отношениях с членом Военного совета генералом И. Д. Стопниковым – «всемогущим» человеком. Я для него не скоро стану штабным авторитетом, а возможно, и никогда им не буду.

В такой обстановке я приступил к выполнению основной задачи – сделать штаб армии образцовым, вернуть ему былой авторитет.

3 марта проводили в Москву командующего В. Д. Лавриненкова. Уезжал он вечерним поездом с женой Евдокией Петровной и начмедом полковником Н. А. Денисовым. Сделалось грустно. Такая коварная болезнь.

4 марта представился начальнику штаба Войск Киевского военного округа генерал-лейтенанту Ивану Дмитриевичу Ершову. Это был хороший старший товарищ. Наши отношения никогда не омрачались какими-либо серьезными разногласиями. Работали под одной крышей в ладу. Иван Дмитриевич в 1977 году был назначен в Москву, стал генерал-полковником.

7 марта мне впервые довелось участвовать в разборе крупного учения «Весна-75», который проводился в Белоруссии в пос. Марьина Горка (в 60 км от Минска). Разбор проводил министр обороны Маршал Советского Союза А. А. Гречко, присутствовало руководство республики. Доклады делали начальник Генштаба генерал армии В. Г. Куликов и министр обороны. После разбора нас с И. Д. Стопниковым (представляли армию вдвоем) пригласили на обед, на котором было около ста человек, в основном, руководящий состав войск. На обеде были произнесены тосты, в том числе и первым секретарем ЦК КП Белоруссии П. А. Машеровым, Председателем Президиума Совета Министров Республики Киселевым, генералами Е.Ф. Ивановским и В.И. Варенниковым и министром обороны. К утру мы возвратились в Киев. Ехали на «Волге» ГАЗ-24 через Бобруйск, Гомель, Чернигов. Дорога тяжелая, забита войсками, возвращавшимися из районов учений в тумане и распутице.

В 12 часов дня дозвонился в госпиталь им. П. В. Мандрыки, переговорил с В. Д. Лавриненковым. Командующий по секрету от Евдокии Петровны сообщил, что ему уже сделали операцию, что она «легкая» и он даже передвигается без посторонней помощи. Мужественный человек, он знает, что «узелок» взят на проверку, и нужно помучиться несколько дней в ожидании результатов анализа одному, не волнуя жену. Поговорил и с семьей, поздравил Ирину с 20-летием. Как быстро пролетело время! 12 марта возвратился из поездки (летал на нашем Ил-14) по соединениям. Побывал в Одессе, Севастополе, Днепропетровске, Харькове. Созвонился с командармом. Он сказал, что рана заживает медленно, до начала учений, видимо не успеет возвратиться. Из Москвы мне позвонил генерал В. Н. Абрамов, поздравил с назначением, советовал не зазнаваться. Я тоже поздравил его с назначением заместителем Главкома по ВУЗам. Готовимся к командно-штабному учению. Ждем «москвичей», должен приехать начальник Главного штаба генерал-полковник В. Д. Созинов. 19 марта все прибыли. Созинов познакомился с документами КШУ, остался недоволен материалом разбора. Завтра начало первого этапа учения. Доложил командарму в госпиталь, он посоветовал быть повнимательнее с авиацией.

20 марта прошел ответственный этап учения по «отражению воздушного противника». Получил первое крещение в управлении войсками армии. Командарм доволен. 21 марта учение заканчивается, готовимся к разбору, вызваны командиры и начальники штабов соединений. Разбор назначен на 12.00 22 марта. Ровно в 12.00 в зал входит генерал В. Д. Созинов, Отдаю ему рапорт. Здороваемся. Члены Военного совета занимают места в президиуме. М. Д. Черненко начинает доклад. Я сижу и думаю о своем пути. В этом зале десять лет назад я слушал генерал-полковника А. Ф. Щеглова, затем А. И. Покрышкина, А. И.Боровых и В. Д. Лавриненкова, как на богов смотрел из зала на сидящих за столом президиума. Теперь же сам «восседаю» на почетном месте. Стараюсь вести себя более естественно, но радость от того, что вышел из среды своих товарищей, которые теперь не без гордости смотрят на тебя из зала, трудно сдержать.

Черненко сделал доклад, объявлен перерыв. Знакомлюсь с командиром 28 корпуса ПВО (Львовского) генерал-майором артиллерии Евгением Васильевичем Абрамовым. Он приглашает посетить корпус. С тех пор прошло около 20 лет, мы стали с Евгением Васильевичем друзьями. Он побывал в служебной командировке на Кубе, хорошо зарекомендовал себя у кубинских товарищей, командовал Минским высшим зенитно-ракетным инженерным училищем Войск ПВО, получил звание генерал-лейтенанта.

С 14.00 за трибуной генерал В. Д. Созинов. Содержание его доклада мне известно, интересно, как он его сделает. Созинов немного выше среднего роста, ему около 60 лет, но выглядит он гораздо моложе. Лицо смуглое, строгое, нос с горбинкой, гладкие волосы тщательно причесаны на пробор. Лишних движений, как и слов, нет, голос гортанный, басит, ведет себя умно, с достоинством. Доклад делает четко, строго, читает, в основном, по написанному тексту, отвлекается редко, только в тех местах, где нужно заострить внимание.

После разбора обедали в комнате Военного совета округа «с чаркой». Начальник Главного штаба произнес первый тост за успешное окончание учения, дружную работу и здоровье командарма. Пришлось произнести тост и мне. Я предложил тост за дальнейшее совершенствование штабов. Содержательными и скромными были тосты генералов П. Т. Андрющенко и П. Ф. Халипова. Разговор в течение всего обеда шел о рыбалке (за столом большинство ее любители). После обеда выезжаем на аэродром, провожаем гостя. Знакомство в деле состоялось, почувствовал облегчение.

23 марта позвонил в госпиталь Владимиру Дмитриевичу. Он сообщил мне заключение консилиума врачей. Болезнь определена – лимфо-гранулемотоз, теперь будут знать, от чего лечить. Лечение продлится еще две недели, после чего двухнедельный санаторный отдых. Договорились, что завтра в 17.00 встретимся в госпитале.

24 марта вылетаю в Москву на совещание у начальника Генерального штаба, на которое вызывались все начальники штабов армий и округов. С докладами выступили генерал-полковник С. Ф. Ахромеев, генерал армии П. И. Ивашутин, генералы А. П. Силантьев (НГШ ВВС), В. Д. Созинов, В. В. Дружинин, маршал связи И. А. Белов и в заключение генерал армии В. Г. Куликов (НГШ ВС). Затем нас собрал на Кировской в штабе Московского округа ПВО генерал Созинов.

29 марта перевез в Киев семью. Временно разместились в гостинице КВИРТУ. Начинаем привыкать к новому месту. Сложнее всех Оле. Последнюю четверть 10-го класса ей придется заканчивать в Киеве (по счету в 7-й школе). Ирине тоже предстоят хлопоты с устройством на работу и переводом на вечернее отделение в Экономический институт. Я же продолжал вникать в дела, ездить в войска, где встречался с сослуживцами, старыми знакомыми. Побывал на о. Змеином, в Арцизе, Керчи, на Ай-Петри, в Тарханкуте, Бельбеке, Херсоне, затем на Западном направлении в хозяйстве генерала Е. В. Абрамова в Мукачеве, Стрыю, Луцке, Львове, Каменке-Бугской и др.

11 апреля (пятница) 1975 г. впервые отмечали День Войск ПВО страны. Торжественное собрание проходило в окружном Доме офицеров. С докладом выступил командующий. На торжества прибыли многие ветераны армии и Войск ПВО. Среди них известные в Войсках генералы Агарков, Хорошилов, Коротченко, Данин, Куцевалов и др. При встрече со мною поздравляли с праздником, окончанием академии и назначением в армию.

13 апреля Военным советом армии возложили венки к памятнику В. И. Ленина. Благодаря заботам командарма решился вопрос о предоставлении моей семье квартиры. Владимир Дмитриевич учит меня быть рассудительным в «этих» сферах. Я понимаю его. С 15 апреля ухожу в отпуск. Еду по путевке в Сухуми, возвращаюсь 8 мая. Узнаю, что награжден орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III-ей степени.

16 мая выхожу на службу. До этого поселились в новой квартире. Начались рабочие будни с их радостями и огорчениями, успехами и неудачами. В памяти тех лет службы много учений с их напряженными периодами подготовки и проведения, поездки, встречи, ответственные и запоминающиеся на всю жизнь доклады начальнику Генерального штаба Вооруженных Сил, Главнокомандующему Войсками ПВО и другим военачальникам, участие в жизни трудящихся Украины и неповторимого Киева. Незабываемо то трудное для службы и прекрасное для жизни время.

В середине июля прибыл новый командующий войсками округа генерал-полковник Иван Александрович Герасимов, впоследствии Главком Юго-Западного направления, генерал армии.

16 июля 1975 года умер член Военного совета, начальник политуправления Войск ПВО генерал-полковник И. Ф. Халипов. После его смерти было немало разговоров о причинах его внезапного заболевания и скоропостижной кончины.

21 июля побывал в Умани и Смеле. После 14-летнего перерыва встретился с Боевым Знаменем своего 113-го гвардейского истребительного авиационного полка, награжденного орденом Суворова III-ей степени. Отдал честь. Проехал мимо дома, где жили, осмотрел знакомый аэродром. То было время молодости, пора надежд и тревог. Умань – начало моего отлучения от авиации и перехода из ВВС в ПВО. Было что вспомнить и в Смеле. В 1961 году за неимением вакантной должности в штабе дивизии в Василькове меня назначили штурманом наведения на ПН в Смеле, правда, к обязанностям своим я так и не приступил и даже не выезжал туда. Из Смелы ехали в Киев с начальником РТВ армии полковником Н. И. Проявиным, проезжали Коростень.

31 июля с командармом и членом Военного совета были на докладе у командующего войсками округа. Познакомили его с армией, ее задачами. Одной из отличительной особенностей Войск ПВО страны является наличие стационарных защищенных командных пунктов и пунктов управления в каждом подразделении ЗРВ и РТВ, в полках, соединениях и объединениях. В зависимости от принадлежности они имеют различные степени защиты и оборудование средствами автоматизации и связи. На всех командных пунктах осуществляется боевое дежурство назначенными расчетами. Центральная фигура каждого боевого расчета – оперативный дежурный.

Я всегда был в тесном контакте не только с ОД КП (в округах ПВО и ГШ Войск ПВО они называются дежурными генералами), но и с офицерами, входящими в штатные боевые расчеты КП. В армии начальником КП был в то время опытный полковник Е. В. Веретенников, а оперативными дежурными генералы Н. И. Шкодин, Н. И. Рытов, полковники Б. Ф. Чубуков и А. П. Фролов. Как правило, я начинал свой рабочий день со встречи с дежурной группой штаба и обязательного присутствия на инструктаже перед заступлением на боевое дежурство. Это правило не один раз оправдывало себя. Тесная связь с расчетом КП позволяла лучше чувствовать войска, иметь о них постоянную информацию, быть в курсе воздушной обстановки как в границах ответственности своего соединения, так и у соседей.

Значительным событием для меня стала командировка на полигон Сары-Шаган, куда выводилась на тактическое учение Васильковская 19-ая дивизия ПВО. На учении присутствовал Главком Маршал Советского Союза П. Ф. Батицкий, с ним вновь назначенный член Военного совета – начальник политуправления генерал-лейтенант С. А. Бобылев, командующий ЗРВ генерал-полковник И. М. Гуринов и начальник 4 ГУ МО генерал-полковник Е. С. Юрасов. Стрельбы проводились 4 сентября 1975 г. В 8.00 на смотровую площадку вертолетом Ми-8 прибыл Главком в сопровождении упомянутых лиц. Мы выстроились в шеренгу. Главком в темных очках, тучный, поздоровался с каждым за руку, поднялся на веранду площадки, где проходило заслушивание. Докладывал решение командарм. Болезнь давала себя знать, Владимиру Дмитриевичу было трудно говорить. Главкому не понравилось слово «налет», потребовал заменить его на «удар». После заслушивания мы выехали на командный пункт, а Главком, «чтобы не трепать нервы нам», остался на смотровой площадке, где пробыл около пяти часов. Стрельбы удались. Главком, прощаясь, выразил командующему свое удовлетворение, высоко оценив нашу работу. Мы почувствовали большое облегчение. Тут я не могу не сказать об одном обстоятельстве. Когда КП был занят боевым расчетом дивизии, со смотровой площадки поступил приказ командующего ЗРВ генерала Гуринова вести репортаж. Никто сценария не готовил, об этом даже и не думали. Начальник штаба дивизии подполковник Г. А. Кабанов растерялся, взял было в руки микрофон, но о чем говорить, не мог придумать. Пришлось мне взять роль репортера на себя. Помог опыт проведения показного ТУ в 16-ом корпусе ПВО. Я увлекся по ходу события репортажем, казалось, что болтаю ерунду, но когда прерывался, с площадки звонили и требовали немедленного продолжения. Так сильно кому-то понравились мои «выдумки». За обедом генерал Гуринов поинтересовался, кто вел репортаж, я ответил: «Начальник штаба дивизии», генерал промолчал. Подполковник Кабанов был рад и благодарен мне «за выручку» в той неожиданной ситуации.

Командующий с 8-го сентября ушел в отпуск. Моя служба в армии набирала темпы. Я понимал необходимость серьезной, основательной подготовки офицеров штаба, в меру своих возможностей помогал им и требовал, чтобы они пополняли свои знания, не прерывали учебу и использовали для этого все формы, в том числе и инструктажи перед выездом в войска на проверки. Меня поддерживали партийная организация и большинство самих офицеров. Посещая штабы соединений, требовал того же и там.

В сентябре в Одессе познакомился с командующим войсками ОдВО генерал-полковником Иваном Макаровичем Волошиным. Молодой, общительный, притягательный человек. Были у него с комдивом полковником В. И. Дикушиным. Повидался и с Героем Советского Союза Александром Ивановичем Майоровым на месте его работы на спасательной станции пляжа «Лонжерон» после его увольнения из ВС. Поговорили с этим замечательным, скромным человеком, вспомнили былую совместную службу. Александр Иванович принадлежит к тем моим сослуживцам, старшим товарищам-фронтовикам, у которых есть чему поучиться во всех отношениях: их манерам обращения, поведению в различных ситуациях, большому такту по отношению и к старшим, и к младшим. Они учат мужеству, благородству, поэтому к таким людям на всю жизнь сохраняются самые хорошие чувства. К сожалению, на пути встречались люди другого, противоположного характера. Таким был Игорь Дмитриевич Стопников. Все у него «на ходу». Для него на первом плане было не помочь человеку, а побыстрее «доконать» его, искромсать ему судьбу. Вечные шуточки, прибауточки к месту и не к месту, которые часто унижали, оскорбляли людей. Мне его шуточки не нравились, с таким человеком трудно было строить нормальные взаимоотношения, но они были необходимы, так как он являлся членом Военного совета армии, начальником политотдела. Один случай помог нам объясниться и поставить все на место.

14 октября 1975 г. между нами произошло резкое объяснение по поводу кандидата на должность секретаря Военного совета, должность, которая по штату числилась в штабе, а не в политотделе. Я предложил кандидатуру от штаба. Стопников – от политотдела, причем офицера, который фактически заканчивал службу по возрасту. Стопникова возмутило мое «вмешательство», он начал говорить со мной тоном, не терпящим возражений, при этом ссылался на то, что он член Военного совета, первый заместитель командующего и т.п. Пришлось обрезать его монолог в резкой форме. Я сказал: «Не вздумайте ставить меня по команде смирно, я тоже член Военного совета и первый зам. командующего, а назначение на должность – наша общая забота. Мы все должны стоять на страже порядка. Не считайте, что это лишь Ваша сфера». После такого объяснения можно было ожидать от него всяких неприятностей. Не знаю, что повлияло на Игоря Дмитриевича, то ли авторитет командующего, то ли он понял, что перегнул палку, но характерной для него мести не последовало. Мы стали относиться друг к другу спокойнее, выдержаннее и шуточек в мой адрес я никогда уже не слышал. Наши отношения, наоборот, все более приобретали деловой товарищеский характер. Этому радовался и командующий, для которого главным была согласованная работа, честное исполнение каждым своих обязанностей и долга.

13 ноября 1975 года через подполковника В. Ф. Несмачного я познакомился с первым командующим нашей армии генерал-полковником в отставке Героем Советского Союза Иваном Мефодиевичем Манагаровым. Генерал Манагаров еще в годы Великой Отечественной войны командовал общевойсковой армией, которая освобождала Харьков. Он подарил мне свою книгу «В битве за Харьков». В последующие годы я с удовольствием оказывал Ивану Мефодиевичу мелкие услуги. Он жил в Ялте и изредка приезжал в Киев.

Постепенно я втягивался во все сферы жизни армии, участвовал в работе партийной организации, бывал на комсомольских конференциях соединений, моя должность обязывала меня быть активным членом Военного совета. Чтобы повысить организованность в работе управлений и штаба армии, я предложил провести подведение итогов работы за год. Меня не поддержали генералы Л. П. Кулешов, Н. В. Абрамов, И. Д. Стопников и некоторые другие – как это так, начальник штаба будет давать оценку работе управлений. Тогда командующий принял решение об обязательном присутствии на совещании всех членов Военного совета. Совещание провели и с большой пользой. Ведь речь шла о повышении согласованности, инициативы, исполнительной дисциплины и организованности в работе всех управлений, отделов и служб, т.е. о стиле и эффективности. В своем докладе я дал понять, что богов нет, никто без недостатков не работает, во всяком случае, не застрахован от этого. При этом конечно, имел в виду Кулешова и Абрамова, тех, кто всячески стремился сорвать совещание.

Мои «недруги» продолжали искать пути к тому, чтобы всячески помешать мне. Им не хотелось попадать под контроль, им очень нравилось, что бывший начальник штаба перестал влиять на рода войск и боевую подготовку. Но такого положения допускать больше было нельзя. Увидев мою решимость, они стали действовать на меня через командующего. 19 ноября после рассмотрения основных вопросов на Военном совете в кабинете у командующего началось обсуждение моих действий. Больше всех возмущался Кулешов критикой в адрес боевой подготовки. Его поддерживал генерал Абрамов, которого не устраивали мои требования работать с большей отдачей. Они дружно уговаривали меня не вносить ничего нового, ничего не менять, мол, пусть все будет так, как было при Л. Г. Панове. Договорились до того, что Л. Г. Панов, которого они всячески осуждали и чьей беде радовались в трудное время, якобы был их лучшим другом и всячески их поддерживал. Меня крайне возмутило их лицемерие. Не закончив разговор, я попросил разрешение у командующего уйти на партсобрание штабной организации, где был докладчиком. При этом сказал, что другого пути у меня быть не может, и что менять взятый курс на повышение организации и четкости в работе штаба я не собираюсь, так как по-иному делать просто нельзя. Представляю, каково было услышать это маститым генералам. Так как меня не дослушали до конца, на следующий день разговор возобновился. Командующий сделал заключение, в котором разъяснил, что такое штаб и управление родами войск, сопоставил начальника оперативного отдела с командующими родами, подчеркнув со свойственной ему прямотой, что начальник оперативного отдела – ничто против них, так как род войск – это стена! Одновременно все же потребовал от всех оказывать штабу всяческую поддержку.

Я ответил вторично, что другого пути в работе для себя не вижу. Все промолчали. Я понимал всю сложность и щепетильность положения, в которое попал командарм. Он внутренне поддерживал меня и в то же время старался поднять в моих глазах рода войск. Это, конечно, правильно, но штаб не сможет выполнить роль организующего, связующего органа управления командующего, если не добьется, чтобы его указания являлись обязательными для исполнения родами войск и других управлений.

В конце дня ко мне в кабинет зашел генерал Л. П. Кулешов (видимо, ему поручили продолжить «воспитание»). Начал разговор с того, как ему было трудно, когда он пришел в армию, как командующие родами войск якобы блокировали его. Несколько раз повторил, что мы с ним должны мирно работать и т.п. Заглядывая в листок, он изложил мне свои рекомендации, как себя вести: не проводить часто совещаний; быть осторожнее в высказываниях; не связываться с тылом; не распыляться в работе и т.п. После разговора я убедился, что инсценировка была состряпана и устроена им, Абрамовым и Стопниковым. Кулешов признал это сам. Спрашивается – к чему? зачем? Подумал про себя: «Когда-то им станет стыдно за это «черное дело». И не ошибся. Много раз, при встречах с Владимиром Дмитриевичем, он вспоминал ту беседу и ободрял меня за то, что я оказался выше всяких обид и смог наладить отношения со своими обидчиками так, чтобы добиться слаженной работы. Безусловно, та беседа («проработка») была для меня в чем-то полезной. Я еще раз уверился в правильности взятого курса и неотступно следовал выбранным и подсказанным самой жизнью принципам. Пройдет еще некоторое время, и больше никто не будет возмущаться и сомневаться в стиле работы штаба. Штаб станет сильным, способным обеспечить твердое управление командующему, он будет подвергаться серьезным проверкам, испытаниям и всегда получать высокие баллы. В проигрыше осталась «тройка», обозлившаяся и заставившая меня усилить напористость.

А теперь о повторной встрече с генералом И. М. Манагаровым. 21 ноября 1975 года он рассказал о своей службе, о встрече с маршалом Г. К. Жуковым в 1942 году, когда он командовал Западным фронтом. Встретились они в лесу в вагоне КП. Жуков предложил решить Манагарову задачу по боевым действиям армии в обороне. Манагаров решил. Затем он был послан с поручением Жукова в штаб 41-й армии, где пробыл десять дней. Старался изо всех сил, пробегал, прополз не один километр. По возвращении доложил о выполнении задания. Вскоре был получен приказ о его назначении командующим 41-й армии после успешного ее наступления. Штаб армии был выведен в резерв Ставки, а Манагаров был назначен командармом 52-й армии. Иван Мефодиевич рассказал о своих встречах с маршалами И. С. Коневым, Р. Я. Малиновским, о приеме в Кремле после Парада Победы в 1945 году. А я думал, каково было таким людям, как генерал Манагаров, в войну, какое бремя ответственности лежало на их плечах, как им было тяжело. Разве можно сравнить те трудности с моими, теперь, в мирное время. Неоднократно повторяю сам себе – крепись!

С каждым днем прибавлялось работы: поездки в войска, проведение сборов, встречи комиссий, отчеты, выступления на партийных конференциях, подготовка к учениям, в общем, настоящий круговорот.

В начале января 1976 года встретил очередную комиссию во главе с первым заместителем НГШ Войск генерал-лейтенантом артиллерии Михаилом Владимировичем Сосновцевым. Он работал в Главном штабе первый год, пришел туда с должности начальника штаба Ленинградской ОА ПВО. Прибыл он к нам для подготовки материала на Военный совет Главкома по вопросу приближения жилья командиров к командным пунктам для сокращения времени приведения в боевую готовность органов управления. Мы познакомились с ним поближе.

Немного разочаровал он нас с командующим в ходе доклада на Военном Совете у Главкома. Для ясности вопроса поясню одно немаловажное обстоятельство, которое касалось всех Войск ПВО страны. Шла ожесточенная борьба за сокращение времени приведения в боевую готовность боевых частей. Вероятный противник постоянно совершенствовал свои средства воздушного нападения и тактику их применения. Их ставка делалась на внезапность нападения, поэтому силы и средства ПВО нужно было содержать в высочайшей степени боевой готовности. При этом органы боевого управления должны были приводиться в готовность с опережением огневых средств. Для обеспечения таких условий на КП всех степеней по приказу Главнокомандующего должны были своевременно прибывать должностные лица командного состава. Особенно строго спрашивалось за исполнение приказа в соединениях ПВО приграничной полосы.

Выполнить приказ Главкома можно было двумя способами – установлением круглосуточного дежурства руководящего состава на командных пунктах или приближением к ним жилья. Были произведены тщательные расчеты времени прибытия на КП командиров и их заместителей. И там, где не укладывались в установленные сроки, устанавливалось круглосуточное дежурство на КП или строилось жилье поблизости от КП, где должны были проживать командиры. Это означало их расставание с городскими квартирами, что вызывало недовольство и нежелание идти по этому пути, возникали трения.

Главный штаб строго следил за исполнением приказа. Неоднократно командующие объединениями ПВО отчитывались по этому вопросу и перед Главкомом. Приезд к нам генерала М.В. Сосновцева и был связан с подготовкой материала на Военный Совет. Михаил Владимирович досконально разобрался с состоянием дел в армии по этому вопросу. Как и положено, перед отъездом из армии, доложил предварительно свои выводы командующему армии В. Д. Лавриненкову. Но при докладе на Совете им была представлена таблица по нашей армии с измененными временными показателями в худшую сторону, чем те, которые докладывались командарму, за что нам с командующим влетело от Главкома. Естественно, мы обиделись тогда на генерала Сосновцева. Вскоре Михаил Владимирович был назначен на должность советника по ПВО в Венгрию. Мне кажется, в этом переводе по службе сыграл роль его чрезмерный педантизм, мне же был преподнесен полезный урок на будущее. Пишу так подробно об этом потому, что через некоторое время мне пришлось занять должность Первого заместителя начальника Главного штаба, и полученный урок помог строить деловые взаимоотношения с руководителями объединений ПВО без ущерба делу.

Что касается наших взаимоотношений с генералом М. В. Сосновцевым, то они остались такими, которые и должны быть между друзьями-сослуживцами.

В последних числах января я побывал на сборах по разведке, проводимых Начальником Генерального штаба ВС генералом армии В. Г. Куликовым. Получил на них для себя много полезного. Мы же в армии готовились к учению по плану министра обороны «Авангард-76», которое планировалось и проводилось в ПрикВО. Учение для нас прошло успешно. Большой труд при подготовке дал добрые всходы. Это закономерность. Появлялись первые плоды намеченного курса.

16 февраля в 18 часов меня поздравил по телефону генерал-полковник В. Д. Созинов с присвоением звания генерала. Сообщение, пожалуй, самое радостное за военную службу. Эти чувства могут быть поняты, наверное, только тем, кому присваивается такое высокое звание. Кем был, откуда вышел, и вдруг – генерал. Только в нашей стране Советов простой человек может достигнуть подобных высот. Вспомнил родителей, представил отца, пожалел, что мама не дожила до этого дня. Начались многочисленные приятные поздравления.

Сбылась естественная для офицера мечта – стать генералом. Теперь главная задача – не зазнаться, не остановиться.

24 февраля состоялось открытие ХХV съезда КПСС. С отчетным докладом выступил Л. И. Брежнев. Смотрели и слушали его по телевизору. Командарм – делегат съезда, но из-за болезни опоздал к его началу, собирался выехать через два дня.

Получил письмо от сестры Лилии Макаровны с поздравлением. Она счастлива и гордится мною. Ей даже трудно представить меня генералом, и она опасается, что такая перемена в моем положении может повлиять на наши отношения. Дорогая сестричка зря волновалась. Наши искренние, глубокие взаимные чувства любви и заботы друг о друге не в состоянии поколебать никакие «восхождения».

7 марта по случаю присвоения мне звания были в семье гости, среди них – Владимир Дмитриевич Лавриненков, заместители командующего, командующие родами войск и другие товарищи. Праздник прошел удачно.

А на службе нагрузка все возрастает. Снова подготовка к учению. 22 марта группой до 30 человек вылетаем во Львов на заслушивание. Дважды (23 и 25 марта) заслушивание проводил первый заместитель Главкома генерал-полковник А. И. Колдунов. В обоих случаях мне пришлось докладывать. Наш штаб прибыл на учение основательно подготовленным, со многими картами и схемами. Я уже после первого заслушивания утвердился в том, что нужно глубоко знать рода войск, способы их действий, организацию взаимодействия и управления. Оценка и предложения для принятия решения должны вытекать из совокупности знаний противника и своих войск. Необходимо хорошо изучить группировку, боевую технику, условия, в которых войска должны выполнять поставленную задачу. Прочный запас таких знаний будет служить основой любого доклада и не позволит смутить докладчика различными вопросами, поставить его в тупиковое положение. Кроме того, я обнаружил, что наши генералы и офицеры, имея перед собой хорошо отработанные схемы и таблицы, не всегда могут ими пользоваться. Было ли это открытием? Ведь обо всем нам говорилось в годы учебы в академии. И все же определяющими факторами в процессе познания является практика, собственный опыт.

Второе заслушивание 25 марта должен был проводить сам министр обороны Маршал Советского Союза А. А. Гречко. Вызывались на него мы втроем: командующий, ЧВС и НШ. Немало пришлось понервничать в зале ожидания. Хотелось не ударить лицом в грязь, ведь по нашему отчету будет оценено управление армии и вся армия. Неясна была очередность докладов, кто первый – командующий или начальник штаба. От этого зависело содержание и построение докладов. Нужно было иметь несколько вариантов. Набрасываем их «на ходу», долго ждем своей очереди, а за дверью идет заслушивание командования Прикарпатского ВО. Когда мы изрядно измотались в ожидании, открывается дверь, выходит министр обороны, и нам объявляют, что министр нас заслушивать не будет. Поручено провести заслушивание Главкомам видов ВС. Стало легче. Заслушивал и сделал разбор генерал-полковник авиации А. И. Колдунов. При подведении итогов наш штаб был признан в числе лучших (были еще минчане, 2-ая ОА ПВО). Затем нам, основательно уставшим за дни учений, было приказано всем без исключения прибыть на концерт С. Ротару, которая усердно пела два часа. На концерте присутствовал министр. Мы не пожалели, что не улетели в тот вечер домой. Даже незначительные по времени наблюдения позволили увидеть, как менялась обстановка в связи с присутствием министра обороны. Бросался в глаза откровенный подхалимаж. Так, концерт начинался двумя одами – одна в честь Брежнева, другая – в честь министра обороны. При входе министра обороны в зал к нему подбежала «стайка» красивых девушек с цветами, которые, вручая цветы, расцеловали престарелого маршала. Об этом заблаговременно позаботился командующий войсками округа генерал-полковник В. И. Варенников.

26 апреля 1976 года внезапно умер министр обороны А. А. Гречко, а 29 апреля был назначен новый министр обороны с одновременным присвоением звания генерала армии Д. Ф. Устинов. Впервые в нашей стране во главе Вооруженных Сил становился гражданский человек. Теперь следовало ожидать и других перемен в высших звеньях руководства Вооруженными Силами. Перспектива представлялась неясной. А пока, как было приказано свыше, мы поздравляли друг друга и присягали таким образом новому Министру.

8 мая, ночью, по дежурной службе было доведено о приказе министра обороны № 110 с объявлением Указа Президиума ВС СССР о присвоении Л. И. Брежневу звания Маршала Советского Союза. Последовали строгие указания в срочном порядке объявить об этом всему личному составу Вооруженных Сил. Вокруг события много разных разговоров. К чему, непонятно, в 70-летнем возрасте присваивать Генеральному секретарю ЦК КПСС маршальское звание. 10 мая приказано провести в честь этого митинг с личным составом. Провели в зале заседания Военного совета. Выступили трое:

– парторг полковник Г. Д. Дрига, полковник В. М. Торгашев и ЧВС генерал И. Д. Стопников, который призвал любить, уважать и прославлять нашего коммуниста номер один и т.п. Было смешно и грустно. Накатывалась очередная волна раздувания культа, а сколько их будет еще! Печать, радио, телевидение...

Назначение министром обороны Устинова и присвоение маршальского звания Брежневу заметно увеличило «вес» политических работников в армии. Командирам становилось все труднее, в их деятельность начали активно вмешиваться политотделы. О единоначалии были только разговоры. Участились случаи раздоров между командирами и замполитами. Об этом свидетельствовал даже такой пример. Из нашего штаба машинистки стремились перейти на работу в штаб округа, где выше зарплата. Нам трудно было удерживать их, хотя мы им и премии давали, и отпускали пораньше с работы. Одна из них обратилась ко мне за разрешением перевести ее в политуправление округа, я написал на ее заявлении отказ. Доложили ЧВС округа Дементьеву, и тот прислал мне с адъютантом отношение с резолюцией, в которой было сказано, что я не уважаю политорганы. Куда еще?!

Одно за другим следовали учения, а между ними работали всевозможные группы по проверке разных вопросов и проводились инспекции министра обороны. У меня постоянно возникало чувство неудовлетворенности не только в Киеве, но и потом, до конца военной службы. В такие минуты кажется, что ты ничего не знаешь, ни на что не способен, работаешь плохо, пользы приносишь мало.

9 июня 1976 года разговаривал со своим другом Николаем Никитовичем Усенко. Его сняли с должности заместителя командующего армией в Ленинграде и назначили заместителем комкора в Ригу. Причиной явилась история с медвежьими шкурами, которыми сильно увлекались некоторые военачальники, заставляя подчиненных промышлять их на Новой Земле. Наступила расплата. Никитич меньше всех был замешан в этом, но расплатился сполна. Было обидно за друга. И в то же время это было для меня предостережением – никогда не переступать грань недозволенного, свято соблюдать законы.

В этом отношении примером для меня был сам командарм, и как государственный человек, и как командир, и как товарищ. Даже когда мы по-дружески собирались за столом, командарм никогда не терял логическую нить в рассуждениях. Умный человек, мудрый руководитель. Всегда смелый, решительный в руководстве войсками, справедливый в отношениях между людьми. Он презирал мелочность и всякую меркантильность. Умел достойно сохранять свой авторитет.

Июнь был насыщен мероприятиями. Прошла инспекция МО, инспектировались две наши южные дивизии – 1-я Севастопольская и 21-я Одесская. Инспекция есть инспекция – все силы направлены на нее, много беспокойства. Отчитались неплохо. В последней декаде – учение по плану Главкома Войск ПВО страны «Гранит-76». К нам прибыл зам. Главкома по ПВО СВД генерал-полковник авиации И. Д. Подгорный, хорошо известный в войсках генерал. Мне неоднократно приходилось встречаться с Иваном Дмитриевичем по службе. Он еще в войну командовал авиационным корпусом. Я всегда дорожил встречами с ним, присматривался к его стилю работы и подходу к решению вопросов. Он был очень щепетильным, пунктуальным, неторопливым, дотошным. Имел богатейший опыт службы, высокую оперативную подготовку. У него было чему поучиться. Общение с ним считал всегда полезным. Через несколько лет мы еще вместе два года проработаем в Главном штабе.

В присутствии генерала мы провели на южном и западном направлениях экспериментальные перехваты на МиГ-25п – на максимальную дальность, на форсажных режимах и максимальных высотах. Вылеты производились с аэродрома Васильков. Это был ценный анализ возможностей нового самолета, понадобилась специальная подготовка штурманов наведения на ПН и КП взаимодействия. Был достигнут рубеж перехвата около 600 км. Мы гордились нашей техникой. К сожалению, через некоторое время (06.09.76) с одного из аэродромов дальнего Востока изменником Беленко будет угнан МиГ-25п в Японию, и американцы завладеют секретами этого самолета.

26 июня генерал-полковник Подгорный провел разбор учения, на котором присутствовали представители союзных армий. Я еще раз увидел, как вел себя генерал с иностранными товарищами, как умно построил разбор учения и сделал доклад, вселивший всем уверенность в лучших качествах нашего вооружения и способах действий. Тут Иван Дмитриевич проявил свою дипломатическую тактику. При расставании я почувствовал, что генерал относится ко мне с подчеркнутым уважением. Время подтвердило правильность моих предположений.

Проводив генерал-полковника Подгорного, я переключился на работу инспекции. Выехал в Одессу. Примкнул к генерал-полковнику авиации В. П. Бабкову. Побывал с ним на Киево-Александровском полигоне, где на Су-15 иап проверялись стрельбы по наземным целям. Из Одессы в Киев возвращался на нашем Ан-26, на борту также были министр лесного хозяйства Украины Борис Николаевич Лукьянов и писатель Николай Яковлевич Зарудный. В Одессу они прилетели с нашим командармом. Все время полета прошло в дружеской беседе с этими замечательными людьми. Позже будет еще не одна встреча с Б. Н. Лукьяновым. С ним дружил командарм. Жаль, что Борис Николаевич преждевременно уйдет из жизни в 1979 году.

12 июля 1976 года снова в Одессе на разборе итогов инспектирования. Доклад сделал Маршал Советского Союза К. С. Москаленко. Он отвлекался от текста, вспоминал былое, сравнивал. Ему было что вспомнить за 75 лет жизни, да какой жизни! – В огне боев. Случай для наших Вооруженных Сил уникальный, чтобы в 75 лет находиться на активном участке работы. Когда маршал пробудет в этой должности еще восемь лет, в войсках начнут посмеиваться над совершенно немощным инспектором.

По итогам наши соединения выглядели неплохо. В Одессе я встретился со своими сослуживцами: А. И. Майоровым, А. Пуртовым, Н. Н. Родионовым, Н. А. Темиревым. За время работы инспекции я ближе познакомился с генералами В. П. Бабковым, А. П. Елкиным, В. П. Сафоновым, с которыми продолжались деловые связи весь последующий период службы.

20 июля начали проведение командно-штабного учения по своему плану. 22 июля по своим делам в Киев прилетел Председатель ЦК ДОСААФ маршал авиации А. И. Покрышкин в сопровождении своего заместителя генерал-полковника авиации С. И. Харламова. Я встретил Александра Ивановича на аэродроме в Жулянах. Передал привет от командарма, сказал, что В. Д. Лавриненков во Львове на учениях. Александр Иванович приветливо обратился ко мне, крепко пожал руку. Его встречали также Г. Г. Голубев, А. Ф. Покальчук, А. Т. Голодняк и Л. Ф. Ленчук (ЦК КПУ).

25 июля в воскресенье были с Тамарой и Андрюшей на VIII чемпионате мира по высшему пилотажу на аэродроме ДОСААФ «Чайка». На нем присутствовал и А. И. Покрышкин. А днем раньше, 27 июля, ходили на концерт во Дворец Украины по случаю открытия чемпионата. Здесь мы с Тамарой впервые познакомились с Марией Кузьминичной Покрышкиной, а Тамара – с Александром Ивановичем, сидели в одном ряду. 26 июля умерла Клавдия Покрышкина (жена брата Александра Ивановича). В эти дни неоднократно встречались с Александром Ивановичем, помогал ему в хлопотах о похоронах.

30 июля министру обороны Д. Ф. Устинову было присвоено звание маршала Советского Союза. Эта весть застала меня во Львове.

18 августа состоялась откровенная, редкостная для того времени беседа с П. Т. Андрющенко. Он зашел ко мне в кабинет, когда я сидел над отчетом в Генштаб по оперативной подготовке. Поздравив меня с Днем авиации, Андрющенко прочитал отчет и с возмущением отозвался о нем. Начал обвинять меня в том, что я остановился в своем развитии, что он замечает это уже третий месяц и т.д. В отчете якобы отсутствуют мысли, нет творчества, мне пришлось проглотить горькую пилюлю и попросить П. Т. Андрющенко еще раз вместе перечитать отчет, внести в него поправки и «творческие мысли». После совместной работы мы пожали друг другу руки. Я еще раз убедился в способностях Андрющенко логично мыслить в оперативном масштабе, четко излагать свои мысли на бумаге.

И хотя я не один день обижался в душе на своего старшего товарища за его «срыв» в обращении со мною, это была скорее естественная защитная реакция своего самолюбия. Больше было благодарности за прямоту и откровение. А может, действительно остановился или пошел не туда, куда нужно. Невольно после такого разговора осмотришься, внесешь поправки. Это и является тем качеством, которым необходимо дорожить в дружбе, – способностью прямо и смело высказать товарищу правду. В связи с этим случаем хочу вспомнить один разговор в Генштабе с генерал-полковником М. А. Гареевым. Когда он сказал об уважении ко мне, о том, что поддерживает мою кандидатуру у НГШ ВС к назначению на должность, я не без удивления спросил его: «Неужели Вы простили те ожесточенные споры с Вами и даже нетактичность с моей стороны?» Генерал ответил, что ему нравятся не те люди, которые «заглядывают в рот» и безропотно со всем соглашаются, а те, кто говорит правду, невзирая на чины и последствия. Значит, правда всегда уместна и необходима в настоящих отношениях.

Были в армии и люди совершенно другого склада, чем Павел Трофимович Андрющенко. Их мало интересовали общественные дела, с ними не порассуждаешь на злободневные темы службы и военного искусства. Круг интересов таких людей ограничивался в большей мере личными делами. Такие не помогут, не посоветуют, их дело – наблюдение за тобой со стороны. К счастью, таких людей всегда меньше в воинских коллективах.

17 августа дочь Оля сдала последний экзамен в университет. Теперь ей предстояли пятилетняя учеба с переходом на заочное отделение в связи с замужеством и академический отпуск в связи с родами. Учеба длительная и трудная. Ирина продолжала работать и учиться. Я с виною думал о своих детях.

В конце августа довелось встретиться с отцом. 18 августа потерпел катастрофу наш истребитель, вылетевший с аэродрома Кировское в Крыму. Самолет с летчиком упал в Таманский залив. Расследование причины затянулось, и командарм после того, как побывал там сам, поручил мне вылететь в Крым и завершить работу по расследованию. Я обратился за разрешением заехать к отцу и тут же получил его.

Отец встретил меня радостно. Я приехал в Холмскую из Керчи на автомобиле армейской автошколы. Он впервые видел меня в генеральской форме. Жил отец в самом центре станицы, в домике из двух комнат и с небольшим садом. Мы сходили вместе с ним на могилку к маме. Весь вечер 27 августа провели в беседе, много говорили о маме. Я напомнил отцу нелегкую мамину жизнь, его излишнюю суровость к семье, что ему, конечно, не понравилось. Долго еще просидели с отцом в тот летний вечер на скамейке у калитки, строили дальнейшие планы его жизни. Я старался как можно лучше всмотреться в отца, запомнить его лицо, фигуру, жесты, разговор. Ему с июня пошел 82-й год. Он прекрасно все помнил, интересовался международной обстановкой, был в курсе внутригосударственных дел. Его радовали мои достижения по службе, хотя он неоднократно почему-то подчеркивал, что больше всего ему нравится воинское звание «полковник». Сидя рядом с отцом, я перелистывал историю нашей семейной жизни, думал о том, каким гордым и недоступным для нас в детстве был отец. Мне казалось, что только теперь, когда я приехал к нему в звании генерала, он всерьез принимает меня и разговаривает со мною как со взрослым. Я пытался понять, за что же мы, дети, глубоко уважаем и любим отца, несмотря на его суровость. И здесь вспоминалось по рассказам его безотрадное детство, лишенное родительской ласки, скитание по людям, все то, что называется выживанием. Затем служба в царской армии, первая мировая война, гражданская война и активное участие в строительстве новой жизни, нового строя. С Октябрьской революции жизнь отца полностью принадлежала партии, народу. Его святое отношение к Отчизне, честность и трудолюбие внушали уважение к нему и прощали строгость к нам, детям. В эту встречу с отцом я понял, что рядом со мною уже не тот грозный, непробиваемый человек, а надломленный старик, глубоко переживающий свое одиночество после смерти мамы. В конце беседы отец, заметив мое беспокойство, связанное с делами службы, порекомендовал мне выехать в Керчь завтра утром, т.е. не оставаться в Холмской до вечера.

Я согласился с ним и, попрощавшись, пошел ночевать к сестре. Была теплая, темная августовская ночь. Утром я подъехал к дому отца проститься с ним. Он смахнул слезу и долго смотрел в сторону удалявшегося автомобиля. Это была наша последняя встреча. Через месяц с небольшим отец умер.

6 сентября получили плохое известие об угоне в Японию МиГ-25п с аэродрома Соколовка 11-ой ОА ПВО (Приморский край). Угонщик капитан В. И. Беленко. Мы понимали, к каким тяжелым последствиям для авиации ПВО приведет эта «межгосударственная кража». Было обидно за то, что просмотрели шпиона, не сберегли свой лучший в мире истребитель-перехватчик. Через три дня пришло сообщение о смерти Мао Цзэ-Дуна, не стало еще одного столпа новой социалистической эпохи. В середине сентября я побывал в очередной поездке по частям армии в Краматорске, Жданове, Бердянске, Донецке, Днепропетровске. Лучшее впечатление осталось от Краматорского авиагарнизона, где начальником был опытный и способный командир авиаполка полковник Владимир Иванович Бородин. В свое время он сбил на большой высоте два воздушных шара-разведчика, считался лучшим из лучших летчиков. За девять лет командования полком Владимир Иванович вывел его в передовые и не один год удерживал первое место в авиации страны. Под его руководством и при его непосредственном участии в полку была создана прекрасная учебная база, в образцовом состоянии содержался аэродром со всеми его объектами. Командир лично вложил немалую лепту в наведение порядка (сам был художником). Он привил людям потребность вносить свою долю в совершенствование порядка, чего нельзя было сказать о других командирах. Здесь стремились приумножить все лучшее, сделать красивым свой аэродром и авиагородок. Полк все годы работал без аварий. Образцовый порядок на земле являлся основой успеха в решении задач летной подготовки. Но у самого командира пошатнулось здоровье, пришлось ему расстаться с полетами. Мы перевели его оперативным дежурным на КП армии в Киев. В 1981 году Владимир Иванович умер, подвело сердце.

В каждом гарнизоне, где приходилось бывать, имелись свои плюсы и минусы. Для меня эта поездка, как и многие другие, была очень полезной, потому что я получил возможность детально ознакомиться с состоянием дел в частях. Начальнику штаба нельзя подолгу засиживаться в кабинете, не бывать в войсках, в этом случае возникает разрыв, отвыкаешь от войск и превращаешься в кабинетного малоэффективного руководителя.

Встретились и провели вечер с генералом В. Н. Абрамовым. Он тяжело переживал смерть своей жены Ядвиги и нуждался в поддержке. Доверительно поговорили с ним. Генерал, несмотря на разницу нашего служебного положения, во все периоды службы оставался доступным, дружески настроенным, готовый всегда прийти на помощь людям. На его фоне некоторые выглядели значительно хуже.

25 сентября Военный совет делегировал меня в г. Львов поздравить командира корпуса генерала Евгения Васильевича Абрамова с 50-летием. В то время во главе корпуса стояли замечательные люди. Начальником политотдела корпуса был полковник Хусаин Хасанович Мухомедьяров, впоследствии генерал-майор, начальник политического отдела одного из НИИ Войск ПВО в Москве.

Начальником штаба корпуса был полковник Виктор Никанорович Пилипко, мой сослуживец по Одесской дивизии. Впоследствии был моим заместителем в армии. Уволился со службы в 1980 году.

С командиром корпуса мы побывали в авиагарнизоне в Стрыю, осмотрели строительство ряда объектов, в том числе и домика для летного и технического состава на аэродроме. Это уже после первого моего пребывания в Стрыю и доклада командующему о необходимости перераспределения ассигнований между родами войск (авиацию ущемляли) активизировалось благоустройство аэродрома. Нужно отдать должное комкору, он проявил большое внимание и заботу об авиагарнизоне и теперь не без гордости показывал все, что было сделано и делается.

Корпус я оставил в приподнятом настроении. Радовало взаимопонимание и поддержка командиров соединений Е. В. Абрамова, В. И. Дикушина, В. Г. Селиванова, Н. И. Чукарина, А. Б. Гинжука, В. И. Зенченко, их штабов и политотделов. Вспоминаю недавнее прошлое в самом штабе армии, неприятные объяснения с Н. В. Абрамовым, которого, как я понял позже, недолюбливали в соединениях, Л. П. Кулешовым, выжидательную позицию И. Д. Стопникова и нейтралитет М. Д. Черненко. Чем больше я закреплялся в войсках, тем меньше был зависим от окружения в «верхах». В конечном счете, благодаря мудрости командарма, произойдет нормализация наших взаимоотношений, и мы будем заняты общими заботами, оставив все мелкое в стороне. Впоследствии сильно разойдемся в идеологии относительно оргструктуры Войск ПВО с генералом М. Д. Черненко. Будем еще много лет встречаться и спорить с ним, занимая более высокое служебное положение и проходя службу в других местах. Но об этом ниже.

Войска армии выполняли особую задачу по защите населения городов и экономических объектов от внезапных ударов противника с воздуха. Когда советские люди говорили о Вооруженных Силах, как о главном условии обеспечения их безопасности, то это прежде всего относилось к РВСН, частично к ВМФ и, безусловно, к Войскам ПВО страны. Именно они первыми должны обнаружить нападение с воздуха, оповестить другие виды ВС и первыми вступить в бой для отражения нападения из космоса и с воздуха. Поэтому важнейшей задачей войск армии была защита крупных промышленных и административных центров, каких на Украине немало. Мои поездки по войскам были связаны с этими городами, имеющими славные героические и трудовые традиции. Разве можно было без внутреннего волнения находиться в Одессе, Севастополе, Феодосии, Николаеве, Херсоне, Днепропетровске, Харькове и др. Например, в городе-герое Севастополе всюду встречаешься с местами, овеянными славой, такими, как Сапун-гора, Мекензиевы горы. История города в названиях его бухт, улиц, бульваров, пристаней. Город этот проникает в душу сразу и навсегда. Ему поклоняешься, испытываешь волнение и гордость каждый раз, когда бываешь в нем. Разве этого недостаточно, чтобы постоянно чувствовать ту огромную ответственность, которая возложена на тебя Отчизной. Разве можно допустить в мыслях, что ты не сделаешь все возможное, чтобы оправдать доверие своего народа. С такими мыслями я побывал в очередной поездке в Севастополь 27–30 сентября.

В Севастополе мне доложили о пропаже в отдельной радиолокационной роте на о. Змеином пистолета с патронами. Естественно, все переполошились. Но остров есть остров, скала в море до 800 м в длину и около 400 м в ширину, связь только по воздуху, вертолетами. Похищенное оружие никуда не могло исчезнуть, если только не попало на рыбачье судно, но рыбаки не подходили. Зная все места на острове, переговорили по радио с командиром подразделения, где нужно искать. Вскоре пакет в гермоупаковке был обнаружен в колодце. Все успокоились. Я доложил в Главкомат генералу В. Д. Созинову и по вызову – генералу А. И. Колдунову. Александр Иванович, как всегда, повозмущался нашими порядками. Для расследования временной пропажи оружия на остров была направлена группа офицеров армии. Подозреваемый в хищении рядовой Хабалов, был, по недомыслию некоторых, назначен в наряд и застрелился, получив доступ к оружию. Об этом оставляю запись, как о примере неграмотного разбирательства. Иногда я сам себе задаю вопрос, зачем веду записи, и отвечаю. В нашем военном деле необходимы обширные познания, фундаментальные знания теории мы получаем в учебных заведениях и в последующей учебе в процессе службы, но постоянной и необходимой, бесценной академией для профессиональных военных является школа жизни, которую мы называем опытом. Уроки этой школы пропускать нельзя, а для лучшего усвоения их нужно фиксировать и передавать другим. Так создается хороший «учебник жизни», ее история.

Поэтому записи полезно вести каждому человеку. Безусловно, это требует определенных затрат времени и сил, но тут на помощь приходит самовоспитание и организованность, необходимые каждому человеку, а тем более военному.

6 октября 1976 года умер отец. Известила об этом телеграммой сестра Лиля. 7 октября к 8.00 я уже был в Холмской, в доме, где жил отец. Там встретил сестру. Похоронили отца в тот же день рядом с мамой. Прошло все скромно, помянули у Лили. 9 октября к исходу дня я возвратился домой в Киев. Дорогой думал об отце, его жизни и финале. Он 55 лет был членом КПСС, честно жил, трудился и сделал для своего народа все, что мог. Вот и не стало родителей. То, что в раннем детстве казалось очень страшным – смерть матери и отца, теперь воспринималось как неизбежность. Отец чувствовал свою кончину, заблаговременно приготовился к ней, даже партвзносы уплатил не как обычно, 5-го числа каждого месяца, а 3 октября. Мне рассказывали о том, что товарищи из райкома комсомола договорились с ним об очередном выступлении в ПТУ перед молодежью. Он дал согласие, но предупредил: «Как бы я Вас не подвел». В первой половине дня соседи видели отца во дворе, он стоял у калитки, потом зашел в дом. В полдень к нему приехали товарищи, чтобы окончательно убедиться, сможет ли он выступить. Постучались, не дождавшись ответа, вошли в комнату и увидели его лежащим на кровати, на груди газета, которую он читал перед своим вечным сном.

Стрельба, свадьба и юбилей

Наступила последняя декада октября. В семье готовились к свадьбе, выходила замуж Ирина. Жених Сергей Татарников – инженер, гражданский парень. Свадьба назначена на 23 октября, гости приглашены. 22 октября идут последние приготовления. И вдруг вводная, наделавшая много шума, заставившая немало понервничать.

22 октября в 23.45 оперативный дежурный КП полковник Б. Н. Чубуков доложил мне об обнаружении в 23.10 в Черном море неопознанной цели, удаленной на 80 км от береговой черты с курсом полета в направлении Балаклавы. Отдаю распоряжение: «При нарушении воздушного пространства СССР цель уничтожить». Пока прибудет автомобиль, держу из квартиры постоянную связь с КП. Полковник Чубуков доложил командарму. Владимир Дмитриевич запретил сбивать. Приезжаю на КП, вникаю в обстановку. Цель продолжает полет на высоте 1200 м. Поднятый на перехват истребитель цели не обнаруживает, она в облаках, к тому же велики скорости сближения. Одиннадцать РЛС береговых постов видят цель устойчиво. Отметка от нее наблюдается с места нахождения двух боевых кораблей США при очередном их заходе в Черное море с целью разведки. Докладываю командарму, он еще дома, предлагаю уничтожить цель. Командарм разрешает. На КП 1-ой дивизии ПВО начальник штаба полковник В. С. Губский. Даю команду: «Цель-нарушитель уничтожить!» Чувствую на КП дивизии замешательство от такого решения. Губский не сразу выполняет команду в 0.13 и только в 02.14 цель была сбита 5-ым зрдн Евпаторийской бригады. Одновременно с уничтожением цели американские корабли взяли курс на Босфор.

Тогда мы получали из печати, а также из развединформации, первые сведения о дистанционно пилотируемых летательных аппаратах (ДПЛА), предназначенных для целей радиотехнической разведки. Теперь без них не происходит ни одного конфликта с применением средств воздушной борьбы.

Сразу после стрельбы «проснулась» Москва. Пошли вопросы, уточнения, комиссии. По чьей-то инициативе общевойсковиков этот инцидент был квалифицирован, как стрельба по гусям. Начался поток оскорбительных выпадов против Войск ПВО страны. Насмешки. Крым почти весь обшарили и каждого падшего гуся относили к жертвам стрельбы.

Долго мы еще слышали в наш адрес насмешки, но никому в голову не приходило поверить в нашу радиолокационную технику, ведь наблюдали цель на десятках индикаторов РЛС. Ни у кого не хватило решимости отметить правильность действий командования армии. Зато, если бы не сбили, набросились бы на всех «виновников». Командарм своим приказом поощрил многих офицеров и солдат РТВ. На этом примере мы еще раз убедились в непререкаемом авторитете нашего командарма, его ценнейших командирских качествах, умении брать на себя всю ответственность за принятое решение и, несмотря на давление сверху, ни на миг не усомниться в его правильности, не кивнуть в сторону кого-либо, в частности – начальника штаба. Ведь я больше всего повлиял на командарма, и после принятия им решения я, а не он, заставил стрелять 5-й зенитно-ракетный дивизион Евпаторийской зенитно-ракетной бригады 1-ой дивизии ПВО.

Но возвратимся к семейному событию. Как же быть, всю ночь с 22 на 23 октября и почти весь день 23 октября мы были заняты. Покидать службу нельзя, возможны очередные вызовы для объяснений, а как же свадьба без родителей и дорогих гостей? И здесь проявились качества нашего командарма. Он приказал мне в 17.00 убыть с командного пункта домой, чтобы подготовиться к семейному празднику. В 19.30 начался свадебный вечер в ресторане «Млын». Через час туда прибыли и Владимир Дмитриевич с Евдокией Петровной. Несмотря на усталость и тревожное состояние, мы все же смогли отключиться от служебных дел и три часа провести в праздничной обстановке. Семья была благодарна всем гостям, тому, что в празднике смогли принять участие все члены Военного совета армии. Так почти одновременно произошли два диаметрально противоположных события в жизни: неприятное на службе и радостное в семье. Я до сих пор благодарен своему командарму, человеку с большой буквы, который не сорвал свадьбу и не омрачил ее своим отсутствием. Наоборот, пришел с радостью на вечер и, не подавая никаких признаков беспокойства, повел себя с присущим для него жизнелюбием и теплотой.

На службе шло разбирательство. Москва не торопилась с выводами. В конце месяца наши действия по уничтожению неопознанной цели были одобрены, напряжение спало. Как бы то ни было, пришлось и самого себя проверить в сложной ситуации по доведению решения до конца.

Прошел месяц, насыщенный значительными событиями в личном и служебном плане.

С 8 ноября по 3 декабря отдыхали с женой в санатории им. Фабрициуса. Хорошо отдохнули, сняли накопившуюся усталость. Время на отдыхе проводили с генералом В. С. Абрамовым (мой товарищ еще по Монинской академии) и его женой Любой.

В аэропорту от встречавших нас товарищей В. Ф. Несмачного и А. Д. Леонова узнали новости за время отсутствия в Киеве.

В местной зенитно-ракетной бригаде пропал секретный документ – приказ Главкома. Пришлось выйти на службу раньше и включиться в розыски пропажи. Хуже неприятностей, чем утрата секретного документа, не бывает. На этот раз найти приказ не удалось. 16 декабря меня вызвали в Главный штаб к генералу В. Д. Созинову на совещание по вопросам службы войск, режиму и сбережению оружия. Попутно повез сувенир от нашей армии Л. И. Брежневу и сдал его в экспедицию на Старой площади. Уже месяц, как в стране идет подготовка к празднованию его 70-летия.

19 декабря необыкновенно широко и шумно отмечался юбилей Генерального секретаря Л. И. Брежнева с присвоением ему четвертого звания Героя Советского Союза и награждением золотым оружием. На экранах телевизоров шел о нем фильм «Путь коммуниста». О скромности не было и речи. Об этом давно забыто, только разговоры и поучения, но не для лидеров партии и народа, а для рядовых людей. Пройдет еще пять лет после 70-ти, и мы станем свидетелями многих других награждений, что вызовет у людей еще большее недоумение. Такого возвеличивания после Сталина народ не знал. За 15 лет был взращен новый культ личности. Так в нашей стране и не научились извлекать уроков из прошлого. Культ личности Брежнева свидетельствовал о серьезном заболевании страны. Оно проявлялось в спаде народного хозяйства, расшатывании дисциплины и во многих других направлениях жизнедеятельности государства.

Приключение на рыбалке

Новый 1977 год встретил ответственным по армии. А 6-го января решено было съездить на рыбалку, на подледный лов, в район Переяслав-Хмельницкого, на Киевское водохранилище. Выехали утром на «ГАЗ-21». Наш экипаж состоял из четырех «рыбаков» – генералов П. Т. Андрющенко, М. Д. Черненко, полковника П. А. Захарова, меня и водителя. Направлялись к месту, которое знали двое – Андрющенко и Черненко. Путь занял два часа. Мороз был около 17 градусов, с ветерком. Мы замерзли, а клева не было. Вскоре свернули рыбалку, пообедали и решили возвращаться домой, день короткий, приближались сумерки.

Обратно поехали по другой дороге, что ближе к водохранилищу. В одном месте я обратил внимание на подозрительно ровную поверхность дороги, припорошенную снегом. Оказалось, мы ехали по льду, который треснул, и машина провалилась. Я успел крикнуть, чтобы открыли дверцы, но, кроме водителя, никто из нас этого сделать не успел. В приоткрытую дверку со стороны водителя мы энергично повылезали из кабины, затопляемой водой. До полного «комфорта» не хватило 30–35 см воды. Придя в себя, мы поняли, что попали на язык залива водохранилища. Лед не выдержал и машина медленно начала погружаться на дно оврага. Но что же делать дальше? Мы в промокшей теплой одежде на морозе, машина постепенно проседает, на поверхности видна только крыша, спичек нет, согреться негде. Принимаем решение троим оставаться у машины, а двоим, Черненко и мне, идти до населенного пункта и принимать меры по вызволению оставшихся и автомобиля. Идти пришлось по дамбе несколько километров, дул пронизывающий ветер, коченело тело, отказывали ноги. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы нам навстречу не попались три автомобиля «Жигули» с семьями рыбаков, которые совершали прогулки на природе. Они-то и отвезли нас к себе. Отогрели, угостили самогоном, накормили и позаботились о других товарищах.

У бригадира был в доме телефон, по которому я связался с оперативным дежурным и вызвал автомобиль. Машину вытащили днем 7 января, утром я был на службе и рассказал о происшествии Владимиру Дмитриевичу, он от души посмеялся. 8 января к 19.00 наша утонувшая «Волга» своим ходом благополучно прибыла в автопарк. Так ознаменовалась первая рыбалка, а точнее, начался для нас 1977 год.

Перемены в руководстве Генерального Штаба Вооруженных Сил СССР

8 января 1977 года было сообщено о назначении нового начальника Генерального штаба ВС СССР, генерала армии, впоследствии Маршала Советского Союза Н. В. Огаркова. Бывший начальник Генерального штаба ВС генерал армии В. Г. Куликов был назначен Главнокомандующим ОВС государств-участников Варшавского Договора.

Такую перестановку в руководстве Вооруженными Силами в войсках среди офицерского состава объяснили тем, что нового (из гражданских лиц) министра обороны в большей мере устраивал Огарков, инженер по образованию. Пробудет он в этой должности до августа 1984 года и нанесет большой ущерб системе ПВО страны своими «преобразованиями». Это по его предложению будут расформированы Бакинский округ ПВО и четыре приграничные отдельные армии ПВО, нарушена ранее сложившаяся и отлаженная структура войск и система ПВО. Время докажет несостоятельность принятых решений и заставит вновь, через шесть лет, возвратиться к прежней организации, но чего это стоило войскам! Новый начальник ГШ ВС явился самым «результативным» по своим преобразованиям из всех занимавших этот пост до него. Пользуясь тем, что вопросы развития оперативного искусства применения видов и родов войск были перепоручены Министром обороны начальнику Генерального штаба, и обладая в то же время неограниченным доверием Министра обороны, он провел в жизнь немало своих идей, многие из которых, к сожалению, обернулись для Вооруженных Сил так же печально, как и для ПВО. Кое-что Огаркову не позволили сделать, к чести тех, кто вовремя оказал ему сопротивление. При нем в сильной степени расцвела необъективность в оценках и выводах учений. Широкий размах получило массовое награждение участников учения боевыми и даже полководческими орденами, при этом руководство не забывало и о себе. Полный анализ надлежит сделать истории, только жаль, что это займет много времени и современники Огаркова не успеют с ним ознакомиться.

Огарков убрал со своего пути всех, кто был ему неугоден, мог оказать сопротивление, зато всячески поддерживал и продвигал своих сторонников, назначал их на высокие посты, присваивал звания, награждал. Все это теперь позади. Не стало на этом посту Огаркова, его занял человек совершенно иного склада, Маршал Советского Союза С. Ф. Ахромеев. Однако история наших Вооруженных Сил, к великому огорчению, пополнилась мрачным периодом, который должен явиться предостережением для поколений. А самое обидное, что никто не ответил за содеянное. Министр умер. Огарков был назначен на другую должность. Ниже я еще не один раз буду описывать встречи с маршалом Н. В. Огарковым и свои впечатления о нем. Звание маршала он получил вскоре после назначения на должность НГШ ВС СССР.

Встреча с маршалом авиации Красовским Степаном Акимовичем

В 1976 году в санатории им. Фабрициуса я встретился с бывшим начальником политотдела Академии ВВС генералом в отставке В.Г. Точиловым и узнал от него, что маршал авиации С. А. Красовский написал вторую книгу своих воспоминаний. Генерал, узнав о моем желании приобрести ее, посоветовал мне обратиться к маршалу с просьбой выслать книгу. Я тут же написал ему письмо. Степан Акимович прислал мне книгу 14 января 1977 года. Меня это очень обрадовало. Захотелось увидеть маршала и я решил навестить его при первой же возможности.

Такая возможность представилась в связи с вызовом меня на сборы в Москву. Встреча с маршалом Красовским принесла мне большое удовлетворение. Я знал, что у маршала нет детей, что старость его усугубляется все более ощутимым одиночеством. Уже значительно позже, навещая маршала и его совсем немощную супругу на даче в Монино или в госпитале, я видел печальную картину и незавидное положение двух беспомощных стариков, в котором они оказались в конце своей жизни. А тогда, зимою 1977 года, маршал тепло встретил и потратил на беседу со мной целых два часа. Мне показалось, что после встречи с ним у меня прибавилось знаний и опыта. Я был восхищен его мудростью и остротой памяти, независимостью мышления, благородством по отношению к своим боевым соратникам и неподдельным патриотизмом.

Маршал поблагодарил меня за посещение и скромные угощения с Украины. Я готов был взять постоянное шефство над ним, понимая, что жизнь маршала на исходе. По этому поводу он даже сам сказал мне: «Человек должен жить не больше, чем ему отведено. Мне скоро 80». Мне довелось принимать участие в чествовании его на 85-летии и провожать в последний путь летом 1983 года. О других встречах с маршалом у меня сохранились записи в дневниках.

Наш «домик»

Речь идет о доме, который мы построили на территории эксплуатационной комендатуры командного пункта армии, что рядом со штабом армии. Заставила нас построить дом нужда, которую мы испытывали при размещении командированных к нам офицеров и гостей в городских гостиницах. Не ручаюсь, кому первому из нас троих – мне, начальнику КП полковнику Е. Веретенникову или полковнику В. Полупанову – пришла эта мысль, скажу лишь о том, что мне приходилось больше всего испытывать неудобства с устройством приезжих, командированных в Киев офицеров.

Мы втроем дружно взялись за осуществление идеи, и через год одноэтажный особняк на десять койко-мест, а с перегрузкой и на все двадцать, был построен. Впоследствии заслугу в этом припишут мне, и даже всем, кто останавливается в доме, объявляют, что он построен по моей инициативе.

С появлением своего «домика» мы почувствовали облегчение. В нем стали устраивать командный состав, вызываемый на Военные советы или на сборы, иногда отмечали там знаменательные события.

13-го марта чествовали в нем комдива Николая Ивановича Чукарина по случаю присвоения ему генеральского звания. Николай Иванович окончил Академию Генерального штаба годом позже и был назначен комдивом Днепропетровской дивизии. Зарекомендовал себя как разумный командир-артиллерист, нравился своей простотой, прямолинейностью, скромностью. В честь хорошего товарища произнесли не один тост. Мы до сих пор сохраняем дружеские отношения. Николай Иванович Чукарин девять лет прослужит на Дальнем Востоке комкором, затем командармом и командующим ПВО ДВО. В смутные годы огарковской перестройки он останется твердым приверженцем идеи воссоздания Войск ПВО. К его чести, он смог сохранить на Востоке ранее созданную структуру управления Войсками ПВО и не допустил ее полного разрушения. Впоследствии он будет назначен на должность Заместителя главнокомандующего Войсками ПВО по боевой подготовке.

13 марта 1977 г. поздравил начальника оперативного отдела армии полковника Ивана Алексеевича Папырина и его заместителя полковника Григория Леонтьевича Долгих с награждением орденами Красной Звезды. Откровенно поговорили о работе штаба, о перспективах. Сделано нами за два года немало. Мне не один раз приходилось вступать в новую должность и встречаться с разным наследием, богатым и бедным. Были случаи, когда в штабе не за что было зацепиться. Такая ситуация очень осложняла начало работы. Мы с начопером прибыли в армию с трехмесячным интервалом. Начинали осваивать трудные должности почти одновременно. Теперь позади два года и мы могли гордиться тем, что выдюжили, несмотря на большие нагрузки в 1976 году. Смогли войти в коллектив, найти в нем опору и поддержку. К нам внимательно относился командарм. Штаб выправился, вернул свое прежнее положение авторитетного органа, занял ведущее место в вопросах управления. Значит, путь наш правильный. Сегодня я радовался наградам своих соратников.

В середине марта побывал на учениях в Одесской дивизии, командир которой Валентин Иванович Дикушин был моим другом. У Валентина Ивановича не все ладилось в работе, и мне всегда хотелось помочь ему, поддержать в трудные периоды. То, что Дикушин командовал дивизией, где проходило мое становление на основных штабных должностях, усиливало мое желание бывать у него на учениях. Имелись и другие причины. Штаб сильно обновился после 1972 года. Начальниками родов войск были вновь назначенные молодые командиры. Валентину Ивановичу было трудновато. Дивизия по составу и выполняемым задачам отличалась от других определенной сложностью.

В этот раз на учении я уделил больше внимания вопросам боевого управления с КП дивизии. Была заметна недостаточная слаженность оперативной группы командира, но наиболее слабым звеном оказалась штурманская группа. Знакомые мне штурманы Морозюк и Таряник работали неуверенно. Длительное общение со штурманами наведения, знание специфики их работы приводили к мысли о необходимости укомплектования этого звена способными, быстро соображающими и выносливыми офицерами.

Труд за индикаторами радиолокационных станций очень сложный. Наведение истребителей требует большого напряжения сил, психологических нагрузок и в целом крепкого здоровья. Несоблюдение этих требований приводит ко многим неприятностям, иногда плачевным. К сожалению, некоторые начальники настаивают на назначении на КП в качестве штурманов наведения летчиков, списанных по здоровью, а иногда и отстраненных от летной работы по другим причинам. Я знаю примеры, когда такие штурманы терялись в сложной воздушной обстановке, запутывали ее еще больше и не помогали летчику, а усугубляли и без того сложную ситуацию в полете. Штурманов наведения необходимо тщательно готовить и в практическом отношении. Чтобы выиграть бой в воздухе с воздушным противником, нужно хорошо знать его и возможности своих истребителей. Эти знания может дать систематическая учеба, знание тактики. К сожалению, при подготовке штурманов не все следовали этому требованию. На задачу укрепления штурманской группы пришлось обратить внимание и комдива, и начальника штаба полковника Ковалева. Указал им также на необходимость повышения слаженности в работе всей оперативной группы командира или полного боевого расчета командного пункта.

В Одессе представилась возможность встретиться со своим сослуживцем и хорошим другом подполковником в отставке Н. А. Темиревым, вспомнили с ними других товарищей. Николай Алексеевич работал в гражданской организации. С сожалением говорил о низкой дисциплине и больших недостатках, разбазаривании народного добра. Подобное приходилось слышать и от других сослуживцев, уволенным из армии и работающих в народном хозяйстве.

Землетрясение

Киев, 4 марта 1977 года. В 22.23–22.24 семья находилась в квартире. Андрюша еще не спал. Я смотрел фигурное катание, трансляцию из Японии. Дом прилично качнуло. У меня из-под руки (опирался), казалось, пошел скользить диван. Я подумал, не сошел ли я с ума. Последнее время работал с перегрузками, не мудрено и рехнуться. Решил посмотреть на остальных, вижу, они в панике выбегают из комнаты. Ира говорит: «Землетрясение». Первой бежала. Евдокию Ивановну, Тамару и Андрея с температурой пришлось задержать в квартире. Оказывается, эпицентр землетрясения силой 8–9 баллов был в северо-восточной части Румынии и в Молдавии. Через несколько минут ОД КП генерал Н. И. Шкодин позвонил и передал распоряжение Главкома о назначении меня председателем чрезвычайной комиссии по нашей армии. Я выехал сразу же на КП и в штаб. Улицы Киева были заполнены встревоженными людьми. Покинули квартиры кто в чем. Между тем, городские власти никакой информации и инструкции народу не давали. Невольно представил, а что же будет, если окажемся под ядерным ударом. Прибыв на КП, уточнил обстановку. Больше всего землетрясение ощущалось в подразделениях дивизии Дикушина, дислоцированных на территории Молдавии, однако, разрушений и жертв не было. Комиссия была быстро сформирована, определен план действий, переданы телеграфом мероприятия, которые предусматривались в войсках на случай повторения подземных толчков.

5 марта в 8.00 послал донесение о последствиях землетрясения для частей 21 д ПВО в Главный штаб, в 9.30 доложил командарму, который находился в Днепропетровске. Обошлось все без серьезного ущерба. На этом комиссия свою деятельность прекратила.

Доклад начальнику Генерального Штаба Маршалу Советского Союза Н. В. Огаркову

Это немаловажное для меня событие произошло 2 апреля 1977 года на учениях. Перед встречей волновались, тщательно готовились, заучивали наизусть доклады, которые предстояло нам с командармом сделать на заслушивании. Тренировались, не жалея сил, запирались с Владимиром Дмитриевичем в его кабинете и «зубрили» текст. Помню, Владимир Дмитриевич потел, но «подчинялся» моим требованиям повторять и повторять доклад, пока он не прозвучал без запинки. Даже в этом командарм продемонстрировал свою железную волю и ответственность за исполнение служебного долга. По сценарию на заслушивании я должен был докладывать предложения, а командарм – решение. На следующий день, 2 апреля, к 12 часам мы своей группой прибыли к месту заслушивания. В 16.15 приехал Маршал Советского Союза Н. В. Огарков в сопровождении многих генштабистов, а также начальника Главного управления кадров генерала армии И. Н. Шкадова. Первой заслушивалась группа генерал-полковника Валерия Александровича Беликова, командующего СКВО, впоследствии генерала армии, командующего ПрикВО и Главнокомандующего ГСВГ. Его доклад не произвел на нас особого впечатления, был очень длинный и прочитан, не отрываясь от текста. После того, как заслушивание сухопутчиков закончилось, Маршал дал команду: «Приготовиться ПВО». Быстро развешиваем схемы, карты. Готовы. Но первым вызывается командарм. Я подумал, что мой доклад исключен вообще. Владимир Дмитриевич докладывает четко, как на репетиции. Он в полевой форме, под ремнем, на груди, горят две звезды Героя. Я радуюсь его докладу, и еще больше влюбляюсь в своего командарма. Перед нами человек-легенда времен Великой Отечественной войны и послевоенного периода, военачальник, взращенный партией и народом. К командарму вопросов нет. Облегчение, конец. Я закрываю свою тетрадь и в этот момент слышу слова маршала: «Теперь послушаем начальника штаба». Мгновенная мысль: «О чем?», ведь решение уже доложено, мои предложения к решению командарма теперь ни к чему. Выхожу, не торопясь, надеюсь, последует уточнение, о чем докладывать, слышу: «Доложите об организации обеспечения операции». Собираюсь с мыслями, после небольшой паузы докладываю. Начал с управления и взаимодействия, затем разведки и других видов обеспечения. С докладом вроде получилось. Но после доклада посыпалась серия вопросов, позволяющая начальнику Генерального штаба составить представление о своем собеседнике: «Какое радиолокационное поле создается в армии, сколько подразделений РТВ и в каком они состоянии? Сколько в армии самолетов? Дайте характеристику КП армии». Затем последовала новая серия вопросов: «Дайте обоснование противовоздушной операции. Чем Вы объясните такую нарезку Вашей армии? Как Вы согласовываете или смотрите на организацию управления при размещении армии на территории трех военных округов? Имеете ли Вы возможность по средствам связи создать подвижный КП объединения ПВО?» и др.

Беседа наша затянулась и проходила в спокойной обстановке. На все вопросы давал правильные ответы. Впоследствии мы поняли, что начальник Генерального штаба своими вопросами прощупывал далеко идущие замыслы на реформирование Войск ПВО. Мои ответы в большинстве своем шли вразрез его желаниям. Получалось, что, не зная цели, которую ставил перед собою маршал Огарков, я высказался против его идей. На этом заслушивание закончилось. Когда мы освободились, я поздравил командарма с хорошим докладом. Меня же поздравляли наши офицеры, они считали отчет удачным. Мы были рады, что благополучно отчитались за первый этап учения. Однако, содержание нашей беседы с НГШ ВС вызвало длительную полемику между представителями Генерального штаба и Главного штаба Войск ПВО. Не со всем соглашался будущий Главком наших войск, а в то время зам. Главнокомандующего генерал-полковник авиации Александр Иванович Колдунов. Он был против того, что мы спланировали применение войск армии в форме противовоздушной операции. Это было сделано в Войсках ПВО впервые после двадцатилетнего перерыва и длительного спора в военно-научных кругах о том, нужна или не нужна противовоздушная операция в Войсках ПВО. По этому вопросу, как сказал мне начальник управления ПВО Генерального штаба генерал-лейтенант Е. В. Калашников, шел спор между группами до полуночи. «На чем же порешили?» – спросил я. «Вы сделали правильно, что спланировали операцию» – ответил он. Некоторые считали, что мои ответы были не очень четкими. Я этого и не отрицал. Окажись кто-либо из них на моем месте, было бы, наверное, тоже так. Тем не менее, мы выстояли. Причем первыми громко, во всеуслышание, заявили самому Генеральному штабу о появлении в Войсках ПВО противовоздушной операции, как формы ведения боевых действий оперативных объединений войск ПВО. Я был благодарен офицерам штаба, видел радость на их уставших лицах. Они смотрели, в свою очередь, на меня, как начальника и товарища, который не подвел их на таком высоком уровне.

Разбор учения состоялся 7 апреля в гарнизоне учебной дивизии ПрикВО в районе г. Хмельницкого. В 10.00 маршал Н. В. Огарков предоставил слово для доклада по замыслу учения начальнику ГОУ генерал-полковнику С. Ф. Ахромееву. Доклад был сделан лаконично, без лишних слов, чувствовались глубина и широкая военная эрудиция. Перед разбором генерал А. И. Кузьменко сказал, что Ахромеев уточнял у него данные обо мне. Оказывается, генерал на заслушивании 2 апреля обратил внимание на то, что, отвечая на вопросы НГШ, я поглядывал на своего командарма. Появилось сомнение насчет самостоятельности мышления. Кузьменко вроде бы рассеял эти сомнения. Через несколько лет нам суждено будет по долгу службы часто встречаться с генералом армии, а затем Маршалом Советского Союза начальником Генерального штаба С. Ф. Ахромеевым. Но продолжим о разборе.

Все ожидали выступления НГШ ВС. Оно началось в 10.45. Доклад представлял глубокое изложение современной стратегической операции на ТВД с учетом происшедших изменений в вооружении и способах боевых действий. Подчеркивалась возросшая роль штабов, говорилось: «...прошли времена Кутузова, когда подстраивались к характеру командующего, теперь характер командующего должен подстраиваться под коллектив. Без штаба современной операцией управлять нельзя». И далее – про переход к параллельному методу планирования, о роли командующих в подготовке штабов и их личном непременном участии в планировании. Затем была дана оценка за учение командующим и начальникам штабов с указанием фамилий, имен и отчеств. Наш командующий получил высокую оценку, была отмечена организованная четкая работа штаба с начальниками оперативного отдела, управления ЗРВ и разведки.

Командующий, член Военного совета генерал И. Д. Стопников и я были приглашены на обед, где мы могли ближе присмотреться к начальнику Генерального штаба. Мне лично понравились его деловитость, неторопливость, спокойная манера разговаривать равномерным негромким голосом. Он выше среднего роста, сухощав, светлый, с глубоко посажеными глазами на худом лице. Было произнесено несколько тостов, в том числе секретарями Хмельницкого и Черниговского обкомов КПУ Лисовым и Уманцем, командующими КВО генерал-полковником И. А. Герасимовым и ПрикВО генерал-полковником В. И. Варенниковым.

Учение явилось для меня солидной школой. Впервые я общался с крупными военачальниками, присматривался и впитывал все важное, полезное, понимал, как много еще нужно учиться, совершенствоваться.

8 апреля отпраздновали День Войск ПВО. Рабочие будни продолжались. 19 апреля узнали о большой трагедии в Ленинградской армии. При перевозке летчиков полка с аэродрома Пярну на аэродром Тапа Ан-26 столкнулся с заводской трубой. Катастрофа унесла 21 жизнь.

1 мая светлый праздник. Третий раз я на трибунах Крещатика с восторгом смотрю на цветущие колонны демонстрантов, красивых людей Киева. На этот раз в колонне студентов маршировала дочь Оля. По окончании демонстрации все приглашенные на трибуны выстроились в «каре» для принятия персональных поздравлений от руководителей республики В. В. Щербицкого (первый секретарь), Г. И. Ващенко (председатель Президиума) и А. П. Ляшко (Председатель Совмина республики), затем командующего и ЧВС округа. Рукопожатия.

7 мая (суббота). По телефону поздравил с Днем Победы генералов В. Д. Созинова и А. И. Колдунова. В ответ также получил теплые поздравления. А. И. Колдунов передал мне целую программу действий, пожелал, чтобы я стал настоящим, серьезным, вдумчивым начальником штаба, не допускающим вольнодумства и т.п. Я поблагодарил Александра Ивановича за искренность пожеланий. Под «вольнодумством» он подразумевал мой неудачный ответ НГШ ВС 2 апреля по поводу возможности создания подвижного КП армии.

На встрече ветеранов Великой Отечественной Войны 1944-1945 г.г.

В наши годы мы были и сейчас еще являемся свидетелями этих трогательных встреч. Внуки их уже не увидят. Поэтому считаю долгом поделиться с ними, как это выглядело. В данном случае о встрече ветеранов 2-ой ВА, которой в годы войны командовал генерал Степан Акимович Красовский.

Накануне встречи Маршал обратился ко мне с просьбой оказать содействие, так как встреча намечалась в Киеве.

6 мая на аэродроме Борисполь мы встретили маршала авиации С. А. Красовского и сопроводили в отведенную для него гостиницу на ул. Авиации. Сама встреча назначалась на 7 мая в Высшем авиационном инженерном училище. К 10.00 у парадного входа в училище начали собираться ветераны 2 ВА, большинство приехало с членами семей. Строились по авиаполкам и дивизиям, фотографировались с маршалом. Среди ветеранов много известных по газетным статьям и книгами авиационных командиров дивизий, корпусов: Л. И. Горегляд, Г.Г. Голубев, М.П. Нога, Ф.И. Добыш, Д.П. Голунов, В. К. Тихоненко, Новицкий, В.Я. Ермаков и многие, многие другие бывалые и отважные воины, летчики, техники, инженеры, рядовые и командиры, все при орденах. Из училища колонной ветераны направились в Институт ГВФ, где на стадионе состоялось шествие сводной колонны ветеранов и студентов, а затем спортивный праздник. Ветеранов пригласили на трибуны. Пронесли развернутое знамя 2 ВА. Много было приветствий, поздравлений и рапортов. Выглядело это торжественно, красиво и очень волнительно. Ярко сияло солнце. Я старался стоять так, чтобы маршал все время был в поле моего зрения. Наблюдал за происходящим, за встречами людей, судьбы которых соединились 35 лет назад в жестоких битвах за Родину. Теперь они встречались, празднуя 32-ю годовщину ими завоеванной Победы. Это были счастливые люди, до конца выполнившие свой долг. Они ликовали, обнимались друг с другом, плакали от счастья. Приехали на встречу 1217 человек со всех концов страны. Некоторые издалека, и даже с семьями, их не остановили даже большие расходы на дорогу.

К 16.00 ветераны снова прибыли в авиаучилище. Построились. Маршал произнес речь, после чего начался обед. Поднимались тосты за друзей, командиров. Зал неоднократно взрывался аплодисментами в честь командарма.

В 19.50 мы с Голубевым проводили маршала к самолету на аэродроме Борисполь. Он был счастлив параду встречи ветеранов, высокой организации. После его отлета в Москву долго делились впечатлениями. Мне было приятно услышать слова благодарности маршала Красовского за помощь и непосредственное участие в празднике. На память об этом дне остались фотографии.

Встреча на учениях с Главнокомандующим Войсками ПВО Маршалом Советского Союза Павлом Федоровичем Батицким

Подготовка к учению началась еще в апреле. С приездом посредников в конце мая окунулись в большую работу. Мы знали, что нас будет заслушивать маршал Батицкий П. Ф. Его широкая осведомленность, глубокие знания войск и строгость в оценках на учениях очень тревожили и поэтому в штабе армии готовились к встрече с Главкомом с особой ответственностью. Меня волновало то, что в директиве Главного штаба на планирование боевых действий был обойден вопрос о «противовоздушной операции».

Это я объяснял излишней осторожностью начальника оперативного управления генерала Б. И. Смирнова. Своим недоумением я поделился со старшим посредником генерал-полковником Федором Акимовичем Олиферовым, тот тоже удивился нерешительности ГШ ВПВО.

Первое заслушивание и первая встреча с Главкомом намечались на 2 июня. В 13.50 Главком прибыл в штаб армии. Кабинет для него был подготовлен на первом этаже. Маршал свою массивную фигуру с трудом поднимал на этажи по лестницам. При встрече поздоровался со встречающими его за руку.

В первый день заслушивались доклады начальника разведки полковника Г. Д. Бодрова, начальника оперативного отдела полковника И. А. Папырина и начальника штаба.

После доклада начальника разведки маршал сказал: «С позиций академического подхода я бы Вам поставил пятерку, а оценивая Вас по мыслям – не выше тройки. В целом же Вашим докладом я доволен». Из этого было ясно, что Главком проверяет нас на самостоятельность мышления.

Доклад полковника Папырина был прерван, пришлось ему поправить знак ПВО (перекосился на тужурке). Мы думали, что начопер станет «жертвой» дня, но через 12 минут Иван Алексеевич благополучно закончил, услышав «спасибо».

После 15-минутного перерыва заслушивание возобновилось моим докладом «О методике работы штаба с начальниками родов войск, отделов и служб при планировании противовоздушной операции и о способах доведения боевых задач до войск и организации их исполнения». Такое поручение признавало лидерство нашего штаба в освоении планирования противовоздушной операции. К вопросу я тщательно готовился и четко доложил, используя схему, на которой были развернуты главные вопросы. После основного доклада началась беседа. Главком попросил увязать решение командующего с решениями командиров соединений и с планами применения родов войск. Мне удалось раскрыть этот вопрос с акцентом на том, что идеи или предложения начальников родов войск по боевому применению нашли воплощение в решениях командующего и командиров соединений. В основном при многоступенчатом планировании необходимо соблюдение условия высокой согласованности между штабом и начальниками родов войск. Далее Главком добивался, чтобы я отметил при этом ведущую роль штаба. Не поняв, чего он хочет, я затруднялся с ответом. Помог он сам. Главком возвысил роль штаба. Разъяснил ведущую организующую роль и место штаба по отношению к родам войск и служб. В этом была прямая поддержка того, чего всегда я добивался на должностях начальника штаба всех ступеней.

В заключение маршал сказал, что это был сложный вопрос, над ним нужно думать всем, и выразил удовлетворение беседой со мной, которая длилась 45 минут.

На второй день заслушивались начальники родов войск, ЧВС и командарм. Заслушивание проходило спокойно, доклады были удачными, недовольства Главкома не вызывали. Член Военного совета генерал И. Д. Стопников докладывал об организации партийно-политической работы и моральном духе личного состава армии, а в конце решил вставить: «Ваше заслушивание, товарищ маршал Советского Союза, явилось для нас хорошей школой и т.д.», на что маршал пробасил: «Значит, я плохой учитель. Вам нужно поставить двойку, а мне единицу». Командарм доложил коротко и четко.

Перед вылетом из Василькова Главком выразил командарму удовлетворение хорошей подготовкой офицеров. Это была высокая оценка нашего труда.

3 апреля начальник Главного штаба генерал-полковник В. Д. Созинов сказал мне: «Главком дал Вам высокую оценку, мне было приятно слышать о Вас такой отзыв». Все это обязывало меня трудиться еще с большей отдачей сил.

Я был благодарен офицерам Оперативного отдела, которые и на этот раз приложили титанические усилия по качественной разработке документов учения.

Учение продолжалось, оно было насыщено многими вводными.

В период учений мне приходилось часто общаться с генералом Ф. А. Олиферовым. Он известный военачальник в Войсках ПВО. Занимал большие командные посты. Был командующим Бакинским округом ПВО. Поговаривали, что генерал Олиферов Ф. А. был основной кандидатурой на пост Главнокомандующего в случае ухода с этого поста маршала П. Ф. Батицкого. В 1977 году, находясь в должности заместителя начальника Командной академии ПВО, Федор Акимович защитил кандидатскую диссертацию, в основу которой лег его богатый практический опыт в создании группировок Войск ПВО для защиты объектов от ударов воздушного противника на севере страны. Всегда при встречах с генералом Олиферовым я обращал внимание на его манеру неторопливых метких суждений. Мне нравились его умные глаза, скупые движения. За всем этим просматривался большой человек. Много времени при общении с Федором Акимовичем мы посвящали перспективе развития войск и системы ПВО страны. Его суждения о системе ПВО всегда основывались на глубоких знаниях и убедительных доказательствах. Брала гордость за такого военачальника, каким располагали войска ПВО.

7 июня В. Д. Лавриненков, И. Д. Стопников, И. А. Папырин, Ф. А. Олиферов и я вылетели в Вюнсдорф (ГСВГ) на разбор учений. Наш маршрут пролегал через Минск, где мы заночевали. 8 июня в 10 часов наш самолет Ан-24 произвел посадку на аэродроме Шпиленберг. Для меня эта поездка была значительна тем, что я впервые был в Германии. Мне предоставлялась возможность побывать в Берлине, где закончилась Великая Отечественная война с водружением знамени Победы над Рейхстагом.

В первый же день после прибытия мы с Владимиром Дмитриевичем и нашим представителем при командующем ВВС и ПВО ННА генералом А.Г. Балдиным побывали в Берлине, о котором мне много рассказывал отец и другие фронтовики. По дороге в Берлин Владимир Дмитриевич вспоминал 1945 год, последние воздушные бои в Берлинской битве. Генерал А. Г. Балдин комментировал наш путь по городу. Стараюсь все запомнить. Вот уже позади проспект с липовой аллеей. При Гитлере липы были спилены, на нем был сплошной асфальт, здесь проводились парады войск, отсюда, с этого чумного двора, провожали на советский фронт вновь сформированные дивизии. Смотрю на своих спутников, у Владимира Дмитриевича две Звезды Героя, у генерала А. Г. Балдина – одна. У каждого из нас свой счет с фашизмом. Думалось о несмываемом позоре немецкой нации. Заехали в Трептов парк, подъехали к рейхстагу. Затем поднялись в ресторан на телебашне. Осмотрели панораму всего города. Опять я вспоминал отца, его рассказы о поверженном Берлине. Теперь город был отстроен. В западной части его просматривалась группа крупных многоэтажных зданий. Там капитализм, там может снова возродиться фашистская чума. Экскурсия была очень волнительной. Трудно было в это короткое время справиться с нахлынувшими чувствами. К вечеру мы возвратились в Вюнсдорф в отведенное для нас жилье.

Разбор состоялся на второй день. В третий раз слушал начальника Генерального штаба и впервые – министра обороны, маршала Советского Союза Дмитрия Федоровича Устинова, чей доклад носил характер политической стратегии. Оба доклада заняли 2 часа 15 минут.

15.00 до 16.45 обед, где произносили тосты четыре министра обороны: СССР (маршал Д. Устинов), ГДР (ген. Гофман), ПНР (ген. Ярузельский), ЧССР (ген. Дзур).

В тот же день мы возвратились в Киев с высокой оценкой за учение. Министр обороны отметил, что командующий армией умело и решительно управлял боевыми действиями, а штаб работал без особых замечаний.

19 июня меня избрали депутатом в городской Совет народных депутатов Киева.

В Румынии (г. Бухарест, г. Брашев)

С 20 по 23 июня состоялись сборы командования ПВО стран Варшавского Договора, которыми руководил Главнокомандующий Войсками ПВО страны Маршал Советского Союза П. Ф. Батицкий, он же заместитель Главкома Вооруженных Сил государств-участников Варшавского Договора.

Сборы проходили в живописном уголке Карпат в г. Брашеве. Население города встречало нас дружелюбно. Военные были сдержаны, проявляли максимум внимания, но уклонялись от бесед на политические темы. По дороге из Бухареста в Брашев мы видели следы землетрясения 4 марта, в результате которого было разрушено 20000 жилищ, многие общественные здания. Бедствие унесло более тысячи человеческих жизней, более десяти тысяч человек было ранено.

Это была моя третья поездка в Румынию. Здесь я всегда чувствовал себя гораздо лучше, чем в Берлине. Люди доброжелательнее и ближе нам по духу, много общего с нашим многонациональным народом. Нам показали форельное хозяйство, угощали рыбой, предоставили на некоторое время в наше распоряжение универмаг в городе. Кое-что купили, а больше осматривали товары. Жизнь румынского народа, ставшего с помощью Советского Союза на социалистический путь развития, с каждым годом улучшалась. В это лето были хорошие виды на урожай, что не могло не радовать. Мы видели поля под буйной пшеницей и плантации с двухметровой кукурузой. Немного смущало большое количество портретов Н. Чаушеску и его тяга к Западу.

Возвращались домой на Ту-154 через Москву.

Одесса, Николаев, Херсон, Каховка

Поездка состоялась по поручению Военного совета для проверки готовности нашего батальона к работе по уборке урожая. Ездили с комдивом В. И. Дикушиным. Познакомился со многими партийными и советскими руководителями. Много увидел хороших мест, надышался степным воздухом. Наши подразделения устраивались, готовились к большой работе. Мы осматривали лагеря, полевые автомобильные парки, беседовали с личным составом, настраивали их на примерный труд. Начальником нашей оперативной группы, по моему предложению, был назначен зам. комдива из Севастополя подполковник В. П. Синицын. Побывали на Славянском маяке в устье Днепра, угощались ухой. С маяка пошли катером до Каховки, любуясь необыкновенно красивыми местами. В тот же день возвратились в Херсон.

Запомнилось радушие работников маяка Владимира Степановича Стрельченко, его помощников Михаила, Николая и др. Украина богата не только замечательной природой, но и прекрасными людьми.

В Свердловске

В армии начал распространяться слух об уходе от нас командующего в штаб ГО Украины. По некоторым признакам это подтверждалось. Мне об этом командующий ничего не говорил.

3 июля предстояла командировка в Свердловск на сборы начальников штабов под руководством начальника Главного штаба. На Урале до этого мне бывать не приходилось, поэтому ехал туда охотно, тем более что там командовал армией генерал Л. М. Гончаров, мой комдив в Одессе. Мне было известно, что Леонид Михайлович рвется в Киев вместо Владимира Дмитриевича. А это означало возобновление нашей совместной работы, естественно, уже в другом качестве. Моей поездке мешала сильная боль в левом ухе. Почти месяц лечился, а становилось все хуже и хуже. Набрал лекарств, наглотался пилюль и таблеток и тронулся в путь. Уже в Свердловске, когда стало невмоготу, и меня осмотрели в госпитале, выяснилось, что дело не в ухе, а болел зуб под пломбой, о которой я забыл. Там оказали помощь, боли прекратились. Про себя я поругивал нашего «знаменитого» врача майора Мантурова, это он поил меня больше месяца лекарствами и смазывал внутри уха, каждый раз успокаивая, что «опухоль и покраснение уменьшились».

Свердловск – крупный промышленный центр, в чем-то напоминающий город Горький. Население преимущественно рабочий класс, простой, сдержанный и озабоченный. Архитектура строений носит отпечаток сурового климата. Много исторических памятников культуры. В музее геологии познакомились с бесценными богатствами Урала.

Сборы были поучительными, полезными, позволили пообщаться с начальниками штабов других армий, поделиться опытом. Л. М. Гончаров и начальник штаба армии В. Д. Данилин были ко мне особенно внимательны. Там подтвердилось желание Л. М. Гончарова стать командующим 8 ОА ПВО в г. Киеве. 8 июля я возвратился из командировки.

Для памяти оставляю имена своих коллег – начальников штабов отдельных армий ПВО. Это – генерал-лейтенант артиллерии Н. П. Мильченко (Московский округ ПВО), генерал-лейтенант артиллерии М. С. Ситников (Бакинский округ ПВО), генерал-лейтенант артиллерии П. С. Лейчинский (2-ая ОА ПВО г. Минск), генерал-майор артиллерии В. Д. Данилин (4-ая ОА ПВО г. Свердловск.), генерал-майор артиллерии Ю. А. Горьков (14-ая ОА ПВО г. Новосибирск), генерал-майор авиации Г. В. Данилов (11-ая ОА ПВО г. Хабаровск), генерал-майор артиллерии Ю. А. Зеленков (10-ая ОА ПВО г. Архангельск), генерал-майор артиллерии Новокщенов (6-ая ОА ПВО г. Ленинград), полковник С. М. Столбченко (12-ая ОА ПВО г. Ташкент). С каждым из них у меня своя история взаимоотношений.

В Киевском военном округе происходила смена начальников штабов. Вместо генерал-лейтенанта И. Д. Ершова был назначен генерал-лейтенант Станислав Иванович Постников. Я был приглашен на проводы Ивана Дмитриевича к новому месту службы в штаб ГО СССР. Новый начальник штаба долго не задерживался в округе. Через 1,5 года он был назначен командующим СкВО, затем войсками ПрибВО, пользовался большим авторитетом у маршала Н. В. Огаркова, активно проводил эксперименты в войсках по рекомендациям Генштаба, особенно усердствовал в области ПВО и ВВС. Мне неоднократно доводилось встречаться со Станиславом Ивановичем в Прибалтике, доверительно беседовать и тактично опровергать его суждения по некоторым вопросам оргструктуры Войск ПВО и системе управления, которые настойчиво навязывались войскам Начальником Генерального штаба маршалом Советского Союза Н. В. Огарковым.

В дальнейшем генерал-полковник С. И. Постников будет командовать ЗабВО, затем станет Главкомом войск Западного направления. Ему будет присвоено звание генерала армии. Мы до конца службы в Советской Армии сохраняли с ним товарищеские отношения.

Отдых в Ессентуках и на берегу Черного моря

Были там вместе с Тамарой с 10 июля по 5 августа. Хорошо провели время. Побывали на Домбае, в Пятигорске, Кисловодске, Железноводске, в местах Пушкина, Лермонтова, Грибоедова. Одновременно с нами отдыхали Александр Иванович и Нина Ивановна Колдуновы. Теперь мы познакомились семьями и вместе проводили время отдыха.

Александр Иванович был интересным собеседником, обладал чувством юмора, часто шутил, с ним было приятно проводить отдых. Наши столы в столовой были рядом, ходили вместе в кино, играли в преферанс. Александр Иванович подтвердил информацию об уходе из войск Владимира Дмитриевича Лавриненкова. По возвращении в Киев, от встречающего нас полковника В. Н. Пилипко, узнал о том, что командарм вызывался к Главкому, был на Военном Совете Войск и Л. М. Гончаров, комдив В. И. Дикушин назначался в Ростов комкором. Теперь понятно, почему ими так подробно интересовался А. И. Колдунов во время нашего совместного отдыха.

У нас еще было отпускное время, и мы, воспользовавшись приглашением, поехали на десять дней в Железный порт отдохнуть «по-дикому» на Черном море. Взяли с собой Андрюшу. Жили в «лагере» на побережье. Побывали в заповеднике Аскания-Нова, у легендарной Тачанки, ходили на катере на подводных крыльях по Днепру от Голой Пристани до Каховки. Познакомился с секретарями Голопристаньского РК КПУ Николаем Андреевичем Зленко, Андреем Егоровичем Кравцом и др.

Покидая Херсон, мы поблагодарили комбрига подполковника Виктора Владимировича Ярощука и командира зрдн подполковника Федора Ивановича Алексеева за их заботу. Много новых впечатлений увозили мы от этого непродолжительного пребывания на Херсонщине. Был и тревожный день, когда Андрюша чуть не свалился в глубокую стремнину канала, его, сползающего по бетонной стенке в воду, едва успели подхватить. Главное, он молчал, не звал на помощь. Повезло, что кто-то из нас оглянулся. Опасность подстерегает детей повсюду!

Павел Демьянович Лысюк

Пишу о Павле Демьяновиче потому, что он принадлежит к числу лучших моих друзей-сослуживцев, его хорошо знает вся наша семья.

1977 год. Лысюк подполковник медицинской службы, дивизионный врач. Впервые свела нас судьба в Умани, где Паша был доктором авиаполка, старшим лейтенантом. Отличался от других спокойствием, уравновешенностью, хорошими познаниями в медицине, разносторонней подготовкой. Он и парашютист (несколько сотен прыжков), и автолюбитель, и экспериментатор, а главное, психолог и хороший искренний товарищ. Мы с ним встречаемся редко на службе и чаще в парной, где ведем интересные беседы, в основном, на исторические темы, из прочитанного. Павел знает о моем увлечении историей, достает и дарит мне редкие книги, такие как «Правила и мысли Наполеона», изд.1844 г., «Очерки военного искусства», Жомини, изд.1939 г., «Клаузевиц 1806 г.», изд.1938 г. и др. Павел сильный, трезвый, сдержанный. После моего перехода в БО ПВО туда же получил назначение и он. Служили вместе и жили в одном доме. Общение с Павлом интересно, полезно и приносило большое удовлетворение. Из Баку его перевели на Балхаш.

Службу в ВС Павел Демьянович закончил в расцвете сил. Последнее время возглавлял медицинскую службу 10-го ГНИИП на Балхаше. Работал плодотворно, но у него не сложились взаимоотношения с начальником полигона генералом В. И. Кузиковым, весьма своеобразным человеком. Полковник Лысюк, будучи хорошим психологом и принципиальным человеком, не мог равнодушно реагировать на несправедливость своего начальника. В итоге ему пришлось расстаться с воинской службой и уехать на постоянное местожительство в Киев.

Нужно сказать, что мне на протяжении всей службы в армии везло на хороших друзей из медицины. Очень добрую память я сохранил о своем сослуживце докторе Генрихе Марковиче Хоровце – начальнике медицинской службы Войск ПВО, докторах Э. Н. Заяшникове и его жене Тамаре Сергеевне, Ф. Л. Власик, В. И. Иванове.

О земляке Алексее Григорьевиче Ветер

Познакомился с Лешей и его женой Марией Максимовной, тогда просто Машей, приезжая к родителям из спецшколы, когда они жили на ул. Садовой в Холмской. Алексей был их соседом.

Наше знакомство началось в 1949 году и постепенно переросло в крепкую дружбу.

Алексей родился в 1930 году в казацкой семье. Высокий, сильный парень с орлиным носом и зоркими глазами. Учился в школе не более шести лет, в армии не служил. Рано начал работать в колхозе, затем на нефтепромыслах трактористом. Он увлекался охотой, по выносливости и меткости стрельбы ему не было равных. От него я получил первые уроки охоты.

Алексей обзавелся своей семьей, построил дом, вырастил сад. У них с Марией Максимовной родились двое сыновей Сергей и Юрий.

Алексей мой единственный друг из штатской среды. У него своя сложная житейская судьба.

В октябре 1993 года, когда я заезжал на Кубань из Пятигорского санатория, он поделился со мной историей своей семьи, которая оставила особый след в моей душе. В 1992 году Алексею, как наследнику, возвратили усадьбу отца, раскулаченного в 30-е годы в станице Мингрельской. Алексей пригласил меня проехать с ним туда и посмотреть. Я с удовольствием согласился. Когда мы приехали на место, где жил казак Григорий Ветер (отец Алексея), я увидел покосившуюся крохотную хибару размером 3 на 6 м с двумя крошечными окошками и камышовой крышей. Мы зашли внутрь, где слева от двери была одна комната с печкой, в которой родился Алексей. С другой стороны от входа крохотный чулан. Алексей рассказывал о своем детстве, вспоминал отца и мать. Я заметил слезы у этого мужественного человека, и понял горечь его обиды. Ведь Алексею пришлось испытать на себе ярлык «сын кулака». У меня у самого застрял комок в горле. Я спросил у друга, почему такой маленький домик, Алексей объяснил, что его отец был шестым сыном у своих родителей, а нужно было каждому сыну построить жилье при выходе из семьи. Сил и средств у деда уже не было, и поэтому была построена такая скромная глинобитная избушка, крытая камышом.

На небольшом пустынном вспаханном дворе было несколько старых фруктовых деревьев, посаженных когда-то отцом Алексея.

За многолетнюю нашу дружбу я ни разу не спрашивал Алексея о той странице жизни его родителей, факте «раскулачивания», чтобы не причинить ему боль.

Теперь же он сам поведал мне об этом. Мне казалось, что Алексеи привез меня, чтобы я убедился в нелепости того, что происходило в стране в 30-е годы.

Возвратившись с поездки к моей сестре Лилии Макаровне, где я остановился, мы под впечатлением того, что перечувствовали, выпили за обедом по две-три чарки водки. Для меня Алексей стал еще ближе.

Николай Никитович Усенко

О Николае Никитовиче уже говорилось, когда описывалась служба в Стрыю в 179 иап и в Червоноглинском в 90 иап.

В Червоноглинском он был моим командиром полка. Трудно переоценить фактор доверия, который существовал тогда между мною, начальником штаба и командиром полка. Мы старались сохранить нашу дружбу, подчинить ее общим интересам. Говорили друг другу правду, а при возникающих иногда разногласиях старались найти общее верное решение, чтобы не навредить делу. С именем Николая Никитовича связано для меня многое. Когда родился Андрюша, он стал его крестным отцом. После Червоноглинского, с 1967 года наши военные, а точнее армейские дороги разошлись, но где бы мы ни находились, мы всегда тянулись друг к другу. Никитич пошел по восходящей быстрее обычного, он намного раньше меня стал генералом, был комдивом на Новой Земле, комкором в Ярославле и заместителем командующего армии ПВО в Ленинграде. Все, казалось бы, складывалось наилучшим образом, но его так благоприятно начатой карьере помешала одна неприятная история. Он оказался замешан в скандальном и громком деле с медвежьими шкурами, что послужило причиной серьезного наказания и понижения в должности. Непосредственная вина Никитича была в том, что он, как командир, не проявил твердости и не предотвратил незаконные действия своих подчиненных по промыслу белых медведей, хотя они и выполняли указания «сверху». Никитич был снят с должности зам. командующего и назначен зам. комкора в Ригу, в НИИ, т.е. его удалили от войск, таким образом, его военная карьера была остановлена.

В 1976 году по его просьбе и с нашей с Л. М. Гончаровым помощью он был переведен на службу в Киев и долгое время работал там на должности начальника командного пункта армии.

Отсутствие общих интересов и тесных контактов в работе за последние годы ослабило нашу взаимосвязь. Мы реже встречались, изредка переписывались. Осенью 1992 года Никитича не стало. О кончине своего друга я узнал через несколько месяцев. Похоронен Николай Никитич в Киеве.

Служба продолжается

Но вернемся к событиям октября 1977 года. В армию прибыл работать начальник одного из отделов Главного управления кадров ГУК МО СССР генерал-лейтенант Г.Н. Ковтунов, пришлось сопровождать его несколько дней в поездке по соединениям и частям. Побывали с ним во Львове, Одессе и других местах.

7 октября произошло большое событие в жизни советского народа – принята и введена в действие новая Конституция СССР.

8 октября была нарушена граница воздушного пространства СССР со стороны Ирана легкомоторным самолетом с посадкой и взлетом с аэродрома ПВО Небит-Даг.

Нарушителя не перехватили. Случай позорный. Немного о нем.

Нарушение Государственной границы воздушного пространства СССР

За долгую службу в Войсках ПВО в приграничных районах не один раз узнаешь, какая это неприятная вещь для всего личного состава и особенно для командиров. Нарушения бывают разные, как со стороны других государств, так и с нашей.

Дорого обходятся ошибки в действиях дежурных сил ПВО, связанных с пропуском нарушителей воздушного пространства.

Случай, о котором расскажу, очень редкий, даже уникальный, он тяжело отразился на престиже всех Войск ПВО.

8 октября в границах ответственности Ташкентской ОА ПВО и БО ПВО легкомоторный самолет со стороны Ирана пересек границу западнее Ашхабада, пролетел над нашей территорией около 700 км, углубившись на 240 км, т.е. пробыл в общей сложности в наших границах 2 часа 25 минут (с 9.19 до 11.44). Мало того, он произвел посадку на аэродроме Небит-Даг, где базировался боевой истребительный полк БО ПВО, и на котором осуществлялось боевое дежурство. Поняв свою ошибку, экипаж нарушителя тут же на полосе развернулся, взлетел, дошел до берегов Каспия и на малой высоте удрал в Иран. Наши же поняли, что это нарушитель, только после взлета его из Небит-Дага, да и то не сразу. Началась погоня истребителей, поднятых из Красноводска, но было поздно.

Пошли расследования и разборки. 19 октября нас вызвали на Военный совет войск. Вел совет первый зам. Главкома А. И. Колдунов. Заслушивали руководство и основных виновников обоих объединений. Это были очень тяжелые минуты. Мое внимание привлекло то, как вели себя, с одной стороны, «непосредственные» виновники и их начальники, а с другой – те, кто обвинял. Последнее ясно, а вот первое наблюдать было неприятно. Командующий БО ПВО генерал-полковник авиации А. У. Константинов всю вину за безнаказанность действий нарушителя возлагал на начальника РТВ округа генерала Болдырева и начальника штаба округа генерал-лейтенанта М. С. Ситникова. Несмотря на то, что это его подчиненные, он полностью отмежевался от них. Говорил неоднократно, что просил Военный совет освободить от должности генерала Болдырева и назначить полковника В. Войтенко, но его не слушались, отсюда и результат. Горько было нам из других армий слушать такое. Беда произошла большая, но нельзя так легко отходить от своих подчиненных, попавших в беду, занимать сторону судей.

Ведь командующий несет ответственность в первую очередь. Кстати, генерал Болдырев в данном случае не был основным виновником. Он не смог перенести тяжелых обвинений и оскорбительных выпадов, заболел и вскоре умер.

Что же явилось причиной безнаказанного полета чужого самолета? Прежде всего, недостаточная бдительность дежурных расчетов радиотехнических постов 12-ой ОА ПВО и БО ПВО, которые не смогли своевременно обнаружить чужой самолет-нарушитель и предупредить дежурные силы иа, плохая, неслаженная работа расчетов командных пунктов, безответственность отдельных лиц, нарушение требований приказов по задержанию несанкционированных взлетов с военных аэродромов и многое другое.

Мы разъезжались с Военного совета, чтобы немедленно начать большую работу по наведению порядка. Из Москвы я сразу вылетел в Симферополь, чтобы с Крыма начать проверку радиотехнических подразделений приграничной линии армии до Липкан (Молд. ССР). Группа офицеров уже ждала меня в Севастополе.

Высокая оценка

Получили ее за первое место армии в Войсках ПВО в 1977 году. Главнокомандующий Маршал Советского Союза П. Ф. Батицкий вручил нам с командующим подарки, мне – радиоприемник «ВЭФ-202».

28 октября в программе «Время» сообщили о присвоении А. И. Колдунову маршальского звания.

29 октября из Москвы возвратился командарм. Он оставался на совещании у министра обороны. Командарм поделился, как тепло простились с ним Главком и все члены Военного совета. Главком сказал Владимиру Дмитриевичу, что он был и остается героем, если даже больной смог привести армию к 60-летию Октября с высокими показателями!

31 октября подвели итоги. Доклады делали член Военного совета, зам. командующего по боевой подготовке генерал Лука Петрович Кулешов и командарм. В конце своего выступления Владимир Дмитриевич Лавриненков поблагодарил командиров соединений, частей, своих заместителей, обеспечивших хороший финал в юбилейном году. По всему чувствовалось, что командарм скоро нас покинет.

Первый сигнал реформирования войск

Он поступил с совещания у министра обороны. Был поднят вопрос о реорганизации Войск ПВО и ВВС. Главком П. Ф. Батицкий в своем выступлении сказал, что это шаг назад: «Если мы и нуждаемся в эксперименте, то им должны заняться компетентные люди». В этом был большой смысл. Время потом покажет, что эксперимент, а точнее, ломка Войск ПВО, производилась вопреки мнению специалистов. Против переподчинения ВВС военным округам выступил также командующий ВВС ЛенВО генерал Бабаев. «Это уже было в 1940 году, – сказал он, – объединение ВА с округом присуще слаборазвитым странам». Увы, это было лишь началом. Огарков набирал силу и, подогреваемый своим окружением, неуклонно следовал к цели. Формально эксперимент был все-таки проведен в 1978–1980 гг., а за ним начались крупная перестройка с отрицательными последствиями для ПВО страны и длительная упорная борьба Главкомата войск ПВО за восстановление оргструктуры Войск и системы ПВО страны. В этой борьбе, которую возглавил Главнокомандующий, несколько лет я буду принимать активное участие.

60-летие Великого Октября

Страна готовилась к празднованию своего 60-летия. Дыхание праздника чувствовалось во всем. 3 ноября мы получили в горкоме КПСС приглашения на торжественное собрание ЦК КПУ и Верховного Совета УССР 5 ноября во Дворце культуры «Украина». То были волнительные часы. С докладом выступил член Политбюро ЦК КПСС первый секретарь ЦК КПУ В. В. Щербицкий. Во Дворце лучшие люди республики, среди них испытанные революционеры, 250 Героев Советского Союза, 350 Героев Социалистического труда, 26 полных кавалеров орденов Славы, иностранные гости, представители коммунистических и рабочих партий. Испытываешь чувство гордости за принадлежность великому народу, свершившему под руководством В. И. Ленина социалистическую революцию. Заседание длилось с 12.00 до 17.00 с двумя перерывами. В 18.00 начался концерт. Мы были вместе с командующим В. Д. Лавриненковым, Г. Г. Голубевым и другими товарищами.

7 ноября в Киеве состоялся военный парад и демонстрация, который смотрели жена и дети. Я дежурил. Нам нравилось, как проводились праздники на Украине. Их неповторимость запала нам в души.

И вновь кропотливые будни

Служба продолжалась, имели место разные события, которые касались и всех, и лично меня. В основном, они были связаны с командным пунктом, где постоянно дежурит смена, и куда стекается информация обо всем, что делается в воздухе и на земле. 14 ноября при сбитии воздушного шара несколько реактивных снарядов, выпущенных самолетом МиГ-21, разорвались на земле, осколком ранило старика, ехавшего на бричке в районе г. Сум. Прибыла комиссия от Главкома для разбирательства, криминалов не обнаружила. Во избежание жертв на будущее вышли с предложением к Главкому впредь над Украиной оружие по автоматически дрейфующим аэростатам и воздушным шарам не применять.

18–20 ноября поездка в дивизию к молодому командиру полковнику Евгению Леонидовичу Тимохину. Побывали с ним в Днепропетровске, Запорожье, Жданове, во многих частях и подразделениях, встречались и беседовали с офицерами и солдатами, обсуждали обустройство, инженерное оборудование позиций, состояние вооружения и техники, эффективность его использования, повышение бдительности на боевом дежурстве, учебу.

Впоследствии мне еще много придется встречаться с Евгением Леонидовичем, делиться опытом, оказывать поддержку. Между нами долго сохранялись добрые товарищеские отношения до моего увольнения из Вооруженных Сил в 1991 г.

Каждый раз в поездках по войскам я присматривался к объектам, которые они защищают от нападения противника. Как правило, это города с их населением, промышленностью, портами и всеми другими несметными богатствами, созданными руками советского человека, а также прекрасные земли Украины с полями, садами, реками, дубравами. Сколько волнующих моментов испытываешь всякий раз, когда видишь все это. Может ли быть выше долг, чем выполнение благородной миссии, возложенной на Войска ПВО страны!? Войска постоянной боевой готовности, войска, для которых фронт стал повсюду, как в приграничье, так и в глубине территории страны, от поверхности Земли до космических далей.

В поездке я видел могучие заводы, металлургические комбинаты, гидроэлектростанции и многое другое, что составляет экономический потенциал Родины. А промышленные центры, расположенные в ряд по берегу Днепра и в Приднепровье, составляли индустриальный хребет Украины.

С каждым годом заметно расцветают города и села, повышается благосостояние и культура, хорошеют люди.

Мрачное известие. Изменения в руководстве армии

20 ноября из Львова позвонил комкор Е. В. Абрамов, а за ним и начальник штаба полковник Б. А. Кожихов, которые сообщили о получении округом директивы Генерального штаба о разрушении того, что создавалось в войсках ПВО десятками лет.

Суть директивы заключалась в проведении эксперимента в двух приграничных округах – Прикарпатском и Прибалтийском – по передаче в их состав 28-го и 27-го корпусов ПВО из состава 8-ой и 2-ой Отдельных армий ПВО. Срок эксперимента определялся в два года. Впоследствии должны быть переданы в состав и других приграничных округов соединения ПВО с изъятием из их состава истребительной авиации.

Начиналось «покушение» на ту самую нужную для государства отлаженную систему противовоздушной обороны. «Знатоки» решились на ее «перестройку». 26 ноября я был вызван в штаб ПрикВО, где выслушал «программу» преобразований. Хорошо запомнилась самоуверенная речь начальника ГОМУ ГШ генерал-полковника Аболинса. Он раскритиковал существующую организацию Войск ПВО тоном, не терпящим возражений, заявил о неизбежности повсеместного перехода к другой организации и о том, что, хотя и установлен двухгодичный экспериментальный порог для двух округов, к старому возврата не будет. Заглянем в будущее. В 1984 году Аболинса освободили от должности, вслед за ним был снят с должности и начальник Генштаба – его покровитель. Спустя восемь лет после больших потерь Войска ПВО будут восстанавливать свою прежнюю организацию.

Возвратившись тогда из Львова, я доложил командарму обо всем, что слышал и видел. Сказал и о том, что подыскивается кандидатура на новую должность в ПрикВО – командующего ПВО округа, на которую не против попасть командир 28-го корпуса ПВО генерал Е. В. Абрамов. При этом поделился с командующим своей мыслью предложить эту должность М. Д. Черненко. В глазах командарма я успел уловить заинтересованность, но ответа мне не последовало. Через несколько дней кадровик Н. Л. Трофимов уже разыскивал генерал-лейтенанта М.Д Черненко, чтобы предложить ему такую же должность в ПрибВО (Риге).

В ноябре-декабре произошли многие перестановки в кадрах управления армии. Вместо начальника авиации генерала И. П. Волкова был назначен полковник В. И. Андреев. Заместитель начальника авиации полковник Богданов В. С. был назначен в БО ПВО. Управление авиации армии значительно ослабло.

Генерал Н. В. Абрамов – начальник ЗРВ армии был направлен за границу. Зам. начальника оперативного отдела полковник Г. Л. Долгих на несколько месяцев уехал в Анголу. Начальника оперативного отдела полковника И. А. Папырина хотели назначить начальником штаба. Генерал Н. Д. Черненко назначался в ПрибВО. Со дня на день мы ожидали смены командующих. Пророчили и мой «уход». Я понимал, что значительная убыль опытных кадров может ослабить управление армии, и попросил на время задержать в армии полковника И. А. Папырина.

Заканчивался богатый событиями 1977 год. Он явился и годом моего закрепления в ответственной должности начальника штаба армии. Благополучно прошли в ходе крупных учений встречи с начальником Генерального штаба маршалом Н. В. Огарковым и Главнокомандующим войсками маршалом П. Ф. Батицким. Наша армия отмечена в приказе МО СССР, как одна из лучших. Высокая оценка была возвращена ей после восьмилетнего перерыва. Конец года ознаменовался и сменой командующих. 30 декабря был подписан приказ о назначении командующим генерал-лейтенанта артиллерии Леонида Михайловича Гончарова. Владимир Дмитриевич Лавриненков был назначен НШ ГО Украины.

Леонид Михайлович Гончаров

Впервые познакомился с ним в Одессе, куда он прибыл в конце октября 1968 года на должность командира дивизии. Подробно я уже писал о своих первых впечатлениях. Леонид Михайлович, конечно, не принадлежал к той когорте известных в Вооруженных Силах и в стране людей, которые были командующими до него, таким, как генерал-полковники И. М. Манагаров, А. Ф. Щеглов, А. И. Покрышкин, А. И. Боровых, В. Д. Лавриненков, в том числе дважды и трижды Героев Советского Союза. Это были богатыри, у которых за плечами стояла Великая Отечественная война. Большинство из них после командования армией проходили службу на высоких должностях в Вооруженных Силах и вносили существенный вклад в историю их развития. Каждый из них пробивал себе дорогу, прежде всего, личными подвигами и большими делами. Каждый из них – это история, запечатленная в литературе и энциклопедии.

На Владимире Дмитриевиче заканчивался список известных гордых имен командующих. Леонид Михайлович по сравнению со своими предшественниками выглядел куда скромнее. Он принадлежал к более современным военачальникам послевоенного периода. Нам было известно, что его быстрому продвижению по службе наряду с бесспорными способностями способствовало умение ладить с Главкомами.

Генерал-лейтенант артиллерии Гончаров Л. И. прибыл и вступил в должность командарма 6 января 1978 года. Мне не удалось встретить его на аэродроме, я был в Харькове на комсомольской конференции. Командарм оставался в «нашем домике», я заехал к нему в тот день вечером. Мы тепло встретились. Он сказал, что в ЦК разрешили назначить заместителя вместо Черненко, и тут же предложил мне эту должность. Я вежливо отказался. Расстались до завтра. Возвращаясь домой, я думал о том, как пойдет у нас работа с новым командармом. О редком совпадении: были с ним вместе на одноименных должностях в дивизии, теперь будем в таком же положении в армии.

На следующий день, несмотря на субботу, штаб был полон людей. Оказывается, мой заместитель В. Н. Пилипко отдал вчера распоряжение прибыть сегодня всем начальникам управлений и служб. Напрасно. Приехал Владимир Дмитриевич. Был недолго. Хотел сдать секретчику свои документы. Собрались вместе: Владимир Дмитриевич, Леонид Михайлович, ЧВС и я. Владимир Дмитриевич познакомил Леонида Михайловича со своим кабинетом, телефонами и уехал. Мы же с Леонидом Михайловичем зашли в мой кабинет, где я коротко ознакомил его с боевой задачей, некоторыми особенностями ее выполнения с учетом того, что он в известной мере знаком с армией, будучи в ней комдивом и комкором.

Проводы командарма

Провожали командарма 11 января 1978 года. В полдень Владимир Дмитриевич Лавриненков сфотографировался со всем личным составом управления и штаба армии. В 17 часов все офицеры и служащие собрались в зале совещаний. Никогда в нем не было так много людей, как в этот раз. Я зачитал приказ МО СССР о назначении Владимира Дмитриевича на должность начальника штаба гражданской обороны УССР, заместителя начальника ГО УССР и о назначении командующим 8 ОА ПВО генерал-лейтенанта артиллерии Л. М. Гончарова. После этого выступили член Военного совета генерал-лейтенант И. Д. Стопников, от профсоюза Лысенко и командарм Л. М. Гончаров. Говорилось только хорошее, да другого и не могли говорить о Владимире Дмитриевиче. В ответном слове он сказал, как тяжело ему расставаться с коллективом и армией, где проработал такое длительное время. Сказал о ЧВС, с которым находил общий язык, и обо мне, выращенном в армии, прошедшем в ней должности начальника штаба полка, дивизии, быстро освоившем должность начальника штаба армии и сумевшем оказать ему большую помощь в работе. Затем были названы генерал Л. П. Кулешов, комкор Е. В. Абрамов, комдивы В. С. Селиванов, В. И. Дикушин, начальники управлений Н. И. Проявин, Г. В. Орликовский, врач Н. И. Денисов и др. Выходил из зала Владимир Дмитриевич под дружные аплодисменты собравшихся.

Вторая часть проходила за накрытым столом, где было не менее 50 человек руководящего состава. Много говорилось искренних, теплых слов замечательному человеку, командиру и другу. В заключение выступил Владимир Дмитриевич и, со свойственной для него оригинальностью, сказал, что он грешен, так как почти со всеми ему приходилось выпивать, далее говорил о простоте военачальника, его доступности, необходимости меньше говорить, а больше делать, не становиться в позу, доверять людям и не мелочиться (относилось к преемнику). В 20.30 закончился вечер, мы расходились. Я подумал, насколько Владимир Дмитриевич выше нас всех, хотелось быть на него похожим.

Служба под командованием Л. М. Гончарова

На второй день после проводов В. Д. Лавриненкова продолжились оперативно-тактические сборы. Большая часть забот по их подготовке и проведению легла на нескольких офицеров оперативного отдела: полковника Г. Е. Ныпадымко, подполковников В. П. Суханова, А. К. Беленаса, Пухова, Сукачева, Сапон. Из других отделов хорошо проявили себя начальник разведки Г. Д. Бодров, начальник РЭБ полковник Ю. И. Ксенофонтов, подполковник В. Казаков. Всем участникам сбора бросилась в глаза широта знаний, высокая культура и четкость изложения материала новым начальником авиации полковником В. И. Андреевым.

Интересно прошли занятия на аэродроме в Василькове и зенитной ракетной бригаде. Присутствовал командарм. Присматривался, вникал. Сборы прошли, сдан еще один экзамен. Теперь предстояла встреча с начальником Главного штаба генерал-полковником В. Д. Созиновым. За время моей работы в Киеве он третий раз приезжал в армию. После Одессы и Севастополя встретили В. Д. Созинова в Киеве. В этот раз наша беседа оказалась самой продолжительной. Генерал долго рассказывал о своем 40-летнем пути в Вооруженных Силах. Он участвовал в трех войнах. Мы много говорили о перспективе развития Войск ПВО, затем генерал раскрыл секрет моего назначения в Киев. Оказалось, что, подыскивая кандидата, он обратился к Л. М. Гончарову, который назвал меня. При этом генерал показал на Леонида Михайловича и сказал: «Благодари его». Моя кандидатура была названа среди других В. Д. Лавриненкову, который на ней и остановился. Главком П. Ф. Батицкий высказал сомнение (слишком молод и недостаточный опыт), но В. Д. Созинов убедил его. Далее Созинов сказал, что, не зная меня, он шел на известный риск. Теперь все успокоились, считают, что я оправдал их доверие. Так прошла та памятная встреча с начальником Главного штаба. Через некоторое время среди офицеров стали распространяться слухи о моем вероятном переводе. Назывались Московский и Бакинский округа ПВО. Ох, уж эти слухи! Откуда они исходят и как часто бывают точны! Среди многих один вариант оказывался верным. Теперь уже нечего было сомневаться в том, что перевод состоится в 1978 году, о чем я поделился с семьей.

Шло время. Новый командарм строго подходил к оценке деятельности подчиненных, особенно взялся за ракетчиков, которых изрядно распустил за последние годы генерал Н. В. Абрамов.

Наступил праздник 23 февраля – 60-летия Вооруженных Сил. Генеральный секретарь Л. И. Брежнев награжден орденом «Победа», многие военачальники удостоены высоких наград, среди них зам. министра обороны Маршал Советского Союза С. Л. Соколов – получил звание Героя Советского Союза, В. Д. Лавриненков – орден Ленина.

22 февраля во Дворце Украины состоялось торжественное собрание, где с докладом выступил командующий войсками округа генерал-полковник И. А. Герасимов, присутствовал первый секретарь ЦК КП Украины В. В. Щербицкий. Торжества прошли необыкновенно красиво.

В конце февраля – начале марта были с командармом на учениях в Севастополе, где командир дивизии генерал-майор авиации В. Г. Селиванов – пожалуй, самый опытный из всех командиров (ему 55 лет).

Всякое учение, малое или большое, должно быть хорошей школой для тех, с кем оно проводится, и для тех, кто его проводит. Чтобы оно давало максимальную пользу, нужно тщательно готовиться к его проведению. Разрабатывая учения, я всегда старался вводить что-либо новое. На этом учении мы предусмотрели постепенное «втягивание» дивизии в боевые действия. Такой способ (приемлемый только для учения) позволял более полно «схватить» и отработать все элементы, по которым определяется боеготовность. Впервые удалось достигнуть полной внезапности в действиях контрольных воздушных целей благодаря тому, что они появились в понедельник 27 февраля в 4–5 часов утра. Впервые было решено выставить оценки офицерам и другим военнослужащим «за действия на учениях». Впервые в итоговом докладе по учению в разделе о работе тыла мы записали правду о том, что наш тыл проверяется с большими условностями, остается «неподнятой» целиной, ибо как только подходит срок истощения МТС возникает необходимость в их подаче войскам, учение заканчивается. Фактически возможности тыла не проверяются, о чем было сказано на разборе, чтобы тыловики не успокаивались.

А в штабе полным ходом проводилась подготовка к оперативному командно-штабному учению в конце марта, которое должно было стать основной вехой в 1978 году. Операторы старались изо всех сил.

В разговоре по телефону с НШ БО ПВО генерал-лейтенантом М. С. Ситниковым узнал, что рассматривается его кандидатура на преподавательскую работу в Академию ГШ ВС и что я, якобы, отказался от должности НШ БО ПВО. Последнее не соответствовало действительности, так как со мною никто на эту тему не говорил.

18 марта в утром позвонил брат. Он сообщил о резком ухудшении здоровья. Просил после его смерти помочь Ане, спросил, приеду ли я на его похороны.

Большим событием в служебном отношении явилось ОКШУ 27–31.3. Учение показало возросшую подготовку штаба нашей армии в управлении войсками и продемонстрировало общий подъем уровня штабной культуры. Как ни говори, за 3 года нам удалось значительно повысить четкость и слаженность, накопить богатый опыт, пополнить «наследство». Нашему штабу принадлежало первенство в планировании противовоздушной операции в 1977 году. После мы трижды повторили его. Наши разработки документов операции были взяты в качестве образцов в Главный штаб и затем распространены по другим объединениям. Учение показало рост каждого штабного офицера, оно послужило делу повышения авторитета штаба. Лично я чувствовал удовлетворение тем, что смог в какой-то мере оправдать учебу в Академии Генерального штаба, внеся часть своего полезного труда в наше общее дело повышения боеготовности. Не думал, что это учение будет для меня последним в этой должности в своей армии. Впоследствии придется бывать на них, но уже в другом качестве. Радостью охватывало сознание того, что с каждым годом более управляемыми становятся силы в системе ПВО армии, прикрывающей от возможных ударов противника с воздуха всю Украину. На этом учении мы убедились в надежности системы управления, хорошем внутреннем взаимодействии. Это, безусловно, не означало прекращения совершенствования по данным вопросам, но вселяло уверенность в прочности нашей ПВО, в том, что всего можно добиться, если приложить труд, желание, творчество. Одновременно, словно туча на ясном небе, находили тревожные мысли о задуманной реорганизации войск и системы ПВО в приграничных районах страны, на самых ответственных участках нашей границы. Ведь эта реорганизация проводилась (только начиналась) без учета мнения компетентных лиц и вопреки возражениям с их стороны.

Казалось, что командование Войск ПВО недостаточно отстаивает свои позиции. Тщательной научной проработки не проводилось. А если институтам они и задавались, то расчеты принимались лишь угодные инициаторам.

Вот тебе и уроки Великой Отечественной войны, 1941 год! А если и делались некоторые попытки убедить, доказать руководству Министерства обороны вредность и ненужность перестройки, они были безуспешными. Жизнь показала впоследствии отрицательные стороны задуманной перестройки в системе ПВО, но для этого потребовалось более 8 лет. Была разорвана цепь планомерного совершенствования системы ПВО страны, нанесен ощутимый ущерб нашей обороне. За это время, когда мы топтались на месте, вероятный противник совершенствовал свои средства воздушного нападения. Пишу эти строки, когда уже все возвращается на прежний путь развития, но сколько времени упущено, сколько сил потрачено на доказательства нецелесообразности, несуразности «новой» оргструктуры. Сколько было неприятностей в этой длительной, но необходимой борьбе. А тогда хотелось кричать, срочно ехать или писать, просить Генерального секретаря вмешаться, отменить роковое для судьбы Родины решение.

7 апреля я узнал, что являюсь кандидатом на должность НШ БО ПВО. Теперь я начал подумывать о расставании с армией, где с 1961 года прошел путь от летчика до начальника штаба армии, получил несколько воинских званий, в том числе генеральское, где все знакомое и родное.

10 апреля меня вызвал к телефону начальник Главного штаба генерал В. Д. Созинов и сообщил: «Мы думаем назначить Вас в Баку, учтите, это горячее место. Как Вы на это смотрите?» Я ответил согласием. – «Ну и правильно, не ослабляйте работу у себя». С этой поры начались запросы, написание аттестации, высылка личного дела в БО ПВО и другие хлопоты, связанные с переводом.

29 апреля свадьба младшей дочери Оли с Евгением Богаченко. Живут они теперь в Казани. Женя испытывает вертолеты на заводе. У них два мальчика, Саша рождения 1980 года и Дима – 1982 года.

18 мая в Харькове встречали Главкома, он вручал Академии орден Октябрьской Революции.

24 мая мне сообщили о вызове в Москву на Военный совет.

30 мая я в приемной зала Военного совета. Волнуюсь, как и все. Рядом генерал Ю. А. Горьков, он тоже нервничает. Шутка ли, на какие должности назначаемся! Он назначается командармом.

В 13.44 вызвали меня. Председательствует Маршал Советского Союза П. Ф. Батицкий. Вхожу, четко докладываю. Вопросы, ответы в течение одной минуты. Вопрос решен. На второй день я возвратился в Киев.

У нас прошло еще одно учение «Гранит-78». Получили высокую оценку от генерала И. Д. Подгорного. 23 июня состоялся разбор с участием военных делегаций СРР, ВНР и БНР.

27 июня возвратились из Ленинграда Тамара с Андреем, довольные, радостные, в восторге от всего увиденного. На 29 июня меня вызвали в Главное управление кадров, где имел беседы сначала с генералом Г. И. Ковтуновым, а затем с генералом армии И. Н. Шкадовым. Начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Н. В. Огарков на вопрос Шкадова: «Сможете ли принять?» ответил: «Пропускайте».

5 июля в среду я был в ЦК КПСС, где состоялись беседы с тов. И. Н. Анчеевым, А. Е. Волковым. Здесь я воспользовался возможностью и доложил все, что думал о реорганизации. Меня внимательно выслушали, но я понял, что повлиять на эксперимент и здесь не могут. Затем в течение 15 минут был на приеме у В. И. Другова. В ходе беседы с ним узнал о назначении нового Главкома маршала авиации А. И. Колдунова.

С 15 июля мне предоставили отпуск. Мы с женой и сыном отправились в Ессентуки. Возвращаться пришлось одному и на несколько дней раньше по приказу начальника Главного штаба. Сразу прибыл в штаб армии, где к должности уже приступил новый начальника штаба генерал-майор авиации Виктор Степанович Сизов. Среди людей беспокойство, вызванное заменой командарма и начальника штаба, идет процесс «привыкания» к новому начальству. На меня приказ пришел 8 августа. В нем говорилось о назначении меня начальником штаба БО ПВО, заместителем командующего и членом Военного совета. Предстояло прощание с коллективом.

10 августа представился по случаю убытия к новому месту службы командующему войсками округа генерал-полковнику И. А. Герасимову. Тепло расстались. Говорили о реорганизации войск ПВО страны.

11 августа – день расставания с армией, в 17.30 пришли в класс сослуживцы. Попрощались. Мне подарили ружье от сослуживцев и часы от Военного совета. В 18.10 собрались в столовой руководство армии, начальники отделов, приехали В. Д. Лавриненков и Л. Г. Панов. С их прибытием обстановка оживилась. Памятным был тост Владимира Дмитриевича, в котором он сказал, как нужно ценить коллектив, людей. Советовал мне оставаться таким, каким воспитала меня армия. При этом отметил, что на мое воспитание оказали влияние такие замечательные люди, как А. И. Покрышкин и др., что я старался брать у них все хорошее, полезное, что пригодилось для моего формирования как офицера, занимающего высокую должность в Вооруженных Силах. Напутствовал, чтобы я не зазнавался, был всегда внимателен к людям, продолжал расти сам и внедрял все лучшее, передовое, где бы ни служил, высоко нес традиции 8-й армии и следовал им всегда. Сказали и другие много хороших слов, давали чересчур высокие оценки.

В присутствии Владимира Дмитриевича было неловко слушать о себе такое. Я понял, что оставляю у своих сослуживцев по армии добрую память. Впоследствии так и оказалось. Дома перед отъездом думал о том, что Киев был для семьи последним совместным очагом. Через несколько часов предстоит нам территориально рассыпаться. До этого все члены семьи проходили дороги военной службы вместе, теперь один путь разветвлялся на три. Дочери повыходили замуж и отпочковывались от семьи по своим дорогам.

13 августа встретил Тамару с Андрюшей из Ессентуков, во второй половине дня навестил В. Д. Лавриненкова на даче в Лютеже, провели вместе несколько приятных часов. Владимир Дмитриевич вспоминал историю нашего знакомства, выразил удовлетворение, что я оправдал его доверие.

С 14 августа вылет был перенесен на 15-ое из-за задержки самолета в Запорожье. Время ушло на встречи с сослуживцами. Собрал детей и мы поговорили о будущем, о жизни в своих семьях.

С отъездом из Киева наша квартира подлежала сдаче. В Киеве оставалась одна Оля. Для нее мне удалось выхлопотать у командующего войсками округа однокомнатную квартиру, которую в 1981 году Оля сдала. 15 августа нашим бакинским Ан-12 я вылетел с вещами в Баку.

На аэродроме Жуляны меня провожали генералы П. Т. Андрющенко, В. А. Власов, полковники О. К. Полупанов, В. Н. Пилипко, подполковники Г. Е. Бродзели и В. Ф. Несмачный.

Немного о своих близких

О брате Владлене

12 февраля получил от брата Владика вторую телеграмму (первая была 05.02). Он благодарил меня за помощь деньгами и сообщал о своем заболевании – рак пищевода. Ответил ему письмом, меня встревожило его серьезное заболевание. Брат не из нытиков, и, если он напрямую сообщил диагноз своей болезни, значит, дела плохие. Мне стало жаль Владика.

Он родился 6 августа 1924 года. Первым из младенцев семьи выжил. Был баловнем отца до 4-го класса. Затем его судьба складывалась не так, как хотелось родителям. В 14 лет он бросил учиться и пошел работать, сначала автослесарем, затем шофером (очень любил автомобили).

С 1942 года он в действующей армии, окончил Сумское артиллерийское училище, стал офицером, в 1944 году получил тяжелое ранение. Два года пролежал в госпиталях. Демобилизовался в 1947 году. В 1949 году был осужден за какую-то недостачу. В 1953 году амнистирован. Женился. Продолжал мотаться по разным местам в поисках подходящей работы и жилья. Осел в г. Хадыженске, работал в газонефтеразведке.

В 1965 году умерла его жена Таня, оставив двух малолетних детей – Олега и Галю. Начались новые мытарства семьи без матери. Характер работы у брата был связан с поездками каратажных партий. Через три года он женился повторно. В 1969 году перенес операцию желудка. Строго запретили пить. Продержался недолго, себя не щадил. Работал много и честно машинистом-шофером, даже после операции оставался на тяжелой работе. В 1973 году вместе хоронили маму, затем в 1976 году – отца. В ноябре 1976 года Владик приезжал к нам в санаторий в Сочи, где мы с женой были на отдыхе.

В феврале 1977 года брату сделали операцию пищевода. В сентябре 1977 года Владик гостил у нас в Киеве. Он был болен. Старались создать ему хорошие условия. Удалось поговорить с ним о жизни. Я возил его по Киеву, он восхищался красотою города, видел такое впервые. Ему хотелось жить. Он даже сказал об улучшении своего состояния, был рад приему, благодарил нас. А я впервые ощущал плечо брата. Фактически мы только теперь, после 1941 года, встретились как подобает братьям. Я мысленно проклинал войну и спиртное, искалечивших жизнь брату, как и многим другим парням.

11 сентября в 13.15 Владик вылетел к себе домой на Ан-24, впервые на самолете. Я сознавал, что видимся с ним последний раз, старался запомнить малейшие детали.

Вечером Владик позвонил из Хадыженска о своем благополучном прибытии. 25 мая 1978 года брат умер.

О сестре Лиле

Сдружили нас на всю жизнь тяжелые годы войны. Лиля для меня образец честности и дружбы. Все мои приезды на родину за многолетний период службы в армии, начиная со спецшколы, связаны с ее именем, ибо они не обходились без встречи с ней, без ее участия. Мы ведем с ней регулярную переписку всю жизнь. Видимо, написано друг другу не одна сотня, а может, и тысячи писем. Лиля для меня единственный человек из нашей семьи, с которым я делюсь своими мыслями, с ее помощью я поддерживаю связь со своей родиной, в ней черпаю силы. Правдивость и прямота сестры, ее ум, помогли мне в формировании своей жизни.

Родилась сестра на 3,5 года раньше меня, 6 октября 1927 года. Она больше меня помнит родителей и уклад жизни нашей семьи. Кроме того, Лиля постоянно жила рядом с родителями, до самой их кончины. В годы войны мы оставались без отца и брата, пережили жуткие месяцы оккупации, натерпелись страха и голода. Трудно пришлось нам и после освобождения нашего края в феврале 1943 года. С отцом и братом долго не могли установить связь, а, следовательно, и получить помощь. Приходилось приспосабливаться, чтобы выжить. Нас спасла мама, которая что только не предпринимала, чтобы уберечь нас от голодной смерти. Поддержка друг друга в те тяжелые годы войны укрепила наши отношения с сестрой на всю жизнь.

После войны Лиля окончила десять классов, поступила в институт, но учиться не смогла из-за отсутствия средств. Отец посчитал непосильными свои расходы. Лиля начала работать сначала в РК ВЛКСМ, а затем учительницей в младших классах и заочно стала учиться в Краснодарском педагогическом институте. Она до сих пор работает в школе, хотя уже пенсионерка. В 1981 году ей присвоили звание «Заслуженный учитель школы РСФСР», награждена орденом «Знак Почета». У сестры прекрасные дочери Виктория, Елена и Марина. Виктория пошла по стопам мамы, работает учительницей, теперь она завуч одной из школ в г. Абинске. Елена окончила университет, биолог, преподает в техникуме, Марина стала женой военнослужащего. От всех дочерей есть внуки.

В замужестве жилось сестре несладко. Ее муж Анатолий Вартаньянц был крут, рано стал инвалидом и преждевременно ушел из жизни. В трудных условиях Лилия Макаровна продолжала работать, воспитывать троих детей. Она беззаветно любит свою профессию, молодежь. Жизнь сестры – пример служению своему народу. Несмотря на тяжелую личную жизнь, она находила радость в труде и счастье в детях. Я всегда старался морально поддерживать ее. Сестра отвечала мне тем же.

Наша великая дружба с Лилей перешла и на наши семьи. После смерти родителей на Лилю легла забота об их могилах, ибо живет она безвыездно в станице Холмской. Каждый мой приезд в Холмскую – большая радость для нас обоих. Мне нравится проводить дни с сестрой, любоваться ее усадьбой, домашней живностью, которая с некоторых пор стала непременным условием ее хозяйствования. А самое главное, в гостях у сестры я чувствую глубокие корни своего рода, дышу воздухом родной Кубани, набираюсь там сил до очередного приезда.