Часть 2

Начальник оперативного отделения и начальник штаба дивизии. Одесса, 1968–1972 гг.

Командиру дивизии генерал-майору авиации Н. С. Давыдову представился на аэродроме (он подъехал к вертолету, чтобы на нем лететь в войска), начальнику штаба дивизии полковнику (артиллеристу) Василию Сергеевичу Михайлову – в штабе. Долго беседовали. Я обратил внимание, что о многих офицерах оперативного отделения начальник штаба отзывается отрицательно и рекомендовал мне поскорее от них избавиться, т.е. представить к увольнению в запас. В свою очередь, я попросил у него время, чтобы самому разобраться в людях. Полковник Михайлов находился на этой должности немногим больше года и мог не знать хорошо офицеров, которые прослужили несколько лет в дивизии и пользовались солидным авторитетом – почти все они были упомянуты начальником штаба в беседе. По окончании беседы в его кабинете он предложил пройтись по рабочим местам офицеров штаба. В каждом отделе он представлял меня. В оперативном отделении были собраны все офицеры, которых я уже знал. После представления меня офицерам-операторам я попросил разрешения у начальника штаба остаться с ними. Самым авторитетным среди них был подполковник Николай Порфирьевич Шапошник (в авиационной форме). Завязался откровенный разговор. Николай Порфирьевич сказал о том, что при В. Н. Гущине, бывшем начальнике оперативного отделения, они жили и работали дружно, что стало традиционным обращение друг к другу, в том числе и к начальнику, по имени и отчеству, поведал и о других традициях. Сказал также, что они меня знают по службе в иап и что, если я найду контакт в работе с ними, помогут сделать из меня настоящего оператора. Пришлось с ними согласиться. Иначе и не должно было быть.

Пройдет много лет, и я не один раз буду вспоминать этот откровенный товарищеский разговор подчиненных со своим новоиспеченным начальником и испытывать удовлетворение от того, что смог в той обстановке правильно на него отреагировать. Ведь передо мною были люди старше меня в среднем на десять лет, очень опытные, серьезные, почти все фронтовики, награжденные боевыми орденами, хорошо знающие штабную службу.

Моим заместителем был подполковник Николай Алексеевич Темирев (из артиллеристов), исключительно трудолюбивый, добросовестный офицер, немножко суетливый, рассеянный. Николаю Алексеевичу не хватало знаний новой техники и тактики родов войск, входящих в состав дивизии. Но этот пробел он старался компенсировать своей усидчивостью и большим трудолюбием. Мы подружились с ним на службе и семьями. Он еще прослужил с пользой для Отечества около 7 лет. Я хорошо знал его семью, симпатичную жену и трех дочерей, у которых впоследствии не совсем удачно сложилась семейная жизнь. До сих пор мы переписываемся с Темиревыми, проживающими в Одессе, периодически будем встречаться в Москве.

Круг моих обязанностей мне нравился, и я быстро начал их осваивать, понимая, что нельзя долго раскачиваться и необходимо как можно быстрее приносить пользу штабу и командиру. Этому правилу я следовал при всех новых назначениях. Сложность заключалась в том, что штаб дивизии представлял из себя орган управления общевойскового соединения войск ПВО, включавшего в свой состав авиационные, зенитные ракетные, радиотехнические и другие специальные части и подразделения на территории Молдавской ССР, Одесской, Николаевской и Херсонской областей, дислоцировавшиеся на большом для дивизии пространстве. Надо было как можно быстрее освоить хотя бы азы знаний родов войск и вооружения, с которыми ранее не встречался. Кроме того, я становился руководителем коллектива людей, умудренных боевым, служебным и жизненным опытом, что возлагало на меня особую ответственность в части освоения должности в ограниченные сроки.

Жил временно в гостинице КЭЧ округа, иногда оставался ночевать в кабинете. Старался больше присмотреться к своим товарищам, разглядеть, в чем каждый из них силен, чтобы пополнить свой багаж. Прислушивался к тем, кто мог дать дельный совет. Присматривался к работе своего начальника, в приемной которого всегда толпились люди. Мне это не очень нравилось, и я старался меньше бывать у него. В отношении к своим подчиненным стремился быть проще, понимая свою зависимость от них в данное время. Да и повода не было к тому, чтобы по-другому относиться к людям. К тому же я считал, что быть начальником можно при условии, если хорошо знаешь своих подчиненных и опираешься на них. Пока такого соотношения не было.

Обстоятельства складывались так, что мое становление ускорялось. Переработка боевых документов, подготовка к учениям – все это втягивало в круговорот, в котором быстрее познаешь людей и дело. Впоследствии неоднократно убеждался в этом. Прибудешь к новому месту и долго тянется время на распознавание истинной обстановки, если нет учений, и, наоборот – попал в период подготовки к учениям, поучаствовал в них, и ты родился как должностное лицо в новом соединении.

С начальником штаба никак не мог установить доверительных отношений. Что-то настораживало. На учение прибыли посредники – командир второй дивизии ПВО генерал В. М. Мелихов и начальник штаба этой же дивизии полковник Евтушенко. Они не очень хорошо отзывались о Михайлове. Были в обиде на него с тех пор, когда в 1967 году он был посредником на учениях в их дивизии. Стараюсь в отношениях с Михайловым проявлять максимальную выдержку, одновременно понимая, что ничего полезного перенять у него не смогу. Для него характерны поверхностные знания, пренебрежительное отношение к людям, болезненное самолюбие. Личные интересы вытесняют служебные дела. На такого начальника в трудную минуту нельзя положиться.

Вскоре мои оценки подтвердились. На учениях при заслушивании он не обнаружил и не проявил заметных знаний, необходимых для его поста. В сложной обстановке действовал растерянно, нервничал, дергал людей, своей роли как основного организатора четкой работы штаба не выполнял. Как-то я сказал полковнику Михайлову, что слишком много мы посылаем в части письменных указаний, подчиненные не успевают переваривать их, а тем более исполнять. Предложил сократить их. Михайлов объяснил это тем, что много указаний приходит из штаба армии. Я порекомендовал все же оберегать нижестоящие штабы от нерегулируемого потока документов путем суммирования однородных указаний из вышестоящего штаба по принципу: получили пять, отправили подчиненным один.

Не все шло гладко и с нашими ветеранами. Бывали и с их стороны по отношению ко мне действия, вызывающие обиды. Приходилось терпеть. Не получалось с одним – обращался к другому. И все же мне удалось почти с каждым из них сработаться – с Шапошником, Калининым, Архиповым, Темиревым, Вепрянюком, Лошкаревым и др. Все они оказали мне помощь, и я на всю жизнь сохранил о них лучшие воспоминания.

Так из месяца в месяц проходило мое становление. От учения к учению приобретался ценный опыт. Поездки по частям в районы Кишинева, Херсона, Николаева, Ананьева, окрестности Одессы пополняли мои познания в вооружении зенитных и радиотехнических войск. Я чувствовал, как становлюсь начальником оперативного отделения. Не хватало суток на самообучение. К сожалению, с Михайловым отношения не налаживались. Вместе со всеми я осуждал его стиль работы и некоторые решения. Помнится, даже подполковник Анатолий Куприянович Вепрянюк рекомендовал мне быть помягче в отношениях с Михайловым, не осуждать его в присутствии коллектива. Анатолий Куприянович не отличался устойчивостью характера, и был недостаточно принципиален. Но бог с ним.

Здесь мною затронуто весьма распространенное в армейской жизни явление – осуждение старшего начальника. Понятно, уставами это категорически запрещалось. Но что делать, если оно имеет место в жизни? Как к нему относиться? Ведь причиной его обычно является искажение начальником армейских законов, иногда нравственных норм и других правил. Все это не проходит мимо подчиненных и вызывает осуждение. Спрашивается, можно это делать или нельзя. Я считаю, что если есть повод, подчиненным при всем желании нельзя запретить критиковать своего начальника, ибо с их стороны действия справедливы. Ведь осуждают того, кто слишком усердствует в своем попрании прав и законов, а те, кто осуждает, нарушают всего лишь один параграф Устава.

И в ситуации с Михайловым – не присоединиться мне к его осуждению означало быть согласным с его поведением, что противоречило моим убеждениям. Поэтому я не прислушался к советам Вепрянюка, а продолжал оставаться на прежних позициях, не думая о последствиях.

Отношения с комдивом складывались иначе. В штабе и войсках командира уважали все. Сухость в обращении не мешала его авторитету. Комдив был немногословен, внимателен и справедлив. Я был очень благодарен ему, когда он взял меня на разбор учения «Весенний гром» в Бельбек (Крым). Впервые был на разборе учения такого крупного масштаба. Внимательно слушал докладчика первого зам. Главкома Войск ПВО страны генерал-полковника Афанасия Федоровича Щеглова, его изложение взглядов на планирование и способы развязывания войны, анализ возможных вариантов с применением оружия массового поражения или без него. Там я встретился со своим бывшим комдивом 19-ой дивизии ПВО (Васильков) генерал-лейтенантом В.М. Радчуком. Этот незаурядный человек, артиллерист по специальности, детально изучил авиацию и один из первых успешно командовал вновь появившимися смешанными дивизиями ПВО (одной из них).

Я тогда еще мало прослужил в штабе дивизии, наблюдал за комдивом, восхищался его любознательностью, которая помогла ему понять глубоко авиацию, что так необходимо для командира такого ранга.

По этому поводу следует сказать, что командиры соединений из авиаторов, как правило, быстро осваивали зенитно-ракетные войска, но командирам из артиллерии авиация давалась с большим трудом. Таких как генерал Радчук за годы своей службы я встретил немногих. То же касается и начальников штабов. Мы уважали командира дивизии за его ровный характер, простоту обращения с подчиненными, быструю сообразительность, постоянную тягу к знаниям. Он был высокого роста, очень видный, симпатичный.

Все учебные заведения, гражданские и военные, он закончил в свое время с отличием. После дивизии он служил в должности заместителя командующего нашей армии, затем был назначен в Московский округ ПВО командующим 1-ой армией особого назначения. В этой должности он и прибыл в Бельбек. Мы тепло встретились и вместе провели 15 минут в перерыве разбора учения. Меня удивило, как утомленно выглядел, сильно поседел и заметно сдал этот некогда цветущий человек. Я не удержался и спросил его, в чем дело. Командарм сослался на большие заботы, постоянные эксперименты и т.п. Это была наша последняя встреча, через некоторое время генерал Радчук трагически погибнет.

Возвращались из Бельбека на вертолете прежним маршрутом с ночевкой в Херсоне, где командиром зенитного ракетного полка был полковник Николай Иванович Гаргола.

Получение квартиры в Одессе затягивалось, и я перешел жить в штаб, в свой кабинет. Командный пункт дивизии размещался в помещении штаба. Начинался каждый мой день с посещения КП, где заместителями начальника штаба по боевому управлению были опытные авиаторы, очень авторитетные люди: Герой Советского Союза Александр Иванович Майоров, полковник Вадим Петрович Старченко, подполковник Леонид Михайлович Каплан – начальник КП, подполковник Анатолий Дмитриевич Воронжев. Они несли службу в качестве оперативных дежурных. Об этой должности в Войсках ПВО следует сказать особо.

Оперативный дежурный! Кто из офицеров Войск ПВО не знает этого официального, наделенного командиром (командующим) большими полномочиями, лица, замещающего командира (командующего) на КП в его отсутствие! К оперативному стекается вся информация о наземной и воздушной обстановке, он первым анализирует воздушную обстановку и принимает по ней решение, о чем докладывает командиру и начальнику штаба. От его оценки обстановки и объективности доклада во многом зависит правильность принятия решения командиром и последствия его выполнения. Это – доверенные лица командира (командующего). Они первыми докладывают ему не только об обстановке, но зачастую и действуют, как подобает в боевой обстановке. Это – наиболее подготовленные и опытные офицеры. Как правило, на должности ОД КП соединений и объединений назначаются авиаторы с должностей (для дивизии, корпуса) командиров полков, а в армиях и округах и выше – командиров соединений, начальников родов войск. Это особые люди, не только облеченные большим доверием командиров, но и готовые взять ответственность за свои иногда очень серьезные действия по пресечению нарушений воздушного пространства противником, в том числе и с применением оружия. Я очень уважал А. И. Майорова, человека с богатой воинской и фронтовой биографией, обаятельного, скромного, умного, красивого человека. Мы подружились позже семьями и до настоящего времени остаемся друзьями, ведем переписку. Высоких оценок заслуживают и другие упомянутые выше офицеры боевого управления. Об их роли и значении еще будет сказано.

В июле 1968 года начальник штаба дивизии полковник Михайлов ушел в отпуск. Мне доверили временно исполнять его обязанности. Как-то в эти дни в разговоре со мною комдив сказал: «Тебе не все время сидеть за этим столом, поэтому соображай, мнение о человеке складывается постепенно». Это был намек и требование комдива более строго подходить к самому себе, не мечтать о перспективе, а готовиться к ней.

В этом месяце наш командующий армией генерал-полковник авиации А. И. Покрышкин получил назначение на должность заместителя Главкома Войск ПВО страны. В соединениях готовились к проводам Александра Ивановича, писали адреса. Составили и мы адрес с теплым признанием командарму, заверениями продолжать его традиции и пожеланиями успехов на новой должности. Подписали комдив, начальник политотдела Н. Беляев, зам. командира К. Васильков, начальник штаба В. Михайлов, зам. по тылу И. Зарудный и начальник ЗРВ И. Кононов.

В начале июля 1968 года начались волнения в Чехословакии. 15 июля мы получили из Киева указания быть начеку. В начале августа в должность командующего армией вступил дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Андрей Егорович Боровых. Находясь на новом месте, я постоянно интересовался делами своего полка, а они складывались неважно для его командира. Увеличивалось количество нарушений. Начальник штаба майор Рунков явно не справлялся со своими обязанностями. Николай Никитович сильно перегружал себя полетами, а организация в полку слабела, надо было принимать срочные меры по замене начальника штаба. В сентябре майора Рункова сняли с должности и назначили майора Василия Ефимовича Лаухина. С 20 августа по 1 сентября 1968 года дивизия находилась в повышенной боевой готовности в связи с событиями в Чехословакии.

С Михайловым мои отношения продолжали ухудшаться. 4 сентября 1968 года стало известно о новом назначении нашего комдива командиром корпуса в Барановичи. Пока еще только начиналось перемещение. Вскоре комдив уехал в Москву по вопросам своего нового назначения, а мы усиленно стали готовиться к встрече с вновь назначенным командующим армией А. Е. Боровых. Он прибыл к нам в штаб дивизии 7 сентября и, пробыв в штабе 20 минут, выехал на дивизион С-200. Тут произошел казус с начальником штаба дивизии полковником В. Михайловым. Ему, против желания, пришлось ехать в одной машине с командармом в качестве сопровождающего. Но, выехав за город, Михайлов не смог показать водителю дорогу на дивизион. Командарм разгневался, высадил Михайлова из своей машины и сам разыскал дивизион (запомнил место с воздуха, когда летел в Одессу). Было неудобно за начальника штаба, который больше года в должности и не побывал на такой важной «точке». Это было для него характерно.

Время протекало в упорном труде. Я все больше привыкал к своим обязанностям, ближе узнавал подчиненных, много внимания уделял самообразованию. Ведь дивизия ПВО – соединение общевойсковое, включающее в свой состав зенитно-ракетные, авиационные, радиотехнические части, а также части и подразделения специального назначения (связи, разведки, радиоэлектронных помех). Сложное управление, взаимодействие между частями внутри самой дивизии, между соседними соединениями Войск ПВО и с силами и средствами ПВО соединений округа, флота, ВВС. Было что изучать. В этот период начал серьезно подумывать об учебе в Военной академии Генерального штаба. Прошла у нас итоговая проверка под руководством генерала Агаркова, зам. командующего ОА по боевой подготовке. Стало известно о предстоящих тактических учениях нашей дивизии с проведением боевых стрельб на полигоне. А обстоятельства складывались так, что ни командир, ни начальник штаба дивизии в учениях не могли участвовать. Комдив получил новое назначение и 2 октября убыл в отпуск, а начальник штаба готовился в загранкомандировку. Похоже было на то, что вместо них командовать будем мы с полковником К. А. Васильковым, их заместители. Так и получилось. Так как дивизия привлекалась к проведению ТУ по новой методике, в числе одной из первых, мне пришлось выехать во 2-ю дивизию ПВО г. Калининград, с которой подобное учение уже проводилось, чтобы познакомиться с опытом его проведения.

5–7 октября я побывал в Калининграде, раздобыл необходимые сведения, которые облегчили подготовку управления и штаба к учению. Много забот легло на мои плечи. После проведения первого этапа учения состоялся разбор, на котором присутствовал командарм генерал-лейтенант авиации А. Е. Боровых. У него возникли сомнения, справлюсь ли я на третьем этапе, с боевой стрельбой на полигоне, с обязанностями начальника штаба дивизии. Он спросил, сколько времени я служу в должности начальника оперативного отделения. Его смущало непродолжительное время (всего полгода) моего пребывания в должности. Задавались и другие вопросы. Очевидно, мои уверенные ответы развеяли сомнения командарма и он решил доверить мне такое задание. Оставалось оправдать его доверие. Учение прошло успешно. Это было мое первое крещение на полигоне. 20 октября мы возвратились домой. На аэродроме в Одессе нас встретил начальник штаба дивизии полковник В. С. Михайлов. От него я узнал, что семью перевезли из Арциза в Одессу. С аэродрома теперь я ехал, как и все товарищи, к жене и детям в свою квартиру на улице им. Патриса Лумумбы. Позади ответственное задание, волнения. Впереди подведение итогов учения, подготовка докладов и материалов по ним.

31 октября – первое знакомство с комдивом полковником Леонидом Михайловичем Гончаровым. Мы узнали основные данные из его биографии. Родился он в 1925 году в Оренбургской области, в 1944 году окончил военное училище, участвовал в Великой Отечественной войне. Затем, служба в Войсках ПВО страны в должности командира зенитного ракетного полка, начальника зенитно-ракетных войск корпуса (МО ПВО), участие в войне во Вьетнаме в период активных боевых действий при отражении массированных налетов авиации США на Ханой, Хайфон. Он был небольшого роста, с внимательным дружелюбным взглядом. Думал ли я в тот день, что с этой первой встречи начнется наше длительное знакомство. Впереди нам предстояла совместная служба и настоящая войсковая дружба. Через семь лет после службы в Одессе нам суждено было вместе служить в Киеве, когда генерал-полковник Л. М. Гончаров примет армию у В. Д. Лавриненкова, а я буду начальником штаба армии. В дальнейшем, находясь в разных местах службы, мы постоянно будем поддерживать связь.

4 ноября последовал первый вызов к комдиву. Он интересовался работой оперативного отделения, дал задание на подготовку двух докладов по повышению эффективности боевого применения родов войск и взаимодействию. Леонид Михайлович дал мне разрешение обращаться к нему в любое время по всем вопросам.

Впоследствии пришлось убедиться, как ценно для начальника штаба или начальника оперативного отделения иметь непосредственный доступ к командиру (командующему). И тот командир, который дает такое право штабному офицеру, во многом выигрывает. Так поступил Леонид Михайлович, вступив в должность комдива. Он не изменил своему правилу и когда стал командующим отдельной армией ПВО.

Работая в штабе дивизии в окружении опытных офицеров, я все больше проникался уважением к ним. Мы отмечали дни рождения каждого и другие события, касавшиеся всего коллектива. Такое правило сплачивало людей при решении всех задач, способствовало укреплению и улучшению климата в отношениях между сослуживцами. И поэтому не случаен тот факт, что, когда мои одесские друзья увольнялись из армии в запас, они продолжали следовать добрым традициям, сложившимся в период службы. Многое было в процессе нашей совместной работы: и успехи, и промахи, и радости, и огорчения. Все эти спутники воинской службы легче переносятся, когда взаимные отношения военнослужащих строятся на основе товарищества и взаимовыручки.

Через некоторое время начали поговаривать о моем перемещении на должность начальника штаба дивизии, называли даже город – Севастополь. Впервые намекнул об этом генерал-лейтенант авиации А. Д. Коротченко, оставшийся временно за командующего армией, говорили и другие.

Я старался быть в гуще людей и событий, настойчиво осваивал штабную культуру, хотя до совершенства было еще далеко, пока что речь шла лишь об общих ее понятиях. Изучал ЗРВ, РТВ, связь и другую технику. Основным методом обучения была самостоятельная учеба и беседы со специалистами родов войск и служб, которые давали толковые разъяснения по всем вопросам вооружения, техники и тактики. Такие беседы сокращали время моего знакомства с офицерами штаба и управления дивизии, а главное, я приобрел недостающие знания. В дальнейшем и на всех других штабных должностях я следовал этому правилу, позволяющему достичь наибольшего эффекта в освоении новой должности и познанию подчиненных. Я считал своим долгом выступать на собраниях личного состава и на партсобраниях, причем всегда тщательно к ним готовился, выступал экспромтом в тех случаях, когда вопрос был предельно ясен самому и крайне необходим для постановки. При этом старался говорить по делу, не раздражать людей пустословием.

Служба в штабе дивизии, именно в Одессе, открыла мне доступ в штабы военного округа и воздушной армии. Я бывал там на научных конференциях, общался с офицерами этих штабов при решении вопросов взаимодействия, что значительно расширяло мой кругозор и служило своего рода академией. В Одессе начались контакты и с военными моряками. Отношения с моряками Черноморского флота становились более тесными, несколько раз приходилось бывать у них на учениях в Севастополе, откуда всякий раз я увозил новые знания о флоте и самые добрые впечатления о моряках. Планирование боевого применения войск и боевой учебы, разработка планов учений и их проведение, организация боевого дежурства и службы войск, поездки в войска для участия в различных мероприятиях и контроля исполнения ими требований – обычные функции офицеров штаба.

Наступил 1969 год. Я ушел в отпуск – беспокоил радикулит. Поехал один по путевке в Хосту. После санатория побывал на Кубани у родных, встретился с братом Владиком и сестрой Лилией и 25 января возвратился в Одессу. 10 февраля приступил к работе. 15 марта попал в госпиталь с аппендицитом, 31 марта вышел на службу. Шла подготовка к учениям, которые должны были проводиться через месяц. В апреле был на КШУ Черноморского флота. В Севастополе узнал и увидел много нового, интересного. Впервые хорошо осмотрел легендарный город, познакомился с начальником ПВО ЧФ капитаном 1-го ранга Геруновым Георгием Антоновичем, офицерами отдела Павлом Александровичем Колычевым, Анатолием Ивановичем Жарких, Владимиром Игнатьевичем Новых и Львом Константиновичем Яськовым, который позже занимал должность начальника ПВО Черноморского флота. Побывал на современном крейсере «Грозный», которым командовал капитан 2-го ранга Петр Алексеевич Ушаков, в бухте Стрелецкой, Карантинной, Омега, Камышовой. В тот период Черноморским флотом командовал адмирал Сысоев, начальником штаба был вице-адмирал Мизин. Мне бросилась в глаза вежливость, размеренность, неторопливость моряков, чего не хватало в Войсках ПВО. Впоследствии я не один раз еще буду бывать у моряков-черноморцев в Севастополе и всегда буду испытывать гордость за все, что связано с героической летописью этого замечательного города.

13–14 июня с комдивом проводили согласование плана совместного тактического учения с соединениями ПВО Болгарии и Румынии в Бухаресте и Плоешти. Работали с генералом Константином Дрегичем – командиром 2 дивизии ПВО Румынии, с полковником Станевым – командиром дивизии ПВО Болгарской народной армии, штурманом ВВС и ПВО БНА полковником Демчевым. 17 июня состоялся разговор по телефону с генералом Давыдовым, а 20 июня с генералом В. Н. Абрамовым. Оба предлагали мне должность начальника штаба в своих соединениях. В июле началось инспектирование нашей дивизии. Начальник штаба дивизии полковник В. С. Михайлов находился в отпуске, поэтому мне пришлось в полной мере исполнять на этом ответственном этапе его обязанности.

Генерал В. Н. Абрамов продолжает добиваться моего назначения к нему в дивизию ПВО в Толмачево Новосибирской области. Не получается. Кадровики армии тормозят, недовольны тем, что Абрамов «роется в чужом кармане» (по выражению начальника оперативного отдела армии генерала Костина). Начальник штаба армии генерал-лейтенант Ратушный приказал отправить ему на предварительный просмотр материал по результатам действий дивизии на учениях, который подлежал предоставлению инспекции.

12 июля комдив получил указания сверху о срочном оформлении документов на полковника Михайлова для загранкомандировки. 20 июля инспекция завершила работу. Разбор провел генерал-лейтенант артиллерии Антоненко. Оценка положительная.

12 августа нашу дивизию посетил Главнокомандующий войсками ПВО страны Маршал Советского Союза П. Ф. Батицкий. Он прилетел в Николаев на Ту-134. Впервые я наблюдал встречу Главкома, видел его близко и даже докладывал ему. Вместе с Главкомом прибыл и наш новый командующий армией генерал-лейтенант авиации В. Д. Лавриненков. Генерал-полковник авиации А. Е. Боровых был назначен командующим авиацией Войск ПВО страны вместо погибшего генерала Кадомцева.

Первая встреча с новым командармом Владимиром Дмитриевичем Лавриненковым и короткий разговор с ним состоялись 26 августа в Одессе в кабинете комдива. Командарм знакомился с дивизией, он был с членом Военного совета генерал-лейтенантом Георгием Прокофьевичем Даниным. Я вошел в кабинет, чтобы снять со стены карту с решением комдива. Представился командарму. Он задал мне несколько вопросов, относящихся к прохождению службы, переспросил фамилию. Впечатление было такое, что он что-то припоминает. Мне, как и всем офицерам, хорошо было известно имя Владимира Дмитриевича, его подвиги в годы Великой Отечественной войны, но близкого знакомства до этой встречи с ним не было. Помню, он дважды прилетал в Стрый в 179 иап, однажды группа офицеров сфотографировалась с ним. Не думал я и не гадал, что в последующие годы нас с Владимиром Дмитриевичем сблизят армейские дороги, что мне придется быть в этой же армии начальником штаба и более трех лет работать рука об руку с легендарным летчиком Великой Отечественной войны, командармом, генерал-полковником авиации, дважды Героем Советского Союза. С тех пор прошло немало времени. Много событий в моей жизни связано с именем этого чудесного человека, сыгравшего заметную роль в моей военной службе и судьбе всей нашей семьи.

В те дни в дивизии проводилось тактическое учение. Представителем от штаба армии на учении был генерал-майор Куцевалов – зам. начальника штаба армии. До этой должности он был начальником штаба 10 ОА ПВО (Архангельск). В Киев был назначен с понижением. Причиной, кажется, послужил пропуск нарушителя государственной границы воздушного пространства.

Тогда такие наказания были не редкостью. Командующий внимательно присматривался к действиям руководства дивизии и боевого расчета командного пункта дивизии. Он осмотрел КП. Мне пришлось сопровождать его и давать пояснения. Помню, он остался недоволен. Дал мне указания, что и как нужно сделать. Разговаривал со мной просто и, хотя я всякий раз вытягивался перед ним, скованности не чувствовал. В завершение осмотра КП командующий сказал мне: «Если ты человек, то поймешь меня без ругани».

Для меня этого было достаточно, чтобы впоследствии следовать этому правилу и полностью выполнять указания командарма. В этой манере общения Владимира Дмитриевича с подчиненными проявился весь его характер, его простота, уважение, доверие и железная требовательность. Не выполнить однажды отданного приказа командарма при таком подходе было просто немыслимо.

Учение стало для меня очередной хорошей школой, помогло приобретению опыта в дивизионном масштабе. Впоследствии было очень много учений на различных уровнях, но это первое, которое проводилось при большом количестве посредников из штаба армии и в присутствии самого командарма, оказалось для меня самым значительным. На нем я постигал азы оперативного искусства. Несколько раз пришлось докладывать об обстановке генералу Куцевалову. Теперь понимаю, какие то были корявые доклады, и сколько нужно было набраться терпения опытному штабисту, каким был генерал Куцевалов, чтобы выслушивать их. А с какой завистью я слушал самого генерала, его логические выводы. Позже я так же завидовал лаконичности и логике мышления другого известного в войсках ПВО штабиста генерал-лейтенанта П. Т. Андрющенко.

К этому периоду относится и такое событие, как знакомство нашей семьи с полковником Георгием Гордеевичем Голубевым, Героем Советского Союза, ведомым А. И. Покрышкина. С того времени Георгий Гордеевич, а позже и его жена Александра Алексеевна, сын Гоша и дочь Наташа стали навсегда нашими друзьями. Лично я познакомился с ним летом 1961 года, когда был назначен в штаб 19-ой дивизии ПВО (г. Васильков) на должность старшего помощника начальника оперативного отделения штаба дивизии. Кстати, начальником отделения в то время был полковник В. С. Михайлов, а Георгий Гордеевич – зам. командира дивизии. Тогда я сильно переживал вынужденный уход с летной службы, искал пути возвращения к летной работе, добился своего и, когда проходил медкомиссию в госпитале, встретился с Георгием Гордеевичем. Естественно, мы сблизились. Его навещала жена Александра Алексеевна, приносила угощения, которыми он делился и со мною. Моя семья проживала еще по старому месту службы в Умани. В Одессе я познакомил Георгия Гордеевича со своей семьей, после чего завязалась наша прочная дружба.

Георгий Гордеевич – большой патриот Родины, летчик покрышкинской школы, жизнерадостный и деятельный по натуре человек. Он многое повидал и перечувствовал, искренне верен фронтовым друзьям. Написал несколько книг о войне в небе.

30 августа состоялся разбор учения. В докладах генералов Куцевалова и Данина прозвучала похвала в мой адрес, я принял ее как аванс на будущее. Каждый кадровый офицер не может не связывать свою службу с мечтою о достижении больших вершин, мечтал о будущем и я. Это то, что называется стремлением, а, если налицо стремление, значит, будет борьба с самим собою за движение вперед. Без этого нельзя военному человеку. А содержанием борьбы являются настойчивая учеба, самоусовершенствование, самоконтроль, самодисциплина, приобретение опыта. И, когда ты чувствуешь, что «накоплений» достаточно, чтобы стать на следующую ступеньку, можешь ждать продвижения по службе. Оно будет закономерным, не имеющим ничего общего с карьеризмом. Впоследствии я всегда придерживался правила открыто говорить с подчиненным о его перспективе, чтобы он знал, к чему готовиться, и делал это целеустремленно. Такой подход оправдывает себя. Скрывать перспективу офицера от него самого не следует. Правда, обстоятельства не всегда позволяют так поступать, бывают неожиданные вводные и скорые решения.

Учение стало для меня одновременно и пробой сил. Я уже вошел в контакт с основным составом штаба, начальниками родов войск полковниками Иваном Филипповичем Кононовым (ЗРВ) и Николаем Яковлевичем Божко (РТВ), фронтовиками, бывалыми офицерами. Деловые взаимоотношения складывались и с их подчиненными, а также со связистами и тыловиками, которыми командовали подполковник Петр Ефимович Шаваран и полковник Иван Иванович Зарудный.

От кадровиков армии доходили до меня слухи о различных вариантах моего нового назначения: Толмачево, Днепропетровск, Севастополь. Из нашей дивизии должен был уйти советником в одну из зарубежных стран полковник Михайлов, поэтому появлялась вакансия и на его место. Кадровики не торопились. Я же особенно не отвлекался от исполнения своих обязанностей. Появилась новая задача (после приезда к нам командарма) – строительство защищенного командного пункта за чертой города. Продолжал придерживаться однажды и навсегда заведенного правила – читать и перечитывать книги о войне, совершенствоваться, оставляя на все остальное минимум времени.

Начальником политотдела дивизии был подполковник, затем полковник, Николай Николаевич Беляев. Он давал поручения по своей линии, от которых я, как правило, не отказывался. Мы еще долго поддерживали товарищеские отношения с Николаем Николаевичем, пока он не уволился в запас в звании генерал-майора с должности начальника политотдела МВИЗРУ (г. Минск). Основное время начальника оперативного отделения уходило на составление планирующих документов, планов приведения в боевую готовность, планирование проверки боевой готовности дежурных сил и тактических учений с частями. При этом мы стремились разнообразить тактику как нападающей стороны, так и своих войск. Сколько ломали голову с операторами над разработками и планами учений! Наши части стояли на прикрытии Одессы, Николаева, Херсона, Кишинева. Авиация вероятного противника НАТО со стороны Турции могла использовать ряд преимуществ акватории моря, действовать на предельно малых высотах, использовать элемент внезапности, а, следовательно, все взаимодействующие силы ПВО оказывались в невыгодном положении. Необходимо было принимать меры по раннему обнаружению противника и предупреждению о нем огневых сил ПВО, повышать боевую готовность, отрабатывать новые тактические приемы и способы действий, делать все, чтобы свести к минимуму преимущества вероятного воздушного противника.

Немаловажной для меня являлась организация боевого дежурства сменой КП и боевыми расчетами КП наших частей. Наша дивизия относилась к числу приграничных. Нужно постоянно быть начеку, повышать бдительность. Отсутствие моего начальника (он долго готовился в загранкомандировку) требовало от меня также выполнения ряда функций, осуществляемых начальником штаба. Приходилось часто бывать в частях и подразделениях, общаться со всеми категориями личного состава. В то время командирами частей были: в Кишиневе – полковник Галюк, в Одессе – подполковник Ю. А. Горьков, затем полковник Вйтюк, полковник Н. Я. Божко, в Ананьеве – Г. Орликовский, в Николаеве – подполковник В. Н. Пилипко, в Херсоне – полковник Н. И. Гаргола, в Арцизе – подполковник Н. Н. Усенко – все разные по характерам, возрасту и опыту, но объединенные общей идеей, одной целью.

Шел к концу 1969 год, готовились к подведению итогов за год. 11 ноября состоялось подведение итогов в дивизии. Начинался период подготовки к новому учебному году. Для проверки нашей работы и оказания помощи к нам был направлен зам. Главкома по боевой подготовке генерал-лейтенант авиации Н. К. Гришков. Прошло много лет с той поры, но в моей памяти и многих других офицеров Войск ПВО остается генерал Гришков Николай Калинникович, как высоко культурный, творчески мыслящий и неутомимый в своем деле военачальник, у которого многому можно было поучиться тем, кто шел на смену старой фронтовой гвардии.

27 октября познакомились с новым начальником штаба армии генерал-майором авиации Львом Григорьевичем Пановым (в 1975 году я сменю его на этом посту). У нас сложатся хорошие, деловые и дружеские отношения. В 1981 году Лев Григорьевич, будучи в отставке, умер в Киеве. Это был энергичный, умный, компанейский человек. Он хорошо знал свое дело, но в период лечения командарма В. Д. Лавриненкова в госпитале в Москве у него обострились отношения с членом Военного совета армии генералом И. Д. Стопниковым и он подал рапорт на увольнение из Вооруженных Сил. Я очень благодарен генералу Панову за ту значительную роль, которую он сыграл в моем поступлении в Высшую академию Генерального Штаба им. К. Е. Ворошилова.

1969 год завершался. Полковника Михайлова в середине декабря проводили в командировку, пока что он проходил подготовку в Москве. На меня легли все обязанности начальника штаба. Но с назначением меня на должность начальника штаба было неясно. Я знал, что Михайлов не желал этого назначения и мог помешать.

Начальник штаба дивизии ПВО

29 января 1970 года в 10.05 меня вызвал к телефону командарм В. Д. Лавриненков и поздравил с назначением на должность начальника штаба. Я поблагодарил командующего армии и заверил, что доверие оправдаю. В 1975 году я по ходатайству Владимира Дмитриевича буду назначен к нему начальником штаба в 8-ю ОА ПВО. Но это будет позже. А пока продолжались рабочие будни штаба дивизии все с теми же заботами. Шла активная деятельность по повышению боевой готовности и бдительности, совершенствовались боевые порядки войск, строились новые командные пункты дивизии, бригад, полков одновременно в Одессе, Кишиневе, Николаеве, Херсоне, Ананьеве, оборудовались в инженерном отношении стартовые позиции ЗРВ и позиции РТВ, проводились тактические учения, всевозможные проверки. Личный состав жил напряженной трудовой жизнью, много работали командиры всех степеней, штабы, политотделы. В апреле был назначен начальник оперативного отделения полковник К. В. Фостери. Он прибыл из Новоземельской 3-ей дивизии ПВО. Следует сказать, что необходимой помощи от него мы не получили. Грузный, нерасторопный, со слабой тактической и оперативной подготовкой и хлипким здоровьем, он, не внеся должной лепты в деятельность штаба, через год уволился и обосновался на своей родине в Одессе, к чему он и стремился.

В августе произошла смена командиров дивизии. Л. М. Гончаров в апреле получил звание генерала и был назначен комкором во Львов. Новый комдив прибыл после окончания академии Генштаба. Им был полковник Михаил Демидович Черненко.

Встретил я его на полустанке Малая Одесса 13 августа. Смена комдивов совпала с периодом борьбы с холерой в Одессе, вспышка которой произошла из-за нарушения санитарных норм в городе, перегруженном отдыхающими. Город был закрыт 8 августа. С этого момента выезд осуществлялся только через карантинные (обсервационные) пункты со сроком пребывания в них не менее шести дней. Были созданы чрезвычайные комиссии, принимались строгие и энергичные меры по обеспечению безопасности людей, выдавались лекарственные препараты. Было тревожное время. Мы не завидовали людям, оказавшимся запертыми в городе. Несмотря на то, что в качестве обсерваторов использовалось 27 теплоходов, большинство санаториев и школ, эвакуация занимала много времени. Был ограничен выезд и для нас, военных. Карантин длился до первых чисел октября. Пишу об этом, потому что личному составу дивизии пришлось испытывать дополнительные нагрузки в связи с участием в мероприятиях по борьбе с общей страшной бедой.

9 ноября в дивизию прибыл маршал авиации Е. Я. Савицкий. Его приезд всегда был связан с дополнительными хлопотами. Так и на этот раз. Главной задачей маршала было проведение совещания с командирами авиационных отрядов министерства гражданской авиации (МГА), дислоцирующихся в границах ответственности нашей дивизии. Дело в том, что 28 сентября из Керчи на предельно малой высоте был угнан в Турцию легкомоторный самолет типа «Морава». Войска ПВО пропустили его, не смогли сбить. Приезд маршала имел целью совместно с руководителями отрядов авиации МГА выработать противоугонные мероприятия: ограничить заправку самолетов горючим и поднять высоту их полета в приграничных районах страны до 300 м, чтобы они наблюдались дежурными РЛС дивизии. Но маршал не мог не проверить боевую готовность дежурных сил. И проверил 10 ноября. Из-за беспорядков в дежурном звене на аэродроме Арциз сорвался своевременный вылет летчика капитана Норенко, а старший лейтенант Михайлов вылетел с опозданием, когда цель уже вышла из района ответственности дивизии. В итоге многие были наказаны в приказах Главкома и командующего армии. Был объявлен и мне строгий выговор от командарма.

27 ноября командарм, начальник РТВ армии генерал Юсаков и я слетали вертолетом на о. Змеиный, где дислоцировалась радиолокационная рота. На обратном пути сели в Червоноглинском, приняли участие в торжественном ужине в честь 25-летней годовщины 90-го иап и заночевали в авиагарнизоне.

Декабрь принес нашей семье радостное событие, связанное с рождением сына – «одессита». Радость моя совпала с решением ответственной задачи. В тот день по плану Главной инспекции МО дивизии предстояло учение «по отражению удара воздушного противника». Инспекция закончила работу 25 декабря. Меня поздравили с рождением сына, а я подумал, что его рождение в такое время означает, что быть сыну военным и не ошибся – Андрей стал офицером. Так прошел мой первый год в должности начальника штаба дивизии. Обо всем написать конечно невозможно. Много было всего.

Комдив полковник М. Д. Черненко в первое время знакомства с дивизией особенно не вникал в работу штаба, предоставлял мне полную самостоятельность. Однако со временем он все больше начал опекать штаб. Стал проявляться его настырный, упрямый характер. Не обладал он свойственной для большинства военных подтянутостью, чистотой и лаконизмом речи, что давало повод подчиненным для иронических высказываний. Обычно это было при проведении совещаний. Михаил Демидович недостаточно следил за своим внешним видом, много и где попало курил, но в трудолюбии ему нельзя было отказать. Он много бывал в боевых порядках, постоянно разъезжал по частям. В то же время не любил управлять с КП тренировками и учениями. По специальности он артиллерист, трудно осваивал авиацию и медленно привыкал к планшету общей воздушной обстановки.

Сложный характер Черненко проявлялся все ощутимей, и, к сожалению, наши отношения ухудшались, хотя внешне оба старались не подавать этому вида. Позже, когда судьба повторно свела нас на службе в Управлении армии, наши расхождения еще более усилились. Генерал Черненко был первым заместителем командарма, а я – начальником штаба. В то время заболел В. Д. Лавриненков. Михаил Демидович временно исполнял его обязанности и своим поведением проявил некорректное отношение к командарму. Этим он подорвал доверие к себе у офицерского состава Управления армии. По выздоровлении и возвращении на службу В. Д. Лавриненкова нежелательность их дальнейшей совместной работы стала очевидной. В конце 1977 года генерал Черненко был назначен на вновь введенную в Прибалтийском военном округе должность командующего ПВО округа, где занял «враждебную» позицию к Войскам ПВО страны. Он стал нашим активным идеологическим противником, допустил немало выпадов против испытанной и проверенной временем организационной структуры Войск ПВО. Стал ярым сторонником ломки сложившейся системы. Характерно, что позже он понял свой промах, сделал попытку реабилитировать себя, но ничего из этого уже не получилось. Мы неоднократно встречались с генерал-лейтенантом М. Д. Черненко на учениях и совещаниях в то горячее и сложное для Войск ПВО время. Не раз излагали друг другу свои точки зрения по принципиальным вопросам строительства системы ПВО. Наши взгляды существенно расходились, и после очередной встречи на учениях в Прибалтике в 1984 году мы окончательно разошлись с ним во взглядах по организации управления силами и средствами ПВО.

Но вернемся к повествованию. Серьезные неприятности произошли в мае. Так, 7 мая при перелете с аэродрома Стрый в Арциз (аэродром Червоноглинское) погиб сильный летчик полка, зам. командира авиаэскадрильи капитан Р. С. Сайфулин. 19 мая при проведении ТУ потерял ориентировку экипаж Як-28п из Запорожья, пилотируемый летчиками Батюком и Матюхой. Вернули их с территории Румынии. Они зазевались и в безоблачную погоду, при отличной видимости, спутали аэродром Червоноглинское со схожим с воздуха аэродромом Когальничану на территории Румынии. Хорошо, что не сели там. После долгих попыток все же штурманам наведения удалось связаться с экипажем и заставить экипаж взять курс на свою территорию. Румыны подняли шум по дипканалам. Прибыла московская комиссия. Разбиралась. Был приказ Главкома и командующего. Наказали многих. Получил и я строгий выговор от командарма. Он был некстати. Я собирался поступать в 1972 году в Военную академию Генерального штаба и к этому времени уже подал рапорт. Нужно сказать, что эти же летчики в 1973 году столкнулись с самолетом ИЛ-18 с пассажирами на борту в районе Запорожья, но, к счастью, поврежденный ИЛ-18 благополучно произвел посадку.

27 мая при перелете иап из Ростова на аэродром Червоноглинское (по плану учения) летчик капитан А. И. Крутоголовый произвел посадку с убранными шасси на МиГ-19с. Самолет сгорел дотла. Это было невеселое зрелище. Я прибыл раньше, чтобы провести на аэродроме подготовку с летчиками из Ростова перед учениями. Знакомство с командиром прилетевшего полка полковником Н. М. Куликовым, о котором слышал много интересного, произошло в необычной ситуации. Мы оказались рядом с Куликовым, когда бежали к горящему самолету. Я не знал его в лицо и принял вначале за офицера из транспортного полка, личный состав которого ринулся к месту происшествия. ВПП была занята горящим самолетом, остальные 19 самолетов садились на запасную грунтовую полосу. Меня беспокоила судьба летчика, потерпевшего аварию, и тех, кто садился на грунт. Чем все кончится? И тут я догадался, что рядом со мною бежит летчик ростовского полка. От него пахло спиртным. Меня огорошила мысль: «А вдруг и остальные летчики в таком же состоянии?» Спрашиваю у него: «Все такие?» Он отвечает: «Нет. Я один. Я прилетел на Ан-26». У меня отлегло. Остальные 19 экипажей благополучно сели на грунтовую полосу. Летчик горящего самолета выскочил из кабины и остался невредим. Дальше мы пытались с помощью пяти пожарных машин потушить пожар, спасти самолет, но он догорал, распластавшись на бетонке, залитой пеной, «салютуя» рвавшимися снарядами боекомплекта пушек.

Прошло учение «Юг» под руководством Министра обороны Маршала Советского Союза А. А. Гречко. Дивизия продолжала решать поставленные задачи и по итогам 1971 года получила высокую оценку. Мой друг Н. Н. Усенко был назначен сначала в управление армии, в боевую подготовку авиации, затем комдивом на Новую Землю. Меня Военный Совет утвердил кандидатом на учебу в ВАГШ.

До конца мая 1972 года служба проходила стабильно, без встрясок. Год был более спокойный, чем 1971-й. Я втягивался в свою роль начальника штаба соединения. Много общался со штабами ОдВО и ВА, со своим главным штабом. Увеличивался круг знаний, шире становился кругозор. Чувствовал себя уже более уверенно.

31 июля комдив поздравил меня с зачислением в Военную академию Генерального штаба (ему сообщили из ГУКа о подписании приказа Министром обороны). Эта была поистине великая радость, добрая весть. А сколько до нее поступало тревожных сигналов: то числюсь в списках, то не числюсь и т.п. Наконец, 10 августа была получена телеграмма о моем зачислении в ВАГШ с приказанием прибыть в академию к 25 августа.

18 августа сдал должность начоперу полковнику Королю. В 17.00 на совещании комдив объявил о моем убытии на учебу. Я поблагодарил весь коллектив, который всегда помогал мне в службе. Семь лет прослужил я в 21 дивизии ПВО на должностях начальника штаба истребительно-авиационного полка, начальника оперативного отделения и начальника штаба дивизии. Это были годы большого труда, пробы сил, непрерывной практики, совершенствования знаний, приобретения опыта работы с коллективом, войсковой закалки. Все пройденные в дивизии должности принесли мне большую пользу. При каждом назначении я задавал себе один и тот же вопрос: «А справлюсь ли?» Всегда волновался, сталкиваясь со многими неизвестными, и понимал всю степень ответственности за выполнение возложенных на меня задач. Встречалось много трудностей, преодоление которых требовало больших усилий. Когда не знал, что делать, как поступить, вспоминал отца (ему доставалось похлеще – строить новую жизнь после революции 1917 года).

Подсказывали решения и книги, примеры ветеранов, товарищи-сослуживцы. Учит человека все, что его окружает, зримое и незримое, нужно уметь только им пользоваться. Больше всего дают люди. Поэтому я тепло поблагодарил своих дорогих сослуживцев, которые навсегда остались в моей памяти. Товарищи подарили мне портфель и авторучку. 19 августа я вылетел в Москву, чтобы начать новый важный виток в своей военной жизни.