Заповеди воздушного бойца
Как только я окончательно выздоровел и готовился снова сесть в боевую машину, поступил приказ о моем переводе из Сталинграда в распоряжение командира истребительно-авиационного полка подполковника А. А. Терешкина. Тщетно полковник Красноюрченко ходатайствовал о том, чтобы меня оставили в Сталинграде. Командование истребительной авиацией войск противовоздушной обороны повторило приказ, и мне пришлось отправиться в путь.
Тяжело было уезжать из Сталинграда. Я никак не мог понять, почему именно я должен уехать в самый разгар боев на решающем в то время участке. Провинностей у меня как будто не было, все шло хорошо. Но по прибытии в полк я убедился, насколько дальновидно было командование, приняв такое решение.
Я был направлен в новый истребительный авиационный полк. В то время он только формировался. В место расположения полка прибыли летчики, техники. За плечами воздушных бойцов был богатый боевой опыт. Все летчики прошли суровую фронтовую школу в небе Москвы, Заполярья, Сталинграда, Воронежа. Нам сразу же стало ясно, что полк предназначается для решения ответственных задач.
Это подтвердили и посетившие нас вскоре командующий ПВО страны генерал-полковник Громадин и генерал-лейтенант авиации Осипенко. Они сказали, что мы [162] должны как можно скорее сколотить полк в боевую единицу с тем, чтобы в кратчайший срок отправиться под Сталинград.
— У вас для этого есть все данные, — напутствовал нас командующий.
Генералы знали, что говорили. Да и сами мы видели, что полк комплектовался из опытных летчиков, которые были уже основательно обстреляны.
Редкий воздушный боец не имел правительственной награды. На груди подполковника А. А. Терешкина сверкал орден Ленина. Такую же высокую награду имел заместитель командира эскадрильи П. И. Шавурин, таранивший в районе Горького немецкий бомбардировщик «Ю-88». Орденами Красного Знамени, Красной Звезды, медалями были награждены многие летчики, техники.
Под стать Терешкину были комиссар Скудин, начальник штаба майор Бурдаев, заместитель командира майор Костыгов. Первой эскадрильей командовал капитан С. Г. Иванов, ранее сражавшийся в Заполярье. Это был специалист по ночным боям. Защищая родную Москву, вырос в первоклассного летчика и руководителя командир эскадрильи капитан Константин Потапов. Третью эскадрилью принял я.
Уже первое знакомство с личным составом подтвердило, что генерал Осипенко тщательно отбирал каждого летчика. Шавурин, Иванов, Белый, Бабич, Елдышев, Ивлев, Карев, Шкурупий и другие летчики 3-й эскадрильи; как и летчики 1-й и 2-й, были настоящими мастерами маневра и огня.
Но для того, чтобы полк стал боевой единицей, необходимо было слетаться, отработать взаимодействие, короче говоря, нужно было создать прочный коллектив, узнать друг друга.
К концу сентября полк был полностью укомплектован личным составом. Стала поступать материальная часть. Сначала первая, а вскоре и вторая эскадрильи получили истребители «Як-7б». Начались полеты. А наша эскадрилья все еще оставалась «безлошадной».
— Третья эскадрилья, — обиженно говорили летчики, — всегда ей все в последнюю очередь.
Но на этот раз третьей эскадрилье неожиданно повезло — мы получили не «Як-7б», а самолеты «Як-1б», [163] отличавшиеся более высокими тактико-техническими данными.
Теперь уже «обиженными» стали считать себя летчики первой и второй эскадрилий. Некоторые не в меру горячие товарищи даже упрекали нас в «нечестности». Ну что можно было им на это ответить? Чтобы не подливать масла в огонь, мы предпочитали молчать, хотя (чего греха таить!) в душе каждый радовался, что нашей эскадрилье так повезло.
В первых числах октября мы перелетели ближе к Сталинграду.
Через несколько дней после нашего прибытия поступил приказ выделить группу истребителей для прикрытия выгрузки войск.
Восьмерку наших «Яков» возглавил заместитель командира полка майор С. Костыгов.
Не прошло и часа после посадки, как на станцию Баскунчак, где стояло несколько эшелонов с войсками и техникой, был совершен бомбардировочный налет.
Майор Костыгов быстро поднял восьмерку в воздух. Истребители смело ринулись на врага. Фашисты, не долетев до цели, стали беспорядочно сбрасывать бомбы. Два «юнкерса» были уничтожены. В бою получил повреждение самолет С. Костыгова. Мужественный летчик на горящем истребителе пытался таранить врага, но это ему не удалось. Пришлось прыгать с парашютом. Костыгов сильно обгорел и надолго вышел из строя.
Так закончился первый бой.
Первые промахи показали, что хотя летчики полка были достаточно опытными, но их опыт не был в должной степени обобщен, вопросы организации боя и особенно группового были отработаны еще слабо. Дело в том, что летчики полка были собраны с разных фронтов, а условия военных действий, скажем, в Заполярье отличались от условий под Москвой.
На каждом фронте, даже в каждом полку, складывались свои взгляды, привычки. Нам же необходимо было выработать у всех воздушных бойцов единые взгляды на формы и методы боевых действий, взяв на вооружение все лучшее, что было у каждого.
Что же мы делали, чтобы сколотить звенья, эскадрильи и полк в целом в боевую единицу?
Прежде всего командиры занялись доскональным изучением [164] каждого летчика в отдельности. Выявлялись сильные и слабые стороны воздушных бойцов, знание ими своих самолетов, знание противника.
В этот период мне неоценимую помощь оказали комиссар эскадрильи Мирошниченко и мой заместитель П. И. Шавурин.
Не надо забывать, что описываемые события происходили в октябре 1942 года. Вся страна с волнением следила за героической обороной Сталинграда. Летчики рвались на фронт, а их чуть ли не за парту сажали. То и дело слышался один и тот же вопрос: «Когда же на фронт?» И Мирошниченко терпеливо отвечал летчикам, разъясняя наши задачи.
А вечером, когда нам случалось оставаться один на один, Мирошниченко, что называется, взрывался.
— Да сколько же можно здесь сидеть! На фронт пора!
— Ты же сам летчикам говорил...
— Мало ли что я говорил. — И несколько успокоившись, добавлял: — Разумом-то я понимаю, что на фронт нам еще рано, да сердце не выдерживает.
А у кого оно выдерживало в те суровые дни?
Разве легко было, освоив самолет «Як-1б» и убедившись, что он ни в чем не уступает фашистским «мессерам», все-таки оставаться в тылу?
Но так было нужно, нужно для фронта, для грядущих боев и побед.
Летчики нашего полка, осваивая «Яки», не могли нарадоваться отличной машиной. Прекрасный обзор, высокая скорость, отличная маневренность, вооруженность — все свидетельствовало о том, что это грозное оружие.
Сопоставляя возможности «Яка» с показателями фашистских истребителей и бомбардировщиков, мы заранее вырабатывали наиболее рациональные формы и методы борьбы с авиацией противника в самых разнообразных условиях.
Огромную пользу принесла проведенная по инициативе командования полка конференция летного состава.
Командир полка подполковник А. А. Терешкин сам занимался ее подготовкой. Он наметил вопросы для обсуждения, лично беседовал с летчиками, которым было поручено выступать с докладами. [165]
Выступили почти все. Капитан Степан Иванов, его однофамилец Виктор Иванов, старший лейтенант Белый и младший лейтенант Пасюк, прибывшие в полк из района Мурманска, поделились опытом ведения боевых действий в Заполярье. Капитан Потапов и младшие лейтенанты Елдышев и Ивлев говорили об особенностях боев под Москвой. Как отражали налеты фашистских бомбардировщиков на Горький, рассказал старший лейтенант Шавурин. Прибывшие в полк из-под Сталинграда поведали о воздушных боях над героическим городом.
Все выступившие пришли к одному выводу — опыт, добытый в жестоких боях, в упорном труде, использовать максимально: умножать славные боевые традиции и никогда не отступать от них.
На летучках, партийных и комсомольских собраниях, в задушевных беседах мы подводили итоги этой кропотливой работы. Кратко, но ясно сформулировали законы воздушного боя:
— неуклонно и точно выполняй боевой приказ;
— «щи врага и первым навязывай ему бой;
— действуй и побеждай не числом, а умением;
— бесстрашно иди к победе, презирая смерть;
— сам погибай, а товарища выручай;
— не уходи от цели, пока не уничтожишь ее;
— береги самолет пуще глаза.
И когда выступили все желающие, а командир полка подвел итоги, каждый получил возможность сделать выводы о действиях немецко-фашистской авиации на различных фронтах от Сталинграда до Заполярья.
Мы словно прочитали энциклопедию о воздушных боях на советско-германском фронте.
Около месяца полк оставался в резерве. В это время мы переучивались, шлифовали тактику, уделяя особое внимание свободным воздушным боям. Освоили полеты ночью.
И вот поступил приказ — перебазироваться в район Сталинграда и оперативно войти в состав 16-й воздушной армии, которой командовал генерал Руденко.
За два дня до перелета полка подполковник Терешкин вызвал к себе штурмана полка капитана Николая Гришкова и меня. Пригласив нас к карте, Терешкин сказал: [166]
— Нам приказано перебазироваться на новый аэродром. Вот здесь...
Карандаш командира полка остановился на изгибе голубой линии, обозначающей реку Дон северо-западнее Сталинграда.
— Вам надлежит, — продолжал командир, — сейчас подготовиться и вылететь на рекогносцировку аэродрома. Уточнить, что имеется на аэродроме для обеспечения полка, решить вопросы организации приема и размещения полка с командиром дивизии.
Мы вышли на улицу, посмотрели на небо так, словно раньше никогда его не видели. В районе нашего аэродрома погода была неблагоприятная. Высота нижнего края облаков меньше 100 метров, густая дымка закрывала горизонт, видимость не превышала 1–1,5 километра.
— Ну и погодка! — сплюнул Гришков.
— А как на маршруте? Давай-ка пойдем к метеорологу.
Дежурный метеоролог доложил, что по всему маршруту 10-балльная облачность, нижняя граница облаков не более 100–150 метров, горизонтальная видимость до 2 километров.
— Ну как, тезка, справимся?
— Попробуем, — согласился я.
Поднялись с аэродрома на самолете «УТ-2». До Волги летели в сравнительно приличных условиях, но чем дальше, тем становилось хуже. Дело в том, что правый берег Волги значительно выше левого, и нам пришлось набрать безопасную высоту. Но как только мы это сделали, самолет оказался в густой дымке. Продолжая полет на предельно малой высоте, мы рассчитывали, что минут через 10–15 выйдем из пелены. Но она все больше сгущалась и в конце концов превратилась в сплошной туман. Началось обледенение самолета. Только тогда мы решили возвращаться обратно. Но возвращение было не из легких: самолет обледенел, воздушный винт покрылся льдом, мотор начало трясти, да с такой силой, что казалось вот-вот он оторвется от подмоторной рамы. С остановленным мотором нам пришлось садиться в чистом поле. Правда, отделались мы, как говорят, легким испугом, если не считать полученных крепких ушибов. Обругали себя за опрометчивое [167] решение. Но сколько ни ругайся — этим делу не поможешь. Чуть шагнешь — и по пояс уходишь в снег, поднимешь голову — ничего не видно.
Оставив самолет, побрели по полю. Через 2–3 часа выбрались на дорогу и только к концу дня добрались до своего аэродрома.
Явились к Терешкину, доложили, как все произошло. Хотели, дескать, во что бы то ни стало выполнить задание, да вот...
— «Хотели, хотели»! — кипел командир полка. — Мало хотеть, нужно уметь! Забыли, что бывает нелетная погода?
«Драил» он нас по всем «статьям». И стоило. Ведь на самом деле мы допустили грубейшую ошибку.
Получив от командира полка соответствующее внушение, мы приступили к выполнению своих обязанностей. До перелета полка оставались считанные часы. На следующий день наш полк, сделав прощальный круг над аэродромом, взял курс на Сталинград. [168]
Свершилось!
В самые трудные дни, когда, не считаясь с потерями, оголтелый враг несчетными силами обрушивался на Сталинград, когда этот прекрасный город пылал и под градом вражеских бомб превратился в развалины, мы не теряли уверенности в победе. Порой было трудно, гибли наши товарищи, требовалось нечеловеческое напряжение сил, но в сердцах бойцов не было места малодушию и растерянности. Мы твердо знали: выстоим!
Советские люди, воины Страны Советов, воспитанные партией, не отдадут Сталинграда, отстоят родную Волгу!
Громить врага, беспощадно уничтожать его, мстить ему за подлые преступления — вот чем жил каждый фронтовик. Яростная ненависть к врагу выливается в бесстрашные подвиги. Черные стаи фашистских стервятников непрестанно кружились над Сталинградом, засыпая его бомбами. С какой пламенной яростью бросались мы в бой! Мужество, стойкость, отвагу наших воинов сломить было нельзя. Железной стеной встали они у Волги в твердой решимости умереть, но не отступить. И вот настал день, когда враг дрогнул. Под Сталинградом началось наступление Красной Армии. Счастьем и гордостью наполнялись сердца тех, кому выпала честь быть защитником Сталинграда, быть участником великой героической битвы, небывалой в истории войн. Мы ждали этого дня, мы верили в него, мы отдавали все силы и готовы были отдать жизнь свою для того, чтобы он наступил. За осуществление этих великих задач [169] мы готовы были сражаться до последней капли крови.
В сводках Советского информационного бюро пока еще по-прежнему сообщалось: «На фронте существенных изменений не произошло». Но мы уже знали, что 19 ноября наши войска перешли в решительное наступление под Сталинградом и Советская Армия окружает завязшие в городе вражеские войска. Эта радостная весть, которую мы так давно ждали, воодушевляла нас, звала к новым победам над врагом.
Один за другим садились самолеты на аэродром, с которого мы будем громить врага.
Вокруг нашего нового аэродрома до самого горизонта расстилалось ровное снежное поле без единого деревца или кустика.
Не теряя времени, мы оборудовали жилые помещения. Трудились все: летчики, техники, механики. Было сооружено по одной землянке на каждую эскадрилью. В них предстояло отдыхать в перерывах между боевыми вылетами.
Перед нами была поставлена задача — прикрывать штурмовую авиацию и войска на поле боя, а также железнодорожную магистраль Борисоглебск — Сталинград, вести разведку.
К этому времени господство в воздухе полностью перешло к нашей авиации. 16-я воздушная армия имела на вооружении новые совершенные боевые самолеты конструкции Яковлева и Лавочкина. Когда кольцо окружения вражеской группировки сомкнулось, для ее снабжения немецким командованием была брошена транспортная авиация. Но ввиду больших потерь немцы отказались от этой затеи и поддерживали связь с окруженной группировкой в сложных условиях погоды, скрываясь в облаках или одиночными самолетами, ночью.
Силами 16-й и 8-й воздушных армий, в тесном взаимодействии с зенитной артиллерией была организована воздушная блокада группировки. Таким образом, попытка фашистского командования оказать ей помощь с воздуха провалилась.
Мы искали противника в воздухе и на земле, и как только находили — уничтожали. Так было с «Фокке-Вульф-Кондор», летевшим из сталинградского «котла». Его обнаружили наши летчики Белый и Ивлев. [170]
Сбить такой самолет не представляло большого труда, но обнаружить его было очень трудно: «Фокке-Вульф» был камуфлирован и пилотировал его, судя по всему, опытный экипаж. Фашисты ловко использовали рельеф местности и выбрали такой маршрут, где встреча с нашими самолетами была весьма маловероятна.
А когда он был сбит, стало ясно, почему экипаж самолета летел с такими предосторожностями. На нем удирало из Сталинграда четыре генерала и двадцать три офицера.
После первой же атаки наших истребителей от «Фокке-Вульфа» отделились четыре точки. Вскоре в небе распустились четыре парашютных купола. Это генералы покидали обреченный самолет. Но уйти им не удалось. А «Фокке-Вульф» продолжал полет.
Снова атака, отважные летчики ведут огонь с минимальной дистанции. Выход из атаки и... вражеский самолет, разваливаясь в воздухе на части, врезался в землю.
О подвиге наших боевых друзей быстро узнали все части фронта. Командующий фронтом генерал армии Рокоссовский наградил Белого и Ивлева орденом Красного Знамени.
Командование окруженной вражеской группировки выслало на разведку самолет «Юнкерс-88». Он шел на северо-запад, вдоль железнодорожной магистрали Сталинград — Борисоглебск.
Гитлеровские летчики были очень осторожны. Они летели на высоте более 7 тысяч метров и все время старались держаться так, чтобы в случае опасности уйти в облака.
Заметив вражеский самолет, Шавурин быстро пошел на сближение и открыл огонь. «Юнкерс», отстреливаясь, на максимальной скорости пошел с набором высоты, а там облака. Для ведения прицельного огня нет времени, еще несколько секунд — и враг уйдет, скроется в облаках. У советских летчиков есть еще оружие — таран.
Таран! Летчики всего мира с восхищением оценили этот вид воздушной борьбы, требующий железного мужества и огромного мастерства. Только советские соколы, воодушевленные любовью к Родине, смело идут на это рискованное дело и выходят победителями. Они знают одно — бить беспощадно озверелых врагов. [171]
Петр знал, что такое таран. Летом 1942 года в районе Горького он уничтожил тараном вражеский бомбардировщик. Таран — это высшее проявление мужества, воли и самоотверженности. И Шавурин дал газ...
Удар! «Юнкерс» разваливается на части. Поврежденный «Як» вошел в крутую спираль. Перегрузки прижали Петра к сиденью, но богатырская сила и воля летчика спасли его. Шавурин сумел разбить фонарь и покинул самолет. Приземлился он в районе Киквидзе.
Прошло немного времени, и на груди 23-летнего Петра Шавурина рядом с орденом Ленина, полученным за первый таран, засверкала награда и за второй подвиг — Золотая Звезда и еще один орден Ленина. Награде Петра радовался весь полк.
Больше всех, естественно, был счастлив сам виновник торжества. Петр был хорошим и веселым товарищем. Каждый вечер, взяв гитару, вместе со своим другом Виктором Бабичем он услаждал наш слух чудесными украинскими песнями. В эти дни он пел особенно вдохновенно.
В землянке, когда в железной печурке потрескивали поленья, Шавурин и Бабич частенько исполняли очень популярную на фронте песню «Землянка». К ним присоединялись другие летчики, приходили товарищи из соседних эскадрилий.
Зимний день короток. К тому же погода частенько не позволяла подниматься в воздух и днем. В таких случаях, как и вечером, весь полк собирался в школе, где мы ужинали. Пропустив «фронтовые 100 грамм», начинали шутить, петь.
Конечно, не водка поднимала наше настроение. Летчики пили ее, исходя из принципа «раз положено — значит надо».
Организатором импровизированной художественной самодеятельности был капитан Гришков. Он сам сочинял песни, частушки. Причем сочинял прямо здесь, в столовой. Стоило ему произнести одно четверостишие, как со всех сторон сыпались продолжения. Творчество было в полном смысле слова коллективным. В частушках рассказывалось об успехах, о промахах отдельных товарищей.
Гришков обладал целым комплексом талантов. Он не только пел и сочинял частушки, но и рисовал, оформлял [172] стенгазету, боевые листки, которые пользовались большой популярностью.
Надо отметить характерную черту всей нашей самодеятельности. Каждый стремился внести свой вклад, не ожидая, пока его попросят. Все делалось от души.
Ну кто, скажем, агитировал П. И. Шавурина и В. Бабича, чтобы они пели? Никто. Они сами, чувствуя потребность, понимая, как важно поднять настроение, боевой дух товарищей, брали гитару и запевали.
В батальоне аэродромного обслуживания тот же неутомимый Гришков обнаружил одного солдата, который замечательно играл на баяне. Впоследствии, когда полк перебазировался, летчики «похитили» этого солдата. Так он вместе с полком и перелетал с места на место.
Лавры солдата-баяниста не давали покоя летчику Пасюку. Он при первом удобном случае купил в военторге гармонику, обзавелся самоучителем. Едва выдастся свободная минута, начинает «выжимать» одну и ту же мелодию. Желание научиться играть у него было велико, но способностей к этому, как говорится, «не обнаруживалось». И так Пасюк надоел всем своей нудной мелодией, что летчики полушутя-полусерьезно стали желать, чтобы в гармошку попала бомба.
— Тогда бы ты нас терзать перестал, — говорили товарищи.
А Пасюк, хитро улыбаясь, отвечал:
— Вам просто завидно...
Незаметно летит время. В кругу товарищей порой даже забывается, что мы на фронте. И только комиссар 3-й эскадрильи Мирошниченко всегда начеку. Время от времени он выходит на крыльцо и чутко вслушивается в тишину, изредка прерываемую далекими раскатами артиллерийских выстрелов.
Мирошниченко безошибочно определял приближение вражеских самолетов.
— Летят от Вёшенской, — спокойно говорил он, входя в землянку.
Летчики выходили на крыльцо. Вслушивались. Ничего!
— Показалось тебе, — говорил кто-нибудь Мирошниченко.
— Слушай лучше!
И снова все замолкали. Проходила минута, другая, и [173] гул моторов вражеских самолетов различали уже все.
— Вот это уши! Звукоулавливатели!
А Мирошниченко, не стирая с лица спокойной улыбки, говорил:
— Пошли.
И мы направлялись к самолетам. Дежурные истребители, разбрасывая веером снег, уже ушли на взлет.
До тех пор, пока наши друзья не возвращались, никто с аэродрома не уходил. Мы напряженно вглядывались в вечерний сумрак, а когда небо расцвечивалось трассами пуль, затаив дыхание, ждали конца боя.
Зимой 1942/43 года метеорологическая обстановка в районе Сталинграда была сложная. Из-за нее машины иногда сутками не поднимались в небо. Было очень досадно, что в один из самых напряженных периодов Сталинградской битвы, когда группа Манштейна отчаянно пыталась вызволить окруженных в городе гитлеровцев, мы, летчики, практически ничем не могли помочь нашим наземным войскам.
Рядом с аэродромом находилась артиллерийская часть. Несколько в стороне размещался гвардейский минометный полк — наши славные «Катюши».
Мы часто бывали у артиллеристов, спрашивали их о мощи огня, который они могут обрушить на врага, восхищались «Катюшами», сетовали на свою судьбу.
— Сейчас бы летать да летать, а тут сиди, как проклятый...
— Ничего, — утешали нас артиллеристы, — здесь мы и сами справимся, подбросим фрицам огонька. А вам еще работа найдется.
И работа, действительно, находилась. Если у летчиков бывали перерывы, то наши техники и механики никогда не знали покоя.
Чтобы содержать все самолеты в постоянной боевой готовности, воентехники Ткаченко, Жданов и другие делали все, что могли.
Обстановка заставляла порой прибегать к совершенно немыслимым в обычных условиях вещам.
Вот, например, вернулся после боя Виктор Иванов. На плоскостях его самолета надо заделать пробоины. В нормальных условиях это делается очень просто: на пробоины накладываются перкалевые заплаты. Но чтобы приклеить их, нужна соответствующая температура. [174]
А как ее создать на морозе? И вот вместо приклеивания перкали наши авиаспециалисты вморозили ее. В пробоину залили воду и наложили перкаль. Вода быстро замерзла, и лед прихватил заплату.
Прочитав подобное, каждый мало-мальски знакомый с авиационной техникой скажет: это варварство. Верно, конечно, наши техники хорошо понимали это. Но что иное могли они сделать? «Чудовищные», с точки зрения специалиста мирного времени, методы, применяющиеся нашими механиками и техниками, имели один существенный плюс: самолеты летали. И не только летали, но и были вполне боеспособными. А это важнее всех инструкций и наставлений, которые не в силах предусмотреть всего, что случается на войне.
А разве было легче нашим радиоспециалистам? Чтобы обеспечить четкую и бесперебойную работу радиостанций, требовалось на земле не только отремонтировать и отрегулировать их, но и проверить. И снова вопрос: как это сделать? Ведь, кроме маломощных аккумуляторов, никаких аэродромных средств проверки нет в распоряжении. Приходилось запускать мотор самолета и с его помощью проверять радио. Можно представить себе, каково приходилось радиотехнику, когда термометр показывал минус 40, а ветер от винта продувал буквально насквозь. И все же благодаря стараниям техника по радио Николая Васильевича Жданова и его помощников радиостанции работали безотказно.
Нам, летчикам, сложные метеоусловия приносили дополнительный отдых, а на авиаспециалистов они взваливали дополнительные трудности. Немало хлопот причиняли им и неурядицы со снабжением.
Перед полком стояла задача — перехватывать самолеты, идущие на большой высоте. Для высотных полетов необходим был кислород. Однако те запасы, которые имелись, мы быстро расходовали. Приходилось нашим техникам ездить в соседние полки, которым кислород был не нужен, и выпрашивать его.
Однажды Жданов, нагрузив машину пустыми баллонами, отправился в соседний истребительный полк.
Когда выезжали, погода была более или менее нормальная. А в дороге закрутила пурга, да еще какая! Шофер сбился с пути и вел машину наугад. Кругом белым-бело, [175] никаких ориентиров. Ехали, ехали, и вдруг перед машиной поднимается боец в белом маскировочном халате.
— Куда прете? С ума сошли? В двухстах метрах немцы!
Не окажись на пути этот боец, угодили бы наши товарищи в лапы к врагам.
Когда Жданов, вернувшись в полк, рассказывал нам об этом случае, он по своему обыкновению так и сыпал шуточками, стремясь представить случившееся в виде смешного происшествия. Но на войне такие происшествия нередко стоят жизни.
Коля Жданов был неистощимым шутником. И сейчас, будучи уже полковником, при наших встречах не забывает шутку. Наши однополчане до сих пор помнят один забавный момент.
Новый, 1943 год мы встречали в торжественной обстановке. Зачитали поздравления от Военного Совета фронта, командующего армией. Когда пропустили по рюмке-другой, поднялся Петя Шавурин:
— Товарищи летчики, инженеры, техники, чего бы вы хотели сейчас?
Неугомонный Жданов гаркнул:
— Добавки!..
Новый год начался хорошо. До нас дошли вести, что под Сталинград прибывают свежие части.
— Скоро фрицам конец! — говорили мы.
Кольцо окружения сжималось все туже, и было ясно, что дни группировки Паулюса сочтены.
Как-то вечером, наговорившись досыта о радостных вестях с фронта, мы улеглись спать. И вдруг в дверь постучали. Сначала несмело, а потом властно забарабанили. Мы вскочили с постелей, соблюдая осторожность.
Не зажигая огня, подошли к двери.
— Кто там? — спросил Мирошниченко.
— Открывай, милый! Свои.
Мы зажгли свет, распахнули дверь. В комнату вошли несколько здоровенных парней. Белые маскировочные халаты плотно облегали теплые ватники. В руках солдат чернели автоматы.
— Не иначе, как сибиряки, — высказал предположение Шавурин. [176]
— Точно. А вы кто будете?
— Летчики.
Солдаты сразу засмущались.
— Вы нас простите за беспокойство. Мы не знали...
— Что вы извиняетесь? — перебил их Мирошниченко.
— Ну, как же? Вы, небось, за день-то так намаялись. Вам отдохнуть надо.
— Вам тоже отдохнуть надо.
— Да мы и в стогу переночуем. Одеты тепло, не прошибет.
Для убедительности говоривший солдат откинул полу маскировочного халата, показал ватные штаны и притопнул ногой, обутой в валенок.
Сибиряки потянулись к выходу, но мы уговорили их остаться с нами.
— Бросьте вы это, ребята! — Шавурин обнял за плечи двух солдат, стоявших впереди. — Вам еще немало ночей придется провести на морозе. Располагайтесь.
И хотя комната была невелика, десяток бойцов мы на ночлег устроили. Так же встретили пехотинцев наши друзья, жившие в других домах. Да и могло ли быть иначе?
Окруженная фашистская группировка доживала последние дни. Чем только могли, помогали мы наземным войскам — летали на штурмовку, вели разведку, перехватывали вражеские самолеты, осуществлявшие связь с войсками Паулюса.
В частях проводилась напряженная работа по подготовке личного состава к новым боям. Огромную мобилизационную роль сыграло обращение Военного Совета фронта. Вот оно.
«Славные воины Советского Отечества!
Настал час окончательного разгрома и уничтожения окруженной немецкой группировки под Сталинградом!
Мы терпеливо ждали благоразумного решения командования окруженных немецких войск — прекратить бессмысленное сопротивление, гарантировали всем сдавшимся сохранение жизни. Немецко-фашистские бандиты не захотели сложить оружия, они все еще рассчитывают на помощь, обещанную Гитлером. [177]
А раз так, то когда враг не сдается — его уничтожают!..
В победный, решительный бой, дорогие товарищи! Военный Совет фронта.
Приказ войскам Донского фронта № 26 от 9 января 1943 года».
Политические работники ознакомили с обращением буквально всех. В словах этого документа, призывавшего нанести решительный удар врагу, солдаты и офицеры черпали уверенность в полном успехе борьбы.
Решая совместно боевые задачи, мы с танкистами, артиллеристами, пехотинцами по картам отрабатывали наиболее вероятные варианты совместных боевых действий по уничтожению окруженной группировки.
2 февраля закончилась беспримерная Сталинградская эпопея. Враг был разгромлен, свыше 200 тысяч солдат, офицеров и генералов гитлеровской армии были пленены.
Советский народ и его Вооруженные Силы под руководством Коммунистической партии нанесли тяжелое поражение немецко-фашистским войскам в грандиозной битве на Волге.
Это был исторический этап на пути к победе нашей Родины над фашистской Германией.
В этой битве, проходившей на огромной территории между излучиной Дона и Волгой, Советская Армия в результате многодневных сражений остановила главную ударную группировку врага и, перейдя в контрнаступление, положила начало массовому изгнанию немецко-фашистских оккупантов из пределов нашей страны.
Наш полк перебазировался в Борисоглебск. Мы получили указание прикрыть железнодорожный узел.
Пребывание в Борисоглебске совпало с памятным для нас событием.
Было это 14 февраля. Вечером, после ужина, мы сидели дома, разговаривали, вспоминая боевые дни, родных. Воентехник Жданов возился около приемника — сегодня он обещал устроить нам прослушивание последних известий. [178]
Жданов слово свое сдержал. В наш домик ворвался голос родной Москвы.
Как радостно было слышать сводку Советского информбюро, в которой перечислялись отбитые у врага населенные пункты!
Прослушав сводку, мы тут же начали отмечать на карте, куда продвинулись наши войска. Все разом заговорили.
— Тише, — вдруг послышался голос Жданова. — Передают Указ о присвоении звания Героя Советского Союза летчикам.
Мы притихли. Приятно услышать, что наших товарищей отмечают высшей наградой Родины.
Но того, что мы услышали, не ожидал никто из нас. Диктор читал фамилии:
— Коблову Сергею Константиновичу...
— Козлову Николаю Александровичу...
— Шавурину Петру Ивановичу...
И не успел диктор закончить читать подписи под Указом, как к нам бросились друзья, стали поздравлять.
Вскоре после подъема в полку состоялся митинг. Приехало командование дивизии.
Когда полк был построен и перед строем появилось боевое знамя полка, комдив полковник Костенко приказал:
— Летчикам Коблову, Козлову и Шавурину выйти из строя!
Мы выполнили команду. Командир дивизии зачитал Указ и передал нам поздравления от командующего войсками противовоздушной обороны страны генерал-полковника Громадина и командующего фронтом генерала армии Рокоссовского.
Холодный ветер забирался под полы моего кожаного реглана, прошедшего со мною бои, в нем я был сбит под Брянском. Левая пола прожжена, локоть правого рукава заштопан. Глядя на реглан, я вспомнил свой боевой путь от Барановичей до Борисоглебска...
Выступили наши товарищи. Мы, все трое, поклялись еще решительнее громить врага, не жалея сил для победы.
— Спасибо партии, народу, — говорили награжденные. [179]
— Великую честь, которой удостоила нас Родина, оправдаем.
Через несколько дней наш полк получил новое задание: участвовать в боях за освобождение Харькова.
Затем были Курск, Украина, Белоруссия, Польша, Берлин... [180]
Судьба 162-го истребительного
После переформирования и получения новой авиационной техники полк с января 1942 года вел боевые действия под Москвой, затем участвовал в боях на Курской дуге, под Смоленском, в Белоруссии, Восточной Пруссии.
С апреля 1943 года полк принял майор Коломин, участник боев с белофиннами, имевший к тому времени 4 сбитых самолета противника, награжденный орденами Красного Знамени и Красной Звезды. Это был умелый руководитель, отличный летчик-истребитель, незаурядный организатор, заслуживший большой авторитет и любовь товарищей.
Командир по праву был вожаком в боевой работе, лично водил группы самолетов на задание. С каждым днем увеличивался счет сбитых самолетов противника. Сбивают самолеты летчики Грибов, Адольф, Сероглазов и другие.
В боевой обстановке ни на минуту не прекращается партийная работа, проводится летно-тактическая конференция и ряд других мероприятий, способствующих совершенствованию летного мастерства, особенно молодых летчиков.
Технический состав проделал большую работу: в течение трех дней была тщательно осмотрена и отремонтирована материальная часть.
В мае 1943 года, когда полк находился на полевом аэродроме, его посетил командующий 1-й ВА генерал-лейтенант авиации Громов. С 12 июня полк [181] начал боевые действия в Орловско-Болховской операции.
Первыми открыли счет сбитых самолетов противника в этой грандиозной операции капитан Горохов, младшие лейтенанты Щеголев и Морозов, которые в одном бою сбили 3 самолета «ФВ-190» и не дали атаковать штурмовиков, которых сопровождали. В то время напряжение боевой работы было велико, каждый летчик совершал 3–4 вылета в день.
Но люди ради победы не считались ни с какими трудностями. Особенно отличались в боевой работе капитаны Горохов, Адольф, Афонин, Топонкин, старшие лейтенанты Сычев, Барановский, Алексеев, лейтенант Минарский и молодые летчики Ермаков, Гафанов, Мишко.
Технический состав жил на аэродроме — в шалашах, под плоскостями самолетов. Отлично готовили материальную часть, умело устраняли повреждения, полученные в воздушных боях. Образцы в работе показывали старший техник-лейтенант Ванин, техники-лейтенанты Тоболев, Суховеров, Дзюба, старшина Колодий и другие.
Оперативно работали партийная и комсомольская организации. Отличившихся в боях принимали в партию и комсомол. Наглядная агитация, беседы о лучших техниках, летчиках, специалистах, боевые листки мобилизовывали людей на успешное выполнение заданий. Многие были награждены орденами и медалями.
До первого августа 1943 года на Орловско-Болховском направлении в упорных и ожесточенных боях летчики сбили 35 самолетов противника, потеряв при этом; 4 своих. Полком было совершено 493 боевых вылета, Вот только несколько боевых эпизодов, наиболее характерных.
12 января 1943 года шестерка «Як-7», ведомая капитаном Адольфом, сопровождала штурмовиков на направлении прорыва обороны противника в районе Ульяново. При попытке истребителей «ФВ-190» атаковать штурмовиков завязался воздушный бой. Решительной атакой капитан Адольф сбил один «ФВ-190», остальные восемь покинули поле боя.
13 июля 1943 года шесть самолетов «Як-7» под командованием капитана Горохова завязали воздушный [182] бой с четырьмя «ФВ-190» и двумя «Ме-109». В этом бою было сбито 3 самолета противника.
4 июля 1943 года звено разведчиков лейтенанта Минарского, выполняя задание по разведке войск противника в районе Жиздра (под Брянском), встретило две группы «Ю-88» по 9 самолетов. Лейтенант Минарский первым сбил «Ю-88», а за ним второй «Ю-88» уничтожил лейтенант Сычев. Остальные 16 «Ю-88» беспорядочно сбросили бомбы и ушли обратно. В этот же день группа в 10 «Як-7» капитана Горохова, сопровождая штурмовиков, вступила в бой с двенадцатью «ФВ-190», уничтожила 2 самолета противника и обеспечила выполнение задачи штурмовиками.
Аналогичные бои полк проводил в день несколько раз, но 12 августа 1943 года был одним из самых напряженных дней: частью было сбито 23 самолета противника. Командир четыре раза водил группы на задания, и летчики неизменно добивались успеха. Бои наблюдал заместитель командующего 1-й ВА, который дал высокую оценку летному составу. Летчики, участвующие в этих боях, были представлены к правительственным наградам.
Весть об успехах части облетела весь фронт. О летчиках, их опыте писали фронтовые газеты, в них помещались фотографии мастеров воздушного боя Коломина, Афонина, Адольфа и Горохова, над фотографиями крупная надпись: «Они сбили 57 немецких самолетов».
Многие воздушные бои проходили на виду у наших наземных войск. Наблюдая их, солдаты и офицеры восхищались действиями летчиков, а при случае конкретно проявляли свою любовь к ним.
Так было 12 августа 1943 года, когда отважная десятка «Як-7» под командованием майора Коломина завязала воздушный бой с двадцатью «Ю-88» и шестнадцатью «ФВ-190». В этом бою бомбардировщики противника к цели допущены не были, бомбы они сбросили на свои войска и, кроме того, было сбито 5 самолетов противника. Наша группа умело выполнила задание, но несчастье постигло старшего лейтенанта Алексеева. Его самолет был подожжен термитным снарядом, и летчику пришлось покинуть горящий самолет на парашюте. Обгоревший, он приземлился на нейтральной полосе. [183]
Наши бойцы решили спасти его. Семь человек выскочили из траншеи, схватили Алексеева и под ураганным огнем противника унесли к себе в укрытие. При этом трое бойцов было убито.
Подвиг совершил в эти дни молодой летчик Габдула Гафанов. Выполняя одно из заданий по прикрытию наземных войск и видя, что противник атакует его командира капитана Афонина, Гафанов, не имея возможности атаковать противника, преградил путь своим самолетом и был подожжен. Но герой спас жизнь командиру, который продолжал управлять боем.
Полк принимал участие в борьбе за освобождение Смоленска. Было сбито 20 самолетов противника. В этот период наши войска снова перешли в наступление и гнали противника в направлении Орша — Могилев.
Начинается новый этап боевой работы полка — борьба за освобождение советской Белоруссии. На Оршанском направлении противник ввел лучшие свои силы, представленные истребительной эскадрой «Мельдерс» и другими отборными частями. Разгорелись серьезные воздушные бои.
23 февраля 1943 года. В этот памятный день полку было вручено боевое Красное знамя. И наш коллектив не посрамил святыни: часть в 1943 году провела 146 воздушных боев, в результате которых было сбито 144 самолета противника. Было совершено 4603 боевых вылета.
В 1944 году полк ведет боевую работу на Оршанском и Витебском направлениях.
1 января 1944 года при вылете на разведку погиб от заградительного огня прославленный летчик части командир 2-й авиаэскадрильи капитан Горохов. Скромный, молчаливый в обыденной жизни, капитан Горохов преображался в воздухе, становился истинной грозой для фашистских стервятников. Он всегда искал боя с противником. 23 сбитых самолета врага свидетельствуют о его высоком мастерстве. Советское правительство высоко оценило боевую работу летчика Горохова, присвоив ему звание Героя Советского Союза.
23 июня 1944 года полк начал самые активные действия в Белорусской операции. В отдельные дни проводилось 100–120 боевых вылетов. За отличные действия при прорыве обороны противника на [184] реке Проня и овладении городом Могилевом полк дважды отмечался в приказе Верховного главнокомандующего.
Вслед за наступающими наземными войсками полк перелетел на полевой аэродром южнее Минска, но в ходе боев аэродром подвергся нападению окруженной группировки немцев. Такая обстановка не раз заставляла после выполнения задания штурмовать в районе аэродрома группы противника, накапливавшиеся для атак. Впоследствии, видя организованную оборону аэродрома, фашистские вояки начали сдаваться в плен, отдельные группы солдат и офицеров вылавливались бойцами полка. В сражении за город Гродно было проведено много воздушных боев, сбиты десятки самолетов противника. Часть заслуженно получила наименование «Гродненской».
В боях за город Волковысск армейская газета в августе 1944 года писала:
«...Зенитный снаряд разорвался под плоскостью «Ильюшина». Осколки повредили машину, и она начала отставать. Это заметил командир группы сопровождения лейтенант Суни-Оглы. Передав командование своему заместителю, он один остался с подбитым штурмовиком.
Спустя несколько минут полета Суни-Оглы подвергся одновременной атаке 4 «ФВ-190». На сходящихся курсах, парами, сверху и снизу, немцы шли на сближение. Они решили, вероятно, вначале сбить наш истребитель, а затем расправиться со штурмовиком.
Численное превосходство врага не сломило воли Суни-Оглы. Он решил любой ценой защитить штурмовик. Сделав крутую горку, смелый летчик ускользнул из-под удара верхней пары. Немцы проскочили рядом.
Бросив машину в пике, Суни-Оглы первым открыл огонь по нижней паре врага, отсек ее и вновь приблизился к штурмовику.
Неудачными оказались 2-я и 3-я атаки сверху второй пары противника. «Як» увернулся горкой и, выйдя из нее боевым разворотом, очутился на короткой дистанции с одним из «фоккеров». Меткая очередь Суни-Оглы положила конец немецкой машине. Он вышел из боя тогда, когда штурмовик был вне опасности. [185]
Так закончился неравный бой одного «Яка» с четырьмя «Фокке-Вульфами»...
За успешные боевые действия Указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 августа 1944 года часть была награждена орденом Красного Знамени.
Полк участвовал в боях по освобождению польского народа от немецко-фашистских захватчиков.
За овладение городами Восточной Пруссии полк удостаивается вновь благодарности Верховного главнокомандующего. Выделяются своими штурмовыми действиями старший лейтенант Бадэр, капитан Аносов, младший лейтенант Горюнов, старшие лейтенанты Бахирев, Белоусов, Пахомов, Коршунов, Маркевич и другие.
После ликвидации данцигского «котла» полк принимает участие в окончательном разгроме немецко-фашистских захватчиков. В боях за Штеттин и Свинемюнде полк снова отмечается, его наградили орденом Суворова 3-й степени.
Вместе со всем советским народом с огромным воодушевлением личный состав полка встретил великий День Победы.
За период Отечественной войны полк произвел 8593 боевых вылета, сбил 201 самолет противника.
Полк дал стране Героев Советского Союза: майора Ю. И. Горохова, капитана В. С. Киселева, подполковника П. И. Коломина, подполковника Н. М. Онопченко.
Полк был награжден орденами Суворова 3-й степени, боевого Красного Знамени, медалью «За взятие Кенигсберга».
54 раза отмечался наш полк в приказах Верховного главнокомандующего. Всю жизнь старые бойцы будут вспоминать о тех временах, когда в боях за независимость нашей великой Родины сложилась и окрепла их боевая дружба, священное солдатское братство. Гордость великой победой живет не только в их сердцах, но и в сердцах детей и внуков, которые развернут знамя коммунизма на всей земле.
Май 1968 года.
Энский гарнизон.