В небе над Волгой
В то время Сталинград был еще глубоким тылом, но Главное командование, как показали дальнейшие события, не случайно направляло боевые части именно в этот район. Здесь же, по соседству, на одном аэродроме с нами находился полк, которым командовал майор Капустин. С летчиками и техниками этого полка у нас сразу же установились теплые, товарищеские взаимоотношения. Соседи рассказывали нам, что немецкие боевые самолеты над Сталинградом пока не появлялись, но разведчики летали.
С прибытием в Сталинград мы продолжали сколачивать боевой коллектив. Главным образом отрабатывали пилотаж в зоне, воздушные бои и стрельбы по воздушным и наземным целям.
На самолетах «Ути-4» производили полеты в облаках и ночью, а затем эти задачи выполняли на боевых самолетах «МиГ-3». С помощью соседей изучили район боевых действий, определили наиболее вероятные маршруты вражеских воздушных разведчиков.
В мае фашистские разведчики хотя и редко, но стали появляться в районе Сталинградского промышленного района.
Сбить вражеский самолет-разведчик не так-то легко. Трудность заключалась в том, что управление истребителями в воздухе должным образом не было еще отработано.
Год войны принес большие изменения в организации и обеспечении ПВО боевой техникой. Войска ПВО значительно [114] лучше оснастились как боевой техникой, так и средствами обеспечения. Но еще много было неясного, особенно в вопросах управления, наведения истребителей на воздушного противника и в организации взаимодействия.
Трудности перехвата разведчиков усугублялись тем, что разведывательные полеты проходили на больших в то время высотах: 7–8 тысяч метров. В результате получалось, что, как мы ни старались уничтожить врага, он чаще всего уходил невредимым.
Не раз и не два командование дивизии собирало летчиков обоих полков, базировавшихся рядом. Мы анализировали свои промахи, тщательно изучали маршруты и профиль полетов воздушных разведчиков противника. Немцы летали на разведку в район Сталинграда из районов Мариуполя, Полтавы, но к цели, как правило, шли с юго-запада. От Сталинграда они уходили разными путями. То их маршрут пролегал через Элисту, Владимировку, то через Цимлянскую. Главной целью их наблюдения, как мы убедились, были железнодорожные линии и река Волга, особенно направление Сталинград — Борисоглебск, Сталинград — Калач, Морозовская, Лихая, Котельниково, Ростов и, конечно, Сталинград.
Все же в действиях фашистских летчиков нам удалось найти определенные закономерности. Какими бы путями ни шли они к Сталинграду, но в район города выходили по определенным маршрутам. Кроме того, они появлялись приблизительно в одно и то же время.
Изучив все накопившиеся данные, командование приняло решение: при появлении немецких самолетов поднимать в воздух пары и звенья, которые затем дежурили в воздухе в зонах вероятных маршрутов разведчиков на высоте до 8 тысяч метров.
Борьба с разведчиками — это особый вид воздушного боя, требующий прежде всего большой выдержки и упорства, умения хорошо ориентироваться в воздухе при поиске противника. Можно несколько раз вылететь (а это было очень часто) в заданный район и вернуться ни с чем — врага не обнаружишь. Но нельзя терять терпение. Когда снайпер охотится за вражеским стрелком, он подчас сутками лежит не шелохнувшись. Так и для нас, летчиков-истребителей, в охоте за разведчиками [115] выдержка играла первостепенную роль. Искать, искать и искать — стало нашим девизом. И труд наш не пропал даром.
Вот ясный солнечный день. Видимость, как говорят летчики, — миллион на миллион. В зоне барражирования — сержант Лямин. Короткие, ясные команды с КП, и летчики разворачивают свои самолеты на заданный курс. Через некоторое время они замечают вражеский разведчик. Началось единоборство. Лямин, израсходовав боекомплект, таранным ударом уничтожил разведчика в небе Сталинграда.
В следующий раз Виктор Смирнов, опытный дальневосточный летчик, меткой очередью на бреющем полете вогнал в землю другого фашистского пирата.
После некоторой паузы разведчики появились вновь. 24 мая 1942 года было ясно, солнечно. Ранним утром, когда мы приехали на аэродром, все с наслаждением вдыхали чистый воздух.
Около пяти часов утра. Масленников и я вылетели на барражирование. Быстро набрали высоту. Когда стрелка высотомера показала 8800 метров, приступили к дежурству в заданном районе. Настроение у нас было подстать погоде — такое же хорошее. Но шло время, а вражеский разведчик не появлялся. Пришлось садиться с неизрасходованным боевым комплектом. После пребывания на большой высоте чувствовалось утомление. Механик самолета сержант Фролкин готовил самолет к повторному вылету. Я лег под плоскость, подложив под голову, как подушку, парашют. Тянул свежий ветерок, приятно обдувая разгоряченное после полета лицо. В это время мне передали письмо от старшего брата, воевавшего под Старой Руссой. Вспомнились жена и дочь. Тяжелые мысли затуманили в сознании все краски майского дня... Вдруг раздались гулкие хлопки разрывов зенитных снарядов. Быстро вскочив на ноги, надел парашют и занял место в кабине самолета. Смотрю вверх и вижу, как на большой высоте, оставляя за собой шлейф инверсии, на северо-запад летит вражеский самолет.
На перехват врагу по команде находившегося в Бекетовке командира дивизии Героя Советского Союза полковника И. И. Красноюрченко взлетели три пары истребителей соседнего полка и пара наших «МиГ-3». [116]
Во мне все напряжено. Мысленно я уже там, в небе, веду схватку с врагом.
— Разрешите вылет, — запрашиваю по радио.
В наушниках шлемофона раздался треск, и до меня долетел лишь конец слова:
— ...шаю!
Не стал разбираться, что это значит. «Не разрешаю» или, наоборот, «разрешаю».
— Убрать колодки!
Сержант Фролкин из-за шума мотора ничего не слышит, но он понимает меня и без слов. И прямо с места стоянки взлетаю.
На максимальном режиме с набором высоты беру курс на запад в сторону города Калача и станции Ложки. Я был твердо убежден, что вражеский самолет пойдет именно туда, и моя задача — достичь этого района раньше.
«МиГу» словно передалось мое волнение и дыхание. Самолет мелко дрожит и идет на максимальной скорости с набором. И вот уже в заданной точке. Высота — 8500 метров. Теперь надо ждать. Идут томительные минуты ожидания и поиска.
Внимание обострено. Надеяться не на кого, кроме самого себя. Если вовремя замечу врага — успех обеспечен. А если немцы раньше обнаружат мой самолет, то придется возвращаться ни с чем.
Но нет, не проскользнул враг! Минуты через 3–4 вижу на востоке точку. Это либо враг, либо наш самолет. Хочется, чтобы был разведчик. В любом случае надо быть готовым. Ведь прошло 8 месяцев с тех пор, как я участвовал в воздушном бою под Брянском.
Зорко всматриваюсь в воздушное пространство, занимаю исходное положение для атаки. Точка приближается, увеличивается в размерах. Теперь уже сомнений нет — это он, «Юнкерс-88».
— Противник обнаружен в районе Калач — Ложки, — докладываю по радио на командный пункт полка, где находился полковник Красноюрченко. — Атакую.
И вот уже мой «МиГ» уверенно идет навстречу фашистскому стервятнику.
Атака была стремительной. Первой же очередью мне удалось уничтожить верхнего стрелка. Казалось, что [117] победа близка. И надо же такому случиться: на моем самолете заело ленту снарядов. «Юнкерс», воспользовавшись этим, уходит на северо-запад, где километрах в 25 от нас плыли облака.
Решение созрело мгновенно: таранить!
Видя, что стрелок убит, выхожу вперед, пересекаю курс «юнкерса», вынуждаю его свернуть влево на 90° и пойти на юг, где небо сияет голубизной и где нет облаков, в которых он мог бы спрятаться.
На разведку, как известно, летали опытные летчики. Таким оказался и мой противник. Умело маневрируя, он ушел из-под удара. Таран не удался. «Ю-88» стал резко пикировать, а на минимальной высоте перешел на бреющий полет.
Расчет противника ясен: он полагал, что на малой высоте сумеет слиться с землей и я потеряю его из вида.
Что ж, враг рассчитал верно. Но он не учел одного: характера советских людей, их готовности биться до последнего. Да и где было ему, выкормышу фашизма, понять душу советского человека!
На бреющем полете и максимальной скорости неотступно следую за «юнкерсом». Эх, если бы не отказало оружие! Одна, две очереди и — все. Правда, и враг не стреляет — ведь стрелок убит.
Юнкерс делает резкие развороты то вправо, то влево, не позволяя подойти вплотную.
И все же я изловчился. В момент разворота «юнкерса» влево «подлез» под него снизу, уравновесил скорость и ударил винтом по хвостовому оперению.
Я потерял сознание. Таран произошел на высоте около 30 метров, и падение было бы гибельным. Но поскольку бил по врагу снизу вверх, мой самолет вначале пошел с набором высоты. Я успел прийти в сознание и даже выпустил шасси. Это, конечно, была не посадка, а падение, но родная земля недалеко от станции Милютинской «мягко» приняла своего сына. Я остался жив. Правда, вновь пострадала левая нога. Да и синяков набил себе вполне достаточно.
Я сидел около самолета на земле и, перекатывая во рту горькую травинку, смотрел в небо. Тишина и зной. Словно нет никакой войны.
Но мысль эта мелькнула и тотчас исчезла. Грохот [118] далеких взрывов, безлюдье широкого поля вернули меня к действительности.
Часа через полтора прямо на поле, недалеко от моего «МиГа», приземлился краснозвездный самолет «УТ-2». Не успел я встать на ноги, как увидел вылезающего из самолета командира дивизии полковника Красноюрченко. Он бегом направился ко мне и, не говоря ни слова, крепко обнял меня и расцеловал. Сразу отлегло от сердца. Ведь я сам себя утешал мыслью, что не расслышал ответа командира дивизии на просьбу разрешить вылет. Я был достаточно опытен, чтобы понять, что он ответил «Не разрешаю». Но теперь, очевидно, и Красноюрченко согласен, что я его просто не понял...
Командир дивизии подробно расспросил о бое. Пока я рассказывал, рядом приземлился еще один самолет. Полковник приказал мне занять место пассажира, и мы отправились домой.
Несколько дней мне снова пришлось провести в госпитале — залечивать ушибы, полученные при таране. Медицинский персонал, как всегда, окружал нас самой теплой заботой, и эта теплота лучше, чем что-либо другое, помогала восстанавливать здоровье и силы. [119]
Первый орден
После госпиталя мне предоставили отпуск. Командование преподнесло мне большой сюрприз: меня отправили в Москву для получения ордена Красной Звезды, которым я был награжден еще в сентябре 1941 года.
И вот я с волнением хожу по улицам столицы.
Впервые я был в Москве в 1938 году, когда ехал в авиационное училище. Тогда она запомнилась мне шумной, веселой. А сейчас лица москвичей посуровели. Правда, фашистов отогнали от города, но фронт проходил сравнительно недалеко. В скверах торчали стволы зенитных орудий. По улицам проходили бойцы с аэростатами воздушного заграждения. Плотные чехлы укрывали кремлевские звезды. Стены Кремля, Красная площадь камуфлированы. Повсюду чувствовалось дыхание войны...
Когда прибыл в Кремль, там была спокойная, деловая атмосфера. Всех награжденных пригласили в Свердловский зал.
— Садитесь, товарищи, — предложили нам.
Мы сели. Несколько минут в зале царило молчание. Волнение охватило всех. Мы — в Кремле! Нам будут вручать награды!
В назначенное время, точно, минута в минуту, в зал вошли Михаил Иванович Калинин и секретарь Президиума Верховного Совета СССР Горкин.
Тепло поздоровавшись с нами, Михаил Иванович встал около стола, на котором лежали награды. Горкин стал читать Указы о награждении. [120]
Один за другим фронтовики подходили к Всесоюзному старосте. Каждого товарища встречали дружными, горячими аплодисментами. Радостное возбуждение владело всеми нами. И вот я услышал свою фамилию...
Словно в тумане, шагал к столу. Михаил Иванович приветливо, ободряюще улыбался. Крепко, по-отечески, пожав руку, он вручил орден и сказал:
— Благодарю вас, товарищ Козлов.
«Спасибо партии, народу. Спасибо за награду, за то, что воспитали меня, дали могучее оружие, научили сражаться с врагом», — хотелось сказать мне. Но лишь коротко ответил:
— Служу Советскому Союзу.
А когда вручение наград кончилось, Михаил Иванович охотно сфотографировался с нами. И все время он приветливо беседовал с фронтовиками, шутил. М. И. Калинин держался с нами так просто, непринужденно, что мы чувствовали себя словно в гостях у доброго отца.
Окрыленный, вернулся я в Сталинград.
В штабе дивизии доложил полковнику И. И. Красноюрченко, что из отпуска прибыл.
— Отлично, — сказал он. — Принимайте эскадрилью в полку Капустина.
Я «перебазировался» на другую сторону аэродрома.
Обычно на новом месте каждый человек первое время чувствует себя довольно скованно. Ты никого не знаешь, и тебя не знают. Ты приглядываешься к новым сослуживцам, они — к тебе. Процесс этот протекает не очень спокойно и не всегда безболезненно.
Но мне на новом месте долго осваиваться не пришлось. Поскольку мы стояли на одном аэродроме, летчики обоих полков хорошо знали друг друга, и я сразу оказался в своей среде.
У личного состава этого полка уже были славные традиции. Майор Капустин сражался за Одессу. Его заместитель майор Каменщиков был удостоен звания Героя Советского Союза за подвиги в боях под Москвой. Командир эскадрильи капитан Смирнов в январе — марте 1942 года сбил два вражеских разведчика.
В эскадрилье, вверенной мне, многие летчики тоже уже были обстреляны. Комиссар эскадрильи — старший лейтенант Башкиров, старший лейтенант Чумаков, лейтенант [121] Васин, младшие лейтенанты Лямин и Гультяев имели на своем боевом счету сбитые самолеты врага.
Но были в эскадрилье и молодые бойцы, которые еще не нюхали по-настоящему пороха. Их надлежало как можно скорее ввести в строй. Однако для этого мне самому нужно было сделать очень многое.
До этого я летал на «МиГах», а этот полк был вооружен истребителями конструкции Яковлева — «Як-1» и «Як-7».
По тактико-техническим данным, эти самолеты значительно превосходили «МиГи». Истребители Яковлева отличались более высокой горизонтальной и вертикальной скоростью, имели лучшие данные в вертикальном и горизонтальном маневре, были менее строги на взлете и при посадке. Важным преимуществом «Яка» было вооружение: он имел пушку.
В те дни противник довольно редко беспокоил нас и мы использовали время для повышения летной выучки.
Особое внимание уделялось отработке форм и способов ведения боевых действий против бомбардировщиков, прикрытых истребителями, а также против одних истребителей. Кроме того, готовились наносить удары и по наземным войскам.
Материала для изучения противника у нас было вполне достаточно. Мы анализировали проведенные воздушные бои, все лучшее брали на вооружение.
Нужно было как можно скорее ввести в строй молодежь. Сержанты Лопарев, Трофимов, Тюрин и некоторые другие летчики прибыли в полк прямо из училищ, где прошли ускоренный курс обучения. Им предстояло еще много работать, чтобы стать настоящими защитниками родного неба.
Основную работу с молодыми летчиками вели командиры звеньев. Они отрабатывали с ними штурманскую подготовку, технику пилотирования в зоне, особенно сложный и высший пилотаж.
Боевой опыт наглядно показал, как велико значение штурманской подготовки летчика. Не освоив ее досконально, воздушный боец не сможет уверенно вести бой и вообще выполнить более или менее сложное задание. Лишь освоив все тонкости штурманского дела, летчик как бы срастается с самолетом. И если в бою по каким-либо причинам он оторвется от группы, окажется в одиночестве, [122] то, владея штурманскими навыками, он легко восстановит ориентировку, определит свое местонахождение и сумеет выйти туда, куда нужно. Не излишне заметить, что тогда радиооборудования для самолетовождения на борту машин не было.
В руках умелого бойца самолет-истребитель «Як-1» был весьма грозной машиной, и мы стремились к тому, чтобы каждый летчик мог «выжать» из него все, что он в состоянии дать.
Особое внимание обращалось на огневую подготовку. Важность ее еще раз подтвердил случай с молодым летчиком Юрием Ляминым. Впервые встретив в воздухе «Ю-88», он смело и решительно пошел в атаку. На стороне Юрия была внезапность, и при метком огне он быстро покончил бы с противником. Однако молодой летчик открыл огонь со слишком большой дистанции. Атака следует за атакой, но огонь его пулеметов малоэффективен. А тут и боезапас кончился. Нужно отдать Юрию должное. В трудной ситуации он проявил большую волю к победе, мужество и героизм. Лямин уничтожил вражеский бомбардировщик тараном, а сам благополучно совершил посадку.
Говорят, победителей не судят. Но сам Юрий сделал из этого случая необходимый вывод.
Это был очень смелый и способный летчик. 6 сентября 1942 года в неравном воздушном бою над Сталинградом Юрий погиб смертью героя. [123]
Не числом, а умением
Солнце, повисшее над степью, палит с такой силой, что кажется, его лучи придавливают к земле. Трава на аэродроме пожелтела. Листья на деревьях, словно стремясь укрыться от солнечных лучей, свернулись в трубочки.
Жарко! Чуть-чуть потянет прохладой с Волги, и снова зной, зной, зной...
В эти дни враг развернул наступление на Сталинград.
Пролетая над степью, мы видели, как внизу ползут коробки фашистских танков, движутся колонны войск. Гитлеровское командование бросило на город огромные силы, не только наземные, но и воздушные.
Битва на Волге развернулась в сложной для нашей Родины военно-политической обстановке.
Обязательства об открытии второго фронта в Европе союзники не выполнили. Наша армия вынуждена была одна сражаться с основными силами армий фашистского блока. Только с марта до середины ноября 1942 года на советско-германский фронт было переброшено 80 дивизий.
Имея превосходство в людях и вооружении, немецко-фашистское командование ставило своей целью окончательно разгромить основные силы Красной Армии и закончить войну против Советского Союза в 1942 году.
В начале операции германское командование планировало [124] захватить Сталинград сравнительно ограниченными силами 6-й армии.
Но мероприятия советского командования по усилению оборонявшихся здесь войск и их упорное сопротивление затормозили наступление противника. Гитлеровский генералитет в июле — августе был вынужден бросить с Северокавказского направления на усиление 6-й армии 4-ю танковую армию, 8-ю итальянскую армию и несколько отдельных дивизий немцев и румын.
На Сталинградском направлении общее число вражеских соединений было доведено до 50. Непрерывно поступали крупные маршевые пополнения и специальные части.
С воздуха эта группировка поддерживалась основными силами 4-го воздушного флота, усиленного 8-м авиационным корпусом. Враг здесь имел более 1470 самолетов, в том числе 800 бомбардировщиков и 500 истребителей.
Гитлеровцы бросили под Сталинград свои лучшие эскадры — группу Геринга, истребители ПВО Берлина, 52-ю истребительную эскадру асов, на вооружении которых были новейшие марки истребителей «МЕ-109 ф» и «МЕ-109 г». Все это создало противнику в начале Сталинградской битвы господство в воздухе.
Учитывая важность Сталинградского направления, Ставка Верховного Главнокомандования во второй половине июля 1942 года провела ряд важных мероприятий. Был усилен Сталинградский корпусной район ПВО, который прикрывал наиболее важные объекты города и тылы фронта. Кроме того, были переданы в оперативное подчинение корпусного района ПВО пять полков 102-й истребительно-авиационной дивизии.
Из всех частей корпусного района ПВО Сталинград прикрывали с воздуха в разное время от 80 до 90% зенитной артиллерии и истребительной авиации.
Командующим войсками корпусного района ПВО был назначен полковник Е. А. Райнин, начальником штаба — полковник Бессеребренников, командовал 102-й истребительной авиационной дивизией полковник Красноюрченко, а затем полковник Пунтус.
Многие важные объекты — тракторный завод, заводы «Красный Октябрь» и «Баррикады» и другие — находились в северной части города. Крупные объекты были [125] в центре города и в южной его части — в районах Бекетовки и Красноармейска.
Северную группу объектов от границы южных отделяло около 60 километров. Это потребовало своеобразного построения группировки зенитной артиллерии. Многокилометровая полоса города, протянувшегося по правому берегу Волги, была разбита на 7 боевых секторов, непосредственно примыкающих друг к другу.
Основу противовоздушной обороны в каждом секторе составлял зенитный артиллерийский полк среднего калибра. Истребительная авиация перехватывала и уничтожала авиацию противника на дальних подступах к городу. Зенитная артиллерия обеспечивала на ближних подступах круговое прикрытие городских объектов от налета самолетов противника. На нее ложилась основная тяжесть борьбы с воздушным противником ночью.
Зенитно-прожекторные подразделения создавали круговую световую зону для ночной стрельбы артиллерии и для истребительной авиации.
Когда противник в июле — августе потеснил наши войска, части корпуса получили новые дополнительные задачи.
В этот период была сформирована зенитная группа для прикрытия речных транспортов на Волге. А зенитным артиллерийским полкам для борьбы с танками были приданы батареи 76 мм полевых орудий.
В дальнейшем, в сентябре и октябре, зенитная артиллерия частью сил прикрывала с воздуха и поддерживала в борьбе с наземным противником основные силы 62-й армии, ведущей оборонительные бои в городе. Эту задачу выполняла специально сформированная зенитная группа под командованием Г. И. Ершова. Главные силы зенитной артиллерии в это время прикрывали переправы через Волгу в районе города и южнее его, а также группировку артиллерийских батарей фронта на левом берегу. В ноябре части корпуса принимали активное участие в воздушной блокаде окруженного противника.
На долю авиационных полков 102-й истребительной авиационной дивизии выпала очень трудная и сложная задача. Помимо основных задач фронтовой авиации, они прикрывали свои войска, сопровождали бомбардировщики, [126] нередко штурмовали полевые аэродромы и наземные войска противника.
Управление частями также изменялось в зависимости от обстановки.
Основным средством связи в условиях Сталинградской битвы было радио, так как проводная связь часто выходила из строя. Однако часть командиров не учла этого и как следует не занималась подготовкой радистов, не умела грамотно использовать радиостанции для управления боем. И, как следствие, при отражении первых же налетов авиации противника переход на радиосвязь вызвал большие трудности. Этот пробел пришлось ликвидировать в ходе напряженных боев.
В первоначальный период Сталинградской битвы, до 23 августа 1942 года, когда шли упорные бои с наземным противником на дальних подступах к городу, вражеская авиация в основном вела усиленную разведку вдоль основных железнодорожных магистралей, идущих к Сталинграду со стороны Камышина, Поворино, Морозовской и Котельниково, а также военно-промышленных объектов Сталинграда и его системы ПВО.
Разведка производилась в основном с высоты 5000–7000 метров одиночными самолетами типа «Хе-111» и «Ю-88». Бомбардировочная авиация противника в это время активно обеспечивала наступление своих войск на рубеже Дона, совершала групповые бомбардировочные налеты на переправы через Дон, на аэродромы и железнодорожные станции.
Части Сталинградского корпусного района ПВО уничтожали самолеты-разведчики противника, отражали групповые бомбардировочные налеты, а в некоторых случаях принимали участие в боях с наземным противником.
Первые бомбардировочные налеты на Сталинград противник предпринял в конце июля 1942 года группами в 20–45 самолетов на высоте 2000–5000 метров. Эти налеты совершались эпизодически, и зенитная артиллерия сравнительно легко отражала их, не давая противнику сбрасывать бомбы на обороняемые объекты. В этот период в весьма сложных условиях пришлось действовать истребителям 102-й истребительной авиационной дивизии, так как 8-я воздушная армия еще не прибыла.
Большинство частей 102-й дивизии имело на вооружении [127] устаревшие типы самолетов «И-16», «И-153», а летный состав впервые участвовал в воздушных боях. Фронтовая авиация, с которой взаимодействовала дивизия, была также недостаточно сильна. Поэтому, естественно, летный состав был недостаточно обучен тактике и технике ведения воздушного боя, особенно группового, а командный состав имел недостаточный опыт организации воздушных боев.
Летному составу дивизии в ожесточенных воздушных боях пришлось учиться бить врага, совершенствовать летное мастерство, вырабатывать свои, более совершенные методы воздушного боя. Командование и штабы дивизии и полков делали передовой опыт достоянием каждого летчика. Штабы учились искусству управления частями на земле и в воздухе. Летный состав стремился в первую очередь уничтожать бомбардировщики противника, умело применяя эшелонированный по высоте боевой порядок, лобовые атаки и огонь реактивных снарядов (РС). Хорошая осмотрительность и взаимная [128] выручка стали законами воздушного боя. Умелое использование маневренных преимуществ самолетов «И-16» и «И-153» в сочетании с огнем РС сделали эти устаревшие самолеты грозным оружием в борьбе с зазнавшимися немецкими асами. Такая форма воздушного боя, как таран, стала массовой и применялась успешно. В течение 1942 года методом тарана летчики дивизии сбили 18 фашистских самолетов без единой потери в своих истребителях. Для прикрытия объектов Сталинграда и войск на поле боя стали высылаться сильные патрули в 8–12 самолетов, а на земле в готовности «номер один» постоянно находился резерв, который поднимался при завязке воздушного боя с превосходящими силами противника, а также использовался для прикрытия посадки возвращающихся с боевого задания истребителей.
Результаты упорной боевой учебы не замедлили сказаться. Уже в августе 1942 года летчики 102-й истребительной авиадивизии провели 181 воздушный бой и сбили 146 немецких самолетов. Эти воздушные бои показали, что летный состав приобрел достаточную боевую выучку.
Против самолетов-разведчиков противника специально подбирались пары, вырабатывалась особая тактика боя.
Было решено поднимать в воздух одновременно пары «Яков» и «МиГов». Летчики «Яков» занимали высоту до 5–6 тысяч метров, а «МиГи» забирались на 7–8 тысяч метров.
Такая тактика полностью оправдала себя. Вылетев рано утром, наши истребители в составе пар Масленникова на «МиГах» и Смирнова на «Яках» обнаружили два «мессера». Немецкие летчики, увидев двух наших истребителей (а это была пара Смирнова), вступили в бой. Сверху ринулся Масленников с ведомым и меткой очередью зажег один вражеский самолет. Второй поспешил удрать. Воспользовавшись его минутным замешательством, Смирнов прошил «мессера» очередью, и тот вспыхнул.
Однако этот бой был, пожалуй, единственным, в котором враг не имел превосходства. Как только немецко-фашистские войска развернули наступление и начали действовать основные силы воздушного флота противника, [129] нам постоянно приходилось вести бои при неблагоприятном соотношении сил.
Подавить нас морально враг не сумел. Нервы у советских летчиков, защищавших родную землю, оказались крепкими.
23 июля 1942 года летчик 629-го истребительного авиаполка старший сержант Попов на самолете «И-16» обнаружил в районе Осиновки (40 километров северо-западнее города Калача) самолет противника «Дорнье-215», шедший на высоте 1500 метров курсом на Сталинград. Сблизившись с противником, Попов сзади сверху и снизу с дистанции 200–100 метров произвел несколько атак и вывел из строя обоих вражеских стрелков. Но боекомплект кончился, а фашистский самолет продолжал лететь. Тогда советский пилот решил таранить врага. Немецкий стервятник, уклоняясь от атак истребителя, маневром снизился до бреющего полета. Но Попов все же выбрал удобный момент и, уравняв скорость, винтом своего истребителя ударил по правой стороне хвостового оперения «Дорнье». Винт истребителя остановился, и старший сержант Попов, проскочив под проводами, сел в поле, не выпуская шасси. А вражеский самолет перешел в пикирование, врезался в землю и сгорел.
17 и 27 июля 1942 года тараном уничтожили вражеские самолеты летчики дивизии Надеев и Логинов.
Выдержали суровый экзамен и летчики нашей эскадрильи.
...Жаркое степное солнце медленно клонилось к западу. На аэродроме в готовности к вылету находилась четверка — я с ведомым Паскуалем Хозе и Чумаков с Банелия Санта-Мария.
Моего ведомого в товарищеском кругу с уважением называли «Серовым». Молодой испанец добровольцем сражался против фашистов Испании. Паскуаль Хозе, как и Банелия Санта-Мария, приехал в нашу страну после поражения республиканцев. В сердцах их пылала священная ненависть к гитлеровцам, которые помогли палачу Франко установить кровавый режим в Испании. И как только разразилась война, Паскуаль Хозе вместе со многими своими друзьями добровольно вступил в Красную Армию. [130]
— Советский летчик Серов на моей земле сражался с фашистами, а я буду их бить на вашей, — отвечал он на вопрос, что побудило его встать в ряды защитников нашей Родины.
Герой Советского Союза Анатолий Серов был любимым другом Паскуаля.
— Я сегодня летал, как летал в Испании Серов, — говорил он нам, когда бывал доволен полетом.
Но, несмотря на горячность и любовь к пышным выражениям, такую оценку он давал себе нечасто. Паскуаль отличался скромностью, а в бою умело сдерживал свои страсти. Таким ведомым ведущий был всегда доволен.
Можно было положиться и на пару Чумаков — Банелия. В бою они не раз доказывали свое мастерство, бесстрашие, решительность.
...Прозвучала команда на взлет, и наша четверка устремилась в небо. Еще набирая высоту, увидели впереди, над Сталинградом, группу из шести «мессершмиттов», вышедшую только что из боя с парой наших «И-16». И как жаль было наших летчиков, которые, несмотря на мужество, не смогли противостоять численному превосходству противника! Один «И-16», объятый огнем, пошел к земле.
Вступать в бой против шестерки «мессеров», не обеспечив себе выгодные условия для схватки, было не к чему.
— В бой не вступаем, набираем высоту, — передал по радио.
Развернувшись в нашу сторону, начали набирать высоту и вражеские летчики.
Фронтом, одни против других, шли вверх наши «Яки» и и фашистские «мессеры». Расстояние между ними было невелико. Все это происходило над Сталинградом, когда солнце уже заходило, был ясный безоблачный вечер.
Преимуществ в высоте и в скорости у нас пока не было, и мы не считали, что момент для атаки наступил. Предпочитал выжидать и командир группы вражеских истребителей, хотя немцы имели преимущество в численности.
Так мы шли все выше и выше. И когда стрелка высотомера показала более 6000 метров, мы, как по команде, одновременно включили форсаж и мгновенно оказались [131] выше противника на 50–100 метров, а затем последовал энергичный разворот в его сторону. Вот теперь условия для атаки созданы! Но немцы не приняли боя. «Мессеры» мгновенно, все вдруг, выполнили переворот и, глубоко пикируя, ушли на запад. Гнаться за ними было бессмысленно. И хотя ни одна пуля, ни один снаряд не были выпущены в этой встрече, мы одержали большую и важную психологическую победу. А это тоже стоило многого! Ведь в эти дни шла разведка боем воздушного пространства над Сталинградом.
Враг отчаянно рвался к городу, непрерывно вводя в бой свежие силы. В небе то и дело разгорались ожесточенные воздушные сражения.
В конце июля авиация противника впервые предприняла попытку ночного налета на Сталинград. Но гитлеровцы не добились успеха — зенитная артиллерия, обеспечивающая на ближних подступах круговое прикрытие городских объектов, встретила фашистских пиратов плотным огнем. К городу прорвались лишь одиночные самолеты, да и те не сумели нанести удар по военно-промышленным объектам. [132]