* * *

Как-то, спустя немало лет после войны, ярким летним днем я проверяла готовность самолетов к воздушному параду. Летчики внимательно следили за этой процедурой: предстоял ответственный экзамен — сложное выступление перед тысячами зрителей, — и нужно не ударить лицом в грязь, нужно, чтобы самолет был абсолютно надежен, ни один винтик не подвел.

— Тамара! Тамара! — вдруг слышу звонкий голос и вижу, как от соседнего самолета ко мне бежит девушка.

— Вы не узнаёте меня, Тамара? Я Марина.

Вглядываюсь в симпатичное оживленное лицо, в красивые большие глаза... Где же я видела эти глаза? Давно это было. И тогда в них были недетские тоска и страдание. Память возвращает меня в прошлое.

* * *

...Она стояла на обочине прифронтовой дороги. Лил дождь. На дороге — непролазная грязь, в которой увязали колеса машин. Застряла и наша полуторка. Шофер и несколько солдат пытались вызволить ее из этой трясины.

Из разрушенных сел, над которыми курился дым пожарищ, уходили на восток жители, унося на себе и везя на тележках свой скудный скарб. И вот я заметила маленькую [12] беззащитную фигурку. Мимо нее одна за другой проезжали военные грузовые машины.

Я вышла из машины, подошла к девочке. Она молча смотрела на меня огромными, не по-детски печальными глазами. В руке она держала скрипку с оборванными струнами.

— Как тебя зовут? — спросила я девочку.

— Марина.

— А меня Тамара. Вот мы и знакомы.

Я обняла девочку, прижала к себе и ощутила слабое тепло худенького тела и стук испуганного сердца.

— С кем же ты здесь, Марина?

Она подняла руку и тоненьким, как веточка, пальцем показала в сторону. Я увидела лежащую на земле женщину и рядом с ней двоих детей.

— Это моя мама и сестренка с братом. Мы очень устали.

— Сейчас я помогу вам. Зови маму.

Марина позвала мать. И пока та с детьми собиралась и шла к нам, девочка спросила:

— А вы летчица, Тамара? Почему у вас на петлицах самолетики?

— Я не летаю сама, но я авиационный инженер и работаю на аэродроме.

— А я хотела бы летать, высоковысоко.

— Ты будешь летать, Марина. Вот подрастешь, кончится война, поступишь в аэроклуб...

Около нас затормозила машина. Я кинулась к кабине и попросила шофера подвезти женщину с детьми. Их усадили в кузов, где сидели и лежали раненые, и шофер обещал довезти их до первого эвакуационного пункта.

Я отдала им все, что у меня было: продукты, деньги. «Лишь бы они успели выбраться отсюда, — думала я тогда, — подальше от фронта, от этих бед». И потом, в долгие годы войны, не раз встречая растерянных, испуганных детей, я всегда хотела защитить их, помочь им, как этой девочке. «Где-то она теперь?» — гадала я. Но никак не могла предположить, что жизнь снова сведет меня с ней...

Как же я обрадовалась этой нежданной встрече! Та девочка уже стала взрослой. Ей теперь столько же лет, сколько было мне, когда мы встретились впервые. Она военная летчица, участница парада.

Мне живо вспомнился наш разговор на прифронтовой дороге. Я была просто счастлива, узнав, что Марина, теперь уже Марина Лаврентьевна Попович, влюблена в авиацию, в самолеты, во все то, что бесконечно дорого мне и что составляет смысл и моей жизни.

Мы разговорились. Меня очень тронуло ее отношение к людям, которые прошли сквозь огонь войны. Она сберегла в своем сердце благодарность к ним, глубокое уважение, хорошо понимая те трудности, которые они преодолели на этом пути.

Я от всей души пожелала Марине, чтобы она была счастлива в небе и на земле, чтобы все то прекрасное, что есть в ее душе, нашло отклик в жизни, чтобы и жизнь была к ней щедра.

Эта встреча как бы вернула меня в суровые военные годы. Мгновенно ожила память о войне, о минувшем. О том, что навсегда ушло и навсегда осталось с нами. Вспомнилось то тяжелое и счастливое время, трудные бои и крепкая дружба... [13]