Накануне крупнейшей операции
Наступил сорок четвертый. Войска Западного фронта активных боевых действий не вели и занимали прочную оборону. Такое затишье особенно долго продолжаться не могло. Это прекрасно понимали все. Поэтому каждый день, каждый час использовался штабом для подготовки к будущим наступательным боям. Разведчики последовательно изучали передний край и тылы противника. Расширялась аэродромная сеть. Полевые аэродромы создавались в 10–15 километрах от линии фронта. Отдел связи изыскивал пути наиболее целесообразного подключения их к общей системе проводной связи армии.
Все это, безусловно, являлось важным, очень ответственным нашим делом, но далеко не единственным. При планировании связи на всю глубину предполагаемой наступательной операции отделу связи армии необходимо было иметь многие исходные данные. Надо знать основы замысла командующего, иметь сведения о привлекаемых силах и средствах, расчетной скорости продвижения наземных войск, об ожидаемом противодействии воздушного противника, о порядке перемещения штабов и пунктов управления, последующем базировании авиасоединений и авиационных тылов, состоянии дорог и мостов, характере местности. Чтобы правильно разбираться во всех этих довольно сложных вопросах, начальник связи и офицеры его отдела должны знать и правильно оценивать оперативную обстановку и в соответствии с се изменениями — а они возможны в самых разнообразных вариантах — быстро и безошибочно корректировать ранее принятые решения.
Искусство военного связиста крупного штаба, такого, как армейский или фронтовой, в том и состоит, что он, зная замысел командования и тонкости создающейся обстановки, [174] обладая предвидением развития событий, может эффективно и экономно использовать свои силы в средства на разных этапах операции. Отсюда следует, что начальник связи, руководящие офицеры его аппарата должны иметь хорошую оперативную подготовку, постоянно совершенствовать ее, глубоко и всесторонне изучать накопленный опыт. В противном случае можно превратиться в заурядных исполнителей, которые неспособны принять творческое организационное или инженерно-техническое решение.
Генерал И. И. Птицын относился именно к таким руководителям, которые умели правильно анализировать складывающуюся на фронте обстановку, предвидеть ее дальнейшее развитие. Это умение он старательно передавал и подчиненным. Илья Иванович периодически проигрывал с офицерами отдела всевозможные варианты расстановки сил и средств связи на тех или иных этапах наступления, в условиях многочисленных ситуаций, способных возникнуть в ходе операции. При этом его вводные были всегда максимально приближены к условиям боевой действительности.
В начале 1944 года такие занятия у нас проводились особенно усиленно. Ведь Украинские фронты уже освободили почти всю Украину и в ряде мест вышли на Государственную границу СССР. А перед нами простиралась Белоруссия, где советские люди все еще стонали под фашистским игом. Мы понимали, что скоро настанет черед и нашему фронту нанести сокрушительный удар по врагу, разгромить его на Западном стратегическом направлении, и потому упорно готовились как практически, так и теоретически: прокладывали новые линии, разыгрывали на картах различные варианты решений.
Усиленная оперативная подготовка, проводившаяся параллельно с выполнением каждым своих повседневных обязанностей, требовала от офицеров большого напряжения сил. Бывало, только вернешься из какой-либо дивизии, уставший и до костей промерзший в самолете У-2, как дежурный по отделу объявляет:
— Все к генералу. Через пять минут игра на картах.
Немало дополнительной работы приходилось выполнять при этом и «женскому подразделению» отдела. Это делопроизводитель Лена Лебедева, чертежница Вера Долгушина и Клавдия Петровна Евдокимова. Вера и Лена — девятнадцатилетние [175] москвички. Вера до войны работала чертежницей, Лена — секретарем в одном из конструкторских бюро. Как только «подошел» возраст, комсомолки стали упорно добиваться отправки в действующую армию и стали-таки курсантами учебной роты нашего полка, а затем сержантами, специалистами 2-го класса. Потом девушек перевели в наш отдел.
Клавдия Петровна работала у нас сперва как вольнонаемная, потом освоила работу на телеграфном аппарате, и ей было присвоено сержантское звание. Человек очень спокойного характера, эта двадцатичетырехлетняя скромная женщина пользовалась в отделе всеобщим уважением, а в женском коллективе — авторитетом старшей и по возрасту, и по жизненному опыту.
Появление в отделе женщин как-то сразу облагородило офицеров. Мы стали почаще менять подворотнички, регулярно бриться, утюжить обмундирование...
Захожу я как-то в отдел и застаю Веру в слезах.
— Что случилось? Кто тебя обидел?
— Не могу я больше у вас работать, — всхлипывала девушка. — Требуют сделать целую кучу схем, и всем надо срочно. А сейчас позвонил генерал — велел начертить вот это. — Она показала набросок, торопливо сделанный Ильей Ивановичем. — И все к утру, для доклада командующему. Нет, не могу... Отправьте меня обратно в полк, товарищ майор. Там я полезнее буду...
Да, явно переборщили «работодатели», тут и двоим не справиться.
— Успокойся, пожалуйста, — сказал я Вере. — Слезами работу не ускоришь. А вот помощников тебе дадим...
С помощью двух свободных специалистов с узла связи Долгушина к утру выполнила все заказанные ей схемы.
Вера стала прекрасным специалистом. Ее нередко привлекали для изготовления схем оперативному отделу, для нанесения обстановки на карты командования. Она даже многих офицеров научила красиво чертить схемы, правильно располагать на них элементы, четко писать цифры и буквы. Большую помощь ей оказал старший лейтенант В. Э. Жоли, изготовив из плексигласа линейку с трафаретами различных условных обозначений.
Все это не замедлило сказаться на повышении нашей, как говорится, штабной культуры.
Мы не только учились сами, но и учили воевать других, [176] тех, кто еще проходил обучение в стенах военных академий. В начале 1944 года в отделе проходила стажировку группа слушателей Ленинградской военно-воздушной инженерной академии. Все офицеры, отправляясь в действующие войска, предполагали, что их немедленно отправят на самый передний край, на боевые аэродромы. И действительно, они были командированы в распоряжение главного инженера армии. Однако генерал И. И. Птицын сумел перехватить стажеров, доказав командованию, что молодых инженеров сначала целесообразнее поднатаскать в армейском отделе связи.
— Только нам еще ученичков и не хватало, — узнав об этом, сетовали некоторые товарищи, — и без них дел хоть отбавляй...
Конечно, работа со стажерами накладывала на каждого из нас дополнительные обязанности, неизбежно вела к лишним хлопотам. Так же, как приезды в армию различных представителей сверху. Правда, на них мы поглядывали искоса только поначалу, а потом убедились, что посещение армии офицерами из Москвы идет на пользу общему делу.
Больше месяца, например, пробыл в частях 1-й воздушной армии начальник отдела управления связи ВВС Красной Армии полковник Михаил Петрович Коваль. Он принимал у летчиков истребительной и штурмовой авиации зачеты на присвоение им классификации по радиосвязи. Вместе с тем Михаил Петрович просмотрел документацию отдела, подметил в ней ряд упущений и неточностей, дал много дельных советов. Он имел непосредственное отношение к обеспечению связью авиации в Курской битве и охотно поделился с нами опытом ее организации.
Серьезную помощь оказал нам и полковник Александр Николаевич Мальцев, начальник радиоотдела того же управления. Он глубоко вник в наши нужды и помог быстро разрешить многие из проблем, обратившись непосредственно к начальнику связи Военно-Воздушных Сил.
Вопреки опасениям пессимистов, стажеры из Ленинградской академии тоже стали нашими добрыми помощниками. Их прибытие в армию совпало с поступлением аппаратуры связи американского производства, в том числе большой партии наземных коротковолновых и ультракоротковолновых радиостанций. [177]
Для управления авиационными соединениями наиболее приемлемыми оказались радиостанции СЦР-399, а для работы на аэродромах — СЦР-284. Они были просты и надежны, а автокузова, в которых монтировалась аппаратура, легко переставлялись на автомобили разных марок. Но вот техническое описание станций, правила их эксплуатации — все было на английском языке. Нашлись, безусловно, бойцы и офицеры, которые читали и даже немного говорили по-английски. Но перевести технические тексты им было не по силам.
Тут-то и выручили нас стажеры. Они прилично владели английским, прекрасно разбирались в радиотехнике и по собственной инициативе взялись за перевод технической документации американских радиостанций. Главную роль здесь сыграл Михаил Николаевич Пруссов. Офицеры одновременно учили пользоваться заокеанской техникой экипажи, сформированные для ее эксплуатации.
С чьей-то легкой руки освоение американских раций стали называть, конечно с откровенной издевкой, «вторым фронтом». Поначалу Пруссов и его товарищи не уловили скрытого тут смысла и обижались, но потом вполне разделили общее мнение, которое сводилось к известной русской народной поговорке: обещаниями сыт не будешь.
Стажеры побывали почти во всех соединениях армии и всюду оказывали связистам дельную помощь в овладении поступившей американской радиотехникой.
Из академии приезжали в армию и представители кафедры связи: военинженер 1 ранга Г. М. Артеменко, написавший затем учебное пособие по организации связи в воздушной армии, и подполковник С. Ф. Мартьянов, ставший впоследствии кандидатом военных наук. Сергей Филиппович помог выявить недостатки в нашей работе, стал нашим добрым наставником в применении радиолокации и организации маневра радиосредствами в ходе Белорусской наступательной операции. Он написал очень содержательный отчет по организации связи в этой операции.
Поступление радиосредств из-за океана вызвало массу хлопот по их освоению и внедрению, хотя решающего значения в обеспечении авиации радиосвязью они и не имели. Зато полученные электроагрегаты очень пригодились: мы оборудовали отдельную электростанцию. Ее эксплуатацией ведали старшины Левин и Леонов. Их хозяйство [178] всегда действовало, как говорится, без сучка и задоринки. Они сами заготавливали дистиллированную воду для аккумуляторов, готовили и меняли по сезонам электролит, производили зарядку и вдвоем обслуживали всю электросеть штаба и узла связи.
Любопытно, что Иван Павлович Леонов имел только начальное образование, но тем не менее был превосходным знатоком двигателей внутреннего сгорания, обладал в этом деле каким-то особым природным чутьем. Что бы ни случилось в моторе или динамо-машине, Леонов безошибочно устанавливал причину неполадки и сразу ее устранял.
Помнится, одно время возникли довольно серьезные осложнения с движками — новых поступало очень мало, а старые в основном выработали ресурс, все чаще и чаще выходили из строя. Тогда Илья Иванович Птицын вызвал Леонова и сказал:
— Двигатели требуют капитального ремонта. Думаю поручить это дело вам.
— Будьте спокойны, сделаем, и будете довольны. — Леонов по обыкновению всегда отвечал так, получая задания.
И действительно, он отлично справился с поставленной задачей. Возглавив моторный цех в армейских мастерских связи. Иван Павлович быстро наладил ремонт двигателей, и «предынфарктное состояние» на узлах было ликвидировано.
Глубокими знатоками своего дела были и электромеханики А. Левин, С. Котов, Е. Коростелев и другие. Благодаря их мастерству и старательности узлы связи бесперебойно обеспечивались электропитанием.
В апреле Западный фронт был преобразовал в 3-й Белорусский. Это вызвало изменение разграничительной линии на его левом крыле, поэтому мы передали 4-й воздушной армии, вошедшей в состав только что образованного 2-го Белорусского фронта, все узлы и линии связи, находившиеся южнее пунктов Красный, Монастырщина, Починок. Соседи приняли от нас и все части связи, которые обслуживали авиасоединения, перешедшие теперь в их подчинение.
— Неплохое хозяйство получаю, — благодарил генерала [179] И. И. Птицына полковник С. А. Лебедев, начальник связи 4-й воздушной, подписывая акт приема-передачи. — И когда вы только успели понастроить такое множество линий?
Действительно, за полгода нам удалось при помощи фронтовых связистов широко развить систему проводной связи по всему фронту. Теперь же многое предстояло опять строить заново. Из-за передачи соседу ряда соединений штабы 3-го Белорусского фронта и 1-й воздушной оказались на своем левом крыле. Командование наметило передислокацию под Рудню, где для авиаторов отводился район деревни Стаи.
В Стаях был оборудован мощный вспомогательный узел. 20 мая он начал работать параллельно со старым и при перебазировании штаба мог сразу заменить его, полностью обеспечить управление авиацией в наступлении.
А наступление явно назревало. Изо дня в день активизировалась воздушная разведка. Между разведотделами фронта и армии мы создали прямую телефонную и телеграфную связь, предусмотрев возможность «спрямления» се для связи непосредственно с разведывательными полками.
Воздушная разведка работала и в интересах связистов. В разведполку летал старший лейтенант Р. К. Болдырьков, который раньше служил в армейской эскадрилье связи. Он неплохо разбирался в нашем деле. Ему и поручили произвести с малых высот аэрофоторазведку проводных магистралей на территории, занятой противником. Ростислав Карпович отлично справился с этой задачей. Дешифрование фотоснимков показало, что немцы в основном используют малопроводные линии, имеющие от 4 до 6 проводов. По системе скрещиваний определили — на них подвешена главным образом медная или бронзовая проволока. Линии, по всей вероятности, уплотнялись аппаратурой, позволяющей по одной паре проводов одновременно вести несколько телефонных переговоров. Многопроводные же магистрали были только вдоль железных дорог.
Вернувшись из одного разведывательного полета, Болдырьков сообщил мне:
— Лечу на бреющем вдоль большака Орша — Чаусы и вижу — на столбах подвешена колючая проволока...
— А ты не ошибся? [180]
— Все точно, колючку я заметил еще вчера, а сегодня полностью удостоверился, что это она.
Завидным зрением обладал Ростислав Карпович. Когда освободили этот район, на столбах действительно оказалась колючая проволока. Знать, несладко со снабжением стало у немцев, тают их запасы, не в силах они восполнять потери. Какие разительные изменения: мы колючую проволоку использовали в 1942–1943 годах, а гитлеровцы сейчас. Сообщение Болдырькова о наличии на территории противника участков «колючих линий» мы передали всем начальникам направлений связи фронта, чтобы те при наступлении не надеялись на доброкачественность проводов в этих районах.
Обеспечение бесперебойной связи при проведении воздушной разведки, тем более такой интенсивной, дело исключительно важное и ответственное. Нашему отделу командование поставило задачу — тщательнейшим образом следить за работоспособностью направления к 10-му отдельному разведывательному авиаполку, силами которого проводилось, главным образом, изучение переднего края и тылов противника.
И случилось так, что именно там, на том самом направлении, которое отдел держал под особым контролем, произошла непредвиденная заминка.
В ночь на 18 мая, едва офицер разведотдела вызвал к аппарату начальника штаба полка, чтобы поставить ему боевую задачу, как связь по СТ-35 прекратилась. Дежурный по связи предложил разведчику воспользоваться радио, но тот не согласился, решив подождать восстановления линии. И произошла большая неприятность — вылет самолетов на разведку был сорван.
Генерал А. С. Пронин приказал наказать начальника связи полка за нерадивость. Разобраться в происшествии поручили мне, и я полетел в Смоленск, где размещался полк. Начальника связи капитана Николая Кононовича Корнеева я знал достаточно хорошо еще по совместной довоенной службе. Опытный специалист, добросовестный офицер. Не верилось, что во всем был виноват именно он.
На месте все сразу стало ясно: в то самое время, когда офицер разведки вызвал к аппарату начальника штаба полка, противник обрушил бомбовый удар на аэродром, железнодорожную станцию и город. Вышли из строя соединительные линии и фронтовой контрольно-испытательный [181] пункт в Смоленске, пострадала также линия ключевания между приемным и передающим пунктами.
Капитан Н. К. Корнеев и его жена радистка Надежда Корнеева, не обращая внимания на бомбежку, прибежали с приемного узла на радиостанцию и быстро связались со штабом армии. О сохранности радиосвязи капитан доложил через посыльного начальнику штаба полка подполковнику П. М. Бартошу. Первую радиограмму от него у нас приняли в 3 часа 17 минут, вторую — в 5 часов 45 минут. Однако армейские шифровальщики не смогли их своевременно раскодировать и не доложили об этом генералу А. С. Пронину.
Корнеева не за что было наказывать. Наоборот, он вполне заслуживал поощрения. Я так и написал в своем рапорте, отметив при этом самоотверженные действия во время бомбежки Надежды Корнеевой и электромеханика радиостанции сержанта Ивана Агеева.
Проводную связь с полком полностью восстановили к 10 часам. Несколько экипажей, получив задание, полетели за линию фронта. К полудню полученные от них разведданные уже обрабатывались армейскими, штабными офицерами.
10-й авиаполк в основном вел оперативную разведку. Экипажи обычно летали в одиночку на больших высотах и, как правило, без прикрытия истребителей. В этих условиях особенно возрастала роль стрелков-радистов, которых подбирали в бомбардировочных авиачастях и наземных радиоподразделениях. Они проходили специальный курс подготовки в учебной авиабригаде. В полку стрелков-радистов вводил в строй лично капитан Н. К. Корнеев. Он часто вылетал в экипаже командира части на выполнение самых трудных заданий и всегда блестяще справлялся с задачами. Его личный пример играл важную роль в обучении и воспитании молодых стрелков-радистов.
Полет на разведку — дело для всего экипажа сложное и рискованное. А стрелок-радист подвергается в воздухе наибольшей опасности. Именно по нему прежде всего открывают огонь вражеские истребители, и именно он является огневым щитом своего самолета. Однако, несмотря ни на что, стрелок обязан во время полета держать непрерывную связь с землей. Стрелки-радисты 10-го разведполка безукоризненно справлялись со всеми этими [182] задачами. Больше того, они и сами вели активную визуальную воздушную разведку при полетах на малых и средних высотах. За годы войны ими были обнаружены тысячи малозаметных замаскированных целей, таких, как танки, самолеты, артиллерийские позиции, места расположения вражеских штабов и подъездных путей к ним.
Более двухсот боевых вылетов совершил на Пе-2 старший сержант Н. Макаров. Его радиостанция не имела перебоев в работе. Старший сержант лично сбил два немецких истребителя, был удостоен пяти орденов и нескольких медалей.
Стрелок-радист В. Фомин на своем счету имел свыше ста боевых вылетов на разведку. Он награжден тремя орденами Славы. Высокое мастерство и героизм проявляли в полетах старший сержант Солодкин, сержанты Минаев и Петруновский и многие другие воины. Они вписали немало славных строк в боевую историю 10-го разведывательного авиаполка, в боевую летопись всей 1-й воздушной армии.
Подготовка к Белорусской операции велась полным ходом.
Нашу армию принял новый командующий — генерал-полковник авиации Тимофей Тимофеевич Хрюкин. Ему тогда было всего 32 года, но он уже имел за плечами огромный боевой опыт. Участник сражений в Испании и Китае, генерал Хрюкин проявил поистине незаурядные способности крупного авиационного военачальника в боях под Сталинградом, на Миусе и в Крыму. Тимофей Тимофеевич прошел в авиации путь от курсанта Ворошиловградской военной школы пилотов до заместителя главнокомандующего Военно-Воздушными Силами. И это всего за 10 лет!
Вместе с Т. Т. Хрюкиным из 8-й воздушной к нам прибыли главный инженер генерал И. И. Бондаренко, заместитель начальника штаба полковник Н. П. Жильцов, а несколько позже — на должность начальника штаба армии — генерал-майор авиации Иван Михайлович Белов. Опираясь на своих старых сослуживцев, генерал Хрюкин быстро внедрил в войсках и штабе свои методы и стиль работы.
Знакомство с руководящим составом штаба армии Тимофей [183] Тимофеевич начал с выслушивания докладов каждого из них. Генерал И. И. Птицын доложил, что наш штаб со всеми соединениями и отдельными частями имеет телеграфную связь по СТ-35 и радиосвязь, что, кроме того, со всеми истребительными и штурмовыми дивизиями можно в любое время вести телефонные переговоры.
— Такая же связь будет организована со всеми прибывающими на усиление армии соединениями, — заключил свой доклад Птицын и добавил: — При условии, конечно, если будут приняты наши рекомендации о местах расположения штабов и пунктов управления на поле боя.
По-видимому, возможность телефонных переговоров со всеми соединениями, а следовательно, и между ними удивила командующего. Он сказал:
— Вот буду облетывать дивизии и проверю, насколько ваши слова отвечают действительности. А требование согласовывать со связистами дислокацию штабов и вспомогательных пунктов целиком поддерживаю.
Командующий приказал генералу Птицыну лично разработать план связи в предстоящей операции, предупредив, что свой КП расположит совместно с фронтовым, на главном направлении, невдалеке от наступающих войск. Он показал на карте место, откуда предполагал управлять авиацией. Такое четкое ориентирование связистов генералу Птицыну понравилось, и он, как мне показалось, сразу проникся уважением к новому командующему.
Рассказывая нам об этом, Илья Иванович сообщил, что Хрюкин распорядился передать в полк связи верховых лошадей, которых завел М. М. Громов, увлекавшийся конным спортом. Кони нам очень пригодились, ведь у авиационных связистов тогда имелся и гужевой транспорт.
Т. Т. Хрюкин лично побывал во всех авиасоединениях и повсюду убеждался в полной правдивости доклада генерала Птицына. При этом он, конечно, находил и отдельные недостатки, требовал их немедленного устранения, хотя это порой было выше наших сил и возможностей...
Помнится, командир 240-й истребительной авиадивизии полковник Г. В. Зимин пожаловался командующему, что один из его полков не имеет прямой телефонной связи с аэродромом штурмовиков, которых он должен прикрывать. Хрюкин приказал Птицыну организовать такую связь. О получении постоянных проводов фронтовой сети [184] на всем протяжении не могло быть и речи: их просто не было. В срочном порядке навели 50-километровую кабельную линию, включили в нее аппараты Морзе. Но это не устроило Зимина. Он требовал обеспечить ведение между истребителями и штурмовиками именно телефонных переговоров. Начальник связи 240-й авиадивизии капитан П. П. Волохов, не знаю уж какими путями, разыскал телефонные аппараты с фоническим вызовом, снятые с вооружения войск, и установил их на телеграфной линии.
Острой необходимости во всем этом конечно же не было. Но любой приказ есть приказ... Генерал Птицын, однако, при случае попросил командующего более критически относиться к запросам соединений. Ведь нам следует, сказал он, создавать резервы для обеспечения операции на всю глубину наступления, а мы их начали расходовать уже на исходном положении. Тимофей Тимофеевич самокритично воспринял просьбу начальника связи.
Первая моя личная встреча с генералом Т. Т. Хрюкиным состоялась в 303-й истребительной авиадивизии. Соединение получило задачу прикрывать от воздушного наблюдения противника перегруппировку и сосредоточение войск фронта, вести борьбу с его разведывательными самолетами. Армейский полк связи направил в распоряжение 303-й радиолокационную станцию РУС-2. Командующий, знакомясь с дивизией, решил проверить и работу пункта наведения. Он потребовал, чтобы туда прибыл офицер армейского отдела связи, и генерал Птицын послал меня.
Высокого роста, с отменной строевой выправкой, Тимофей Тимофеевич впечатлял с первого взгляда. Тонкие сжатые губы, короткая стрижка, брови вразлет, прямой, продолговатый нос, открытый лоб. Глаза у генерала — серо-голубые, пронзительные, они прямо-таки насквозь сверлили собеседника. Несколько хмурый, немногословный, Хрюкин казался суровым, недоступным. От него так и веяло непреклонной волей, несгибаемой решимостью.
Командующий внимательно выслушал рассказ командира радиолокационного взвода лейтенанта Н. П. Свешникова о технических возможностях РУС-2, методах наведения истребителей на воздушные цели с его помощью. Генерал побеседовал и с начальником связи дивизии майором А. А. Горчаковым, который в это время возглавлял [185] пункт наведения, по сути дела, на свой страх и риск информировал летчиков о местонахождении в воздухе вражеских самолетов.
Командующий был очень недоволен тем, что наведение истребителей перепоручено связистам, и приказал генералу Г. Н. Захарову впредь назначать на эту работу только штурманов или опытных летчиков, чтобы они не только информировали истребителей о воздушной обстановке, но и командовали ими, указывали курс, скорость и высоту полета на перехват противника.
— А почему отдел связи не интересуется вопросами боевого управления? — спросил меня Т. Т. Хрюкин.
Я доложил, что радиолокация — дело новое и прививается оно с трудом. Установка РУС-2 передана 303-й дивизии недавно, и здесь ее только осваивают. К тому же летчики не доверяют еще этой технике. Однако расчет уже засек несколько передовых аэродромов немцев, местоположение которых подтверждено авиаразведкой.
— Это не то, что требуется от пункта наведения, — раздраженно ответил Хрюкин. — Останьтесь здесь и наведите порядок, — приказал он мне, а Захарову посоветовал: — Чтобы вселить в командиров уверенность в надежность и точность показаний станций, надо провести показательные полеты руководящего состава дивизии под контролем радиолокатора.
Полеты состоялись на следующий день. Первым поднялся в воздух командир 523-го истребительного авиаполка подполковник К. А. Пильщиков.
— Видите меня? — запросил он локаторщиков, выйдя в район командного пункта.
— Видим, — ответили со станции. — Ваш курс триста шестьдесят.
Спустя минуту подполковник поинтересовался:
— Какая у меня скорость?
— Порядка четыреста километров, — снова последовал правильный ответ.
Тогда летчик изменил курс на 180 градусов. Станция тут же обнаружила это и сообщила ему. Подобные эксперименты были проделаны несколько раз. Пильщиков остался доволен работой расчета. Вслед за ним полетел со своим ведомым гвардии подполковник А. Е. Голубов, командир 18-го гвардейского полка. Он вошел в двухстороннюю связь с землей, но проэкзаменовать локаторщиков [186] по задуманной программе полностью не успел. С командного пункта ему сообщили, что засекли реальную воздушную цель. РУС-2 в то время высоту цели не показывал, но опытный расчет все же довольно точно определил ее по входу цели в лепесток обнаружения. Разведчик Ю-88 и два прикрывающих его «мессера» шли на высоте 3–4 тысячи метров.
А. Е. Голубов имел немало схваток с противником, одержал не одну победу в грозном военном небе. Указания с земли позволили быстро увидеть врага, и он, надежно прикрытый ведомым, ринулся в атаку. Один «мессер» был тут же сбит. «Юнкерс» и второй самолет прикрытия круто развернулись и стали уходить к линии фронта. Голубов бросился их преследовать. Меткая пушечная очередь — и фашистский разведчик, объятый огнем и дымом, вошел в свое последнее пике...
Голубову передали с КП его местонахождение и сообщили курс на аэродром.
Словом, учебно-экспериментальный вылет неожиданно стал боевым. Весть о нем, об умелой работе расчета РУС-2 и о новой победе гвардии подполковника Голубова быстро облетела все авиачасти армии. Командира радиолокационного взвода лейтенанта Н. П. Свешникова и радиооператора станции сержанта Ивана Свиридова командующий наградил орденами Красной Звезды, а подполковника А. Е. Голубова — орденом Красного Знамени.
С этого времени наши дела с радиолокацией пошли в гору. Психологический барьер недоверия к новой технике был преодолен. Летчики убедились, что показания установок достоверны, что на них можно положиться. Командующий армией для надежного прикрытия территории, занимаемой войсками фронта, принял решение поднимать с аэродромов дежурные истребители, ориентируясь на данные, получаемые от РУСов.
В основном эту задачу выполняла 303-я авиадивизия. Обеспечение четкой работы пункта наведения и радиолокационной станции стало одной из повседневных забот ее командира генерала Г. Н. Захарова. Мы, армейские связисты, старались как можно лучше помочь ему в этом сложном по тому времени деле.
Однажды Георгий Нефедович решил сам побывать на станции, познакомиться с ее людьми. Она располагалась в двух километрах от КП дивизии. К ней шло несколько [187] телефонных кабелей. Ориентируясь но ним, генерал ранним утром направился пешком к установке. На нем был кожаный реглан без погон, на голове — летный шлем. Захаров подошел к красноармейцу, коловшему возле землянки дрова, и спросил:
— Где тут РУС?
Боец на этот вопрос среагировал по-своему, приняв генерала за немецкого шпиона. Ведь немцы называют русских «рус». Он нацелил на командира поднятый топор в закричал:
— Хенде хох! Тревога!
Из землянки выскочили вооруженные солдаты, в грудь генерала уставилось несколько винтовочных и автоматных стволов. Георгий Нефедович резонно рассудил, что тут выяснять его личность не станут, и под конвоем покорно пошел к землянке командира взвода, который встретил «пленного» четким докладом:
— Товарищ генерал, расчет станции...
Одним словом, инцидент закончился дружным смехом, и больше всех смеялся Г. Н. Захаров. Бойцу, который задержал его, генерал объявил благодарность за бдительность и решительность.
В 303-й дивизии радиолокацию освоили довольно быстро. Основная заслуга в этом принадлежала майору А. А. Горчакову и инженер-капитану С. М. Левитину{9}. Левитин до этого работал в нашем отделе, за короткий срок изучил новую технику и многое сделал для того, чтобы ее быстро внедрили во всех частях.
Связисты 303-й вообще были у нас правофланговыми. А работать им приходилось в более трудных условиях, чем другим. Ведь в состав этой дивизии входил французский полк «Нормандия», который по числу самолетов мог соперничать с авиасоединением. Его летчики плохо владели русским языком, что служило серьезной помехой в использовании радиосвязи.
По просьбе французов мы выделили им отдельную радиостанцию РСБ. Ею командовал старшина И. И. Луничкин, радистами были сержанты П. Сердюк и В. Никольский, электромеханиками-шоферами В. Федоров и А. Семенов. [188] Коммунисты, отличные специалисты, они вскоре сработались с французами. А начальник штаба «Нормандии» майор И. В. Шурахов овладел французским и довольно свободно объяснялся с зарубежными друзьями. Шурахов и Луничкин немало потрудились, чтобы обучить летный состав полка нашим правилам радиообмена.
Французы оказались понятливыми учениками. Их умение пользоваться радиосредствами, соблюдать жесткую радиодисциплину неоднократно отмечалось командованием. Правда, имели они и один грешок: не соблюдали назначенных позывных, постоянно называя себя «рояками»{10}. Мы несколько раз пытались это пресечь, но потом смирились. Ведь ставшая у нас законом смена позывных не могла служить у французов сколько-нибудь надежной гарантией скрытности управления. И по телефонам, и по радио они все равно говорили на своем языке, и немцы это прекрасно знали.
А. А. Горчаков позывным «Рояки» со временем даже стал гордиться. Он говорил:
— Как услышу в эфире: «Вперед, рояки» или «За мной, рояки!» — сразу становится ясно — лупят фрицев наши...
Горчаков и его подчиненные провели большую работу по подготовке летного состава к сдаче экзаменов на классность по радиосвязи. Классная квалификация была присвоена 80 процентам летчиков.
Командир дивизии генерал Г. Н. Захаров и его заместитель полковник К. Д. Орлов первыми в армии получили 1-й класс по радиосвязи. В то время это являлось настолько важным достижением, что летчиков, получивших классность и имевших соответствующий боевой налет, представляли к правительственным наградам.
Когда начнется наступление, мы еще не знали. Но что оно не за горами, становилось все более очевидным. Поэтому офицеры отдела еще и еще раз проверяли готовность связи, главным образом на местах, в корпусах и дивизиях.
Майор Е. К. Чувашин, вернувшийся из 6-й гвардейской [189] бомбардировочной авиадивизии, с удовлетворением доложил генералу И. И. Птицыну, что там полный порядок: и люди и технические средства вполне готовы к выполнению предстоящей боевой задачи. При этом он очень похвально отзывался о майоре Б. П. Белоусе, начальнике связи дивизии. Белоус, в недавнем прошлом сугубо гражданский специалист, летал за флагманского стрелка-радиста в экипаже комдива.
О полной готовности связистов к наступлению докладывали все офицеры, побывавшие в войсках. Поэтому приказание командующего немедленно разобраться со связью в 240-й дивизии явилось буквально громом среди ясного неба.
Генерал Птицын, взяв с собой меня, сразу же направился в дивизию. Ее командира полковника Г. В. Зимина, статного, высокого, с характерным волевым подбородком, живыми и умными глазами, мы застали в небольшом крестьянском домике. В комнате, занятой под кабинет, стояло пять или шесть телефонов и один аппарат СТ-35. Возле них дежурили телефонист и телеграфистка. Здесь же находился капитан П. П. Волохов, начальник связи дивизии. Илья Иванович, осмотрев все это хозяйство, сказал полковнику:
— Вроде как личный узел командира.
— Личный, — улыбнулся Зимин, — я ведь в прошлом связист, на Калужском машиностроительном заводе монтером работал.
«Так что же ты, землячок, на связь ополчился?» — хотелось мне спросить полковника.
Мы с нетерпением ждали, когда комдив выскажет претензии в наш адрес. А он не спешил, пригласил сначала пообедать.
— В летном училище нас крепко гоняли по связи, — рассказывал Георгий Васильевич за обеденным столом. — На всю жизнь запомнил, что строится она сверху вниз и справа налево. Объясняя это, преподаватель всегда крестился, показывая этим, как легко запомнить этот принцип, ведь крестятся тоже сверху вниз и справа налево. — Полковник перестал улыбаться. — У нас связь сверху вниз организуется неплохо, а вот справа налево — не прививается. Непонятно, кто и как это должен делать...
Мы с Птицыным переглянулись — к чему такое вступление? Зимин перестал шутить и перешел к делу. Оказалось, [190] что, докладывая командующему о готовности дивизии к боевым действиям, полковник не забыл и о связистах, доложил, что средства связи на исходном положении развернуты полностью, а вот для организации связи на втором положении, при продвижении вперед, ни сил, ни средств у него не осталось. Поэтому он и попросил Хрюкина прикомандировать к дивизии подразделение батальона связи РГК, приданного штабу армии.
— А откуда вам известно, что у нас есть такой батальон? — поинтересовался Илья Иванович.
— Для этого, товарищ генерал, у меня есть начальник связи, — ответил комдив.
— Плохой у вас начальник связи, если не может обходиться табельными средствами, — недовольно сказал Птицын. — Да еще в таких условиях.
Действительно, 240-я истребительная по сравнению с другими соединениями находилась в довольно благоприятном положении. Полки расположены компактно, все необходимые провода ей выделены, армейские связисты навели линии, предназначенные для обеспечения взаимодействия со штурмовиками. А теперь, видите ли, потребовалось еще и подразделение из резерва.
— В армию за последнее время прибыло немало новых соединений, и если все станут требовать подобного усиления, то нам вместо проводов придется натягивать между столбами собственные жилы, — хмуро пошутил Илья Иванович.
— Только вы не очень Волохова ругайте, — сказал командир дивизии. — Он у нас работяга и очень болезненно переносит разгоны от начальства. — При этом Георгий Васильевич почему-то рассмеялся.
После обеда мы пошли на узел связи. Нас встретили капитан П. П. Волохов и старший лейтенант Б. Р. Болтянский, командир отдельной роты связи. Птицын недобро посмотрел на капитана и резко спросил:
— Сказку о рыбаке и рыбке чихали?
— Так точно, читал, товарищ генерал, — отчеканил Волохов, нисколько не растерявшись от неожиданного вопроса.
«Такие люди вряд ли испытывают душевный трепет перед начальством», — подумал я.
— А вот выводов для себя не сделали, — сказал Илья Иванович:. — При вашем аппетите можно остаться у разбитого [191] корыта. Потрудитесь обходиться своими силами, как обходятся ваши коллеги в других соединениях.
Птицын придирчиво осмотрел узел. Он содержался в образцовом порядке. И аппаратура, и проводка — все в идеальном состоянии. На связистов любо-дорого смотреть — у всех подшиты белоснежные подворотнички, до хромового блеска начищены кирзовые сапоги. По тревоге, к приезду начальства, такой порядок не наведешь. Значит, все это давно укоренилось, стало повседневным.
У диспетчера по полетам мы заметили какой-то необычный ящик, на крышке которого была прикреплена микротелефонная трубка.
— Что это за машинка? — поинтересовался Илья Иванович.
— Оконечный телефонный усилитель, — доложил Волохов и указал на Болтянского, — вот он сконструировал.
Б. Р. Болтянский до войны работал инженером в одном из проектных институтов и на фронте без устали занимался разными техническими усовершенствованиями. Рационализаторской работой увлекались многие воины его роты. Они умело приспособили для работы трофейную телефонную уплотняющую аппаратуру, многожильный кабель, радиоприемники «Торн».
За диспетчерским столом сидела красивая девушка. Стройная, перетянутая в талии офицерским ремнем, в хорошо пригнанном и отутюженном обмундировании с медалью на груди, она сразу выделялась среди других. Работала связистка быстро, все движения у нее были расчетливы и экономны. Ни одного лишнего слова, голос дикторский, требовательный. Иногда она разговаривала сразу по двум телефонам, ловко зажимая одну из трубок между плечом и щекой, а свободной рукой вела запись или подстраивала усилитель.
— Старший сержант Александра Атаманова, диспетчер по перелетам, — представил ее капитан Волохов. — Может дозвониться до любого аэродрома армии, если даже придется соединиться через добрый десяток коммутаторов.
Осмотром узла и состоянием связи генерал остался доволен.
— Так чего же вам не хватает? — спросил он капитана. [192]
— Ведь всегда стремишься к лучшему, а достаточного резерва средств и сил не имею.
— Да, запас карман не трет, — усмехнулся Илья Иванович.
— Что верно, то верно, товарищ генерал, — тоже с улыбкой подтвердил капитан, — без запаса трудно.
Когда мы возвращались к себе, Птицын сказал:
— Уж очень ребята хорошие в дивизии. И комдив умница, далеко, видно, пойдет по служебной лестнице. В ходе наступления, конечно, нужно помочь им радиосредствами...
На одном из совещаний Илья Иванович любовно назвал Волохова великим вымогателем. Уж слишком он одолевал различными просьбами да заявками, и частенько добивался своего.
Расторопный и запасливый, хороший организатор, капитан П. П. Волохов содержал связь в образцовом порядке, умело обеспечивал боевое управление в дивизии. За это его не раз ставили в пример другим начальникам связи соединений. Подчиненная ему после окончания Белорусской операции отдельная рота связи была признана лучшей в армии и награждена орденом Красной Звезды{11}. [193]