Не переводя дыхания
Полковник И. И. Птицын, вернувшись от командующего, сразу вызвал к себе руководящих работников отдела.
— Начинается небольшой сабантуй, — объявил он. — Будем наступать.
Илья Иванович объяснил, что сейчас Западный фронт не располагает достаточными силами и средствами для проведения крупных наступательных операций. Поэтому Ставка приказала провести ряд частных. Цель — сковать резервы противника, не допустить их переброску на сталинградское направление. Получена задача нанести удар в направлении Брянска. Для поддержки наземных войск сосредоточивается 9 авиадивизий.
— Командующий приказал нам, — продолжал полковник, — иметь следующие связи: с общевойсковыми армиями — телеграф СТ-35, телефон, радио; со штабами авиадивизий — телеграф, телефон, радио; широко использовать самолеты связи. Полная готовность — к утру пятого июля.
Птицын разложил на столе небольшой лист плотной бумаги. На нем рукой генерала С. А. Худякова была набросана схема связи на предстоящую операцию. Исходной точкой, откуда почти во все стороны пролегали начерченные командармом линии, служила Калуга.
— Лети в Калугу, — приказал мне полковник. — Займешься подготовкой узла.
Наш Калужский узел находился в рабочем состоянии. Для его дооборудования потребовалось не много средств и времени. Но справится ли с эксплуатацией такого крупного узла приданная из ВВС Красной Армии резервная рота? У нее недостает личного состава, да и уровень квалификации бойцов невысок. О своих сомнениях я доложил Птицыну по телефону.
— Изыщи местные возможности, сам усиль роту, — распорядился Илья Иванович и добавил: — Учти, четвертого [117] июля к вам прилетит командующий. Поедешь с ним по общевойсковым армиям, утряси там все вопросы нашего взаимодействия...
К 4 июля все проводные линии, указанные генералом С. А. Худяковым на схеме, вошли в строй. Полностью была готова к работе и радиосвязь. Имелось две телеграфные связи и на Доброе. Тем самым обеспечивалась возможность связаться из Калуги с любым авиасоединением. А вот чем и как помочь приданной роте? Изыскать «местные ресурсы» оказалось невозможным. Волей-неволей пришлось доложить о сложившейся ситуации командарму, когда он прилетел к нам.
— Вызовите сюда Птицына, — распорядился генерал. — Нечего ему сейчас делать в штабе. И поехали в шестнадцатую армию.
В дороге я продолжал докладывать: со своего ВПУ мы несколько раз пробовали работать с наземниками, но они плохо отвечают на вызовы; у них, по всей вероятности, слабо подготовлены радисты, так что вряд ли мы сумеем добиться оперативности.
— Не знаю, товарищ командующий, где выкроить радиостанцию, чтобы послать в пехоту своих людей.
— Вот когда будем побогаче, — произнес в задумчивости Сергей Александрович, — станем держать собственные радиостанции не только во всех общевойсковых объединениях, но и в подвижных, и в ударных группах, где будут авиапредставители. А пока надо обходиться тем, что есть.
При встрече с начальником связи 16-й армии полковником П. Я. Максименко я сразу «пошел в атаку»:
— Вчера несколько часов кряду пытался переговорить с вами по радио, но радисты неизменно отвечали одно и то же — вызвать к аппарату не можем. Как же так?
— От нас до них не рукой подать, — невозмутимо ответил полковник.
Оказалось, что радиостанцию, предназначенную для работы с авиацией, Максименко поместил во второй эшелон, в 20 километрах от первого эшелона штаба.
— Такую мощную станцию надо держать подальше, — объяснял Максименко. — А то немцы запеленгуют ее и решат: где, мол, станция, там и штаб.
Этот вопрос пришлось решать, так сказать, на высшем уровне. В план взаимодействия включили специальный [118] пункт, которым предусматривалось, что для связи с ВПУ авиаторов радиостанция будет находиться непосредственно на КП 16-й армии, а на главном направлении наступления ударной группировки мы развернем рацию вызова и наведения самолетов-истребителей.
Согласование взаимодействия заняло около пяти часов. Попрощавшись с общевойсковиками, мы направились к своей автомашине. В воздухе, на высоте 1000–1500 метров, кружили два «мессера». Они привлекли внимание генерала Худякова, и он стал наблюдать за полетом истребителей. Вражеские самолеты то сходились друг с другом, то расходились на довольно значительное расстояние, совершая маневр в виде огромных раскрытых ножниц, менялись в полете местами, поочередно пикировали. По всей вероятности, гитлеровцев что-то привлекало в этом районе, и они тщательно осматривали землю, возможно, и фотографировали.
— Вот это слетанность! — произнес Сергей Александрович. — Такое возможно только при наличии радиосвязи между ведущим и ведомым. Наши же связисты, к сожалению, еще не научили летчиков как следует пользоваться радио в полете.
Генерал посмотрел на меня. В его взгляде чувствовался нескрываемый упрек.
— Связисты, товарищ командующий, здесь ни при чем, — парировал я несправедливый укор. — За оборудование самолетов рациями отвечает главный инженер армии, но он мало этим занимается, да за это никто с него и не спрашивает.
— Вот вы и завелись с пол-оборота, — беззлобно усмехнулся Худяков. — Однако надо не виновников искать, а принимать действенные меры. Отсутствие радиосвязи прямо-таки сковывает маневр авиагрупп, особенно истребителей. Закончим операцию, сразу вплотную займемся этим вопросом.
...В Калугу вернулись вечером. Оперативная группа уже разместилась на ВПУ. Командиры, закрепленные за направлениями, собирали по телефонам из частей необходимую информацию, передавали последние данные об обстановке. На телеграфных же аппаратах дело не клеилось — телеграфисты из приданной роты работали неуверенно. Штабисты нервничали, бранились. Пришлось опять [119] докладывать И. И. Птицыну о ненормальном положении на узле.
Наутро он прилетел сам, убедился, что с такими кадрами нам полученную задачу не выполнить. Илья Иванович распорядился послать в Доброе все свободные самолеты эскадрильи связи и доставить на ВПУ самых опытных специалистов. В Калугу прибыли телеграфистки Аня Кравченко, Женя Хаютина, Таня Алексеева, Галя Запольская, Женя Першина, радисты Маруся Чурилина, Соня Шабан, Фрося Бабашко, Надя Романенко, Маруся Демина, Маруся Бабаева, Василий Лещенко и техники старшие лейтенанты В. В. Андреев и В. К. Ермаченков.
— Давно бы так, а то посадили за аппараты каких-то приготовишек, — сказал оператор майор Епанчин, когда девушки заняли рабочие места.
Армейские связисты всегда и везде работали с большим старанием, не считаясь со временем. Они прекрасно трудились сами и одновременно передавали свой опыт молодым телеграфистам из приданной роты. Большую помощь в развертывании узла оказали связисты РАБ техник-лейтенант В. Э. Жоли и сержант А. Н. Енейкин.
Наступление началось. Генерал С. А. Худяков старался использовать авиацию армии массированно, посылая большие группы самолетов на направление главного удара. 5 июля наши бомбардировщики и штурмовики буквально висели над полем боя. В воздухе то и дело разыгрывались жаркие схватки с истребителями противника. На этом участке фронта в первые дни наступления перевес был явно на стороне советской авиации.
Но имелось и одно «но» — пункт наведения истребителей не оправдал своего предназначения. Он располагался в двух километрах от переднего края, невдалеке от КП 16-й армии. На нем находился заместитель Худякова полковник Л. Г. Кулдин. Подавляющее большинство его попыток наводить истребители на цели не дали никаких результатов. Порой Кулдину, как он потом рассказывал, даже казалось, что летчики умышленно не вступали в связь с радиостанцией наведения, а то и выполняли маневры, прямо противоположные указанным.
Команды с земли правильно выполняли только летчики 18-го гвардейского истребительного авиаполка. Ведущие [120] групп аккуратно отвечали на вызовы, быстро входили в связь с радиостанцией наведения. Секрет был прост: в полку треть самолетов имела бортовые приемо-передающие радиостанции и половина — приемники. О такой оснащенности в других частях можно было пока только мечтать...
Полковник Кулдин пробыл на пункте наведения два дня. Поняв, что никаких сдвигов он не добьется, вернулся в штаб. Он предъявил массу вполне обоснованных претензий как к главному инженеру, так и к отделу связи.
И тем не менее общевойсковое командование в целом дало высокую оценку действиям авиации в первые дни наступления. Об этом генерал Худяков при мне вел разговор по Бодо с командующим ВВС Красной Армии генералом А. А. Новиковым.
— Я убедился, — диктовал Худяков, — что на узком участке фронта можно сконцентрировать семьсот — восемьсот самолетов и использовать их на главном направлении наступающих войск. Мне впервые за время войны не стыдно было находиться в войсках фронта. Авиация буквально висела над противником и пробивала дорогу пехоте. В том, что в первый день операции не достигнут намеченный успех, вины авиации нет. Противник сумел ввести резервы, разгромить которые у наступающих не хватило сил. Буду и впредь настойчиво проводить линию на массированное использование авиации. Помогите, товарищ командующий, нам быстрее оснастить истребители и штурмовики бортовыми радиостанциями. Мне кажется, в этом сейчас вся соль.
Выйдя из аппаратной, Сергей Александрович подошел к раскрытому окну, прислушался и спросил:
— Опять «рама»?
— Так точно, товарищ командующий, — ответил сопровождавший его оператор майор М. А. Бродинов.
— М-да, неудачное место выбрали, неудачное, — произнес генерал и направился в свою рабочую комнату.
Появление здесь большого количества авиационных командиров, многие из которых имели высокие воинские звания, сразу вызвало любопытство у местного населения. А кто мог гарантировать, что в городе не остались немецкие пособники и шпионы? На смене дислокации ВПУ особенно настаивал комиссар штаба полковой комиссар В. Н. Петров. [121]
Пришлось покинуть Калугу. ВПУ переместился в район железнодорожной станции Азарово. Быстро переключить туда линии нам помогли гражданские связисты города. Их руководителям Н. П. Ушакову и К. И. Овчинникову генерал С. А. Худяков объявил благодарность в приказе по армии.
С большим напряжением в эти дни работала 203-я эскадрилья связи. Ее самолеты ежедневно совершали по три рейса во все авиасоединения. Помимо 203-й в интересах связи привлекалась и 1-я эскадрилья 713-го полка ночных бомбардировщиков. Ее летчики освоили полеты ночью и в сложных метеоусловиях. В основном они были заняты срочной доставкой штабных командиров в войска.
Начальником связи 713-го полка в то время был лейтенант И. И. Зарубин, временно списанный с летной работы из-за ранения. В части не хватало летного состава, и лейтенант, почувствовав, что здоровье у него восстановилось, стал летать «по совместительству». В начале июля он вылетел с начальником штаба тыла армии полковником А. В. Карпелевым на Белевский аэродромный узел. В районе Белева их атаковали два Ме-110. Умело маневрируя, Зарубин успешно уходил от вражеского огня. Однако немцам удалось оттеснить наш самолет на оккупированную территорию. По нему стали бить зенитки. Зарубин мастерски использовал складки местности и, прорвавшись через передний край, ушел от истребителей. Однако последний снаряд, выпущенный «мессером», разорвался в задней кабине. Взрывом повредило шасси. Полковник Карпелев получил тяжелое ранение, ранило и Зарубина. По простыням, которые сушились возле большого здания, лейтенант определил, что в поселке находится или госпиталь, или медсанбат. Зарубин удачно приземлился на одно колесо. Летчик не ошибся: в поселке располагался лазарет. Врачи оказали обоим раненым необходимую помощь. Полковник Карпелев долго потом лечился в Москве, а Зарубин через неделю был уже в строю. После выздоровления Карпелев много раз летал с Зарубиным, и они крепко подружились.
За проявленное мужество и находчивость, спасение жизни полковнику Карпелеву и сохранение боевого самолета лейтенант Зарубин был награжден орденом Красной Звезды.
Бои на участках 16-й и 61-й армий приняли затяжной характер. Им удалось лишь несколько потеснить противника, [122] во на дальнейшее продвижение сил не хватило. 10 июля обе армии перешли к обороне. Связисты, как и в боях, продолжали работать не переводя дыхания. Связь на фронте отдыха не знает.
Вернувшись с ВПУ в штаб, по-прежнему находившийся в Добром, командующий армией сразу занялся вопросами организации радиосвязи внутри строя истребителей и управления ими на поле боя. Основной тактической единицей в нашей истребительной и штурмовой авиации в то время являлось звено — три самолета. Не имея между собой связи, летчики в полете держались компактно, крыло к крылу, постоянно видели командира звена, внимательно наблюдали за его действиями. Он же управлял подчиненными в воздухе по принципу «делай, как я». Такой строй сковывал маневр, не позволял вести непрерывное наблюдение за воздушной обстановкой, ограничивал инициативу в отражении вражеских истребителей.
По приказанию генерала С. А. Худякова в каждом истребительном полку одну эскадрилью полностью оснастили бортовыми радиосредствами. Вместо звеньев в этих подразделениях основными тактическими единицами становились пары — ведущий и ведомый. Штаб армии подготовил положение о боевых действиях пар с широким использованием радиосредств, разработал методику обучения летчиков. Отдел связи составил упрощенную радиосигнальную таблицу, с помощью которой можно было подавать типовые команды: «Разворот», «Замена местами», «Возвращение на аэродром», «Прикрой меня» — всего 10 команд, которые каждый летчик должен был знать на память.
На машинах ведущих установили приемно-передающие станции. Поскольку их еще не хватало, многим ведомым приходилось довольствоваться только приемниками. В таких случаях, чтобы проверить связь, ведущий после взлета запрашивал у ведомого: «Если слышишь, покачай крыльями» или «Если слышишь, сделай горку». Тот отвечал соответствующими эволюциями, подстраивал свой приемник на лучшую слышимость и в полете, в бою строго следовал указаниям своего командира, передаваемым по радио, стараясь ни в коем случае не потерять его из виду. Утратив с ним зрительный контакт даже временно, летчик не мог бы подтвердить, принял ли переданную команду. [123]
Совсем иначе обстояло дело в парах, где на обоих самолетах имелись приемно-передающие радиостанции. Там летчики действовали более уверенно, расходились один от другого на значительные расстояния, постоянно ориентировали друг друга по облакам, высоте, курсу и другим аэронавигационным данным. При необходимости они быстро сближались, своевременно осуществляли тот или иной боевой маневр, оба были уверены, что товарищ не замедлит прийти на выручку, прикрыть от врага.
Летчики осваивали полеты в паре и группами в составе пар. Этот прогрессивный метод неоднократно проверялся в бою и сразу показал свои преимущества перед действиями звеньев из трех самолетов. Первыми в нашей армии тактику пар освоили авиаторы 18-го гвардейского истребительного авиаполка. Здесь все самолеты имели бортовые радиостанции, и летчики научились правильно ими пользоваться. Серьезная заслуга в этом принадлежала начальнику связи полка гвардии капитану Ф. Т. Кирьянову.
1942 год — период рождения новой, вскоре ставшей основной, тактической единицы в истребительной и штурмовой авиации — боевой пары. Она отлично зарекомендовала себя в боях, накрепко привилась во всех частях 1-й воздушной армии. К тому же летчики стали больше уделять внимания поддержанию связи с наземными радиостанциями, научились выходить на приводную станцию при помощи радиокомпасов, запрашивать у пеленгаторов курс на аэродром. Земля помогала им быстрее найти в воздухе противника, занять более выгодное по отношению к нему положение. И если тот или иной летчик одолевал противника в бою благодаря указаниям или подсказкам, полученным через эфир, он сразу становился энтузиастом радио, активным помощником начальника связи в его широком внедрении и использовании.
— Радио и пулемет в бою равны, — заявил однажды командир 287-й истребительной авиадивизии Герой Советского Союза полковник С. П. Данилин.
Освоение полетов парами с применением радиосредств осуществлялось отнюдь не в спокойной, учебной обстановке. Летчики учились и воевали одновременно. Я бы сказал: воюя, учились лучше воевать. А штаб тем временем готовился к проведению новой наступательной операции — Ржевско-Сычевской. Нам предстояло взаимодействовать [124] с 5, 20 и 31-й наземными армиями Западного фронта в 3-й воздушной армией Калининского фронта.
20 июля мы получили задание на организацию связи. Поначалу разместить ВПУ намеревались в совхозном поселке под Можайском. Для этого требовалось построить две линии общей протяженностью 13 километров и подвесить на них около 200 километров постоянных проводов. Но ни мы, ни фронт все еще не располагали необходимыми для этого силами и средствами.
Пришлось, как и в Калуге, ВПУ и узел связи разместить в центре города, в километре от фронтового узла.
Это позволило значительно сократить коммуникации, создать более надежные условия для устойчивой и качественной работы проводных средств. К тому же майор Я. М. Дубков, начальник направления связи с 5-й армией, по своей инициативе предоставил авиаторам несколько средних точек телефонных цепей, что дало возможность организовать ряд очень нужных телеграфных каналов.
На узле проводные средства дополняло радио, задействованное в полном объеме. Оно работало по такой же схеме, как и на основном узле штаба. Дополнительно развернули лишь сеть взаимодействия с общевойсковыми армиями. В наземные войска авиасоединения направили свои радиостанции. Связь с 3-й воздушной, представитель которой находился на нашем ВПУ, поддерживалась по аппарату Бодо.
На Можайском ВПУ мы впервые за время войны установили телефон ВЧ. Правительственная связь по высокочастотным каналам действовала по особому положению. Для нее выделялись бронзовые провода, обладающие малым затуханием. В случае повреждения их заменяли другими, изыскивали обходные каналы. Провода ВЧ, как правило, подвешивались в верхней части опор, они заводились на отдельные телефонные станции. Там устанавливалась аппаратура засекречивания. Командование могло вести открытые переговоры, не опасаясь, что их подслушает вражеская агентура или лица, которым не следовало знать содержание таких переговоров. [125]
Правительственная связь являлась средством Ставки Верховного Главнокомандования, она шла к штабам фронтов и армий. Ею имели право пользоваться только члены военных советов фронтов и командующие армиями. Через соответствующие станции центра по ВЧ велись оперативные переговоры не только между армиями одного фронта, но и с армиями других фронтов, партийными и государственными органами от области и выше. Начальникам связи фронтов и армий ВЧ-связь не подчинялась, но ответственность за ее состояние с них не снималась. Поэтому, прямо скажем, фронтовым и армейским связистам она задавала немало дополнительных хлопот. Для ее организации и обслуживания всюду выделялись лучшие части и наиболее опытные руководители-специалисты.
Проведением Ржевско-Сычевской операции силы Западного фронта не позволили противнику перебросить войска в район Сталинграда, где тогда развертывались решающие сражения Великой Отечественной войны. От немецких оккупантов было освобождено несколько десятков населенных пунктов.
1-я воздушная армия произвела около 15 000 боевых самолето-вылетов. Летчики в воздушных боях сбили 305 вражеских самолетов, а зенитчики — 236. В ходе выполнения боевых задач настойчиво отрабатывался один из важнейших вопросов управления авиацией — вызов истребителей на поле боя непосредственно из наземных войск. Наши представители, находившиеся со своими рациями в общевойсковых армиях, обеспечивали подход самолетов в район боев через 9–10 минут после передачи вызова. Этому в значительной мере способствовало разрешение Ставки ВГК управлять боем по радио открытым текстом, кодируя лишь населенные пункты и наименования частей. Непосредственно над полем боя действиями авиации руководили представители истребительных авиадивизий, находившиеся на радиостанциях армейской радиороты ВНОС. Они информировали летчиков о воздушной обстановке, имея с ними двухстороннюю связь. Однако такие случаи являлись единичными — большинство самолетов все еще не имело радиосредств, особенно передатчиков.
По окончании Ржевско-Сычевской операции ВПУ армии [126] вернули снова в Азарово. В Можайске узел связи сохранили, он стал вторым, вспомогательным. Из Азарово осуществлялось управление авиасоединениями, которые взаимодействовали с наступавшей на левом крыле фронта 61-й общевойсковой и 3-й танковой армией, вводившейся в прорыв. Генерал С. А. Худяков расположил свой КП на аэроузле, где базировались две штурмовые авиадивизии. Он имел при себе радиостанцию, благодаря которой располагал устойчивой радиотелефонной связью с оперативной группой при командующем 3-й танковой армией и с ВПУ в Азарово.
Примерно в это время к нам поступила директива командующего ВВС Красной Армии, в которой говорилось, что Государственным Комитетом Обороны принято постановление об оборудовании всех выпускаемых истребителей и штурмовиков приемо-передающими радиостанциями и приемниками из расчета 1:5, а в дальнейшем 1:3. Появилась полная возможность использовать радио для управления истребительной авиацией и ее наведения, для связи истребителей со штурмовиками и бомбардировщиками при совместных действиях, а также при взаимодействии с наземными войсками. Командующий приказывал: «Поднять роль начальников связи авиаполков, как организаторов радиосвязи, полностью освободить их от штатного дежурства на командных пунктах; поставить перед ними задачу в совершенстве овладеть радиостанциями и организацией радиосвязи с истребителями и штурмовиками; принять меры к укомплектованию авиаполков радиомеханиками».
Давно мы ждали такой документ. Малочисленность бортовых радиосредств в истребительных и штурмовых частях постепенно привела к тому, что там стали смотреть на своих начальников связи как на людей, не загруженных работой. Многие из них пытались наладить обучение летного состава радиоделу, но из этого практически ничего не получилось. Летчики считали такие занятия пустым времяпрепровождением, с ними частенько соглашалось и командование. В своем большинстве начальники связи полков имели летное образование, в основном штурманское, хорошо знали штабное дело. Вот и привлекали их к работе в штабах, и чем дальше, тем больше. Некоторых даже назначили на должности штабных командиров, начальников штабов полков. На их место ставили [127] малоподготовленных людей — все равно, мол, радиостанций нет и получения их не предвидится. Что же касается дежурств на КП, то они стали буквально постоянной обязанностью связистов.
В сентябре мне довелось быть в 3-й воздушной армии. Связью у соседей руководил подполковник И. И. Морозов, его помощником по радио был Л. М. Парнас, теперь уже майор. Они тоже с радостью восприняли директиву командующего ВВС Красной Армии. Война настойчиво выдвигала требование оснастить радиосредствами истребительную и штурмовую авиацию. Было очевидно, что решение проблемы уже не за горами. Радиопромышленность на востоке работала на всю мощь, и ее производственные возможности возрастали из месяца в месяц. Благодаря самоотверженному труду рабочих и инженерно-технического состава радиозаводов уже через год приемо-передающие радиостанции стали устанавливаться на всех истребителях и штурмовиках.
В сентябре мы получили еще одну директиву командующего ВВС Красной Армии — в штаты отделов связи воздушных армий вводилась должность инженера по радио. В его обязанности входили контроль за организацией воздушной связи и использованием самолетной радиоаппаратуры, замер состояния экранировки систем зажигания двигателей и металлизации самолетов, обобщение и распространение передового опыта применения воздушной радиосвязи.
Директивы серьезно облегчили работу по подготовке и широкому внедрению радиосвязи в истребительных и штурмовых частях, подняли в полках роль и авторитет начальников связи, обязали всех командиров усилить подготовку летного состава по использованию радиосредств в воздухе.
25 ноября вновь началось наступление на ржевском направлении. Наш ВПУ развернулся в селе Рыльцово, в 8 километрах восточнее города Зубцово. Расположились мы вместе с фронтовым пунктом управления, организацией связи на котором руководил генерал А. И. Леонов, впоследствии маршал войск связи. Фронтовые товарищи выделили для нас необходимые телеграфные линии. С ВПУ фронта была организована радиотелефонная сеть, в которую [128] входили все наши дивизии и штаб. В нее же были включены радиостанции соединений наземных войск, где находились авиационные представители.
В этой операции особенно большое значение придавалось прикрытию истребителями поля боя. Они базировались в 15–20 километрах от ВПУ. Получив вызов от авиапредставителей или от пункта управления, дежурные самолеты прибывали в заданный район спустя 8–10 минут. И тем не менее часто опаздывали: немцы наносили бомбовые удары в основном по первому эшелону наших наступающих войск и тут же уходили на свою территорию.
Для управления истребителями на поле боя была создана отдельная радиосеть, включавшая радиостанции ВПУ армии, самолетов и авианаводчиков. Бомбардировщики и штурмовики работали с истребителями сопровождения на другой волне. Чтобы связаться с ними, станциям наведения истребителей приходилось перестраиваться на другую частоту. Бомбардировщики и штурмовики вызывались на поле боя по проводным средствам или по радио в радиотелеграфной сети через штаб воздушной армии.
Истребители, выйдя в указанный район, сразу запрашивали информацию о воздушной обстановке. При этом они сплошь и рядом называли по фамилиям своих авиапредставителей или авианаводчиков, а те, в свою очередь, также по фамилиям называли летчиков. Я попытался пресечь такое нарушение правил радиообмена, но генерал Худяков отсоветовал:
— Пускай пока поработают так. У них появится больше уверенности в радиосредствах, да и в том, что с земли за ними зорко наблюдают их же товарищи.
В архивах сохранились некоторые записи радиообмена того времени между летчиками 203-й истребительной авиадивизии и наземными радиостанциями авиаторов. Привожу отдельные из них:
«27 ноября 1942 г.
12.13. «Три волны», я — «Орех». Берите правее. Еще правее! Так, правильно идешь. Атакуй с ближней дистанции.
12.21. «Три волны», я — «Орех». Слева сзади пять Ю-88, не разрывайтесь, заходите со стороны солнца, атакуйте сразу все. [129]
12.23. Смотри, прямо перед тобой Ю-88. Эх, мазилы, делайте второй заход! Не уйдет. Я — «Орех», Назаренко.
14.50. «Две волны», я — «Орех». Влево смотрите, там три Ю-88, один уходит. Атакуй с пикирования.
17 декабря 1942 г.
9.40. «Воздух», я — «Орех». Квадрат 1772, четыре «хейнкеля» бомбят под прикрытием двух «мессеров».
10.57. Я — «Волна-16», дайте обстановку.
10.58. Я — «Орех», Назаренко. Идите этим курсом. Там работают наши «горбатые»{8}, прикройте их.
15.07. «Три волны», я — «Заря». Смотрите, впереди правее вас «горбатых» треплют «мессеры». Чего смотрите, атакуйте смелее!
16.07. «Волны», берите курс 90. Высота 3000, восемь бомбардировщиков противника. Действуйте решительно, подходите ближе».
Как видно из приведенных текстов, большинство связей являлись односторонними. На истребителях все еще было мало приемно-передающих радиостанций, а вот число самолетов, оснащенных приемниками, стало заметно расти. Однако это отнюдь не гарантировало надежность приема летчиками всех команд, передаваемых с земли или ведущими.
С началом наступления по радио разрешалось работать без всяких ограничений. В эфир выходили одновременно тысячи коротковолновых наземных, самолетных, танковых и других радиостанций. Радиоотдел управления связи фронта предпринимал попытки наиболее целесообразно распределить частоты между родами войск. У радистов в коротковолновом диапазоне имелось примерно до 400 фиксированных волн, каждая из которых в диапазоне радиостанций занимала определенные полосы частот. Чтобы увеличить количество волн, радиоотдел стал разделять их пополам и эти «половинки» распределять по соединениям и частям. Однако все это явилось самообманом: взаимные помехи не могли уменьшиться — радиостанции, настроенные на «половинки» волн, из-за нестабильности задающих генераторов на самом деле занимали полосу намного больше 25 килогерц.
Радиосвязь во всех звеньях управления в основном организовывалась по принципу радиосетей. Если бы все [130] радиостанции имела кварцованные задающие генераторы и приемники с высокой точностью настройки, работать в радиосетях было бы просто и надежно. Но таких радиостанций и приемников в то время у нас не было. Радистам наземных станций и летчикам приходилось то и дело подстраиваться, разыскивая в эфире нужных корреспондентов. Найдя одного, они теряли других. Поэтому находившиеся в воздухе летчики нередко не могли установить двухстороннюю связь со своими авиапредставителями или авианаводчиками и даже друг с другом.
Требовалось срочно принять какие-то меры к более точной настройке радиостанций, работающих в воздушных сетях. В некоторых авиационных объединениях, как нам стало известно, уже имелся опыт стабильной настройки бортовых и наземных радиосредств. В частности, в 6-й воздушной, где радиослужбу возглавлял инженер-майор Р. С. Терский, настройку самолетных раций производили с помощью станции РАТ, имевшей стабильные частоты. Узнав об этом, наша радиослужба под руководством подполковника Д. Н. Морозова тоже стала передавать сигналы настройки по РАТ. По скользящему графику на КП соединений и частей, пунктах наведения и непосредственно на самолетах настраивали приемники, а по ним — передатчики. Все эти работы выполнялись под личным руководством начальников связи авиаполков и инженеров по спецоборудованию. Наш отдел строго контролировал это очень важное и ответственное дело.
В связи с этим вспоминается один поучительный случай. Как-то на эталонной РАТ испортился передатчик. Морозов заменять его не стал, решив проверить, как отреагируют в частях на наше молчание. Кроме майора А. А. Горчакова, начальника связи 303-й истребительной авиадивизии, все немедленно забили тревогу: почему нет сигналов?
Горчакова вызвали к аппарату, поинтересовались, как у него прошла настройка.
— Что-то не пойму, — отвечал майор. — С двух аэродромов сообщили, что вас сегодня не слышали, а с третьего доложили: все, мол, в порядке, настроили пять станций.
— Сегодня наша РАТ в эфир не выходила, — передал ему лейтенант Л. В. Устинов, работник армейского отдела. [131]
А. А. Горчаков не терпел нечестности, он строго наказал обманувшего его начальника связи полка. И правильно поступил. Обман нетерпим вообще, а на войне преступен.
Централизованная настройка наземных и самолетных радиостанций позволила резко повысить надежность воздушных радиосетей. Впоследствии, когда на самолеты начали ставить новые радиостанции типа РСИ-4, работавшие на шести фиксированных волнах с узкой полосой частот, положение с настройкой раций на истребителях и штурмовиках облегчилось. К тому же директивой заместителя Народного комиссара обороны эти волны были отведены только авиации, на них категорически запрещалось работать всем другим корреспондентам.
В боях под Ржевом с помощью радионаведения летчики сбили 18 и подбили 8 вражеских самолетов. В этих боях особенно успешно действовал капитан А. С. Назаренко. Сам летчик-истребитель, он с радиостанции «Орех-1» умело наводил боевых соратников на воздушные цели, быстро реагировал на малейшие изменения обстановки над полем боя, оперативно информировал о ней находившихся в воздухе авиаторов. Опыт капитана Назаренко был широко использован при разработке штабом ВВС Красной Армии инструкции авианаводчикам истребительной авиации.
В период Ржевской операции мы провели испытания устройства дистанционного управления радиостанциями. Его оборудовал капитан А. С. Звягинцев. В одном чемодане среднего размера он смонтировал приемники УС-1 и РСИ-4, громкоговоритель, микрофонный усилитель, телеграфный ключ, микрофон, телефонный аппарат и выдвижную антенну для приемника, которая могла заменяться на выносную. На крышке были установлены переключатели рода работ, регуляторы громкости и другие ручки управления. В другом чемодане капитан разместил сухие батареи для приемника, соединительные кабели между чемоданами и комплект запасных ламп. Выносное устройство соединялось с радиостанцией двумя парами проводов, которые обеспечивали микрофонную или ключевую работу и служебную телефонную связь с расчетом радиостанции.
Первый экземпляр этого устройства, изготовленный в армейских мастерских, установили у командующего армией. [132] С его помощью генерал С. А. Худяков вел переговоры со всеми действовавшими под Ржевом дивизиями и авиапредставителями, находившимися в наземных войсках.
Изобретение А. С. Звягинцева очень понравилось Сергею Александровичу. Он приказал снабдить выносными устройствами все авиасоединения. Мастерские сделали еще 15 комплектов. Ими заинтересовались заместитель начальника связи фронта генерал-майор А. И. Леонов, заместитель начальника штаба фронта генерал-лейтенант А. П. Покровский, а потом и сам начальник штаба генерал-полковник В. Д. Соколовский. Они сделали все, чтобы как можно быстрее внедрить новшество Звягинцева в войсках.
В районе Сталинграда советские войска перешли в грандиозное наступление. А у нас возникла оперативная пауза. Она была до предела заполнена заботами о дальнейшем совершенствовании управления войсками, по обобщению накопленного боевого опыта. Командующий приказал ряду штабных командиров подготовить статьи для открытой и закрытой печати по вопросам управления авиацией на поле боя, взаимодействия с наземными войсками. Мне было поручено написать статью на тему «Радиосвязь в наступательной операции ВВС». Ее напечатали в 1943 году — в третьем номере журнала «Вестник воздушного флота».
Растянутость Западного фронта на многие сотни километров потребовала организации вспомогательных пунктов управления общевойсковыми армиями и группировками авиации.
На нашем фронтовом вспомогательном пункте управления были созданы штатные оперативные группы, в состав которых входили заместители начальника связи фронта по ВПУ. В конце 1942 года в нашей армии ввели должность помощника начальника связи по вспомогательному пункту, а в полку сформировали специальное подразделение для его обслуживания. Первым возглавил связь на ВПУ капитан С. Г. Грудский.
Преобразование ВПУ в штатные звенья управления значительно их укрепило, позволило хорошо сработаться личному составу. К концу 1942 года с помощью фронта [133] мы смогли организовать между ними телеграфную связь. Это значительно повысило общую живучесть всей системы связи, а на ВПУ она превращалась в основной нерв управления авиацией на поле боя и взаимодействия с наземными войсками.
Я уже упоминал, что при выезде на ВПУ у нас устанавливались по две телеграфные связи со штабом воздушной армии на аппаратах СТ-35. Получение второго провода при этом всегда было связано с большими трудностями и неизменно за счет какого-либо авиасоединения. Создавался заколдованный круг — чем лучше нам, тем хуже кому-то из наших подчиненных. Вырваться из него помогли старшие техники-лейтенанты В. К. Ермаченков, В. В. Андреев, С. Г. Головин и механик старшина Л. Г. Шапчиц. Они изготовили к СТ-35 приставку, с помощью которой по одному проводу можно одновременно вести прием и передачу. В провод включали два аппарата: один на передачу, другой на прием. Таким образом, производительность телеграфного провода возрастала в два раза. Благодаря использованию в приставках особо чувствительных реле аппаратура СТ-35 могла работать на линиях с низкими изоляционными показателями и по своей пропускной способности конкурировала с Бодо.
Направления связи с дуплексным обменом требовали особой сноровки и сработанности каждой пары телеграфисток. Первыми освоили эту работу Женя Першина, Клара Ефремова, Аня Кравченко, Зоя Заутинская, Дина Рябцева и Женя Хаютина. Эти замечательные специалистки, руками которых передавались десятки тысяч слов боевой информации, внесли огромный вклад в обеспечение управления авиационными соединениями. В середине 1943 года они одними из первых были удостоены знаков «Отличный связист».
1942 год подходил к концу. Штаб 1-й воздушной армии к тому времени уже располагался в местечке Алабино. С переходом в новый пункт удлинились проводные коммуникации, увеличились расстояния радиосвязи, возросла протяженность маршрутов подвижных средств. Это усложнило работу связистов, временно снизило надежность нашей общей системы связи.
Поэтому не могу не вспомнить добрым словом ту громадную [134] работу, которую проделали фронтовые связисты во главе с генералом Н. Д. Псурцевым. Инженеры телеграфно-телефонного отдела П. Н. Воинов, А. А. Захарьин, А. Ш. Богданов и другие сумели развернуть на участке фронта надежную и широко разветвленную проводную связь. Все линии от штабов фронта и воздушной армии проходили через запасные узлы. Там, в случае необходимости, могли расположиться и сами штабы.
В Алабино нам удалось получить электроэнергию от Московской энергетической сети. Узел связи оборудовал недавно сформированный 1-й отдельный полк связи ВВС, командиром которого стал майор Я. М. Дубков. Размещением и монтажом аппаратуры руководили лучшие специалисты узла старшие лейтенанты В. К. Ермаченков, С. Г. Головин, В. В. Андреев, М. А. Клокоцкий. Отлично потрудились воины линейных подразделений, которыми командовали лейтенант П. Д. Пальшин и младший лейтенант И. М. Сасов, а также бойцы радиобатальона, возглавляемые А. С. Звягинцевым, А. М. Егорычевым и К. Д. Кашавиным. Высокие организаторские способности проявили начальник технической части инженер-капитан Г. И. Гитель, работники отдела связи лейтенанты В. Э. Жоли, Л. В. Устинов, С. Ф. Баваров.
16 декабря в Алабино прибыла из-под Ржева и наша оперативная группа. Там, в селе Рыльцово, остался наш третий по счету, постоянно действующий узел ВПУ.
В отделе связи, как и всегда, шла напряженная работа. Старший лейтенант М. В. Уборцев, лейтенанты В. Э. Жоли и Л. М. Бейлин трудились над проектами создания новых линий. Лейтенанты Л. В. Устинов и С. М. Левитин, младший лейтенант С. Ф. Баваров готовили новые радиоданные. На плечах этих специалистов лежала вся повседневная работа отдела, и, надо отдать им должное, они прекрасно справлялись с ней.
В штабе пробыл я недолго и вскоре был снова направлен под Ржев, чтобы следить за состоянием связи под Новый год. Там уже находился фронтовой связист генерал А. И. Леонов. Перед ним стояла такая же задача. Через Рыльцово проходили связи фронта и воздушной армии не только к подчиненным соединениям, но и к соседнему Калининскому фронту.
Жили мы с генералом в одной землянке. Дни целиком уходили на проверку работоспособности линий, прохождения [135] радиосвязей, на утряску разных неурядиц и посещение частей.
Перед полуночью 31 декабря я, как и обычно, обошел радиостанции, заглянул на радиоприемный пункт, побывал на самолетной стоянке, а на обратном пути зашел к фронтовым связистам. У них застал генерала А. И. Леонова и доложил ему, что у авиаторов полный порядок, свободные от службы бойцы готовятся встретить Новый год.
— Прежде чем встретить Новый, полагается проводить старый, — заметил кто-то из командиров и протянул мне кружку.
Генерал кивнул — давай, мол, так уж заведено. Потом вместе с Леоновым мы пошли на нашу телеграфную станцию. Открыли дверь в землянку и оторопели от удивления: посреди нее красовалась пушистая елочка, увешанная разноцветными флажками, серпантином и самодельными игрушками. На ней висел плакат с крупной надписью: «Гитлеру — капут!» Старшая смены Татьяна Алексеева лихо доложила А. С. Леонову:
— Товарищ генерал, личный состав несет боевое дежурство. Связи на всех направлениях работают нормально. Мы отмечаем Новый год.
— Ну что ж, продолжайте, — сказал Леонов.
— Приглашаем и вас. — Татьяна показала рукой на скромно уставленный стол с закусками и алюминиевыми кружками.
Мы приняли приглашение. Вскоре к нам перебрались из своей землянки и фронтовые связисты, прихватив с собой баян. Полились раздольные и грустные русские песни. Подняли тосты за Новый год, за боевую дружбу, за нашу победу и вскоре разошлись. Ни танцы, ни песни, ни выпитое вино — ничто не смогло снять с души тяжкий груз, груз войны, трудных забот каждого о своем деле, своем вкладе в победу над врагом, которая, судя по всему, была еще не очень близка. [136]