Мы — севастопольцы!
Фронт ушел далеко на запад, бои уже идут в районе Ковеля. Чтобы добраться до объектов удара, нам приходилось пролетать лишние сотни километров. Понятно, что для более разумного и эффективного использования авиации целесообразно было перебазироваться поближе к фронту.
Приказ о перелете на аэродром, находящийся в Киевской области, получен. Началась подготовка. Склеиваем карты, прокладываем маршрут. Неожиданно появился посыльный из штаба: «Капитана Кота срочно вызывает командир дивизии». Спешу в штаб.
В кабинете командира, кроме полковника Бровко, находится старший штурман дивизии майор Г. А. Мазитов. Докладываю:
— Товарищ гвардии полковник, гвардии капитан Кот по вашему приказанию прибыл!
Командир поздоровался, пригласил сесть.
— Вот что, товарищ капитан. Мы здесь посоветовались и решили назначить вас заместителем штурмана двадцатого полка. Считаем, что вы справитесь с новыми обязанностями. В этом полку летчики [209] и штурманы — в большинстве своем молодежь. Ваша задача — научить все экипажи применять в полете радионавигационные средства так, как это делается в 10-м полку. Начинайте со знакомства с людьми, с изучения их достоинств и недостатков. Желаю успеха!
Вышел я от «бати» и задумался... Новое назначение. Справлюсь ли? Как встретят меня в новом полку? Придется расстаться с хорошими друзьями, которых так много в 10-м гвардейском. А как же с моим экипажем? С Васей Алиным и Колей Кутахом мы вместе выполнили свыше двухсот пятидесяти боевых вылетов, они стали боевыми друзьями. Наш экипаж давно слетался, мы с полуслова понимаем друг друга, в полете действуем слаженно, много выполнили сложных специальных заданий. Нас считают отличным экипажем. А отличниками, как известно, становятся не сразу. Для этого приходится преодолеть много трудностей, проявить выдержку, настойчивость, стремление быть в числе лучших. Между членами отличного экипажа обязательно должны быть полное доверие, взаимное уважение, крепкая дружба.
Боевая дружба! Она сплачивает экипаж, помогает ему преодолевать трудности и опасности в длительных и сложных полетах, лучше выполнять боевые задания.
С чего же мне начинать? В первую очередь, конечно, представиться командиру полка. Иду через летное поле на южную окраину аэродрома. Там, в небольшом селе, — штаб 20-го гвардейского полка. Его командира, подполковника С. А. Гельбака, я хорошо знаю. Опытный летчик, немолодой уже человек. Начитанный, требовательный, строго наказывает нарушителей дисциплины. Спиртного в рот не берет и не терпит тех, кто этим злоупотребляет. [210]
Сильно любит свой полк и требует такой же любви от всех своих подчиненных. Часто любит повторять: «мой полк», «я не потерплю в моем полку...» Многие удивлялись, как этот образованный человек, чуткий и заботливый, не мог обойтись без «крепких» словечек, от которых порой краснели не только женщины...
Захожу в штабную хату, докладываю:
— Товарищ подполковник! Капитан Кот прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы.
— Добро! Приказ о вашем назначении получен. С сегодняшнего дня забудьте о своем десятом. Будете служить у меня. Мои требования: хорошо выполняйте свои обязанности, водки, кроме положенных ста граммов, не пейте, будьте патриотом моего полка. Познакомьтесь с людьми и приступайте к делу!
— Есть, приступать к делу, — отвечаю. — Разрешите узнать, с кем мне перелетать на новый аэродром? Я готовился с Алиным.
— Разрешаю лететь с Алиным. Попрощайтесь со своим экипажем. А на новом месте сразу же в мое распоряжение!
Ушел я от подполковника полный раздумий. Сложная штука жизнь... Вот и он советует изучать людей. А как это делать? Знание людей — это, видимо, трудная наука, и дается она только практикой жизни...
В ушах все еще звучали слова: «... забудьте о своем десятом. Будете служить у меня...» Разве можно забыть о своем боевом коллективе, забыть тот полк, в котором получил боевое крещение, в котором остается экипаж и столько хороших товарищей? Эти требования подполковника Гельбака, конечно же, невыполнимы. [211]
Что касается водки, то я никогда не увлекался этим вредным зельем и полностью был солидарен с командиром полка.
В 10-м полку все уже знали о моем назначении. Друзья поздравляли, желали успехов. Поздравил меня и Василий Алин, правда, как мне показалось, без особого энтузиазма.
28 марта мы поднялись с аэродрома Основа, сделали большой прощальный круг над Харьковом, пролетели от тракторного завода до Холодной Горы и взяли курс на запад. Под собой мы видели много развалин. Огромные высотные здания Госпрома, напоминая о красоте и величии предвоенного Харькова, по-прежнему возвышались над городом. И только пролетая над этим чудесным сооружением, мы видели, что вместо окон в стенах зияли темные провалы. Госпром пока был мертвым...
За штурвалом — Василий Алин, в кабине радиста — Коля Кутах и Миша Яселин, а в штурманской кабине — тоже двое: назначенный вместо меня лейтенант Андрей Калькаев и я. Поют свою песню моторы. В машине все так привычно и знакомо. Я прощаюсь сегодня не только с друзьями, но и с самолетом, со своим шестьдесят пятым...
Летим на высоте 500 метров. Под нами проплывают бескрайние степи Полтавщины. Впереди широкой лентой заголубел Днепр. Его высокий правый берег разрезают глубокие овраги. Здесь совсем недавно дрались за каждый сантиметр родной земли воины Букринского плацдарма. Весна пытается скрыть следы тех жестоких боев. Леса и поля одеваются в первый зеленый наряд. Солнце будто подгоняет нас своими лучами, а небо голубое-голубое, как васильки. [212]
На окраине старинного украинского города, на берегу живописной реки Рось, показался аэродром — место нашей дальнейшей боевой работы. Садимся, заруливаем на стоянку. Вслед за нами на летное поле приземляются другие машины. Последние напутствия и пожелания друзей. Крепко жму им руки и направляюсь к месту новой службы.
В 20-м полку со многими авиаторами я встретился впервые. О них подробно рассказал мне замполит майор И. М. Герзон. Командиры эскадрилий В. П. Морозов, В. Ф. Соляник, П. Н. Тананаев — опытные воины, первоклассные летчики, хорошие инструкторы. Штурманы эскадрилий — С. С. Резун, Г. А. Лущенко, Л. П. Грошев — также бывалые авиаторы, с большим налетом, с отличной подготовкой. Большим авторитетом среди летного состава пользовался заместитель командира полка майор Григорий Ефимович Подоба. Он хорошо знал авиационную технику, летал на разных типах самолетов, летал много, обладал замечательными качествами инструктора-педагога. Мне повезло: на боевые задания буду летать с майором, вместе с ним учить молодежь.
— А своего непосредственного начальника, штурмана полка, вы знаете, — заканчивая рассказ, заметил майор Герзон.
Да, штурмана полка майора И. Д. Козлова я действительно знал больше года. Прибыл он к нам в 10-й полк еще в Кирсанове, начал летать в экипаже Леонида Филина. Летал неплохо. Как опытного штурмана его послали в 20-й полк на эту должность.
Замполит полка произвел наилучшее впечатление. Он внимательно слушал меня, а потом не спеша, тихим приятным голосом говорил. Иосиф Маркович хорошо выполнял свои сложные обязанности [213] и пользовался большим уважением всего личного состава полка.
Подошло время обеда. В летной столовой чисто, уютно, на столах полевые цветы. Девушки-официантки встречают нас улыбками. Приглядываюсь, за какой бы стол сесть.
— Не забывай своих, — слышу голос Николая Гунбина, — иди к нам!
За столом сидят Николай Козьяков, Леонид Глущенко, сажусь рядом. По соседству разместились Ваня Гросул, Федя Паращенко, Вася Алин, Володя Борисов — мои верные, хорошие друзья.
— Что будете есть, храбрые воины? — спрашивает белокурая официантка Шура и называет блюда.
— Шурочка, дорогая, корми чем хочешь, хоть и невкусным, — хитро улыбается Гросул и многозначительно потирает руками.
— Невкусного у нас не бывает, — деланно суровым голосом отвечает Шурочка. — А фронтовые сто граммов получите после полета. Приказ есть приказ!
Пообедав, идем покурить в соседний лесок.
— Какая красота вокруг! — зачарованно восклицает Коля Козьяков. — Я в этих краях впервые. Никак не могу налюбоваться...
Николай Козьяков, мой сослуживец по Дальнему Востоку и Оренбургу, стал одним из лучших штурманов в полку. Невысокого роста, немногословный, скромный, исключительно храбрый. В полете он всегда правильно оценивает воздушную обстановку, быстро принимает разумные решения.
Козьякову раньше не приходилось бывать на Украине. И он не перестает любоваться ее природой, хочет как можно больше знать о ее истории, о людях. Вместе с Николаем мы частенько посещали [214] Харьков. И мне приходилось рассказывать о замечательном городе, отвечая на многочисленные вопросы друга.
Подошел Николай Гунбин:
— А мне здесь пришлось побывать в начале войны. Тогда здесь шли тяжелые бои, вокруг все горело. Некогда было любоваться природой. Мы много летали на задания. Однажды бомбили переправу через Рось. Удалось с первого же захода уничтожить ее. Но нас тут же атаковали четыре «мессера». Первый снаряд пробил мою штурманскую кабину, второй попал в масляный бак правого мотора, пули подожгли парашют стрелка Бойко, а радиста ранило в ногу. Стрелки не растерялись, подпустили истребителей как можно ближе и открыли прицельный огонь. Двух «мессеров» сбили, остальные ушли. Мужество стрелков и спокойствие всего экипажа спасло тогда нас. Домой все же не дотянули. Сели на запасной. Всю жизнь буду помнить обоих сержантов, стрелка-радиста Лойко и воздушного стрелка Бойко. Оба они были высокими, белокурыми и удивительно похожими друг на друга, словно близнецы... После, в одном из полетов, они опять были ранены, попали в госпиталь. Больше мы и не встретились. Как жаль, что я не запомнил их имена.
Так, слушая рассказ Николая Гунбина о боях сорок первого года, мы незаметно вышли на берег прекрасной реки Рось, воспетой поэтами. Как красиво вокруг! Щедро светит солнце, отражаясь в спокойной речной воде. На берегу зазеленела трава, появились первые цветы. В лесу неустанно щебетали птицы. А рядом — друзья, верные боевые товарищи. Высокий, черноволосый, неторопливый ярославец Николай Гунбин и Коля Козьяков — низенький, сероглазый парень из Чернавы Воронежской [215] области. Немного в стороне тихо беседуют Василий Алин, Леонид Глущенко, Иван Гросул. Подходит Владимир Борисов, обнимает меня и, заглядывая в глаза, спрашивает:
— Ну как, Леша, приняли тебя в двадцатом? Не скучаешь?
— Приняли хорошо. А скучать некогда, да и вы рядом со мной!
Владимир Борисов! Ты настоящий друг, умный, ласковый, смелый, всегда готовый прийти на выручку товарищу, помочь ему. С такими, как ты, не страшны никакие преграды.
Наши войска продолжали успешное наступление. 26 марта произошло событие, радостно взволновавшее всех советских людей: войска 2-го Украинского фронта вышли на реку Прут — государственную границу СССР. Красно-синяя линия фронта на наших полетных картах перешагнула границу, устремилась на территорию Румынии. Правда, это пока не Германия, и все же мы очень рады.
В первые дни апреля советские войска, развивая наступление, разгромили вражеские группировки и освободили Николаевскую, Одесскую области, значительную часть Молдавии. В боях за освобождение Молдавии и начали мы боевую работу с нового аэродрома.
Пятого апреля нам предстояло нанести бомбовый удар по железнодорожному узлу Абаклия. Этот полет для меня — первый в 20-м полку. Впервые мне поручено провести подготовку к вылету всего летного состава.
В большой комнате собрались летчики, штурманы, радисты, стрелки. Большинство незнакомых. Известно, что каждый человек имеет свое «я», свой [216] характер, и надо найти с ним общий язык. Чувствую на себе изучающие взгляды воинов. Потребуется, наверное, немало времени, чтобы мы стали хорошо понимать друг друга. Конечно, волнуюсь.
— Товарищи! Наша цель, — говорю я, — железнодорожный узел Абаклия. По данным разведки, на узле сосредоточено много эшелонов с войсками и техникой. Эти эшелоны немецкое командование собирается направить к фронту. Продолжительность нашего удара — десять минут. Высота бомбометания, — 3000 метров. Заход на объект с северо-востока, уход — отворотом влево. Маршрут полета — согласно схеме. Освещать цель приказано экипажам 10-го гвардейского полка. Лидер — осветитель капитан Борисов со штурманом Сенько. Обратите внимание на план-схему радионавигационного обеспечения полета. Вопросы есть?
Экипажи к полету подготовились хорошо. Подполковник Гельбак остался довольным.
После обеда — мертвый час. За его соблюдением следили медицинские работники. Затем экипажи отправились на аэродром, чтобы помочь техническому составу завершить подготовку самолетов к вылету.
Угасал теплый весенний день. Солнце медленно скрывалось за небосклон. На короткое время аэродром притих. Переговариваясь о том, о сем, мы собрались у самолета и ждали сигнала на вылет. Появилась полуторка. Из кабины выглянул парторг полка.
— Принимайте листовки, пять пачек! — крикнул он.
Стрелок-радист Юрченко вместе с мотористом быстро взяли из кузова пачки и понесли в самолет. Уложили возле бомболюков, подошли к нам. И в это время с КП был дан сигнал к запуску моторов. [217]
— По местам! — скомандовал майор Подоба.
Первыми поднялись в небо экипажи 10-го полка. Подошла и наша очередь. Выруливаем. Начинаем взлет. Внимательно слежу за действиями майора Подобы, помогаю ему, напоминаю последовательность операций. Делаю так, как делал раньше в экипаже с Алиным. Я не был уверен, что майору понравится моя помощь. Всякие бывают летчики. Нет, все в порядке. Он даже повторяет мои напоминания. Да иначе и быть не могло. В авиации уже так по традиции принято: на чинопочитание лишь недалекие люди напирают. Все отношения в экипаже, как правило, строятся на дружбе, на боевом товариществе. Взлетел Подоба отлично.
Незаметно наступила темнота. Земные ориентиры еле угадываются. Но скоро взойдет луна, и она поможет мне ориентироваться. Позади остались Умань, Котовск. Высота — уже 3000 метров. Где-то над Черным морем, словно из воды, выглянула луна. Она медленно осветила вначале небо, а потом и землю. Стало светлее. По пожарам, по перестрелке видно было, что войска 2-го Украинского фронта спешат к Одессе, к берегам Днестра.
Наш маршрут проходил между Кишиневом и Тирасполем. Вижу характерную змейку железной дороги. Правее — столица Молдавии. Там все еще враг.
— Коля! Сбрасывай листовки, скоро цель.
— Вас понял, — отвечает сержант Юрченко.
Стараюсь выйти на Абаклию поточнее. Хочется все делать как можно лучше — лечу ведь в новом для меня экипаже:
В это время появились наши помощники — САБы. Начался дружный бомбовый удар. Хорошо видна станция. На ней — эшелоны. Прицеливаюсь, сбрасываю бомбы, слежу за их полетом, пытаюсь [218] определить место взрыва. Но сделать это почти невозможно: в одну минуту вниз летят несколько серий...
Задание дивизия выполнила весьма успешно. Враг почему-то не оказал никакого противодействия. За годы войны это, пожалуй, первый случай, когда в небе не было ни прожекторов, ни огня зенитной артиллерии. А внизу взрывались вагоны с боеприпасами, цистерны с горючим, возникло около двадцати пожаров...
В полете я часто думал об экипаже Алина. Сегодня он впервые полетел без меня. Как там молодой штурман Калькаев? Скоро ли слетаются с ним мои друзья? Не простое это дело — сплотить экипаж: у каждого свои привычки, свой характер.
Теперь мне, заместителю штурмана полка по радионавигации, по долгу службы придется значительно больше участвовать в подготовке, в обучении экипажей, способных выполнять сложные и разнообразные задачи.
О значении этой подготовки, о качествах, которыми должен обладать экипаж АДД, хорошо скажет уже после войны главный маршал авиации А. Е. Голованов на страницах своей книги «Дальняя бомбардировочная...»: «Действительно, какой подготовкой должен обладать тот или иной экипаж, летая сегодня бомбить передний край обороны противника..., а завтра этот же экипаж отправляется в глубокий тыл бомбить фашистское логово, а послезавтра он разыскивал где-то в лесах или болотах условные сигналы, выбрасывал специальную группу и грузы, на следующий день летел к партизанам».
Чтобы помешать немецкому командованию в переброске подкреплений, сорвать их планы маневрирования резервами, экипажи АДД совершили несколько налетов на тыловые объекты в Румынии. [219]
Наша задача состояла в том, чтобы парализовать работу портов и железнодорожных узлов Констанца и Галац, взять под контроль морские пути, ведущие к Севастополю.
11 апреля, ночью, экипажи дальних бомбардировщиков нанесли мощный бомбовый удар по порту, железнодорожному узлу и нефтяному промыслу Констанца. В результате бомбардировки сильно пострадали порт и узел. Они были объяты пламенем. То там, то здесь возникали взрывы.
Враг оказывал упорное сопротивление. Из боевого вылета не вернулся экипаж лейтенанта Борисова. Только 8 мая 1945 года в полку появился И. Г. Борисов. Судьба штурмана Т. Г. Подоляна и радиста П. И. Калабухина осталась неизвестной. Экипаж оставил горящую машину над чужой территорией, удачно приземлился, но попал в плен к румынам. Борисова освободили части Красной Армии из лагеря в конце войны. Было это в Германии.
Перед боевым вылетом, 11 апреля, я отправил свою жену Лесю в городской роддом. Почти шесть лет прошло с тех пор, как мы поженились. Дальний Восток, учеба в Оренбурге, частые переезды — все это мешало иметь детей. И все же жизнь побеждает всегда, даже на войне... Полетел я бомбить объекты Констанцы, а мыслями был с женой. Приземлившись, сразу же поехал машиной подполковника Гельбака в город. В дороге не покидала мысль: появился ли на белый свет наш Юрий? Ждали мы его давно, даже имя выбрали с Лесей заблаговременно.
На рассвете я постучал в дверь роддома. Мучительно долго шло время. Наконец появился врач. [220]
Низенький, старенький, в очках. На лице мягкая, добрая улыбка:
— О, летчик, поздравляю! Ваша жена подарила вам дочку. Хорошая, крепкая девочка!
— Как дочку? Мы ждали сына, Юрку. Долго ждали. А вы — дочку, — недовольно буркнул я.
Потом, когда до меня дошло свершившееся, я поблагодарил все еще улыбающегося доктора и за поздравления, и за дочку. Узнав, как чувствуют себя молодая мать и дочурка, в чем они нуждаются, я поспешил выполнять сложные и непривычные отцовские обязанности...
Шли дни. Дочурка росла, а имени у нее все не было. Никак мы с женой не могли подобрать «самое лучшее». Помог штурман Федя Василенко:
— Если пригласите названым отцом, я подберу самое красивое имя. Ну как, согласны? Если так — назовем вашу дочку Галиной.
Мы согласились. Хорошее имя. Почему о нем не подумали сами?
Галина росла забавной девочкой. Я любил, конечно, ее не меньше, чем любил бы Юрку. Наша дочка стала любимицей всех авиаторов полка, не сходила с их рук. Конечно, ее баловали, но мы мирились с этим. Галя напоминала летчикам их семьи, их родные дома.
И все же желание иметь сына не оставляло меня. Кому из мужчин не хочется, чтобы в его семье был сын! И пришло время, когда давнишняя мечта осуществилась. Произошло это важное для нас событие 23 февраля 1946 года. В день Красной Армии жена подарила мне сына. Назвали его, конечно же, Юрием!..
...В начале апреля я составил план подготовки экипажей по радионавигации. В нем предусматривались теоретические занятия и летная подготовка. [221]
Надо было проверить в воздухе всех штурманов. Майор Козлов одобрил мой план, утвердил его и командир полка. В перерывах между боевыми вылетами я проверял экипажи. Начал с командиров эскадрилий и звеньев. Затем проверял и все остальные экипажи. Штурманы эскадрилий показали хорошие знания и умение пользоваться средствами радио для ориентировки. В дальнейшем штурманы эскадрилий и звеньев участвовали в обучении и проверке рядовых экипажей. Выполнять боевые вылеты мы доверяли только тем, кто имел основательную подготовку. Такая методика обучения вполне оправдала себя. В 20-м полку, несмотря на молодость летного состава, не было случаев потери ориентировки.
Немецкие бомбардировщики, вылетая с Львовского аэродрома, почти каждую ночь бомбили Киев, Дарницу, Фастов. Экипажам нашей дивизии приказали совершить налет на вражеский аэродром, уничтожить там самолеты.
Нам с майором Подобой доверили возглавить этот налет. На большинстве Илов были подвешены РРАБы — специальные бомбы, весьма эффективные при бомбардировании аэродромов. Из-за своей формы и размеров они сильно ухудшали аэродинамику самолетов, уменьшали скорость почти на 20 километров в час. Поэтому мало находилось желающих возить это оружие, но приказ есть приказ, и сегодня нам подвесили два РРАБа.
Наш удар для немцев оказался неожиданным. Первыми над целью появились самолеты-осветители. Через заданные временные интервалы они сбрасывали серии САБов. Стало хорошо видно аэродром, на котором густыми рядами стояло несколько десятков бомбардировщиков. Рядом с ними виднелись [222] истребители. От стоянок к старту спешили самолеты, пытаясь взлететь.
Когда мы вышли на боевой курс, вспыхнули десятки прожекторов. Они секли, словно мечами, темное небо вдоль и поперек. А зенитки пока молчали. Наверное, немцы надеялись на успешные действия своих истребителей, успевших взлететь. Но они опоздали. Вниз уже летели сотни «фугасок» и «зажигалок». Мои «бомбочки», выпавшие из сосудов, накрыли один из рядов самолетов. И только теперь, будто опомнившись, залаяли зенитки. Пять батарей вели бешеный огонь, им помогали 27 прожекторов. Вокруг появились огненные шапки разрывов. В ночной темноте, в условиях интенсивного обстрела трудно выполнять эволюции самолетом, но майор Подоба уверенно пилотировал машину. По всему было видно, что у него высокое мастерство, нет недостатка и в смелости, и в решительности. С таким командиром приятно летать, можно с успехом выполнить любое задание.
Наш налет, внезапный, дружный, сосредоточенный, оказался удачным. Бомбы разрушили летное поле, аэродромные сооружения, уничтожили много самолетов. Все наши экипажи без потерь вернулись на базу.
17 апреля мы повторили налет на район Львова. На этот раз объектом бомбардировки был железнодорожный узел. Несмотря на упорное противодействие зенитной артиллерии и ночных истребителей, задание мы выполнили. На путях горели вагоны, взрывались склады с горючим. Мы насчитали 26 пожаров. В этом налете вместе с товарищами цель освещал экипаж Ивана Доценко. В составе экипажа был заместитель начальника политотдела дивизии майор М. А. Завирохин. Мы видели, как самолет, сбросивший САБы, поймали несколько прожекторов. [223] Вражеские зенитчики словно взбесились. Трассы снарядов потянулись к освещенному бомбардировщику. Летчик маневрировал, бросал самолет из стороны в сторону, но огненный вихрь продолжал сопровождать боевую машину, она загорелась и тут же взорвалась. Наверное, снаряд, а может, и не один, попал в бензобак. Во все стороны полетели горящие части самолета. Многие, кто был в это время в районе цели, видели эту страшную картину. Никто из экипажа не смог воспользоваться парашютом. Как потом выяснилось, это был самолет капитана Ивана Доценко. Так трагически погибли Герои Советского Союза И. И. Доценко, Г. И. Безобразов, их товарищи И. А. Светлов и М. А. Завирохин.
Мы потеряли один из лучших экипажей дивизии, хорошо выполнивший свыше 250 боевых вылетов. До последней минуты своей жизни смело сражались с врагом отважные соколы. Они погибли смертью храбрых, находясь на боевом курсе.
В апреле 1944 года начались бои за освобождение Крыма. Перед частями Красной Армии стояла трудная и сложная задача — разгромить крупную группировку войск противника, освободить полуостров и важную военно-морскую базу Севастополь.
Войска 4-го Украинского фронта начали штурм укреплений на Перекопском перешейке и побережье Сиваша. В результате стремительного наступления были освобождены Джанкой, Евпатория, Симферополь. Отдельная Приморская армия перешла в наступление и, быстро продвигаясь, освободила Керчь, Феодосию, Алушту. Враг упорно сопротивлялся, но не мог остановить героев-освободителей, рвавшихся к Севастополю.
В эти дни большую помощь наземным войскам оказывала авиация. В наступлении поинимали [224] участие экипажи и нашей дивизии. В боях за Севастополь мы наносили бомбовые удары по вражеским кораблям, прятавшимся в Северной, Стрелецкой и Камышовой бухтах. Неприятель нес чувствительные потери.
Четвертого мая мы собирались совершить новый налет в район Севастополя. Но в это время над значительной частью Украины проходили сильные грозовые дожди. Низко над аэродромом неслись плотные черные облака, шел проливной дождь. Вода лилась словно из ведра. Яркие зигзаги молний раскалывали небо. Первая майская гроза...
Высшее начальство требовало выслать хотя бы 10–15 самолетов для помощи наземным войскам. Как только немного распогодилось, мы начали вылет. Но взлететь успели только одиннадцать экипажей — опять накатилась гроза. Взлетевшие пытались прорваться к Севастополю. Они летели наугад — разведка погоды впереди не была организована. От Белой Церкви до самого Крыма шел сильный дождь. Девять самолетов или вернулись, или сели на запасные аэродромы. И только экипаж старшего лейтенанта Ивана Кондратовича каким-то чудом долетел до цели. Он выполнил задание и сел на аэродроме в районе Симферополя. В этот день не вернулся с боевого вылета экипаж капитана К. Н. Михалочкина. Вместе со штурманом Н. И. Курбатовым и радистом Ф. П. Колесниченко они много летали, выполнили 257 боевых вылетов. А с 258-го не вернулись...
Долго не могли мы уснуть в эту ночь. Все вспоминали отважных воинов, замечательных товарищей. Вспоминали и надеялись, что скоро вернутся домой, но... В течение многих дней мы пытались найти место гибели экипажа, летали над районом, где проходил маршрут. К сожалению, поиски эти [225] оказались безрезультатными. Причина гибели экипажа так и осталась неизвестной. Видимо, самолет попал в грозу.
6 мая 68 экипажей нашей дивизии принимали участие в налете на позиции противника на Сапун-горе. Большой успех налета обеспечила организованная наземными войсками система светонаведения. Она помогла нам точно выходить на цель и метко сбрасывать бомбы.
Пользуясь активной поддержкой с воздуха, славные пехотинцы 7 мая в 18 часов 30 минут овладели Сапун-горой и установили на ней Красное знамя. Ночью 8 мая 210 самолетов АДД вновь бомбили вражеские позиции. И в этом налете участвовали мы.
А 9 мая Севастополь был взят штурмом!
250 дней стойко оборонялся героический Севастополь. И всего 56 часов потребовалось нашим войскам, чтобы освободить город от противника. Этой замечательной победой гордился и гордится советский народ.
В разгроме двухсоттысячной армии гитлеровцев в Крыму большую роль сыграла и авиация. Тысячи воинов-авиаторов были награждены орденами и медалями. Многие соединения и части получили тогда наименование Севастопольских. Среди них — и наш 20-й гвардейский полк АДД.