Над Курской дугой

После зимнего наступления Красной Армии фашистская Германия переживала большие трудности. С начала войны немецкая армия потеряла убитыми и ранеными свыше четырех миллионов человек. [140] Однако эти огромные потери, разгром на Волге и поражение на Кубани мало чему научили фашистских главарей: они готовили новое летнее наступление. Готовились к летним сражениям и мы.

В эти дни экипажи нашего полка принимали участие в налетах на военно-промышленные объекты глубокого тыла, а также наносили удары по железнодорожным узлам в Орше, Гомеле, Днепропетровске, Полтаве, Киеве, Брянске, Могилеве.

Налеты на вражеские объекты в глубоком тылу были, как правило, массированными. Чаще в них принимали участие несколько соединений. Боевой порядок состоял из нескольких групп: ударной, освещения, фотоконтроля, разведки погоды и цели, блокирования аэродромов истребителей и других. Командование полка все чаще стало доверять нашему экипажу ответственные задания. Наиболее сложным из них считался поиск объектов бомбардирования. Его решал экипаж-лидер. От того, насколько успешно выполнит свои обязанности лидер, зависел успех всего полета, всей операции.

В ночь на 13 мая командир полка приказал нашему экипажу быть лидером. Цель — бомбардирование военных объектов врага в Варшаве. Она находилась за тысячу километров от аэродрома. В налете участвовало несколько соединений АДД. Полет затрудняла исключительно сложная погода.

Сегодня наш самолет загружен только осветительными бомбами. Взлетели мы за несколько минут раньше основной группы. Взяли курс на запад. Синоптики обещали прохождение метеорологического фронта западнее Курска. К сожалению, этот прогноз оказался точным. За железной дорогой Орел — Курск стеной стояли черно-белые облака. Обходить фронт мы не могли: не хватило бы горючего, [141] да и можно опоздать с поиском цели, с ее обозначением.

Штурманская кабина Ил-4 — украшение самолета. По своему оборудованию она напоминает лабораторию. В ней все удобства. Можно сидеть или лежать (при стрельбе и прицеливании). Есть вставная ручка, откидные педали, пилотажные приборы, сектора газа. Если надо, бери управление в свои руки, пилотируй, помогай уставшему или раненому летчику. Главное же достоинство кабины — хороший обзор.

Внимательно всматриваюсь в пространство, стараюсь выбрать места, чтобы проскочить между грозовыми облаками. Внизу, в разрывах облачности, видны пожары — это линия фронта. Ослепительная молния разрезает облака. Слышен раскат грома. Гроза — смертельная опасность для самолета. Она опасна не только возможным попаданием в самолет электрических разрядов, но и наличием огромной силы восходящих и нисходящих потоков воздуха, способных разрушить самолет. Тревожно на сердце: что если попадем в грозу? Отворачиваем немного влево. Вдруг пелена, как дым, окутывает самолет. Уже не видно ни неба, ни земли. Началась сильная болтанка. Вспомнилась судьба экипажа Душкина, когда его самолет развалился на части в грозу... На высоте 5000 метров началось обледенение. Время полета в облаках тянется мучительно медленно.

Наконец, мы увидели над головой небо. В его бездонной глубине ярко мерцают звезды. Слева и позади в облаках вспыхивают отблески не то уходящей грозы, не то взрывов зенитных снарядов. Внизу, позади остались гроза, болтанка, обледенение. Больше они нам не страшны. Впереди показался долгожданный край разорванной облачности, [142] появилась земля. Сверяю карту с местностью, измеряю ветер, рассчитываю новый курс. Под самолетом — польская земля, оккупированная врагом. А вот и река Висла. Разворачиваемся и берем курс к цели. До начала удара осталось десять минут. Успеем ли своевременно осветить железнодорожный узел? Успеем!

Цель! Где-то притаилась она в ночном мраке и, наверное, не ждет, что в эту темную весеннюю ночь три человека на высоте семи тысяч метров упорно ищут ее, чтобы направить удар возмездия целой воздушной армады. Вражеская оборона почему-то молчит. Может, истребители подняты в воздух? Внизу ленту Вислы пересекает темная полоска — мост.

Под нами — южная часть Варшавы. Открываю люки, прицеливаюсь. Часы показывают 01.03, сбрасываю осветительные бомбы, они вспыхивают и выхватывают из темноты восточную часть города, узел. Скоро начнется массированный бомбовый удар. И только теперь заработали прожекторы, вверх полетели снаряды. Василий Алин крутым разворотом уводит самолет из зоны огня, и берет курс на восток. Зенитный огонь усиливается. Лучи прожекторов разрезают темное небо на огромные лоскуты-клинья.

Разрывы вражеских снарядов приближались к нам. Они слева, сзади, выше... Алин делает пологий разворот вправо, и снаряды рвутся левее. Теперь целый шквал огня появился впереди. Василий применил новый противовоздушный маневр: он резко увеличивает скорость, идет со снижением. Вспышки снарядов остаются уже за хвостом нашего самолета.

И я снова восхищаюсь своим командиром. Самолетом управляет человек, рожденный для неба. Он [143] вел машину смело, умело применял различные маневры, сохраняя при этом спокойствие.

— Серии бомб ложатся точно на узле, там все горит и взрывается, — сообщает Николай Кутах.

Улетая, мы долго наблюдали мощный удар полков АДД. Западный небосклон посветлел, словно перед рассветом.

— Штурман! Может, возьмешь управление? — спрашивает командир.

— С удовольствием, сейчас подготовлю рабочее место, — отвечаю.

Трудно пилотировать бомбардировщик в течение восьми-десяти часов. Весь в напряжении, глаза устают, немеют руки и ноги, сковывает все тело. К тому же, у Василия больны ноги. Об этом пока что знает лишь экипаж. Врачам Алин не говорит о болезни и просит нас не «выдавать» его. Поэтому командир так настойчиво тренирует меня, учит пилотировать самолет в любых условиях. И получается неплохо. Я научился даже управлять самолетом по приборам. А когда виден горизонт, чувствую себя уверенно.

У нас уже выработался определенный порядок: при пролете к цели пилотирует Алин. Для меня же главное — поиск объектов бомбардирования и поражение цели. На обратном маршруте я помогаю летчику. В это время и условия проще: самолет без бомб, полет проходит в основном на восток, навстречу рассвету, к тому же помогают радионавигационные средства своего аэродрома. Я клал развернутую карту на полочку правее себя, настраивал РПК-2 на приводную радиостанцию или радиомаяк и пилотировал, посматривая то на небосклон, то на карту, то на землю. А летчик отдыхал, разминался, следил за режимом работы двигателей, за расходом горючего. [144]

При полете от цели к аэродрому напряжение, уменьшается, хочется немного отдохнуть, успокоиться. Мы часто просим своего радиста спеть что-нибудь. Коля охотно делает это. Чаще всего он исполняет песню «Огонек». Слушая радиста, мы вспоминаем любимых, друзей, свое детство, мирные дни перед войной...

Незаметно наступила утренняя заря. Какая красота вокруг! Кажется, на земле и в воздухе все вновь пробуждается. Никто, наверное, не встречает столько зорь, сколько мы, летчики. И каждый раз я смотрю зачарованно на светлеющий небосклон на востоке, как будто вижу его впервые.

В районе аэродрома я передал управление Алину, и он повел машину на посадку. Приземлились мы на своем аэродроме после продолжительного, трудного, но успешного полета. На земле узнали, что большинство экипажей нашего полка не смогли прорваться через грозовой фронт и бомбили запасные цели. Лучше удалось преодолеть стихию самолетам, вылетавшим на Варшаву с подмосковных аэродромов.

На следующий день командование объявило нашему экипажу благодарность за отлично выполненное задание.

После отдыха идем на спортплощадку. Там уже соревнуются волейболисты. В прошлом году мы больше увлекались футболом. Играем и теперь. Но главным видом спортивных игр почему-то стал волейбол. У нас есть замечательная команда, назвали ее «Черным буйволом». Она — сильнейшая в полку. Капитан команды — Василий Алин.

Долго формировалась команда-соперница «Черного буйвола». А когда появилась, никак не могли подобрать ей название. Но однажды во время очередной игры в этой команде появился Иван Гросул. [145] У Вани был день рождения, и настроение у него было радостным, приподнятым. Вышел на площадку и сказал: «Сегодня «Черный буйвол» будет разбит!» Игра продолжалась. Ваня сражался как герой. Принимал сильные и трудные мячи, часто в падении, получил даже травму. Но победить чемпиона не удалось и на сей раз. После игры было отмечено, что победить «Черного буйвола» все же можно, но при одном условии: если все игроки будут сражаться так же энергично и самоотверженно, как это делал Иван. С того дня эта команда избрала своим капитаном Ивана и стала называться «командой Гросула».

Иван Гросул — ветеран полка, весельчак и балагур, спортсмен, шахматист, человек веселого нрава. В полете он преображался. Там, в небе, в нем сразу же чувствовались большая воля, твердость характера, стремление во что бы то ни стало выполнить приказ командира. Делал Гросул все спокойно, вдумчиво, без суеты, основательно. Его выдержке и настойчивости можно было только позавидовать.

До самой темноты шла баталия на спортивной площадке. Рядом с волейболистами сражались городошники. Спорт — лучший друг авиаторов.

Сегодня вылет не запланирован. После ужина все направились в клуб. Предстояло посмотреть концерт самодеятельности, а затем состоятся танцы. В клубе — летчики, работники БАО, столовой. Открылась сцена, и начался концерт. Были номера и грустные, навеянные темой войны, и лирические, и смешные. Коля Кутах вместе со стрелком Мишей Яселиным исполнили ритмический танец, русский перепляс, затем украинский гопак. Мастер по приборам В. Д. Семенов, как всегда, успешно выступил с рассказами на охотничьи темы. Под дружный [146] хохот и аплодисменты он уже собирался уходить со сцены, как тут же раздались возгласы:

— Расскажи о Трезоре, просим!

Семенов, видимо, этого только и ждал. Рассказ об охотничьей собаке — его конек. И в какой уже раз с нескрываемым удовольствием он начал свое повествование.

Семенова снова сменил Коля Кутах, вбежавший на сцену с гитарой в руках. Красивый, курчавые волосы. Глаза у Коли всегда становились задумчивыми, когда он играл на гитаре. Николай исполнил «Раскинулось море», затем пел о широкой степи, о Днепре могучем. Затаив дыхание, слушали мы радиста, и наши мысли быстрее песни переносились в родные края, где проходила юность и где теперь враг, коварный и жестокий...

Николай Кутах вдруг встряхнул головой и заиграл веселую шуточную песню «Казав мет батько, щоб я оженився...», Появился Миша Яселин, пожалуй, самый жизнерадостный парень во всем полку. Вместе со своим боевым другом они продолжали петь, вызвав веселое оживление и бурные аплодисменты...

Концерт закончился. Но никто не расходился. Оркестр заиграл танго. И закружили в парах летчики с девушками-радистками, официантками, машинистками. Танцевали все: и те, кто, может быть, на днях погибнет, и те, кто останется жить, а потом будет вспоминать об этих радостных минутах трудной и долгой войны...

И в дни сражений и тяжелых испытаний человек оставался самим собою. Он не черствел душой. Все человеческое не было чуждо нам. Как и раньше, в дни мира, мы с увлечением смотрели фильмы, ценили музыку, песни, танцы, читали и перечитывали книги (их всегда не хватало в полковых библиотеках), [147] занимались спортом, смеялись, веселились, любили. С нетерпением ожидали приезда артистов, сами организовывали концерты самодеятельности. В короткие минуты отдыха мы восстанавливали силы для предстоящих полетов, готовились к ним.

В начале мая полк нанес массированный удар по вражескому аэродрому в Полтаве. Это был настоящий гвардейский удар. Немцы недосчитались многих своих самолетов. 15 из них было уничтожено и несколько десятков повреждено. Значительная часть летного поля изрыта бомбами.

Вскоре после этого удачного налета к нам прилетел командующий авиацией дальнего действия генерал А. Е. Голованов. Его посещения всегда были радостными и приятными для нас. И на этот раз состоялась задушевная, непринужденная беседа командующего со всем летным составом. Как всегда, он интересовался условиями жизни авиаторов, внимательно выслушивал наши предложения, направленные на лучшую организацию налетов, давал полезные советы.

— Результатами вашего налета на вражеский аэродром в районе Полтавы я доволен. Молодцы, [148] — говорил он, — но вам предстоит выполнить новое задание. Разведка обнаружила южнее Полтавы большое бензохранилище оккупантов. Обычный массированный налет может оказаться малоэффективным. Склад замаскирован, его трудно обнаружить с большой и даже средней высоты. Что если это задание поручим одному или двум экипажам? Как вы думаете?

После всестороннего обсуждения этого предложения генерал Голованов, согласившись с мнением командира полка, поручил выполнить сложное и ответственное задание экипажу командира нашей 2-й эскадрильи. Герой Советского Союза капитан Петелин, штурман эскадрильи старший лейтенант Минченко хорошо знали район Полтавы по прежним налетам. Для стрелка-радиста экипажа, начальника связи эскадрильи младшего лейтенанта Гречки Полтава — родной город. Там он родился, рос и учился. Ловил рыбу в красавице Ворскле, собирал грибы в ближних лесах, знал каждый овраг, каждую лужайку.

— Как думаешь, Васек, где гитлеровцы упрятали склад горючего? — спросил Минченко.

— По данным разведки — недалеко от Южного вокзала. Думаю, для этого они использовали высокий правый берег Ворсклы. Там много оврагов...

— Что ж, будем искать склад там. Плохо, конечно, что он недалеко от средств ПВО города. Дадут нам немцы «прикурить». Ведь там нам доведется летать и бомбить с малой высоты.

— Постараемся эти «средства» обмануть, — сказал Петелин, — построим соответственно маневр выхода на цель.

Тщательно подготовившись к полету, продумав все его этапы, экипаж с наступлением сумерек взлетел [149] и взял курс на юго-запад. Долго летели на высоте 5000 метров. Стояла безоблачная погода. Полная луна освещала небо и землю, помогала ориентироваться.

За 50–60 километров от Полтавы Юрий Петелин уменьшил обороты, приглушил моторы и начал снижаться. Вскоре штурман увидел глубокий овраг, о котором так подробно рассказал на земле Василий Гречка. К оврагу тянулась железнодорожная ветка.

— Товарищ командир, вижу цель. Доверните вправо десять градусов.

— Есть десять градусов, — повторил команду штурмана Петелин, продолжая снижаться на приглушенных моторах.

С высоты 600 метров Минченко сбросил две фугасные бомбы весом по 250 килограммов каждая и еще десять стокилограммовых фугасок и зажигалок. Серия перекрыла всю территорию бензохранилища. Через считанные секунды взорвалась и загорелась одна из емкостей. Огонь, быстро распространяясь, вызвал новые взрывы. Вскоре весь склад был охвачен огнем. Пожар осветил Полтаву, окружающую местность...

Продуманность и скрытность маневра обеспечили внезапность удара. Для вражеской ПВО это было полной неожиданностью. Гитлеровцы услышали гул советского самолета только после того, как Петелин, дав полные обороты моторам, стал уходить от цели. Улетая к своему аэродрому, экипаж еще долго видел пожары южнее Полтавы.

После посадки капитан Петелин на КП стал докладывать командиру полка:

— Товарищ полковник, боевое задание выполнено, бензосклад немцев взорван. [150]

Он хотел подробнее рассказать, как это было, но генерал Голованов, сидевший в темном уголке (поэтому Петелин его не заметил), прервал командира эскадрильи:

— Можете не продолжать. Нам уже сообщили из Москвы, что склад взорван. Благодарю экипаж за отличное выполнение важного задания.

— А где ваша жена, дети? — неожиданно спросил генерал у Петелина.

— Жена моя, Валя, в Воронеже. А детей у нас пока нет, война ведь... — ответил Петелин.

— Товарищ полковник, — обратился к командиру полка Голованов и приказал: — Дайте комэску По-2. Пусть слетает к жене и немного отдохнет. Тут же рядом. А то, я вижу, его совсем загоняли, устал он. А штурман и радист отдохнут при части, их родные пока на оккупированной земле...

Да. генерал прав. Уже почти два года шла война. Многие уставали, летая без выходных. И особенно те, кто сражался с врагом с первых ее дней. Часто летали не только из последних сил, но и больными, скрывая это от врача, от командира. Вот и Юрий летает с первого дня войны, летает с обгорелыми руками и ногами, имеет ранения, но наотрез отказывается уйти с летной работы. Бывало, Иван Карпович Бровко, проявляя отеческую заботу, говорил Петелину: «Вам тяжело, вы же почти инвалид. Может, перейдете на штабную работу?» И в ответ слышал: «Нет, товарищ командир, не тяжело. Если я брошу летать, то быстро наступит мой конец... Не могу жить без неба. Да и бить фашистов ведь надо, до конца войны еще далеко».

Такими, как Петелин, были многие воины нашего славного 10-го гвардейского полка. Они не жалели сил своих для борьбы с ненавистным врагом. [151]

Не только сил, но и самого дорогого — жизни своей. Потому, что еще дороже была судьба любимой Родины.

...Шло время, крепли наши ряды. В полк прибывали экипажи, окончившие летные училища. В числе пополнения были те, кто уже воевал, но большинство — не «нюхало» пороха. Все летчики, штурманы, стрелки-радисты имели хорошую подготовку. Все они рвались в бой.

Прошли дни, когда в полку не хватало самолетов. Теперь наша авиационная промышленность выпускала достаточно прекрасных бомбардировщиков Ил-4. Весной 1943 года каждый экипаж имел «свой» самолет. И было еще несколько резервных. Это давало возможность все время повышать боевое напряжение, увеличивать число боевых вылетов за ночь. Этот постоянный, все время возрастающий приток материальной части с заводов и летного состава, а также техников из школ создал благоприятные условия для формирования новых частей и соединений авиации дальнего действия.

На базе нашего 10-го полка развернулась 3-я бомбардировочная дивизия. В ее состав вошли 10-й и 20-й гвардейские полки. Командиром дивизии назначили полковника И. К. Бровко, замполитом — подполковника Н. Г. Тарасенко, начальником штаба — подполковника М. Г. Мягкого, штурманом дивизии — майора Г. А. Мазитова, начальником связи — майора И. Н. Нагорянского. 10-й гвардейский полк возглавил ветеран части подполковник Н. М. Кичин. Замполитом стал майор А. Я. Яремчук, начальником штаба — майор К. П. Григорьев.

Наши боевые успехи были бы немыслимы без хорошо налаженной партийно-политической работы. Заместитель командира полка, а затем и дивизии [152] Н. Г. Тарасенко умело направлял деятельность партийных и комсомольских организаций, активно руководил воспитанием воинов полка и дивизии.

Партийная организация полка, возглавляемая парторгом А. М. Юкельзоном, проводила большую воспитательную работу, помогала командованию готовить личный состав к успешному выполнению боевых заданий. Активно работала и комсомольская организация, секретарем которой был Миша Каценельсон. Партийная и комсомольская организации непрерывно росли, пополнялись лучшими воинами.

В течение всей войны коммунисты нашего полка во всем показывали пример, они были той силой, вокруг которой сплачивались в единый боевой коллектив комсомольцы и беспартийные. [153]

Помнится партийное собрание в один из майских дней 1943 года. Оно проходило на аэродроме, у самолетов. Собрание открыл секретарь партийного бюро Анатолий Моисеевич Юкельзон:

— На повестке дня один вопрос: прием в ряды ВКП(б). Поступило заявление от лейтенанта Аркадия Ражева. Вот что он пишет: «...партия ведет нас в бой с ненавистным врагом, и прошу принять меня в ее ряды. Хочу в полет идти коммунистом». Какие будут вопросы?

— Пусть расскажет биографию, — предложил капитан С. А. Харченко.

Поднялся с травки юный Ражев. Покраснев от смущения, начал:

— Учился в школе, потом в авиаучилище. На фронте — с августа прошлого года. Совершил 32 боевых вылета.

— Расскажите о семье, родных, — попросил штурман Ф. Е. Василенко.

— Отец на фронте, пехотинец. Старший брат погиб в начале войны. Я еще не женат...

— Дайте слово! — привстал член партийного бюро майор А. Я. Яремчук. — Думаю, что все уже ясно. Лейтенант Ражев более тридцати раз вылетал на боевые задания, все выполнил хорошо. Он еще молод, но это не помеха. Искусству управлять самолетом, каким владеет Аркадий, могут позавидовать и некоторые «старички». А как он рвется в бой! Предлагаю принять лейтенанта Ражева в члены Коммунистической партии.

За это предложение проголосовали единогласно. От всей души поздравляли мы молодого коммуниста, крепко жали ему руку.

Аркадий, жизнерадостный парень, сообразительный и решительный в бою, уже давно пользовался [154] уважением товарищей. Молодой воин смущенно улыбался, не мог скрыть своей радости.

В полку уважали скромных воинов-тружеников, любивших летать, инициативных и хладнокровных. Уважали тех, кто создавал хорошую славу эскадрилье, полку, кто не страшился смерти, проявляя храбрость. Таких у нас было много и среди них — Аркадий Ражев.

* * *

С воздуха мы стали замечать, что в районе Курской дуги ведется интенсивная подготовка к большим боям. Противник перебрасывал из тыла новые части, соединения, технику. Наши войска также подтягивали резервы, вели перегруппировку.

Позже стало известно, что враг рассчитывал окружить советские войска, защищавшие Курский выступ, и перейти в решительное наступление, вернуть утраченную инициативу. Приказ Гитлера, обращенный к войскам, сражавшимся на Курской дуге, гласил: «Поражение, которое потерпит Россия в результате этого наступления, должно вырвать на ближайшее время инициативу у советского руководства, если вообще не окажет решающего воздействия на последующий ход событий»{3}.

5 июля был получен приказ привести в боевую готовность все самолеты и экипажи, чтобы поддержать с воздуха наши наземные части и нанести сильный удар по танковым полчищам немцев.

В полку состоялся митинг.-Майор Яремчук обратился к авиаторам с краткой речью. Он сказал, что вражеские войска начали наступление из районов Орла и Белгорода в сторону Курска. Замполит [155] призвал нас к свершению новых подвигов во имя Родины.

В полку царило приподнятое настроение. Все были возбуждены, начали обсуждать создавшееся положение. «Да, мы теперь значительно сильнее, — думал я, — но в памяти еще свежи наши неудачи лета сорок первого, а затем и лета сорок второго... Как будет теперь, в лето третьего года войны?..».

— Что задумался, штурман? — спросил меня Василий Алин. — Какие проблемы решаешь?

— Думаю о том, как будет развиваться начавшееся наступление немцев, — отвечаю командиру звена. — Уж очень не хочется, чтобы повторились их прошлогодние успехи...

— Что вы, товарищ штурман, этому не бывать, — включился в беседу Коля Кутах. — У Гитлера уже нет сил для большого наступления. Теперь мы будем гнать оккупантов с нашей земли, вот увидите!

— Наш радист верно говорит. Я с ним согласен, — закончил беседу командир. — По местам! Будем готовиться к вылету.

И вот мы в небе. Держим курс на юго-запад. Приближаемся к фронту в районе Белгорода. Еще вчера здесь было спокойно, а теперь все ожило, пришло в движение. Била артиллерия, стреляли пулеметы, виднелись могучие залпы «катюш», взлетали в небо разноцветные ракеты. И пожары, пожары... Видно, что врагу все же удалось продвинуться на север на несколько километров. Но далеко ему не пройти. Не видать ему Курска! И словно по единой команде полетели на головы гитлеровцев сотни тонн смертоносного груза. Тяжелые бомбы взрывались в боевых порядках танков, на огненных позициях артиллерийских батарей, уничтожали боеприпасы, горючее, автомашины, живую силу... [156]

В эту ночь мы повторили мощный удар по переднему краю врага. Мы стремились как можно лучше помочь войскам сдерживать сильный натиск противника.

С этой ночи напряжение в боевой работе все время повышалось. После короткого неспокойного сна получаем новое задание. Вылетаем и днем, и ночью. Совершаем по два-три, а иногда по четыре вылета за сутки. Делаем все, что в наших силах, для разгрома войск противника.

Замечаем, что с каждым днем, с каждым часом темпы продвижения немцев все больше замедляются. А вскоре наши войска, измотав вражеские силы, сами перешли в решительное контрнаступление. Всего семь дней понадобилось нашим войскам, чтобы в упорных оборонительных боях обескровить врага, остановить его. Не оправдались надежды гитлеровского командования на новую технику — на сверхмощные танки «тигры» и «пантеры», самоходные артиллерийские установки типа «фердинанд», на истребители «Фокке-Вульф-190а» и штурмовики «Хеншель-129», предназначенные для поддержки пехоты. И хотя гитлеровцы здесь впервые применили свою новую технику, они не застали нас врасплох. Советские войска к тому времени уже располагали качественно новыми противотанковыми средствами и в достаточном количестве. В ходе битвы впервые были применены противотанковые кумулятивные авиабомбы высокой эффективности, а с самолетов Пе-8, также впервые, сбрасывались бомбы весом 5000 килограммов.

А ведь какую силу собрал враг для проведения операции «Цитадель»! Миллионная армия на участке фронта, на каждом километре которого сосредоточено до 80 орудий и минометов, свыше сорока танков. Сотни самолетов в небе. [157]

Очередной наш налет на железнодорожный узел Орел содействовал успеху наших войск на Курской дуге. Из этого налета не вернулся экипаж Николая Жугана... Выполнив задание, он возвращался домой. И вдруг огненная трасса прошила бомбардировщик и подожгла его.

— Откуда стрельба? — спросил командир.

— Стрелял немецкий истребитель, — ответил радист Николай Осьмачко. — Пронесся, как метеор... Я даже не успел за пулемет схватиться.

Экипаж оставил горящий самолет, приземлился на парашютах в расположении своих войск. Случай с экипажем Жугана, — а он был не единичным, — напомнил нам о необходимости быть все время более бдительными.

Вскоре было установлено, что немцы начали применять радиолокационные станции орудийной паводки и самолетные радиолокаторы. Эти новые установки, лучам которых не могли помешать ни ночь, ни облака, давали немцам возможность знать о приближении наших самолетов, своевременно подготовить зенитную артиллерию и в нужное время выслать истребители.

Вначале радиолокация, как новый вид радиотехнических средств обнаружения, была новинкой и представляла немалую опасность. Довелось искать средства противодействия. Постепенно они были найдены. Это и эшелонирование самолетов по высотам, и налет на цель с разных направлений, и повышение плотности удара, и соответствующий профиль полета, и применение металлизированных лент, и другие помехи.

В эти жаркие дни боев наши части облетели все новые и новые вести о героизме и отваге авиаторов. Приказом военного совета АДД орденом Красного Знамени был награжден штурман младший лейтенант [158] Василий Ковбасюк, орденом Отечественной войны I степени — воздушный стрелок сержант Иван Коноваленко.

Какой подвиг они совершили? Оказывается, при налете на сильно защищенный объект противника зенитный снаряд серьезно повредил наш бомбардировщик. Тяжело раненный летчик потерял сознание. Неуправляемая машина вошла в крутую спираль. Всему экипажу грозила гибель. Тогда штурман экипажа В. А. Ковбасюк, также получивший ранение, нашел в себе силы, чтобы взять управление и вывести самолет из спирали. Буквально у самой земли поврежденная машина послушалась рулей, и воздушный корабль перешел в горизонтальный полет. С помощью воздушного стрелка И. С. Коноваленко раненый штурман довел бомбардировщик на аэродром и совершил посадку. Самолет и его экипаж были спасены.

Подполковник Н. Г. Тарасенко рассказал нам еще об одном случае с экипажем братского полка, свидетельствовавшем о дружбе и взаимной выручке, которые всегда объединяли наши экипажи и помогали им с честью выходить из самых сложных ситуаций.

От прямого попадания зенитного снаряда в бензобак загорелся самолет, ведомый гвардии майором А. Вихоревым. Энергичные попытки летчика сбить пламя не увенчались успехом. Когда же все средства спасения горящей машины оказались исчерпанными, по приказу командира члены экипажа выбросились на парашютах. Последним покинул пылающий корабль Алексей Вихорев.

Оказавшись на территории, занятой врагом, советские летчики меньше всего думали о своем личном спасении — они спешили как можно скорее отыскать раненого штурмана и помочь ему. Как [159] выявилось, потерявший много крови штурман не мог передвигаться. А вокруг был враг. Порой совсем близко слышались немецкая речь, шум моторов неприятельских машин. Вихорев вынес на себе раненого штурмана, своего боевого друга, через линию фронта. Он достойно выполнил нерушимый закон фронтового братства.

Пример, достойный подражания!