Война началась...

Стоял теплый июньский день. В голубом небе — ни облачка. В междуречье Дона и Воронежа на песчаной поляне, окаймленной со всех сторон лесом, известью нарисован большой круг с крестом в центре. Это мишень для учебного бомбометания. С высоты трех тысяч метров она кажется миниатюрной, игрушечной.

Наш бомбардировщик ложится на боевой курс. За штурвалом самолета лейтенант Сергей Евдокимов. Он четко выдерживает курс, скорость, высоту. [19]

Вот мишень появилась в поле зрения оптического прицела. Она медленно ползет к перекрестию. Открываю люки, включаю напряжение. Цель увеличивается в размерах, приближается к центру прицела. Нажимаю на кнопку, и к земле стремительно несется серия из трех бомб. Внимательно наблюдаю за их падением. Одна из бомб взрывается точно в центре креста. Другие падают совсем рядом. Задание выполнено отлично. Докладываю командиру. Евдокимов отвечает своим привычным «добро», меняет курс и направляет самолет на полевой аэродром Левая Россошь.

Сегодня суббота. После окончания учебных полетов командир полка разрешил летчикам и штурманам поехать в Воронеж — к своим семьям. Веселой гурьбой, обмениваясь впечатлениями о полетах, мы спешим к полустанку, чтобы успеть на пригородный поезд.

Размещаемся в одном вагоне. Пассажиры не в обиде, что мы нарушили их покой, смотрят на нас как на взрослых детей, с любопытством, улыбкой встречают каждую шутку.

Воронеж утопал в лучах заходящего солнца, отраженных в тысячах окон, вспыхнул огнями реклам. Вот и вокзал. Вместе с друзьями Михаилом Глушаченко, Иваном Величаем, Виктором Скоповым, Василием Решетниковым и Павлом Корчагиным вскакиваю в трамвай: он довезет нас до авиагородка.

После ужина мы с женой Лесей пошли в Дом Красной Армии посмотреть кинофильм, а потом долго ходили аллеями сквера, слушали песни соловья. Утром жена ушла на курсы машинописи, я остался дома. Приятно было после недельных полетов, рева моторов и взрывов бомб (пусть и учебных) окунуться в тишину, ощутить тепло семейного [20] очага. С книжкой в руках я устроился у открытого окна. Вдруг стремительно вбежала Леся, включила радио. По ее лицу я сразу понял: случилось что-то необычайное. Из репродуктора донесся глуховатый голос заместителя Председателя Совета Народных Комиссаров, народного комиссара иностранных дел Молотова с обращением к советскому народу. Каждое его слово, будто взвешенное на весах, жгло — война!.. Мы знали, что пожар войны охватил Европу и подползал к границам нашей страны. Мы готовились к отпору, и все же нападение врага оказалось неожиданным...

Не теряя ни минуты, стал собираться в дорогу. Уже готовый к отъезду, я услышал слова Молотова, которыми он заканчивал выступление. Эти слова врезались в память на всю жизнь: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!»

Из окон трамвая я видел взволнованных и хмурых людей. Они стояли около уличных репродукторов и, хотя передача окончилась, почему-то не расходились...

Война... Страшное слово! Как сразу изменило оно все вокруг! Кажется, неприветливым стал красавец Воронеж.

Свой аэродром мы не узнали: он похож на потревоженный улей. Гудят моторы, снуют заправочные машины, грузовики с бомбами, боеприпасами, самолеты уже рассредоточены по всему полю. Возле каждого из них хлопотали наши верные друзья — техники, механики, мотористы, оружейники. Они не поднимались с нами в воздух, но в успехе общего дела была немалая доля их труда. У нашего самолета — Сергей Евдокимов. Он никуда не выезжал из Левой Россоши и с утра появился на аэродроме. В город не выезжали также молодые летчики и штурманы, которые проходят подготовку в нашем [21] учебном полку. Они — так называемый переменный состав. Из молодых авиаторов мы комплектуем экипажи, которые по окончании летной программы направляются в строевые части.

Пока на самолетах устанавливали пулеметы, набивали патронами ленты, проверяли оборудование, бомбовооружение, мы получили пистолеты и противогазы.

Потом состоялся митинг. Его открыл командир полка майор Н. Н. Царев. В каждом его слове чувствовались сила и уверенность:

— Сегодня на рассвете немецкие войска нарушили договор о ненападении. Без объявления войны они вторглись в пределы нашей Родины. Фашистские самолеты уже бомбили Киев, Каунас, другие города. Боевые действия развернулись вдоль всей границы от Балтики до Черного моря. Бойцы Красной Армии оказывают упорное сопротивление обнаглевшему врагу...

На митинге выступил также замполит старший политрук И. Н. Демидов. Он говорил об огромной ответственности, которая легла сегодня на плечи воинов. Пришло время суровых испытаний, когда каждый коммунист, каждый комсомолец должен быть там, где трудно, где возникает смертельная опасность для Родины. Каждый советский человек обязан показать свои способности, проявить мужество в боях.

Разные мысли роились в моей голове. Конечно, враг силен, фашистские орды заполонили почти всю Европу. Немецкая армия имеет опыт войны, ее оснащает промышленность Германии и оккупированных стран. Но ведь и мы сильны. Еще свежи в памяти замечательные победы наших войск над японскими самураями у реки Халхин-Гол. Мы готовились к тому, что война будет вестись на чужой, [22] вражеской земле. Мы понимали, что война будет трудной, бескомпромиссной, но обязательно закончится нашей победой.

Я ждал: в своем выступлении замполит скажет, что уже есть приказ о перелете на запад, на фронт. Но мы услышали другие слова:

— Для борьбы с врагом необходимы хорошо подготовленные летчики, штурманы, стрелки-радисты, способные выполнять сложные боевые задания. И потому главное для нас сегодня — быстрее и лучше готовить экипажи. Придется работать с большим напряжением, с утроенной энергией, будем и сами усиленно тренироваться.

«Выходит, — продолжал размышлять я, — нашей передовой станет подготовка молодых. Будем учить экипажи, отправлять их на фронт, а сами чувствовать себя виновными в том, что остаемся в тылу». Впервые я пожалел, что служу в учебном полку, что являюсь инструктором. Решил немедленно подать рапорт о направлении в действующую армию.

Однако моя просьба, как и ряд последующих, не была удовлетворена.

С первых дней войны весь учебный процесс был перестроен и максимально приближен к требованиям боевой обстановки. Полеты велись круглосуточно. По 10–12 часов трудились инженеры, техники, младшие авиаспециалисты и мы — инструкторы.

В ходе подготовки молодых воинов предстояло изучить и освоить новый дальний бомбардировщик ДБ-3ф (Ил-4). Созданный конструкторским бюро под руководством С. В. Ильюшина, этот самолет вполне отвечал требованиям времени. Ему суждено было стать основным типом в частях дальней авиации в годы войны. Два мотора воздушного охлаждения мощностью по 1100 лошадиных сил каждый, скорость — около 450 километров в час, дальность [23] полета — почти 4000 километров, потолок — 7500 метров. Бомбовая нагрузка — свыше 1250 килограммов. Самолет имел и мощное вооружение для защиты от истребителей врага.

Наше звено готовило сразу десять экипажей. Командир звена лейтенант Евдокимов вместе с летчиками-инструкторами Иваном Дудниковым и Виктором Скоповым обучали молодых летчиков. Летали с ними по кругу и в зону. Отрабатывали технику пилотирования. Я готовил штурманов к маршрутным полетам и бомбометанию. Изучал с ними район полетов, материальную часть самолета, инструкции полигонов. С каждым из штурманов совершал полеты, обучал их, как вести ориентировку, метко поражать цель на полигоне, совершенствовал и свое мастерство. В каждый полет обязательно брал и «свою» бомбу.

Начальник связи готовил стрелков-радистов.

Штурманское дело я полюбил всем сердцем. Мне тогда казалось, да и теперь я так считаю, что лучше специальности, чем штурманская, нет и не может быть...

Каждый вечер мы слушали сводки Совинформбюро. Они не радовали: фашистские полчища все дальше и дальше вторгались в пределы нашей страны. С большим волнением мы ловили сообщения о действиях нашей авиации. Уже на второй день войны 28 экипажей дальних бомбардировщиков, а также летчики ВВС Балтийского и Черноморского флотов совершили налеты на порты и военные заводы Данцига, Кенигсберга, Варшавы, Кракова. Взрывы и пожары были результатами этих налетов.

Мое нетерпение возрастало: когда же и я смогу вступить в бой?

В эти дни весь мир узнал о бессмертном подвиге [24] экипажа Н. Ф. Гастелло, летавшем на самолете ДБ-3ф. Мы горячо, с волнением обсуждали этот подвиг. Восхищались и гордились поступком товарищей, выполнивших свой воинский долг. Высказывали суждения, спорили.

— Я так думаю, — сказал Павел Корчагин, рассудительный командир четвертого звена, — что не каждый решится на самопожертвование, как это сделал Гастелло. Надо обладать характером и большой силой воли, чтобы направить горящую машину на скопление техники врага или на другой объект. А как знать, есть ли такие качества у нас?

С Павлом трудно не согласиться. Это верно, что подвиг может совершить только мужественный человек, беззаветно любящий свою Родину. И поэтому каждому из нас следует упорно готовить себя к боям, к трудным испытаниям. Готовимся ли мы к свершению подвига? Конечно, готовимся! Ежедневные полеты повышают наше мастерство, закаляют волю, характер. Сколько неожиданных, трудных ситуаций возникает в воздухе. Они требуют от летчиков выдержки, смелости и спокойствия.

Вспоминается недавний случай с моим командиром Сергеем Евдокимовым. Он поднялся в воздух с молодым летчиком, набрал высоту 1000 метров, вошел в зону пилотирования вблизи аэродрома и стал выполнясь различные элементы задания: виражи, боевые развороты. С земли мы любовались, как парит в голубом, небе Ил-4 командира звена. И вдруг — что это? От самолета потянулся хвост черного дыма. Левую плоскость лизали языки пламени. Пожар!.. Горит двигатель, а ведь рядом — бензобаки. В любую минуту может последовать взрыв. У экипажа есть все основания оставить самолет, воспользоваться парашютом. [25]

— Почему они не прыгают? — неизвестно кого спрашивает Ваня Величай.

— Разве не знаешь Сергея? Он не оставит машину, пока не использует все возможные и невозможные средства, чтобы спасти ее, — отвечает Павел Корчагин.

Тем временем бомбардировщик, резко снижаясь, приближался к аэродрому. Летел он как-то неуклюже, «юзом», как говорят авиаторы.

— Молодец лейтенант, действует грамотно! — слышим бас командира эскадрильи капитана Сергея Казьмина. — Чтобы потушить пожар, он выключил левый мотор, теперь летит на одном.

— Да, и огня уже не видно. Наверное, хорошо сработало противопожарное оборудование, — заметил лейтенант Глушаченко.

А самолет уже делает последний, четвертый разворот, направляется на посадку. Авиаторы всего полка, затаив дыхание, следили за действиями Евдокимова. Сесть с одним работающим мотором — дело не простое. Да еще после пожара. И Сережа Евдокимов приземлился удачно. Вот он уже срулил с полосы. К бомбардировщику спешат санитарная машина, трактор. А спустя несколько минут мы поздравляем Сергея с победой. А он, как всегда, смущаясь, улыбается... Высокий, стройный, подвижный. Живые серые глаза, едва заметные ямочки на щеках придают его лицу выражение доброты и какой-то застенчивости. Он старался выглядеть старше своих лет. Но ему не всегда удавалось это сделать. Он часто краснел, стеснялся и злился на себя за это. И в то же время лейтенант Евдокимов был первоклассным летчиком, вдумчивым командиром.

Третьего июля по радио выступил Председатель Государственного Комитета Обороны И. В. Сталин Мы узнали суровую правду: над нашей Родиной [26] нависла большая опасность. Враг наступал на Ленинград, в Белоруссии, на Украине. Партия призывала народ перестроить всю работу на военный лад, подчинить все интересам фронта, направить все усилия на борьбу с врагом. Призывы партии наполняли наши сердца уверенностью в нашей грядущей победе.

Еще с большей энергией и настойчивостью мы выполняли свои инструкторские обязанности. И каждый из нас был готов в любую минуту отправиться на фронт.

В один из дней июля 1941 года был получен приказ сформировать три эскадрильи и направить на фронт. Я надеялся, что и моя фамилия окажется в числе счастливцев, но мне не повезло. В экипаж Сергея Евдокимова штурманом включили лейтенанта Григория Опанасенко, способного юношу, только что окончившего нашу программу.

Для новых эскадрилий выделили лучшие самолеты. Торжественно и тепло проводили в бой друзей-однополчан. Как с братом расстался я с Сергеем Евдокимовым, крепко обнял его, прижал к себе. Тяжело стало на сердце. Может быть, оно предчувствовало беду?

Товарищи улетели на фронт и сразу же включились в боевую работу. Вскоре стали приходить письма от друзей. Мы узнавали об их фронтовых делах и подвигах. Пришло известие о гибели экипажа лейтенанта Евдокимова. Зенитный снаряд попал в самолет в тот момент, когда штурман сбросил бомбы на скопление гитлеровских войск... Первая боевая потеря, потеря друга, отличного летчика, хорошего молодого парня, так любившего жизнь, полеты, голубое небо...

Все мы, оставшиеся в полку, были уверены в том, что скоро настанет и наша очередь улетать на [27] фронт. А пока мы с большим напряжением сил готовили новое пополнение. В полку стало меньше инструкторов, приходилось трудиться и за улетевших на фронт. Напряженная работа хоть немного помогала забыться от горьких дум: наши войска продолжали отступать, линия фронта все дальше перемещалась на восток.

На аэродроме Левая Россошь стало тесно: сюда перелетали полки фронтовой авиации, участвовавшие в боях. Мы же получили приказ перебазироваться за Волгу, на аэродром в районе города Бузулук.

На новом месте мы продолжали учебу и полеты. Одновременно строили землянки для технического состава. Часть летного состава разместилась в военных казармах, а семейным разрешили подыскать частные квартиры. Однако это оказалось не простым делом. Ежедневно в Бузулук прибывали эшелоны с оборудованием эвакуированных предприятий, рабочими этих заводов, прибывало много беженцев. Всю эту массу людей необходимо было разместить.

От Бузулука до фронта — сотни километров. В ночное время он освещен электричеством. Правила светомаскировки здесь еще не соблюдаются. И все же тень войны чувствуется во всем.

По железной дороге через Бузулук нескончаемым потоком мчались тяжелые товарные поезда. На запад они доставляли все необходимое для фронта: оружие, боеприпасы, продовольствие, воинские части. На восток поезда перевозили оборудование с металлургических, машиностроительных, военных заводов Украины, центра России, чтобы где-то там, в Казахстане, на Южном Урале, оно поступило на создание новых заводов, которые быстро наладят выпуск продукции для войны. Наблюдая за этим [28] потоком вагонов и платформ, я пытался представить, как можно в труднейших условиях войны грозного 1941 года организовать эту огромную по своим масштабам, исключительно трудную работу! Справиться с этой задачей может только наш героический народ, руководимый Коммунистической партией.

В сентябре немецко-фашистские войска форсировали Днепр в среднем и нижнем его течении. Бои развернулись на Левобережье, на подступах к Крыму. Наши части отступали, но каждый рубеж оставлялся ими только после упорных боев, и враг нес чувствительные потери.

Немецкие войска приближались к моему родному запорожскому краю. Там, в Большетокмакском районе, мои родные. Что будет с ними? Больше всего меня волновала судьба отца — коммуниста, председателя колхоза, активного участника перестройки села. Я уже писал отцу, чтобы он немедленно выезжал в Бузулук. И получил ответ: «Пока не могу, спешим собрать хлеб, отправить на восток имущество, скот, инвентарь, а уже потом...»

В этом был весь отец — сначала колхозное, государственное дело, а потом уже личное. За это и уважали его люди и, конечно, мы, его дети...

На окраине городка днем и ночью трудились военные и гражданские специалисты. Они собирали Илы, которые по частям перевозились по железной дороге с далеких авиазаводов. Затем самолеты проверялись в воздухе и перегонялись на фронтовые аэродромы. Эти новенькие боевые машины были воплощением силы, веры в победу нашего народа.

В один из декабрьских дней на аэродроме бесновалась метель. Вылет задерживался. Самолеты стояли с прогретыми моторами в ожидании улучшения погоды. В землянке собрались летчики, штурманы, [29] стрелки-радисты, техники и механики. В железной печурке ярким пламенем горели сухие сосновые дрова. В тесном помещении, словно туман, расползался махорочный дым. В руках Вани Козочкина свежий номер «Красной Звезды».

— Иван Петрович! Читай вслух, — просит Козочкина Виктор Скопов. — Что нового на фронтах?

— Ничего отрадного. Тяжелые бои под Москвой. И читать не хочется, — тихим голосом отвечает лейтенант Козочкин, командир второго звена.

С тревогой смотрим на карту, висевшую на стене, на флажки, обозначавшие линию фронта. Змейка флажков продвигалась все дальше и дальше на восток. Вот она обогнула Тулу, подползла к Кашире, устремилась на Рязань...

Тяжелые дни переживает страна. Враг блокировал Ленинград, захватил Калинин, полукольцом навис над Москвой. На юге гитлеровские орды подошли к Дону, захватили Ростов... Гитлеровские войска наступают на всем советско-германском фронте. И все же мы знали, что это временные успехи врага, верили, что наступит пора и наших побед.

В землянку зашел командир полка майор А. П. Мельников:

— Ну, соколы! Погода улучшается. Фронту нужны самолеты. Готовьтесь вылетать!

Снег укрыл землю белой простыней. Низкие серые облака клочьями плывут на высоте 200–300 метров. Снегопад продолжается. Управляет машиной Василий Решетников. Полет дальний, в Рязанскую область. Кроме нас, в воздухе пять самолетов. Их пилотируют четыре Ивана — Козочкин, Дудников, Величай, Курятник и Виктор Скопов.

В пункт назначения долетели без приключений. Сдали самолеты техникам. Они рассказали нам, что с их аэродрома каждую ночь бомбардировщики [30] летают в район западнее Москвы, бомбят наступающих немцев. Сейчас экипажи отдыхают. Ночью снова в бой. А мы? Нам предстояло самолетом ТБ-3 вернуться на тыловой аэродром. Мы откровенно завидовали фронтовикам. Всем сердцем были с ними, считали, что наше место — фронт, непосредственное участие в боях с фашистскими захватчиками.