Дорога в небо

Когда рассказываешь о пройденном и пережитом, невольно вспоминаешь о родном крае, где рос, набирался сил, где формировались черты характера, определялось главное направление жизненного пути.

Где бы я ни был за долгие годы своей жизни — на охране дальневосточной земли на берегах Амура или в жаркой пустыне Туркмении, на борту бомбардировщика во время налетов на немецко-фашистские объекты или за пределами Советского Союза, — я всегда помнил о запорожской земле, давшей мне жизнь, о своей Родине.

В памяти моей часто возникают наиболее яркие картины далекого детства, отчий дом, семья и вся жизнь в те суровые годы...

Родился я в бедной крестьянской семье в городке Большой Токмак{1} в 1914 году. Был младшим среди детей, десятым. Отец мой, Николай Лазаревич, для того времени был человеком грамотным, передовым. Несмотря на крайнюю нужду, он старался дать всем нам образование. Но лишь одной сестре Тине удалось стать учительницей.

В 1915 году наша мать, Дарья Васильевна, проводила мужа на фронт, в окопы первой мировой войны. Отца не было долго — он задержался и на гражданской. На плечи матери лег тяжелый груз: кормить, и воспитывать десятерых. Мы любили свою мать за доброту, заботу о нас и немного побаивались. Она не прощала ни шалостей, ни баловства, ни других проделок. Даже мне, «мизинчику», часто доставалось «на орехи».

Мама постоянно учила нас любить труд, землю, свою Родину. [6]

В 1922 году восьмилетним мальчишкой я пошел в школу. Моей первой учительницей стала Клавдия Матвеевна Недид. Старшие братья и сестры также учились у этой прекрасной женщины, ставшей впоследствии заслуженной учительницей республики. Как хороший фундамент создает долголетие дому, стоящему на нем, так и первые знания, полученные в школе под руководством мудрого учителя, открывают путь к росту, успешному овладению основами наук, к творческому труду. Навсегда сохранил я глубокое уважение к первой учительнице.

В 1923 году наша семья вместе с другими токмачанами переселилась на бывшие помещичьи земли. Вокруг себя мы увидели большие просторы чернозема, укрытые пыреем, ковылем, другими степными травами и цветами. В голубом небе пели жаворонки. Прекрасная степь юга Украины! Всем сердцем полюбил я ее. Эта любовь сохранилась навсегда.

За короткий срок в степи, в двадцати километрах на юг от Большого Токмака, выросло село Юхимовка{2}. Аккуратные хаты, покрытые красной черепицей, молодые сады около них, а вдоль улицы — два ровных ряда акаций. Чудесное село — творение работящих людей, самозабвенно любящих свою землю.

До 1925 года в школу я не ходил — ее не было в нашем селе. Вокруг Юхимовки размещались немецкие поселения, так называемые колонии: Розепорт, Блюменорт, Тигервейде, Риккенау. Там были школы, но, конечно, немецкие. Нам, украинским детям, там было делать нечего.

В те годы отец выписывал газету «Беднота». Была у нас своя небольшая библиотека. В зимние вечера в нашей хате проходили читки газет и книг. [7]

Слушатели — односельчане, их каждый раз становилось все больше. Я с раннего детства полюбил книги и газеты. Они в какой-то мере компенсировали отсутствие школы.

Вышло так, что в Юхимовке первым коммунистом стал мой отец, первым комсомольцем — старший брат Феодосий (в ряды РКСМ он вступил в Большом Токмаке в 1922 году). А первой пионеркой была сестра Шура. В 1926 году, в Международный юношеский день, приняли в пионеры и меня, ученика второго класса. С гордостью я повязал красный галстук, дал торжественное обещание добросовестно выполнять свои обязанности. Начались пионерские будни. Мы проводили читки газет для взрослых, принимали участие в ликвидации неграмотности, активно работали в различных кружках. Детство моего поколения было совсем не похожим на бурную, радостную, интересную, временами беззаботную жизнь юной поросли сегодняшнего дня.

У детей 20-х годов были иные заботы, иные трудности. Но мы гордились тем, что помогали взрослым строить новую жизнь, выполняли заветы великого Ленина.

Вскоре в Юхимовке было создано коллективное хозяйство — «Трудовик». Его председателем стал мой отец. Шло время. Колхоз «Трудовик» стал передовым хозяйством района. Больше года я был секретарем комитета колхозной комсомольской организации.

В начале 30-х годов учился в фабрично-заводском училище завода «Красный Прогресс», что в городе Большой Токмак. Затем работал на заводе кузнецом.

Однажды райком комсомола послал нас на села уполномоченными по проведению хлебозаготовок. Мне досталось село Остриковка. Восемнадцатилетним [8] юношей, вместе с сельскими комсомольцами, я выполнял это нелегкое и ответственное, часто опасное, задание партии.

Да, нелегко было нам, молодым. Но мы стремились всегда находиться на передовых позициях, во всем быть первыми. Наши характеры утверждались и закалялись трудностями первых пятилеток, богатых романтикой.

Еще в детстве я зачитывался книгами, в которых рассказывалось о путешествиях, приключениях, о войне. Легендарная конница Буденного, ее героические походы пленили мое воображение. Шестилетним мальчуганом я видел красных конников, громивших банды Врангеля. И, наверное, все, что было написано после гражданской войны, о буденновцах, червонных казаках Примакова, я прочитал. Естественно, что и мне хотелось стать кавалеристом.

Летом 1935 года в райкоме комсомола состоялось собрание комсомольцев райцентра. Секретарь райкома Борис Рабкин предложил нам поступать в военные училища. Для защиты завоеваний Октября нужна сильная Красная Армия. Ряды ее все время росли. Армии необходимо пополнение молодыми командирами. Райвоенком Н. Д. Торговицкий призвал нас поступать в танковые, артиллерийские, авиационные, пехотные и другие училища. Нам дали время подумать. В перерыве собрания все зашумели, стали советоваться, спорить. Я не принял в этом участия. Решение созрело давно: конница...

Вскоре меня направили в Харьковское училище червонных старшин, так как мест в специальных кавалерийских училищах не оказалось. В сентябре вместе с земляками-токмачанами Устимом Халиманчуком, Михаилом Уманским, Иваном Ковбой, Михаилом Шульгой, Георгием Заборовским мы прибыли [9] в училище. Оно располагалось на западной окраине города, на Холодной Горе.

На следующий день нас постригли и переодели. Мы с трудом узнавали друг друга. Вступительные экзамены сдали успешно. В училище были разные подразделения: стрелковый батальон, артиллерийский дивизион, кавалерийский эскадрон, танковая рота, авиаэскадрилья.

Мы изучали военное дело, повышали общеобразовательный уровень. До сих пор помню командиров и политработников училища. Командир взвода лейтенант Б. М. Маршев, командир роты капитан Ф. П. Тимченко, начальник политотдела батальонный комиссар Н. П. Дмитренко — все они не жалели времени и сил, чтобы воспитать из нас хороших военных специалистов, способных защищать Родину.

Начальник и комиссар училища комбриг Б. П. Жабин был человеком высокой культуры. В свое время он успешно окончил военную академию имени М. В. Фрунзе, знал несколько иностранных языков, длительное время работал военным атташе во Франции.

Комбриг учил всех нас не только военному искусству. Часто выступал с лекциями и докладами на различные темы. Борис Павлович всегда подчеркивал, что командир Красной Армии должен не только в совершенстве знать оружие, тактику и стратегию боя, но и быть образованным, хорошо воспитанным, интеллигентным, с широким кругом интересов. Эти слова я вспоминал неоднократно на протяжении всей своей службы в армии, старался руководствоваться ими. Б. П. Жабин делал все, чтобы мы выросли именно такими командирами. Нас учили, как вести себя на улице, в театре, за столом. [10]

Все мы, курсанты, очень гордились, что учимся в училище имени Всеукраинского Центрального Исполнительного Комитета. Это училище было основано еще в 1920 году. Его курсанты принимали участие в боях против белогвардейцев в Крыму, в разгроме банд Махно на юге Украины.

Учеба захватила меня. Уже на первом курсе я стал отличником, командиром отделения. Больше всего я любил верховую езду, к которой привык с детства. И если у некоторых курсантов, особенно городских, езда на коне без седла не получалась, вымучивала их, то я себя чувствовал прекрасно.

Все складывалось, как мне хотелось. И вдруг — реорганизация. Согласно приказу маршала К. Е. Ворошилова наше учебное заведение преобразовывалось в пехотное училище. Не стало подразделений других родов войск. Пришлось расстаться и с конем, моим Вороном. Пропала навсегда мечта детства — стать кавалеристом...

Но учеба продолжалась. В июне 1938 года состоялся досрочный выпуск. Начальник штаба училища огласил приказ наркома. Всем нам присвоено звание «лейтенант». Я был назначен на должность командира взвода 35-го стрелкового полка, находившегося на Дальнем Востоке. Назначение меня обрадовало: проеду несколько тысяч километров, увижу почти всю необъятную Родину.

После оглашения приказа мы прикрепили к петлицам своей новенькой формы по два «квадрата» и стали настоящими лейтенантами. Состоялся выпускной обед.

Затем нам предоставили десятидневный отпуск, и мы попрощались с Харьковом, училищем, ставшим для нас родным. Нам навсегда запомнился этот город своими прекрасными улицами, парками, музеями, памятниками, театрами, стадионами, Госпромом. [11] Разве можно забыть дни 1 мая и 7 ноября, когда мы, курсанты УЧС, в парадной форме, с винтовками в руках выходили со двора училища, чтобы, проследовав по улицам Володарского, Свердлова, Сумской, заполненных трудящимися города, прибыть на площадь Дзержинского для участия в военных парадах и демонстрациях!

В разные уголки страны отправились воспитанники училища. Из числа моих земляков лишь Устим Халиманчук, как и я, получил назначение на Дальний Восток.

Десять дней — маловато для отпуска. Но их хватило, чтобы поехать в Большой Токмак, немного отдохнуть и даже... жениться.

Возможно, читателю покажется странным мое решение так спешно жениться. Но что поделаешь: такое было время. У молодежи 30-х годов была своя романтика. Каждый из нас стремился быть в центре главных событий. Мы считали счастливыми тех, кто устанавливал рекорды в небе, кто сражался в Испании, отражал происки милитаристов на границе, кто строил Комсомольск-на-Амуре, кто совершал трудовые подвиги. Мы — спешили. И, думаю, уверен в этом, что прочная семья зависит не от того, как долго присматриваются друг к другу люди перед женитьбой, а от их взглядов на семью, от их человеческих качеств, от чувств, которые они питают друг к другу.

В конце июня вместе с Устимом Халиманчуком, с нашими женами Шурой и Лесей мы поездом отправились в далекий путь.

На второй день после прибытия в Благовещенск я вступил в командование взводом 35-го стрелкового полка.

Время проходило в напряженной учебе и походах. Обстановка на границе была очень сложной. [12]

Японская военщина часто организовывала провокации.

В районе озера Хасан шла настоящая война. Войска Дальневосточного фронта были приведены в боевую готовность. В полк срочно прибывало пополнение. Я, уже командир роты, получил приказ занять оборону на берегу Амура. Ширина полосы — один километр. Ночью красноармейцы отрыли окопы полного профиля, оборудовали огневые точки. Все было хорошо замаскировано, подготовлено к бою.

Днем мы внимательно наблюдали за противоположным берегом. Там, за Амуром, виднелась покрытая карликовым лесом земля так называемого государства Маньчжоу-Го, созданного японскими оккупантами. Где-то между сопок враг накапливал силы. Необходимо постоянно быть бдительными, не допустить форсирования реки, нарушения границы.

Тем временем в районе Хасана продолжались упорные бои. О них, о мужестве бойцов и командиров Красной Армии мы узнавали из оперативных сводок. В центре этих событий находился и мой земляк лейтенант Халиманчук. По-доброму я завидовал ему. А у нас — тихо. Совершенствуем огневые точки, проводим занятия с пополнением, наблюдаем за вражеским берегом.

Через несколько суток мы узнали о большой победе наших войск у озера Хасан и вскоре оставили свои позиции, передав их пограничникам. Боевую подготовку продолжали в лагере.

В памяти осталось еще одно событие, взволновавшее всех советских людей. В сентябре 1938 года женский экипаж самолета «Родина» в составе В. С. Гризодубовой, П. Д. Осипенко и М. М. Расковой совершил перелет Москва — Дальний Восток. [13]

Через десять часов полета пропала радиосвязь с кораблем. Что случилось с отважными летчицами? Пятьдесят военных и гражданских самолетов прочесывали квадрат за квадратом огромный район между Читой и Хабаровском. Тысячи людей вели поиски на земле. Среди них были и воины полка, в котором я служил.

Шли дни, но поиск не давал желаемых результатов. А нужно было спешить: могли наступить морозы, начаться снегопады. И вот на десятый день летчик Михаил Сахаров обнаружил в тайге «Родину». Около нее были Валентина Гризодубова и Полина Осипенко. Вскоре нашли и штурмана Марину Раскову. Как потом было установлено, самолет, преодолевая многочисленные метеорологические фронты, за 26 часов 29 минут пролетел 5908 километров. Международный рекорд на дальность полета француженки Дюкейрон был перекрыт более чем на 1500 километров.

В то время в стране бурными темпами развивались наука и промышленность, создавались новые образцы самолетов. На них экипажи В. П. Чкалова, М. М. Громова, В. В. Коккинаки устанавливали рекорды высоты, скорости, дальности, демонстрировали перед всем миром огромные достижения, которых добилось молодое социалистическое государство. И вот выдающийся успех женского экипажа!

Все советские люди восхищались полетами лучшего летчика страны В. П. Чкалова. Патриот и новатор делал много для развития отечественной авиации. Большой мастер высшего пилотажа, Чкалов стремился к тому, чтобы росло мастерство всех летчиков. В одной из своих статей он писал: «Сейчас уже все знают, что победителем в воздушном бою при прочих равных условиях окажется летчик, который [14] лучше владеет самолетом, который способен взять от машины все, что она может дать. Высший пилотаж — одно из непременных условий современного воздушного боя». Чкаловым, ставшим легендарным при жизни, нельзя было не восхищаться.

С неослабевающим вниманием следил я, как и вся наша молодежь, за развитием авиации, читал все, что было написано о ней, вернее — все то, что попадало под руку. Появилась мечта: а почему бы и мне не стать авиатором? Ведь еще не поздно. Только как ее осуществить? С каждым днем я все больше мечтал о бескрайнем небе...

В октябре по делам службы я поехал в Хабаровск. Вернувшись в Благовещенск, узнал, что во время моего отсутствия медицинская комиссия отбирала кандидатов в авиаучилище. Желающих оказалось много. А как же я? Опоздал... Стало до слез обидно. И я немедленно обратился к председателю комиссии с просьбой проверить и меня.

— Зачем это вам? — недовольно ответил пожилой врач. — Разнарядка пришла на троих, — продолжал он, — а мы уже отобрали двенадцать. Хотите быть тринадцатым?

— Хоть и тринадцатым. Этого числа я не боюсь. Я атеист да и родился тринадцатого числа...

— Ладно, приходите завтра, посмотрим и вас — атеиста, — улыбаясь, ответил врач.

Заключение медкомиссии: «Годен без ограничений» — обрадовало меня. Шансов, конечно, маловато: 3 из 13, но я верил в удачу. Эта вера имела некоторое основание. Ведь Харьковское училище червонных старшин я окончил успешно, был отличником и при поступлении в учебные заведения имел перед другими преимущество.

И вот вызов в штаб. Начальник штаба полка сообщил, [15] что командир дивизии решил направить в Оренбургское училище штурманов лейтенантов Ивана Политова, Николая Мохова и меня.

Первого декабря 1938 года мы были в Оренбурге. Волновались, ожидали вступительных экзаменов, но их не было. Нам сказали, что отобраны лучшие кандидаты и проверять их знания нет необходимости. Второго декабря мы были зачислены слушателями училища. В нашем 9-м классном отделении оказались представители многих родов войск: пехотинцы, танкисты, артиллеристы. Старшим учебной группы назначили Павла Сиволапенко, комсоргом избрали меня.

Каждый из нас чувствовал большую ответственность, ведь всего за год надо было закончить программу наземной и летной подготовки. Это диктовалось и бурным развитием авиации, и сложной международной обстановкой.

Мы изучали материальную часть самолетов, радиосвязь, теорию бомбометания и воздушной стрельбы, тактику, аэронавигацию, метеорологию и другие науки. Многие из этих предметов обращали наше внимание к небу, просторам, высоте. Мы познавали новые законы, истины, понятия. Некоторые из них, о существовании которых мы ранее и не подозревали, удивляли нас, расширяли наши познания окружающего.

Запомнился преподаватель аэронавигации — основной науки штурмана — старший лейтенант Н. П. Верейкин. Он умело, доходчиво преподавал свой предмет.

— Знаете ли вы, товарищи слушатели, что если бы не было в природе ветра, влияющего на полет самолета, не нужны были бы и вы — будущие штурманы? — улыбаясь, говорил преподаватель. — Да, да, именно ветер «породил» штурмана! [16]

Верейкин рассказал нам, что ветер действует на все предметы, находящиеся в воздухе: на облака, на птиц, на самолеты. Что это влияние ветра люди научились учитывать, что существует навигационный треугольник скоростей и что на его основе создан ветрочет, которым штурман должен в совершенстве владеть, что умение штурмана измерять ветер в полете в значительной мере обеспечивает успех полета...

Мы часто выезжали на аэродром, помогали техникам в обслуживании полетов. С восхищением наблюдали, как в небо взмывают самолеты. На них тренировались летчики-инструкторы. Не терпелось и нам сесть в самолет, подняться в воздух. И этот день настал...

11 февраля 1939 года состоялся мой первый полет — на У-2. На этом самолете впервые взлетали все летчики и штурманы моего поколения. Этот самолет в грозные годы войны станет ночным бомбардировщиком фронтовой авиации...

В передней кабине — летчик-инструктор К. Д. Трубин. Сильно волнуясь, занимаю свое место. Мотор уже работает. Тугие струи воздуха обжигают лицо. Надвигаю на глаза очки. Температура воздуха — 20 градусов. Но мороза я не ощущаю. Привязываюсь ремнями и докладываю о готовности к полету. Выруливаем на старт, получаем разрешение на взлет. Трубин включает максимальные обороты двигателя, и самолет, едва касаясь лыжами снега, мчится вперед. Я почему-то не отрываю глаз от земли. И мне кажется, что не самолет бежит вперед, а земля плывет назад. Затем она проваливается вниз, а еще через несколько секунд наша земля наклоняется... Что с ней происходит? Отрываю взгляд от земли, переношу его на крылья, двигатель, затем на горизонт, и все постепенно приходит [17] в норму: самолет летит над большим городом. Константин Дмитриевич, дядя Костя, как ласково называют его и товарищи инструкторы, и мотористы, и слушатели училища, уверенно ведет У-2. В зеркало, установленное на козырьке кабины, он наблюдает за мной. Ему понятно мое состояние. Я для него не первый. Чтобы успокоить меня, дядя Костя рассказывает об окружающих ориентирах, а затем спрашивает:

— Вы записали время и курс вылета?

Только теперь я вспомнил, что у меня есть определенные обязанности и их нужно выполнять.

— Нет, не записал, — признаюсь я, — наблюдал за взлетом.

— Так запишите: вылетели в 11.20, курс 310 градусов. И впредь не забывайте, — спокойно говорит летчик.

— Есть. Никогда не забывать!

Тем временем полет заканчивается. Трубин посадил самолет точно у «Т». Мое место в кабине занимает бывший танкист лейтенант Саша Лисненко. Крепче застегнуть привязные ремни ему помогает друг-однополчанин Миша Глушаченко. А товарищи обступили меня, спрашивают: «Ну как, страшно?»

— Не так чтобы страшно, но интересно. Потерпите, скоро и ваша очередь настанет...

Дома тепло поздравила меня с первым полетом Леся.

Летали мы много. По маршруту, на полигон для бомбометания и воздушной стрельбы, отрабатывали радиосвязь. Летали на У-2, Р-5, ТБ-3, привыкали к воздуху, приобретали опыт.

С каждым полетом я все больше любил авиацию. Пребывание в воздухе стало для меня праздником. Мне нравились и могучее гудение двигателей, и высокая [18] голубизна неба, и стремительный полет над облаками, и сказочное звездное небо, и величественная панорама земли. Я понял, что моя жизнь теперь немыслима без полетов, без неба, без скорости, захватывающей дух...

28 июня 1939 года. В этот день произошло важное для меня событие: я стал кандидатом в члены партии Ленина. Еще с большей настойчивостью и усердием продолжал учиться, был все время отличником.

В октябре стало известно, что готовится досрочный выпуск. В списках выпускников, естественно, оказались отличники учебы. Среди них — слушатели нашего отделения: В. Солдатенко, П. Сиволапенко, П. Забродин, М. Глушаченко, И. Политов, Н. Мохов, Д. Никитченко и я. Все мы успешно выдержали государственные экзамены. Приказом наркома нам присвоили звание «летчик-наблюдатель» (штурман) и назначили в строевые части. 21 октября вместе с Михаилом Глушаченко мы прибыли в город Воронеж, в 164-й дальнебомбардировочный полк.