Первая почта из России
7 января. Позавчера в жизни эскадры произошло событие, на время вытеснившее все прочие вопросы и взволновавшее всех: получен первый транспорт почты, направленный Гинзбургом по маршруту эскадры с французским пароходом общества «Мессажери маритим». Я сразу получил семь писем и пачку газет, кончая 16 ноября. Конечно, газеты утеряли свежесть текущих новостей. Что же касается личных писем из дому, то их ценность нисколько не утратилась от того, что на них стоит дата 16 ноября вместо 6 января.
Все данные, почерпнутые нами из газет и писем, проливают новый свет на то, что происходило в морских сферах после выхода эскадры из Либавы. Когда рассеялась сенсация, вызванная нашим столкновением с английскими рыбаками, общественное внимание сосредоточилось на вопросе о целях посылки 2-й эскадры. Эта тема стала самой злободневной и широко дебатировалась в печати. Но особую остроту она приобрела после выступления на страницах «Нового времени» капитана 2-го ранга Кладо, который написал ряд статей под заголовком: «После ухода 2-й Тихоокеанской эскадры». Теперь мы, наконец, получили возможность прочесть эти статьи и оценить их по достоинству.
Заявляя, что попытка покупки аргентинских и чилийских крейсеров оказалась дутым и авантюрным предприятием, которое окончательно провалилось, Кладо выдвигает требование немедленного усиления эскадры Рожественского всеми боеспособными кораблями Балтийского и Черноморского флотов.
Но если глубже вдуматься в характер и мотивы выступления Кладо, то все-таки создается впечатление, что он не сделал правильных и убедительных выводов из критического анализа военного положения. Пока Кладо подвергает беспощадной критике всю прошлую деятельность Морского министерства, приведшую к печальным результатам, ход войны на море с Японией, пока он вскрывает порочную систему управления флотом, ему трудно возразить. Но когда он переходит к предлагаемой им программе мероприятий, то сразу вскрывается, что он не решается сделать правильные выводы из всей своей критики. Кладо делает вид, [308] будто еще верит в возможность победы над Японией при условии выполнения намечаемой им программы усиления 2-й Тихоокеанской эскадры. Отвергая «авантюры» и требуя холодного и трезвого расчета, он ищет выхода из безнадежного положения, в которое поставлен Рожественский, обязанный разрешить непосильную для него задачу «овладения морем».
Какой же выход находит Кладо? Прежде всего он требует немедленной отправки в качестве подкреплений Рожественскому всех боеспособных кораблей из Балтийского моря. Реально может стоять вопрос об отправке кораблей, вступивших в строй с 1881 года. Учитывая, что в эскадру уже включены такие устарелые корабли, как броненосцы «Сисой» и «Наварин» и броненосные крейсера «Адмирал Нахимов» и «Дмитрий Донской», на тех же основаниях можно было бы присоединить эскадренные броненосцы «Николай I» и «Александр II», вступившие в строй в 1888 и 1887 гг., и три броненосца береговой обороны: «Генерал-адмирал Апраксин», «Адмирал Ушаков» и «Адмирал Сенявин». Последние три корабля по 4200 тонн введены в строй в 1894–1895 гг. Всего — пять броненосцев с общим тоннажем 30 600 тонн, с четырьмя 12-дюймовыми и одиннадцатью 10-дюймовыми орудиями.
Из крейсеров могли бы подойти сверстники «Дмитрия Донского» — броненосные крейсера «Владимир Мономах» и «Память Азова», а также бронепалубный крейсер «Адмирал Корнилов». Тоннаж трех старых крейсеров — 18500 тонн, а всего из состава Балтийского флота можно было бы присоединить 8 единиц с тоннажем 49 100 тонн.
Кладо, однако, понимает, что эти 8 единиц не могут иметь серьезного боевого значения и годятся лишь для вспомогательных и прибрежных операций после одержанной победы. Присоединение этих устарелых кораблей даже может оказать вредное влияние на комплектацию боевой колонны. Вопрос о включении их в состав 2-й эскадры поднимался при вооружении ее в Балтийском море, но был решен отрицательно самим Рожественским.
Учитывая слабую сторону этого предложения и стремясь усилить основные боевые силы для решающего эскадренного боя, Кладо судорожно хватается за идею присоединения к эскадре Рожественского лучших кораблей Черноморского флота. Однако, хотя этот флот включает восемь броненосцев и два новых бронепалубных крейсера, однотипных с крейсером «Олег», Кладо при всем желании усилить Рожественского находит возможным включить в дополнительный отряд только три эскадренных броненосца — «Князь Потемкин Таврический», «Три святителя» и «Ростислав», а также два бронепалубных крейсера — «Кагул» и «Очаков». Эти пять кораблей имеют тоннаж 46 840 тонн и располагают вооружением: восемь 12-дюймовых, четыре 10-дюймовых, тридцать два 6-дюймовых и четыре 120-миллиметровых орудия, т. е. 12 тяжелых и 36 средних орудий. [309]
Несомненно, присоединение пяти черноморских кораблей имело бы большее значение, чем восьми балтийских. Гораздо большее значение могло бы иметь ускоренное окончание постройки в Балтийском море пятого броненосца типа «Суворов» — «Слава». Но для присоединения его к эскадре Рожественского пришлось бы задержать выход 2-й эскадры с Мадагаскара до осени 1905 года.
Только при пополнении эскадры всеми перечисленными кораблями, по мнению Кладо, она приобрела бы некоторые шансы на успех.
Итак, все надежды приходится возлагать на выход черноморской эскадры адмирала Чухнина. Но верит ли сам Кладо в осуществимость этого плана и искренно ли он выдвигает эту меру в качестве «последней соломинки» для спасения положения? Не является ли эта ставка на черноморские корабли еще большим самообманом, чем погоня за южноамериканскими крейсерами? Ведь Кладо — не наивный мичман. Он прекрасно понимает ту политическую ситуацию, в которой сейчас очутилась Россия. Он ведь, несомненно, реально представляет себе те грандиозные трудности, которые должна будет встретить русская дипломатия при попытке преодолеть узы Берлинского трактата 1879 г., исключающего право прохода русских боевых кораблей через черноморские проливы.
Но если присоединение черноморских кораблей оказывается неосуществимым, то что может изменить на театре войны посылка отряда из восьми старых и маломощных балтийских кораблей? Ясно, что балтийское старье только свяжет действия современных кораблей эскадры Рожественского и увеличит количество трофеев неприятеля. Этот мрачный вывод вытекает из рассуждений самого же Кладо. Зачем же тогда он выдвигает такую программу, первая половина которой явно невыполнима, а вторая без первой теряет всякий смысл? Из разбора этой программы Кладо напрашивается вывод, что у него в конце концов не хватило мужества назвать вещи своими именами и перед всей страной без всяких уверток заявить, что Россия уже более не располагает достаточными силами, а поэтому дальнейшая борьба с Японией получает безнадежный характер.
Вопрос о соотношении боевой силы двух флотов далеко не исчерпывается численностью кораблей, их тоннажем и артиллерийским вооружением, и Кладо это хорошо знает. Все его расчеты явно пристрастны в пользу России. Он академически сравнивает русские и японские корабли, принимая их с теми элементами, с какими они значатся в последнем издании «Справочной книжки военно-морских флотов».
Но Кладо сам был в составе штаба командующего 2-й эскадрой, а потому ему из личного опыта доподлинно известно, насколько действительная боевая сила наших кораблей ослаблена их внутренним состоянием. Какими коэффициентами можно оценить [310] моральное состояние личного состава, отсутствие полноценного боевого опыта, влияние перегрузки кораблей и техническую неисправность вооружения и механизмов? Если же учесть все трудности похода огромного флота, лишенного своих промежуточных баз, и противопоставить печальному состоянию эскадры Рожественского все стратегические преимущества флота адмирала Того, ожидающего противника у собственных берегов, то не останется никакого сомнения, на чью сторону должен склониться успех при открытом единоборстве.
Пока же Кладо за весь свой патриотический пыл заработал лишь гауптвахту. После ареста он потребовал суда над собой «за неправильное толкование действий высшего начальства», в противном же случае он грозит вынести на суд общественного мнения всю политику Морского министерства. В довершение супруга адмирала Рожественского выступила в печати с письмом, выражающим сочувствие Кладо, и обратилась к обществу с призывом поддержать человека, понимающего положение дел, усилия которого разбиваются о стену казенного равнодушия. На эскадре существует предположение, что письмо супруги Рожественского появилось в печати не без его ведома и, во всяком случае, вполне отвечает его собственным настроениям.
В то время как там, в далекой России, начинают прорываться вешние воды через сковывающий их лед, мы попрежнему изнемогаем от жары и угольных погрузок. Вчера нам вторично было приказано догрузиться углем до нормы в 2360 тонн, так как за время стоянки мы израсходовали только на текущие нужды корабля до 300 тонн. Кроме того, были приняты полные запасы на три месяца всех расходных материалов и продовольствия: муки, сахару, водки, консервов, масла и прочих продуктов. Для обеспечения корабля свежим мясом было приобретено 16 быков и 2 коровы, так что теперь будем иметь настоящее коровье молоко. Закуплено много кур и разной птицы.
Броненосцы типа «Суворов» перегружены на 3200 тонн и не смогут развить более 14 узлов, хотя на пробе при нормальном углублении давали в согласии с проектом до 18 узлов. Днища и борта кораблей обросли ракушками и бородой из водорослей, что также должно снижать их скорость.
Боевые корабли используются как транспорты и принуждены таскать в своих трюмах все расходные грузы и сверхкомплектные запасы из-за опасения лишиться в любой момент своего вспомогательного обоза. Даже самый низкобортный броненосец «Наварин» навалил в трюмы и на палубы 1800 тонн угля и осел так, что стал похож на монитор береговой обороны.
А наша кокетливая «Светлана» взяла 1100 тонн при нормальном запасе всего 400 тонн. На ней засыпана даже нарядная кают-компания, которая славилась на флоте своей шикарной отделкой, когда служила яхтой для генерал-адмирала Алексея Александровича. «Светлана» стала небезопасной для плавания. Она кренится [312] на борт до 4° при спуске парового катера. Быстроходный «Жемчуг» также перегружен выше всякой меры и едва ли дает даже 20 узлов, тогда как рассчитан на 24.
В последние дни эскадра пополнилась вспомогательными крейсерами «Урал», «Терек» и «Кубань». Эти большие океанские пассажирские пароходы, приобретенные в Германии, имеют ход до 18 узлов и вооружены 6-дюймовыми орудиями, поставленными открыто на палубе. «Терек» и «Кубань» имеют по пяти 6-дюймовых и пяти 3-дюймовых орудий, а «Урал» вооружен тремя 6-дюймовыми и пятью 3-дюймовыми, но зато на нем оборудована самая сильная станция беспроволочного телеграфа. Эти вспомогательные крейсера берут запас угля по 5 тысяч тонн. «Урал» прошел путь от Дакара до Мадагаскара без пополнения запаса топлива.
Когда к эскадре присоединятся крейсера «Олег» и «Изумруд», а также вооруженные «добровольцы» «Рион» и «Днепр», то составится довольно значительный отряд бронепалубных и вспомогательных крейсеров.
По количеству броненосцев мы будем иметь даже некоторый перевес: пять новых кораблей и три старых, включая крейсер «Нахимов», против четырех японских. Но нам нечего противопоставить восьми первоклассным японским броненосным крейсерам. Наши старички «Нахимов» и «Донской» не могут серьезно идти в расчет. Отсутствие дивизии современных броненосных крейсеров было и остается наиболее уязвимым местом в комплектации нашей боевой эскадры.
Что же касается минного флота, то здесь японцы имеют подавляющее превосходство. Против наших девяти мореходных миноносцев они располагают тридцатью более сильными и до 40 миноносками, годными для действий у берегов и в узких проливах.