В южном полушарии у побережья Африки. Грэт-фиш-бэй и Ангра-Пекена
21 ноября. Уже три дня мы снова во власти безграничного океана, и полоска земли по левому борту давно растаяла за кормой. Еще 18 ноября в 4 часа дня мы, после краткого отдыха, двинулись дальше.
Как всегда, съемка с якоря сопровождалась очередными неприятностями из-за неисправности отдельных кораблей. У «Камчатки» обнаружилось повреждение в одной машине, так что она не могла дать более семи узлов и задерживала всю эскадру. Только к 11 часам ночи машина «Камчатки», наконец, была приведена в порядок и эскадра смогла довести скорость до нормального походного десятиузлового хода.
Временно перестал действовать на «Орле» электрический рулевой привод, но корабль из строя не вышел, быстро перейдя на ручной привод. Через четверть часа электрическое управление снова было налажено, так что дело обошлось без адмиральского неудовольствия.
В океане был принят сигнал адмирала: «Рандеву — немецкая бухта Ангра-Пекена». Расстояние до нее — 1600 миль. Переход восемь суток. Но через полтора часа последовало новое распоряжение: «Рандеву — португальская бухта Грэт-фиш-бэй». По сведениям штурманов, до нее 1100 миль, так что эскадра должна прибыть туда 23 ноября утром.
Из Габуна четыре разгруженных угольщика были отпущены обратно в Европу, а остальные вместе с рефрижератором «Эсперанца» направлены вперед на следующую стоянку.
Из Габуна Рожественский отправил, помимо деловых и хозяйственных телеграмм, запрос в Морское министерство о положении на театре войны, так как уже полтора месяца он оставался без всякой официальной информации о судьбе артурской эскадры и Маньчжурской армии. Ответа адмирал ждал с большим нетерпением. Наконец, в день отхода эскадры пришла шифрованная депеша. В штабе сразу стали ее расшифровывать. Оказалось: «Директор Морского корпуса благодарит 2-ю эскадру за поздравление с годовщиной корпуса 6-го ноября». Были еще телеграммы из штаба, но все касались мелких хозяйственных вопросов. В кают-компании «Орла» по этому поводу едко иронизировали, будто получен следующий шифрованный запрос: «Командир Кронштадтского порта адмирал Бирилев срочно запрашивает командующего 2-й эскадрой, как держится полуда в командных самоварах».
Отсутствие сведений из России создает у эскадры впечатление, что, выпихнув ее из Балтики, перестали интересоваться ее судьбой и она уже забыта. Это пренебрежение к ее существованию [260] угнетающе действует на весь личный состав. Не говори о том, что все лишены сведений о своих семьях и близких, эскадру все сильнее интересует вопрос: каковы результаты предпринятых Морским министерством попыток купить шесть броненосных крейсеров в южноамериканских республиках Чили и Аргентине? Без отряда хороших броненосных крейсеров комплектация 2-й эскадры является однобокой и незаконченной. Располагая достаточно сильным ядром из линейных кораблей, она остается лишенной чрезвычайно важного элемента в виде подсобной подвижной ударной силы из броненосных крейсеров.
Рассказывают, что на «Суворове», во время стоянки в Габуне, адмирал присутствовал однажды на обеде в кают-компании. Священник флагманского корабля рискнул обратиться к Рожественскому с вопросом, есть ли надежда на присоединение этих крейсеров. Адмирала этот вопрос, видимо, задел за живое, так как с покупкой крейсеров у него были связаны крайне неприятные воспоминания неоправданных надежд. На вопрос священника он резко ответил: «Тот, кто распускает слухи о покупке этих крейсеров, повторяет наглую ложь!»
Однако в штабе продолжают утверждать, что перед уходом нашей эскадры из России переговоры об этой покупке уже настолько продвинулись, что в Морском министерстве считали обеспеченным ее успех и была начата подготовка комплектации на эти корабли командиров, офицеров и команды. Для их приема из Черного моря должны были выйти пароходы Добровольного флота и три пассажирских парохода, купленных в Германии и зачисленных в состав флота в качестве вспомогательных крейсеров. Командующим крейсерским отрядом намечался адмирал Чухнин, главный командир Севастопольского порта.
Но теперь, после гулльского инцидента, виновником которого был сам Рожественский, последние шансы на возможность этого предприятия рухнули. Англия зорко следит за действиями России и только и ждет случая, чтобы вмешаться в ее мероприятия, нарушающие нейтралитет нейтральных держав. Поэтому невероятно, чтобы южноамериканские республики при настоящей политической ситуации пошли на риск серьезных дипломатических неприятностей с Англией, от которой они находятся в тяжелой экономической зависимости. Отсюда становится понятным то раздражение, которое вызывает у адмирала простое упоминание об этих крейсерах, покупку которых он сам сделал невозможной.
Наше плавание протекает пока при самой благоприятной погоде. 18 ноября в 11 часов ночи мы пересекли экватор и перешли в южное полушарие. Мы ожидали, что мучения от нестерпимой жары еще возрастут. Но со времени выхода из Габуна солнце скрыто облаками, застилавшими непроницаемой пеленой все небо. Даже днем стало не жарко, а по ночам идет обложной дождь. Эта перемена объясняется тем, что мы вступили в область [261] холодного Бенгуэльского течения. Температура забортной воды резко понизилась и не превышает 18° С. Офицеры, стоящие ночные вахты, уже вынуждены надевать теплые тужурки.
23 ноября. Грэт-фиш-бэй. Сегодня разыскали на африканском побережье португальскую бухту Грэт-фиш-бэй. Ну и дыра! Даже в воображении трудно себе представить, что на земном шаре, да еще в тропическом поясе Африки, может найтись такая забытая природой, голая пустыня. После Габуна контраст особенно разителен. Нельзя найти подходящие слова, чтобы дать представление об унылом виде этого места. Лучше всего выразился наш сигнальщик. Так как он долго ничего не сообщал со своего наблюдательного поста, расположенного на высоте 110 футов над водой, то обеспокоенный вахтенный начальник стал его окликать, спрашивая, не видит ли он впереди по носу корабля землю. Сигнальщик долго и пристально всматривался в горизонт и, наконец, доложил: «Так что, ваше благородие, земли не видать, а только песок».
И вот мы уже на якоре при входе в широкую бухту, всего в трех милях от берега. Берег поднимается над океаном не менее чем на 200 саженей, круто спускаясь к воде. С материка этот склон берега к океану занесло яркожелтым песком, прикрывшим все неровности почвы. За горизонтом на юге отделяется от материка низкая узкая песчаная коса, которая тянется параллельно берегу, отходя от него почти на 6 миль. На северной оконечности косы в бинокль можно рассмотреть какие-то бревенчатые строения, но нигде не видно признаков растительности: ни пальм, ни кустарников, ни даже зеленой травки.
Вода стала серого стального цвета, а небо — скучное, угрюмое, все время затянутое жидким покровом тусклых облаков. Холодное течение уже резко дает себя чувствовать. Температура воды понизилась до 13°, несмотря на то, что в полдень солнце в самом зените.
Эскадра не стала входить далеко вглубь бухты и осталась у выхода в океан. Но от южных ветров эта стоянка достаточно укрыта. Через некоторое время на горизонте появились дымки, и скоро мы признали в них наших знакомых угольщиков.
Броненосцы немедленно начали готовиться к погрузке, хотя имели на борту не менее чем по 1500 тонн угля. Адмирал пользуется каждой возможностью довести запас топлива до предела.
На «Орле» сегодня, при проверке наличия угля, обнаружился просчет в 400 тонн. Очевидно, на предыдущих больших погрузках в Дакаре и Габуне были допущены крупные ошибки в учете количества принятого угля. Но возможно также, что и суточный расход топлива в пути определялся неправильно. Долго не решались доложить адмиралу об этой ошибке. Но скрывать просчет командир не решился, так как неизвестно, удастся ли дальше до [262] Мадагаскара пополнить запас, а ведь предстоит обогнуть мыс Доброй Надежды, не заходя в укрытые береговые бухты.
К нашему удивлению, адмирал принял сообщение вполне спокойно и ограничился приказанием пополнить просчет при погрузке.
К «Орлу» подошел английский пароход «Тэптон», обслуживавший его уже на рейде Габуна. Он хорошо оборудован стрелами; с него удобно принимать уголь, а прохладная погода облегчала тяжелую работу. Погрузка наладилась быстро и пошла очень хорошо. Команда на этот раз работала охотно, без особого принуждения.
Рядом с «Орлом» на угольщике английские матросы развлекались ловлей акул, которыми здесь кишат прибрежные воды, так что название бухты «Бухта большой рыбы» вполне себя оправдывает. На крючок с тухлым мясом попадаются небольшие полуторааршинные экземпляры. Две такие акулы уже плавают у нас вместо аквариума в офицерской ванне.
Заход в бухту Грэт-фиш-бэй не был предусмотрен первоначальным маршрутом и объяснялся какими-то особыми расчетами адмирала, оставшимися нам неизвестными. Оказалось, из Петербурга было сообщение, что здесь эскадру должен встретить какой-то пароход с важным сообщением. Это снова породило догадки: не о присоединении ли аргентинских крейсеров идет речь?
Когда погрузка на броненосцах развернулась полным ходом, в глубине бухты увидали легкий дымок, который привлек к себе всеобщее внимание: уже не ожидаемый ли пароход приближается к нам?
Через полчаса можно было рассмотреть плоскодонную канонерку берегового плавания с тонкой и высокой трубой, под португальским флагом. Этот «боевой корабль» казался детской игрушкой при сравнении с нашими грозными броненосцами. Команда презрительно говорила, что эту «каракатицу» можно с успехом поместить на ростры «Орла» вместо минного катера.
Пройдя вдоль колонны броненосцев, канонерка приблизилась к «Суворову». Между ее командиром и адмиралом произошел дипломатический, но достаточно нелюбезный разговор. Держа себя крайне вызывающе, португалец, на основании нейтралитета Португалии, потребовал прекращения погрузки и немедленного ухода эскадры из португальских территориальных вод.
Адмирал на это требование ответил, что он стоит в нейтральных водах вне трехмильной полосы и в бухту не вошел, задерживаться не предполагает и уйдет через 24 часа после мелких исправлений на кораблях.
Португальский командир продолжал настаивать на своем и даже грозил открыть огонь против нарушителей нейтралитета его правительства. Рожественский, однако, не согласился с его толкованием права Португалии распоряжаться водами, в которых стояла эскадра. На этом препирательства и закончились. Выполнив [263] формальность, канонерка вновь уползла в свою нору, куда-то в глухой конец бухты.
На первый взгляд эта угроза португальского капитана казалась комичной. Но мы хорошо понимали, что за спиной маленькой Португалии скрывается могущественная Англия с ее вездесущим флотом, который легко может пресечь наш поход в Тихий океан, а поэтому португальский протест придавал всему делу совсем иной характер. Достаточно еще раз вспомнить обстановку после гулльского инцидента. Нам скоро предстоит обогнуть южную оконечность Африки, являющуюся владением Англии. В непосредственной близости к мысу Доброй Надежды находится главный город южноафриканской колонии англичан — Капштадт. Там базируется сильная крейсерская эскадра, ведущая наблюдение за всеми водами южного полушария. Мы снова рискуем попасть под надзор английских крейсеров.
Поэтому адмиралу Рожественскому ничего не оставалось, как заявить, что через положенные международным правом 24 часа он покинет бухту.
Было время, когда португальцы считались великой морской державой, а ее корабли одни из первых бороздили неисследованные океанские просторы. Утратив всякое влияние в европейской политике, Португалия до сих пор сохраняет свое значение как одна из крупных колониальных держав. На западном побережье южной Африки она владеет огромной колонией Ангола, площадью в 1264 тыс. квадратных километров с населением в 4,6 миллиона человек. Ее африканские владения превосходят европейскую территорию Франции и Германии, вместе взятых.
Теперь мы находимся в наиболее пустынной части Атлантического океана. Движение судов в этом районе крайне редкое. Линия пассажирского сообщения из Англии к Капштадту и в Австралию проходит далеко от берегов Африки открытым океаном, мимо острова Вознесения.
Сегодня в кают-компании штурман Саткевич сообщил, что к западу от бухты Грэт-фиш-бэй, на одной с ним широте (16 1/2? южной широты), находится в расстоянии 1800 миль от берега Африки остров Святой Елены, принадлежащий Англии. Сюда, после поражения при Ватерлоо, англичане перевезли на корабле «Беллерофон» Наполеона, который провел здесь в заточении последние семь лет своей жизни. Даже теперь пароходы заходят туда не более двух раз в год.
24 ноября. Сегодня в 4 часа дня эскадра после 24-часовой стоянки покинула негостеприимную португальскую бухту и направилась дальше на юг к немецкой колонии Ангра-Пекена, до которой остается всего трое суток пути.
Как всегда, выход эскадры ознаменовался рядом инцидентов. На этот раз отличился наш «Орел». При съемке с якоря заел шпиль и долго не мог выбрать якорную цепь. Расстояние до «Бородино» [264] дошло до 10 кабельтовых, тогда как промежутки между судами в колонне полагается держать не свыше двух кабельтовых. От адмирала «Орлу» сыпались один за другим сигналы с понуканиями. Два раза были «буки», затем — особое неудовольствие адмирала, наконец — категорический приказ не отставать.
«Александру» дан сигнал выправить крен, так как он снялся после погрузки, не успев сгрести уголь в ямы со спардека, а потому шел, как пьяный. Далее — «Роланду» был сигнал: «Не шататься по сторонам». При перегрузке он плохо держится на курсе. «Орел» успел погрузить свыше 620 тонн и сейчас имеет на борту более 1900 тонн.
Сегодня с «Суворова» было сообщено, что госпитальный корабль «Орел» откомандировывается от эскадры в Капштадт для пополнения запаса медикаментов. Приказано сдать на него почту. К сожалению, я поздно узнал об этом и успел черкнуть домой лишь несколько слов.
От самого Дакара мы не встретили ни одного судна. Немного же будут знать в Европе об этой части нашего похода. Из португальской бухты телеграфного кабеля нет. Поэтому наш визит в этот пункт, вероятно, останется неизвестным в Европе.
28 ноября. Ангра-Пекена. Пришли в Ангра-Пекена, лежащую на 26 1/2° южной широты. Следовательно, мы уже вышли из тропиков и вступили в умеренный пояс южного полушария. Холодное течение, идущее от Южного полюса, все более дает себя чувствовать. Даже днем на последнем переходе температура воздуха не поднималась выше 16°С, а вода значительно холоднее.
Сегодня с утра дует южный штормовой ветер, достигающий силы десяти баллов. При подходе к месту стоянки наш наветренный правый борт принимал на себя удары волн, которые по завалу обшивки взбегали вверх и заливали весь срез вокруг средних 6-дюймовых башен. Но на короткой крутой волне броненосцы типа «Суворов» качались едва заметно, тогда как крейсера трепало во всю силу штормового ветра и «Аврора» ложилась градусов на 20.
К двум часам эскадра, следуя за «Суворовым», стала входить в бухту. Ветер продолжал крепчать, начал срывать гребни волн, кидая клочья пены в корабли. Броненосцы, подгоняемые ветром в корму, при постановке на якорь с трудом могли погасить инерцию, давая задний ход. На «Орле» лопнуло звено цепи и вместе с правым якорем за борт ушло до 45 саженей станового каната. Но левый якорь держали готовым к отдаче, и командир, не упустив момента, скомандовал: «Левый якорь отдать» и одновременно в обе машины: «Полный ход назад». К счастью, второй якорь сразу забрал за грунт, цепь выдержала и «Орел» не налез на «Бородино», который впереди нас уже стал окончательно на свой якорь. Кроме «Орла», якорь потеряла «Аврора». [265]
Корабли эскадры, наконец, заняли свои места, назначенные по диспозиции, и тут выяснилась полная невозможность начать погрузку при штормовом ветре. Рейд был открыт для волнения, и уже в одной миле от берега ветер, дувший с материка, разводил такую волну, что все корабли сильно качались. Хотя на этом побережье Африки Ангра-Пекена считается лучшей бухтой, но она оказалась малоподходящей для погрузки с пароходов борт о борт.
«Нахимов» поднял сигнал, что у него потек холодильник, требуется трое суток для исправления. Адмирал приказал младшему флагману контр-адмиралу Энквисту сдать командование крейсерами и транспортами командиру «Авроры», а самому перенести флаг на «Нахимов» и идти вглубь бухты к берегу для исправлений. По сведениям штурманов, простоим здесь не менее четырех суток.
Ветер достиг мощности самого сильного шторма. Хорошо, что мы своевременно успели достигнуть стоянки, иначе нас основательно потрепало бы в открытом океане.
На «Суворове» в момент подъема сигнала оборвало фалы и унесло все флаги в море за борт.
29 ноября. Шторм затянулся. Мы не можем приступить к погрузке. Ветер несколько стихает только с наступлением ночи до утренней зари. Пытаемся грузить по ночам. Угольщики уже вышли из гавани и стали между берегом и броненосцами, готовые пришвартоваться к своим кораблям по первому приказу, как только позволит погода.
В связи с наступившими холодами и сухостью воздуха небо стало необыкновенно ясным. Луна только что родилась, и ее тонкий серп к 10 часам уже скрывается на западе в океане.
На «Орле» с приходом в Ангра-Пекена произошел печальный случай, который сильно испортил бодрое настроение кают-компании. Штурман прапорщик Титов, призванный на военную службу из запаса коммерческого флота, сошел с ума. Он прошел исключительно суровый путь, начал еще с 16 лет плавать юнгой на американских парусниках, добился звания шкипера и на парусных шхунах не раз огибал не только мыс Доброй Надежды, но и южную оконечность Америки — мыс Горн. Много вынес и пережил. Наконец, чувствуя приближение преклонного возраста, решил ошвартоваться в тихой семейной гавани на берегу. Но война опрокинула все его мечты. Он и помешался на мысли, что его посылают на убой и он уже никогда не вернется к своей жене. Сначала он стал странно заговариваться и фантазировать, а сегодня наш старший врач Макаров констатировал вполне определенно, что бедняга безнадежно впал в помешательство.
Доктор говорит, что через некоторое время он начнет буйствовать и тогда придется его изолировать, поместив в отдельной каюте с санитаром. Больного, конечно, сдадут на госпитальный [266] «Орел», а затем по приходе на Мадагаскар спишут в Россию, но пока приходится мириться с присутствием его на корабле. Все офицеры относятся к нему с большим участием и предупредительностью, но присутствие психически больного угнетающе действует на окружающих.
2 декабря. Штормовая погода вызвала задержку нашей стоянки дольше предположенного времени. За четверо суток броненосцы несколько раз пытались начать погрузку угля, когда казалось, что ветер стихает. В результате почти все корабли получили повреждения. У одного угольщика — надводная пробоина в борту; на «Ослябя» сорван шест сетевого заграждения и получена большая вмятина обшивки, вызвавшая расстройства швов и течь; на «Суворове» погнуло дуло 75-миллиметрового орудия в батарее; на «Орле» исковерканы полки сетевого заграждения по левому борту.
Но сегодня на рассвете ветер с материка внезапно стих. Установился полный штиль. Океан успокоился, и все наши корабли поспешили воспользоваться благоприятным моментом для погрузки. К «Орлу» подошел немецкий угольщик «Церес». В 4 часа утра началась приемка угля, а в 7 часов вечера работа была закончена: принято 870 тонн. На этот раз работа на «Орле» шла очень бойко. Наш старший офицер простудился и слег, его заменил старший минный офицер Никонов. Перед погрузкой он обратился к фронту команды с призывом «постараться». Чтобы вызвать соревнование с другими кораблями и заинтересовать людей успехом работы, он сам каждый час выписывал мелом на доске цифры погруженного всеми кораблями эскадры угля. Была составлена таблица, показывающая, сколько угля принято от начала погрузки и сколько еще остается погрузить до полного предписанного запаса.
Оказалось, что даже этих элементарных мер было достаточно, чтобы поднять энергию команды и вызвать интерес к результатам работы. Офицеры еще раз могли убедиться, что человеческим обращением можно сделать гораздо более, чем руганью и зуботычинами. Помогла также и прохладная погода.
Немецкие власти в Ангра-Пекена отнеслись к нашей эскадре весьма предупредительно, в погрузку никак не вмешивались и разрешили стоять в своем порту сколько потребуется. С «Суворова» были посланы с визитом к местному губернатору два офицера штаба, которые были приняты весьма любезно.
Здесь находится в данный момент значительный экспедиционный корпус германских сухопутных войск, так как Германия в этих краях ведет войну с туземным племенем гереро, которое владеет обширными территориями в глубине материка.
Германия, выступившая на путь колониальных захватов лишь с начала девяностых годов, поспела к шапочному разбору, когда лучшие земли в Африке были уже присвоены Англией, Францией, [267] Бельгией и Португалией. Однако на западном берегу Южной Африки Германии удалось завладеть малозаселенной и пустынной областью к северу от Оранжевой реки, на юг от которой простирается Капская колония англичан. К востоку же от Ангра-Пекенья в 300 милях от берега океана лежит пустыня Калахари.
Интересна история этой германской колонии. Еще в 1883 г. берлинский купец Людериц проник в эти места и сумел завязать сношения с племенем готтентотов, у которого ему удалось купить прибрежную полосу протяжением в 330 километров. Дикари за безделушки, водку и старое огнестрельное оружие продавали свои богатства — земли и стада. А вожди племени охотно снабжали предприимчивых представителей «европейской цивилизации» необходимыми им рабочими руками, отдавая в фактическое рабство своих подданных.
Затем за германскими купцами и миссионерами появились, как водится, и германские войска. Предложив готтентотам помощь против их врагов — племени гереро, немцы искусно вмешались в распри африканских народов. В 1890 г. немцы возвели в сан вождя племени гереро своего ставленника Магереро, пьяницу и тунеядца, который санкционировал захват немцами всех лучших земель. Началось вытеснение народа гереро из плодородной области в пустыню. Этот свободолюбивый народ, уже бежавший ранее с юга под напором англичан, теперь попал под удар немцев.
В конце концов туземцы бросили обрабатывать свои поля, так как поняли, что немцы все равно их прогонят. Тогда начался период восстаний против новых «законных» владельцев этих областей. Воинственное племя решило не сдаваться и предпочитало погибнуть в борьбе за свои земли. Теперь завершается последний, заключительный акт этой драмы, исход которой уже предрешен. Во время угольной погрузки обо всем этом нам рассказали немецкие матросы из бывших заводских рабочих.
Сегодня в Ангра-Пекена пришла из Капской колонии английская мореходная канонерка. Ее командир сейчас же сделал визит адмиралу. С «Суворова» был произведен салют английскому флагу в 9 выстрелов в тот момент, когда командир канонерки отвалил на катере от трапа флагманского корабля.
Просвещенные мореплаватели уже пронюхали о нашем прибытии и поспешили рассеять наше заблуждение, будто нам удалось замести свои следы.
4 декабря. После шестисуточной стоянки сегодня утром эскадра двинулась дальше. Теперь мы на пути к берегам сказочного Мадагаскара, одной из жемчужин Индийского океана. По богатству растительности он может конкурировать с Цейлоном и Суматрой, а по величине он четвертый остров на земном шаре после Гренландии, Новой Гвинеи и Борнео. [268]
В водах Мадагаскара должно состояться соединение эскадры Рожественского сначала с отрядом Фелькерзама, а затем и с крейсерами, которые запоздали с испытаниями в России и теперь должны догонять нас в пути. Маршрут Фелькерзама — через Суэц — много короче нашего. Если миноносцы не задержат его отряд в пути, то он должен прибыть значительно раньше нас к месту встречи всей эскадры.
Рожественский рассчитывал воспользоваться французской гаванью Диего-Суарец на северо-западном побережье Мадагаскара, откуда есть удобная телеграфная связь с Россией через Францию. Можно также рассчитывать на некоторую помощь французских портовых средств и мастерских. Французы предложили в качестве подходящей якорной стоянки для всей соединенной эскадры пролив между островом Сент-Мари и берегом Мадагаскара. Ширина пролива достигает 10 миль, а поэтому по его середине имеется нейтральная зона вне трехмильной полосы территориальных вод Франции. Этот пункт окончательно выбран командующим для сбора всех наших сил, и к нему мы теперь направляемся.
Весь переход до Сент-Мари при благоприятной погоде продолжится не менее 14 суток. Переход около 3 тысяч миль без промежуточных остановок.
На стоянке были получены с берега сведения о положении Артура, дошедшие через Капштадт. Артур, видимо, доживает последние дни. Японцам удалось взять штурмом гору «Высокая», которая господствует над внутренней гаванью и дает возможность прямого обстрела стоящих в бухте кораблей.
Одновременно есть сообщения европейских газет о том, что японская эскадра спешит в Индийский океан, чтобы разбить наши силы по частям до их соединения в водах Мадагаскара.
Под впечатлением этих сообщений вчера в кают-компании весь вечер шло горячее обсуждение хода военных действий. Критика военных распоряжений, и в частности неудачных планов Морского министерства, в каюткомпанейских дискуссиях приобрела острую форму. Никто уже не стесняется в выражениях при оценке действий «высших сфер». Морякам свойственна резкость суждений, а теперь события показали, что власть катится к банкротству на театре войны.
Наконец, вчера, когда некоторые из наших более пылких ораторов, выйдя из обычных пределов критики правительственной власти, поставили самого «возлюбленного монарха» на одну доску с окружающей его камарильей, старший офицер предложил более осмотрительно выбирать слова, считаясь с тем, что отголоски этих разговоров через вестовых доходят и до команды. В конце концов он заявил нам: «Если хотите вести серьезные разговоры на военно-политические темы, то я могу для этого предоставить вам пустующее на корабле адмиральское помещение. Там вам никто не помешает и не услышит, говорите что угодно, меня это не касается». [269]
Из штаба снова доходят слухи, что в этих водах эскадра не может считать себя вполне застрахованной от нападений японцев. Имеются сведения, будто на нас готовится нападение судов под коммерческим флагом в районе южной оконечности Африки. У Капштадта появился какой-то пароход, который по ночам светит в океане прожектором. Можно подозревать, что японцы выслали своих разведчиков проследить за нами.
Еще в Габуне Рожественский получил из Петербурга уведомление, переданное по поручению английского правительства, что в районе Дурбана находится рыбацкая флотилия. В ответ на это любезное предупреждение адмирал просил передать англичанам, чтобы их рыбаки не вздумали прорезать строй русской эскадры, так как в этом случае они будут расстреляны.
Снова на эскадре начались меры усиленных предосторожностей. По приказу адмирала, на предстоящем переходе мы будем идти без отличительных огней. На всех кораблях должны быть приняты строгие меры для полного затемнения всех наружных огней с помощью особых щитков на иллюминаторах и прикрытий у лампочек.
По окончании погрузки в Ангра-Пекена вся эскадра два дня была занята поисками потерянного «Орлом» якоря. Сначала тралили кошками и верпами наши барказы и пробовали спускать водолазов, когда трал цеплял за что-нибудь на дне бухты. В первый день ничего не нашли. Один раз задели за камень, как заявил спущенный на дно водолаз. Пришлось наладить более правильные и широко организованные поиски, запросив помощь других кораблей.
На следующий день собрались шлюпки со всех кораблей и водолазы с «Бородино» и «Ослябя». При правильной системе траления разом зацепили за что-то концами с шести шлюпок. Вниз спустили старого водолаза финна с «Ослябя». Он очень долго копался на дне, наконец, подал сигнал к подъему. Когда его втащили на водолазный барказ по трапу и сняли с него скафандр, он начал неистово ругаться самыми отборными словами и, наконец, заявил: «Туть ви все дуляки!», а затем продолжал крыть присутствующих еще минут десять. Кругом стояла команда и офицеры со всех кораблей и терпеливо ждали, пока исчерпается поток его красноречия. Негодование водолаза было вызвано тем, что ему накачали слишком много воздуха под шлем. Наконец, отведя душу и смягчившись, водолаз сплюнул и торжественно объявил: «Якорь нашел»
При якоре был также кусок каната. К последнему звену приклепали конец оборванной орловской цепи и выбрали слабину шпилем, а потом броненосец остался на становом якоре, убрав запасный.
Вчера ушел обратно в Европу разгруженный пароход «Церес», с которого мы на последних стоянках принимали уголь. Немецкий капитан предложил взять от нас почту в Европу. Кают-компания [270] пригласила капитана парохода и агента Северо-Германского ллойда провести с нами вечерок после окончания погрузки. Немцы были очень польщены и явились одетыми с иголочки, а у нас всюду еще была грязь и угольная пыль. Офицеры выглядели не чище трубочистов, так как пришли в кают-компанию прямо с работы и еще не успели как следует отмыться после погрузки. По-немецки из нас как следует никто не говорил, а поэтому объяснялись по-французски и по-английски, кто как умел.