Поход эскадры в Тихий океан
Вокруг берегов Европы и Африки
Выход эскадры из Либавы
2 октября. Вчера перед спуском флага все броненосцы, стоя на рейде в открытом море, по сигналу с «Суворова» откинули из предосторожности противоминные сети. Ночь стояли на боевом положении, готовые в любой момент отразить внезапную атаку неприятельских миноносцев. Крейсера и миноносцы установили внешнее передовое охранение главных сил. Был получен приказ стрелять по всем пароходам и судам, пытающимся прорваться в расположение эскадры. Каждому кораблю выделили сектор для наблюдений одним дежурным прожектором. На рейде угрюмо шумело море и катило мимо кораблей вспененные валы.
К вечеру все корабли подняли на борт шлюпки и катера, чтобы с рассветом быть в походном положении и без задержки сняться с якоря. Я наблюдал ход авральных работ по уборке на ростры гребных шлюпок и паровых катеров.
Сердитое море всеми силами старалось прижать наш катер к борту броненосца, зацепить его при подъеме за полки для укладки противоминных сетей и опрокинуть. Но старший офицер и боцман Сайм недаром дослужились в море до седых волос. С исключительным терпением и настойчивостью они долго ловили удобный момент и, наконец, выхватили катер из воды между проходом двух более длинных валов.
Лебедка по сигналу стремительно заработала в момент, когда катер поднялся на гребне волны, и выбрала слабину шкентеля, и когда волна откатилась — катер повис в воздухе на натянутом стальном тросе. Следующий вал успел лишь злобно лизнуть [182] гребнем днище катера, но уже оказался бессилен вырвать его из рук моряков.
Сегодня на рассвете наша эскадра начала сниматься последовательными отрядами. Первыми ушли крейсера: «Алмаз» под флагом контр-адмирала Энквиста и с ним — «Светлана», «Жемчуг», «Донской» при транспортах «Метеор» и «Князь Горчаков». Отряд сопровождали два миноносца «Блестящий» и «Прозорливый».
В 8 часов утра двинулся 2-й эшелон под командованием адмирала Фелькерзама в составе: флагманский корабль «Ослябя», с ним «Сисой», «Наварин» и «Нахимов» с транспортом «Китай» и миноносцами «Быстрый» и «Бравый».
В 9 часов ушел крейсер «Аврора», который повел за собой наш главный «обоз» в составе транспортов «Анадырь», «Камчатка», «Малайя», при них ледокол «Ермак» и миноносцы «Безупречный» и «Бодрый».
В 12 часов последним снялся первый отряд в составе четырех броненосцев типа «Суворов», транспорта «Корея», буксирного парохода «Роланд» и двух миноносцев «Бедовый» и «Буйный».
Таким образом, 2 октября из Либавы выступили на Дальний Восток в виде первого эшелона кораблей 2-й эскадры Тихого океана: 7 эскадренных броненосцев, из них 5 новых и 2 старых, 1 старый броненосный крейсер с орудиями 8-дюймового калибра, 5 бронепалубных и легких крейсеров, 8 эскадренных миноносцев, 6 транспортов, 1 буксирный пароход. Всего 28 единиц. Ледокол «Ермак» сопровождает эскадру в пределах Балтийского моря.
Этим перечнем, однако, не исчерпывается весь состав кораблей 2-й эскадры.
В Кронштадте еще задержались крейсера «Олег» и «Изумруд», заканчивающие исправления после ходовых испытаний. К ним присоединится группа вспомогательных крейсеров, вооруженных пароходов Добровольного флота и приобретенных в Германии лайнеров, а также два или три миноносца. Все отставшие корабли составят дополнительный отряд, которому придется догонять в пути главные силы.
При первом броненосном отряде нет крейсеров. Обязанности посыльного судна несет буксир «Роланд», обладающий быстрым ходом. «Роланд» то и дело по сигналу с «Суворова» отделяется от броненосцев и летит на горизонт, к случайно проходящему купцу, чтобы проверить, действительно ли он является мирным прохожим.
Круг моих постоянных обязанностей на корабле пока не определился. У меня нет в заведывании определенной судовой части и подчиненного персонала, но мне предстоит принимать активное участие в исправлении дефектов по всем частям корабля. Сегодня имел совещание с командиром об установке на место броневых козырьков для прикрытия от осколков просветов боевой [184] рубки. Получил обещание, что мне выделят шесть человек из числа комендоров и машинистов, знающих сверловочные работы. Начало этой работы пока отложено до более спокойного периода плавания, когда минуем европейские берега.
Располагая свободным временем, я провожу большую часть дня на верхних мостиках, наблюдая движение нашего отряда и сигналы флагманского корабля.
Жизнь броненосца начинает входить в русло походного распорядка службы. До обеда все заняты по своим частям обучением команды, проверкой полученных инструкций и выработкой точных расписаний. После 6 часов в кают-компании собираются свободные от вахты офицеры. Одни читают, другие играют в шахматы или шашки, часто организуется хоровое пение или кто-нибудь выступает соло. Лейтенант Славинский и мичман Шупинский обладают хорошими голосами. Для плавания на «Орле» зачислен из штаба Рожественского флагманский обер-аудитор В. Е. Добровольский, читавший нам в Кронштадтском Инженерном училище морское законоведение. Он оказался композитором, имеет несколько удачных произведений, уже напечатанных. Особо сильное впечатление на всех слушателей произвела его баллада о Ермаке. Сам он разносторонне образованный юрист и весьма интересный собеседник, что очень ценится в кают-компании. Иногда с ним возникают горячие споры по вопросам литературы и истории.
После ужина некоторые группы засиживаются до позднего часа в интересных беседах. Вокруг рассказчиков собираются все желающие послушать. Так в кают-компании бежит время.
Сегодня у нас в кают-компании гость из Либавы — датский лоцман, который должен привести нас к ближайшей якорной стоянке у датских берегов. Этот датчанин — старый морской волк.
Он немного говорит по-английски. Мы кое-как с ним объясняемся, расспрашиваем о его стране, службе и навигационных условиях в южной части Балтики.
Он сидит в углу кают-компании за круглым столиком, посасывает свою трубочку, выражает одобрение русским песням, издавая по временам какой-то непонятный гортанный звук, и при этом пользуется случаем опрокинуть стаканчик хорошего пива, захваченного нами в достаточном количестве из Либавы.
4 октября. Едва успели мы покинуть свои берега, как на всех кораблях начались непрерывные аварии и скандальные недоразумения.
Вчера миноносец «Быстрый» свернул себе форштевень, смял носовой минный аппарат и получил пробоину в носу, въехав в борт «Осляби». Исправление и заделка пробоины производятся на ходу мастеровыми и пловучей мастерской «Камчатка».
«Буйный» попросил разрешения идти под одной машиной, так как у него нагрелся упорный подшипник левого вала. [185]
На «Орле» лопнула зубчатая шестерня катерной лебедки, и сегодня, придя на стоянку к датскому острову Лангеланд, мы не могли спустить шлюпки левого борта. На «Камчатку» дан заказ отлить новую бронзовую шестерню по образцу старой, поломанной.
Наш минный катер сегодня помял себе форштевень и лишился котла, в котором неопытные кочегары упустили воду и пережгли несколько водогрейных трубок. Их необходимо было сменить. Работой руководит младший механик Русанов, в ведении которого состоит этот катер. На «Роланде» лопнула главная питательная магистраль.
Таков далеко не полный итог «достижений» первых двух дней похода.
Эскадра разбросалась в проливе у острова Лангеланд, еле заметного в серой мгле дождливого дня. В море крейсируют датская канонерская лодка и миноносец, охраняющие датский нейтралитет.
С «Суворова» из штаба доходят сведения, что адмирал с берега получил ряд новых предупреждений о готовящихся нападениях на нашу эскадру в узких проливах на пути из Балтики в Северное (Немецкое) море. Возможна атака миноносцев, подводных лодок и даже торговых судов, вооруженных минными аппаратами. Для этих покушений пустынные фиорды шведских и норвежских берегов располагают удобными закрытыми стоянками.
Необходимо непрестанно быть на-чеку, в ожидании самых дерзких нападений, и надо внимательно следить за всеми неизвестными подозрительными судами.
Вполне возможно, что японцы начали готовиться к таким покушениям при первых известиях о снаряжении эскадры, так как им, несомненно, весьма важно парализовать 2-ю эскадру в самом начале ее похода. Для них не представило бы труда снарядить в европейских водах небольшой отряд миноносцев или вооружить минными аппаратами какие-либо, невинные с виду, парусные шхуны, яхты или рыболовные мелкие посудины.
При благосклонном содействии союзной Англии, при недоброжелательном к нам нейтралитете Швеции и сомнительном отношении Норвегии в этих водах можно ожидать всего: нужны только деньги и решительные, предприимчивые исполнители. Нам, например, известно, что на английских верфях строятся, не взирая на войну, для японцев новые миноносцы.
Но, кажется, в штабе Рожественского более всего опасаются возможности нарваться на минные заграждения, поставленные на фарватере по курсу эскадры незадолго до ее прохода.
Стоит вспомнить курьезный инцидент, который стал известен на эскадре перед выходом из Либавы: В связи со слухами о возможности покушений на эскадру еще в Балтийском море под командованием адмирала Бирилева была создана из старых судов [186] береговой обороны эскадра по охране рейдов и портов. Входивший в эскадру клипер «Крейсер» задержал в море иностранный пароход, на палубе которого в деревянной маскировочной надстройке была обнаружена небольшая американской постройки подводная лодка системы «Голланд». В «Петербургской газете» появилась заметка о нарушении нейтралитета американцами, предоставившими японцам подводную лодку и снарядившими для покушений на русскую эскадру коммерческий пароход, проникший в Балтийское море. Газетная заметка заинтриговала моряков. Все ждали дальнейших сообщений, которые, однако, не последовали. Оказалось, что газетам было приказано «не болтать» об этом инциденте. Клипер привел свой «приз» в Ревельский порт, куда имел назначение пароход. Там выяснилось, что подводная лодка была приобретена русским Морским министерством. Суда охраны Балтийского моря не были поставлены в известность об ожидаемом приходе парохода, и клипер «Крейсер» задержал в море купленную русскими лодку.
Но, как бы ни было, у Рожественского и его штаба есть достаточно веских мотивов ожидать нападений, особенно учитывая многочисленные донесения из-за границы от наших дипломатических и разведывательных агентов. Адмирал, правда, считает, что это обстоятельство имеет и положительную сторону: оно сразу втягивает командиров кораблей, офицеров и матросов в боевую обстановку и отучает от беспечности и разгильдяйства.
Только позавчера мы покинули свои берега, а сегодня уже чувствуем себя в боевой обстановке, как на театре военных действий. Опасность внезапного нападения приковывает внимание нашей кают-компании. Особенно волнует вопрос: какими мерами адмирал предполагает обеспечить наши суда от грозящих им опасностей? Опыт войны уже достаточно показал, что наше командование не всегда умеет ориентироваться в обстановке и своевременно принимать необходимые решения. Оно склонно ожидать директив и указаний из Петербурга.
Если наш флот, проспав первую атаку на Артурскую эскадру, вторично допустит такую же оплошность и не сумеет охранить себя от дерзкого нападения, то это окончательно дискредитирует его способность к боевым действиям. Наши разговоры на эти темы за обедом и по вечерам после ужина, очевидно, не остаются тайной для команды.
Телеграфисты, сигнальщики, вестовые по обрывкам фраз, по приказам, сигналам и разговорам офицерского состава хорошо знают о напряженности положения. За обедом я часто замечаю, что тот или иной из обслуживающих стол вестовых задерживается совсем не для того, чтобы собрать тарелки или разнести очередное блюдо, а чтобы дослушать последнюю фразу старшего офицера, Гирса или только что пришедшего с ходового мостика вахтенного начальника. Из обрывков слов в буфетной делаются [187] свои выводы, которые через четверть часа уже становятся всеобщим достоянием на баке и в кубриках.
До какой степени напряжено внимание команды, видно из того, что унтера, квартирмейстеры и даже более смелые из матросов пользуются каждым предлогом, чтобы самим заговорить с офицерами на волнующую весь корабль тему.
Сегодня мне пришлось несколько раз беседовать об опасности нападения с сигнальщиками на мостиках и с трюмными в кубриках. А младший боцман Воеводин, который знает меня со времени постройки, даже сам решился высказать сомнение в правильности организации охранной службы на эскадре. По его мнению, все распоряжения адмирала гарантии безопасности наших кораблей не дают.
Я не стал ему возражать, ибо к тому же выводу приходят и у нас в кают-компании опытные моряки, артиллеристы Шамшев, Гирс, лейтенант Славинский и другие. Действительно, эскадра еще ни в какой мере не представляет организованного боевого соединения, в котором каждый класс кораблей выполняет определенную, строго назначенную функцию, а все вместе связаны единой волей.
Попрежнему царит ужасная бестолковщина: приказы адмирала остаются неизвестными кораблям, его телеграммы многими аппаратами не воспринимаются из-за их неисправности. Какие-то неизвестные пароходы под иностранными флагами и с неведомыми грузами подходят не к тем кораблям, к каким назначены штабом. Дежурные миноносцы оказываются не в дозоре, а в ремонте, и об этом в штабе узнают случайно.
Со снаряжением эскадры мы кое-как справились. Теперь перед нами на первый план выдвинулась задача: организовать ее, обучить и правильно использовать по назначению. Видимо, это дело будет во много раз труднее. Успешность осуществления этой задачи прежде всего будет зависеть от личных качеств, талантов и способностей командующего эскадрой.
Что же можно сказать о нем?
Мы знаем, что на него возлагаются все упования и последние надежды жаждущих победы над врагом — Николая, его правительства, всего синклита Адмиралтейств-совета, восседающего «под золотым шпилем». Рожественского, как будущего героя, заранее превозносили на всех перекрестках, слагали легенды о его необыкновенных талантах и организаторских способностях.
И эскадра покидала Кронштадт, еще полная веры в своего командующего. Каждое его слово принималось как откровение, а его приказы, резкости и причуды воспринимались как свидетельства его исключительной одаренности. Но он до сих пор не успел проявить свое направляющее влияние на внутреннюю жизнь эскадры. [188]
Рожественский замкнулся на своем «Суворове», зарылся в будничные дела, превратил свой штаб в походную канцелярию и пытался командовать, опираясь на письменные приказы. Он не счел необходимым посетить «Орел», присоединившийся к эскадре последним, ознакомиться с его состоянием и установить живую связь и взаимопонимание с личным составом.
Его система воспитания и сплочения подчиненных является полной противоположностью школы Макарова и в основном опирается на карательные меры. Судя по рассказам офицеров личного состава «Суворова», у них на флагманском корабле вследствие присутствия адмирала создалась натянутая и даже тяжелая атмосфера. Личный состав флагманского корабля резко разделился на два обособленных лагеря: на штабных и на судовых офицеров. Рожественский уже успел внушить к себе страх: даже командиры кораблей трепещут перед его сигналами.
Хотя авторитет его пока беспрекословен и никем не подвергается сомнению, но чувствуется, что вырастает какая-то стена между командующим и его подчиненными. Он слишком замкнулся в себе, никому не верит, не посвящает в свои планы и полагается только на себя.
А между тем корабли укомплектованы лучшими командирами с большим опытом, прекрасными специалистами и кадрами молодежи, готовой на любой труд, лишения и подвиги. При умелом и чутком руководстве они могли бы стать надежными помощниками и самоотверженными исполнителями самых трудных задач, возложенных на эскадру.
Чтобы овладеть психологией личного состава и разбудить в нем лучшие творческие силы, нужен был бы дух адмирала Макарова, и, видимо, не Рожественскому его вызвать к жизни.