Брянский рубеж
Люди к нам все прибывали. К москвичам присоединились рабочие, служащие и студенты Брянска, Орла, Курска, колхозники окрестных деревень.
Села, расположенные в районе рубежа, не смогли вместить всех строителей. В лесах и перелесках раскинулись шалашные городки. Палаток у нас почти не было, а шалаши очень хорошо зарекомендовали себя: в них легко дышалось в теплые летние ночи.
Местные жители шли к нам со своим инструментом — лопатами, топорами, пилами и даже с запасами продовольствия. Шли, как правило, ночью, чтобы избежать нападения фашистских самолетов.
Враг пытался сеять панику. Бомбил деревни и села. Ночью сбросил бомбы на Брянский железнодорожный узел. Взрывы и пламя пожаров были видны далеко, почти на всех участках рубежа. С гневом смотрели строители на зловещее зарево. Но не страхом, а решимостью наполнялись их сердца.
Враг должен быть разбит и уничтожен! Это зависит и от нас. Необходимо как можно быстрее создать мощные рубежи, которые преградили бы путь фашистским танкам.
Мы понимали всю сложность нашей задачи. Нам нужно переместить миллионы кубометров земли, построить тысячи дзотов, вырыть сотни километров противотанковых рвов, окопов и траншей. И все это ложится на плечи гражданских людей, впервые столкнувшихся с военным делом.
Предмостное укрепление, передний край, эскарпы, контрэскарпы, фронтальный, фланговый, кинжальный огонь — для большинства наших людей все эти понятия были окутаны туманом. Приходилось и строить, и учиться. [45]
Опытному фортификатору стоит взглянуть на местность, и он уже знает, как будут в нее «вписываться» сооружения, как их разместить, чтобы они не выделялись. А наши товарищи бились, бились, и все-таки получалось не то.
Инженеры Александр Маркович Шур и Андрей Дмитриевич Некрасов предложили изготовить легкие фанерные макеты, напоминающие купола дзотов. Эти макеты на носилках таскали вдоль рубежа и с помощью их намечали места «посадки» сооружений. Такой метод пришелся строителям по душе, и вскоре переносные макеты появились во всех частях.
Как и следовало ожидать, премудрости фортификации первыми освоили наши наиболее образованные товарищи: добровольно пришедший к нам профессор И. И. Вихляев, инженеры В. Н. Бурлаков, Я. А. Гуревич, Н. Д. Маркелов, И. И. Захаров, И. И. Костин, Г. Б. Иванов и, конечно, главные инженеры районов и батальонов. Им мы стали поручать самые ответственные — рекогносцировочные — работы. Большую помощь оказывали приезжавшие к нам войсковые инженеры во главе с начальником инженерных войск Брянского фронта Александром Яковлевичем Колягиным. Но у них было очень много других дел, и они не могли уделять нам достаточно внимания. Рады мы были и посещениям командиров-войсковиков, которые тоже охотно давали нам свои рекомендации.
Вспоминая сейчас те дни, я понимаю, что мы допустили тогда много ошибок. Увлекались обеспечением фронтального огня, когда наиболее действенным является косоприцельный и фланговый. Строили тяжелые разнотипные сооружения, трудно маскируемые, особенно на переднем крае. Мало сооружений намечалось в глубине обороны. С пренебрежением относились к оборудованию запасных и ложных позиций. Совершенно не уделяли внимания укреплению населенных пунктов. Думается, причина этого заключалась в том, что люди все еще не верили в возможность продвижения врага далеко в глубь нашей страны. Даже когда рубеж проходил через какой-либо населенный пункт, доты и дзоты строились на окраине деревни, в огородах, садах, и почти не использовались опустевшие дома, амбары. В глубине души мы надеялись, что села наши останутся невредимыми, [46] страшные бои и разрушения не коснутся их. Как мало мы еще знали врага!
В первые недели строительства рубежей мы не заботились и о создании круговой обороны. Командующий фронтом генерал А. Н. Еременко (ныне Маршал Советского Союза) и штаб инженерных войск фронта поправили нас, но время было упущено, и рубежи пришлось переоборудовать, когда уже начались ожесточенные бои за Брянск. Разнотипные тяжелые сооружения, кроме всего прочего, не давали возможности по-настоящему механизировать строительные процессы и потому поглощали огромное количество труда.
Трудности — на каждом шагу. У нас очень мало техники — бульдозеров, грейдеров, тракторов и плугов, канавокопателей, автомашин. Разрабатываем строгий график их использования. Части и подразделения заранее знают, когда и какие они получат механизмы, и подготавливают все для того, чтобы заставить их работать круглосуточно. Если же дело было организовано плохо, машины передавались другим подразделениям. Благодаря этому жесткому порядку механизмы использовались на полную мощность.
Но не хватало не только машин, но и самого простого шанцевого инструмента. Лопаты быстро выходили из строя. А их требовалось все больше и больше — народ прибывал непрерывно. Были мобилизованы все местные ресурсы. И все равно инструмента недоставало. Выручили наши умельцы. На специальном совещании, созванном нами по этому вопросу, выступили со своими предложениями Михаил Митрофанович Моисеев, Геннадий Мальцев, Эммануил Владимирович Золотарев. Они предложили организовать походные мастерские по ремонту, заточке и даже по изготовлению нового инструмента и сами возглавили дело. Нашлись механики и кузнецы. Переносные горны и металл дал нам промышленный гигант Брянска — бежицкий завод имени Профинтерна. А пока развертывались походные мастерские, мы ввели двух — и трехсменную работу. Одна и та же лопата переходила от сменщика к сменщику.
Нам требовалось огромное количество скоб для скрепления деревянных элементов сооружений, дверные [47] ручки и петли. Для изготовления этих деталей тоже пришлось оборудовать свои мастерские. Инициаторами их создания были Константин Савельевич Енгалычев, Петр Федорович Ладиков и Денис Лазаревич Козлов.
При всех затруднениях мы обращались к народу: помогайте, думайте. Нужно пожить с людьми в такое напряженное время, чтобы воочию убедиться в неистощимости народной смекалки.
Как возводить противотанковые рвы? Рыть на равнине — это колоссальный труд. Надо использовать реки и речушки, которыми богата Брянщина.
Но очень часто наши русские реки неглубоки и берега у них отлогие. Такая река — не препятствие для танков. Вот если берега эскарпировать, т. е. сделать их отвесными... Но делать это вручную — тяжелая и трудоемкая работа, которую к тому же придется подчас выполнять стоя по колено, а то и по грудь в воде. Механизировать? А как? Мы просмотрели уйму литературы и ответа не нашли. Обратились к рабочему классу: думайте, друзья дорогие, выручайте!
Думали все: и инженеры, и землекопы. Отмахав лопатой десяток часов, паренек или седой наш ветеран шел на речку, ползал по откосу, из влажного песка сооружал макет эскарпа.
И вот ко мне обратилась группа инженеров и рабочих. Разные люди, а к мысли пришли одной: срезку берегов надо производить длинными металлическими ножами. Их установят в деревянных стойках — кассетах так, чтобы ножи могли скользить вверх и вниз под определенным углом. Кассету оборудуют на тележке, которая будет двигаться над обрывом берега. Повезет ее автомашина, привод от ее двигателя будет приводить в действие и тяжелый нож.
Я слушал, и у меня влажнели глаза. До чего ловко придумано! А изобретатели ждут моего слова. Молчат, но вижу: выскажи сомнение — с пылом бросятся в бой за свое детище. Народ горячий, энергичный — инженеры Сергей Васильевич Походаев, Сергей Дмитриевич Иванов, Иван Иванович Захаров, бригадиры землекопов и плотников Алексей Парфенович Васечкин, Василий Алексеевич Бендалов, Анна Ивановна Соболева.
— Черти, — говорю я им. — Разрешите расцеловать вас! [48]
Только после этого они все выложили на стол. Инженеры развернули эскизы, а плотники даже модель притащили — маленькую, игрушечную, но уже действующую.
Через несколько дней новые машины, довольно неуклюжие с виду, но надежные и безотказные, уже работали на берегах рек.
Но возникла новая проблема. Мало обрезать берег. Надо уберечь его от подмывания и разрушения. У нас часто случалось: отроем эскарп, а через два — три дня он обвалится, огромный труд пропадает. Что делать? Раньше мы в таких случаях возводили шпунтовый ряд — вбивали в грунт плотно одно к одному тонкие бревна, обшивали их досками — не то что песок, воду задержит такая преграда. Но сколько надо на это лесоматериала и сколько труда надо затратить на забивку свай — больше, чем на рытье самих эскарпов. Опять бросаем клич строителям: думайте, как спасти наши эскарпы и контрэскарпы!
Поступает предложение: дерновать откосы. Это значит накладывать на них прямоугольники нарезанного дерна — проросшей травой почвы, — крепить их к грунту черенками зеленых деревцев; эти черенки, в конечном счете, прорастают в грунте, и на поверхности дерна образуется живая зеленая крепь. Хороший, испытанный способ, но для нас не подходит: требует слишком много труда, да и времени у нас нет, чтобы ожидать, когда черенки прорастут.
Иван Иванович Захаров, Михаил Федорович Самохвалов и Петр Васильевич Курзанов предлагают другое: покрывать склоны нашими обычными маскировочными сетками из фашинника, проще говоря, редкими плетенками из хвороста, а закреплять их длинными кольями, нижние концы которых вбиваются в основание эскарпа, а верхние с помощью оттяжек из проволоки или ивняка и колышков плотно прижимаются к скату. Конечно, дело это тоже довольно кропотливое, но все же времени требует меньше. Многие километры эскарпов были укреплены фашинными сетками. Обвалы прекратились.
Проблема эскарпирования высоких, крутых берегов была решена. Но на наших равнинных реках крутые берега часто переходят в отлогие луговины, где рвы [49] не выкопаешь. Оставить такие места в их естественном виде нельзя — вражеские танки устремятся именно сюда, где легче форсировать реку и выбраться на низкий берег. Что же делать в таких случаях?
Нам рекомендовали ставить здесь ежи, надолбы, минные поля. Все это правильно, но в душе ворошилось сомнение. Ежи и надобы на берегу относительно легко сметаются артиллерийским огнем, лучше иметь-что-либо скрытое, замаскированное.
Опять обратились к народной смекалке. Поступило несколько предложений. Были среди них довольно радикальные, но требовавшие затраты огромного труда, как, например, противотанковые рвы в воде и даже мощные каменные парапеты. Но мы ценили и эти предложения: они свидетельствовали о том, как близко к сердцу принимали наши люди интересы защиты Родины, во имя этой цели они готовы горы сдвинуть.
Мне вспоминается, как задолго до войны разразился грандиозный пожар в Майкопе. Горела нефть под землей, и никакие технические средства, имевшиеся в распоряжении нефтяников, не могли остановить разбушевавшуюся стихию. Пожар длился много дней с неослабевающей силой. Администрация, партийная и общественные организации нефтяников обратились через центральную печать к инженерам и рабочим Советского Союза с призывом прислать свои предложения и рекомендации, как остановить пожар. В Майкоп поступило несколько тысяч разнообразных предложений. Мы, в то время молодые инженеры-оружейники, тоже приняли в этом деле участие. Наиболее радикальное решение дали подрывники. Пожар был потушен силой мощного рассчитанного взрыва. В этом замечательном примере творческой инициативы масс ярко проявилась любовь советских людей к своей стране, забота 6 ее богатствах.
Мы рассматривали предложения, коллективно обсуждали их. Много товарищей участвовало в этой работе: инженеры Сергей Васильевич Походаев, Дмитрий Михайлович Петров, Сергей Дмитриевич Иванов, Петр Федорович Ладиков, Федор Андреевич Орешкин, Иосиф Викторович Покуро, плотники и землекопы Василий [50] Яковлевич Страхов, Федор Кириллович Баленко, Сергей Ефимович Четвериков.
Это они предложили забивать в дно реки прочные деревянные или металлические сваи. Головки свай должны быть скрыты в воде, хорошо заострены и иметь такую высоту, чтобы на них мог повиснуть, а еще лучше — распороть себе брюхо вражеский танк. По шею в воде работали строители, забивая сваи вручную. Хорошо, что погода была жаркая, можно было обогреться на солнце и снова забираться в воду. Мудрено забивать заостренные сверху сваи, но и тут был найден выход: на две соседние сваи одевался хомут, по которому уже проще бить ручным копром-бабой.
Другая группа товарищей — Василий Николаевич Ложников, Николай Михайлович Воронков, Кузьма Прокофьевич Соловьев, Михаил Павлович Журавлев — посоветовали использовать надолбы и ежи, но ставить их не на берегу, а в воде, основательно закрепив на дне. Это также было осуществлено. Много нужно было заготовить и поставить таких надолб и ежей. Если бы делать их из металла, ушли бы тысячи тонн стали. А у нас ее не было. Выручала прекрасная брянская сосна — прочная, не поддающаяся гниению. Смять такой сосновый еж — не под силу даже самому тяжелому танку. Мы в этом воочию убедились после, когда увидели вражеские танки, повисшие с распоротыми брюхами на наших надолбах и ежах.
Иван Иванович Захаров, Николай Иванович Рыбкин, Михаил Афанасьевич Сереженькин, Григорий Яковлевич Астафьев предложили по старому русскому способу устраивать на низких берегах рек лесные завалы. Стали мы отрывать на низких берегах рек и противотанковые рвы. Мы их откапывали недалеко от уреза воды, оставляя земляную перемычку. Когда ров был готов, перемычку взламывали, и котлован заполнялся водой. Не сдобровать танку, если он рухнет в такую яму!
Отдельные участки рубежей проходили по низким, насыщенным влагой местам. Строить здесь доты и дзоты чрезвычайно трудно: котлованы все время заливаются водой. Но еще хуже то, что бойцам находиться в таких «водяных точках», как их окрестили строители, будет несладко. Мы знали, как уберечь сооружения от [51] воды: делается бетонное корыто, на корыто наклеивается на битуме рубероид, после этого можно спокойно строить дзот. Но где взять столько цемента и рубероида? (Кстати, последнего у нас вовсе не было.) Наши ветераны Александр Ефимович Сальников, Павел Владимирович Квашнин, Андрей Дмитриевич Некрасов, Михаил Тихонович Баженин и Андрей Константинович Ромейко испробовали интересный способ, который был известен старым строителям, но потом почему-то забыт.
В подготовленный под сооружение котлован, из которого насосом откачена вода, втрамбовывается толстый слой хорошо промятой глины. После некоторой подсушки глиняная трамбовка покрывается слоем смолы. Сверху снова накладывается пласт глины. Эксперимент удался. В посаженные в такой котлован сооружения вода не проникает, во всяком случае, бойцам в них не придется стоять с мокрыми ногами. Смолу на первых порах собирали по лесничествам, а со временем у нас появились свои смолокурни. Смола нам требовалась и для изоляции перекрытий огневых сооружений и убежищ.
Приходилось думать и думать. Вам доводилось копать землю, читатель? Тогда вы знаете, как тяжело поднимать первый пласт — дерн, травянистую почву. И наши землекопы мучились с этим первым пластом. Мы с инженерами ломали голову, как пособить им, и вдруг увидели на рубеже... пахоту. Бригадир бетонщиков Науменко Иван Андреевич и бригадир землекопов Вера Владимировна Зайцева впрягли крестьянскую савраску в плуг и провели борозду по трассе будущей траншеи. Верхний пласт был снят легко и быстро, а дальше у землекопов работа пошла веселее — под дерном оказалась довольно рыхлая земля. Куски взрезанного дерна строители бережно собрали: они пойдут на маскировку укреплений.
Был найден способ и крепить стенки окопов. Щиты из лозняка, наподобие деревенского плетня, сажались на заостренные-колья — опоры. Своими нижними заостренными концами стойки вбивались в грунт — и облицовка окопа готова. Предложили такой способ Андрей Дмитриевич Некрасов, Петр Корнатович Соколов и Михаил Васильевич Стаханов. Они же осуществили и другое новшество: фашинная сетка плелась сплошной [52] полосой и скатывалась в удобные для транспортировки рулоны. Эти рулоны доставлялись в вырытую траншею, раскатывались во всю свою длину и прижимались кольями к стенке.
А наши знатные землекопы Николай Васильевич Носов и Нина Григорьевна Дмитриева придумали еще проще: вбивать колья и между ними и стенкой окопа прокладывать пачки хвороста — не надо тратить время на плетение сеток!
Испробовали мы и предложение прораба по земляным работам Сергея Дмитриевича Плешакова — засевать овсом откосы рвов и брустверы окопов. Жаль, конечно, было тратить овес, но что поделаешь? Через несколько дней откосы и брустверы покрылись ярким зеленым ковром, который в известной степени крепил грунт, а главное, обеспечивал отличную маскировку.
— Как вы додумались до этого? — спросили мы Сергея Дмитриевича. Он ответил:
— Мои односельчане издавна так делали. В русских деревнях ведь не знали, что такое алебастр. Избы штукатурили глиной. А чтобы она крепче держалась, добавляли в нее овес. Заштукатурят такой глиной стену, через несколько дней овес прорастет, свяжет ее своими корнями. Стебельки овса, «зеленя», как их называли в народе, пригладят, вдавят в глину. Потом, когда стена просохнет, бели ее или крась. Здо-рово получалось. А «штукатурка» выходила такая прочная, что десятками лет стояла, не осыпалась и не трескалась...
В некоторых местах рубеж проходил по болоту. Пробовали рыть — ничего не получается, сплошная жижа. Приуныли люди. Пошел я на поклон к своему учителю Андрею Дмитриевичу Некрасову, к нашему старому саперу.
— А зачем нам на болоте строить! — удивился он. — Пусть в болоте фашист вязнет, а доты мы построим на сухом месте. В болото же, чтобы оно стало совсем непроходимым, воды добавим. На берегу поставим ежи и надолбы.
Для строительства нужен был лес. Много леса. Стонали, падая под ударами топоров, красавицы — брянские сосны. До боли было жаль их. Но шла жестокая война [53] с беспощадным врагом, приходилось идти на жертвы. И все же советские люди думали о будущем. Брянские лесники и лесничие просили, предлагали, требовали рубить в первую очередь больной тонкомер и бракованные деревья. Много споров было с ними. Мирили строителей и лесников секретари райкомов партии. Но мы и сами старались беречь лес. Шли на использование тонкомерной древесины, хотя с ней и было больше возни. Научились сращивать тонкие бревна, резать из них доски и брусья.
Строительство развернулось по всему брянскому рубежу. Учетчики ежедневно доносили о выполнении планов-заданий. У нас это были не просто учетчики. Жизнь требовала отобрать для этой работы людей, умеющих не только замерить и определить сделанное, но и проверить качество, вовремя посоветовать, как улучшить дело. Впоследствии они выделились в самостоятельные группы учетчиков-инспекторов по качеству. Донесения о выполнении работ были радостные и в то же время тревожные. Радовало то, что люди не жалели сил, но беспокоила мысль: несмотря на весь энтузиазм людей, нам не справиться с задачей: слишком велик объем земляных работ. Механизмов было мало, хотя они и действовали круглые сутки. Выход только один — прибегнуть к взрывным работам. Собрались под моим председательством старые подрывники — Андрей Дмитриевич Некрасов, Владимир Викторович Борсук, Аркадий Маркович Шур, обдумали, с чего начинать. С планом нашим ознакомили командование. Ответ пришел благоприятный. Нам выделялась взрывчатка, запалы, бикфордов шнур. Не давали только людей, приказали обходиться своими силами.
Что ж, будем готовить своих подрывников. Мы четверо превратились в преподавателей и инструкторов. Желающих учиться вызвалось много. Героика интересного и опасного подрывного дела привлекла самых умелых и смелых.
Боялись мы, что успели позабыть кое-что. Нет. Стал я рассказывать людям о правилах обращения с взрывчаткой, подержал в руке брусочек тола — и все восстановилось в памяти до мельчайших подробностей. Хороший инструктор у меня был когда-то — Андрей Дмитриевич Некрасов. Как хорошо, что мы с ним снова рядом! [54]
Не было у нас специально оборудованных полигонов, занятия проводили на Синезерском лугу, за околицей села. Терпеливо показывали, как соединять бикфордов шнур с капсюлем, как брать и переносить приготовленные запальные трубки, как вставлять запал в заряд. Учили зажигать бикфордов шнур и помнить при этом, что горит он со скоростью метра в минуту. Пока огонь дойдет до капсюля, подрывник должен отбежать на безопасное расстояние и надежно укрыться. Еще и еще раз напоминаем: ошибаться подрывник не может, ошибка грозит гибелью.
Мы раскладываем запальные трубки, пока без взрывчатки, на земле, и каждый из учеников должен зажечь несколько запалов и успеть отбежать на условленное расстояние. Длина шнура метр. Ровно через минуту (по бикфордову шнуру можно проверять часы!) хлопают капсюли. После этого разбираем действия товарищей, упрекаем тех, кто излишне суетился, спешил. Работа подрывника требует спокойствия, выдержки и величайшей аккуратности.
Второй этап обучения — уже со взрывчаткой. Каждый получает две — три толовых шашки. Он должен вставить в них запальные трубки, закопать заряды в землю и по команде «Зажигай!» воспламенить шнуры. И вот уже над лугом гремят взрывы, вырастают черные кусты взметенной земли. Внушительное зрелище! Наблюдать его сходились почти все свободные от работы строители. Присутствие зрителей еще более подстегивало наших курсантов, и они старались изо всех сил.
Спустя некоторое время по команде «На осмотр!» подрывники подходят к своим участкам — проверять свою работу. Но прежде мы вчетвером, нет, уже вшестером: к нам присоединились еще Петр Васильевич Яснов и Ананий Иванович Переплывкин — выискиваем несработавшие зажигательные трубки. Это очень важно. Бывает, из-за излома шнура или чересчур крепкого его обжима при насадке капсюля происходит замедленное горение, и тогда возможен неожиданный запоздалый взрыв. Внимание и еще раз внимание требуется от подрывника.
На всю жизнь мне запомнился один случай. Это было еще в дни нашей юности. Мы окончили курсы при Главном военно-инженерном управлении Красной Армии. [55]
Все тепло попрощались с Андреем Дмитриевичем, нашим преподавателем и инструктором. Я направлялся служить в Устыожну, в маленький городишко Череповецкой области, где располагалась подрывная база. К моему приезду на базе было получено указание уничтожить 6000 пудов мелинита, срок хранения которого вышел (такая взрывчатка опасна в обращении и потому непригодна для использования). Я оказался единственным командиром-специалистом, и эту задачу поручили мне. Бойцы-подрывники были новички, я наспех их проинструктировал, и мы приступили к делу. Вывезли взрывчатку в отведенное место, насыпали кучами по кругу. В каждую из них вставили бикфордов шнур. Подрывники встали возле куч. Я — в центре, чтобы видеть действия всех. По моей команде бойцы поджигают шнуры. И вдруг я вижу, что один из подрывников, прижав тлеющий пеньковый фитиль к концу бикфордова шнура, вместо того чтобы отвести воспламенившийся конец в сторону, сует его в кучу взрывчатки. Катастрофа! Кричу бойцам:
— Немедленно убегай!
Я падаю. Увидев, что все отбежали, вскакиваю и бегу из круга. Слышу за спиной шипение и рев пламени, жаркая волна сбивает меня с ног. Чувствую, на мне горят гимнастерка и брюки, вспыхнули на голове волосы. К счастью, поблизости оказалось небольшое дождевое болотце, я бросаюсь в него и несколько раз переворачиваюсь, чтобы затушить волосы и одежду. Поднимаюсь. Вдалеке нестройной гурьбой собрались красноармейцы — их больше взвода. Подхожу к ним.
— Все в сборе?
— Так точно, все, — отвечает помкомвзвода.
Производим поверку. Нет, не все — одного человека не хватает. Ищем его, осмотрели каждый кустик. Пропал наш молодой товарищ, и следа не осталось.
Да, с взрывчатыми веществами шутки плохи!
Вот почему мы не жалеем времени и сил, чтобы привить нашим будущим подрывникам осторожность, осмотрительность, еще и еще раз разъясняем правила безопасности. К нашему счастью, народ собрался смекалистый и упорный. И скоро у нас появились свои команды подрывников. Теперь с помощью взрывчатки мы стали выбрасывать землю при строительстве противотанковых [56] рвов, валить деревья, корчевать пни при создании лесных завалов. Дело пошло быстрее.
Как это важно, что люди у нас замечательные! Взять хотя бы приготовление бетона. Кажется, что тут сложного: строители всегда имели с ним дело. Но фортификационные сооружения разнообразны, и для них нужен разный состав бетона. В устоявшейся военно-строительной организации все решается просто, потому что имеются специальные лаборатории. У нас их не было. Это могло отразиться на качестве сооружений и привести к нерациональному расходу цемента, которого и так не хватало. Где выход? И тут спохватываемся: да ведь у нас есть первоклассные специалисты по бетону — Яков Адольфович Гуревич и Николай Михайлович Болдырев. Тотчас поручаем им промчаться по частям, сформировать полевые лаборатории, подобрать необходимые составы бетона. И два энтузиаста за несколько дней справились с этой огромной задачей.
Люди у нас хорошие. Готовы все сделать. Но это не снижает, наоборот, повышает ответственность руководителей. От нас, только от нас зависит, чтобы их труд приносил максимальные результаты. Нужно знать, сколько каждый ежедневно может, и должен сделать на той или иной работе, нужно обязательно учесть сделанное им, оценить качество, определить задание на завтра. Без этого — нельзя.
Мы вводим ежедневные задания и проверяем их выполнение. Разработкой таких заданий-норм занимаются инженеры Михаил Павлович Кан, Иван Арсеньевич Козлов, Виктор Николаевич Бурлаков, Александр Иосифович Брусиловский, Василий Сергеевич Зальцберг, Василий Андреевич Ануров. Они предложили простую и удобную форму учета затрат труда и оценку его качества, проинструктировали учетчиков, приемщиков и табельщиков. Да, у нас имелись и табельщики, но скоро они подняли «бунт». Маша Ускова и Таня Кузина пришли ко мне и заявили, что табельные доски надоели им и в Москве, да и вывешивать эти доски здесь негде и не нужно: какой от них толк, если висят при штабах? Проверять, как выходят люди на работу и как они трудятся, надо не в штабе, а на рубеже. Обе подруги первыми из табельщиц стали одновременно и учетчицами. Их примеру последовали и другие. [57]
Хорошо поставленный учет помог нам шире развернуть социалистическое соревнование среди строителей. Цифры тоже могут убеждать и вдохновлять. Один выкопал полтора кубометра земли, а товарищ его за то же время — пять кубометров. Огласите эти цифры при народе, — вряд ли отстающий останется спокоен. Наверняка на следующий день он приложит все силы, чтобы догнать товарища.
Политработники, партийные и комсомольские организации умело использовали цифры учета. Их приводили в своих беседах агитаторы. Показатели дневной выработки находили отражение в боевых листках и листках-молниях. Строители отчетливо видели, по кому надо равняться. Имена передовиков становились популярными, люди эти окружались почетом и уважением.
Вначале нормы перевыполняли единицы. Потом это оказалось по плечу тысячам людей. Целые бригады стали в полтора — два раза перевыполнять задания. Бригады бетонщиков Хайруля Нигомедянова, Мухамеда Гоптрохимова, бригады плотников Тимофея Ивановича Панькова, Федора Павловича Куратова, Николая Петровича Михайлова, Алексея Григорьевича Новикова, Егора Васильевича Брюховецкого довели выработку до двух с половиной норм. А землекопы добились еще большего: бригады Шама Гайфулина и Дмитрия Платоновича Журавлева систематически выполняли дневные задания на 300 процентов. Но и они отставали от землекопов Сергея Ивановича Самыкина и Сергея Осиповича Сидоренко, которые давали по четыре нормы ежедневно.
Радовали своими успехами женщины. Землекопы Ольга Константиновна Алексеева, Нина Ивановна Лобанова, Галина Степановна Медведева, Мария Сергеевна Зинкина, Нина Георгиевна Дмитриева, Елизавета Ивановна Рудина, Анна Ивановна Кавочкина, Прасковья [58] Васильевна Васильева и многие другие выполняли задания на 150–225 процентов.
Запевалами социалистического соревнования выступали коммунисты и комсомольцы. Словом и примером вели они за собой остальных строителей.
Крепкими узами мы были связаны с московскими, брянскими и орловскими партийными организациями. Строителей на фронте посещали делегации московских рабочих. Мы в свою очередь посылали свои делегации на предприятия столицы. Это было дружное единение трудового тыла и трудового фронта, как говорили у нас. Обмен делегациями начался по инициативе наших политработников Ивана Степановича Савулева и Владимира Николаевича Егорова. Вообще наши политработники были людьми с огоньком, творческой жилкой. Не дожидаясь «указаний свыше», Иван Федорович Путенко и Андрей Гаврилович Терехов первыми ввели в своих подразделениях ежедневную громкую читку газет и новостей, принятых по радио. Надо учесть, что в напряженной обстановке, в которой трудились строители, это была, пожалуй, единственно возможная форма ознакомления людей с событиями в стране и за рубежом. Гавриил Петрович Харитонов и Николай Дмитриевич Чернышев первые послали по рубежу наших почтальонов-книгонош, которых строители любовно прозвали «лесными избачами». Политработник Тихон Афанасьевич Лылов со своими активистами создал в батальоне лучшую у нас стенную газету, которая пользовалась широкой известностью и регулярно выходила всю войну.
Партийные и комсомольские организации неустанно укрепляли фронтовую дружбу. Нас особенно взволновал один эпизод. Мы с тревогой ждали 1 августа. В этот день заканчивался срок пребывания у нас студентов и учащихся ремесленных училищ Брянска, Орла и Курска. Мы привыкли к веселым работящим ребятам, полюбили их. Близящаяся разлука печалила всех. И вдруг в штаб пришли комсомольцы Федя Самошкин, Виктор Орлов, Юля Каширова и Маша Юрина и вручили мне большой лист бумаги. Читаю: «Мы, комсомольцы брянских и орловских учебных заведений, просим зачислить нас в постоянные кадры военных строителей и призываем всех студентов и ремесленников последовать нашему примеру и остаться на строительстве оборонительных [59] рубежей до конца войны». Под документом более двухсот подписей. А потом коллективные заявления посыпались пачками. В частях прошли взволнованные митинги. Рабочие благодарили своих юных друзей, восторженно качали ребят и девчат. Нечего и говорить о том, как много это для нас, значило — с нами остались тысячи замечательных юношей и девушек с золотыми руками и горячими сердцами.
Немного растерялись только наши снабженцы: одеть и обуть такую массу народа в наших условиях было страшно трудно. Но были бы люди, остальное все обретется — в этом мы давно уверились...
Мы заканчивали строительство рубежа на главном направлении.
Батальон Сергея Дмитриевича Иванова первым держал «экзамен». На осмотр приехали М. М. Мальцев и Г. Г. Невский. Были собраны командиры всех рот и батальонов. Весь долгий день шагали сотни людей от точки к точке, от рвов к эскарпам. Вечером на берегу реки собрались, чтобы подвести итоги. Генерал Невский признал, что в отношении прочности укреплений все хорошо. А вот с маскировкой... Нам оставалось только краснеть: столько говорили, столько учились и других учили, а не заметили, что отдельные сооружения «гордо красуются» на фоне лесных полян и пригорков. Противотанковые рвы зияют черными или желтыми провалами среди зелени лугов. Эти грехи портили нашу работу.
Сейчас плохая маскировка — еще небольшое горе: можно исправить до начала боев. Но уроки надо извлечь. Маскировать, маскировать все, что возможно! На другой же день мы создали специальные маскировочные отряды. Обратились к опыту инженеров и к рабочей смекалке, а нашим людям ее не занимать. Новые энтузиасты принялись за дело. Наконец-то нашли себе поприще художники, которых оказалось немало в наших подразделениях. И их талант пригодился на войне! Художники цепко взяли руководство маскировкой в свои руки, своим острым глазом они сразу замечали, «где нарушается колорит пейзажа». Маскировочные подразделения заготавливали ветки, зеленые маты, нарезали [60] дерн, готовили сажу. На «линию огня» вышли химики и лесохимики.
Для маскировки нужны и сажа, и смола, и уголь. Задымили остановившиеся с началом войны смолокурни и угольные ямы в Брянских лесах. Много всяких специалистов было среди нашего большого коллектива, а теперь появились новые — смолокуры и углежоги.
Огневые точки и укрытия маскировались под окружающую местность. Если это были луговые места — дзоты «драпировались» зеленым ковром дерна и посевами овса, на черных вспаханных полях сооружения покрывались землей и сажей, на жнивье — желтыми соломенными матами.
Инженерная мысль и рабочая смекалка направлялись на механизацию маскировочных работ. По предложению наших автомобилистов Виктора Степановича Мрочковского, Ивана Сергеевича Климова, Макара Мефодиевича Кушнарева и Василия Ивановича Кузнецова автоцистерны, прихваченные из Москвы, были приспособлены под маскировочные машины. Внизу под цистернами на некотором расстоянии от земли были вварены сопла со специальными гребенками, через которые из цистерн вытекала красящая жидкость. Почин был подхвачен и широко распространен. Осенью эти машины окрашивали рубежи в желтый цвет, зимой — в белый.
Большие массы людей на рубежах быстро обнаруживаются вражеской воздушной разведкой. На нас систематически нападает фашистская авиация. Понимаем, что в конечном счете и тут многое решает маскировка. Чем тщательнее мы укроем от глаз врага наши рубежи, тем труднее нас будет обнаружить. Представители штаба и политработники все время проводят во вновь созданных маскировочных частях, ведут разговоры со строителями. За несколько дней мы получаем свыше 350 разнообразных, интересных и в основном правильных предложений. Авторы их — политработники Петр Сергеевич Генералов и Николай Павлович Киселев, бригадиры Михаил Павлович Мухин и Матвей Михайлович Ваньшкин, комсорг Костя Небухин, шофер Кирилл Павлович Кирюхин, землекоп Зоя Петропавловская, начальник снабжения Александр Михайлович Смирнов и многие, многие другие. Рационализаторы приносят эскизы и чертежи или прямо ведут к огневой [61] точке: вот как мы сделали. Одни применили для маскировочной окраски краскопульты. Другие предлагают делать колодцы без выдающихся на поверхности срубов, чтобы они были незаметны. Третьи советуют колодцы (за ними особенно «охотились» фашистские бомбардировщики) рыть только в кустарнике или под деревьями.
Как-то я заглянул на участок, где верховодили наши знатные землекопы москвички Анна Дмитриевна Васько и Анна Ивановна Кавочкина. Гляжу и не понимаю: что за маскарад? У каждой женщины на голове венок, сплетенный из свежей зелени. Думаю, забавляются девчата.
В это время над рубежом показались вражеские самолеты. На других участках люди побежали в укрытия, а женщины остались, только двигаться перестали. Самолеты пролетели мимо и внимания на них не обратили. Почему? Взбираюсь на пригорок, смотрю на ров сверху. Колышатся над ним зеленые кружки венков, точь-в-точь молодые посадки на лесозащитной полосе. Хитроумно придумали две Аннушки!
На другой же день такие зеленые венки из травы и тонких веток появились на головах всех строителей. И маскировка, и в жару от солнца хорошо защищает... На венки, конечно, мы не особенно надеялись. По всей трассе рубежа вырыли укрытия, где люди могли бы надежно спрятаться.
Следует признать, что иногда маскировка у нас, как говорят, выходила боком. Думали мы, думали, как укрыть переправы через Десну, которыми пользовались наши войска, и решили построить два подводных моста у Выгоничей. Сил на них положили немало. Наконец мосты готовы. Опробовали — прекрасно держат они автомашины, танки, орудия. И в то же время мосты скрыты полуметровым слоем воды, с берега их совсем не видно. Радуемся удаче, поздравляем друг друга...
И вдруг появляются фашистские самолеты и начинают нещадно бомбить наши подводные мосты. Бомбят день, бомбят другой, подойти не дают. В чем дело? Я вызвал У-2 и поднялся в воздух. Пролетаем над рекой. Гляжу вниз... Ужас! Мосты наши — как на ладони. Слой воды над ними прозрачен, точно стекло, и проглядывают сквозь него старательно обструганные бревна и доски. А вдобавок и подъезды к мостам отлично бросаются в глаза — тропинки, укатанные дороги. [62]
Удар был очень тяжелый. Больше мы таких мостов не строили. Соорудили подводную плотину. Она была менее заметна с воздуха, тем более что проезжую ее часть мы застелили не бревнами и досками, а зеленым фашинником. Плотина успешно использовалась для переправы войск и техники. Вообще-то пригодились и злополучные «потайные» мосты, но пользовались ими только в ночное время.
По нашим переправам идут на фронт свежие части. А с запада возвращаются поредевшие подразделения на отдых и формирование. С любопытством и тревогой смотрят строители на этих людей, только что побывавших в пекле боя. Хмурые, запыленные, тяжело шагают они по дороге, поддерживая раненых товарищей. На марле бинтов темнеют пятна крови.
Бои близко. В утренней тишине иногда уже доносится гул канонады. Фашистские самолеты все чаще сбрасывают листовки. В них одно и то же — беспардонная ложь, угрозы, требование сдаваться в плен.
По плотине движется странная колонна. Люди одеты в серые куртки и такие же брюки. Выйдя на берег, передние поднимают с травы свежие листовки, пробегают глазами и зло швыряют в воду. Необычный вид пришельцев заинтересовал нас.
Спрашиваем: кто такие? Оказывается, заключенные. Когда бои приблизились к тюрьмам, где они находились, начальство вывело их из камер, вручило соответствующие документы, приказало самостоятельно следовать в Орел или Тулу и поступить в распоряжение нового тюремного начальства. Колонна прошла уже более 200 километров. Никто не отстал, не «потерялся». У людей было отличное настроение, они весело шагали, питались как и где придется, но местные жители говорили, что ведут себя заключенные хорошо, никаких бесчинств не допускают. У всех этих некогда оступившихся людей была одна мечта — получить у властей направление на фронт, чтобы делом, кровью смыть с себя вину. Мы от всего сердца пожелали им счастливого пути и скорой встречи с нами на фронте, но уже в качестве свободных советских граждан. [63]
После этого еще более смехотворными показались нам потуги фашистских пропагандистов. Какой прок от их листовок, если они даже на вчерашних преступников не действуют! Строители бедствовали из-за бумаги. Можно было бы пустить листовки на самокрутки. Но эти грязные бумажки и в руках держать противно. Рабочие с отвращением собирали их и кидали в костер...
Работы закончены. Командование придирчиво принимает построенные нами батальонные, полковые и дивизионные районы обороны.
С восторгом встречаем дивизию полковника Колесникова, получившую приказание занять наш рубеж. Строители ведут красноармейцев и командиров в дзоты и убежища. Здесь приготовлено свежее, душистое сено: отдохните, друзья, с дороги!
В каждой огневой точке на видном месте висят «трудовые паспорта». На аккуратно оструганных дощечках выведены фамилии тех, кто строил этот дот или дзот. Здесь же пожелание бойцам: беспощадно бейте врага, добивайтесь победы!
Мысль о трудовых паспортах возникла сама собой. Если мне не изменяет память, зачинателями явились строители одного из подразделений Андрея Дмитриевича Некрасова. С их легкой руки эти «паспорта» распространились по всему району и стали нашей традицией.
Я частенько задумываюсь, почему такое хорошее начинание забыто в наши дни. Будь моя воля, я на каждом доме вывешивал бы мраморную доску с именами людей, которые строили этот дом. Пусть все знают, что здание возвели такие-то бригады каменщиков, штукатуров, плотников. Гордитесь их трудом, а если плохо сработано, вот люди, которые должны от стыда сгорать за брак!
Было общепризнано, что Брянский рубеж сооружен на славу. Два месяца вражеские войска рыскали возле него, завязывали многочисленные схватки с нашими частями на переднем крае, но так и не решились штурмовать в лоб.
Командующий Брянским фронтом генерал А. И. Еременко (ныне Маршал Советского Союза) в своей книге «На западном направлении» пишет, вспоминая те дни: «Противник сильными передовыми частями, [64] поддержанными мощными танковыми средствами, ведет активную разведку, имея, возможно, целью в ближайшее время нанести удар на Брянск. Однако гитлеровцы не нанесли этого удара. По-видимому, они узнали, что на подступах к Брянску мы создали оборону, состоявшую из трех оборонительных полос, усиленную противотанковыми рвами. Отказавшись от наступления на Брянск, немцы повернули 47-й танковый корпус на Трубчевск, обеспечивая тем самым удар 24-го корпуса на Новгород-Северский».
Хочется уточнить слова маршала: на наиболее важных направлениях строители успели возвести не три, а четыре оборонительные полосы.
«Забегая немного вперед, — продолжает А. И. Еременко, — мы можем сказать, что войска Брянского фронта добросовестно выполнили основную задачу, поставленную перед нами Ставкой, — не допустить прорыва группы Гудериана через Брянск на Москву. В результате задержки продвижения этой группы на брянско-московском операционном направлении враг упустил благоприятный момент для удара на Москву. Действия Брянского фронта вместе с упорными оборонительными боями и контрударами Западного и Резервного фронтов в районах Смоленска, Белого, Яриево, Ельни и других заставили Гитлера изменить свой план наступления и вместо немедленного удара на Москву нанести удар на юг».
Мы гордимся, что в этом успехе войск Брянского фронта есть и наша скромная доля, людей, которые во-время создали укрепленный рубеж, преградивший дорогу неприятелю на дальних подступах к Москве. Сотни вражеских танков и тысячи автомашин нашли свой конец в противотанковых рвах, эскарпированных нами реках и «приспособленных» болотах.
Праздником для нас был приказ командующего Брянским фронтом с объявлением благодарности работникам 51-го управления оборонительных сооружений. Важно отметить, что это был первый приказ по вновь созданному Брянскому фронту. 400 наших лучших строителей получили поощрения. Военный совет фронта начал свою деятельность с оценки труда военных строителей, подчеркивая значение их усилий для боевой деятельности войск. [65]