Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Глава VIII.

На дорожных указателях — Берлин

По окончании Львовско-Сандомирской операции армия была выведена в резерв фронта, а затем — Ставки Верховного Главнокомандования в район Немирува. После отдыха и пополнения техникой, оружием и личным составом мы во второй половине ноября получили приказ перейти в оперативное подчинение 1-го Белорусского фронта. Совершив 500-километровый марш, войска сосредоточились в районе г. Люблин.

Чтобы уточнить порядок пополнения запасов материальных средств, с разрешения командующего армией я выехал в штаб тыла фронта, располагавшийся в г. Бяла-Подляска. Перед самым отъездом от начальника штаба генерала М. А. Шалина узнал, что командующим фронтом назначен Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. А это значило: быть на нашем направлении жарким наступательным боям.

Ранее, как уже известно читателю, мне не раз приходилось встречаться с Георгием Константиновичем.

Всю дорогу до штаба фронта я вспоминал и размышлял. Вспомнил тревожную осень 1941 года. Тогда, под Ленинградом, мы все почувствовали силу авторитета, непреклонность характера, крепкую руку Г. К. Жукова. Он смог в сложившихся тяжелейших условиях расставить все на свои места, обеспечить боевой успех. [169]

Есть люди, которые не меняются в зависимости от обстановки, не подстраивают свой характер под ту или иную ситуацию. Вот таким человеком был маршал Жуков. Строгим, требовательным и справедливым он оставался и потом, когда мы погнали гитлеровских захватчиков с территории нашей страны.

В январе 1943 года в район, где формировалась 1-я танковая армия, для проверки готовности прибыли представители Ставки Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, маршал авиации А. А. Новиков и генерал-полковник артиллерии Н. Н. Воронов. Они заслушали доклады командующего армией, начальника штаба, начальников родов войск.

— Товарищ Катуков, что же не видно вашего заместителя по тылу? — спросил Жуков.

Я поднялся, чтобы доложить. Ощутил на себе пристальный, изучающий взгляд Георгия Константиновича. Он чуть заметно улыбнулся, кивком головы дал знать, что можно докладывать. На удивление спокойно я рассказал о состоянии тыла армии, обеспеченности войск горючим, боеприпасами и продовольствием.

Во время перерыва маршал Жуков подозвал меня. Пожал руку, спросил с улыбкой:

— Как в тыл-то попал, ногу сломал или под Ленинградом не повезло?

— Георгий Константинович, — обратился к нему стоявший рядом Воронов, — выходит, генерал Коньков — наш общий знакомый, я ведь во время советско-финляндской войны с ним познакомился. А вот как в тыл он попал, пусть расскажет.

Я показал на ноги: целы, мол, невредимы. А что случилось в Невской Дубровке — дело известное, решение принималось командующим фронтом.

— Мы надеемся на ваш опыт, генерал Коньков, — глядя прямо мне в глаза, тихо проговорил Георгий Константинович, — забота о людях, о том, чтобы они были хорошо вооружены, тепло одеты и сытно накормлены, — это великая забота на войне. Желаю успеха на новом поприще.

Этот невысокого роста, широкоплечий и большеголовый, с чуть выдвинутым вперед подбородком человек никогда не терял самообладания, говорил скупо, пронизывая собеседника острым взглядом. Во всем облике и поведении чувствовалась огромная воля и решительность. Восхищала его способность быстро реагировать на изменения обстановки, безошибочно определять главное и принимать верное решение. Служить под его началом было почетно, но вместе с [170] тем приходилось учитывать крутой нрав полководца. В докладах он не терпел многословия, от своих подчиненных требовал постоянного знания обстановки, умения правильно анализировать происходящие события.

...Выщербленная дорога привела нашу машину в лощину, а затем в деревеньку домов в 10-15. Сразу же, за последним домом, выкатились на хорошо накатанное шоссе. Воспоминания все не оставляли меня. Было в них что-то от легкой грусти, которая не ранит сердце, не затуманивает обидой мысли, а действует очищающе, как фильтр, который освобождает от всего наносного, чуждого, мешающего свободно жить и дышать.

Штаб фронта располагался в Бяла-Подляска. Я нашел начальника тыла генерал-лейтенанта Н. А. Антипенко.

— Василий Фомич, — радушно встретил он, — это хорошо, что сам ты собрался и приехал. Но вот не ко времени, друг, попал. Сегодня мы провожаем маршала Рокоссовского на 2-й Белорусский фронт, сам понимаешь, занят я буду.

— Как же мне быть? — расстроился я. — Есть вопросы, которые я с вами только могу решить и именно сегодня.

— Давайте, Василий Фомич, сделаем так, вы останетесь у нас на вечер, а завтра мы обмозгуем все наши дела.

На торжественном вечере генералы и офицеры 1-го Белорусского фронта тепло проводили бывшего командующего фронтом Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского и приветствовали вновь назначенного командующего Г. К. Жукова. Помню, выступил Георгий Константинович. В общих чертах он рассказал о том, что предстоит сделать. Слушая его, мы поняли: скоро развернутся такие события, которых давно ждали каждый красноармеец и генерал, каждый советский человек.

Предстояло разгромить немецко-фашистскую группировку в центре советско-германского фронта; освободить от гитлеровских захватчиков территорию Польши, выйти на Одер и обеспечить выгодные условия для завершающего удара по Берлину.

Впереди, подчеркнул маршал, ожесточенные бои. В последующем — удар на Берлин.

Утром заместитель командующего 1-м Белорусским фронтом по тылу генерал Н. А. Антипенко проинформировал меня о тыловой обстановке, дал несколько добрых напутствий, предупредил:

— Учтите, железнодорожный мост через Вислу разрушен, будем его восстанавливать. Горючее, боеприпасы, продовольствие и другие виды имущества в ходе операции [171] можно подвозить только автомобильным транспортом, поэтому подумайте, как приблизить запасы к войскам. Базирование намечено в районе Демблина.

Вот с такими наставлениями я и вернулся в штаб армии. Доложил о полученных указаниях командующему и члену Военного совета армии. Генерал Катуков, внимательно выслушав меня, спросил:

— Василий Фомич, хватит ли у нас автомашин для такого дела?

— Трудности неизбежны, товарищ командующий, но штаб тыла предусматривает использовать местный железнодорожный транспорт.

В штабе тыла меня уже ждали. Всем не терпелось узнать о предстоящих событиях, о том, какая роль отводится нам в новой операции. Я довел до подчиненных указания начальника штаба и командующего армией. Мы приступили к разработке плана обеспечения Варшавско-Познанской операции, в которой нашей армии отводилась активная роль.

Я уже рассказывал о тех испытаниях, которые выпали на долю тыла нашей армии в ходе Проскуровско-Черновицкой операции. Действовать пришлось в сложной обстановке. Многие соединения ушли далеко в отрыв, вели тяжелые бои с гитлеровцами, находясь на большом удалении от тыловых баз снабжения.

Наш коллектив состоял из опытных и грамотных специалистов. Как и командный состав армии, они от боя к бою набирались умения, знаний, навыков. Знание задач, решаемых бригадами, дивизиями, полками, помогало им своевременно реагировать на изменение ситуаций, умело маневрировать силами и средствами. Скажу определенно: командующий армией внимательно прислушивался к мнению офицеров тыла, всячески поддерживал и одобрял их решительные и смелые действия.

Помню беседу с Михаилом Ефимовичем Катуковым, состоявшуюся незадолго до начала Висло-Одерской операции. Я доложил ему план работы тыла в подготовительный период и в ходе, операции. Он внимательно выслушал меня, кое-что уточнил, потом задал вопрос:

— А лично у вас какие планы?

— Сегодня убываю в 35-й автополк, хочу еще раз убедиться в полной готовности водителей и техники к боям. Встречусь с командирами дорожных батальонов и ремонтно-восстановительного батальона.

Командующий одобрил мой план, просил, чтобы я в беседах с офицерами и солдатами названных частей еще раз [172] серьезно напомнил о необходимости быть в постоянной готовности к отражению нападений мелких групп противника.

В 35-й автополк со мной поехали начальник политотдела полковник В. И. Жердев и еще несколько офицеров штаба. Командир полка подполковник В. Е. Иващенко собрал всех офицеров части. Доклад его был короткий, но содержательный. Чувствовалось, автомобилисты готовы к самым серьезным, испытаниям. Была одна деталь в докладе, которая особенно меня обрадовала. Командование, партийная организация части серьезно и расчетливо подошли к комплектованию водителей. На машины, предназначенные для подвоза боеприпасов и горюче-смазочных материалов на большие расстояния, назначалось по два водителя. Резерв был обеспечен за счет выздоравливающих после ранения солдат. Мы одобрили эту хозяйскую расчетливость. В ходе боев она оправдала себя, сослужила нам хорошую службу.

Скажу откровенно: я был не из тех тыловых начальников, которые предпочитали поездкам в части уют натопленных комнат. Хочу, чтобы меня поняли правильно читатели. Видно, уж такой характер, что во всем я должен был разобраться и убедиться сам. Особенно это касалось тех периодов, когда армия готовилась к новым сражениям. Здесь не было мелочей. Представьте себе, что значило осуществить в Висло-Одерской операции подвоз ведущим бой частям всего необходимого на глубину 600 километров. Да к этому надо добавить тот факт, что значительная часть шоферов состояла из молодых, зачастую не имевших фронтового опыта девушек.

Перед началом наступления я решил еще раз побывать в 583-м хирургическом полевом подвижном госпитале. Пригласил с собой начсанарма полковника Н. И. Гольштейна. Разговор был со всем личным составом госпиталя. Мы выслушали мнения товарищей, их просьбы. Выяснилось, что в госпитале нет в достаточном количестве крови для переливания. Узнала мы и другое: не хватает опытных хирургов. Положение было поправлено.

С начальником дорожного отдела при штабе тыла полковником Н. Абрамовым мы побывали в двух дорожных батальонах. Солдаты и офицеры твердо знали свои обязанности в предстоящих боях, учитывая опыт предыдущих, запаслись всем необходимым, чтобы своевременно и быстро восстанавливать и ремонтировать разрушенные дороги, мосты.

Только после такой тщательной личной проверки всех тыловых частей я собрал начальников служб, офицеров [173] штаба, начальника армейской полевой базы полковника В. А. Макарова. Каждый из них коротко доложил о проделанной по своему направлению работе.

К генералу Катукову я ехал, чувствуя себя спокойным. Он был в хорошем расположении духа, встретил меня с улыбкой, весело спросил:

— А ну-ка, Василий Фомич, выкладывайте, с чем приехали...

Мы больше часа просидели с ним, обсуждая дела тыла армии. Предпринятые нами меры командующий одобрил. Он попросил ускорить перебазирование некоторых складов на новое место.

— А где думаете находиться во время осуществления операции? — прощаясь, поинтересовался Михаил Ефимович.

— Большее время, товарищ командующий, в штабе армии. Со мной будет оперативная группа из наиболее подготовленных офицеров тыла. Обязательно побываю на армейской дороге и в штабе тыла.

— Одобряю, Василий Фомич, ваше решение. Если потребуется моя помощь, жду на передовом КП. Ну, до встречи...

Перед 1-й гвардейской танковой стояла задача: на второй день операции с магнушевского плацдарма войти в прорыв в полосе наступления 8-й гвардейской армии, подавить очаги сопротивления, овладеть районом Кутно, Ленчица и в дальнейшем продвигаться в направлении на Познань. Среднесуточный темп наступления — 40, а с развитием успеха — 60 км. Оперативное построение в два эшелона.

Боевой и численный состав объединения был таким: свыше 40 тыс. солдат, сержантов и офицеров, танков и САУ — 752, орудий и минометов различного калибра — 620, реактивных установок — 64. Для обеспечения такой группировки требовалось немалое количество материальных средств. Наличные запасы не отвечали потребности, и за оставшееся время их нужно было довести до установленных размеров. А условия для этого сложились нелегкие: действовали мы уже за пределами нашей Родины, и основные базы снабжения находились на большом удалении. Железнодорожные и автомобильные коммуникации в основном были разрушены. Давала себя знать» и распутица. Чтобы справиться с поставленной задачей, от работников тыла требовалось колоссальное напряжение моральных и физических сил. [174]

По дороге с КП еще и еще раз взвешивал возможные варианты по организации работы тыла. За годы войны не раз убеждался, как важно накануне путем логического построения модели предстоящего сражения определить порядок и последовательность действий тыловых частей, подразделений и учреждений. В целях сохранения строжайшей тайны детали предстоящей операции знали немногие. Руководителю тыла приходилось довольствоваться лишь тем, что до него сочли необходимым довести командующий и начальник штаба.

Все, что касалось действий тыла армии, его роли в обеспечении всем необходимым предстоящей операции, согласовывалось со мной или с начальником штаба тыла. Кто, как не мы, точно и четко знали, когда, куда и сколько подвезти боеприпасов, горючего. Ко всему прочему мы учитывали опыт предыдущих боев, могли смело предполагать, что нас ожидает впереди.

Дело, как говорится, прошлое, но находились начальники, относившиеся предвзято к офицерам тыла. Были случаи, когда и с наградами их обходили. Например, благодаря находчивости и инициативе майора Слинько, разыскавшего природное горючее в Коломые, удалось с лихвой заготовить топлива для танков и машин. Разве не подвиг совершил офицер тыла? Но к нашему представлению начальника отдела снабжения горючим к награде в штабе армии отнеслись, мягко говоря, с прохладцей.

Не за награды я ратую. В данном случае стою за человека, за то, чтобы все мы умели правильно ценить труд — будь это труд командира танковой роты или офицера тыловой службы. В конечном счете, не сработай он как надо — и останутся недвижными танки, не выстрелит пушка, непроходимой окажется дорога, с пустым желудком останется боец.

...К началу операции армия имела 3,3 заправки бензина, 4 — дизельного топлива, 3 боекомплекта боеприпасов и до 20 сутодач продовольствия. Вес одной заправки горючего — 600, боекомплекта — 1000, сутодачи — 100 тонн. Часть запасов сосредоточили в выжидательном районе у мостовых переправ через Вислу. Другая часть находилась на магнушевском плацдарме. Отведенное на подготовку время не позволяло в полном объеме выполнить все мероприятия, связанные с организацией тыла. Сложившаяся обстановка требовала: штаб тыла разместить ближе к подчиненным учреждениям, чаще перемещать его с началом и в ходе, наступления; принять меры по повышению живучести частей и [175] подразделений, организации защиты, охраны и обороны. Ведь глубина операции большая, в ходе боев возможен их значительный отрыв от войск. А это чревато большими неприятностями в случае нападения вырвавшихся из окружения групп противника.

Ввиду больших трудностей, связанных с доставкой материальных средств, на продовольственников и службу горючего возлагалась ответственность за сохранение и учет взятых трофеев.

Предусматривалось также более интенсивно использовать железнодорожный транспорт, для чего начальнику штаба тыла поручалось согласовать с ВОСО фронта вопрос о создании трех вертушек, которые обращались бы от станции снабжения (армейских складов) до ее головных (передовых) отделений. Для повышения надежности работы автотранспорта планировалось провести очередное техобслуживание машин, на некоторые подготовить по два водителя, сняв их с автомобилей, находящихся в ремонте, а также за счет личного состава, прибывшего на доукомплектование. Все эти задачи были поставлены офицерам штаба тыла и довольствующих отделов.

К этому времени мы накопили уже достаточный опыт в планировании и организации работы тыла. Все понимали, что успех предстоящего сражения во многом зависит от своевременного и качественного обеспечения, а следовательно, от инициативы и находчивости работников тыла. Чтобы каждый руководитель лучше уяснил свою роль, в штабе тыла провели военную игру, во время которой были рассмотрены возможные варианты действий при том или ином развитии событий на поле боя. В частях и подразделениях состоялись тактико-специальные занятия и тренировали. Для наибольшей наглядности изготовили макет местности, на которой предстояло действовать. Все это дало положительные результаты. Удалось также вскрыть слабые места в подготовке личного состава, проверить технику и вовремя принять необходимые меры по устранению недостатков.

Не забыт был и быт личного состава: его размещение, обогрев, питание, банно-прачечное обслуживание и другие потребности постоянно находились в поле зрения командиров, политработников, специалистов тыла. Для отдыха воинов планировалось использовать строения из тех, что уцелели, или требующие незначительного ремонта. Каждый офицер довольствующего отдела штаба тыла, бывая в подразделении, прежде всего интересовался, как накормлен, [176] одет и обут боец, все ли он получает по нормам довольствия.

Тыловое обеспечение боевых действий армии волновало Военный совет. Его члены и лично командующий проявили немало заботы об укомплектовании тыловых учреждений техникой и личным составом, помогали в подборе и расстановке людей. Делали все от них зависящее по обеспечению живучести и качественной работы органов тыла. Так, по указанию Военного совета армии была создана оперативная группа, которой придавалось 365 автомобилей с боеприпасами и горючим. В нее подобрали наиболее подготовленных офицеров, сержантов и солдат. Машины дополнительно укомплектовали запасными частями и ремонтными материалами, шанцевым инструментом и средствами повышения проходимости. Предусматривалось также в случае необходимости часть автомобилей подготовить для перевозки раненых и больных.

Все вопросы, связанные с обеспечением боевых действий в предстоящей операции, были отражены в плане. Он предусматривал следующие мероприятия. Пополнение войск всем необходимым в исходном положении. Часть горючего и смазочных материалов, боеприпасов и продовольствия расположить на магнушевском плацдарме ближе к Висле. Отделения армейских складов разместить в районах Познани и Костшина. Оперативная группа во главе с полковником С. Чидсоном должна была неотступно следовать за наступающими корпусами на удалении 10-15 км. Эвакуацию раненых осуществлять войсковым и армейским транспортом. С целью бесперебойного подвоза материальных средств предстояло подготовить пути подвоза и эвакуации. Для доставки горючего, боеприпасов и продовольствия из вышестоящего звена планировалось подготовить железнодорожные «вертушки» и другой транспорт.

Как показал ход дальнейших событий, тыловые органы б большинстве своем блестяще выполнили поставленные перед ними задачи.

14 января 1945 г. вздрогнула и загудела земля. Тысячи орудий и минометов обрушили свой удар на вражеские позиции. Началась артиллерийская подготовка. Под гул канонады войска 1-й гвардейской танковой армии переправились через Вислу и к вечеру сосредоточились на магнушевском плацдарме, в 4-5 км от переднего края. На следующий день в полосе действий 8-й гвардейской армии [177] танковые и механизированные бригады вошли в прорыв и развили стремительное наступление.

К 16 января, отразив многочисленные контратаки 40-го немецкого танкового корпуса, войска армии заняли город Нове-Място и стали продвигаться на познанском направлении. Несмотря на высокий темп наступления и все расширявшийся разрыв между войсками и базами снабжения, сбоев в тыловом обеспечении армии не было. Важную роль в этом деле сыграла оперативная группа и надежная связь с наступающими корпусами. При штабе армии также находилось несколько офицеров от штаба и служб тыла. Они поддерживали связь с заместителями командиров корпусов по тылу и постоянно были в курсе оперативно-тыловой обстановки. Если возникала необходимость в подаче материальных средств на том или ином направлении, они немедленно связывались с полковником С. Чидсоном и штабом тыла. Все это давало возможность производить расчеты и необходимые выкладки руководителям и исполнителям одновременно, что ускоряло процесс выработки решения и постановки задачи. Метод параллельного планирования себя полностью оправдал.

Вечером 16 января я находился в штабе армии. Начальник штаба генерал М. А. Шалин информировал меня, что график наступления выдерживается. Впереди перед армией город-крепость Познань, который приказано с юга обойти в ночь на 25 января, форсировать реку Варта, держа направление на города Мезеритц и Швибус.

— Василий Фомич, начинается самое главное в операции. Тыл выдерживает наш темп наступления? — спросил меня Шалин.

— Пока все идет по плану, только что разговаривал с полковником Чидсоном, он доложил о захваченных больших трофеях горючего и продовольствия, думаем, как лучше и быстрее перевезти все это в отделения армейских складов.

Что значило службам тыла поспевать за неудержимо рвущимися вперед танками? Похожее есть в спорте у велосипедистов — гонка за лидером называется. Это когда впереди вовсю жмет мотоцикл, а за ним должен поспевать, не снижая скорости, велосипедист. Только в ваши заботы входило еще питать всем необходимым танкистов, чтобы те все больше поддавали скорости.

После первых десятков километров, пройденных в наступлении, потребовалась наша срочная помощь 11-му гвардейскому танковому корпусу. Его танкисты ушли всех [178] дальше, преодолев почти 100 километров. Мы приняли решение пустить в дело «вертушки».

О том, что операция хорошо продумана и подготовлена, говорил и такой факт: меньше, чем мы ожидали, было раненых.

И на этот раз наши тыловые коммуникации неоднократно подвергались нападению мелких групп противника. Так, трофейная рота на пути движения к реке Варте вступила в бой с хорошо организованными подразделениями противника. Дело приняло серьезный оборот. Пришлось вызывать на помощь самоходно-артиллерийские установки. Бой длился несколько часов. Противник был разбит. Сообщения о серьезных стычках с вражескими группами поступили и от водителей 35-го автополка. О мужественном поступке поваров, отбивших сильную атаку противника, рассказала наша армейская газета.

Сильный, сконцентрированный удар армии по вражеской группировке, стремительность наступления ее соединений и частей посеяли неразбериху и панику в войсках противника. При обходе Познани в нашем тылу образовалось большое скопление пленных гитлеровцев. Срочно создавали сборные пункты. Первую большую партию, более тысячи пленных немецких солдат и офицеров, пришлось принять работнику штаба тыла капитану М. Ф. Мещерякову.

Конечно, непредвиденных дел появлялось немало. Но мы, офицеры штаба тыла, старательно выполняли наше самое главное дело — обеспечение высоких темпов наступления. Какие-то небольшие коррективы, правда, вносились в принятый на операцию план, Но в целом мы старались не отступать от разработанных документов.

В ходе боевых действий руководство подчиненными подразделениями и учреждениями в основном осуществлялось с использованием радиосредств. Очень часто для более гибкого и оперативного управления использовались автомобильный транспорт и авиация. Маленькие и юркие По-2. Очень выручали в условиях бездорожья и распутицы. Достаточно было небольшой площадки, чтобы поднять или посадить машину. Незаурядное мастерство демонстрировали летавшие на них пилоты. Опасность встречи с «мессершмиттами» оставалась немалая. Поэтому летчики так прижимали свои самолеты к земле, что порой казалось, машина вот-вот врежется в землю. «Воздушный вездеход», как любовно окрестили мы По-2, сыграл важную роль в организации бесперебойной доставки боеприпасов и горючего. [179]

В один из напряженных моментов наступления из штаба фронта поступило сообщение об отправке в наш адрес эшелона с артиллерийскими снарядами, потребность в которых непрерывно возрастала. Истек указанный срок, а эшелона все не было. Начальник штаба тыла армии приказал капитану Ф. Полищуку отправиться на самолете по маршруту следования эшелона и установить причину задержки. Через некоторое время выяснилось, что состав из-за нераспорядительности отдельных лиц застрял на железнодорожном узле в Познани. Были приняты энергичные меры, и вскоре боеприпасы доставили по назначению.

Значительный объем работ по доставке материальных средств выполнил 35-й армейский автомобильный полк подвоза, возглавляемый подполковником В. Е. Иващенко. Плечо подвоза в оба конца иногда достигало более 1000 километров. Дороги, по которым пробивались водители, зачастую были разбиты бомбежками, артналетами. На них нередко образовывались заторы. И вот в этих условиях наши шофера как-то умудрялись в срок доставлять боеприпасы, продовольствие, горючее передовым частям. Водители стойко переносили все тяготы. Иные по нескольку суток не выпускали из рук баранку. В этот период четко и слаженно действовала дорожно-комендантская служба. На всем протяжении установленного маршрута были размещены пункты регулирования и диспетчерские посты. Отдельные, наиболее опасные участки патрулировались и охранялись специально выделенными для этих целей подразделениями. Штаб полка постоянно контролировал продвижение автоколонн. С каждой поддерживалась непрерывная связь, фиксировалось время продвижения.

Из-за высоких темпов наступления тыловой пункт управления приходилось перемещать через 2-3 суток. Каждый раз мы выбирали для его развертывания место, которое позволяло постоянно контролировать работу складов, медицинских, дорожных, автомобильных и других подразделений, поддерживать с ними устойчивую связь. Для этой цели из 3-го гвардейского полка связи для обслуживания ТПУ выделили узел связи.

До 25 километров в сутки проходили вперед наши танкисты, не снижая первоначально набранных темпов продвижения, фашисты были ошеломлены, смяты на многих участках, никак не могли восстановить оборону. Танки рвались вперед, перемалывали живую силу и технику врага на промежуточных рубежах.

Конечно, в ходе столь стремительного наступления несли [180] и мы большие потери. Особенно доставалось военным шоферам на подвозе боеприпасов передовым частям и соединениям. Ни броней, ни артиллерийско-пулеметным прикрытием они не располагали. Естественно, немало машин выходило из строя. Но наши ремонтники-кудесники из 7-го ОРВБа быстро возвращали их в строй. Командовал отдельным ремонтно-восстановительным батальоном подполковник-инженер Максим Иванович Баулин. Он часто удивлял нас своей находчивостью.

Мы ощущали большие затруднения с запасными частями к автомашинам. Поставляли нам их редко, не в том количестве, которое требовалось. Баулин обзавелся хорошим станочным оборудованием. 78 токарных, фрезерных, строгальных, шлифовальных, сверлильных станков было смонтировано в крытых кузовах машин и прицепов. Силами батальона изготавливались поршни, поршневые кольца и пальцы, патрубки, валы, кронштейны, втулки и многое другое.

Баулин практиковал высылку в войска «летучек». Четыре-пять опытных специалистов с полным комплектом запчастей откомандировывались в бригады для оказания срочной помощи. Таких «летуче«» было в ходу до девяти штук. С их помощью нам удалось в ходе подготовки и проведения операции вернуть в строй около двух тысяч автомашин. За этот же период батальон отремонтировал свыше 500 танков.

Это был дружный, сплоченный воинский коллектив. Душой батальона являлся заместитель командира по политчасти майор Н. А. Антонов. За короткое, время они с Баулиным подобрали, обучили и создали батальон отличных специалистов. Нередко в штаб тыла приходили благодарственные письма от военных водителей из войск, в которых люди просили поощрить за хорошую, образцовую работу токаря старшего сержанта В. Н. Шабанова, электрика старшину В, Ф. Сивкова, слесаря сержанта Т. И. Сунцова. А всего личный состав батальона получил 248 правительственных наград, некоторые красноармейцы, сержанты и офицеры удостоились 2-3 наград.

С целью повышения гибкости и мобильности в управлении подчиненными практиковались выезды в войска офицеров штаба тыла. Они контролировали выполнение поставленных задач и помогали на месте устранять недостатки, делали все от них зависящее в обобщении и распространении передового опыта. Большое значение имело и личное общение с работниками войскового тыла. [181]

Немало забот возникло у тыловых работников с появлением военнопленных. Их нужно было накормить, разместить. Многие нуждались в медицинской помощи. Пришлось создать специальную команду, снабдить ее кухнями, продовольствием, вещевым имуществом, медикаментами.

Поспешно отступая, противник не успевал все уничтожить. Немалое количество материальных средств оказалось в наших руках. Например, только 17 января 44-я гвардейская танковая бригада полковника И. И. Русаковского, пройдя с боями 75 километров, овладела городом Лович и захватила склад горючего, а через четыре дня — продовольственный в городе Гнезно. Пришлось трофейной роте потрудиться. Все материальные ценности следовало оприходовать, завести учет, сохранить.

Медицинское обеспечение в этой операции спланировали с учетом предыдущих боев. С целью своевременной медицинской помощи с личным составом накануне наступления провели занятия по оказанию само- и взаимопомощи. Медпункты и медсанбаты полностью укомплектовались личным составом и техникой. Для ускорения доставки раненых и больных с поля боя предусматривалось использовать транспорт как специального, так и общего назначения и авиацию. Сложность заключалась в том, что приходилось оказывать медицинскую помощь не только своим воинам, но и гражданским — полякам из освобожденных районов, а также пленным.

Отмечу, что беззаветно трудились в те нелегкие дни работники политотдела штаба армии и наши, тыловые. Они уходили вместе с водителями в полные опасности рейсы, участвовали в разгрузке поступавших припасов. Но главное — они умело доносили до бойцов призывное слово партии, помогали правильно определить и занять свое место в трудном общем деле.

К партийно-политической работе я всегда относился и отношусь серьезно, с большим пониманием. Введение единоначалия ни в коей мере не умаляло ее значения в Вооруженных Силах. Директивой Главного политического управления № 158 от 10 октября 1942 года отмечалось, что «установление полного единоначалия и упразднение института военных комиссаров не принижает значения политической работы в армии, а наоборот, политическая работа должна получить еще более широкий размах и более глубокое идейное содержание»{13}. [182]

Формы и методы партийно-политической работы в тыловых частях и учреждениях были в основном те же, что и в строевых частях. Правда, мы не могли не учитывать особенностей тыловых органов, в задачу которых входило бесперебойное снабжение войск продовольствием, горючим, боеприпасами.

Возглавлявший политотдел тыла полковник В. И. Жердев был высокообразованным, деятельным человеком. Вместе со своими помощниками он многое сделал для сбережения, тщательной маскировки от неприятеля, особенно его авиации, военного имущества, укрытия в котлованах горюче-смазочных материалов, боеприпасов, своевременной доставки грузов войскам, доведения медико-санитарных частей в готовность развернуться в любой момент для оказания своевременной помощи раненым.

У политотдельцев всегда под рукой был список офицеров, сержантов и солдат, которые несли службу в отрыве от своих частей: шоферов, регулировщиков дорожной службы, кладовщиков. У нас насчитывалось немало участков, где старшими команд были сержанты. И ее назову одну особенность тыловых подразделений. Например, в госпиталях, банно-прачечных отрядах, на почтовой базе восемьдесят процентов составляли женщины. Политработники тыла позаботились о том, чтобы на весь личный состав, в том числе и тех, кто находится в отрыве от своих подразделений, осуществлялось постоянное политическое влияние.

Это влияние усиливалось по мере того, как мы продвигались с боями к Государственной границе СССР, освобождали от фашистской оккупации населенные пункты. Тыловые учреждения располагались непосредственно в городках, селах. От личного состава, постоянно контактирующего с местным населением, требовалось полное сохранение военной тайны, соблюдение высокой дисциплины, особое поведение.

Большую помощь мне, политотделу тыла оказывали работники политотдела армии, который возглавлял генерал-майор А. П. Журавлев. Главными формами идейного воспитания рядового и сержантского состава были политзанятия и политбеседы, а для офицеров — лекции, доклады, семинарские занятия с руководителями групп политических занятий и самостоятельная работа. Тематику политзанятий рекомендовал политотдел армии. Он же строго контролировал то, как офицеры политотдела тыла, заместители командиров по политчасти изучают и руководствуются в своей [183] деятельности руководящими приказами и директивами ГлавПУРККА о политзанятиях.

Партийно-политическая работа тогда достигает цели, когда она ведется, как говорят, с учетом местных особенностей, глубокого знания положения дел на местах. К составлению плана работы политотдельцев в конкретной части мы обязательно привлекали начальника соответствующей службы.

У офицеров штаба тыла было неписаным правилом обязательное выступление перед воинами с обстоятельной беседой о положении на фронте, о воспитании бдительности и высокой боеготовности. Тут следует назвать пропагандиста политотдела майора Н. Екимова. Он хорошо знал общую обстановку на том или ином участке фронта, постоянно был информирован о делах тыловых частей и учреждений. Его блокнот всегда пестрил фамилиями отличившихся. Вместе с журналистами армейской газеты он составлял тексты листовок-плакатов о лучших воинах-тыловиках, помогал офицерам штаба подготовиться к выступлению перед личным составом.

Мы не ограничивались только политзанятиями, лекциями и докладами. Политотдельцы много занимались с чтецами и агитаторами в частях. Как правило, эти их обязанности исполняли грамотные, эрудированные и, что особенно важно, отлично зарекомендовавшие себя в боях коммунисты и комсомольцы. Их слово было весомо, призывно. В беседах они сообщали сводки Совинформбюро, пересказывали и комментировали наиболее актуальные и злободневные статьи, опубликованные в газетах. Труд этих людей был неоценим. Они находились с товарищами в одном взводе, в одном отделении, в одном экипаже. Знали особенности каждого сослуживца, умело влияли на их поведение.

Война многому научила командиров и политработников. Она внесла новое и в способы ведения боевых действий и подсказала немало интересных и поучительных форм в воспитательной работе с воинами. Возьмем ту же гласность. Командиры и политработники всех звеньев тыла настойчиво добивались того, чтобы красноармейцы и сержанты тыловых частей и подразделений точно знали, какой они вклад внесли в боевые дела обслуживаемых ими войск, и повышали свою партийную и служебную ответственность.

Работники политотдела штаба одобрили и добились распространения во всех частях и подразделениях инициативы командиров и политработников 35-го автомобильного полка. «Что ты сделал сегодня для обеспечения войск [184] фронта?» — этот вопрос здесь постоянно отражался в наглядной и устной агитации, в организаторской работе. На щитах и плакатах вместе со сводкой Совинформбюро и изображением линии фронта рассказывалось о том, как сработало подразделение и каждый воин, популяризировался опыт хранения, экономного и целесообразного расходования материальных ценностей, эксплуатации техники, высоких темпов восстановления дорог. Большую пользу приносило разъяснение всем должностным лицам уроков и опыта деятельности органов тыла в данном бою, внедрение всего нового, положительного, что рождалось практикой тылового обеспечения наступательных операций.

В душе я всегда оставался командиром, святая святых для которого — забота о подчиненных. Хорош тот командир, что заботится о сытном пропитании солдата, о его обмундировании. Но вдвойне хорош командир, много думающий, о том, какую духовную пищу получают его воины, как они готовят себя к бою, достаточно ли в их сердцах ненависти к врагам, которых надо во что бы то ни стало победить и обязательно — в предстоящем бою.

Партийно-политическая работа, по моему глубокому убеждению, — это работа не со всеми вообще людьми, не поголовный охват ею, а изучение конкретного человека. Человека, душа которого для тебя не потемки, а объект исследования, познания. Только тогда можно рассчитывать, что этот человек не струсит в бою не подведет товарищей;

Недаром во все времена говорили и говорят о струнах души человеческой. Струн-то, допустим, никто не видел, но то, что они есть, — факт. В каждом из нас — свой камертон. Важно, как он звучит. Мы, военные, по опыту знаем: призывный марш всегда волнует солдатское сердце, дает ему необходимый настрой на победу.

В моей фронтовой практике не раз случалось такое, что приходилось иметь дело с душой человека, разбираться, почему он поступил не так, а по-иному. Тонкое это дело. Требующее определенного педагогического такта, больших душевных сил и выдержки.

Моя память цепко держит фамилию старшего лейтенанта Павлова, командира автомобильной роты. Беда случилась у офицера. В самый разгар боев за Черновцы его рота попала под бомбежку вражеских самолетов из-за нерасчетливости командира. И что усугубляло эту ошибку — старший лейтенант Павлов в критической ситуации действовал не лучшим образом, потерял управление подразделением. Правда, все обошлось, груз был доставлен танкистам. Но, [185] предпосылка к происшествию налицо. Офицеру ведь надо иметь авторитет, чтобы оставаться и потом командиром.

Я узнал об этом от одного из офицеров тыла. Пользуясь, случаем, поспешил в 35-й автополк. Подполковник Иващенко на мой вопрос о причинах случившегося ответил, что с Павловым творится что-то неладное. О старшем лейтенанте все отзывались положительно. Больше того, его характеризовали умелым и решительным командиром. И документы личного дела офицера подтверждали это.

Я долго беседовал с Павловым. Человек тяжело переживал случившееся. Когда ему был задан вопрос о семье, о том, что пишут из дома, он вдруг почернел лицом. Оказывается, до офицера стороной дошел слух, будто его семью уничтожили фашисты. И случилось это перед тем моментом, когда роте предстояло выполнять сложный и опасный рейс.

Что ж, и у генерала болит сердце той же болью, какой кровоточит сердце его солдата. Как мог, я тогда постарался успокоить старшего лейтенанта Павлова. Но и при этом остался строг к офицеру, сказав, что на то и существует она, воля командирская, чтобы уметь подавлять не только минутные слабости подчиненных, но прежде всего самому держаться в рамках. Подполковник Иващенко, как говорят, по своей линии разобрался с Павловым. Но главное, что мы сумели сделать, — помогли офицеру, попавшему в беду, обрести былую уверенность, решительность. Он молодцом показал себя в Висло-Одерской операции.

Не знаю, кому принадлежат слова о том, что все зависит от командира. Но они справедливы. Правда, если и командир справедлив, с умом подходит к решению любых сложных вопросов. Единоначалие, оно ведь требует в человеке хороших начал, добрых помыслов, истинно партий-» ной мудрости. Без этого трудно начальнику: не авторитетно его слово.

А слово на войне вершило большие дела. Оно и ненависть к врагам разжигало, и от скоропалительных, неразумных шагов удерживало. Вот говорю об этом и вспоминаю ликующие дни мая 45-го в Берлине, у поверженного рейхстага. Обстановка самая праздничная. Офицеры и красноармейцы никак не могут совладать с радостью от добытой в жестоких боях победы над заклятым врагом. Есть и такие, кто никак не может унять горе от потери верного и надежного фронтового друга, погибшего буквально за час до победного залпа, проклинает в душе все, что связано с фашизмом, гитлеризмом. [186]

И в этот момент мы, работники тыла армии, выкатываем на центральную площадь все имевшиеся тогда в наличии походные солдатские кухни. Делаем это, чтобы накормить немецких женщин, стариков и детей, запуганных геббельсовской пропагандой, умирающих от голода. И сейчас перед моими глазами обожженное, в шрамах лицо танкиста. Хриплым, раздраженным голосом он говорит о том, что иного отношения заслуживают к себе все немцы. А другой солдат — со шрамом через правую щеку и опаленными ресницами — показывает мне фотографию двух мальчуганов, которых гитлеровцы загубили за то, что они были русскими.

Отлично проявили себя в этой ситуации политотдельцы. Полковник Жердев, его помощники сдержанно и терпеливо объясняли людям, что советский воин пришел в Берлин не для того, чтобы сводить счеты с детьми и женщинами, что наш долг — доказать гуманность и величие сердца советского солдата — освободителя, солдата — интернационалиста. Со своей задачей работники политотдела штаба армии справились успешно.

К 23 января наконец-то был восстановлен, мост через Вислу в районе Демблина. Мы, работники тыла армии, особенно нуждались в нем. Сразу же принялись за организацию отделений армейских складов на грунте в районе станций Вжесня и Костшин (восточнее Познани), куда стали подаваться грузы снабжения: боеприпасы и продовольствие — автотранспортом, горючее — по железной дороге.

Я уже упоминал о «вертушках». Для подвоза горючего и смазочных материалов, по согласованию со штабом фронта и управлением ВОСО, на станциях Вжесня и Гнезно были сформированы три железнодорожных «вертушки», состоявших из паровоза и 10-15 цистерн на платформах. Курсировали они от западного берега Вислы да станции Вжесня. Здесь армейский автотранспорт принимал горючее из цистерн в трофейные бочки. Плечо подвоза таким образом сокращалось до 120-150 километров.

Хочется еще раз добрым словом вспомнить начальника отдела снабжения горючим майора-инженера М. Г. Слинько. Чем труднее складывалась обстановка, тем больше изобретательности проявлял этот офицер. В условиях большого отрыва от баз снабжения, отсутствия фронтовых эксплуатационных органов на железных дорогах чужой страны и отдела военного снабжения при штабе танковой армии мы порой были не в состоянии оперативно и быстро подвозить горючее и смазочные материалы по железной дороге. [187]

Тогда-то в штабе тыла родилась идея о создании «вертушки». М. Г. Слинько и Ф. Я. Полищук взялись воплотить ее в жизнь. В течение двух дней были найдены машинисты паровозов, их помощники, другие специалисты. Из них мы составили бригады, создали команды охраны и сопровождения «вертушек» во главе с офицером.

Аналогичные две «вертушки», но уже состоявшие из крытых вагонов, мы создали и на станции Гнезно (формировал их и контролировал сроки обращения между станциями Гнезно и Костшин капитан Полищук). Предназначались они для срочного вывоза из захваченной в Гнезно продовольственной базы противника необходимого армии продовольствия.

По каким-то срочным делам я тогда оказался в штабе армии. Лицом к лицу столкнулся с начальником продовольственного отдела полковником Михаилом Трофимовичем Долговым. С воспаленными от недосыпания глазами он еле стоял на ногах.

— Слышал, трофеи никак не можете пересчитать? — стараясь подбодрить товарища, с улыбкой спросил я.

— Товарищ генерал, — ответил он, — в Гнезно захвачено много риса, макарон, сыра и сахара, есть и мука, вино, шоколад. Все это мы строго учли и заактировали.

— А что в Кутно?

— Там большой запас муки. Я решил разместить в Кутно хлебозавод.

Хочется подчеркнуть, что полковника Долгова отличала высочайшая организация, самодисциплина. Он был строг до предела, когда речь шла о заботе о людях, об отношении к снабжению их продуктами питания. Не терпел приблизительности в подсчетах. Я его так и запомнил всегда что-то подсчитывающим в своей распухшей от цифр записной книжке.

Помнится, еще под Курском мы решили организовать курсы подготовки поваров. Ответственным за это был назначен Долгов. Умело, основательно поставил он дело. Отобранные на курсы из частей и подразделений бойцы осваивали поварскую науку во время оперативных пауз. Около 2 тысяч поваров мы сумели подготовить таким образом. Более 500 человек повысили свою квалификацию, а 100 бойцов были выучены на хлебопеков. Нас проверяла комиссия штаба тыла фронта. Она высоко оценила эту инициативу, рекомендовала перенять опыт другим объединениям.

Пусть читатель не думает, что все обстояло так легко и просто. Случались и перебои с питанием. Посудите [188] сами: танковые части нередко уходили в отрыв. В сутки они преодолевали до 30-40 километров. Иногда горячая пища поступала только раз в день. Но был факт, когда в один из батальонов 11-го гвардейского танкового корпуса не прибыли походные кухни. В батальоне находился наш работник майор Цыбульский. Он поступил, как и подобает работнику штаба тыла. Никто не мог узнать, как ему в той сложной ситуации удалось раздобыть две походные кухни и сытно накормить танкистов. Конечно же, сказалась отличная профессиональная подготовка офицера, умение быстро и правильно реагировать на сложившуюся острую обстановку.

Должен сказать, что мне ни разу не пришлось накладывать взыскание на кого-то из офицеров штаба тыла за нерадивость. Это были люди высокой сознательности, их в войсках всегда принимали радушно.

2 февраля, овладев плацдармом на западном берегу Одера, 1-я гвардейская танковая армия выполнила поставленную перед ней задачу. В ходе операции она вывела из строя 56 тыс. солдат и офицеров противника, большое количество техники, захватила немало трофеев. За успехи в боях орденами и медалями награждены 6317 человек, в том числе и тыловые работники. 21 человеку присвоили звание Героя Советского Союза. Генерал-полковник М. Е. Катуков и полковник И. И. Гусаковский были удостоены второй медали «Золотая Звезда».

Одер! Мы читали на указках: «До Берлина — 70 км». Сердце пело от радости и гордости. Под неослабевающим натиском советских воинов трещала по всем швам хваленая гитлеровская военная машина. Остановить нас не могла теперь никакая на свете сила. До фашистского логова — Берлина — оставалось рукой подать.

Рукой-то рукой... Но чтобы преодолеть это, казалось тогда, незначительное расстояние, мы вынуждены были серьезно подготовиться к последнему решающему штурму. Мы тогда понимали, что для нового победного штурма требовалась особая подготовка, большие материальные запасы. И с ходу идти на Берлин — это противоречило здравому смыслу. От себя скажу, мы ощущали нехватку боеприпасов. Только накопив силу, можно было рассчитывать на успех в предстоящем деле.

На встречах с молодежью меня нередко просят рассказать [189] об интересных случаях из своей жизни: вспомните, мол, эпизод, в котором события вдруг резко менялись и как на это реагировали люди. Вопрос интересный, связанный с психологией человека на войне.

Из Висло-Одерской операций, например, я запомнил такой случай, который даже меня, человека, побывавшего в разных переделках, признаться, озадачил. Сидел я в блиндаже, решал со своими помощниками нелегкую задачу быстрейшей переброски горючего передовым частям, действовавшим на западном направлении. Вдруг — звонок. Вызов в штаб армии. Командующий приказал предпринять срочные меры к тому, чтобы тыловые части были готовы обеспечивать всем необходимым войска армии, направляемые в сторону Померании. Вот тебе раз! Совсем другое направление — круто на север.

Мы тогда не знали, что между 1-м и 2-м Белорусскими фронтами к началу февраля 1945 года образовался разрыв свыше 100 км. Дело в том, что войска 2-го Белорусского фронта, получив распоряжение Ставки на участие в Восточно-Прусской операции, повернули к северу. Наш фронт, поддерживая высокий темп наступления на запад, оказался с неприкрытым правым, флангом. Это было опасно. Восточно-померанская группировка гитлеровцев, насчитывающая 22 дивизии, уже готова была ринуться на наш правый фланг, разгромить наши войска севернее реки Варта, укрепиться в Померании и упрочить свое положение на берлинском направлении.

Четыре армии, в том числе и наша, по приказу маршала Г. К. Жукова были направлены в сторону Померании. Обстановка для нас, работников тыла, резко изменилась. Образовался новый фронт, развернутый на север. Нам предстояло перестраивать работу своих частей. Из штаба тыла фронта незамедлительно поступило распоряжение — как можно больше материальных средств и боеприпасов подать на новое направление.

А мы ведь выполняли задачу, поставленную командующим — к началу Берлинской операции доставить в район кюстринского плацдарма 40-50 тыс. тонн боеприпасов. И мы все решали, как с, этим побыстрее справиться.

Мы готовились самым серьезным образом к наступлению на Берлин. А обстановка сложилась так, что в феврале — марте армия в составе 1-го Белорусского, с 8 по 23 марта 2-го Белорусского фронтов участвовала в Восточно-Померанской операции 1945 года. [190]

Дальше