Штурм тюрьму Моабит

Утром 28 апреля после огневого налета нашей артиллерии по вражеским целям штурмовые группы полностью очистили парк Кляйн Тиргартен от противника. Весеннее солнце ласково освещало зеленевшие газоны, изрядно покореженные колесами орудий и повозок, гусеницами танков. Невольно подумалось: здесь бы детям играть, молодым матерям безмятежно прогуливаться с колясочками, а они вместо этого сидят в бомбоубежищах и дрожат перед неизвестностью. Их же до смерти запугал Геббельс, рисуя ужасные картины того, что будет, когда придут «завоеватели». Какие же мы завоеватели?! Мы пришли с благородной миссией навсегда избавить мир от «коричневой чумы», освободить немецкий народ от фашизма, не принесшего ничего, кроме горя и страданий народам, в том числе и немецкому.

К 12 часам дня полк, овладев кварталами и улицами Кирхштрассе, Томаслуспетштрассе и Кельвина, начал во взаимодействии со штурмовыми отрядами 756-го полка штурм тюрьмы Моабит. Огромное зловещее здание встретило нас ураганным огнем. По рядам атакующих разнеслась весть: обороной руководит сам Геббельс. Неужели этот палач находится так близко, почти что рядом? Нужно сделать все возможное, чтобы захватить его в плен живым. Таких, как он, должен судить суд народов.

Нашей батарее командир полка приказал при штурме Моабита поддержать огнем атаку штурмового отряда капитана А. Блохина. Установив орудия метрах в 300 от тюрьмы, мы начали уничтожать обнаруженные в окнах пулеметы.

— Так держать, Клочков, снарядов не жалеть, побольше истреблять фашистов, — услышал я возле себя знакомый голос командира дивизии генерал-майора Шатилова, незаметно появившегося в расположении батареи. [119] — Надо как можно скорее выйти к Шпрее, захватить рейхстаг. А пока хорошо бы добыть живьем Геббельса...

— Есть, товарищ генерал-майор, будем стараться, — заверил я комдива.

Артиллеристы действительно старались. Орудийные расчеты старшины И. Воронина, сержанта М. Хасанова, старшины П. Погорелова, старшего сержанта М. Гаврилова и младшего сержанта А. Мищенко уничтожали пулеметы в окнах тюрьмы Моабит буквально с первого-второго выстрелов. Поблагодарив батарейцев за меткую стрельбу, генерал Шатилов пожелал нам успеха и скорейшей встречи у рейхстага.

Штурм тюрьмы продолжался. Чтобы ускорить события, командир 86-й тяжелой гаубичной бригады полковник Н. П. Сазонов по просьбе полковника Зинченко приказал выдвинуть на прямую наводку 203,2-миллиметровую гаубицу. Неприступные стены Моабита, уже содрогавшиеся от поражавших их снарядов нашей артиллерии всех калибров, не выдержали. Гаубицы пробивали их насквозь.

Бойцы штурмовых групп, прижимаясь к стенам зданий, продолжают двигаться вперед. В ход идут фаустпатроны, гранаты. Чувствуется, что в рядах засевших за стенами тюрьмы фашистов наступает паника. Стрельба становится уже не такой яростной и на какое-то мгновение вдруг стихает. Воспользовавшись этим, штурмовые отряды и группы, не ожидая, пока рассеется пыль и дым от разрывов гранат, выскакивают из укрытий и, перебежав через улицу, врываются в тюрьму.

Бой продолжается в тюремном дворе. Отступая, гитлеровцы прикрывают свой отход огнем из пулеметов и фаустпатронов. Но хотя Моабит и занимает территорию, равную целому кварталу, отступать врагу некуда. Гарнизон, по существу, разгромлен. Уцелевшие вояки пачками сдаются в плен. Число их уже перевалило за тысячу. Геббельс среди пленных не обнаружен. Как выяснилось позднее, он за час до того, как наши штурмовые отряды окружили тюрьму Моабит, был вызван Гитлером в имперскую канцелярию. Жаль, конечно, что так получилось, но все равно ему не уйти от возмездия.

Видя, что сопротивление бесполезно, немцы продолжают сдаваться в плен. Их уже больше двух тысяч. Поздновато поняли, да и то, я уверен, пока еще далеко не все. Некоторые кидают на нас злобные взгляды. Не сразу выветрится из них все то, что вбито геббельсовской пропагандой. [120]

Нам, однако, сейчас не до их настроений. Тюрьма уже целиком в наших руках, и бойцы спешат отворить двери камер, освободить заключенных. Они выходят, изможденные, но не сломленные, жмурясь на ярком солнце, от которого отвыкли за годы заточения. Сколько честных людей погибло здесь лишь за то, что не отреклись от своих убеждений, продолжали за них бороться...

В этой страшной Моабитской тюрьме до последнего дыхания продолжал сражаться с фашизмом доблестный сын татарского народа поэт Муса Джалиль, посмертно удостоенный звания Героя Советского Союза. Он умер с глубокой верой в свою Родину, Коммунистическую партию, в победу советского народа в его справедливой борьбе с гитлеризмом. Гневным обличением звучат стихи, написанные Мусой Джалилем в тюремной камере:

Этот меч справедливости был вложен в руку советского солдата. Много сотен людей, заточенных в казематах Моабита, освободили наши воины. Среди них вместе с советскими гражданами были чехи, поляки, французы. Участь их всех была одинаково трагична: не подоспей на выручку наши войска, вряд ли кто из узников оказался когда-нибудь на свободе.

Среди заключенных Моабитской тюрьмы было немало немецких антифашистов — соратников и учеников Эрнста Тельмана. Но самого Тельмана здесь уже не было. [121] Вождь немецких коммунистов даже в тюрьме представлял серьезную опасность для фашистов. Они перевели его в концентрационный лагерь Бухенвальд и там 18 августа 1944 года зверски с ним расправились. Недавно стало известно, что убийца Тельмана найден. Прошедшие десятилетия не смягчили тяжести его вины. Как все честные люди мира, как солдат минувшей войны, я убежден: преступника должна постигнуть суровая кара. И не только его, но и всех палачей, разгуливающих до сих пор на свободе. Тех, кто довел замечательного революционного певца Эрнста Буша до состояния, в котором его увидели, когда освободили из тюрьмы Моабит. Тех, кто со звериной ненавистью уничтожал на своем преступном пути все светлое и живое...

На берегах Шпрее

К вечеру 28 апреля штурмовые группы 469-го стрелкового полка овладели кварталами Скеперштрассе, Паульштрассе, Инвалиденштрассе. Во взаимодействии с 756-м полком мы неумолимо приближались к реке Шпрее — центральному сектору обороны противника в Берлине. За рекою был рейхстаг. К удару по нему готовился находившийся во втором эшелоне третий полк дивизии — подполковника Плеходанова.

После штурма тюрьмы Моабит в течение всей ночи с 28 на 29 апреля орудийные расчеты нашей батареи продолжали поддерживать своим огнем штурмовые подразделения полка, наступавшие вдоль улицы Альт Моабит в направлении моста Мольтке Младшего. Этот мост не пострадал от бомбежек и обстрелов, был хорошо укреплен. Немцы обороняли его с особым упорством, стремясь не допустить через него наши подразделения на южный берег Шпрее. С обеих сторон мост прикрывался баррикадами и многослойным огнем, который противник вел из всех видов оружия и артиллерии с набережной, используя для прикрытия расположенные там здания. К утру 29 апреля штурмовой отряд нашего полка под командованием майора И. П. Крука вышел на берег Шпрее и завязал бой за мост Мольтке Младшего. Все четыре орудия нашей батареи заняли огневые позиции в 150–200 метрах от моста. В этом же районе на прямую наводку были выведены три батареи 1957-го истребительно-противотанкового полка Героя Советского Союза полковника К. И. Серова, три 152-миллиметровых орудия [122] 86-й бригады тяжелой артиллерии, три орудия 328-го артиллерийского полка, 45-миллиметровые орудия 469-го и 756-го стрелковых полков. На закрытых огневых позициях сосредоточились все батареи 328-го артиллерийского полка, третий и четвертый дивизионы 86-й бригады полковника Н. П. Сазонова, дивизион 124-й бригады тяжелой гаубичной артиллерии, дивизион гвардейских минометов, минометная батарея старшего лейтенанта А. Рубленко, минометные роты старших лейтенантов Г. Султанова и Д. Семенова.

Теперь, думаю, даже неартиллеристу нетрудно представить, какой огромной мощи огонь обрушился на противника в районе моста Мольтке. Наши снаряды крушили огневые средства и живую силу гитлеровцев, засевших в «доме Гиммлера», Швейцарском посольстве, «Кроль-опере» и других зданиях на южном берегу Шпрее. Снаряды достигали Королевской площади и парка Тиргартен. Деревьев в парке осталось мало, немцы сами почти все их вырубили. Зато всюду видимо-невидимо было понатыкано зениток. Часть из них гитлеровцы поставили на прямую наводку против наших наступавших подразделений.

Наша батарея уничтожала противника возле моста Мольтке. С улицы в начале моста хорошо просматривалась Колонна Победы, воздвигнутая по приказу Бисмарка в честь победы, одержанной над французами под Седаном в 1870 году. В принципе я ничего не имел против этой колонны, как таковой. Но фашисты использовали ее как укрытие, и потому пришлось послать в том направлении несколько снарядов. Уцелевшие от их осколков гитлеровцы разбежались. Колонна оказалась прочной: осматривая ее после боев в Берлине, я обнаружил лишь несколько вмятин от осколков разорвавшихся снарядов.

После нашего мощного огневого налета штурмовой отряд 756-го стрелкового полка во главе с капитаном С. А. Неустроевым при содействии штурмовых отрядов 469-го стрелкового полка капитана А. С. Блохина и майора И. П. Крука перешел в атаку на мост Мольтке. Атака была настолько стремительной, что гитлеровцы, неся большие потери, отступили, не успев взорвать мост. Переправившись по нему на другой берег Шпрее, наши подразделения с ходу приступили к штурму дома министерства внутренних дел, вошедшего в позорную историю гитлеровского рейха как «дом Гиммлера».

Захват этого вражеского объекта имел политическое [123] и военное значение. Министерство внутренних дел по своей сути являлось штабом германского фашизма, жандарма Европы. Здесь вырабатывались чудовищные приказы и инструкции, целью которых было уничтожить миллионы ни в чем не повинных людей, в том числе женщин, детей, стариков, стереть с лица земли тысячи городов и сел. Руководство этой изуверской машиной осуществлял полновластный хозяин этих мрачных апартаментов, одна из самых зловещих, кровавых и гнусных фигур рейха — министр внутренних дел, начальник политической полиции, рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. С военной точки зрения «дом Гиммлера» представлял серьезное препятствие на пути нашей дивизии к рейхстагу. Захват здания министерства внутренних дел давал возможность полкам занять исходные позиции для штурма рейхстага, развернуть для его подготовки артиллерию. Эти позиции были также удобны для обстрела районов министерства иностранных дел, парка Тиргартен, Бранденбургских ворот.

В течение всего дня 29 апреля наша батарея обеспечивала переправу через мост Мольтке. Под прикрытием непрерывного, меткого и эффективного огня, который вели прямой наводкой орудийные расчеты старшин П. Погорелова, И. Воронина, старшего сержанта М. Гаврилова и младшего сержанта А. Мищенко, успешно переправились через мост подразделения 756-го и 674-го стрелковых полков полковника Ф. М. Зинченко и подполковника А. Д. Плеходанова со всеми приданными и поддерживающими артиллерийскими, минометными и танковыми подразделениями, а также части 171-й стрелковой дивизии полковника А. И. Негоды.

В те дни я встречал нескольких своих однокашников по Подольскому артиллерийскому училищу — младших лейтенантов Г. Черниченко, М. Шмонина, В. Кириченко, Е. Куца, А. Криворотько, В. Куропаткина, Г. Денисова, В. Ляшенко, В. Лукьянова, А. Лунева, В. Рущика. Все они хорошо воевали, и я был рад, что теперь им выпала честь участвовать в штурме рейхстага. Я видел, как под прикрытием огня нашей батареи они подходили со своими орудийными расчетами к мосту Мольтке, переправлялись и развертывались в боевой порядок на южном берегу Шпрее.

Там уже закрепились успевшие переправиться стрелковые подразделения. В числе первых была рота капитана Е. Панкратова. Самому ему не повезло. Рота продвигалась по мосту рывками. Когда до берега оставалось [124] совсем немного, отважный офицер вскочил во весь рост и побежал вперед, преследуя автоматными очередями убегавших фашистов. В этот момент он был тяжело ранен фашистскими пулями.

Панкратова положили на санитарные носилки, и три бойца понесли своего командира. Кругом рвались снаряды и мины, свистели автоматные очереди. Пришлось занести носилки в укрытие. До медсанбата было неблизко. Вдруг один из бойцов заметил на стене ближайшего здания красный крест. Оказалось — немецкий госпиталь. Навстречу вышел врач. Поколебавшись, солдаты попросили оказать первую помощь их командиру. Ни слова не вымолвив в ответ, врач молча склонился над раненым. Через некоторое время, подняв голову, произнес: «Необходима срочная операция». Бойцы заколебались: «Нам приказано отнести его в свой медсанбат». Врач внимательно посмотрел на них. В его глазах можно было прочесть: «Я понимаю, вы мне не доверяете и имеете на это право. Ведь мои соотечественники причинили вам столько горя». Но вместо этого он лишь сказал: «Поймите, ваш офицер может умереть. Операцию надо делать сейчас, немедленно...» Солдаты переглянулись. Тон врача подействовал успокаивающе, и они молча кивнули в знак согласия. Панкратова оперировал немецкий хирург. Благодаря этому он остался жив. И может быть, этот случай, о котором вскоре узнали в наших войсках, явился одним из ростков взаимного доверия.

Оставшись без командира, рота капитана Панкратова не прекратила наступления. Командование взял на себя командир первого взвода, парторг роты старший сержант И. Сьянов. Опытный, храбрый воин повел подразделение на штурм дома Швейцарского посольства. Никаких дипломатов из Швейцарии в этом здании, разумеется, давным-давно уже не было. Наши бойцы выбивали засевших там гитлеровцев. Вскоре в здание устремился весь батальон во главе с капитаном С. Неустроевым. Началась яростная схватка в комнатах и коридорах посольства. Не выдержав напора наших воинов, фашисты обратились в бегство, стараясь укрыться в «доме Гиммлера».

Однако и там им было не суждено удержаться. Командир 674-го полка подполковник Плеходанов решил начать штурм здания с батальонами капитана С. Неустроева и майора В. Давыдова, не ожидая подхода других подразделений. По телефону и рации полетел его приказ подготовиться к атаке. [125]

Началась артиллерийская подготовка. Как было установлено приказом командующего артиллерией, она должна была длиться пятнадцать минут. На четырнадцатой минуте передовые цепи батальонов Давыдова и Неустроева по команде «Вперед! За Родину!» бросились в атаку на «дом Гиммлера», ведя на ходу огонь.

В боевых порядках рот продвигались орудия сопровождения, метким огнем прямой наводкой подавляя крупнокалиберные пулеметы противника, бившие из окон, подвалов, чердаков. Не унимались «фаустники». Несмотря на все отчаянные усилия, противнику не удалось прижать к земле наши наступавшие подразделения. Рота старшего лейтенанта Батракова и непосредственно поддерживавший ее взвод артиллерии младшего лейтенанта Шмонина ворвались в «дом Гиммлера». За ними последовали остальные роты батальонов Давыдова и Неустроева.

Началась штыковая схватка, автоматная стрельба в упор. Казалось бы, что в такой немыслимой тесноте смогут предпринять артиллеристы? Но они умудрялись действовать с искусным мастерством и здесь. В какой-то момент Шмонин увидел, как, покачнувшись, повалился на пол безжизненно осевшим телом наводчик, тащивший пушку. Встав вместо него за панораму орудия, он продолжал стрельбу по огневым точкам противника, прикрывая из окна бойцов батальона майора Логвиненко, пересекавших улицу Мольтке.

Когда был очищен первый этаж, стрелки помогли артиллеристам перетащить пушку на второй. Направив дуло через окно на рейхстаг, командир взвода воскликнул: «По вражескому осиному гнезду — огонь!» Меткими выстрелами Шмонин уничтожил зенитную пушку и крупнокалиберный пулемет противника и стал наводить орудие на новую цель. В этот момент вражеский артиллерийский снаряд ударил в угол «дома Гиммлера». Стена рухнула. Под ее обломками погиб младший лейтенант Михаил Шмонин. За его смерть отомстил врагу находившийся рядом младший лейтенант Г. Черниченко. С первого выстрела он уничтожил орудие противника.

Война безжалостна. На моих глазах она унесла немало жизней. Но никогда не поверю тому, кто говорит, что в огне сражений к этому привыкают. Гибель боевых друзей всегда ранит сердце. Вот почему, когда я узнал о смерти Миши Шмонина, сразу как-то не поверилось. Ведь всего несколько часов назад мы с ним обнялись возле моста Мольтке, я видел, как благополучно переправился [126] через Шпрее его взвод вместе с ротой старшего лейтенанта Батракова. И вот... Всего несколько дней не дожил до Победы...

Тот день принес еще несколько горестных известий. При форсировании Шпрее был тяжело ранен командир 185-го отдельного истребительно-противотанкового артиллерийского дивизиона капитан Ф. К. Маринкевич. Погиб мой однокашник по училищу и боевой друг по совместным сражениям в 1942 и 1943 годах под Сталинградом и на Украине младший лейтенант Василий Лукьянов из Тулы. Человек недюжинной храбрости, он 18 апреля, при форсировании канала Фридландерштром, под огнем противника вынес с поля боя тяжело раненного своего командира майора С. А. Руднева.

Штурмовые группы 469-го стрелкового полка в течение трех последних апрельских дней продолжали штурм кварталов на северном берегу Шпрее, расширяя плацдарм, обеспечивая выполнение главной боевой задачи дивизии — выход 674-го и 756-го стрелковых полков на исходные позиции для овладения рейхстагом. В ночь на 30 апреля полк под командованием полковника М. А. Мочалова блокировал все шесть мостов на реке Шпрее, соединявших район Шарлоттенбургер-шоссе с основными объектами центрального сектора обороны Берлина — «Кроль-оперой». Кенигплацем, рейхстагом, парком Тиргартен и Бранденбургскими воротами. Теперь основной задачей было не допустить прорыва войск противника к этим важнейшим объектам через мосты реки Шпрее. Не исключалась вероятность контратак и со стороны самих объектов.

Так и случилось вечером 29 апреля. Из Тиргартена силой до двух батальонов при поддержке танков фашисты контратаковали подразделения полка. Пехотинцы стрелковых рот лейтенанта П. Дорохова, Н. Вавилова, пулеметчики старшего лейтенанта И. Сердюкова, лейтенантов И. Жильцова, М. Конькова, автоматчики старшего лейтенанта Н. Егорова, разведчики старшего лейтенанта Н. Скупова мужественно встретили натиск врага.

Основная тяжесть по отражению внезапной контратаки противника выпала на долю артиллеристов и минометчиков. Мощным огнем по наступавшим цепям противника ударили расчеты батареи 120-миллиметровых минометов старшего лейтенанта А. Рубленко, минометной роты третьего стрелкового батальона старшего лейтенанта Г. Султанова, лейтенантов Н. Бойцова и Н. Галафеева. [127] Бронебойными снарядами уничтожали вражеские танки батарея 45-миллиметровых пушек старшего лейтенанта П. Седлецкого, взводы 45-миллиметровых орудий младших лейтенантов Б. Чурсина и В. Чернышева. Батарея 76-миллиметровых пушек старшего лейтенанта Н. Фоменко поражала танки противника прямой наводкой кумулятивными снарядами. Орудийный расчет старшины И. Воронина с наводчиком старшим сержантом М. Хасановым подбил два танка, по одной вражеской машине уничтожили орудийные расчеты младшего сержанта А. Мищенко.

Контратака гитлеровцев была отбита с ощутимыми для них потерями. Противник откатился обратно, в окопы и траншеи, вырытые в парке Тиргартен. В этих окопах наши наблюдатели обнаружили два 88-миллиметровых зенитных орудия. Орудийные расчеты старшин П. Погорелова и И. Воронина тут же уничтожили их четырьмя снарядами.

Наступила ночь. Река Шпрее и ее набережные покрылись туманом. Этой завесой в любую минуту могли воспользоваться гитлеровцы. Никто из нас не сомкнул глаз. На своих огневых позициях артиллерийские расчеты были готовы к внезапному нападению противника, с какой бы стороны он ни появился.

Многочасовой бой в здании министерства внутренних дел между тем продолжался. Эсэсовцы Гиммлера яростно обороняли каждый кабинет, каждую комнату, каждый зал. Поминутно гремели взрывы, тут и там возникали пожары, рвались боеприпасы. В таких поистине адских условиях стрелковые батальоны капитанов С. Неустроева и В. Давыдова героически продолжали борьбу. В довершение ко всему раздался грохот потрясающей силы. Оказалось, что это взорвались два вражеских вездехода с фаустпатронами, подожженные нашими бойцами.

«Дым, дым, дым... Он душил, ослеплял, — вспоминал потом о сражении за «дом Гиммлера» капитан Неустроев. — Меня беспокоило лишь одно: не потерять бы здесь много людей... И я удивлялся, когда санитары докладывали: «Тяжелораненых нет». Как же так? В таком аду и нет тяжелораненых? Они, конечно, были, но почти никто из них не покидал поле боя...»

«Так было во всех подразделениях нашей дивизии, сражавшейся на подступах к рейхстагу», — справедливо замечает в своей книге «В боях рожденное знамя» генерал-полковник В. М. Шатилов. [128]

Как ни сопротивлялись фашисты, но еще до рассвета 30 апреля ни одного из них не осталось в «доме Гиммлера». Усталость буквально подкашивала наших бойцов, но, увидев в окнах рейхстаг, они приободрились. Каждый понимал: теперь до полной победы осталось совсем немного.

Чувствовали приближение своего бесславного конца и гитлеровцы. Это, однако, не сделало их разумнее, хотя было непонятно: на что они надеются теперь, когда совершенно очевидно, что все потеряно?

У стен рейхстага

С рассветом 30 апреля немцы предприняли в разных местах несколько контратак. Сначала они силами батальона особого назначения, состоявшего из моряков, начали контратаку из траншей перед рейхстагом на Кенигплаце, стремясь захватить и взорвать мост Мольтке. Моряки демонстративно шли в полный рост, стреляя на ходу из автоматов. По наступавшим цепям гитлеровцев ударили прямой наводкой орудийные расчеты батарей капитанов И. Кучерина, С. Сагитова, К. Романовского, старшего лейтенанта Н. Фоменко, лейтенанта М. Гутина, младшего лейтенанта В. Устюгова. Теперь уже гитлеровским морякам было не до того, чтобы в полный рост демонстрировать свою наглость. Остатки их в страхе залегли. Окончательный разгром отряда завершили стрелковые роты из батальона капитана И. Клименкова, закрепившегося в здании Швейцарского посольства.

Когда привели пленных, стала понятна причина их бравады. «Моряки отряда особого назначения СС», как они гордо себя именовали, оказались шестнадцатилетними мальчишками — курсантами морской школы из города Ростока. На транспортных самолетах они были срочно переброшены в Берлин с приказом любой ценой задержать продвижение наших войск к правительственным зданиям. Цена оказалась непомерно дорогой: многие из этих юных фанатиков погибли, не принеся никакой пользы своему фюреру, и тем более — родине.

Любопытные сведения сообщил на допросе командир этого отряда: «По приказу гроссадмирала Деница нас в составе трех рот — пятьсот человек — посадили на транспортные самолеты и перебросили в Берлин, на аэродром Темпельгоф в пяти километрах южнее рейхстага. После высадки строем пришли мы в район рейхсканцелярии. [129] Там нас построили около бункера. Вышел Гитлер со свитой. Вид фюрера нас удивил, он выглядел глубоким и дряхлым стариком, руки и голова дрожали. Сначала Гитлер вручил Железный крест подростку, подбившему фаустпатроном русский танк. Потом обратился с короткой речью к нам. Он назвал нас героями и надеждой нации, призванными спасти Германию в трудный для нее час. «Ваша задача, — сказал он, — отбросить небольшую группу русских, которая прорвалась на этот берег Шпрее, и не допустить ее к рейхстагу. Продержаться нужно совсем немного. Скоро вы получите новое оружие огромной силы и новые самолеты. С юга подходит армия Венка. Русские будут не только выбиты из Берлина, но и отброшены до Москвы».

Гитлер ушел. Его место перед строем занял Геббельс. Он говорил долго, развивая мысль фюрера о чудодейственном оружии, о слабости большевистских позиций и о скорой победе... Гитлер еще покажет свою силу всему миру! — так говорил Геббельс.

Геббельс отдал приказ немедленно наступать. Я повел отряд к рейхстагу и занял траншеи. Там мы сидели недолго. Потом получили сигнал к контратаке. Задача отряда — пробиться к мосту Мольтке и взорвать его...»

Пересказ всего этого бреда, которым Гитлер и Геббельс пытались поднять дух своего воинства, вызывал прежде всего чувство недоумения. Неужели от Гитлера до последней минуты скрывали действительное положение дел? Ведь достаточно было ему выйти из своего подземного бункера, чтобы увидеть советские войска и понять свой бесспорный проигрыш. На что же рассчитывал бесноватый фюрер, посылая на верную смерть этих безусых мальчишек, «надежду рейха»? Как потом выяснилось, одна подленькая надежда была. Гитлеровское руководство возлагало ее на переговоры с союзниками. Но, как показали события, не суждено было осуществиться и этой надежде.

Судьба рейхстага, последнего оплота гитлеровцев, была фактически уже решена. В ночь на 30 апреля накапливались силы для штурма. Обеспечить огневую подготовку, продвижение стрелковых и танковых подразделений должны были семь артиллерийских полков, четыре гвардейских минометных дивизиона, два полка самоходных артиллерийских установок, 23-я танковая бригада, 85-й танковый полк.

Накануне вечером и всю ночь штатная, приданная и поддерживавшая артиллерия, минометы и самоходные [130] установки 150-й и 171-й стрелковых дивизий занимали наиболее выгодные огневые позиции для стрельбы по рейхстагу прямой наводкой и с закрытых огневых позиций. По приказу командующего артиллерией нашей дивизии полковника Г. Н. Сосновского девяносто орудий, выделенных для артиллерийской подготовки, взяли рейхстаг в перекрестие прицелов. Командующий артиллерией 171-й стрелковой дивизии подполковник П. Н. Ширяев выставил на прямую наводку сорок восемь орудий разного калибра, в том числе 152-миллиметровые и 203,2-миллиметровые гаубицы. Командующий артиллерией 207-й стрелковой дивизии полковник В. И. Курашов сосредоточил свою артиллерию и минометы вдоль Северной набережной, чтобы обеспечить боевые действия полков при штурме «Кроль-оперы». Командующий артиллерией 79-го стрелкового корпуса полковник И. В. Васильков поставил перед корпусной артиллерийской группой задачу поддержать, огнем атаку рейхстага подразделениями 150-й стрелковой дивизии. Огонь армейской артиллерийской группы, по приказу командующего артиллерией 3-й ударной армии генерал-майора артиллерии И. И. Морозова, был нацелен по батареям противника в районе рейхстага, Бранденбургских ворот и парка Тиргартен. Таким образом осуществлялось массированное применение артиллерии и минометов в исключительно узкой полосе наступления двух стрелковых дивизий.

Энергично, с каким-то особым подъемом готовились к штурму рейхстага в стрелковых подразделениях. Словно боясь опоздать, солдаты спешно проверяли и приводили в порядок автоматы и пулеметы, запасались патронами и гранатами, делали красные флажки.

Основной удар по рейхстагу наша дивизия наносила полком подполковника А. Д. Плеходанова. Слева, в направлении главного входа в рейхстаг, должен был наступать полк полковника Ф. М. Зинченко. К часу дня подразделения этих полков должны были занять исходное положение, чтобы сразу после артиллерийской подготовки, запланированной на то же время, начать атаку. Подразделения нашего полка прикрывали правый фланг дивизии и корпуса, контролировали мосты через Шпрее, чтобы противник не мог вырваться из кольца окружения на север к войскам адмирала Деница. Батальон капитана Блохина оставили в резерве возле моста Мольтке.

Все эти меры оказались весьма своевременными. Стремясь во что бы то ни стало захватить мосты, фашисты трижды предпринимали контратаки силами пехоты [131] и танков. Все они были отражены артиллеристами батарей старших лейтенантов Н. Фоменко, П. Седлецкого, взводов 45-миллиметровых орудий младших лейтенантов В. Чернышева, Б. Чурсина, всех минометных рот и батарей полка. В трудные минуты боя за панорамы орудий становились офицеры. Мне во время отражения вражеских контратак удалось уничтожить танк и два бронетранспортера.

Рейхстаг. Для гитлеровцев это не просто здание, не просто крепость. Для них это последняя, хотя и призрачная, надежда. Окна всех этажей огромного серого здания с куполом и башнями замурованы. Темнеют бойницы и амбразуры, из которых фашисты ведут массированный огонь по нашим огневым точкам. Вокруг рейхстага — вкопанные в землю орудия, танки, бронированные колпаки, площадки с пулеметами. В нескольких местах заметны железобетонные доты.

Одолеть такую махину непросто. Наши артиллеристы не теряют времени даром. Площадь перед рейхстагом сплошь изрыта снарядами и минами. Стены рейхстага зияют огромными пробоинами. Артиллерия работает с предельной точностью.

Однако главное сражение впереди. Гарнизон рейхстага сформирован из солдат и офицеров отборных гитлеровских частей. Среди них — эсэсовский полк, артиллеристы, летчики, отряды фольксштурма, остатки разгромленного нами отряда курсантов морской школы. Всем им приказано стоять насмерть, до последнего. Командный пункт в рейхстаге находится в глубоком подвальном помещении. Гитлеровским заправилам хорошо отдавать оттуда приказы. Высунуть же хотя бы нос и посмотреть правде в глаза никто из них не рискует...