«Батарея, по Берлину, залпом, огонь!»

Берлинская операция, в которой приняли участие более двух с половиной миллионов советских воинов, стала одной из крупнейших в Великой Отечественной войне. На Берлинском направлении были сосредоточены войска 1-го и 2-го Белорусского фронтов, 1-го Украинского фронта при участии сил Балтийского флота и [96] Днепровской военной флотилии, 1-й и 2-й армий Войска Польского. При этом 8-я гвардейская армия генерал-полковника В. И. Чуйкова и 5-я ударная армия генерал-полковника Н. Э. Берзарина 1-го Белорусского фронта были нацелены непосредственно на самый ответственный участок — рейхстаг.

Признаюсь, это вызывало у нас некоторую зависть. Быть в рядах штурмующих рейхстаг мечтал едва ли не каждый участник Берлинской операции. Между тем 3-я ударная армия, в состав которой входила наша 150-я дивизия, наступала севернее. Однако несколько позднее и нам улыбнулась удача: 3-ю ударную армию повернули на юго-восток, в направлении главного удара.

Все мы прекрасно понимали, что путь к окончательной победе, к полному разгрому гитлеризма лежит через Берлин. Столица фашистского рейха, крупнейший экономический центр, занимавший первое место в стране по производству военной продукции, Берлин, по заверению Геббельса и его подручных, являлся неприступной крепостью. Справедливости ради следует сказать, что подобные заверения имели под собой реальную почву. Готовясь к обороне Берлина, гитлеровское командование использовало все возможности, предусмотрело все неожиданности. Не учло только одного: возросшей мощи, мастерства, силы духа советских воинов, искусства их полководцев.

Немцы превратили свою столицу в мощный укрепленный район, защищенный тремя оборонительными обводами — внешним, внутренним и городским. Девять секторов обороны — восемь по окружности и один в центре — были сооружены в самом городе. Каждый из них являл собой образец военного инженерного искусства. Многие кварталы были превращены в батальонные узлы сопротивления. Мощные очаги обороны представляли собой более четырехсот врытых глубоко в землю железобетонных долговременных сооружений, шестиэтажные бункеры, каждый из которых вмещал до тысячи человек. Гитлеровцы готовились сражаться буквально за каждый дом. На перекрестках улиц были врыты в землю танки и железобетонные колпаки с круговым обстрелом.

Гарнизон города составлял 200 тысяч солдат и офицеров. Даже в самые критические моменты на подступах к Берлину отсюда не был отозван ни один человек. Больше того: Геббельс, руководивший обороной столицы, держал в резерве восемь дивизий. В помощь регулярным [97] частям были также мобилизованы различные охранные и полицейские формирования. Гитлер не пощадил даже мальчишек пятнадцати — семнадцати лет. Все они были наскоро обучены, снабжены фаустпатронами, чтобы в результате пойти на верную гибель. Это подтверждал и приказ фюрера защитникам Берлина: «Ни шагу назад, обороняться до последнего солдата и до последнего патрона».

Все это было хорошо известно советскому командованию, отчетливо представлявшему себе неимоверные трудности, вставшие на пути к овладению Берлином. Но была и твердая убежденность в преодолении, казалось бы, непреодолимого. Это с исчерпывающей полнотой отразилось в воззвании, с которым накануне Берлинской операции обратился к войскам Военный совет 1-го Белорусского фронта. Позволю себе привести этот документ полностью.

«Дорогие товарищи!

Настал решающий час боев. Перед вами Берлин, столица германского фашистского государства, а за Берлином — встреча с войсками наших союзников и полная победа над врагом. Обреченные на гибель остатки немецких частей еще продолжают сопротивляться. Немецкое командование выскребает свои последние остатки фолькштурмовских резервов, не щадит ни стариков, ни 15-летних детей и пытается сдержать наше наступление, чтобы оттянуть на час свою гибель.

Товарищи офицеры, сержанты и красноармейцы. Ваши части покрыли себя неувядаемой славой. Для вас не было препятствий ни у стен Сталинграда, ни в степях Украины, ни в лесах и болотах Белоруссии. Вас не сдержали мощные укрепления, которые вы сейчас преодолели на подступах к Берлину.

Перед вами, советские богатыри, Берлин. Вы должны взять Берлин и взять его как можно быстрее, чтобы не дать врагу опомниться. Обрушим же на врага всю мощь нашей боевой техники, мобилизуем всю нашу волю к победе, весь разум. Не посрамим своей солдатской чести, чести своего боевого знамени.

На штурм Берлина — к полной и окончательной победе, боевые товарищи! Дерзостью и смелостью, дружной согласованностью всех родов войск, хорошей взаимной поддержкой сметать все препятствия и рваться вперед, только вперед, к центру города, к его южным и западным окраинам — навстречу двигающимся с запада союзным войскам. Вперед к победе! [98]

Военный совет фронта верит, что славные воины Первого Белорусского фронта с честью выполнят возложенную на них задачу, сметут с лица земли последние препятствия и с новой победой и славой водрузят свое боевое знамя над Берлином.

Вперед на штурм Берлина!

Командующий войсками 1-го Белорусского фронта Маршал Советского Союза Г. Жуков

Член Военного совета 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенант К. Телегин»{10}.

До сих пор помню, с каким воодушевлением восприняли мы воззвание Военного совета фронта. Как соответствовало оно нашему настроению! Каждый из нас думал только о том, чтобы в решающий час сделать все от него зависящее для победы.

После взятия Кунерсдорфа дивизию вывели во второй эшелон 79-го стрелкового корпуса. Пользуясь передышкой, полки и батальоны приводили себя в порядок, Наша батарея пополнилась личным составом, вооружением, боеприпасами. Командиром первого орудия вместо отправленного в госпиталь после ранения старшего сержанта С. Я. Давлетчина был назначен старшина И. П. Погорелов. Предстояло также избрать вместо Давлетчина нового секретаря партийной организации. Это высокое доверие коммунисты батареи оказали мне.

20 апреля агитаторы и политработники быстро разнесли по ротам и батальонам две радостные вести. Первая: наша дальнобойная артиллерия открыла сегодня огонь по Берлину, начался исторический штурм. Вторая: дивизия переходит в первый эшелон. Задача дня: овладеть населенным пунктом Претцель и вплотную подойти к немецкой столице.

Утомление после недавних боев еще давало себя знать, но никто уже не помышлял об отдыхе. Вряд ли в боевой истории полка, да и всей дивизии был другой такой стремительный марш, как тот, что мы проделали накануне начала штурма Берлина. В пути мы узнали, что нашей 3-й ударной совместно с другими армиями 1-го Белорусского фронта поставлена задача — нанести врагу последний решительный удар и водрузить над Берлином Знамя Победы. Осуществить эту самую почетную задачу стало мечтой каждого солдата, офицера и генерала. [99]

Овладев Претцелем, наш 469-й и 756-й полки 21 апреля перешли черту Берлина, начали бои в его окрестностях. Мы знали, что залпы по фашистскому логову успешно провели уже многие артиллерийские батареи, дивизионы и полки. И вот настал черед нашей 76-миллиметровой батареи. По приказу старшего лейтенанта Фоменко все четыре орудия разворачиваются на цель. Наступает торжественная минута. Стараюсь не выдавать охватившего меня вдруг волнения, но знаю, что такое же состояние у всех моих боевых товарищей. Там, в бункерах, на которые обрушатся сейчас наши снаряды, укрылись фашистские главари в страхе перед справедливым возмездием за горе и страдания, причиненные человечеству. Да, возмездие неотвратимо и справедливо. Я еще раз проверяю готовность орудийных расчетов и подаю команду: «Батарея, по Берлину, залпом, огонь!»

Знамя номер пять

Ни днем ни ночью, буквально ни на час не затихало сражение за Берлин. Успешно продолжал наступление и 469-й стрелковый полк, овладев кольцевой автострадой вокруг Большого Берлина. Орудийные расчеты нашей батареи, продвигаясь в боевых порядках стрелковых рот, метко уничтожали огневые средства противника, прокладывая путь пехоте и танкам.

За автострадой мы встретились с новыми серьезными препятствиями. Здесь располагались невысокие, в один-два этажа здания с палисадниками. Довольно безобидная на первый взгляд картина. Но за время войны мне много раз довелось убедиться, насколько обманчиво подобное зрелище. Так оказалось и тут. В домиках и отрытых возле них окопах засели немецкие автоматчики, пулеметчики, фаустники, обрушившие яростный огонь на наши наступавшие подразделения. Мощный узел сопротивления представляли и возвышавшиеся метрах в 300–400 кирпичные здания, примыкавшие к железнодорожному полотну. Как выяснилось, это был авиационный завод.

С помощью фаустпатронов фашистам удалось поджечь около десятка наших танков, сопровождавших пехоту. Туго пришлось и артиллеристам. Едва справа от моего взвода начала разворачиваться 3-я батарея 224-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона офицера Н. В. Хованцева, как по ней ударили из [100] пулеметов фашисты. Два расчета, которыми командовал младший лейтенант Е. А. Куц, были выведены из строя. Орудия, приданные одному из батальонов, замолчали.

Положение создалось критическое. Прежде всего необходимо было обнаружить и подавить пулеметы противника. Один из этих пулеметов засек в окне второго этажа дома напротив и уничтожил с первого же выстрела наводчик первого орудия сержант М. А. Иванов. Первым же снайперским выстрелом наводчика орудия сержанта М. К. Хасанова был подавлен и второй вражеский пулемет.

Тем временем роты старших лейтенантов И. Н. Ковригина, П. И. Левченко, лейтенанта И. Г. Клименко, капитана А. М. Бомбина, пулеметчики капитана Л. И. Лебедева и старшего лейтенанта И. А. Сердюкова вплотную подошли к кирпичным корпусам авиационного завода. Орудийные расчеты нашей батареи, третьей батареи старшего лейтенанта Н. В. Хованцева, взвода 45-миллиметровых орудий старшего лейтенанта И. С. Вольфсона прямой наводкой уничтожали вражеские огневые точки, обеспечивая атаку нашей пехоты и танков.

Пехотинцы и пулеметчики ворвались в заводские корпуса. Туда же втащили на руках свои орудия и артиллеристы. Начался бой за каждый цех. Хочу отметить любопытную деталь. В огромных заводских помещениях, напоминавших ангары, стояли собранные самолеты. Совсем немного времени не хватило фашистам, чтобы отправить их по назначению...

Следующим препятствием после того, как полк овладел авиационным заводом и перешел через полотно окружной железной дороги, оказался забаррикадированный железнодорожный мост. Пулеметчики старшего лейтенанта И. А. Сердюкова помогли нашей батарее быстро уничтожить и эту преграду.

Пока продолжался бой за мост и переезд под ним, стрелковые роты успели продвинуться далеко вперед. Перетащив под мостом на другую сторону орудия, мы увидели широкую улицу с высокими многоэтажными домами и, к великому удивлению, заметили на ней немецких солдат и офицеров, довольно беспечно проезжавших на машинах и велосипедах. Позднее выяснилось, что наши стрелковые части уклонились несколько правее, а на пулеметно-артиллерийскую стрельбу гитлеровцы попросту не обратили внимания: в те дни в Берлине и его окрестностях она велась непрерывно.

Численность противника было определить трудно — [101] как потом оказалось, он засел и в домах. На нашей стороне было преимущество внезапности. Наметив план действий, мы немедля укрылись в засаде: артиллеристы — с правой стороны улицы, пулеметчики — с левой. Группу гитлеровцев удалось захватить врасплох, не открывая огня. Старшине И. П. Погорелову посчастливилось взять в плен трех офицеров во главе с полковником, ехавших на машине. Обескураженные таким оборотом дела, все они твердили: «Гитлер капут»... И должен сказать, что звучало это довольно искренне. Оставалось пожалеть, что такой простой истины не понимали те, кто, укрывшись за мощными, но теперь уже бесполезными укреплениями, продолжал оказывать бессмысленное сопротивление.

Как и следовало ожидать, через некоторое время немцы нас обнаружили и открыли огонь по засаде из ближайших домов. Мы ответили дружным орудийным и пулеметным огнем. Решив, что за этим последует атака пехоты и танков, как положено в таких случаях, противник начал поспешно отступать. Преследуя его, мы через два часа вновь соединились с батальонами своего полка. Получилось все удачно. Тем не менее мы лишний раз убедились, что в ближнем бою артиллерии ни в коем случае нельзя отрываться от пехоты.

В этот день у нас произошла одна запомнившаяся мне встреча. Преследуя противника, мы обнаружили в подвале одного из домов около двух десятков советских юношей и девушек. Изможденные, со слезами радости кинулись они к нам, горячо благодаря за освобождение. Оказалось, что еще в 1943 году немцы угнали их с Полтавщины в неволю. Спасаясь бегством, гитлеровцы, к счастью, забыли о своих пленниках, иначе вряд ли мы застали бы их живыми.

В первый день боев в Берлине наш полк продвинулся на 8–10 километров. Но это было лишь началом новых серьезных испытаний. Чтобы успешно выдержать их, потребовалась основательная перестройка стратегии и тактики. В принципе уличные бои не были для нас новостью. Но условия их в Берлине во многом отличались от предыдущих. Прежде всего, как я уже упоминал, здесь каждый дом был превращен в прочный очаг обороны, кишевший автоматчиками, пулеметчиками, фаустниками. Тяжело приходилось танкистам, которым фаустпатроны наносили большой урон. Стрелковым подразделениям приходилось действовать вдоль улиц, короткими перебежками от дома к дому. Учитывая все это, командование [102] нашло целесообразным образовать штурмовые подразделения, усиленные орудиями сопровождения различной мощности, танками, самоходно-артиллерийскими установками, саперами с взрывчатыми веществами и зарядами, химиками с дымовыми средствами и огнеметами. Причем химики также были снабжены противопожарными средствами.

В соответствии с этим в нашем полку три стрелковых батальона были преобразованы в два штурмовых отряда. В состав каждого из них помимо пехотных подразделений вошли 6–8 танков и самоходных установок, 12–16 орудий разного калибра для стрельбы прямой наводкой, саперы и химики. Отряд поддерживался одним-двумя артиллерийскими дивизионами с закрытых огневых позиций. Командирами штурмовых отрядов были назначены капитан А. С. Блохин и майор И. П. Крук.

Штурмовой отряд делился на две штурмовые группы, в каждую из которых входили стрелковая рота, 3–4 танка и самоходные установки, 8–10 орудий различного калибра, отделение саперов и отделение химиков.

В штурмовых группах и отрядах особая роль принадлежала артиллерии. Ее использовали по преимуществу для ведения огня прямой наводкой из боевых порядков наступающей пехоты или с флангов. Часть орудий использовалась для стрельбы с закрытых огневых позиций при подавлении артиллерийских, минометных батарей противника и живой силы, особенно в момент контратаки. Хорошие результаты давала короткая артиллерийская подготовка перед штурмом узла сопротивления.

Усложняющим обстоятельством для наших воинов в боях на улицах Берлина стала многоярусность огня, который немцы вели из всех этажей зданий. Чтобы облегчить в такой обстановке продвижение пехоты и танков, мы стремились держать под огнем прямой наводкой окна всех этажей здания, подвергавшегося штурму.

Остановившись на роли артиллерии, я ни в коей мере не собираюсь умалить значение других видов оружия в сражении за Берлин. Наоборот, хочу сказать, что в те дни у нас было особенно тесное взаимодействие с пехотинцами, танкистами, пулеметчиками, минометчиками. И не счесть случаев, когда мы приходили друг другу на выручку, обеспечивая успех общего дела, выполнение главной задачи — победное окончание войны. И от сознания, что час этот уже близок, отрадно становилось на сердце. [103]

В таком приподнятом настроении отметили мы 22 апреля 75-летие со дня рождения Владимира Ильича Ленина. Праздник совпал с радостной вестью. По решению Военного совета 3-й ударной армии всем стрелковым дивизиям, участвовавшим в боях за Берлин, были вручены специальные знамена. Наша дивизия получила знамя, которое числилось под номером пять. Его было необходимо водрузить над рейхстагом. Это известие глубоко взволновало каждого из нас, придало новые силы. Но разве могли мы тогда предположить, что это знамя навеки войдет в историю как Знамя Победы...

На улицах немецкой столицы

Уличные бои в Берлине не затихали ни на час. Надеясь неизвестно на какое чудо, гитлеровцы продолжали бешено сопротивляться, цепляясь буквально за каждый дом. Таких каменных домов в немецкой столице оказалось более шестисот тысяч, и каждый из них представлял из себя опорный пункт. Такие опорные пункты объединялись в узлы сопротивления — кварталы с сильно развитой системой заграждений в местах вероятного наступления советских войск. Подъезды домов, улицы, переулки, мосты и переезды под ними были забаррикадированы. Основная масса огневых средств и большая часть гарнизона размещались в амбразурах первого этажа, полуподвалов и подвалов. Верхние этажи и чердаки, как правило, занимали снайперы, разведчики-наблюдатели, автоматчики, пулеметчики. На вооружении каждого гарнизона в большом количестве были фаустпатроны. Они использовались как наиболее эффективное средство против наших танков, артиллерии, пехоты. Фаустники действовали из окон, чердаков и подвалов, из различных щелей и укрытий в проемах зданий. Вся зенитная артиллерия города, прежде отражавшая налеты авиации, теперь была направлена на уничтожение наземных целей. Зенитные батареи располагались в парках, на пустырях, вблизи скверов, каналов и рек. Для обороны противник также полностью использовал бомбоубежища, метро, водосточные каналы, люки и другие подземные сооружения.

Должен сказать, что в этих неимоверно сложных и тяжелых условиях штурмовые группы и отряды целиком себя оправдали как наиболее боеспособные, маневренные [104] подразделения с четким взаимодействием при овладении опорными пунктами и узлами сопротивления противника.

Так проявили себя и штурмовые отряды нашего полка. 22 апреля во второй половине дня упорные бои завязались в районе Панкова во время штурма домов и фабричных корпусов. Здесь немцами было сооружено большое количество всевозможных заграждений и завалов. Против нашего первого штурмового отряда действовало много танков, самоходок, пулеметов противника, район буквально кишел фаустниками.

Атаки штурмовых групп следовали одна за другой. Однако враг не только упорно оборонялся, но и сам предпринимал контратаки. Одна из них была особенно яростной. Собрав довольно значительные силы, гитлеровцы обрушились на штурмовые группы старшего лейтенанта И. Н. Ковригина и лейтенанта И. Г. Клименко. Пехотинцы мужественно встретили удар врага. В бой вступили все подразделения штурмовых групп. Танки и самоходки вели огонь из укрытий, саперы и химики — с заранее подготовленных позиций.

Наша батарея, сражавшаяся в боевых порядках первого штурмового отряда, осталась лицом к лицу с противником. Прямо перед нами оказались несколько вражеских самоходок, для которых орудия батареи несомненно представляли весьма заманчивую цель.

До передней самоходки было метров 150. Счет времени шел на секунды. Это без слов понял и сержант М. А. Иванов, вместе с которым я находился за панорамой у первого орудия. Мгновение — и кумулятивный снаряд, посланный прямой наводкой, поразил вражескую машину. Она загорелась, но продолжала вести огонь и умолкла лишь после того, как в башню угодил второй снаряд. Орудие старшего сержанта М. Гаврилова, подвергшееся обстрелу самоходки, к счастью не пострадало. Вторую самоходную установку гитлеровцев также удалось поджечь с первого выстрела. Остальные машины, опасаясь, по всей вероятности, такой же плачевной участи, быстро свернули в укрытия. Пехота противника, однако, продолжала контратаку, ведя яростную стрельбу из автоматов и фаустпатронов. Огнем осколочно-фугасных снарядов мы заставили фашистов залечь и в таком состоянии уничтожали их до тех пор, пока остатки контратакующих не отступили в укрытие. На мостовой, возле домов осталось более четырех десятков убитых и раненых гитлеровских солдат и офицеров. [105]

Отразив контратаку, оказавшуюся на этот раз последней, мы во взаимодействии с 57-миллиметровыми орудиями 1057-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка Героя Советского Союза полковника К. И. Серова прямой наводкой нанесли огневой налет по близлежащим домам, и штурмовые группы успешно овладели ими. К утру следующего дня район Панкова был полностью занят нашими частями. В тот же день с боями был захвачен еще один район — Рейникендорф.

Самоотверженно действовали подразделения полков и на других участках. Перед штурмовым отрядом старшего лейтенанта К. Я. Самсонова и 185-м отдельным истребительно-противотанковым артиллерийским дивизионом в ночь на 22 апреля была поставлена задача оседлать автостраду, идущую от Берлина на север. Находившаяся в голове колонны дивизиона третья батарея старшего лейтенанта М. Ф. Толкачева стремительным броском прорвалась через вражеские заслоны на глубину до 13 километров в район Вернойхена. Оказавшись таким образом в тылу противника, артиллеристы развернули орудия и открыли стрельбу прямой наводкой. Фашисты бросились в контратаку. Непрерывный ружейно-пулеметный и автоматный огонь не сломил мужества батарейцев. Ранены сержант Жадан и его наводчик рядовой Морозов. Но орудие не умолкло: за панораму встал командир батареи. Рядом с ним, у других орудий, — лейтенанты Календия, Свечников, сержанты Микулин, Шматько... Меткими выстрелами из пушек и личного оружия отражают они вражескую контратаку. Удержав шоссейную дорогу до подхода главных сил полка, артиллеристы истребили за это время более сотни фашистов. Беспримерное мужество советских воинов, проявленное в том бою, получило высокую оценку. Многие из них получили ордена и медали. Старшему лейтенанту Михаилу Федоровичу Толкачеву было присвоено звание Героя Советского Союза.

Сопротивляясь все яростнее, противник нес огромные потери. Но ничто уже не могло помочь гитлеровским воякам. К исходу 22 апреля Берлин был прочно зажат в полукольцо с севера, востока и юга. За три дня до того войска 1-го Белорусского фронта завершили прорыв Одерского оборонительного рубежа немцев на 70-километровом участке. В процессе прорыва была разгромлена мощная гитлеровская группировка, в которую входили 101-й армейский корпус, 56-й и 11-й танковые корпуса, все оперативные резервы группы армий «Висла». [106]

Успешно развивала наступление наша 150-я дивизия. Ее части совместно с другими частями до 23 апреля заняли северные берлинские предместья Каров, Бланкенбург, Буххольц, Розенталь, Мальхгольц, Тегель.

Теперь, изменив направление, наш полк наступал к югу, в направлении района Плетцензее. Утром 24 апреля штурмовые отряды вышли к каналу Берлин-Шпандауэр-Шиффартс вблизи озера Плетцен и овладели расположенным на берегу большим районом военного госпиталя.

Канал оказался серьезным препятствием на пути нашего наступления. Ширина его достигала 45–50 метров, глубина доходила до 2–3 метров. Бетонированные берега были отвесными, мосты немцы, разумеется, взорвали при отступлении.

На противоположном берегу противник организовал прочную оборону. Все пространство канала свободно простреливалось. Попытка штурмовых групп старших лейтенантов И. Н. Ковригина, И. Ф. Кузнецова, лейтенантов И. Г. Клименко и Н. П. Вавилова форсировать канал с ходу на подручных средствах была отражена сильным огнем артиллерии и других видов оружия.

Маневр потерпел неудачу. Но мы не унывали. «Обязательно возьмем канал, — уверенно говорили бойцы. — Наш командир полка непременно что-нибудь придумает». Полковника Михаила Алексеевича Мочалова все в полку уважали за личное мужество, храбрость и отвагу. Особенно это проявилось в боях за Кунерсдорф. В командование полком Мочалов вступил сравнительно недавно — в начале 1945 года, но у каждого из нас было впечатление, что воюем с ним вместе давно. Среднего роста, плотный, подвижный, он всегда казался бодрым, умел поговорить с солдатом по душам, пошутить, если обстановка к тому располагала, помочь командирам подразделений найти нужное решение.

Так было и на этот раз. «Не получилось с ходу, поищем иной путь, — сказал командир полка. — А ну-ка, артиллеристы, покажем гитлеровцам, почем фунт лиха!..» По приказу полковника к берегу канала была выдвинута вся имевшаяся в наличии артиллерия. Часть орудий расположили под стенами госпиталя, другие заняли огневые позиции в проемах домов. Второе орудие нашей батареи вкатили в ворота госпиталя со стороны набережной канала. Это давало хороший сектор обстрела и возможность укрыть орудийный расчет за оградой. Как всегда, командир батареи старший лейтенант Н. М. Фоменко принял необходимые меры, чтобы создать максимальную [107] в данных условиях безопасность для орудийных расчетов.

Безопасность в сплошной полосе огня на передовой линии... Возможно, на первый взгляд это может показаться несколько странным. Но я думаю, что многие фронтовики меня поймут и согласятся, что такое возможно. Сколько раз приходилось мне быть свидетелем, когда без всякой к тому необходимости командир, стремясь удивить своей храбростью, кидался под пули сам и подчиненных увлекал за собой на совершенно бесполезную гибель. Между тем великие русские полководцы Суворов и Кутузов, наши выдающиеся советские военачальники Жуков, Рокоссовский и другие не только учили, но и настоятельно требовали беречь солдата, не забывать о своей ответственности за него. Так и поступали настоящие офицеры, в числе которых был и наш командир батареи. Самому ему храбрости было не занимать. Неоднократно я наблюдал, как вел себя Фоменко в самых опаснейших ситуациях. Кругом рвутся снаряды, летят осколки, а он и глазом не моргнет, спокойно командует перемещением боевых расчетов. Но обязательно проследит, чтобы наводчик и заряжающий были прикрыты щитом орудия от вражеских пуль, осколков снарядов и мин, а остальные орудийные номера подавали снаряды и вели огонь из личного оружия, используя укрытия. Все эти меры предосторожности ни в коей мере не снижали боеспособности личного состава. Потери же в нашей батарее были значительно меньше, чем в некоторых других при такой же боевой обстановке.

Вернусь, однако, к сражению за канал. Метрах в 200–300 от берега, занятого противником, мы обнаружили несколько искусно замаскированных танков и самоходных установок, орудий 75-миллиметрового и 105-миллиметрового калибра и других огневых средств. Отсюда-то и велся губительный огонь по нашим штурмовым группам.

Оценив положение, я встал за панораму второго орудия. Заряжающим был младший сержант Василий Григорьев, известный на всю батарею своей смелостью, ловкостью, быстротой, с которой он выполнял любой приказ. Смекалкой тоже, как говорится, бог его не обидел. Словом, с таким заряжающим я был уверен в том, что никакой заминки не будет.

Первым же кумулятивным снарядом мы подожгли ближайшую от нас самоходную установку противника, двумя следующими — уничтожили 105-миллиметровое [108] орудие, замаскированное в окопе. Все складывалось прекрасно, но тут немцы нас обнаружили и открыли орудийный и пулеметный огонь. Началась артиллерийская дуэль. Мы оказались искуснее гитлеровских артиллеристов и тремя снарядами подавили их орудие вместе с расчетом. Еще четыре орудия, несколько пулеметов и значительное количество живой силы противника уничтожили три других орудийных расчета нашей батареи. Штурмовые отряды получили возможность форсировать канал. Саперы приступили к сооружению переправы.

Когда второе орудие, за панорамой которого я провел этот бой, с помощью пехотинцев было снято с огневой позиции, мы насчитали на орудийном щите более трех десятков вмятин от осколков снарядов и пуль. Но никто не получил не только ранения — даже царапины. «Значит, научились вести бой в условиях большого города, — одобрительно улыбнулся старший лейтенант Фоменко. — Надо стараться добыть победу ценой малой крови...»

Славно потрудились артиллеристы нашего 79-го стрелкового корпуса и на других участках форсирования канала Берлин-Шпандауэр-Шиффартс. В кварталах района Розенталя плотный заградительный огонь немецкой артиллерии преградил путь подразделениям 594-го стрелкового полка подполковника А. П. Чекулаева. В сражение вступили находившиеся в боевых порядках этой части пушечный дивизион 780-го артиллерийского полка, 420-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион майора А. Н. Бессараба, батареи истребительно-противотанкового полка и вся штатная полковая артиллерия.

Я не хотел бы утомлять читателя этим подробным перечислением, но делаю это потому, чтобы на примере одного полка показать, какой невиданной мощью обладала наша армия на заключительном этапе Великой Отечественной войны, если на сравнительно небольшом участке действовало более полусотни орудий. Такое положение во время Берлинской операции было на всех участках фронта. В своих мемуарах Маршал Советского Союза Г. К. Жуков справедливо подчеркивает огромное превосходство нашей артиллерии. А ведь не зря артиллерию прозвали богом войны.

В том бою, от которого я несколько отвлекся, многие мои коллеги показали себя мастерами меткого огня. Прежде всего необходимо было выяснить, откуда враг корректирует стрельбу своей артиллерии. Наблюдательный [109] пункт обнаружили на кирпичной трубе одного из зданий. По приказу командира гаубичного дивизиона капитана М. С. Курбатова орудийный расчет старшего сержанта Ивана Доронина развернул 122-миллиметровую гаубицу на прямую наводку. Меткий выстрел — и труба вместе с фашистским корректировщиком рухнула. В наступавших частях это почувствовали сразу: в замешательстве враг прекратил прицельный огонь.

Этим воспользовались штурмовые группы. В их боевых порядках перекатывали на руках гаубицы, прямой наводкой поражая противника, орудийные расчеты сержантов Сатюнина, Саненко, Чернорая, Доронина из батареи капитана М. Соловьева. Расчету старшего сержанта Иванова было приказано подавить вражеские огневые точки в окнах углового здания, откуда гитлеровцы вели пулеметную стрельбу по нашей штурмовой группе. Несколькими прямыми попаданиями огневые точки были уничтожены. Следующим выстрелом расчет Иванова разбил 75-миллиметровое орудие фашистов, которое также вело огонь по штурмовой группе. Орудийный расчет сержанта А. Кучина уничтожил два пулеметных расчета противника и взял уже на прицел третий, когда в орудие ударил вражеский фаустпатрон. Командир, наводчик и два бойца получили ранения. Сержант Кучин и наводчик орудия младший сержант М. Грибушенков не покинули поле боя и уничтожили еще орудие и пулемет противника. Так же отважно действовали орудийные расчеты М. Рудика, А. Мищенко, Ф. Шестакова, В. Путятина, В. Попивнича, Г. Быстрова, М. Козлова, И. Кислицына из батарей старших лейтенантов П. Глущенко, Н. Шевкунова и капитана Г. Кандыбина. Просто невозможно назвать всех, кто под непрерывным огнем противника, в разрывах снарядов, мин, фаустпатронов своим мужеством, героизмом и воинским мастерством обеспечил форсирование канала Берлин-Шпандауэр-Шиффартс. Тогда пришлось бы перечислить по фамилиям и многих артиллеристов 780-го полка, особенно из батарей капитана М. Соловьева, старшего лейтенанта В. Кундиренко, младшего лейтенанта В. Нагорного и из дивизиона капитана М. Курбатова...

После того как саперы навели понтонный мост через канал, наш полк переправился на плацдарм, захваченный частями 207-й стрелковой дивизии. Вражеская артиллерия встретила нашу батарею мощным огневым налетом. Развернув орудия на позициях, мы стали поддерживать штурмовые отряды, которые уничтожали фашистов, [110] засевших в траншеях, окопах, ходах сообщения, вырытых в парке Сименсштадт.

В бою после форсирования канала мы потеряли двух боевых товарищей. Крупный осколок снаряда, разорвавшегося рядом с орудием, пробил навылет сердце отважного наводчика сержанта Михаила Иванова, прошедшего с батареей весь ее славный и трудный путь. Рядом с ним смертью храбрых пал орудийный номер рядовой Николай Драгончук. Мы похоронили их тут же, на поле боя. Батарея дала троекратный залп. Он был направлен по врагу — за гибель наших однополчан, отдавших жизнь во имя Победы.

Она приближалась с каждым днем, с каждым часом, В ночь на 25 апреля было завершено окружение берлинской группировки гитлеровцев общей численностью около полумиллиона человек, рассеченной на две изолированные группы: берлинскую и франкфуртско-губенскую. Соединение советских войск произошло в Кетцине — одном из районов германской столицы.

Части нашей 150-й дивизии во второй половине дня 25 апреля подошли к городскому оборонительному обводу — западному берегу Фербиндунгс-канала. Укрепившись на другом его берегу, гитлеровцы принимали всевозможные меры, чтобы воспрепятствовать форсированию. Канал опоясывал северную часть района Моабита с высокими цементированными берегами. Каждый дом здесь защищал гарнизон численностью не менее роты, Удивляться этому не приходилось: район Моабита прикрывал подступы к центральной части Берлина. Потому и придавали фашисты такое исключительно важное значение обороне этого района. На юго-восточном берегу канала были сосредоточены значительные силы, сюда противник непрерывно подбрасывал подкрепления.

Основную часть боев за переправу через канал приняли на себя наш, 469-й, и 756-й стрелковые полки. На участке нашего полка в атаку пошли штурмовые батальоны капитана А. С. Блохина и майора И. П. Крука. Первая попытка, однако, окончилась неудачей. Берег, занимаемый гитлеровцами, был укреплен значительным количеством орудий, минометов, пулеметов. Наших бойцов встретил шквальный огонь, сметавший все на своем пути. Подразделения вынуждены были залечь на своем берегу канала. Такое же положение сложилось и в штурмовых батальонах 756-го полка, наступавших слева от нас под командованием капитанов С. Неустроева и О. Боева. [111]

Положение создалось довольно критическое. Повторять атаку в этих условиях было бессмысленно: слишком крепко окопались на своих позициях гитлеровцы. Но и задерживаться мы не могли. Не теряя времени, приступили к артиллерийской подготовке, поддерживая огнем штурмовые батальоны, отбивавшие контратаки противника. На огневые позиции выдвинулись все минометные роты стрелковых батальонов, батарея 120-миллиметровых минометов старшего лейтенанта А. К. Рубленко. Наша батарея для стрельбы прямой наводкой использовала дамбу канала, оборудовав в ней удобные позиции. Во время артиллерийской подготовки удалось засечь почти все огневые точки противника.

Теперь все зависело от решения, которое примет командование дивизии. Должен сказать, что с командиром дивизии нам исключительно повезло. Вряд ли к кому другому так точно подходило известное определение «военная косточка», как к генерал-майору Василию Митрофановичу Шатилову. Кадровый военный, начавший службу в армии с 1924 года, он прошел трудный путь от солдата до генерала. Но и став генералом, был всю Великую Отечественную рядом с солдатом, по-отечески заботясь о подчиненных.

Василий Митрофанович встретил войну на Южном фронте в должности начальника штаба дивизии и на себе сполна испытал горечь первых неудач и поражений нашей армии. С 1942 по 1944 год он был командиром 182-й стрелковой дивизии Северо-Западного фронта, а с мая 1944 года вступил в командование 150-й дивизией, которую с боями привел к стенам рейхстага.

Герой Советского Союза генерал-полковник В. М. Шатилов — автор нескольких книг. В них он правдиво повествует о славном пути дивизии, о ратных подвигах боевых соратников, с многими из которых не порывает связи до сих пор.

В дивизии все знали генерал-майора В. М. Шатилова как боевого командира, в случае необходимости смело принимающего решение без оглядки на начальство. Так поступил он и теперь, понимая, что от быстрейшего форсирования Фербиндунгс-канала зависит успех корпуса. По приказу комдива по северному берегу, от моста до изгиба канала, были применены дымовые шашки. Вторую, ложную, завесу наши химики поставили вдоль другой части, по западному берегу. Это, как и было задумано, ввело гитлеровцев в заблуждение: они не могли точно определить, с какой стороны ожидать удар. [112]

Весь день 26 апреля, перед началом второй атаки, артиллерийские группы 469-го и 756-го полков, дивизионная артиллерия, орудия прямой наводки уничтожали огневые точки противника. Вечером началось вторичное форсирование канала. Ширина его была сравнительно небольшой — около 50 метров. Но чтобы преодолеть эту преграду, от солдат, сержантов и офицеров дивизии, в первую очередь — штурмовых отрядов, потребовались неимоверные усилия.

После артиллерийской подготовки противник ослабил огонь, хотя пулеметные и автоматные очереди продолжали поливать северный берег. Но вот над водой возникли густые облака дымовой завесы. Под ее прикрытием начали переправляться штурмовые отряды капитана Блохина и майора Крука. Не обращая внимания на разрывы вражеских мин, бойцы с ходу прыгали на переправочные средства, заранее подготовленные для форсирования канала. Первой оказалась на вражеском берегу рота старшего лейтенанта И. Ковригина. Не успели воины закрепиться на плацдарме, как последовала контратака противника, за ней — вторая. Дважды приходилось роте отступать к самому берегу и вновь оттеснять врага. Лишь после того, как переправился весь штурмовой отряд капитана Блохина, врага удалось отбросить от канала.

Обо всем этом я позднее узнал от командира батареи старшего лейтенанта И. М. Фоменко, который, переправившись вместе с батальоном Блохина, участвовал в отражении вражеских контратак. Я на это время оставался на батарее его заместителем.

Вскоре меня вызвали к командиру полка. На его командном пункте я встретил начальника артиллерии полка майора Г. К. Носкова. «Мы тут посоветовались и решили, что вашей батарее надо срочно, не дожидаясь, пока восстановят мост, перебираться на ту сторону и соединяться со штурмовым отрядом», — обратился ко мне полковник Мочалов.

Мост через канал был уже захвачен подразделениями 756-го стрелкового полка, но он находился еще в полуразрушенном состоянии и непрерывно обстреливался противником всеми видами огня. Переправить батарею в таких условиях — дело неимоверно сложное, но я, разумеется, понимал, что это вызвано крайней необходимостью.

Чтобы по возможности облегчить нашу задачу, командир полка приказал усилить батарею отделением саперов. [113] Прежде чем начать переправу, я вместе с командирами орудий старшиной П. Погореловым, сержантом П. Новиковым, старшим сержантом М. Гавриловым, младшим сержантом А. Мищенко и командиром отделения саперов провел разведку, чтобы определить состояние моста. То, что мы увидели, нас не обрадовало. Полуразрушенный мост зиял пробоинами, местами провисал. Пришлось сделать самое необходимое — закрыть настилом пробоины. На остальное времени не оставалось. Я приказал начать переправу. Прошла она под сильным огнем противника. Переправлять орудия и повозки с боеприпасами пришлось поочередно — иначе настил мог не выдержать. Остававшиеся на берегу орудия продолжали вести огонь по вражеским огневым точкам.

В таких, я бы сказал, экстремальных условиях артиллеристы и саперы блестяще выполнили приказ командира полка. Все орудия в полной исправности были переправлены через канал. Теперь, чтобы соединиться со штурмовым отрядом, предстояло с боем пробиться на 600–800 метров вдоль канала и железной дороги. Из саперов, орудийных номеров и ездовых я образовал небольшую штурмовую группу, которая под прикрытием орудийного огня начала прокладывать путь батарее.

Наступила ночь, и численность нашей группы противнику определить было трудно. Тесня фашистов, мы захватили два бункера длиной около 50 метров каждый. Там оказалось более 200 пленников — советских людей, угнанных немцами в Германию. Всех их заставили работать на заводах в Берлине. С трудом веря в освобождение от фашистского рабства, они не знали, как нас благодарить. Многие просили дать им в руки оружие и разрешить вместе с нами участвовать в бою с гитлеровцами. Этого я позволить не мог хотя бы потому, что пленники были измождены до крайней степени. Но их помощь пригодилась в другом: они хорошо знали расположение немцев, их огневых средств и сообщили нам весьма полезные сведения.

Около двух часов продолжался бой. Наконец, уже в половине второго ночи наша батарея пробилась к штурмовым отрядам. Потерь мы не понесли и к своим пришли, как говорится, не с пустыми руками: в ночном бою уничтожили более двух десятков солдат и офицеров противника, двух офицеров и двадцать четыре солдата захватили в плен.

Во время переправы через мост и дальнейшего пути мы порядком измотались. Но даже на небольшую передышку [114] рассчитывать не приходилось. Штурмовые отряды продолжали бой за расширение захваченного плацдарма, и батарея присоединилась к их действиям.

К трем часам ночи бойцы овладели железнодорожным полотном и захватили ряд зданий на Зиккингенштрассе. Здесь у нашей батареи возникло серьезное затруднение. Крутая высокая насыпь с галькой вдоль железнодорожного полотна и с металлическим ограждением лишала возможности перетащить на другую сторону орудия. Сделать это можно было только через переезд под железнодорожным мостом. Но едва мы к нему приблизились, как наткнулись на немецкий заслон. Заметив нас, противник начал обстрел батареи.

Вступать с гитлеровцами в открытую схватку не было смысла. Я решил действовать скрытно. Вместе с младшим сержантом В. Григорьевым, рядовыми Б. Мамбетовым и Ф. Рыбаченком мы подобрались к немцам с тыла и забросали их гранатами. Теперь путь был свободен. Быстро проскочив под мостом, мы оказались на Зиккингенштрассе, где шла сильная перестрелка. Здесь яростно бились с врагом стрелковые роты старших лейтенантов И. Ковригина, И. Кузнецова, П. Левченко, лейтенантов И. Клименко, Н. Вавилова, пулеметчики лейтенанта Ф. Плотникова, старшего лейтенанта И. Сердюкова и капитана Л. Лебедева, автоматчики роты старшего лейтенанта Н. Егорова. Оценив обстановку, командир батареи старший лейтенант Фоменко приказал второму взводу младшего лейтенанта Р. Алимкулова перебросить орудия для поддержки наступления полка на левый фланг, а моему первому взводу прикрыть полк с правого фланга.

Близился рассвет нового дня сражения за Берлин — 27 апреля. На востоке занималась заря, розовело небо. От беспрерывного многочасового грохота боя в ушах стоял неумолчный шум. На какой-то миг подумалось: должно же наконец наступить вот такое же раннее утро, но только тихое, без единого выстрела... Увы, пока об этом можно было только мечтать.

В предрассветной мгле было заметно, как гитлеровцы начали скапливаться на флангах полка, готовясь, видимо, к контратаке. Так и случилось. Около шести утра противник набросился на нас одновременно с обоих флангов, но все наши подразделения встретили его дружным отпором. Контратака немцев была отбита с большими для них потерями. Наши по сравнению с ними были незначительны. В батарее получил ранение [115] командир второго орудийного расчета сержант П. Новиков. На его место встал возвратившийся после выздоровления из госпиталя старшина И. Воронин.

Было совершенно очевидно, что враг на этом не успокоится. Все орудийные расчеты находились в постоянной боевой готовности. В такой обстановке ежеминутно могла возникнуть необходимость пустить в ход личное оружие, фаустпатроны, гранаты.

Ведем непрерывную разведку. И не напрасно. Вскоре обнаруживаем, что к югу от нас по Зиккингенштрассе под прикрытием домов короткими перебежками сосредоточивается пехота противника с двумя бронетранспортерами, вооруженными крупнокалиберными пулеметами.

Вместе с командиром стрелковой роты лейтенантом Н. Вавиловым решаем нанести упреждающий удар. Мы берем на себя бронетранспортеры. Приказываю наводчику второго орудия сержанту М. Хасанову и заряжающему младшему сержанту В. Григорьеву взять на прицел бронетранспортер на правой стороне улицы. Сам вместе с заряжающим рядовым И. Пушным готовлюсь уничтожить вражескую машину на левой стороне Зиккингенштрассе. Бронетранспортеры приближаются. Когда до них остается около 150 метров, старшина П. Погорелов подает команду и оба орудия открывают огонь кумулятивными снарядами. После первого же залпа вражеские машины загораются. Выскакивающих из них фашистов истребляют бойцы лейтенанта Вавилова.

Гитлеровцы откатываются, но, усиленные подкреплениями, вновь бросаются в контратаку на флангах и в центре боевых порядков полка. Штурмовые отряды мужественно отражают натиск врага. Во взаимодействии с пехотинцами, танкистами, саперами, минометчиками старшего лейтенанта А. Рубленко, взводами батальонной артиллерии младших лейтенантов Б. Чурсина и В. Чернышева на левом фланге полка сражаются орудийные расчеты из взвода младшего лейтенанта Р. Алимкулова. Ими на этом крайне тяжелом участке непосредственно руководит командир батареи.

Орудие младшего сержанта А. Мищенко вступило в схватку с фашистскими «фаустниками». Несколько из них уже были уничтожены, когда от прямого попадания немецкого фаустпатрона погиб наводчик рядовой Федор Доненко. Но орудие, вопреки расчетам врага, не замолкло, продолжая уничтожать огневые средства противника. Место наводчика занял командир батареи. [116]

Старший лейтенант Фоменко по праву считался в полку признанным мастером огня прямой наводкой. Отличился он и в этом бою при отражении контратак противника, пытавшегося сбросить наши штурмовые отряды в Фербиндунгс-канал. Не теряя даже в самые напряженные минуты свойственных ему хладнокровия и выдержки, командир батареи лично уничтожил три орудия, две самоходные установки, пять гитлеровских пулеметных расчетов.

Отразив контратаки противника, 469-й полк вновь перешел в наступление. Командир дивизии генерал-майор В. М. Шатилов поставил перед полковником М. А. Мочаловым задачу пробиться через укрепленный район Моабита, овладеть парком Кляйн Тиргартен, тюрьмой Моабит, а затем выйти к реке Шпрее. 756-му стрелковому полку полковника Ф. М. Зинченко было приказано наступать на тюрьму Моабит во взаимодействии с нами севернее парка Кляйн Тиргартен.

Район Моабита, старинный и очень густо заселенный, не очень пострадал от бомбардировок союзной авиации. Узкие улицы напоминали огромные каменные траншеи. Вести здесь бои было неимоверно трудно. Гитлеровцы использовали для активной обороны дома с толстыми стенами и высокими кирпичными заборами, заводы и фабрики.

Штурмовым группам в таких условиях было в полном смысле слова не развернуться, не говоря уже о танках и артиллерии. Но мы продолжали, как и прежде, следовать в боевых порядках штурмовых групп, подавляя и уничтожая огневые точки противника, прокладывая путь пехотинцам. Те, в свою очередь, тоже не оставались в долгу перед танкистами и артиллеристами, истребляя «фаустников», которые здесь особенно энергично охотились за нашими танками и самоходными установками.

К двум часам дня 27 апреля штурмовые группы 469-го полка с тяжелыми боями овладели несколькими кварталами по Виклештрассе, Турмштрассе, Гоцковштрассе и начали бой за парк Кляйн Тиргартен и улицу Альт Моабит. В парке оказалось много орудий противника. Зенитная батарея, которую гитлеровцы теперь использовали для борьбы с нашими наземными подразделениями, открыла уничтожающий огонь по нашим штурмовым группам. Стрелковая рота лейтенанта Вавилова понесла значительные потери. Вражеских зенитчиков удалось быстро засечь. Дружным залпом артиллеристы [117] старшего лейтенанта Фоменко накрыли зенитную батарею противника и уничтожили ее вместе с орудийными расчетами.

В тот же день к вечеру полк овладел частью парка Кляйн Тиргартен и через Штромштрассе правым флангом вышел к реке Шпрее, а левым — на улицу Альт Моабит. Положение продолжало оставаться напряженным. Противник оказывал упорное сопротивление с фронта и флангов. Неспокойно было и в тылу: здесь действовали немецкие снайперы и отдельные вооруженные группы. Во время боя за парк Кляйн Тиргартен из кирхи, находившейся позади наших огневых позиций, неожиданно ударили по орудийным расчетам нашей батареи фашистские снайперы и два пулемета. Пришлось развернуть орудия на сто восемьдесят градусов и подавить врага. Подобные эпизоды не были тогда редкостью.

Вечером в батарею прибыли командир полка полковник М. А. Мочалов, его заместитель по политической части майор В. С. Федин, начальник артиллерии полка майор Г. К. Носков. Воспользовавшись коротким затишьем, командир полка приказал старшему лейтенанту Фоменко собрать личный состав батареи. «Хочу сердечно поблагодарить вас, боевые друзья, от имени командования полка, — сказал Михаил Алексеевич Мочалов. — Образцово поддерживаете наступление штурмовых отрядов, стойко, мужественно и отважно сражаетесь в тяжелейших условиях боевых действий на улицах Берлина. Приказываю командиру батареи представить всех отличившихся к награждению орденами и медалями. Хочу вам сообщить также, что командование полка за доблесть и героизм, проявленные в боях с врагом, представило к присвоению звания Героя Советского Союза старшего лейтенанта Фоменко, гвардии младшего лейтенанта Клочкова и рядового Доненко». Это сообщение явилось для меня полной неожиданностью. Словно в тумане принимал я поздравления товарищей, а в голове неотвязно билась мысль: как же много еще надо сделать, чтобы оправдать высокую оценку, которую я получил сегодня от командования полка!

Наступила ночь, но нам было еще не до отдыха. Подведя итоги боев за последние четыре дня наступления, мы проанализировали действия всех подразделений, без которых образцовая боевая работа орудийных расчетов была бы невозможна. Командир батареи отметил четкие действия отделений разведки, связи и тяги, а также хозяйственников во главе со старшиной П. Проценко, бесперебойно [118] обеспечивавших нас боеприпасами, горячим питанием, техникой и вооружением.

Чтобы встретить следующий день в полной боевой готовности, необходимо было уточнить некоторые задачи батареи по более тесному взаимодействию со штурмовыми группами в предстоящих боях. Утром мы должны были полностью овладеть парком Кляйн Тиргартен и начать штурм тюрьмы Моабит.