Висло-Одерская операция

У сегодняшнего молодого читателя может возникнуть некоторое недоумение: Варшава стонет под фашистским сапогом, а войска 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов продолжают вести оборонительные бои.

Чтобы предупредить такой вопрос, позволю себе сделать некоторое отступление. В сентябре 1944 года в Варшаве жителями города было поднято восстание против фашистских захватчиков. Гитлеровцы с изощренной жестокостью расправились с восставшими, подвергли зверским репрессиям тысячи мирных жителей, разрушили до основания город.

Всего этого могло не случиться.

«Было установлено, — свидетельствует Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, — что командование фронта, командование 1-й армии Войска Польского заранее не были предупреждены руководителем восстания Бур-Комаровским о готовящемся выступлении варшавян. С его стороны не было сделано никаких попыток увязать их действия с действиями 1-го Белорусского фронта. Командование советских войск узнало о восстании постфактум от местных жителей, перебравшихся через Вислу. Не была предупреждена об этом заранее и Ставка Верховного Главнокомандования.

По заданию Верховного к Бур-Комаровскому были посланы два парашютиста-офицера для связи и согласования действий, но он не пожелал их принять.

Чтобы оказать помощь восставшим варшавянам, советские и польские войска были переправлены через Вислу и захватили в Варшаве часть набережной. Однако со стороны Бур-Комаровского вновь не было предпринято никаких попыток установить с нами взаимодействие. Примерно через день немцы, подтянув к набережной значительные силы, начали теснить наши части. Создалась тяжелая обстановка. Мы несли большие потери. Обсудив создавшееся положение и не имея возможности овладеть Варшавой, командование фронта решило отвести войска с набережной на свой берег.

Я установил, что нашими войсками было сделано все, что было в их силах, чтобы помочь восставшим, хотя, повторяю, восстание ни в какой степени не было согласовано с советским командованием. [53]

Все время — до и после вынужденного отвода наших войск — 1-й Белорусский фронт продолжал оказывать помощь восставшим, сбрасывая с самолетов продовольствие, медикаменты и боеприпасы. В западной прессе, я помню, по этому вопросу было немало ложных сообщений, которые вводили в заблуждение общественное мнение»{8}.

Несмотря на крайне неблагоприятную обстановку, 47-я армия 1-го Белорусского фронта продолжала вести наступательные бои между Модлином и Варшавой на равнинной местности, неся большие потери. Однако успеха это не принесло: противник успел создать сильную оборону, подтянуть необходимые резервы. Учитывая такое положение, Ставка приказала нашим войскам перейти к обороне, чтобы во время передышки основательно подготовиться к совместным с соседними фронтами действиям на берлинском направлении.

Первоначально операция 1-го Белорусского фронта, в командование которым 16 ноября вступил Г. К. Жуков, называлась Варшавско-Познанской. Лишь позднее, когда войска фронта в районе Кюстрина вышли на Одер, операция получила наименование Висло-Одерской.

14 января 1945 года после мощной артиллерийской подготовки на Висле войска 1-го Белорусского фронта перешли в наступление. Наша 150-я стрелковая дивизия в составе 3-й ударной армии находилась во втором эшелоне фронта.

Вперед, на плацдарм южнее Варшавы, были выдвинуты артиллеристы. Здесь по приказу командующего фронтом были сосредоточены орудия и минометы нескольких полков из дивизий второго эшелона для поддержки войск первого эшелона при прорыве вражеской обороны на главном направлении. Руководивший группой командующий артиллерией 171-й стрелковой дивизии подполковник П. Н. Ширяев отметил в первый день операции умелые действия артиллеристов и минометчиков нашего 469-го стрелкового полка, уничтоживших меткими залпами большое количество живой силы и огневых средств противника.

15 января полк и батарея вышли к предместью Варшавы — Праге, на восточном берегу Вислы. Части первого эшелона фронта с помощью артиллерии и авиации продолжали теснить противника — и гитлеровцы не выдержали. [54] В ночь на 17 января, вопреки приказу своего фюрера, их войска, оборонявшиеся в Варшаве, начали отходить. Воспользовавшись такой благоприятной ситуацией, 1-я польская армия перешла в наступление и вступила в столицу одновременно с нашей 61-й армией. К полудню совместными действиями этих двух армий удалось завершить ликвидацию арьергардных частей противника. Через час в сражение был введен 11-й танковый корпус, и с этого момента прорыв развивался успешно.

Во второй половине того же дня наш полк вместе с другими частями дивизии переправился через Вислу и вошел в Варшаву. То, что мы увидели, буквально не поддается описанию. Оставляя город, фашисты подвергли его сплошному разрушению, а жителей — массовому уничтожению. После того, что заставали мы в советских освобождаемых городах и селах, казалось, нас трудно было чем-либо удивить. Но здесь фашистские варвары буквально превзошли самих себя в совершенных злодеяниях.

В полном смысле слова исчезли улицы, невозможно было найти ни одного уцелевшего дома. Всюду громоздились горы кирпича, щебня, битого стекла. От редких прохожих мы узнали, что гитлеровцы, стремясь выполнить свою угрозу — стереть город с лица земли — заминировали даже остатки зданий, школ, костелов, музеев, всюду, где только могли, оставили мины замедленного действия, чтобы и немногие оставшиеся в живых варшавяне чувствовали себя под угрозой смерти.

Мы шли по разрушенной польской столице, и казалось — не будет конца этим леденящим сердце картинам. Из развалин со слезами радости на глазах выходили изможденные люди. На западной окраине нас восторженно встречали возвращавшиеся домой из пригородов варшавяне — им больше не надо было прятаться от врага.

Преодолев минные поля и другие преграды, дивизия вышла за городом на простор и, соединившись со своими артиллерийскими и минометными подразделениями, продолжала путь на запад. Всю ночь наши войска стремительно продвигались вперед, преследуя отступавшего противника. Утром 18 января — короткий трехчасовой отдых и снова вперед походным маршем. Погода отнюдь не благоприятствует. Густой снег, переходящий порой в метель с порывистым ветром, быстро тает, шинели набухают от влаги. На раскисших дорогах лошади выбились [55] из сил и орудия приходится часто перетаскивать буквально на руках.

Несмотря на все это, мы продолжаем ускоренный марш. Врагу нельзя давать ни часа передышки. Колонны истребительно-противотанковых артиллерийских полков резерва Верховного Главнокомандования, артиллерия крупных калибров на механической тяге непрерывно обгоняют стрелковые части. Судя по тому, что мы встречаем на своем пути, действуют они успешно. Вдоль шоссе — разбитая немецкая техника: танки, машины, орудия, минометы. Тут и там — трупы гитлеровских солдат и офицеров. А на запад, опережая нас, идут и идут советские танки, машины...

Мы наступаем! И потому, наверное, не чувствуем усталости, хотя суточные марши составляют 40–50 километров. Время от времени, чтобы поднять наш моральный дух, командир полка полковник М. А. Мочалов высылает вперед оркестр, но и в этом нет особой необходимости. Настроение и без того у всех бодрое, за все время пути ни от кого не было никаких жалоб, в назначенные районы сосредоточения мы прибывали точно в указанные сроки.

1 февраля пришло радостное известие: передовые части 1-го Белорусского фронта форсировали реку Одер, захватили плацдарм на западном берегу. Теперь все мы были уверены, что обязательно будем штурмовать Берлин.

Совершив марш протяженностью около 500 километров, личный состав всех трех батарей полка разместился в богатом имении недалеко от города Фандсбурга, вблизи старой немецко-польской границы. Используя эту короткую передышку, командование полка, собрав артиллеристов, подвело итоги форсированного марша. Поблагодарив нас за стойкость и выносливость, полковник М. А. Мочалов рассказал о задачах, которые перед нами ставятся в предстоящих боях с врагом на территории Германии.

469-й стрелковый полк получил приказ следовать в направлении города Флатова. Личный состав батареи вместе с орудиями оказался между батальонами капитана А. С. Блохина и майора С. Д. Хачатурова. Погода улучшилась, утихла метель, передвигаться в боевом строю стало легче. Перед лесом, справа от шоссе, на столбе прибита доска с надписью, сделанной черной краской: «Вот она, проклятая Германия». Мы вступаем на территорию гитлеровского рейха... [56]

Солдаты с любопытством осматриваются по сторонам. Населенные пункты Германии во многом отличаются от польских сел и деревень. Значительная часть домов построена из кирпича и камня. Вдоль ухоженных дорог растут яблони и груши, леса и рощи с ровными рядами деревьев. Чувствуется, что тут жили рачительные хозяева. Многие из них уже не вернутся в эти добротные дома, но это уже не наша вина. Пусть вдовы и невесты «благодарят» Гитлера и его клику, втравивших их мужей и женихов в войну с Советским Союзом. Теперь же Геббельс истерично вопит на весь мир, что мы идем, чтобы расправиться с немецким народом. И обыватели, напичканные фашистской пропагандой, склонны верить подобным бредням. Вот почему пусты дома, и мы не встречаем на своем пути ни одного немца. После того, что их соотечественники творили на оккупированных территориях, им, конечно, еще трудно понять, что мы идем с великой освободительной миссией, с единственной целью — избавить народы Европы, в том числе и немецкий, от гитлеризма.

Обо всем этом офицеры и политработники беседовали с бойцами, когда батарея, достигнув города Флатова, разместилась на южной его окраине. Теперь, когда война перешла на немецкую землю, нужно было многое предусмотреть во взаимоотношениях с населением, по-новому строить политико-воспитательную работу с личным составом.

У каждого советского человека был свой строгий счет к гитлеровцам. У одних — за замученных в лагерях смерти матерей, жен, детей, у других — за товарищей, геройски погибших в бою, и у всех вместе — за поруганную родную землю, за варварские разрушения, причиненные городам и селам Родины. За все это оккупанты должны были понести ответ. Тех, кто зверствовал на захваченных территориях, ждало неотвратимое возмездие. Сердце каждого нашего воина горело чувством справедливой мести. Но ни в коей мере наш гнев не должен был распространяться на мирное население.

Сознанием этого проникся каждый советский солдат. Впоследствии я не раз наблюдал, с каким подлинным гуманизмом относились наши воины к немецким детям, женщинам, старикам в городах и населенных пунктах, в которые мы вступали. Особенно приятно было видеть, как чувство нескрываемого удивления, с которым вначале население встречало наше искреннее, доброжелательное отношение, сменялось глубоким доверием, уверенностью, [57] что так будет всегда. Не на этих ли первых ростках закладывался прочный фундамент дружбы между советским и немецким народами?

Под Шнайдемюлем

На окраине Флатова в ожидании приказа к дальнейшим боевым действиям мы оборудовали огневые позиции с укрытиями вблизи домов. Вскоре в расположение батареи прибыл начальник штаба артиллерии 3-й ударной армии полковник А. П. Максимов. Поздоровавшись с офицерами, он уединился с командиром батареи. Когда они возвратились, я заметил, что старший лейтенант Фоменко чем-то расстроен. Оказалось, что младших лейтенантов В. Рущика и Г. Денисова приказано откомандировать в 136-ю артиллерийскую бригаду. Комбату, конечно, было жаль терять дельных командиров, но приказ есть приказ, и через двадцать минут мы с грустью распрощались с нашими боевыми товарищами. Теперь в батарее остались всего два офицера — Фоменко и я.

Дела между тем предстояли горячие. В районе города Шнайдемюля была окружена крупная группировка войск противника, насчитывавшая более 25 тысяч человек. 14 февраля немцы прорвали кольцо окружения и двинулись на север. 150-я стрелковая дивизия получила приказ разгромить прорвавшуюся группировку гитлеровцев.

К вечеру того же дня наша батарея была поднята по тревоге и форсированным маршем выступила из Флатова. Было приказано по лесной дороге выйти на северную окраину одного из населенных пунктов и закрепиться там на огневых позициях. В пути вдоль дороги валялись трупы гитлеровских солдат и офицеров. Многие были зарублены сабельными клинками. По всему чувствовалось, что недавно здесь шли жаркие бои. Позднее выяснилось, что по этой дороге преследовал отступавшего противника второй гвардейский кавалерийский корпус 1-го Белорусского фронта.

Прибыв в назначенный район точно в указанный срок, мы приступили к оборудованию огневых позиций, одновременно ведя непрерывную разведку. Через некоторое время метрах в четырехстах от наших огневых позиций развернулась батарея 224-го отдельного истребительно-противотанкового артиллерийского дивизиона под командованием капитана А. И. Дрыгваля. К вечеру на [58] западной окраине населенного пункта заняла огневые позиции батарея 45-миллиметровых пушек нашего полка под командованием старшего лейтенанта П. А. Седлецкого.

Вместе с Фоменко мы обошли позиции нашей батареи. Орудийные расчеты старших сержантов С. Я. Давлетчина, М. Е. Гаврилова, старшины И. В. Воронина, сержанта П. П. Новикова основательно подготовились к встрече с противником, учитывая, что стрелковых подразделений рядом нет и потому бой придется вести самостоятельно. Были оборудованы не только огневые позиции, но и запасные с укрытием для личного состава и боеприпасов. Орудийные расчеты в полной боевой готовности находились на своих местах.

Но на войне никогда не знаешь, что тебя ожидает не только на следующий день, но и через час. Так случилось и в тот раз. Около полуночи я получил приказ своему взводу немедленно сняться с занимаемых позиций, совершить пятнадцатикилометровый марш по лесной дороге и к 5 часам утра 15 февраля прибыть в распоряжение командира третьего батальона 469-го стрелкового полка майора С. Д. Хачатурова к деревне Дейч-Фире. Двум орудийным расчетам продвигаться ночью по лесу было далеко не безопасно, и мы приняли необходимые меры предосторожности на случай неожиданной встречи с врагом.

Все, однако, обошлось благополучно. Комбат С. Д. Хачатуров был рад прибытию огневой поддержки. Вместе с ним мы сразу же выбрали позиции для артиллерии. Кони с большим трудом втянули пушки на западные скаты господствующей высоты. Орудийные расчеты немедленно приступили к оборудованию огневых позиций и укрытий для личного состава. В предрассветной темноте трудно было определить секторы обстрела, но прежде всего требовалось как можно быстрее зарыться в землю, начать разведку.

Батальон Хачатурова оседлал две дороги, используя лесной массив с господствующей высотой, и теперь готовился к предстоящему бою, отрывая траншеи и окопы. Огневые средства располагались многоярусно, что Позволяло вести наиболее эффективный огонь по противнику. Опытный комбат позаботился, чтобы подразделения были хорошо замаскированы.

Занимался рассвет. Но никаких признаков приближения противника наша разведка пока не наблюдала. Справа от моих орудийных расчетов были искусно замаскированы [59] два 45-миллиметровых батальонных орудия. С дороги послышался шум тягачей: на усиление батальона прибыла батарея капитана А. И. Дрыгваля. Она заняла огневые позиции влево от нас.

Я отправился на наблюдательный пункт батальона. Там вместе с майором С. Д. Хачатуровым уже находились командир батареи 120-миллиметровых минометов старший лейтенант А. К. Рубленко и командир минометной роты старший лейтенант Г. С. Султанов. Только что разведка сообщила о приближении с юго-запада прорвавшего кольцо окружения противника, пытавшегося оторваться от преследования наших войск. Предстоял бой.

Не успела еще батарея капитана А. И. Дрыгваля как следует окопаться, на опушке леса появились цепи гитлеровцев. Времени на раздумье у них, видимо, не было, и они с ходу, силами до полка, при поддержке танков, штурмовых орудий и полевой артиллерии попытались овладеть позициями, занимаемыми батальоном. В этот решающий момент развернулась в боевой порядок третья батарея 224-го отдельного истребительно-противотанкового артиллерийского дивизиона старшего лейтенанта Н. В. Хованцева. Она заняла огневые позиции справа от наших орудий.

Силы гитлеровцев значительно превосходили наши. Но это нас не пугало. Тщательно проверив прицелы, мы подпустили противника на дальность прямого выстрела и обрушились на него всеми огневыми средствами. Фашисты, не ожидавшие такого мощного отпора, вынуждены были остановиться и залечь на опушке леса. Но и здесь их достигал меткий огонь наших артиллеристов, минометчиков, пулеметчиков. Потери немцев становились все ощутимей. В ожесточенном бою орудийный расчет старшего сержанта С. Я. Давлетчина подбил три машины, уничтожил два орудия, расчет сержанта П. П. Новикова с наводчиком младшим сержантом М. К. Хасановым уничтожил три орудия, не дав им даже развернуться для боя. Встав за панораму первого орудия, я с первого выстрела кумулятивным снарядом подбил вражескую самоходку...

Уже более трех часов длится бой. Цепь за цепью гитлеровцы вновь и вновь бросаются в атаки. Пехотинцы и артиллеристы расстреливают врага почти в упор. Орудийные расчеты двух батарей 224-го отдельного истребительно-противотанкового артиллерийского дивизиона под командованием капитана А. И. Дрыгваля и старшего [60] лейтенанта Н. В. Хованцева меткими выстрелами уничтожают танки и самоходки противника.

Наш губительный артиллерийский огонь приводит немцев в ярость, и они всеми силами стремятся его подавить. Наши орудийные расчеты несут большие потери: падают сраженные вражескими пулями и осколками снарядов наводчики, замковые, заряжающие, подносчики снарядов. В батарее старшего лейтенанта Н. В. Хованцева в расчете у второго орудия осталось два человека. Заметив это, командир сам встал за панораму орудия и меткими выстрелами поджег четыре танка. В четвертом орудийном расчете остался один заряжающий. Место наводчика занял мой однокашник по Подольскому противотанковому артиллерийскому училищу младший лейтенант Е. А. Куц. В том бою он уничтожил три танка противника.

Пусть не покажется читателю однообразным такое перечисление, но я не могу не сказать о многочисленных примерах доблести, героизма и самоотверженности моих боевых товарищей артиллеристов, коим был свидетелем в том памятном сражении. Насмерть стояла на участке обороны стрелкового батальона капитана В. И. Давыдова первая батарея 224-го отдельного истребительно-противотанкового артиллерийского дивизиона под командованием капитана А. Овечкина, уничтожившая пять танков и около четырех десятков солдат и офицеров противника. Четыре вражеских танка и две самоходки прибавились на боевом счету второй батареи капитана А. И. Дрыгваля. Метко подавляли живую силу и огневые средства противника с закрытых позиций орудийные расчеты 328-го артиллерийского полка под командованием майора Г. Г. Гладких. Самоотверженно защищали мощным огнем фронт обороны девятой стрелковой роты капитана А. М. Бомбина и седьмой стрелковой роты старшего лейтенанта П. И. Левченко минометчики батареи 120-миллиметровых орудий 469-го полка старшего лейтенанта А. К. Рубленко и роты старшего лейтенанта Г. С. Султанова. Ни один фашист не прошел через их боевые порядки.

Весь день длился ожесточенный бой. Убедившись в тщетности лобовых атак, гитлеровцы попытались обойти высоту справа и слева через лес, но и эта попытка оказалась безуспешной.

Разгадав замысел противника, комбат майор С. Д. Хачатуров сумел упредить его, перерезав врагу путь. Бой не прекращался и ночью. В результате гитлеровцы [61] потеряли более четырехсот солдат и офицеров, много боевой техники.

16 февраля, к девяти часам утра, отразив все атаки врага, батальон вместе с приданными ему средствами усиления вышел на новый рубеж и присоединился к главным силам полка. Здесь перед каждым подразделением была поставлена новая задача. Наша батарея была придана батальону капитана А. С. Блохина, который получил приказ овладеть одним из населенных пунктов, выбив оттуда немцев.

Бой начался сразу же, как только мы вступили в лес. Отступая, противник яростно отстреливался, оказывая упорное сопротивление. Вокруг рвались снаряды, мины, повизгивали разрывные пули автоматных очередей. Нам, артиллеристам, вести сражение в лесу было особенно трудно — опасались, что разрывами снарядов пораним своих. Чтобы избежать этого, старались не отрываться от стрелковых рот старших лейтенантов И. Н. Ковригина, Н. И. Горшкова, И. Ф. Кузнецова.

К ночи 16 февраля противник выдохся, и мы вышли к окраине населенного пункта. Здесь стояла удивительная тишина. Было такое впечатление, что гитлеровцы устроили засаду, решив заманить нас в ловушку. Заняв круговую оборону, мы начали осторожно выяснять обстановку. Неожиданно я обнаружил двенадцать 105-миллиметровых орудий, а возле них — ящики с большим количеством снарядов. Это еще больше укрепило уверенность в том, что противник что-то замышляет. С каждой минутой наше недоумение возрастало все сильней. Между домами, во дворах стояли танки и самоходки с антеннами, машины, бронетранспортеры. Целый арсенал боевой техники — и ни одного выстрела, ни одного звука...

Все разъяснилось довольно быстро, как только наши бойцы стали прочесывать все дома, дворы, сараи и огороды и пачками вытаскивать оттуда дрожавших как осиновый лист гитлеровских вояк. Постепенно с поднятыми руками стали они вылезать из танков и самоходок. Поняли, хотя и с опозданием, что сопротивление бесполезно.

Неожиданно выяснилось, что нашлись и «непонятливые». В одном из танков мои бойцы Г. Яппаров и А. Плотников обнаружили притаившихся фашистов. В ответ на мое требование немедленно выйти и сложить оружие раздались три выстрела из пушки. К счастью, гитлеровцы не имели возможности вести прицельный [62] огонь и никто не пострадал. Взобравшись на броню танка и приблизившись к люку, я вновь повторил требование о капитуляции. В ту же секунду крышка люка приоткрылась и оттуда вылетели две гранаты. Я едва успел крикнуть стоявшим внизу бойцам: «Ложись!» — как одновременно раздались два оглушительных разрыва, осколки гранат просвистели буквально в каких-то миллиметрах от меня, в лицо дохнуло огнем и дымом. Спустившись вниз, я заметил, что вся моя плащ-накидка изрешечена осколками. Но военное счастье и на этот раз улыбнулось: я и солдаты, успевшие по моей команде вовремя броситься на землю, остались невредимы.

Между тем фашисты сделали несколько выстрелов из пушки, пустили в ход пулемет. Терпению нашему пришел конец. Да к тому же мы и не имели права без крайней необходимости рисковать солдатами. В любую минуту эти звери могли завести мотор и начать утюжить нас гусеницами танка. Нужно было принимать крайние меры. По приказу капитана А. С. Блохина один из наших солдат принес ведро с бензином, облил переднюю часть танка и поджег его. У гитлеровцев еще был шанс спастись, сдавшись в плен, но они не сделали этого. Скажу откровенно, мне было не жаль этих людей, только что пытавшихся убить нас лишь за то, что мы предлагали им жизнь. Но меня поразила реакция двухсот пленных, наблюдавших, как гибли в горящем танке их соотечественники: никто из них, как говорится, даже глазом не моргнул. Настолько, видимо, притупились все человеческие чувства у варваров, сжигавших и разрушавших наши города и села, безжалостно убивавших женщин, стариков, детей.

Всем нам было известно, с какой изощренной жестокостью относятся гитлеровцы к советским военнопленным, даже если те захвачены тяжелоранеными. Случай помог в этом лишний раз убедиться. В тот же день в захваченном населенном пункте, осматривая трофейное орудие, сержант С. Я. Давлетчин и рядовой И. К. Пушной услышали из соседнего дома русские голоса, молящие о помощи. Когда они стали приближаться, кто-то из окна крикнул: «Осторожно, братцы! Мы заминированы!» Командир батальона, которому доложили о происшествии, приказал немедленно вызвать саперов. Дом действительно оказался заминированным. Когда опасность была ликвидирована, внутри обнаружили около десятка связанных наших солдат из 756-го стрелкового полка. Захватив их во время боя раненными в плен, [63] гитлеровцы заперли в заминированном доме, но при нашем приближении, торопясь попрятаться, взорвать не успели.

Освобождение наших солдат из заминированного дома проходило также в присутствии пленных гитлеровцев. И вот тут я увидел в их глазах животный страх. Решив, что мы вправе поступить с ними таким же образом, как это чуть не произошло с нашими бойцами, они бросались на колени, с мольбой протягивая к нам руки. Из их бессвязных выкриков с трудом удалось понять с помощью переводчика, что это дело рук эсэсовцев, а они — простые солдаты. Короткой оказалась у фрицев память: мы-то не забыли, как вели себя на оккупированной территории такие «простые солдаты». «Передайте им, — сказал комбат переводчику, — что Красная Армия не занимается самосудом над пленными. Степень вины каждого из них будет определена специальными органами».

Оставив населенный пункт, батальон продолжал прочесывать лес. В это время стало известно, что ночью на стыке боевых порядков первого и второго батальонов неожиданно прорвалась большая группа фашистов и ударила по тылам полка. Не ожидая такого удара, тыловые подразделения не проявили должной бдительности, были застигнуты врасплох и понесли значительные потери. Пришлось срочно выправлять положение. Вскоре вся вражеская группировка была полностью разгромлена. В ночь на 17 февраля мы вступили в Шнайдемюль. Город пылал: стремясь как можно больше досадить нам, гитлеровцы сами подожгли его при отходе.

Бои за Шнайдемюль стали для личного состава нашей батареи хорошей проверкой мастерства и выдержки. Ее успешно прошли не только такие ветераны, как командиры орудий старшие сержанты С. Я. Давлетчин, М. Е. Гаврилов, старшина И. В. Воронин, наводчики орудий младшие сержанты М. А. Иванов, М. К. Хасанов, В. А. Григорьев и другие, но и новички, прибывшие на пополнение всего месяц с небольшим назад. Прекрасный практический боевой опыт приобрели солдаты-артиллеристы И. Н. Свинарь, В. П. Стук, В. Ф. Климов, Ф. К. Доненко, С. С. Лисовский, Ф. И. Рыбаченок, С. К. Сабаров, В. С. Мурашко, Н. Д. Драгончук. Не боясь показаться нескромным, скажу, что в тех боях не уронили чести Подольского противотанкового артиллерийского училища его выпускники, мои коллеги молодые офицеры. Все они смело вступали в схватки с врагом, [64] зачастую в случае необходимости сами вставали к панорамам орудий, метко уничтожали прямой наводкой живую силу и огневые средства противника.

К Балтийскому морю

С выходом войск 1-го Белорусского фронта на реку Одер и захватом плацдармов на ее западном берегу была успешно завершена одна из крупнейших в Великой Отечественной войне Висло-Одерская операция. Потерпев серьезное поражение на центральном направлении, гитлеровское командование стремилось удержать в своих руках побережье Балтийского моря в Восточной Померании. И не только сохранить здесь свои позиции, но и нанести мощный контрудар по правому флангу и тылам 1-го Белорусского фронта, сорвав тем самым наступление советских войск на Берлинском направлении.

Не унимались гитлеровцы и после разгрома их войск под Шнайдемюлем. Подразделениям нашего стрелкового полка часто приходилось участвовать в боях по ликвидации окруженных группировок и групп противника. Во всех этих схватках участвовала наша батарея, поддерживая огнем прямой наводки действия стрелковых рот и батальонов.

Между тем в Восточной Померании наступала весна. Стояла теплая, но хмурая погода, почти круглые сутки шел мелкий дождь. Одежда настолько набухла влагой, что тяжело было передвигаться. Особенно трудно приходилось нам, артиллеристам. По раскисшим дорогам кони едва тащили орудия, буквально выбиваясь из сил.

В ночь на 28 февраля полк прибыл в указанный пункт. Орудийные расчеты заняли и оборудовали огневые позиции, соединив их с ходами сообщений. Передний край обороны противника проходил на расстоянии 600–700 метров от нашего переднего края. Нужно было находиться в постоянной боевой готовности, вести непрерывную разведку, немедленно уничтожать обнаруженные огневые средства гитлеровцев. С этой задачей успешно справлялись орудийные расчеты старших сержантов С. Я. Давлетчина, М. Е. Гаврилова, сержанта П. П. Новикова, старшины И. В. Воронина.

В ближайшие дни предстояло новое большое наступление. Подготовке к нему было посвящено открытое партийное собрание личного состава батареи. Настроение у [65] всех было бодрое, боевое. После собрания еще раз проверили готовность орудийных расчетов к артиллерийской подготовке, тщательно отработали все вопросы их взаимодействия с ротами третьего стрелкового батальона, которыми командовали капитан А. М. Бомбин и старший лейтенант П. И. Левченко, со взводом 45-миллиметровых пушек младшего лейтенанта Б. П. Чурсина, с минометчиками старших лейтенантов А. К. Рубленко и Г. С. Султанова, с пулеметчиками старшего лейтенанта И. А. Сердюкова. За это время подготовка к бою стала для каждого из нас привычным делом. Немного волновался лишь мой новый товарищ, командир второго огневого взвода младший лейтенант Рахим Алимкулов. Он только что окончил Первое Ленинградское артиллерийское училище и прибыл в нашу батарею уже после боев под Шнайдемюлем. Понимая его состояние перед боевым крещением, я старался ободрить его, делился своим опытом.

В 8 часов утра 1 марта по сигналу зеленых ракет залпами «катюш» началась артиллерийская подготовка. Орудийные расчеты нашей батареи открыли огонь по заранее намеченным целям. От разрывов наших снарядов и мин передний край противника превратился в сплошное море огня. За пятнадцать минут артиллерийской подготовки батарея уничтожила 8 огневых точек противника. Успешно поработали и наши соседи. Огневая система гитлеровцев на переднем крае и в ближайшей глубине обороны была в основном подавлена.

В небо взвились красные ракеты. Поднявшись дружно в атаку, бойцы стрелковых батальонов майора С. Д. Хачатурова и капитана А. С. Блохина овладели первой вражеской траншеей и продолжали теснить противника. Вместе с цепями наступавших пехотинцев перемещались орудийные расчеты нашей батареи, поражая с коротких дистанций прямой наводкой живую силу и огневые средства врага. Неся большие потери, гитлеровцы продолжали оказывать упорное сопротивление, в особенности в районе населенных пунктов Нойнантиков, Кляйн Зильбер и Касхаген, в направлении которых наступал наш штурмовой стрелковый батальон. Каждое здание здесь было превращено в укрепленный участок круговой обороны с орудиями и пулеметами.

Оценив обстановку, командир батареи старший лейтенант Н. М. Фоменко приказал развернуть все четыре орудия и подавить оборону противника. Повторять приказ не пришлось. Вскоре одна за другой вражеские огневые [66] точки были подавлены. Наша батарея уничтожила три орудия и четыре пулемета с расчетами, батарея 45-миллиметровых пушек старшего лейтенанта П. А. Седлецкого — шесть огневых точек и наблюдательный пункт противника. Путь пехоте был расчищен. Избежав благодаря этому больших потерь, батальон майора С. Д. Хачатурова овладел населенным пунктом.

Отступая, немцы не только оказывали упорное сопротивление, но и переходили в контратаки силами пехоты и танков. Чтобы помочь нашему полку в их отражении, командир 150-й стрелковой дивизии генерал-майор В. М. Шатилов приказал развернуть в боевой порядок 224-й отдельный истребительно-противотанковый артиллерийский дивизион майора И. М. Тесленко. Его воины метким огнем уничтожили семь танков противника.

Несколько замедлившееся наступление 469-го стрелкового полка продолжалось. Во второй половине дня противник был вынужден оставить свою вторую позицию, но не унимался, вновь и вновь возобновляя контратаки, в которых участвовало до двух полков при поддержке танков и артиллерии. Решено было немного «успокоить» немцев. Развернувшись, полковая и дивизионная артиллерийские группы обрушили на позиции гитлеровцев сокрушающий массированный огонь. Он оказался настолько внезапным и губительным, что отступление немцев превратилось в паническое бегство. Овладев третьей позицией, бойцы нашего полка преследовали скрывшиеся в лесу остатки вражеских подразделений, уничтожая тех, кто продолжал оказывать сопротивление. Наши пехотинцы сражались во взаимодействии с подоспевшей бригадой 1-й гвардейской танковой армии. Пройдя через боевые порядки полка, танкисты-гвардейцы устремились в северном направлении к городу Кольбергу, обгоняя стрелковые соединения.

Весь следующий день 2 марта наша дивизия продолжала наступать. Ночь перед этим никто из нас почти не сомкнул глаз, но все ощущали какую-то особенную бодрость, когда перестаешь чувствовать время и расстояние, и в голове лишь одна мысль: «Вперед!»

Наша батарея была придана передовому отряду полка — стрелковому батальону майора С. Д. Хачатурова, с которым мы уже неоднократно успешно взаимодействовали. Нам было приказано, не ввязываясь в бой с малочисленными группами противника, продвигаться по шоссе через лес в направлении города Фрайенвальде.

В течение нескольких часов все было относительно [67] спокойно. Но во второй половине дня стрелковая рота капитана А. М. Бомбина, выполнявшая роль головной походной заставы, выйдя из леса к населенному пункту, была внезапно встречена сильным огнем. Оседлав высоту, немцы пустили в ход артиллерию, минометы, пулеметы и автоматы. Развернув роту в боевой порядок, Бомбин решил атаковать высоту, но преимущество оказалось на стороне противника. Пришлось отойти клееной опушке и закрепиться там до подхода остальных сил батальона. Майор Хачатуров, выслушав доклад капитана Бомбина о создавшейся обстановке, решил возобновить атаку свежими силами с юга и востока, проведя предварительно усиленную огневую подготовку. По врагу одновременно ударили орудия нашей батареи, самоходные установки, 45-миллиметровые орудия взвода младшего лейтенанта Чурсина, минометы роты старшего лейтенанта Султанова, пушки артиллерийского дивизиона 328-го полка, приданные батальону на период наступления.

Едва успели отгреметь залпы, как стрелковые роты капитана А. М. Бомбина и старшего лейтенанта П. И. Левченко пошли в атаку, но вновь были встречены сильным огнем. Продвинувшись вперед на 100–150 метров, пехотинцы были вынуждены снова залечь. Оставалось преодолеть еще три хорошо укрепленных опорных пункта гитлеровцев. Пришлось повторить огневой налет.

Наши артиллеристы сражаются яростно, накрывая одну цель за другой. Тяжело ранен в ногу командир орудия старший сержант М. Е. Гаврилов. Несмотря на приказ командира батареи, он не покидает поле боя. Продолжая сражаться, отважный воин меткими выстрелами подбил самоходное орудие, уничтожил два пулемета противника. Два пулемета фашистов уничтожил старший сержант С. Я. Давлетчин, пулемет и до пятнадцати вражеских солдат — орудийный расчет старшины И. В. Воронина. Кумулятивный снаряд, выпущенный из орудия сержанта П. П. Новикова, поджег дом, из которого гитлеровцы вели сильный огонь.

Враг продолжал отчаянно сопротивляться. К вечеру подошли главные силы полка. Началась третья атака, в которой приняли участие стрелковый батальон капитана А. С. Блохина, рота автоматчиков старшего лейтенанта Н. И. Егорова. Лишь тогда, потеряв около 150 солдат и офицеров, много орудий, самоходок, пулеметов, гитлеровцы начали отступать в северо-западном направлении. Всю ночь подразделения полка преследовали [68] огрызавшегося противника и к утру 3 марта вышли к озеру Вотшвинзее. По форме оно напоминало саблю, ширина достигала одного, в некоторых местах — двух километров, а в длину тянулось с юго-востока на северо-запад километров на десять. Чтобы преодолеть эту преграду, оставался один выход — обойти озеро по обоим берегам, тем более что такой путь почти совпадал с направлением наступления дивизии.

Командир дивизии генерал-майор В. М. Шатилов согласился с таким вариантом. Не медля, 674-й полк начал продвижение по правому берегу Вотшвинзее, а наш, 469-й полк — по левому берегу с таким расчетом, чтобы встретиться у северо-западной оконечности озера.

Мы уже находились на марше, когда командир полка полковник М. А. Мочалов получил приказ командира дивизии послать к фрайенвальдской дороге батальон Хачатурова, чтобы этими силами разгромить направлявшуюся со стороны Фрайенвальде на восток колонну немецких танков. Остальным подразделениям полка предписывалось продолжать наступление вдоль озера.

Повернув в сторону Фрайенвальде, мы через некоторое время услышали тяжелый, нарастающий лязг гусениц. Гитлеровцы двигались довольно-таки, я бы сказал, беззаботно, не подозревая, очевидно, что находятся между нашими первым и вторым эшелонами.

Внезапность уже не раз была нашим добрым союзником в боевых операциях, помогая одолеть даже численно превосходящего противника. Конечно же, и на этот раз мы решили не упускать такую благоприятную возможность. Все орудийные расчеты нашей батареи, дивизиона майора Тесленко, батареи старшего лейтенанта Седлецкого, взводов младшего лейтенанта Чернышева и младшего лейтенанта Чурсина открыли мощный огонь по танковой колонне противника. Беспорядочно отстреливаясь, немцы в панике заметались. Наши же артиллеристы вели огонь прямой наводкой, зачастую поражая цель с первого выстрела. Признанные мастера батареи снова показали образцы меткой стрельбы. Орудийный расчет старшего сержанта С. Я. Давлетчина с наводчиком младшим сержантом М. А. Ивановым подбил танк и самоходную установку. Другой танк и два орудия уничтожили артиллеристы младшего лейтенанта Р. Алимкулова. Умножил свой боевой счет и младший сержант М. Гаврилов, оставшийся в строю после полученного накануне ранения. Смело могу сказать, что отличились [69] в этом бою все расчеты нашей батареи. Мне тоже посчастливилось уничтожить два немецких танка.

Около часа длилось сражение на фрайенвальдской дороге. Уничтожив колонну фашистских танков, мы присоединились к основным силам полка. Но передышка продолжалась недолго. Разведчики доложили, что со стороны Фрайенвальде появилась новая группа танков. С ними удалось расправиться еще быстрее — в течение получаса. Меткими выстрелами артиллеристы подожгли передние и задние машины, потом с помощью батальона Хачатурова навалились на середину колонны, оказавшуюся как бы в мышеловке.

По всей вероятности, немецкое командование возлагало большие надежды на танковый рейд со стороны Фрайенвальде, полагая, что это обезопасит фашистские войска в районе озера Вотшвинзее. Ничем иным нельзя объяснить поразительную беспечность, которую проявлял противник на нашем пути. Командование полка не преминуло этим воспользоваться. Полковник М. А. Мочалов, как отмечал позднее командир дивизии генерал В. М. Шатилов, проявил себя в этом наступлении прекрасным организатором и тактиком боя. Наши батальоны сваливались на голову немцев как снег среди лета. В некоторых населенных пунктах в плен были захвачены целые подразделения.

«Мы легли спать, считая, что русские очень далеко и в ближайшие сутки появиться здесь не смогут, — признался на допросе один из гитлеровцев. — Все оружие поставили в углу. Проснулись от команды «Хенде хох!». У входа стояли русские солдаты. Мы подняли руки вверх. Я посмотрел туда, где находился мой ручной пулемет. Его там уже не было. По-видимому, оружие забрали, когда мы еще спали».

Все это были, конечно, счастливые для нас случайности. Но главное, разумеется, заключалось в том, что на завершающем этапе войны, в предчувствии неизбежного трагического финала, настроение немцев весьма заметно изменилось. Как не похожи были они, сегодняшние, растерянно поднимавшие руки, на тех самоуверенных фашистов, попадавших к нам в плен зимой сорок первого года и нагло заявлявших, что дни Советского государства сочтены. А теперь, когда с каждым днем крепли силы и дух наших воинов, уверенно шедших к победе, немцы в подавляющем своем большинстве мечтали лишь о том, чтобы спасти собственную шкуру. [70]

Помню, как после разгрома танковой колонны гитлеровцев, 3 марта, продвигаясь дальше по берегу озера Вотшвинзее, полк встретил на своем пути неприятельский пехотный батальон и два зенитных дивизиона. По приказу полковника М. А. Мочалова, предприняв искусный маневр, батальоны окружили противника. Уклоняясь от боя, гитлеровцы попытались прорваться на северо-запад, но и здесь их встретил губительный артиллерийский огонь орудий всех калибров. После короткого боя враг прекратил сопротивление. Нам достались солидные трофеи: 24 зенитных орудия, около 50 пулеметов, много стрелкового оружия, машин и лошадей. Конечно, с такой техникой можно было продолжать сопротивление, но более двухсот немцев предпочли сдаться в плен.

Как оказалось впоследствии, наш ночной бросок вдоль озера благоприятно повлиял на весь ход операции в Восточной Померании. Выяснилось, что немцы намеревались нанести контрудар во фланг 3-й ударной армии, в составе которой воевала наша дивизия. Для этой цели они выслали танковую разведку, с которой мы встретились на Фрайенвальдском шоссе. После того как их танковые колонны были разгромлены, гитлеровцы решили, что в тыл им выходят крупные силы русских, и отказались от своего намерения. За успешные действия в ночном бою у озера Вотшвинзее 150-я дивизия была награждена орденом Кутузова II степени.

4 марта наш полк во взаимодействии с 756-м стрелковым полком и танкистами подошли к городу Регенвальде и после непродолжительного боя овладели им. Там я обратил внимание на два наших тяжелых танка ИС-3, подожженных фаустпатронами. Это была первая встреча еще с одним новшеством фашистов, которое они потом применяли уже до конца войны. Помню, во время боев на улицах Берлина нацисты вкладывали фаустпатроны даже в руки безусых мальчишек из гитлер-югенда.

На следующий день, наступая в северо-западном направлении, полки нашей дивизии форсировали реку Рега, штурмом овладели городом Плате и к концу дня вышли на рубеж Грайденберга и Труцлава. В этих боях наша батарея продолжала действовать в составе третьего стрелкового батальона майора Хачатурова.

Чем дальше мы продвигались на запад, тем больше встречали на своем пути устремившихся в том же направлении и укрывавшихся при нашем приближении в лесах и рощах стариков, детей, женщин. Они прятались [71] в фургонах, повозках, легковых автомобилях. Выполняя приказ своего бесноватого фюрера, напуганное истеричкой геббельсовской пропагандой немецкое население пыталось уйти за Одер. Туда, как уверяли фашисты, Красная Армия не дойдет. Наши воины терпеливо разъясняли беженцам, что никто не собирается расправляться с ними как с врагами и потому они спокойно могут возвращаться в свои города, деревни и села. Действовали не только слова, но и достоинство, с которым держались советские солдаты, доброжелательное отношение к немецкому населению. Многие, убедившись, что все, что им говорят, не было «пропагандой», поворачивали обратно, к дому.

С утра 6 марта батарея в колонне первого батальона капитана Блохина продолжала путь к Балтийскому побережью, тесня противника. Гитлеровцы оказывали сопротивление на высотах, лесных опушках, на берегах рек и озер, в населенных пунктах, но уже не только остановить, а даже задержать наше наступление они не могли. К вечеру того же дня стрелковые батальоны майора Хачатурова и капитана Блохина вышли к Штеттинской бухте и завязали бои в районе города Каммина, Возле одного из пригородов — Паульсдорфа бойцы майора Хачатурова захватили две артиллерийские батареи противника с большим количеством боеприпасов. Тут же возникло решение использовать трофейные 105-миллиметровые орудия против их бывших хозяев. Из числа наших батарейцев было дополнительно сформировано восемь орудийных расчетов. Как пригодилась нам в тот момент отработанная в боях полная взаимозаменяемость!..

За панорамы немецких пушек стали командир батареи старший лейтенант Фоменко, младший лейтенант Алимкулов, я, командиры орудий Давлетчин, Новиков, Мищенко, Воронин. Возле своих орудий остались штатные наводчики и заряжающие. Двенадцать орудий открыли мощный огонь по противнику, пытавшемуся переправиться на катерах, лодках, баржах и других подручных средствах на западный берег пролива Дивенов. Меткими выстрелами прямой наводкой были поражены и потоплены в водах Балтийского моря два катера, около десятка лодок, три баржи с гитлеровскими солдатами и офицерами.

В бой вступила корабельная артиллерия немцев. На позиции нашей батареи обрушился мощный артиллерийский огонь. Однако большого урона он не причинил: [72] командир батареи старший лейтенант Фоменко, мгновенно сориентировавшись, сумел быстро вывести орудия из зоны обстрела на новые позиции. Почти весь день без перерыва батарея продолжала вести огонь по врагу.

Упорно не хотел оставлять противник и населенный пункт Цеббин — последнюю переправу с восточного берега пролива Дивенов. На этом участке наступал 674-й стрелковый полк подполковника А. Д. Плеходанова. Укрепившиеся здесь немецкие морские пехотинцы встретили наступавших густой завесой огня из всех видов оружия. Батальоны залегли. В сражение вступила полковая батарея и приданные огневые подразделения. На прямую наводку развернули свои орудия артиллеристы капитанов Д. Н. Романовского и С. С. Сагитова, младшего лейтенанта В. С. Устюгова. По приказу командира дивизии генерал-майора В. М. Шатилова к Цеббину были выдвинуты 224-й отдельный истребительно-противотанковый артиллерийский дивизион майора И. М. Тесленко и 328-й артиллерийский полк майора Г. Г. Гладких, все девять батарей которого заняли боевой порядок для стрельбы с закрытых огневых позиций.

После мощного артиллерийского налета стрелковые батальоны подполковника Плеходанова снова поднялись в атаку. Но огневые средства врага еще не выдохлись. И снова обрушивается на них огонь наших пушек и минометов. Еще одна, третья по счету атака. Передовые цепи полка врываются на восточную окраину Цеббина. С отчаянием обреченных гитлеровцы сражаются буквально за каждый дом. В этих условиях особенно трудно приходится артиллеристам. Искусно маневрируя, чтобы не задеть своих, расчеты подразделений офицеров Шмонина, Черниченко, Байсурова, Устюгова, Швыдкого, Городецкого, Тарасевича прямой наводкой уничтожают вражеские танки, орудия, укрывшихся в домах, в окопах, на кладбище гитлеровцев.

Пытаясь помочь своему гарнизону с моря, немцы выслали к Цеббину бронекатера. Орудийные расчеты батарей капитанов Д. Романовского, С. Сагитова, младшего лейтенанта В. Устюгова встретили их бронебойными и осколочно-фугасными снарядами. Точными попаданиями наводчики сержанты Шарый и Махросенко, командиры орудий сержанты Казаков, Кузьмин, Эркеев, Матюк потопили три вражеских катера.

9 марта после упорных боев, продолжавшихся в течение двух суток, 674-й полк, сломив сопротивление немцев, овладел Цеббином. [73]

Напряженные дни переживал и наш 469-й полк. Остатки разгромленных полчищ гитлеровцев предпринимали попытки прорваться на восток, ослабить темп наступления советских воинов. Заняв линию обороны на широком фронте, взяв под контроль важнейшие направления, узлы дорог, господствующие высотки, населенные пункты, наши батальоны решительно пресекали подобные действия.

Особенно упорно, как правило — ночью, противник стремился из лесов юго-восточнее города Каммина пробиться к Одеру. 11 марта взвод разведки старшего лейтенанта Н. С. Скупова, углубившись в лес на несколько километров от переднего края первого батальона, столкнулся с большой группировкой немцев. На стороне врага было значительное численное преимущество, но наши разведчики не дрогнули. Семеро из них пали смертью храбрых в этом неравном бою. Остальные продолжали сражаться до тех пор, пока на выручку не подоспел срочно высланный командиром полка батальон капитана Блохина при поддержке нашей батареи. Вражеская группировка была окружена и разгромлена в продолжительном лесном бою. Умение действовать в таких сложных условиях показали артиллеристы и минометчики, пулеметчики и стрелки. Немногим фашистам удалось вырваться из окружения. Противник потерял восемьдесят человек убитыми и ранеными. Такой дорогой ценой заплатили гитлеровцы за смерть наших однополчан.

Кроме семерых героев-разведчиков мы потеряли в этом бою десять воинов из батальона капитана Блохина. Тут же, на поле боя, возле домика лесника мы выкопали братскую могилу. Прогремел прощальный салют, в скорбном молчании застыли воины. Сколько таких братских могил осталось позади, на нашем пути от Вислы до Одера...

12 марта наступила непривычная тишина. Не слышно было разрывов снарядов и мин, автоматных и пулеметных очередей, даже одиночных выстрелов. Восточно-Померанская операция завершилась полным разгромом вражеской группировки. Наша 3-я ударная армия, действовавшая на главном направлении, успешно выполнила задачу, поставленную командованием 1-го Белорусского фронта.

За отличные боевые действия при прорыве обороны противника восточнее Штатгарта и выходе на побережье Балтийского моря 150-я дивизия приказом Верховного Главнокомандующего получила благодарность. [74] В другом приказе всему личному составу дивизии объявлялась благодарность за овладение городами Плате, Гюльцев, Каммин, Многие воины дивизии, в том числе и весь личный состав нашей батареи во главе со старшим лейтенантом Фоменко, были награждены орденами и медалями. Я был удостоен ордена Красной Звезды.