На Среднем Дону, в Донбассе, на Украине

Продолжением грандиозного контрудара под Сталинградом, по замыслу Ставки Верховного Главнокомандования, должен был стать ряд крупных наступательных операций советских войск. Одну из них под кодовым наименованием «Сатурн» предстояло осуществить силами [39] Юго-Западного и левого крыла Воронежского фронтов в направлении Миллерово, Ростов.

«Ближайшая цель операции — разгром 8-й итальянской армии и немецкой оперативной группы «Холлидт», — отмечает в своих воспоминаниях Маршал Советского Союза А. М. Василевский, бывший в тот период начальником Генерального штаба. — Для этого на Юго-Западном фронте создать две ударные группировки: одну — на правом фланге 1-й гвардейской армии (в составе 6 стрелковых дивизий, 3 танковых корпусов и необходимых средств усиления) для нанесения удара с плацдарма южнее Верхнего Мамона в южном направлении, на Миллерово; другую — в полосе 3-й гвардейской армии к востоку от Боковской (в составе 5 стрелковых дивизий и одного механизированного корпуса) для одновременного нанесения удара с востока на запад, также на Миллерово, чтобы замкнуть кольцо окружения. В дальнейшем, разгромив итальянцев, подвижные войска фронта выходят на Северский Донец и, захватив переправу в районе станции Лихая, создают благоприятную обстановку для развития дальнейшего наступления на Ростов»{6}.

В соответствии с этим планом 38-я стрелковая дивизия после трехмесячных боев под Сталинградом была передислоцирована в другой район. Здесь нам дали небольшую передышку, чтобы пополниться личным составом, техникой и вооружением. Командиры и политработники использовали это время также для боевой и политической учебы.

В начале декабря 1942 года нас по железной дороге переправили на станцию Калач. Полки сосредоточились неподалеку от нее. Здесь перед предстоящими наступательными боями произошло радостное событие, запечатлевшееся в памяти на всю жизнь. Член Военного совета Юго-Западного фронта генерал А. С. Желтов вручил нашей дивизии в торжественной обстановке Боевое гвардейское Знамя. Подтянутые по-праздничному, проходя парадным маршем перед знаменем, олицетворяющим доблесть и отвагу, мы вновь поклялись оправдать высокое звание гвардейцев в грядущих боях.

В середине декабря дивизия заняла боевые порядки на восточном берегу Дона. На следующий день, после мощной артиллерийской и авиационной подготовки, вместе с частями и подразделениями 1-й гвардейской армии [40] Юго-Западного фронта мы перешли в решительное наступление в районе среднего течения Дона против войск 8-й итальянской армии. Наш 115-й гвардейский стрелковый полк, взломав оборону противника на правом берегу Дона, с ходу захватил первую и вторую позиции. Итальянцы пытаются оказать отчаянное сопротивление, но все их попытки тщетны. Под яростным напором гвардейцев, закалившихся в боях под Сталинградом, враг в панике оставляет траншею за траншеей, бросая оружие, снаряжение, боеприпасы. Среди наших трофеев множество винтовок, ручных гранат, пулеметов, минометов, орудий, брошенных на дорогах машин «фиат». Противник отступает, многие итальянцы сдаются в плен, причем делают они это без особого сожаления.

Дивизия продолжает наступать в южном направлении, освобождая воронежские деревни и села. Гитлеровское командование, оценив, видимо, обстановку и поняв, что на итальянцев надежда плоха, бросает в сражение новые немецкие дивизии. В районе Алексеево-Лозовского — Мешковской развернулись тяжелые бои. Подкрепления не спасли противника. В течение двух суток — 23 и 24 декабря, несмотря на отчаянное сопротивление, нам удалось замкнуть кольцо окружения. Попавшим в него немецким и итальянским войскам были предъявлены условия капитуляции. Думаю, что итальянцы, окажись они одни, без своих «верных союзников», поняв абсурдность сопротивления, выкинули бы белый флаг. Но гитлеровцы и на сей раз пренебрегли здравым смыслом.

Когда время, отведенное противнику на раздумья, истекло, мы возобновили активные боевые действия. Как и следовало ожидать, попытки фашистов прорвать кольцо окружения оказались безуспешными. Сотни их гибли под сокрушительным огнем наших гвардейских минометов — «катюш». Менее чем за два дня все было кончено, вражеская группировка полностью уничтожена. В домах и подвалах, в балках и оврагах, на огородах и в лесу — всюду валялись трупы хвастливых вояк, нашедших свой бесславный конец на советской земле. 25 декабря газета Юго-Западного фронта «Красная Армия» сообщила, что в районе Алексеево-Лозовского противник потерял только убитыми более 20 тысяч солдат и офицеров.

Завершив разгром окруженной немецко-итальянской группировки, 38-я гвардейская стрелковая дивизия продолжала наступать в направлении Миллерова, освобождая населенные пункты Ростовской области. Здесь произошла [41] непредвиденная заминка. Выяснилось, что одна из механизированных бригад 17-го танкового корпуса, овладев Миллеровом, не дождалась двигавшихся следом за ней стрелковых соединений и стремительно ушла на Запад. Немцы не преминули этим воспользоваться, вновь захватили город и создали вокруг него мощную оборонительную линию. Подойдя к ней, полки нашей дивизии встретили упорное сопротивление, сломить которое оказалось невозможно. Командование 1-й гвардейской армии вынуждено было для окружения и уничтожения возникшей группировки подбросить дополнительные силы. Операция затянулась до 13 января 1943 года. В одном из боев героически погиб заместитель командира 113-го гвардейского стрелкового полка майор В. С. Овчинников. Подняв солдат в атаку, он первым ворвался во вражескую траншею и в рукопашном бою лично уничтожил более десятка гитлеровских солдат и офицеров. За этот подвиг Владимиру Сергеевичу Овчинникову было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

В освобожденном Миллерове мы захватили солидные трофеи: паровозы, танки, машины, орудия, склады с боеприпасами, в том числе один из них — с бомбами, продовольственные склады. Среди трофеев оказалось много вагонов с новогодними подарками для гитлеровских офицеров и генералов. Но адресатам в то время было уже не до подарков: они метались в огненном котле под Сталинградом, советские доблестные войска громили их под Кантемировкой, Богучаром, Алексеево-Лозовским, Мешковской, Боковской...

Освободив Миллерово, гвардейцы продолжали наступление в западном направлении. 16 января 1943 года полки 38-й гвардейской стрелковой дивизии вступили на землю Советской Украины. Ликование, крепкие объятия, слезы радости, сердечные встречи с истомившимися в фашистском рабстве советскими людьми... Сколько было таких встреч на пути к Берлину!

Мы шли через города и села Ворошиловградской области. Тысячи советских граждан удалось освободить от гитлеровского кошмара. Многие мужчины обращались к нашему командованию с просьбой разрешить им с оружием в руках сражаться в рядах гвардейцев. Такие просьбы по возможности удовлетворялись, дивизия получила значительное пополнение.

Все мы понимали, насколько важно как можно скорее освободить район Донбасса, игравший исключительно важную роль в экономике страны. В конце января [42] части нашей стрелковой дивизии вышли на северные подступы к городу Лисичанску и вступили в ожесточенное сражение. Если бы меня спросили, кто особенно отличился в тех боях, я затруднился бы с ответом: настолько массовым был героизм, проявленный воинами 110-го, 113-го и 115-го полков дивизии в боях за Лисичанск.

После освобождения Лисичанска по приказу командования Юго-Западного фронта 38-я гвардейская стрелковая дивизия вошла в подвижную группу войск фронта и вместе с нею перешла в наступление в направлении города Славянска. Вместе с ним были освобождены десятки населенных пунктов Донбасса. Февральское наступление протекало успешно. Подвижные части и соединения фронта вышли в район Красноармейского, освободив Изюм, Лозовую, Славянск, Краматорск, Красноармейское, Части нашей дивизии в течение месяца продвинулись в южном направлении на 110–120 километров.

Радовали нас и известия с других фронтов. На Северо-Западном, ликвидировав крупную вражескую группировку в районе Демянска, наши войска вышли на реку Ловать. Войска Западного фронта, отбросив противника из района Ржев — Вязьма, заняли рубеж Духовщина — Спас-Деменск. Важную роль в этих успехах сыграла Сталинградская битва, ставшая крупнейшим событием зимней кампании 1942/43 года, событием огромного международного значения.

«Сколько бы ни усердствовали современные буржуазные фальсификаторы в злонамеренном искажении истории, им не удастся вытравить из сознания человечества величия Сталинградской победы. И для нашего и для будущих поколений навсегда остается и останется бесспорным то, что после поражения под Сталинградом гитлеровская клика, несмотря на все усилия, не смогла восстановить былую боеспособность своей армии, очутилась в полосе глубокого военно-политического кризиса. Сталинградскую битву по праву определяют как крупнейшее военно-политическое событие всей второй мировой войны. Именно Сталинградская победа предопределила начало распада фашистского блока, увеличила размах освободительного движения в странах, подпавших под ярмо нацистской оккупации, воочию показала, что на стороне социализма не только правда, но и жизненная сила, что фашизм обречен на неминуемую гибель»{7}. [43]

Весь дальнейший ход событий второй мировой войны убедительно подтверждает правоту этого заключения, сделанного Маршалом Советского Союза А. М. Василевским. Достаточно сказать, что с момента перехода в контрнаступление под Сталинградом в ноябре 1942 года до марта 1943 года советские войска в общей сложности разгромили более 100 вражеских дивизий. Разумеется, эти победы были добыты дорогой ценой, советские войска понесли тяжелые потери.

Это ощущалось и на нашем, Юго-Западном фронте. Казалось, до соединения с войсками Южного фронта осталось совсем немного. Но именно в это время наши части, оторвавшиеся от баз снабжения, стали испытывать перебои в обеспечении боеприпасами и горючим. В результате активность боевых действий значительно ослабла. Немцы не преминули воспользоваться таким благоприятным для них обстоятельством. Введя в действие на южном крыле своих войск дополнительные резервы, гитлеровское командование начало контрнаступление с целью отбросить соединения Юго-Западного фронта за реку Северский Донец. Это давало возможность противнику нанести затем удар по войскам Воронежского фронта, захватить Харьков и Белгород.

Обострение обстановки на фронте вынудило дивизию перейти к обороне. В конце февраля гвардейцы мужественно отражали атаки перешедших в наступление танковых частей немцев. Южнее города Барвенкова развернулись ожесточенные бои за населенные пункты Степановка, Сергеевка, Михайловка. Под напором превосходящих сил противника мы отошли к городу Барвенкову и обороняли его в течение трех суток во взаимодействии с частями 52-й стрелковой дивизии генерала Вагина.

Окружив город, гитлеровцы обрушили на его защитников мощный огонь артиллерии, минометов, массированные удары авиации. Волна за волной, по 50–60 вражеских бомбардировщиков налетали на наши позиции, шли в атаку танки, но гвардейцы мужественно отражали натиск врага, сковав значительные его силы. В этих боях мы понесли тяжелые утраты. Смертью храбрых пали командир 38-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майор А. А. Онуфриев, начальник штаба дивизии полковник Сачук, многие другие офицеры, сержанты, солдаты. Вместе с нашим комдивом мы прошли боевым путем 4-го воздушно-десантного корпуса по лесам Белоруссии, участвовали в ожесточенных боях под Москвой, на Дону, под Сталинградом, на воронежской, ростовской и [44] украинской земле. Мы любили и уважали его за отвагу и храбрость, стремились следовать его примеру. Командира дивизии, начальника штаба и других героев мы похоронили в городе Новый Лиман со всеми воинскими почестями и поклялись над могилами отомстить врагу за их смерть.

После трехдневных упорных боев за Барвенково дивизия получила приказ командования Юго-Западного фронта оставить город и отходить с боями к городу Изюму. Прорыв был организован в нескольких местах. Командир нашего, 115-го полка полковник В. П. Дробышевский возглавил прорыв позиций противника на северной окраине города Барвенкова, вывел часть из окружения с техникой и полковой святыней — Боевым Знаменем. В группе прорыва находилось также Боевое Знамя 38-й гвардейской стрелковой дивизии.

В течение трех суток гвардейцы вели оборонительные арьергардные бои с противником вплоть до реки Северский Донец. В ночь на 1 марта в районе населенного пункта Каменка полк прорвался через Северский Донец и занял оборону вдоль его левого берега, в районе города Изюма. Во второй половине дня 1 марта гвардейцы ускоренным маршем взяли направление к городу Чугуеву и утром 3 марта закрепились в населенном пункте Малиновка на левом берегу Северского Донца. Начались оборонительные бои с находившимися на правом (западном) берегу частями противника. По сравнению с жаркими зимними боями эти уже казались нам всем относительным затишьем.

На других участках дело обстояло значительно сложнее. После того как бронетанковые и моторизованные части гитлеровцев, наступавшие из района Краматорска, оттеснили соединения Юго-Западного фронта за реку Северский Донец, создалось тяжелое положение юго-западнее Харькова. Одновременно противник перешел в наступление из района Полтавы и Краснограда. В начале марта, нанеся из района Люботина сильный контрудар по левому крылу Воронежского фронта, противник заставил наши войска отступить. 16 марта немцы вновь овладели Харьковом, а два дня спустя, развивая удар, захватили Белгород. Здесь враг был остановлен и дальше прорваться уже не мог.

Весенние неудачи опечалили нас, но не обескуражили. Прошедшие с начала войны месяцы убедили, что мы можем бить и побеждать даже численно превосходящего противника. Готовясь к летней кампании, мы видели, [45] как пополняются новой мощной боевой техникой наши полки, как совершенствуется и крепнет мастерство воинов, и были твердо уверены, что военная судьба решится в нашу пользу.

В марте 1943 года я стал кандидатом в члены ленинской Коммунистической партии. Я понимал, какая большая ответственность ложится на меня перед страной, перед народом. Получая из рук начальника политотдела дивизии подполковника Назаренко кандидатскую карточку, думал о том, чтобы каждым днем своей жизни оправдать высокое доверие партии.

Через месяц я был переведен в оперативное отделение штаба дивизии на должность заведующего делопроизводством. Такое назначение вначале меня огорчило и разочаровало: меньше всего я был расположен «подшивать бумажки», хотя это были оперативные сводки и боевые донесения. Но приказ командования, как известно, не обсуждают. Вскоре, однако, в своих новых обязанностях я обнаружил для себя немало полезного и интересного. В оперативном отделении работали весьма опытные боевые офицеры: подполковник А. А. Самсонов, капитаны Разуваев, Грищук, Пашков и другие. Все они большую часть времени находились в полках дивизии, на местах оказывали помощь в создании мощной глубокоэшелонированной обороны на левом берегу Северского Донца, детально изучали состояние и действия противника. Общение с этими сотрудниками дало мне возможность приобрести некоторый опыт штабной работы, который впоследствии весьма пригодился.

Приближалось лето. Части и подразделения дивизии были уже полностью укомплектованы личным составом, обеспечены вооружением, боевой техникой и снаряжением. На занятиях по боевой подготовке, учитывая опыт прошедших сражений, наши воины особенно настойчиво отрабатывали и совершенствовали способы борьбы с немецкими танками. Было известно, что противник главную ставку делает на свои танковые корпуса и дивизии, скомплектованные из грозных «тигров», «пантер», самоходных установок «фердинанд». В атаках и контратаках они причиняли нам немало неприятностей, но и мы теперь хорошо знали их уязвимые места.

Полные решимости разбить врага, гвардейцы с нетерпением ожидали приказа к новому наступлению. Я тоже испытывал такое горячее желание и уже собирался писать рапорт с просьбой о переводе меня из штаба в родной полк. Но вновь судьба решила иначе... [46]

Вдали от фронта

В конце июня 1943 года меня, сержанта В. Лукьянова и рядового В. Архипова вызвали к командиру дивизии. Провинностей никто из нас за собой не чувствовал, но некоторое волнение, конечно, испытывал: не каждый день вызывают к генералу. Комдив встретил нас приветливо, расспросил о службе, житье-бытье, но о цели вызова говорить не спешил, словно о чем-то еще раздумывая. Прохаживаясь по землянке вдоль длинного стола, за которым, очевидно, проходили штабные совещания, он вдруг неожиданно остановился возле меня и полувопросительно произнес: «А что, Клочков, ведь война еще не месяц и не два продлится, а у нас в командирах нехватка. И нужны такие, которые уже порох нюхали, на практике поняли, что к чему, и теперь им только подучиться немного, верно?» Я, разумеется, ответил: «Так точно!» — и не только потому, что того требовал устав, но и потому, что совершенно был согласен с генералом, хотя еще не до конца понимал, к чему он клонит. Видимо, чтобы не томить нас больше, комдив сообщил, что по рекомендации политотдела и начальника оперативного отделения штаба дивизии решено нас троих отправить на учебу в Подольское противотанковое артиллерийское училище.

Я понимал, что училище станет поворотным этапом в моей жизни, что после войны, если будет все благополучно, скорее всего останусь в кадрах. Но в данном случае я видел в этом свой долг коммуниста. Тяжело было расставаться с боевыми друзьями, вместе с которыми прошел через многие испытания войны. Однако в дальнейшем я убедился, что подобные расставания неизбежны: такова служба каждого воина — от солдата до маршала.

Подольское противотанковое артиллерийское училище, в которое мы прибыли на учебу, в октябре 1941 года участвовало в обороне Москвы. Командиры и курсанты героически сражались в районе Юхнова, Медыни, Малоярославца. Особенно жестокими были бои с 6 по 16 октября. Через боевые порядки курсантов подольских артиллерийского и пехотного училищ пытался прорваться к столице механизированный корпус гитлеровцев. Проявив образцы стойкости, мужества и отваги, будущие офицеры-артиллеристы не пропустили врага. Для многих курсантов те бои стали последними. [47]

После сражения за Москву Подольское противотанковое артиллерийское училище было передислоцировано в глубокий тыл нашей страны. Здесь готовили командиров для батальонной, полковой и дивизионной артиллерии, а также для истребительно-противотанковых артиллерийских дивизионов, полков и бригад резерва Верховного Главнокомандования. Многие преподаватели участвовали в боях на различных фронтах, были награждены боевыми орденами и медалями и лишь после ранения направлены в училище. Среди курсантов оказалось тоже немало фронтовиков, прибывших прямо с огневых позиций.

В начале войны училище перешло на подготовку командиров по ускоренной семимесячной программе. Ко времени моего поступления срок был увеличен до года. Все занятия с курсантами по тактике, стрельбе, управлению огнем артиллерии проводились в поле, в обстановке, приближенной к боевой.

Вряд ли нужно говорить о том, с каким усердием и рвением постигали мы учебный материал: все стремились как можно скорее обратно, на фронт. Преподаватели прекрасно понимали наше настроение и старались сделать все от них зависящее. До сих пор помню я наших замечательных наставников полковников Красутского и Смирнова, подполковников Некрасова, Рущика, майоров Переверзева, Кондратюка, Кулаева, Худякова, Лунева, Орешникова, капитана Макарушина, старшего лейтенанта Зеленцова и многих других. Каждому из них я многим обязан. Они на практике учили нас, как в той или иной ситуации бороться с танками, артиллерией и минометами противника, создавать стройную противотанковую оборону, четко взаимодействовать со своими стрелковыми и танковыми частями, которые поддерживаем, особенно при ведении огня прямой наводкой. Сами уже много повидавшие и испытавшие в боях, наши офицеры-преподаватели делали основной упор на творческое изучение опыта минувшего периода войны. Как пригодилось мне все это потом на фронте! И теперь, спустя четыре с лишним десятилетия, на встречах, которые проводит совет ветеранов подольских курсантов, с теплым чувством вспоминаем мы свое училище.

Учебная программа была весьма насыщенной, но не могу сказать, что материал давался мне с трудом. По всем дисциплинам я занимался на «отлично». Могло ли быть иначе, если сразу по прибытии в училище меня назначили командиром учебного отделения, а комсомольская [48] организация батареи избрала своим секретарем.

Осень 1944 года стала для меня памятной рядом значительных событий в моей жизни. В сентябре коммунисты училища приняли меня в члены партии. Почти в то же время приказом Главного маршала артиллерии Н. Н. Воронова я был награжден значком «Отличник РККА». И наконец, состоялся долгожданный выпуск: я закончил училище по первому разряду, получил первое офицерское звание «Младший лейтенант».

Командование решило было оставить меня в училище в качестве командира взвода курсантов, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить в необходимости изменить это решение. Было известно, что значительная часть офицеров-выпускников откомандировывается в части и соединения 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, остальные — в резерв главного командования под Москву. Я оказался в числе восьмидесяти офицеров, направленных в распоряжение командования 1-го Белорусского фронта. Предстояла встреча с новыми боевыми товарищами.

На 1-м Белорусском

За сравнительно короткий период моего пребывания в Подольском противотанковом артиллерийском училище на фронтах Великой Отечественной войны произошли многие знаменательные перемены, глубокой радостью отозвавшиеся в сердцах советских людей. Освободив от немецких поработителей родную землю, Вооруженные Силы СССР приступили к выполнению великой интернациональной миссии — избавлению народов Европы от гитлеровской тирании.

Сбывались слова, сказанные И. В. Сталиным еще в начале войны, в речи 3 июля 1941 года: «Целью этой всенародной отечественной войны против фашистских угнетателей является не только ликвидация опасности над нашей страной, но и помощь всем народам Европы, стонущим под игом германского фашизма». К осени 1944 года почти вся Восточная Польша была освобождена нашими войсками во взаимодействии с частями 1-й армии Войска Польского. Ждала своего освобождения Варшава.

150-я стрелковая дивизия, в которую я прибыл вместе с группой офицеров — выпускников училища, была сосредоточена восточнее польской столицы. В штабе нас [49] тепло встретили командир дивизии генерал-майор В. М. Шатилов, начальник штаба полковник Н. К. Дьячков, начальник политотдела подполковник М. В. Артюхов, командующий артиллерией полковник Г. Н. Сосновский. После знакомства нас распределили по частям. Вместе с младшими лейтенантами Г. Денисовым и В. Рущиком я получил направление в 469-й стрелковый полк, в батарею 76-миллиметровых пушек.

Теперь предстояло самое главное — встреча с людьми, с которыми пойдем дальше плечом к плечу дорогами войны. И от того, какими окажутся новые боевые товарищи, зависело многое.

Из штаба дивизии, закинув за плечи вещмешки с нашим нехитрым походным имуществом, мы отправились по заснеженной лесной дороге разыскивать штаб 469-го стрелкового полка. Вскоре за одним из поворотов мы увидели 76-миллиметровое орудие, а возле него — нескольких солдат и офицера в щегольском полушубке и лихо сдвинутой назад кубанке. Ознакомившись с нашими документами, офицер охотно вызвался проводить нас в штаб полка. Идти оказалось недалеко. Попросив подождать у входа в штабную землянку, наш провожатый скрылся за дверью и вскоре пригласил нас зайти. Навстречу с приветливой улыбкой поднялся статный молодой майор, оказавшийся начальником штаба полка В. М. Тытарем. Выслушав рапорт, он, продолжая улыбаться, сказал, указывая на нашего провожатого: «С командиром вашей батареи старшим лейтенантом Николаем Максимовичем Фоменко вы уже, как я вижу, успели познакомиться. Теперь можете приступать к исполнению обязанностей. Он вас введет в курс дела».

Вместе с Фоменко мы отправились в расположение батареи. Сразу же он показал себя заботливым, рачительным хозяином: приказал приготовить для нас баню, оборудованную в одной из землянок, накормить ужином. Потом мы сидели за столом у комбата, прихлебывали из алюминиевых кружек горячий, ароматный чай и слушали Фоменко, который увлеченно рассказывал об истории и боевых делах нашей 150-й стрелковой дивизии, ее 469-го полка. Такой историей можно было гордиться. В упорных наступательных боях дивизия прошла от города Калинина на запад многие сотни километров, участвовала в освобождении Прибалтики. Одной из ярких страниц стали бои за город Идрицу. За успешное проведение этой боевой операции 150-й стрелковой дивизии было присвоено наименование Идрицкой. [50]

Во второй половине декабря 1944 года дивизия была переброшена по железной дороге в Польшу и вошла в состав 1-го Белорусского фронта. Полки и подразделения пополнились техникой и людьми. Молодых, еще только начавших привыкать к боевой жизни солдат необходимо было подготовить к тяжелым испытаниям, которые ожидали их в предстоящих наступательных боях. Начались тактические учения, ночные марши, боевые стрельбы...

Все говорило о том, что до нового наступления времени осталось совсем немного. А нам еще надо было как следует познакомиться с людьми, которыми предстояло руководить в бою, постараться узнать как можно больше о каждом своем солдате. Командир батареи назначил меня старшим офицером и командиром первого взвода, младшего лейтенанта В. Рущика — командиром второго огневого взвода. День спустя В. Рущик принял командование взводом 45-миллиметровых орудий первого стрелкового батальона.

Фоменко оказался не только заботливым, но и требовательным командиром. От батарейцев мы узнали, что вместе с ними он воюет с весны 1942 года, неоднократно показывал в боях храбрость, умение, воинскую смекалку. Батарея по всем показателям числилась в дивизии в числе лучших, и комбат ревностно следил, чтобы она не уступала этого места. Многое, разумеется, зависело от офицерских кадров. И Фоменко решил, не ожидая боевых операций, досконально проверить практические навыки новичков-артиллеристов. Пригласив нас на опушку рощи, он устроил настоящий экзамен по тактике, топографии, разведке. Результаты, видимо, удовлетворили комбата. Крепко пожав нам руки, он признал, что не зря добивался у начальника штаба полка откомандирования всех нас троих в его батарею. Вот, оказывается, почему, проводив нас к штабу, он вошел туда сначала один...

Было приятно, что комбату мы пришлись по душе. Я тоже с первых минут знакомства проникся к нему чувствами уважения и доверия. Николай Максимович обладал поразительной памятью. Характеризуя солдат и сержантов моего взвода, он говорил о каждом так подробно, словно был знаком с этим человеком много лет. Заметив мое удивление, Фоменко слегка улыбнулся, а затем, посерьезнев, сказал: «Иначе нельзя. Не будешь знать каждого солдата, его характер, на что он способен в жизни, в бою — ничего не получится, не сумеешь [51] его воспитать. Нужно изучить не только сильные, но и слабые стороны подчиненного, чтобы помочь ему от них избавиться». Я был совершенно согласен с комбатом и позднее не раз убеждался, что именно такой подход может дать желаемые результаты.

Взвод мой оказался в полном смысле слова боевым. Большинство солдат и сержантов были ветеранами, получившими солидный боевой опыт и закалку. Имена отважных воинов старшего сержанта С. Давлетчина, сержантов М. Иванова, М. Хасанова, рядовых А. Плотникова, Г. Яппарова, И. Пушного, В. Толмачева, И. Гурова были хорошо известны не только в нашем, но и в других полках дивизии. У таких мастеров меткого огня было чему поучиться новичкам, прибывшим на пополнение, — сержанту П. Новикову, рядовым Б. Мамбетову, С. Сабарову, С. Лисовскому, В. Мурашко, Ф. Рыбаченку. С таким расчетом, соединяя опытных бойцов с новичками, строил я занятия по боевой и политической подготовке. Надежной опорой с первого дня стали коммунисты и комсомольцы. Тактические учения и боевые стрельбы проводились в условиях, максимально приближенных к тем, в которых придется действовать в настоящем сражении с врагом. Эффективно используя каждый час учебы, я стремился выработать полную взаимозаменяемость в орудийных расчетах, воспитать в молодых физическую выносливость, ловкость, умение в совершенстве владеть вверенным оружием и боевой техникой. Важно было добиться, чтобы каждый воин неизменно следовал принципу «Победить — значит наступать», выработал в себе сочетание высокого наступательного духа с самостоятельностью, инициативой, бесстрашием, решительностью в бою.

Испытанным и проверенным правилом артиллеристов, следовать которому мы неукоснительно учили молодых, было — не отрываться от пехоты, тесно взаимодействовать в бою со стрелковыми подразделениями, а также с танкистами, самоходчиками, саперами и химиками. Все это, казалось, были азбучные истины, но малейшее забвение одной из них могло привести к тяжелейшим последствиям. [52]