Во вражеском тылу

В середине января 1942 года 214-я воздушно-десантная бригада передислоцировалась и стала готовиться к боевым действиям в тылу врага. Подготовка проводилась в обстановке строжайшей секретности. Даже нам, например, не было известно, что соседняя, 8-я бригада корпуса под командованием подполковника А. А. Онуфриева уже десантировалась на одном из участков фронта и приступила к выполнению боевой задачи.

Наш черед наступил в середине февраля. Самолеты поднялись в воздух и взяли курс на запад.

В пути все сидели молча. Разговаривать никому не хотелось, да и сделать это было бы трудно из-за гула моторов. О чем думал я в те ночные минуты? Прежде всего о том, чтобы не оплошать. Не скрою, на душе было тревожно: вот сейчас я прыгну во мрак, в неизвестность и, возможно, сразу встречусь с врагом. Как буду действовать? И я вновь и вновь мысленно перебирал возможные ситуации, которые могли возникнуть.

Кто-то тронул меня за плечо. Подняв глаза, я увидел командира отделения младшего сержанта Буховца. Пора... [16] Первым прыгнул командир взвода лейтенант Мякотин, следом за ним пошли вниз человек пятнадцать бойцов, командиры отделений... Настала моя очередь. Прыгнув, я словно окунулся в темную бездну, хотя ночь, как потом заметил, выдалась звездная. Когда раскрылся парашют, я в воздухе на всякий случай приготовил к бою винтовку и гранату. Приземлился на лесной поляне. Осмотревшись, собрал парашют и закопал его как можно глубже в снегу.

Вокруг стояла тишина, лишь наверху слышался удалявшийся на восток гул самолетов. Спустя несколько минут в небе появилась серия зеленых сигнальных ракет. Определив направление, я осторожно двинулся в путь, ежесекундно ожидая нападения из какой-нибудь засады или укрытия. На снегу появились следы. Теперь я стал продвигаться еще осторожней. Начало светать, и впереди на снегу обрисовались три фигуры. Подобравшись поближе, я различил, что они снаряжены и обмундированы так же, как я, и вскоре узнал своих товарищей. Это были рядовые нашего взвода Арифанов, Морозов и Макаров. Увидев меня, они тоже обрадовались встрече.

Теперь уже вчетвером мы продолжали продвигаться лесом в сторону, откуда были пущены зеленые ракеты. Оттуда доносились редкие выстрелы. Выйдя из леса, мы увидели в отдалении деревенские дома. Там шла стрельба, мелькали маскировочные халаты десантников.

На околице деревни к нам присоединились еще четверо наших бойцов, и мы, развернувшись цепью, поспешили на помощь товарищам.

Как выяснилось после боя, в этой небольшой смоленской деревушке расположился немецкий гарнизон. Десантники в самом прямом смысле слова свалились на фашистов с неба, застигли их врасплох и почти полностью уничтожили. Лишь нескольким вражеским солдат там удалось спастись бегством. На поле боя осталось более двух десятков гитлеровцев. С нашей стороны потерь не было. Нападение оказалось настолько внезапным, что враг не смог оказать какое-либо серьезное сопротивление.

Постепенно в деревне начали сосредоточиваться остальные участники десанта. Всего набралось около 80 человек из нашей роты и приданного к ней взвода саперов 214-й бригады, также поступивших в подчинение лейтенанта Сахончика. По его приказанию была организована круговая оборона освобожденной деревни, высланы [17] засады, выставлены посты. Командир приказал всем десантникам разыскать и принести в деревню личные парашюты, спрятанные временно в лесу после приземления, а также выброшенные вместе с десантом грузовые парашюты с лыжами и вооружением. Вскоре все было найдено и доставлено. Наша группа получила лыжи, противотанковые ружья, ручные пулеметы, 50-миллиметровый ротный миномет и мины к нему.

Все это оказалось как нельзя более кстати. В середине дня с передовых постов заметили отряд гитлеровцев, направлявшийся к деревне. Получив донесение об этом, командир решил дать врагу подойти как можно ближе. Передовым постам и засадам было приказано не обнаруживать себя, пропустить фашистов. Не встречая препятствий, немцы продолжали двигаться дальше. Когда до головы их колонны осталось не более 300 метров, мы дружно открыли огонь из всех видов оружия. Теряя убитых и раненых, противник в смятении начал отходить к лесу. Здесь губительными залпами почти в упор были встречены остатки вражеского отряда находившимися в засадах десантниками под командой лейтенанта Магазейщикова. Все гитлеровцы были уничтожены. Мы в этом бою потеряли одного из лучших стрелков роты — Макарова.

Так 18 февраля 1942 года состоялось наше боевое крещение. В деревне, освобожденной десантниками, оставались женщины, дети, старики. Все мужчины и юноши ушли в партизанский отряд. Жители деревни встретили нас со слезами радости на глазах, старались наперебой угостить тем немногим, что удалось утаить от захватчиков. Мы тоже делились своими пайками с населением, стремились помочь, чем только могли, во время своего недолгого пребывания.

Выяснилось, что наша группа была выброшена значительно западнее района, намеченного ранее. Позднее нам стало известно, что в Вяземско-Ржевской операции, проводившейся в январе — феврале 1942 года командованием Западного фронта по приказу Ставки Верховного Главнокомандования, 4-му воздушно-десантному корпусу генерал-майора А. Ф. Левашова отводилась важная роль. Этому крупному десантному соединению надлежало высадиться западнее Вязьмы, оседлать и перерезать железную дорогу Вязьма — Смоленск и автомобильную магистраль, а затем во взаимодействии с кавалеристами генерала П. А. Белова удержать занятый [18] район до подхода главных сил Западного фронта и соединения с войсками Калининского фронта.

На деле же получилось иначе. Из-за недостатка транспортной авиации десантирование частей и подразделений 4-го корпуса сильно затянулось. Таким образом, намеченной внезапной массированной выброски парашютного десанта не произошло. Сейчас со всей очевидностью можно сказать, что в тот, начальный, период войны этого и не могло произойти. Из-за недостаточной опытности летчиков и штурманов десантники оказались разбросанными по всей огромной территории Смоленской области, далеко от намеченного района. В результате небольшие группы вынуждены были после приземления действовать разрозненно, на свой страх и риск, до тех пор, пока не объединялись в свои роты, батальоны, бригады.

Так случилось и с нашей группой. После боя, в результате которого была освобождена от врага деревня, лейтенант Сахончик, посовещавшись с другими командирами, решил выступить на лыжах в путь через смоленские леса. Десантники двигались тремя параллельными колоннами, пользуясь между собой «зрительной» и «голосовой» связью. Другими средствами управления группа не располагала.

Передвигались медленно — на долю каждого досталось довольно солидное количество груза. У меня был двухпудовый вещмешок с продуктами, патронами, гранатами, толовыми шашками, запалами к ним и комплектами теплого белья. Кроме того, я нес ротный миномет, миномет-лопату и самозарядную винтовку. Нагрузка была порядочная, но мы не роптали. Каждый из нас во время подготовки к десанту закалился физически и морально. Кроме того, мы отлично понимали, что это необходимо: ведь никто не мог сказать, сколько времени нам предстоит пробыть в тылу врага. Могло случиться, что даже таких солидных запасов окажется недостаточно.

Пройдя с небольшими привалами более двух десятков километров по лесу, группа скрытно приблизилась к автомобильной магистрали восточнее города Ярцева. По шоссе в направлении Вязьмы колоннами мчались крытые немецкие машины. Назначение их в ночной темноте установить было трудно. В некоторых колоннах наши разведчики заметили бронетранспортеры, изредка проходили танки.

Решив выждать благоприятный момент, лейтенант Сахончик развернул группу под покровом ночи в боевую [19] готовность по фронту до 250–300 метров. Десантники в белых маскировочных халатах залегли в 50–75 метрах от шоссе.

Начался рассвет. Падал небольшой снег. С наших позиций отлично просматривалась дорога. Все затаились в ожидании сигнала к бою — автоматной очереди командира.

На шоссе наступило относительное затишье. Сейчас бы и появиться колонне... И вдруг, словно по заказу, послышался приближающийся шум машин. Из-за поворота показалась голова колонны. А вот и долгожданный сигнал. В ту же секунду бронебойщики меткими выстрелами подбили передние машины. Колонна остановилась. Из кузовов автомобилей в панике выскакивают фашисты. Они бросаются на землю, пытаются спрятаться в кюветах, но меткие выстрелы десантников всюду достигают врага...

Опомнившись после нашей внезапной атаки, противник вступает в бой. Высыпавшие из подошедших сзади машин гитлеровские солдаты и офицеры пытаются охватить нас с правого фланга. Издалека доносится характерный шум: по шоссе приближаются вражеские танки. Силы становятся неравными, и лейтенант Сахончик дает сигнал отходить в лес. Противник даже не пытается нас преследовать, приняв, видимо, нашу небольшую группу за крупное подразделение.

За двое суток это был уже третий бой. В нем нам удалось уничтожить более десятка автомашин, много живой силы противника. В нашей группе получил тяжелое ранение в живот единственный фельдшер.

Итоги первых дней боевых действий в тылу врага нас порадовали и ободрили. Десантники обрели уверенность в своих силах, убедились на практике, что врага можно и нужно побеждать не столько числом, сколько умением, смелостью, отвагой. В тех боях каждый из нас прошел и с честью выдержал серьезную проверку, не дрогнул, не растерялся. Несомненная заслуга в этом принадлежала нашему командиру лейтенанту Сахончику. Хладнокровие не покидало его даже в самые критические минуты. Руководя боем, он спокойно отдавал приказания, умел в сложной обстановке захватить инициативу, навязать противнику свою волю, своевременно вывести группу из боя, чтобы сохранить силы и средства для дальнейших сражений. Все мы прониклись глубокой верой в нашего командира, а это для молодых бойцов было очень важным обстоятельством. Позднее, став офицером, [20] я часто вспоминал своего бывшего командира роты, мысленно представлял, как бы он поступил на моем месте в создавшихся сложных обстоятельствах, какое принял решение.

Оторвавшись от гитлеровцев, наша группа двинулась на лыжах через лес параллельно шоссе, в восточном направлении. Днем на привале сварили в своих котелках гороховый суп из концентрата, быстро пообедали и отправились дальше, доедая на ходу сухари. Вечером, когда усталые остановились поужинать, гречневая каша из концентрата показалась божественным блюдом. После короткого отдыха — снова в путь по глубокому снегу. Как пригодились лыжи! Без них такой поход был бы просто немыслим.

Ночью, воспользовавшись затишьем, группа вышла на шоссе, быстро пересекла его. Развернувшись фронтом на север, десантники залегли вдоль дороги. Как и предполагал командир, ждать пришлось недолго: на шоссе появилась большая автоколонна немцев. Теперь, используя приобретенный опыт, мы действовали еще увереннее. Снова успех решила внезапность огневой атаки. Из машин, подожженных нашими бронебойщиками, выскакивали солдаты и тут же попадали под пули десантников. Скоро все было кончено.

Задерживаться более не имело смысла. Продвинувшись вперед, восточнее станции Дорогобуж, группа вышла к железной дороге, чтобы пересечь ее и попытаться соединиться с одной из бригад 4-го воздушно-десантного корпуса.

Выяснилось, что железнодорожная магистраль в этом районе усиленно охраняется фашистами. Весь день 20 февраля разведчики во главе с лейтенантом Магазейщиковым вели наблюдение за железнодорожным полотном западнее реки Днепра. Удалось выявить вражеские сторожевые посты, обнаружить скрытые подходы к магистрали. Было решено с наступлением темноты напасть на посты, уничтожить их и в наиболее безопасном месте перейти железную дорогу.

Намеченный план удался. Наши разведчики блестяще справились со своей задачей: ни один часовой не успел даже пикнуть. Группа беспрепятственно перешла полотно и стала продвигаться в южном направлении вдоль Днепра.

В ночь на 21 февраля наши разведчики вышли на сторожевые посты партизан. Выяснилось, что мы попали в расположение партизанского отряда, действовавшего [21] в районе Дорогобужа. Радости нашей не было границ. Оказалось, что партизаны контролируют почти всю территорию Дорогобужского района, а восточнее города Дорогобужа действуют 1-й гвардейский кавалерийский корпус генерала П. А. Белова и десантники подполковника А. А. Онуфриева.

В тот день впервые за время, проведенное в тылу врага, мы в течение нескольких часов спокойно отдыхали в лесу. Какое это было огромное счастье ощущать, что ты находишься в кругу родных советских людей! С чувством восхищения слушали мы рассказы партизан о беспощадной борьбе, которую они вели с гитлеровскими захватчиками, не давая им ни дня, ни часа покоя. И в этой борьбе направляющей силой была Коммунистическая партия. Партизанским движением в Дорогобужском районе руководил подпольный райком во главе с первым секретарем Булейко. Такие райкомы действовали на всей смоленской земле, партизанское движение ширилось день ото дня, становясь грозной истребительной силой. Партизанские отряды поддерживали тесную связь с регулярными частями Красной Армии, проводили во взаимодействии с ними многие свои боевые операции. В отряде, встретившем нас в дорогобужском лесу, знали десантников подполковника Онуфриева. С гордостью узнали мы, что наши однополчане участвовали в освобождении города Дорогобужа.

Зимой 1942 года на Смоленщине действовали многие крупные партизанские соединения — полки, дивизии. Имена их отважных командиров — Жабо, Воронченко, Деменкова, Калугина и других стали известны всей стране. Во время рейда по вражеским тылам десантники нашего корпуса были связаны с партизанами тесной боевой дружбой, не раз в трудные минуты приходили друг другу на выручку.

После короткого отдыха в партизанском отряде мы снова двинулись в путь. Как я уже упоминал, во время выброски нашего десанта летчики уклонились от намеченного района примерно на 110–120 километров, и мы вместо окрестностей села Озеречни оказались северо-западнее города Ярцева. Теперь лейтенант Сахончик вел нас на восток, где, по полученным сведениям, должны были вести боевые действия соединения нашего корпуса.

В пути мы повстречали конников из дивизии генерала Баранова, которая вошла в прорыв в конце декабря 1941 года из района Мосальска через Варшавское шоссе и теперь действовала западнее города Вязьмы. Кавалеристы [22] были не прочь подчинить нашу группу себе для дальнейших совместных действий, но лейтенант Сахончик имел твердый приказ командования идти на соединение с корпусом.

23 февраля, в день 24-й годовщины Красной Армии, группа присоединилась к своей 214-й бригаде в районе села Великополье. Поздравив нас с праздником, командир бригады подполковник Н. И. Колобовников и комиссар майор Д. В. Гавриш высоко оценили самостоятельные действия группы в тылу врага.

По возвращении в бригаду группа вновь была преобразована в роту и вошла в свой первый батальон, которым командовал майор Полозков. Было приятно вновь встретиться с боевыми друзьями, с которыми вместе начинали службу в корпусе. Узнали мы и печальную весть. В ночь на 23 февраля во время десантирования командования и штаба 4-го воздушно-десантного корпуса самолет, в котором они находились, был атакован немецким истребителем. В результате трагически погиб командир корпуса генерал-майор А. Ф. Левашов, несколько офицеров штаба получили ранения. Прекрасный командир, Левашов пользовался большим авторитетом у высшего командования. Перед десантированием корпуса он был принят лично И. В. Сталиным, а конкретную оперативную задачу ставил перед ним командующий Западным фронтом генерал армии Г. К. Жуков. Теперь командование корпусом принял бывший начальник штаба А. Ф. Казанкин.

Соединившись с бригадой, мы включились в боевые действия. Бригада вела наступление на занятые противником населенные пункты Иванцево, Татьянино и далее в юго-восточном направлении к Варшавскому шоссе, навстречу войскам генерала Болдина.

Должен сказать, что парашютисты-десантники в тесном взаимодействии с кавалеристами генерала Белова, партизанскими отрядами майора Жабо действовали настойчиво, решительно, по-боевому, и практически выполнили основные боевые задачи, поставленные командованием Западного фронта. К сожалению, наступавшие с фронта войска не добились тактического и тем более оперативного успеха. Им не удалось взломать оборону противника (замечу — не очень глубокую) и соединиться с нами.

Что же произошло? Позволю себе обратиться к книге Маршала Советского Союза Г. К. Жукова «Воспоминания и размышления». [23]

«27 января корпус генерала П. А. Белова прорвался через Варшавское шоссе в 35 километрах юго-западнее Юхнова и через три дня соединился с десантниками и партизанскими отрядами южнее Вязьмы. 1 февраля туда же вышли три стрелковые дивизии 33-й армии (113-я, 338-я и 160-я) под личным командованием генерал-лейтенанта М. Г. Ефремова и завязали бой на подступах к Вязьме. Для усиления 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерала П. А. Белова и установления взаимодействия с 11-м кавалерийским корпусом Калининского фронта Ставка приказала выбросить в район Озеречни 4-й воздушно-десантный корпус. Но из-за отсутствия транспортной авиации в дело была введена одна 8-я воздушно-десантная бригада в составе двух тысяч человек.

Развивая наступление из района Наро-Фоминска в общем направлении на Вязьму, 33-я армия в последний день января быстро вышла в район Шанского Завода и Доманова, где оказалась широкая, ничем не заполненная брешь в обороне противника. Отсутствие сплошного фронта дало нам основание считать, что у немцев нет на этом направлении достаточных сил, чтобы надежно оборонять город. Поэтому и было принято решение: пока противник не подтянул сюда резервы, захватить с ходу Вязьму, с падением которой вся вяземская группировка противника окажется в исключительно тяжелом положении.

Генерал-лейтенант М. Г. Ефремов решил сам встать во главе ударной группы армии и начал стремительно продвигаться на Вязьму.

3–4 февраля, когда главные силы этой группировки в составе трех дивизий вышли на подступы к Вязьме, противник, ударив под основание прорыва, отсек группу и восстановил свою оборону по реке Угре. Второй эшелон армии в это время задержался в районе Шанского Завода, а левый ее сосед — 43-я армия — в районе Медыни. Задачу, полученную от командования фронта об оказании помощи группе генерала М. Г. Ефремова, 43-я армия своевременно выполнить не смогла.

Введенный в сражение на вяземском направлении кавалерийский корпус П. А. Белова, выйдя в район Вязьмы и соединившись там с войсками М. Г. Ефремова, сам лишился тыловых путей.

К тому времени немецкое командование перебросило из Франции и с других фронтов в район Вязьмы крупные резервы и сумело стабилизировать там свою оборону, прорвать которую мы так и не смогли. [24]

В результате пришлось всю эту группировку наших войск оставить в тылу противника в лесном районе к юго-западу от Вязьмы, где базировались многочисленные отряды партизан.

Находясь в тылу противника, корпус П. А. Белова, группа М. Г. Ефремова и воздушно-десантные части вместе с партизанами в течение двух месяцев наносили врагу чувствительные удары, истребляя его живую силу и технику»{1}.

Крайне тяжелыми оказались для всех нас те месяцы в тылу врага. Не хватало боеприпасов, продовольствия, снаряжения. В непрерывных боях воины были измотаны до последней степени, но продолжали мужественно сражаться. Наше упорство приводило гитлеровцев в ярость. С десантниками у них были особые счеты. Если фашистам удавалось захватить кого-то из наших раненых товарищей в плен, они, прежде чем расстрелять или повесить, подвергали обреченных самым изощренным пыткам. Крестьяне освобожденных селений, бывшие очевидцами зверств фашистов, рассказывали нам, как мужественно и достойно вели себя десантники перед лицом смерти.

Весна 1942 года

В марте 1942 года десантники нашего корпуса вели тяжелые бои с противником в районе населенных пунктов Вознесенье, Сенутино, станции Угра, на берегах реки Угры в Смоленской области. В апреле эти бои приняли наступательный характер. Целью их было соединиться в районе Зайцевой Горы с частями 50-й армии.

Наступление развивалось успешно. В частности, наша 214-я бригада овладела населенным пунктом Платоновка — одним из важных оборонительных рубежей гитлеровцев на этом направлении. До соединения с 50-й армией оставалось не более двух-трех километров. В этот решающий момент противник, подтянув резервы, обрушился на нас мощными контратаками превосходящих сил пехоты, танков и артиллерии при поддержке авиации. Нам ожидать помощи было неоткуда. Кавалерийский корпус генерала Белова и войска генерала Ефремова [25] в это время сами находились в тяжелом положении. В результате наше наступление выдохлось, приказ командования не был выполнен.

Могло ли случиться иначе? Чтобы ответить на этот вопрос, обращусь еще раз к авторитетному свидетельству Маршала Советского Союза Г. К. Жукова:

«В начале апреля обстановка в районе Вязьмы серьезно осложнилась. Противник, сосредоточив крупные силы, начал теснить группу (имеются в виду войска генералов П. А. Белова и М. Г. Ефремова. — И. К.), стремясь к весне ликвидировать эту опасную для него «занозу». Наступившая в конце апреля оттепель до крайности сократила возможность маневра и связь группы с партизанскими районами, откуда она также получала продовольствие и фураж.

По просьбе генералов П. А. Белова и М. Г. Ефремова командование фронта разрешило им выводить войска на соединение с нашими главными силами. При этом было строго указано выходить из района Вязьмы через партизанские районы, лесами, в общем направлении на Киров, где 10-й армией будет подготовлен прорыв обороны противника, так как там она была слабее.

Кавалерийский корпус генерала П. А. Белова и воздушно-десантные части в точности выполнили приказ и, совершив большой подковообразный путь, вышли на участок 10-й армии 18 июня 1942 года. Умело обходя крупные группировки противника и уничтожая на своем пути мелкие, большинство частей вышло через прорыв, образованный 10-й армией, в расположение фронта. За время действия в тылу врага была утрачена значительная часть тяжелого оружия и боевой техники. Большинство частей все же вышло к своим войскам. Какой радостной была встреча для тех, кто вырвался из тыла врага, и тех, кто с фронта обеспечивал их выход! Бойцы и командиры не стыдились своих слез: это были слезы радости и самой крепкой в жизни солдатской дружбы.

Однако выйти удалось, к сожалению, не всем. Генерал-лейтенант М. Г. Ефремов, считая, что путь на Киров слишком длинен для его утомленной группы, обратился по радио непосредственно в Генштаб с просьбой разрешить ему прорваться по кратчайшему пути — через реку Угру.

Мне тут же позвонил И. В. Сталин и спросил, согласен ли я с предложением Ефремова. Я ответил категорическим отказом. Но Верховный сказал, что Ефремов опытный командарм и что надо согласиться с ним. Ставка [26] приказала организовать встречный удар силами фронта. Такой удар был подготовлен и осуществлен 43-й армией, однако взаимодействий со стороны группы генерала М. Г. Ефремова не последовало.

Как выяснилось позже, немцы обнаружили отряд при движении к реке Угре и разбили его. Командарм М. Г. Ефремов, дравшийся как настоящий герой, был тяжело ранен и, не желая попасть в руки врага, застрелился. Так трагически закончилась жизнь талантливого и храбрейшего военачальника, вместе с которым погибла и значительная часть героических воинов его группы.

...Критически оценивая сейчас эти события 1942 года, считаю, что нами в то время была допущена ошибка в оценке обстановки в районе Вязьмы. Мы переоценили возможности своих войск и недооценили противника. «Орешек» там оказался более крепким, чем мы предполагали...»{2}

Обо всем этом в ту тяжелую весеннюю пору мы, конечно, не знали. В мае — июне 1942 года десантники 4-го корпуса вели в отрыве от главных сил 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерала П. А. Белова и партизанских отрядов кровопролитные оборонительные бои, мужественно отражая все атаки гитлеровцев, нанося им значительный урон. К сожалению, крупные потери несли в то время и мы, в особенности от авиации и танков противника. Отражать их нападения было особенно трудно, так как мы не имели ни артиллерии, ни зенитных средств.

Почти в течение всего июня соединения 4-го воздушно-десантного корпуса под командованием генерала А. Ф. Казанкина совершали по лесам маневренные рейды в южном направлении. Нам было приказано пересечь между Клином и Спас-Деменском Варшавское шоссе и соединиться с войсками. 25 июня задача была выполнена: в районе Жилина, несколько опередив кавалеристов генерала Белова, десантники соединились с воинами 10-й армии и вышли, как тогда говорили, на Большую землю.

Слезы счастья и радости, крепкие солдатские объятия. Великая сила — фронтовое братство. Как согревало оно нас в дни выпавших на нашу долю испытаний в тылу врага!

По возвращении домой корпус временно вновь был сосредоточен в Подмосковье. Десантники получили возможность [27] немного отдохнуть, подвести итоги боевых операций, продолжавшихся более пяти с половиной месяцев. Нанеся большой урон оккупантам на Смоленщине, мы своими рейдами отвлекли значительную часть сил противника. Радостно было сознавать, что мы освободили свыше двухсот населенных пунктов, избавили от оккупации тысячи советских граждан.

Много однополчан повстречал я в те дни в Подмосковье. Они рассказали о том, что произошло за это время с ними, о судьбе товарищей. У некоторых она сложилась трагически. Так случилось с первым взводом нашей роты. Во главе со старшим сержантом Макровым он первым был направлен в тыл врага для захвата района десантирования. Летчики совершили ту же ошибку, что и с нами: произвели выброску десанта далеко от намеченного района. Нас выбрасывали ночью, и благодаря этому нам удалось благополучно до рассвета собраться по сигналу командира. А первый взвод приземлялся средь бела дня вблизи крупного населенного пункта, где был расквартирован многочисленный вражеский гарнизон. Гитлеровцы заметили десантников, как только те стали покидать самолет, и открыли по ним ружейно-пулеметный огонь. Взвод был почти целиком уничтожен. Случайно спаслись лишь четверо: сержант Масюта, красноармейцы Никишев, Кузин и Юдин. Этот маленький отряд, решив отомстить за своих товарищей, героически действовал около четырех месяцев на смоленской и калининской земле. По выходе из вражеского тыла все они были удостоены высоких государственных наград. Их было четверо, но они бились с врагом за весь взвод. Это их и подобных им отважных бойцов назвал чудо-богатырями Военный совет Западного фронта в первомайском приветствии, обращенном к десантникам, которые в то время еще действовали в тылу гитлеровских войск.

Подавляющее большинство бойцов корпуса были комсомольцами. Каждый из них стремился оправдать в бою высокое звание члена Ленинского Коммунистического Союза Молодежи. Накануне Первомайского праздника в письме Центральному Комитету ВЛКСМ командир корпуса генерал А. Ф. Казанкин и комиссар В. М. Оленин отмечали: «У нас не хватает слов, чтобы охарактеризовать героизм золотого отряда советской молодежи — комсомольцев, боевыми делами которых мы гордимся и восхищаемся. Не было ни одного случая, чтобы комсомольцы плохо выполнили задание. Нет ни одного случая, [28] чтобы они дрогнули, видя, что враг превосходит их в силе и средствах.

Славная армия комсомольцев-десантников является надежной опорой наших командиров, резервом Коммунистической партии. Многие из них вместе с коммунистами вписали свои имена в летопись бессмертной славы нашего народа».

В середине июля командование корпуса предоставило всем участникам боев в тылу врага краткосрочные отпуска для свидания с родными. Нечего и говорить, каким это было для нас счастьем: казалось, что не был дома целую вечность. Грустно было лишь то, что не для всех моих товарищей это оказалось возможным: в их родных местах хозяйничали фашисты, и некоторые десантники даже не знали, что стало с близкими людьми, удалось ли им избежать оккупации...

Десять суток отпуска в тот период величайшего напряжения казались чем-то фантастическим. Доехав по литеру поездом до Рязани, дальше, чтобы не терять времени на поиски попутного транспорта, что вообще было маловероятным, решил добираться пешком. Пройти до родного села предстояло изрядно — 50 километров, но для меня это было делом привычным: такие ли расстояния приходилось покрывать во время рейда в тылу врага...

Я шел и не узнавал знакомые места: они были изрезаны траншеями, противотанковыми рвами. Тут и там попадались сооруженные со знанием дела площадки для стрельбы из пулеметов, лесные завалы... Мещерский край готовился, если к тому будет горестная необходимость, во всеоружии встретить захватчиков. Те, кто по состоянию здоровья или по возрасту не был призван в армию, решили уйти в партизанские отряды.

Сотни моих односельчан геройски сражались на фронте. Немало похоронок пришло в село Бельское уже в первые месяцы войны. С тревогой встречали каждый раз почтальона и мои родители, когда долгое время не получали от меня весточки: у десантника обстоятельства порой складываются так, что он долгое время не имеет возможности дать о себе знать близким.

И вдруг появился я сам — живой и невредимый. Я даже пожалел, что не сообщил заранее телеграммой о приезде — настолько были потрясены мои родители, младший брат, сестры. Но совершенно верно гласит народная мудрость: от радости не умирают.

Я оказался первым из фронтовиков-односельчан, [29] приехавших домой на побывку. Наша небольшая изба не могла, разумеется, вместить всех желающих повидаться, побеседовать по душам. Многие приходили с надеждой узнать, не встречал ли я на фронтовых дорогах мужа, отца, брата. И всем, конечно же, хотелось узнать, как идут дела там, на фронте, скоро ли окончательно погоним фашиста. О том, что солдат может быть не в курсе замыслов командования, никто из них не хотел и слышать. Другое дело — военная тайна, это все понимали и не требовали особых подробностей. Но я говорил о вещах, которые всем особенно важно и необходимо было знать — о бодром, боевом настроении моих фронтовых товарищей, о нашей твердой решимости разгромить врага. И потому, что это были не просто слова, а мое твердое убеждение, мне верили и я видел, как разглаживались скорбные морщины на лицах, теплели глаза.

В те дни пришлось выступить перед молодежью в клубе, в школе. К службе в Красной Армии готовились призывники рождения 1924 года. Они буквально засыпали меня вопросами о том, что их ждет в части, долго ли продлится обучение, что нужно сделать, чтобы как можно скорее попасть в действующую армию. Я прекрасно понимал их — ведь в свое время и сам испытал чувство такого же нетерпения. И я объяснял им, как когда-то объясняли мне, что на фронте нужны умелые, хорошо подготовленные бойцы, только тогда мы сможем победить врага.

В короткие часы, когда удавалось побыть дома в кругу семьи, родные рассказывали мне о своем житье-бытье. Отец, мать, сестра Шура, младший брат Степан, который тоже должен был призываться в армию, трудились в колхозе «Верный путь». Я узнал, что колхозники, отказывая себе во многом, стараются все самое лучшее отдать для нужд фронта. Пока был дома, я выходил на сенокос со своей бывшей бригадой и видел, с каким старанием, не жалея себя, от зари дотемна, работают люди.

Мужчин в колхозе почти не осталось — все воевали на фронте. Более трехсот моих односельчан отдали жизнь в боях за Родину.

После отпуска, как было приказано, я направился к новому месту дислокации корпуса — в Ивановскую область. Здесь, как и всегда, когда к тому создавались благоприятные условия, полным ходом шли занятия по боевой и политической подготовке. Это было тем более [30] необходимо, что корпус получил пополнение — молодежь 1924 года рождения. Предстояло обучить новичков, подготовить к боям с врагом.

Впервые в жизни в роли воспитателя пришлось выступить и мне как командиру отделения — на эту должность я был назначен через несколько дней после возвращения в часть. Во время тренировок я тоже совершил прыжок с парашютом, но на этот раз не с самолета, а с планера. Как оказалось впоследствии, это был мой последний прыжок — военная судьба готовила скорое расставание с воздушно-десантными войсками.

Гвардейцы на защите Сталинграда

В начале августа в части и подразделения корпуса прибыла большая группа командиров в общевойсковой форме. Выяснилось, что они присланы на смену нашим командирам, вместе с которыми мы почти полгода сражались во вражеском тылу. Вызвано это было предстоящей реорганизацией: вместо парашютно-десантных рот и батальонов стали формироваться стрелковые.

3 августа 1942 года личный состав корпуса построился на той самой поляне, где несколько дней назад в торжественной обстановке представители военного командования и Центрального Комитета ВЛКСМ вручали десантникам высокие награды Родины.

Объявляется приказ Верховного Главнокомандующего о переименовании 4-го воздушно-десантного корпуса в 38-ю гвардейскую стрелковую дивизию. В соответствии с этим воздушно-десантные бригады были переименованы в гвардейские полки — 8-я бригада — в 110-й полк, 9-я бригада — в 113-й полк. Наша, 214-я бригада стала 115-м гвардейским стрелковым полком. Высокое звание гвардейцев десантники заслужили в кровопролитных боях с фашистскими захватчиками.

Служба в десантных войсках особенно тяжела и опасна. Но мы за короткое время успели ее полюбить и теперь с грустью расставались со ставшим уже привычным делом, понимая, что в создавшейся боевой обстановке будем нужнее в стрелковых частях.

Вступивший в командование 38-й гвардейской стрелковой дивизией бывший командир 8-й воздушно-десантной бригады полковник А. А. Онуфриев провел смотр полков, батальонов, рот и взводов, приказав всем подразделениям [31] быть в полной боевой готовности. Комиссаром дивизии стал бригадный комиссар В. М. Оленин, начальником политотдела — полковник Кимов, начальником штаба — подполковник Сачук. Командиром нашего полка стал бывший командир бригады подполковник Е. И. Лебедев. Произведены были также новые назначения на должности командиров батальонов, рот и взводов.

Командир дивизии не случайно приказал привести полки в боевую готовность. Уже 5 августа наш 115-й гвардейский стрелковый полк получил приказ прибыть на железнодорожную станцию Тейково и грузиться в эшелоны. Проводить нас пришли ивановские ткачихи, представители общественности. Нашему эшелону была открыта «зеленая улица» на юг страны, где по сообщениям Совинформбюро в районе Дона, на Клетском направлении, Красная Армия вела тяжелые оборонительные бои, в которых нам предстояло оправдать высокое звание гвардейцев.

Развивавшим наступление немецко-фашистским войскам удалось к середине июля 1942 года выйти к Воронежу, полностью захватить Донбасс, правобережье Дона. Они устремились в излучину Дона в его нижнем течении, создавая непосредственную угрозу Северному Кавказу и Сталинграду.

Врага нужно было немедленно остановить и отбросить. Советское командование срочно стягивало на этом направлении свежие силы, в том числе и 38-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Вот почему нашему полку была дана «зеленая улица» на юг.

Обрушиваясь бомбардировками с воздуха, гитлеровская авиация стремилась всячески помешать нашему быстрому продвижению. Эшелонам приходилось останавливаться, по сигналу воздушной тревоги солдаты выскакивали и рассредоточивались в поле до тех пор, пока зенитчики не отбивали воздушный налет.

В пункт назначения, на станцию Лог, прибыли ночью. Тут же поступил боевой приказ: выгрузить личный состав, боевую технику и форсированным маршем двигаться к Дону. Еще в пути мы услышали артиллерийскую и минометную стрельбу, разрывы снарядов. Впереди шел бой. Мы вступили в него с ходу, едва переправились на правый берег Дона. Туда же подоспели и другие полки нашей дивизии, которая теперь была в составе 1-й гвардейской армии под командованием генерала К. С. Москаленко. В результате упорных боев [32] гвардейцам удалось остановить наступление гитлеровцев на Клетском направлении, сохранив на правом берегу Дона довольно большой по размерам плацдарм от станицы Вешенской до станицы Сиротинской. Были освобождены также ряд населенных пунктов, в частности нашей дивизией.

Гитлеровцы не ожидали на этом рубеже такого мощного удара. Понеся большие потери, они вынуждены были перейти к обороне, сосредоточивая основные усилия на направлении главного удара — в наступлении на Сталинград. В связи с этим нашей задачей было не просто удерживаться на закрепленных позициях, а беспрерывными контратаками всячески изматывать врага, не давать ему покоя ни днем ни ночью.

Таким образом мы и действовали. Очень пригодился опыт, приобретенный в десантных операциях. При отражении атак противника мы подпускали фашистов на максимально близкое расстояние и уничтожали в упор огнем из автоматов или мощным ударом в рукопашных схватках.

Упорные попытки гитлеровцев форсировать Дон в полосе 38-й гвардейской стрелковой дивизии не имели успеха. Перейдя в наступление, мы в течение трех дней — 21–23 августа — вели бои в направлении Ближней Перекопки и станицы Сиротинской, продвинулись на юго-запад до 20 километров, овладев населенными пунктами Зимовский и Хмелевский.

Такой большой тактический успех свидетельствовал не только о возросшем боевом мастерстве воинов, но и высоком политико-моральном состоянии. Каждый из нас проникся глубоким сознанием того, что, наступая в излучине Дона, мы облегчаем положение наших товарищей, ведущих тяжелые оборонительные бои на Сталинградском направлении.

Железным законом для гвардейцев стал приказ народного комиссара обороны СССР № 227 от 28 июля 1942 года, в котором с суровой откровенностью раскрывалась вся глубина опасности, нависшей над нашей страной, ответственности каждого воина за судьбу Родины. В приказе говорилось: «...Отступать дальше — значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину... Из этого следует, что пора кончать отступление, ни шагу назад. Таким должен быть теперь наш главный призыв. Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать [33] его до последней возможности... Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять нашу Родину...»

В тяжелейшие августовские дни 1942 года в ожесточенных боях на правом берегу Дона гвардейцы свято выполняли этот приказ. «Войска 1-й гвардейской армии героически дерутся. Военный совет гордится гвардейцами...» — отмечал Военный совет Сталинградского фронта.

Восстанавливая события тех дней, Маршал Советского Союза А. М. Василевский вспоминает: «К вечеру 25 августа я получил указание Верховного Главнокомандующего отправиться в район сосредоточения войск к северу от Сталинграда и взять на себя руководство подготовкой прибывших частей к предстоящему контрудару. Утром 26 августа я приехал в район, где стояли войска 24-й армии и начавшие прибывать войска 66-й армии и дивизии, предназначавшиеся на укомплектование 1-й гвардейской армии. В течение нескольких дней вместе с командующим 24-й армией Д. Т. Козловым мы занимались рекогносцировкой. Затем туда же приехал Г. К. Жуков, который 26 августа был назначен заместителем Верховного Главнокомандующего с освобождением его от должности командующего Западным фронтом. На него и было возложено общее и непосредственное руководство всеми войсками, привлекавшимися к ликвидации прорвавшегося к Волге врага и восстановлению нарушенного фронта обороны наших войск в районе Сталинграда. Через несколько дней после прибытия Г. К. Жукова по распоряжению Ставки я вернулся для работы в Генеральный штаб.

В эти дни на южных подступах к Сталинграду войска Юго-Восточного фронта делали все, чтобы отразить отчаянные атаки войск 4-й танковой армии фашистов, и только 29 августа этой армии, получившей солидное подкрепление, удалось прорвать нашу оборону и, развивая наступление в северном направлении, поставить под угрозу тылы 64-й и 62-й армий. К исходу 2 сентября войска этих армий по приказу командующего Юго-Восточным фронтом были отведены на внутренний оборонительный обвод. Создалась угроза прорыва врага в город и с юга.

3 сентября Ставка Верховного Главнокомандования направила на имя Г. К. Жукова директиву, в которой указывала: «Положение со Сталинградом ухудшилось. Противник находится в трех верстах от Сталинграда. [34]

Сталинград могут взять сегодня или завтра, если северная группа войск не окажет немедленную помощь. Потребуйте от командующих войсками, стоящих к северу и северо-западу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику и прийти на помощь к сталинградцам. Недопустимо никакое промедление. Промедление теперь равносильно преступлению. Всю авиацию бросьте на помощь Сталинграду. В самом Сталинграде авиации осталось очень мало».

В сентябре мы дважды предпринимали здесь наступление силами 1-й гвардейской, 24-й и 66-й армий. Хотя нам не удалось тогда полностью выполнить задачу уничтожения врага, прорвавшегося к Волге, ликвидировать образованный им коридор и соединиться с войсками, оборонявшими город, мы все же заставили немецкое командование повернуть значительную часть сил 6-й армии фронтом на север. Это дало возможность задержать противника, рвущегося в город, на внутреннем оборонительном обводе. В середине сентября немецкое командование, с целью высвободить все силы своей 6-й армии для скорейшего овладения городом, спешно выдвинуло на рубеж реки Дона 3-ю румынскую армию и, сосредоточив 4 пехотные, 2 танковые и 1 моторизованную дивизии, начало штурм Сталинграда, оборонявшегося войсками 62-й армии генерала В. И. Чуйкова и войсками 64-й армии генерала М. С. Шумилова. С этого времени началась беспримерная по упорству борьба за город, продолжавшаяся до 2 февраля 1943 года»{3}.

В конце августа наша дивизия была переброшена на Сталинградский фронт с задачей во взаимодействии с другими соединениями 1-й гвардейской армии нанести контрудар в направлении Котлубань — Самофаловка — Гумрак по группировке противника, прорвавшегося к Волге севернее Сталинграда, и соединиться затем с частями 62-й армии.

Во время двухсуточного марша, 29 и 30 августа, из северной части малой излучины Дона в район речки Сухая Мечетка полки дивизии непрерывно подвергались интенсивной бомбежке вражеской авиации. Фашисты налетали группами по 20–30 самолетов, сменяя друг друга через определенные интервалы времени. Чтобы избежать больших потерь, пришлось рассредоточиться по-ротно и следовать в отдалении от дорог.

В начавшемся 3 сентября контрнаступлении во фланг [35] рвавшейся к Волге немецкой группировке гвардейцы нашей дивизии нанесли врагу ощутимые и чувствительные удары и несколько продвинулись вперед. Однако, несмотря на все усилия, соединиться с частями 62-й армии, до которых оставалось 6 километров, на этот раз не удалось — слишком велико было здесь превосходство немцев в живой силе и технике. Дальнейшее продвижение 1-й гвардейской армии было остановлено непрерывными ударами авиации и контратаками танков и пехоты противника, поддержанных артиллерией из района Сталинграда.

Передышка была короткой. На рассвете 5 сентября по всему фронту трех армий — 24-й, нашей 1-й гвардейской и 66-й началась артиллерийская и авиационная подготовка. В бой вступили «катюши». После того как отгремели их залпы, последовал сигнал к атаке. Немцы встретили нас мощным огнем. Видимо, из-за недостатка боеприпасов наша артиллерийская подготовка оказалась малоэффективной.

Напряженный бой продолжался до вечера, но лишь местами нашим частям удалось продвинуться на незначительное расстояние от двух до четырех километров. Введя в бой свежие подразделения, противник на ряде участков перешел в ожесточенные контратаки.

На следующий день сражение возобновилось с еще большей силой. В ночь перед этим наша авиация произвела массированный налет на вражеские позиции. Но и вторую нашу атаку противник сумел отбить, усилив сопротивление новыми частями, переброшенными из района Сталинграда. Немцы укрепили ряд господствующих высот, зарыв в землю танки, штурмовые орудия. Чтобы выбить врага из таких опорных пунктов, необходима была мощная артиллерийская поддержка. Но артиллерии нам в то время особенно не хватало.

С 11 сентября наша 38-я гвардейская стрелковая дивизия была переподчинена 66-й армии, которой командовал генерал Р. Я. Малиновский. Задача оставалась прежней: продолжать изматывать противника.

Мы знали, какие тяжелые дни переживают защитники Сталинграда. Особенно трагическими были 13, 14, 15 сентября. Противник, не считаясь с потерями, прорывался через руины города все ближе к Волге. Силы сражавшихся здесь бойцов 62-й и 64-й армий таяли с каждым часом. В этот решающий момент в Сталинград была срочно переправлена 13-я гвардейская дивизия генерала А. И. Родимцева, которая, используя внезапность, [36] с ходу контратаковала противника. При поддержке авиации и войск Сталинградского фронта с севера гвардейцам Родимцева удалось добиться перелома, отбить Мамаев курган.

Положение в Сталинграде несколько стабилизировалось. Но опасность по-прежнему была велика. Чтобы сломить здесь немцев, требовался удар огромной силы. По некоторым приметам мы чувствовали, что такой удар готовится, но понимали, что для этого нужны не дни, а недели и не кому-либо другому, а нам предстоит все это время сдерживать превосходящие силы противника.

Почти три месяца, не прекращаясь ни днем, ни ночью, шли бои, одна контратака сменяла другую. И все эти дни слились во что-то одно, наполненное грохотом и дымом, воем снарядов, режущими звуками снижающихся для атаки фашистских самолетов. Порой казалось, что вокруг не осталось ничего живого. Но кончался вражеский артиллерийский налет — поднимались солдаты и слышался ставший для каждого из нас законом жизни призыв командиров и комиссаров: «За Волгой для нас земли нет!» Эти суровые слова вселяли новые силы, в сердце вспыхивала ярость, и воины снова бросались в бой.

Так было. Мы упорно дрались за каждый метр сталинградской земли, обильно политой солдатской кровью. Скупой на похвалы Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, на которого в то время было возложено Ставкой общее и непосредственное руководство всеми войсками, привлекавшимися к ликвидации прорвавшегося к Волге врага, отмечал в одном из докладов Верховному Главнокомандующему, что «24-я, 1-я гвардейская и 66-я армии, участвовавшие в наступлении 5–11 сентября, показали себя боеспособными соединениями. Основная их слабость — отсутствие достаточных средств усиления, мало гаубичной артиллерии и танков, необходимых для непосредственной поддержки стрелковых частей»{4}.

Действительно, от недостатка такой защиты наша дивизия, и в частности 115-й полк, несли большие потери. Трудно передать, какой скорбью сжималось сердце, когда после очередной контратаки я недосчитывался в своем взводе кого-либо из бойцов. В сражении потери неизбежны, но привыкнуть к ним невозможно. Я садился за письмо родным солдата-героя, отдавшего жизнь за Родину, и перед глазами возникали места, в которых я [37] никогда не был, но которые хорошо представлял по его рассказам, далекое село, мать, ожидающая сына с войны, его любимая девушка. И как-то не подымалась рука, чтобы несколькими словами разрушить их ожидания и мечты. Немало духовных сил уходило на то, чтобы заставить себя сообщить горькую весть.

«Враг должен под Сталинградом найти себе могилу... Сталинград не должен быть сдан врагу...» — говорилось в те дни в Обращении Военного совета к воинам Сталинградского фронта. И мы продолжали сражаться, не только твердо удерживая занимаемый рубеж обороны, но и периодически переходя к активным действиям, контратакуя противника.

Ночью над Сталинградом поднимается огромное багровое зарево. Израненный, задыхающийся в огне и дыме город на Волге продолжает героически сопротивляться. Нависшая над ним смертельная опасность еще теснее сплачивает его защитников. Мы твердо верим — настанет час окончательного разгрома немцев под Сталинградом. И каждый из нас делает все возможное и невозможное, чтобы приблизить этот день.

Между тем немцы не теряли надежды покончить со Сталинградом. В середине октября они развернули новое наступление, но, как и прежде, встретили упорное сопротивление. Чтобы поддержать защитников города, 19 ноября наши войска под Сталинградом перешли в контрнаступление. Это отвлекло от штурма города значительную часть авиации, артиллерии и танков противника.

66-й армии, в составе которой воевала наша дивизия, было предписано своими активными действиями севернее Сталинграда прочно сковать противника и лишить его возможности маневрировать резервами. Этот приказ мы неукоснительно выполнили.

«Необходимо отдать должное, — отмечает Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, — воинам 24-й, 1-й гвардейской и 66-й армий Сталинградского фронта, летчикам 16-й воздушной армии и авиации дальнего действия, которые, не считаясь ни с какими жертвами, оказали бесценную помощь 62-й и 64-й армиям Юго-Восточного фронта в удержании Сталинграда»{5}.

Начавшееся 19 ноября 1942 года невиданной дотоле мощи советское контрнаступление завершилось 2 февраля 1943 года разгромом фашистских войск в районе [38] Сталинграда. Сталинградская битва явилась замечательной школой побед для наших воинов, вдохновила народы мира на дальнейшую борьбу с оккупантами.

Родина высоко оценила подвиг участников грандиозных сражений в районе Дона, Волги и Сталинграда. 55 соединений и частей были награждены орденами Советского Союза, 183 — преобразованы в гвардейские. 112 воинов удостоились высокого звания Героя Советского Союза, более 700 тысяч — награждены медалями «За оборону Сталинграда», многие тысячи солдат, сержантов и офицеров стали кавалерами боевых орденов и медалей. Свою первую боевую награду — медаль «За отвагу» получил в ту пору и я. О многом пережитом напоминает мне она до сих пор...

...В декабре 1973 года, спустя тридцать лет после памятных боев у стен Сталинграда, я посетил вновь город-герой.

Было бы неверно сказать, что город неузнаваемо преобразился, потому что после разгрома немцев от него остались одни руины. Героическим трудом советских людей, при помощи всей страны он возродился из развалин и пепла.

Навеки стерлись разрушительные следы войны. Но навсегда увековечен подвиг защитников города от фашистского нашествия, мужество и героизм участников обороны Царицына в дни гражданской войны. На подвигах старших поколений воспитывается молодая смена. Возле памятника-ансамбля на Мамаевом кургане, у Вечного огня на аллее Героев, у памятников-монументов участникам обороны Царицына, солдатам и офицерам, павшим смертью храбрых в дни великой Сталинградской битвы, несут почетную вахту пионеры и комсомольцы — отличники учебы волгоградских школ, наследники славных революционных, боевых и трудовых традиций нашего народа и его доблестных Вооруженных Сил.