Гражданин Туполев

Предлагаемые читателю очерки «А дело шло к войне» — примечательный образец ярко-публицистической и в то же время художественной прозы, Их автор — известный авиационный конструктор, доктор технических наук, лауреат Ленинской и Государственной премий Л. Л. Кербер в течение ряда лет делил трудную судьбу заключенного со знаменитым конструктором и ученым Андреем Николаевичем Туполевым. Написанные в конце 50-х годов, эти очерки до сих пор не могли быть опубликованы: слишком сильна была инерция «годов застоя», лицемерный принцип «не выносить сора из избы». Но избу не очистишь, не вынеся из нее сора. Теперь, в условиях гласности и демократизации, эти правдивые и беспристрастные свидетельства очевидца драматических событий в истории нашей науки и техники могут наконец выйти в свет. В них освещается одно из «белых пятен» нашей истории, а именно — существование и функционирование в годы культа личности особого рода тюрем — специальных конструкторских бюро, где ученые и конструкторы, репрессированные в качестве «врагов народа», работали над созданием новых, прогрессивных образцов техники. Такие тюрьмы с особым режимом на языке заключенных назывались «шарагами». В очерках Л. Л. Кербера ярко и впечатляюще обрисован быт одной из таких «шараг»: подробности тюремной обстановки, методы охраны, изоляции, поощрений и наказаний спецзаключенных, их «прогулки» на крыше дома в клетке — «обезьяннике», их начальники — чины НКВД, ни аза ни понимавшие ни в науке, ни в технике, но все же числившиеся «руководителями» работ.

Автор, попавший в «шарагу» из ужасных условий общего лагеря, где заключенных избивали, морили голодом, обращались к ним не иначе, как «падла», поначалу ошеломлен относительным комфортом спецтюрьмы, чистотой, приличным питанием, а главное — возможностью заниматься любимым делом. Но тюрьма есть тюрьма, и пребывание в ней всегда мучительно; это чувствует каждый из заключенных; начальственный произвол, начальственная глупость остаются произволом и глупостью) даже в «шараге».

Среди обитателей спецтюрьмы ЦКБ-29, куда помещен Л. Л. Кербер, такие громкие имена, как А. Н. Туполев, С. П. Королев, В. М. Мясищев, В. М. Петляков, А. В. Надашкевич, многие другие — весь цвет научной и технической мысли в области авиации, прославленный в кругах специалистов по авиационной технике и вооружению. К этим кругам в какой-то мере принадлежала и я (в течение 33 лет я преподавала в Военно-воздушной инженерной академии им. проф. Н. Е. Жуковского; занималась вопросами вооружения авиации, а А. В. Надашкевича, знала лично). Хорошо помню страшные годы массовых репрессий (37-й, 38-й, последующие 40-е). Как относились мы, оставшиеся на свободе, к судьбам репрессированных? Разумеется, никто из нас не верил, будто они какие-то там «враги народа»—слишком высок был авторитет этих деятелей. Знали ли мы о их судьбах? Нельзя сказать, чтобы совсем ничего не знали, кое-какие Слухи ходили, но ничего конкретного не было известно: «взяли» — и все. Люди в те времена просто исчезали, растворялись в тумане, пропадали таинственным образом; их имена произносились, шепотом, и то с оглядкой: как бы кто не подслушал... Все мы, научные работники, жили под вечным страхом: вот-вот заберут и нас. «Брали» обычно по ночам; никогда не забуду, как мучительно было слушать ночами шаги на лестнице и думать: не за нами ли? Мой покойный муж, генерал Д. А. Вентцель, специалист по внешней и внутренней баллистике, хорошо знакомый, со многими из арестованных и крайне неосторожный в высказываниях на «опасные» темы, был, по общему мнению, самой подходящей кандидатурой на арест; но, по прихоти судьбы, эта беда прошла мимо нас, хотя многие наши друзья пострадали. А на авиационных конструкторов был тогда форменный мор... Из, очерков Л. Л. Кербера мы узнаем со слов патриарха «шараги», А. Н. Туполева, что, когда ему предложили составить список известных ему арестованных специалистов авиационной промышленности, он, на всякий случай, чтобы никого не подводить, назвал вообще всех, ему известных. И оказалось, что почти все они уже арестованы... Некоторые из них погибли в лагерях общего типа; другим посчастливилось больше: они продолжали работать, но в качестве заключенных. Именно их трудами были созданы такие образцы авиационной техники, как бомбардировщики Пе-2 и Ту-2, хорошо зарекомендовавшие себя в ходе войны и внесшие значительный вклад в дело победы. Многие из спецзаключенных стали впоследствии академиками и членами-корреспондентами; они — честь и слава нашей авиационной (а впоследствии и космической) науки и техники.

Автор очерков в высшей степени объективен, не нагнетает «ужасов» тюремного заключения, напротив, подчеркивает сравнительно хорошие (по сравнению с лагерными) условия, в которых жили и работали заключенные в «шараге». Он отмечает трогательное внимание и человечность, с какими, рискуя собой, относились к заключенным многие их вольнонаемные сотрудники и подчиненные (да, был и такой парадокс: вольнонаемные в подчинении у арестанта... ). «Приняли нас не как врагов народа, а как обиженных жизнью людей», — пишет Л. Л. Кербер. И все же, несмотря на эти светлые черточки, тюремное заключение остается трагичным, и этот трагизм ясно виден из текста очерков. Смехотворные обвинения, предъявлявшиеся арестованным, признания, которые всячески выбивали из них, производят впечатление жуткого фарса.

С большим искусством рисует Л. Л. Кербер портреты отдельных узников спецтюрьмы — все разные, каждый со своим характером. Приведя ряд таких портретов, автор философски резюмирует: «Как видим, конгломерат заключенных в ЦКБ был достаточно любопытным». Еще бы! Но на этом «любопытном» фоне масштабом личности и силой влияния на коллектив естественно выделяется патриарх «шараги», Андрей Николаевич Туполев, или Старик, как его почтительно называют (Старику в то время было около 50 лет... ). Начальствующие чины обращаются к нему, согласно предписанию, «гражданин Туполев», но видно, что и в их темных душах Старик вызывает почтение. А нас поражает стойкость, с которой, несмотря на все пережитые ужасы (арест, допросы, пытки, вечная тревога о близких), «гражданин Туполев» остался Гражданином в самом высоком смысле слова; как он упорно, самоотверженно работал, как неизменно ясна и плодотворна была его творческая мысль, как неистребимо было его чувство юмора.. Великий конструктор, словно живой, встает со страниц очерков.

И еще поражает в поведении не только А. Н. Туполева, но и других заключенных «шараги» полное отсутствие (казалось бы, столь естественных!) озлобления, обиды. Несмотря ни на что, они остаются патриотами, самозабвенно работают над конструкциями самолетов, необходимых Родине в будущей, очевидно неизбежной, войне.

А во время войны ЦКБ-29 со всеми сотрудниками — заключенными и вольнонаемными — эвакуируют в Омск, где нет никакой производственной базы («Нет ни стен, ни крыш, ни электроэнергии, ни воды — ничего!») и предлагают наладить в кратчайшее время производство самолетов для фронта. И коллектив берется за это дело, чудовищно сложное, почти невыполнимое — и справляется с ним...

Еще в 1941 году некоторых из заключенных «шараги» (в том числе Л. Л. Кербера и А. Н. Туполева) освобождают из заключения, переводят в вольнонаемные, но в их образе жизни мало что меняется — все та же работа до изнеможения, все в том же коллективе. Понемногу, по десятку-другому человек, «учитывая их добросовестную работу», начали освобождать и других узников спецтюрьмы ЦКБ-29, «и к 1945 году, — пишет Л. Л. Кербер, — позорное заведение перестало существовать».

Но память о том, что такие «позорные заведения» существовали и изымали из общества самых талантливых, самых нужных людей, — эта память не должна быть в нас вытравлена. Слишком долго нас уговаривали забыть прошлое, «не сыпать соль на раны». Нынче нас призывают к полной правде, без утаек. Знать и помнить о своем прошлом мы должны все — и страшное, и героическое. Очерки Л. Л. Кербера особенно ценны тем, что в них отражено и то, и другое. Заключенные спецтюрьмы, лучшие представители нашей интеллигенции, и в самых тяжелых испытаниях не переставали верить в будущее, в конечное торжество справедливости. Теперь их чаяния оправдались: утверждена в своих правах правда. Жаль только, что многие из них до этого не дожили, в том числе и главный герой очерков, А. Н. Туполев. Но хорошо, что их добрые имена восстановлены в народной памяти, а их заслуги — в истории техники.

Думаю, что читатели журнала «Изобретатель и рационализатор», люди всех возрастов — от молодежи, знающей о прошлых временах лишь по наслышке, до пожилых и старых людей, лично переживших те времена, — с увлечением прочтут очерки Л. Л. Кербера.